Аннотация: ЭТОТ ТЕКСТ О ВЫДАЮЩЕМСЯ БРИТАНСКОМ ХУДОЖНИКЕ УИЛЬЯМЕ МОРРИСЕ И О ЕГО ВЗГЛЯДАХ. СОСТАВЛЕН В.Граевским и М.Магидом по различным источникам
Уильям Моррис, родившийся в 1834 г. и умерший 4 октября 1896 г., был, по выражению его друга Уолтера Крейна, "поэтом, артистом, ремесленником и изобретателем нового общества". (...) Идея социальных преобразований занимала, и только отчасти, последние 20 лет его жизни. Как и Джон Рескин (знаменитый критик и теоретик искусства - прим. ред.), Моррис был сыном купца и получил образование в Оксфорде. Затем он сделался одним из поэтов новой английской школы: он занял в ней одно из первых мест со времени появления его "Земного рая" в 1868 г. После смерти лорда Теннисона можно было ожидать назначения его поэтом-лауреатом, но его социалистические воззрения и пропаганда отдалили от него официальные милости.
К литературной славе Морриса присоединяется и декоративный талант, прославивший его на континенте. Вместе с другом своим Берн Джонсом он был одним из инициаторов возрождения декоративного искусства в Англии. От бывшей его первоначальной профессии, архитектуры (Моррис считается одним из зачинателей стиля модерн, - прим. ред.), он перешел к изготовлению мебели, шпалер, печатанию изящных изданий (Моррис был издателем, создавшим ряд новых шрифтов и полиграфических приемов, воскрешавших практику первопечатников, а также деятелем текстильного искусства, воссоздавшим мастерство шпалер, - прим. ред.). Презирая, подобно Рескину, продукты механического производства, он пытался осуществить гармонию мускульного усилия и интеллектуального труда, которою восхищался в произведениях мастеров Средневековья. В его мастерских (он создал ряд ремесленных мастерских, управлявшихся рабочими кооперативами - прим. ред.) все производилось ручным трудом. Ему ненавистна была даже сама близость паровых фабрик. Обойная фабрика его (созданная им мастерская по производству шпалер, - прим. ред.) в Мертон-Аббе расположена за городом. Дом в Хаммерсмите утопает в зелени на берегу Темзы, противоположный берег которой, покрытый лужайками и группами деревьев, тянется до самого горизонта.
Красота формы, казалось, была его единственным идеалом; возрастающий успех его предприятий, по-видимому, наполнял всю его жизнь в то время, как он бросился в новое английское социалистическое движение.
Главное теоретическое сочинение Морриса о социализме есть собрание его лекций, вышедшее в 1888 г. под заглавием "Знаки перемен".
Но первым произведением его после поворота к социализму был критический труд "Надежды и страхи искусства" - 5 лекций, читанных в Бирмингеме и Лондоне между 1878 и 1881 гг. Эти лекции можно считать переходным периодом между сферой собственно искусства и социализмом. Моррис нашел основной тезис для своей критики индустриального капиталистического общества: (оно) делает невозможным бескорыстное стремление к прекрасному.
Характеризуя современное общество, Моррис сказал, что оно озабочено прежде всего производством товаров, то есть таких предметов, которые могут быть проданы. Моррис доказывал, что забота о товаре портит артистов (художников, - прим. ред.) и извращает вкус публики.
Позднее он обобщил свой протест.Вот его кредо:
Свободный индивид в свободной ассоциации. "Централизованная нация уступит место федерации общин, которые предоставят все богатства в распоряжение всех и будут пользоваться ими для удовлетворения нужд каждого члена, требуя от него только, чтобы он возможно лучше работал, сообразно со своими способностями, над производством общественного богатства. Впрочем, само собой разумеется, что каждый член безусловно свободен распоряжаться своею долею по собственному усмотрению, помимо всякого постороннего вмешательства, поскольку он действительно пользуется этою долей для собственного употребления и не обращает ее в орудие господства. Эти соображения предполагают полное равенство состояний для всех, так как жизнь людей будет различаться только их склонностями и способностями: соревнование в труде на общую пользу заменит конкуренцию и будет служить стимулом к деятельности...
Когда люди избавятся от разъединяющего их страха, порожденного нашей системой искусственного голода, они почувствуют, что лучшим средством избежания эксплуатации труда было бы дозволить каждому черпать из общего фонда сколько ему нужно, так как ни у кого не будет ни соблазна, ни случая предпринять что-либо с большею против потребностей долею" (брошюра "Ложное и истинное общество", 1893).
Моррис, сделавшись социалистом, посвятил всю свою деятельность развитию социализма: книги, брошюры, лекции, воззвания, собрания, участие в избирательной борьбе, - все обращено было им на содействие успеху движения до последних месяцев его жизни, когда болезнь и утомление принудили его к отдыху. По соседству с его домом основано было им Хаммерсмитское социалистическое общество, имевшее собрание каждое воскресенье (...) и издавшее целый ряд брошюр
Уильям Моррис и "братство прерафаэлитов"
Поиски гармонии для Уильяма Морриса имели как политическое так и эстетическое выражение. Его социально-политические взгляды и активность были неразрывно связаны с его деятельностью как художника. Необходимо отметить вклад Морриса в развитие одного из самых значительных направлений в английской живописи XIX века - искусства "прерафаэлитов".
Братство прерафаэлитов возникло в 1848 году. Художников прерафаэлитов объединяло прежде всего преклонение перед исусством раннего итальянского Возрождения до Рафаэля (кватроченто) - отсюда и название. Их объединяло глубокое неприятие современной цивилизации, безликости современного искусства. Многое роднило их и с искусством английского романтизма: любовь к старине, легендам, сказаниям. Ведущим идеологом этого направления был Джон Рескин (1819 - 1900 гг.), провозгласивший идеи нравственного и художественного воспитания в духе "религии и красоты". В основе творчества прерафаэлитов лежало стремление к радикальному разрыву с ценностями индустриально-капиталистической цивилизации (но не цивилизации вообще), обращение к эстетическим и этическим идеалам средневековых городов-коммун. Для живописи прерафаэлитов характерны яркие краски, интесивные эмоции, поиски гармонии и красоты.
Каждый из художников Братства прерафаэлитов был индивидуальностью и вскоре каждый из них пошел своим путем, не удовлетворяясь стилизацией искусства кватроченто. Данте Габриэль Россети (1828 - 1882) и Э.К.Берн-Джонс (1833 - 1898) тяготели к символизму, к декоративному искусству (необходимо отметить, что именно благодаря Данте Габриэлю Россети были заново открыты поэзия и живопись выдающегося английского поэта и художника Уильяма Блейка). Холман Хант (1827 - 1910) и Д.Э.Миллес (1829 - 1896) - достигли почти натуралистической достоверности в своих картинах, где широко использовались литературные и религиозные сюжеты.
Близкий к прерафаэлитам художник Ф. Медокс Браун (1821 - 1893 гг) писал в основном историчекие и религиозные картины, но настоящим откровением для современников стали два его произведения жанрового характера: "Последний взгляд на Англию" - картина посвященная эмигрантам и "Труд", в котором художник не только изобразил людей труда, но и противопоставил их праздным богачам.
Прерафаэлиты занимались не только живописью, но и декоративным искусством, художественным оформлением книг и т.д. В 1860 х годах Уильям Моррис вслед за Рескиным начал борьбу с обезличиванием в декоративном искусстве, неибежном при машинном производстве. Обращаясь к эстетике средневекового ручного труда, Моррис организовал художественно-ремесленные мастерские изготовления мебели, обоев, тканей, витражей, изделий из стекла и металла, рисунки для которых помимо него выполняли художники прерафаэлиты (например Берн-Джонс, используя средневековые рыцарские и религиозные сюжеты и мотивы).
Стилизаторство прерафаэлитов отчасти предвосхитило стиль "модерн" рубежа веков.
Утопический роман "Вести ниоткуда"
Предшествующее изложение социальных теорий Морриса представляет, так сказать, лишь остов его учений. По нему нельзя составить себе полного представления о нем, как об артисте и поэте, высоко ценившем красоту. Остается показать, как эти два фактора - искусство и социализм - соединяются у него одно с другим. Влияния, приведшие к этому синтезу, так многообразны, что едва ли возможно проследить их на человеке с такой обширной культурой. Из цитируемых с особым предпочтением Моррисом выдержек можно заключить, что ум его развился под влиянием поэтов, моралистов и эстетиков. Особенно часто встречаются следы влияния Рескина.
Не столько научные занятия, сколько воображение руководило Моррисом. Он особенно охотно объективирует свои теории в форме художественных видений. Вот, например, начало "Сна Джона Болла", коммунистического пастыря XIV века:
"Нередко внезапный и весьма приятный сон вознаграждает меня за утомление, причиняемое погружением в действительность. Во сне я вижу пред собою архитектурную панораму. Вижу прекрасное, благородное здание, как бы только что отстроенное по этому случаю. Я вижу его так ясно, как бы наяву; в нем нет ничего смутного и нелепого, как то часто бывает в сновидениях, отчетливо выделяются все гармонические и соразмерные детали".
Капиталистическая индустрия обезображивает все: и людей и предметы. Человеческая раса истощается в мастерских и в городах. Дым фабрик и заводов затемняет небо, грохот станков нарушает сельскую тишину. Страсть к наживе истребляет леса и загрязняет реки; механическое производство убивает искусство; крайняя бедность и чрезмерное богатство одинаково смертельны для вкуса. Чем хуже современности были средневековые времена, когда жили среди полей, когда не существовали Бирмингем и Манчестер, когда городские жители строили соборы, вместо того чтобы изнурять себя прядением хлопчатой бумаги? Карлейль поставил вопрос; Моррис неоднократно повторял его, но он не остановился на этом, потому что если и создавал свой идеал из казавшегося ему прекрасным и симпатичным всех времен, он, однако, никогда не ставил этого идеала в прошлое. Моррис желал будущего общества, в котором сочетались бы красота, благосостояние и свобода.
"Необходимо и справедливо, чтобы все люди находили для себя занятие: 1) такой труд, который заслуживал бы быть произведенным (work worth doing - любимая формула Морриса, воспоминание о Рескине); 2) труд, приятный сам по себе; 3) труд, поставленный в такие условия, чтобы его можно было совершать без чрезмерной усталости и муки... В хорошо устроенном обществе всем желающим трудиться должны быть обеспечены: 1) труд, приносящий честь и подходящий для них; 2) жилище, красивое и здоровое; 3) достаточный досуг для отдыха уму и телу" (брошюра "Искусство и социализм", 1884).
Так как сухая теория не была во вкусе Морриса, он набросал яркую картину Лондона после 2000 года: это "Вести ниоткуда" (...), утопический роман. И здесь он взял форму сна. Книга появилась в Лондоне в 1891 г. Рассказчик передает, что в своем пророческом сне он видел город, превратившийся в деревню; дома изолировались один от другого и прятались в зелени, их соединяли новые и удобные пути сообщения. Улицы заменены были аллеями. Трафальгар-сквер превратился в фруктовый сад.
"Я чуть не спросил: "Да Темза ли это?", но удержался и, скрыв свое удивление, обратил остолбенелые взоры к востоку, чтобы еще раз увидеть мост, и оттуда стал смотреть на берега лондонской реки. И было чему удивляться, потому что хотя и существовал на реке мост, а на набережных стояли дома, но как все изменилось с прошлой ночи! Мыловаренные заводы с их извергающими дым трубами исчезли. Исчезли мастерские и машины! Исчезло свинцовое производство! Западный ветер не приносил ни единого звука наковален и молотов... А мост! Может быть, я и мечтал о таком прекрасном мосте, но никогда не видел такого, разве на раскрашенном плане; даже Понте Веккьо во Флоренции имел с ним отдаленное сходство".
Вместе с современными зданиями были уничтожены и рестораны, портившие красивые прежние здания.
"С тех пор, как мы живем в этом мире кирпича и цемента, - утверждал Моррис в своих "Надеждах и опасениях за искусство", - у нас остались лишь немногие памятники, если исключить призрак большой Вестминстерской церкви, испорченной снаружи тупоумием реставрировавшего ее архитектора и оскорбленной внутри лицемерием предпринимателей похоронных процессий, тщеславием и невежеством двух последних веков и половины нынешнего".
Очевидец 2000 года передает, что нашел все эти ошибки исправленными.
"С правой стороны я увидел величественное здание, внешний вид которого показался мне знакомым. Я воскликнул: "Вестминстерское аббатство!". "Да, - ответил Дик, - это Вестминстерское аббатство! То, что от него осталось!". "Как! Что же вы с ним сделали?" - спросил я с ужасом. "Что сделали? Да немногое, разве только почистили. Вы ведь знаете, что снаружи оно было испорчено уже несколько веков тому назад; что касается внутренности здания, оно вернуло свою красоту после того, как его очистили сто лет тому назад от дрянных памятников, воздвигнутых в честь глупцов и негодяев, некогда блокировавших его, как выражался мой прадед"".
"Мы прошли далее и снова, взглянув вправо, я сказал не совсем уверенным тоном: "Кажется, это здание парламента? Служит ли оно вам теперь?". Он разразился громким смехом и довольно долго не мог успокоиться; затем, хлопнув меня по плечу, сказал: "Я вас, сосед, понял; вы действительно можете удивляться тому, что мы не разрушили этого здания, и я кое-что знаю о нем, потому что один старик-родственник давал мне книги, из которых видно, какие странные там разыгрывались комедии. Вы спрашиваете, служит ли оно нам? О, конечно. Оно служит дополнительным рынком и магазином искусственного удобрения и очень пригодно для такого употребления, так как стоит на берегу реки"".
Новый Лондон доставляет удовольствие не одним антикварам и художникам; он создан на радость для всех. Каждый живет там счастливо, трудясь согласно своим вкусам и силам, пользуясь всем необходимым для жизни, не имея ни центрального правительства, ни полиции, ни судов, ни тюрем, не различая людей по сословию и достатку. Нет более приказов и запретов; не существует даже мелких стеснений фаланстера (т.е. самоуправляющегося коллектива - прим.ред.).
"Мы наткнулись на группу людей, исправлявших дорогу, что нас несколько задержало; но я не досадовал, так все виденное мною до сих пор представлялось мне долгими каникулами, и мне хотелось увидеть, как справляются эти люди с действительно полезным трудом.
Они только что отдохнули и снова принялись за работу в ту минуту, как мы подошли, так что стук кирки заставил меня очнуться от моих мечтаний. Было там около дюжины здоровых молодых людей, напоминавших мне партию гребцов, некогда виденных мною в Оксфорде и так же мало тяготившихся своим делом, как и те. Их верхнее платье лежало у края дороги, аккуратно сложенное и порученное надзору ребенка лет шести. Мальчик обнял одною рукою шею большой собаки, нежившейся, как будто этот летний день создан был исключительно для ее удовольствия. Взглянув на груду платья, я мог заметить переливы золотого шитья и шелка... тут же стояла большая корзина, в которой, по-видимому, хранились паштеты и вино. Около полудюжины молодых женщин следили глазами за работой и работающими".
Наглядевшись на все эти прекрасные вещи, рассказчик проснулся и имел огорчение снова очутиться среди туманов нынешнего Лондона. Весь этот рассказ - сон; но в нем следует видеть более, чем фантазию романиста, так как видение будущего было для Уильяма Морриса не простою идиллией, также как его пристрастие к средним векам не было реакцией.
Можно (...) спросить, не слишком ли узка социальная реформа, основанная исключительно на интересах искусства. Устранить употребление машин, крупную индустрию, затем отменить систему свободной конкуренции старых экономистов, - действительно ли это единственное средство устранения нищеты?
По-видимому, Моррис, - если не во всех своих произведениях, то, по крайней мере, в "Вестях Ниоткуда", - останавливается именно на таком способе. Мы имеем по этому поводу веское свидетельство Уолтера Крэйна в биографической заметке, посвященной им памяти друга.
Крэйн передает, что "Вести Ниоткуда" были написаны с целью служить противоположением и даже почти противоядием другому утопическому роману - "Оглядываясь назад, или 2000 год" американца Беллами. "Оглядываясь назад" - воображаемое осуществление своего рода государственного социализма во вкусе Луи Блана. Все виды индустрии и обмена организованы в виде общественных учреждений. Развитие машинизма доведено до высочайшей степени: все производится электричеством и паром. Жители скучены в городах гигантских размеров.
Напротив, "Вести Ниоткуда" рассыпают людей по селениям, устраняют машины, разрушают промышленную и политическую централизацию и предоставляют автономию каждой группе.