Аннотация: Памяти моего дяди, Самуила Абрамовича Шифер посвящается.
Памяти моего дяди, Самуила Абрамовича Шифер посвящается.
Золотые часы.
Мой сын любит родственников. Как сильна генетическая память в нем о тех временах, когда семьи евреев были многочисленны и шумны. Ему не хватает этого шума. А мне нечем помочь ему. У нас маленькая семья. Почти всех уничтожили во время развязанной ими войны , в прошлом фашисты ,"раскаявшиеся" теперь демократы - немцы.
У моего деда было пятеро братьев. Они остались в Польше и погибли там с женами и немалыми семьями. В эвакуации от злой азиатской болезни умер и сам дед. Там же навеки затих малолетний мой старший брат. Мы всю жизнь, скорбя, поминали их.
Но главной болью нашей семьи был мой дядя, брат моей матери. Я никогда не видел его живым. Он смотрел на нас с пожелтевших старых фотографий, заботливо хранимых бабушкой. Иногда задумчивый, иногда улыбаясь, он сидел в кругу семьи, или играл на мандолине. Он был гордостью деда. Он впервые в семье получил высшее образование. И какое. Он стал детским врачом с красным дипломом. Он мечтал быть доктором. Вскоре после окончания института стал главврачом детской больницы в пригороде Одессы. Большого роста, широкий, крупный, доброжелательный, он пользовался любовью детей и уважением родителей. Женой не обзавелся. Не успел. Грянула война. Только заскочил попрощаться в форме офицера медслужбы. Отдал матери золотые часы, подарок деда за окончание института. Он, всегда заботился о близких . Ведь может быть в дороге нужда. И ушел на фронт.
Через месяц обрадованное семейство уже в эвакуации получило его первую весточку.
Он писал, что служит врачом в севастопольском госпитале. Что много раненых и
приходится нелегко. В последнем полученном от него письме сообщал, что немцы
жмут. Советские войска отступают. Раненых не успевают увезти, и он с медперсоналом остается с ними. Потом было молчание, тягостное и тревожное. И через год нагнало бабушку извещение, в котором говорилось, что сын ее пропал без вести в районе Севастополя во время продолжительных и тяжелых боев. И все.
Поплакали, погоревали.
Но все-таки не погиб. Ведь есть надежда. Надежда, как всегда, умирает последней.
И бабушка ждала его всю свою жизнь. Она очень сокрушалась, и мы всей семьей дружно поддерживали ее. Зараженные ее верой мы сами верили, что в один прекрасный день
раздастся стук в дверь, и на пороге встанет он. Но шли годы, а дяди все не было.
Бабушка, мать и отец писали по разным инстанциям, безуспешно. Никто ничего не знал.
Пенсию за сына бабушке не дали. Ведь он не погиб. Пропал. Кто знает? А вдруг продался врагам, дезертировал или в плену?
-Ну и что, что еврей?- говорили в военкомате.- Ну и что, что офицер? Такие случаи бывают.
Нет. Сын моей бабушки, брат моей мамы и наш дядя с войны не пришел. Бабушка умерла...
Она ушла из жизни, оплакивая сына, но в слепой материнской вере, что Бог сохранил его.
Дядя оказался прав. Золото его часов в эвакуации обменяли на хлеб, что спасло бабушку и маму. Часы потертые, когда то золотые, висели на стене в нашем доме, в железном кустарном корпусе. Они давно безнадежно стояли. Часовщики качали головами, чистили, капали маслом, недоумевали , давали советы, но деталей для замены не имели. Часы то "не наши", старые как мир.
Настали новые времена. Горбачевские сквозняки ничего, кроме насморка, не сулили.
Пришел наш черед покидать СССР. Не легко, но мы собрались в Израиль.
- А ты знаешь, дорогой, ведь ты не еврей, - огорошила меня жена.
-Что за шутки?- усмехнулся я.- Всю жизнь хромал на пятую ногу и вдруг... С чего ты взяла?
- А вот!- показала жена мою метрику и тут же свою. Действительно на ее метрике пятая графа радовала глаз-"еврейка". На моей же, пятой графы не было вообще.- Ну и как ты собираешься доказать свое "еврейское счастье"?
-Да,- пригорюнился я.- Новые хлопоты. Хотя не страшно. Ведь у меня есть ты.
Коварные гуманисты проделали надо мной "эскримент". В то послевоенное лихое время,
что мне посчастливилось родиться, советская власть в эйфории прекратила фиксацию национальностей. Правда, скоро об этом пожалела. А я со своей удачей уже
попал в коммунизм. И, что характерно - прямо накануне капитализма. Вот она старая мина. Лежит, лежит тихо до поры а потом - бац !..
- Как же теперь доказать, что я еврей, вовсе? Откуда же теперь узнают, если документы все я уже сдал?- жаловался я своему искушенному в советской юриспруденции соседу.
-Только не надо волноваться, - сказал этот сосед.- Ты что думаешь, "они" того?..
Все в порядке, балда . На самом деле "они" только в твоем экземпляре не указали, а у них в ЗАГСе , слава богу, все, все на своем месте. Тебе только - подъехать и попросить документ с национальностью.
-Так просто?- не поверил я и правильно сделал.
Тем-то и отличался СССР, что в нем никогда просто не бывало.
Совсем об этом позабыв, я сунул в карман готовую к выезду визу (документы уже отняли), какую-то толику денег и сел в поезд, направляясь через Симферополь в Севастополь.
Место рождения не выбирают.
Приехав в Симферополь, стал договариваться с таксистом. Быстро надо - времени в обрез.
-До Севастополя довезешь?
-Запросто. А пропуск у тебя есть?
-Нет.- Я совсем забыл, что Севастополь - закрытый город.- А без пропуска нельзя?
-Можно, но после первой же проверки ссадят. Там по дороге полно КПП понатыкано.
- Как же быть?- Мной овладела тихая паника. Хорошее дело. "Советских" без пропуска в город не пускают, а я же вообще - иностранец.
Переживания прервал голос из окна подъехавшего "Москвича".
-Это тебе в Севастополь без пропуска?
-Да, - пришлось горестно признать. Терять уже было нечего.
-Четвертак имею?
-Конечно,- обрадовался я.- А как же КПП?
-А тебе что КПП нужны ?
-Вовсе нет,- сказал я, хлопнув дверцей.
С шофером, приятным мужчиной средних лет, мы мчались по крутой диковатой дороге. Дорога ринулась над морем вдоль кустов и обрывов.
-Стоп. Надо долить в радиатор воду,- сказал мой "проводник",затормозив.
Он вышел из машины поднял капот. Я вылез за ним поразмяться. Под обрывом блестело море, мирно сливаясь с небом на горизонте.
Водитель захлопнул капот и подошел ко мне.
-Ты знаешь, что было на этом месте? - спросил он.
-Я никогда здесь не бывал,- ответил я.
-Посмотри вниз. Видишь блоки справа бетонные?
-Да.
-Страшное дело,- сказал шофер.- Во время войны там находился военный госпиталь.
Немцы сильно теснили. Наши побежали в беспорядке. Раненых забрать не успевали и, чтобы не достались врагу, взорвали весь госпиталь с ранеными и врачами. Никто не спасся.
Странно, что шофер сам рассказал мне об этом. Почему? Ведь я не спрашивал ни о чем.
У меня отнялись ноги. Какая-то мистика. Вот это место, которое взывало к нам всю нашу жизнь. Я случайно по воле рока прикоснулся к судьбе незнакомого, но близкого мне человека. Я поставил точку в нашей семейной беде. Дядя погиб. Трагично и нелепо. Всевышний сам вел меня по этой крутой дороге, чтобы подтвердить мою правоту. Эту страну надо оставить. Людям жить нельзя в стране, населенной монстрами и выродками.
Бросить раненых - преступление. Ну, не могли спасти. Как можно взорвать
раненых товарищей? Ну, взорвали, убили своих, такая вывернутая ментальность.
Но дальше. Не сообщить о гибели родным погибших. Наверное, не знали даже имен всех взорванных людей. Обычный русский бардак, равнодушие и нелепая бездумная жестокость. Убили ведь не только тех, в госпитале. Лишили жизни и их родных. Сколько пострадавших матерей, отцов, детей жило под гнетом ужасных строк - "пропал без вести",что предполагало при тогдашней подозрительности все вплоть до предательства.
Старикам честных погибших солдат государство не давало поддержки. Подлая власть
Подлая страна. Будь они прокляты...
Как странно. Дядя погиб, а я родился в Севастополе...
Метрику с "пятой графой" я получил. Доплатил лишь "за скорость" немножко. Да какой еврей не привык платить? Спасибо, что все в порядке. Там у них в книге регистраций загса все было чинно и благородно, без всяких "штук" - и пятая графа была и шестая и седьмая... Мне вернули назад мою горькую и гордую принадлежность. Я теперь "снова еврей".
Покидая насиженное гнездо, свою "не историческую родину", я вдруг обнаружил, что не владел ни чем.
Квартиру сдал ЖЭКу. Мебель - иссохшее старье, ушла к старьевщику. Телевизор "Электрон" уже исчерпал свой ресурс. "Знаменитую" советскую электронику подарил друзьям.
Вот и все. Несколько чемоданов одежды и посуды, что мы в отчаянье вывезли, по приезде на родину историческую пришлось постепенно сдать в утиль. Лучше мы бы оставили это нуждающимся.
Единственной "ценностью" среди немногих вещей, были когда-то золотые часы дяди, как семейная реликвия и талисман. Они свято хранились моей бабушкой. После ее смерти, отцом и перешли по наследству ко мне, старшему сыну в семье.
-Твои часы таможня не пропустит, можешь даже не волноваться, сказал мой друг, Марик, имевший опыт переезда границы всех своих бесчисленных родственников. Я не имел повода ему не верить. Он пользовался в определенных кругах большим авторитетом по части эмиграции.
-Так что же делать?- Спросил я, держа в руках заключение спец. комиссии таможенной службы, где сообщалось, что часы, мол, антикварные, иностранные. Вывозу за рубеж не подлежат,-Они ведь никакие не антикварные, никому не нужное, кроме меня старье. Я не могу без них уехать. Я как будто предаю, на произвол судьбы бросаю память нашей семьи. Понимаешь?
-Ты ничем не рискуешь,- сказал Марик.- Попробуй, кинь часы среди вещей в какой-то чемодан и положись "на счастье".
Положиться на мое "еврейское счастье".
Эти часы нашли, едва открыв чемодан, и сразу же со скандалом вернули на советскую Родину.
Чемоданы ушли за рубеж, а я все стоял "на границе" с кучкой домочадцев и провожающих, с часами в одной руке и с сынишкой в другой. После таможенных проверок мы были опустошены и морально и физически. Эта ночь отлета совсем измотала нас.
-Да, что ты держишь эти часы? Стоишь, как Биг Бен. Всунь их ребенку в карман, -шепнул хорошо знакомый внутренний голос наверно от безысходности. Он шепчет редко, но всегда "по делу".
Я, тут же спохватившись, последовал его совету. Мой юный отпрыск, почуяв тяжесть в кармашке, всунул туда руку.
-Папа! Это мои часы?- задал ребенок законный вопрос. Мы подходили к месту таможенного досмотра пассажиров.
- Твои, твои, - тихо шепнул ему я. Ребенок задохнулся от счастья.
-Так у меня теперь есть часы. Настоящие. Папа! Который сейчас час?
Этот вопрос звучал все время прохождения досмотра, в сопровождении попыток удостовериться в правильности ответа лично. Я уже полностью седой и потный из последних сил пытался "держать ситуацию". Видно усталость и ночная вахта притупили бдительность стражей, а может, ангелы святой земли разверзли над нами волшебные крылья. "Контрабанда часами" увенчалась успехом.
Уже, упав в изнеможении на свои кресла в самолете и снимая пальтишко с сына, я услышал мерный звук. В кармане ребенка "шли" дядины часы. Они тикали после десятков лет молчания.
Так мы покинули бывшую Родину, без слез, без сожаления...
Мой сын любит родственников. Мой сын израильский солдат. Мой сын любит свой народ и свою страну. Мы живем на своей земле, завещанной нам предками и Всевышним.
Мы живем в Израиле, на земле политой еврейской кровью, где каждого солдата помнят и никогда не бросают в беде. Значит такое возможно и зависит от народа и страны, да будут они благословенны в веках.
А часы дяди, когда-то золотые, старинные, швейцарские висят на нашей стене в новом доме, в старом потертом железном корпусе. Часы идут до сих пор.
Они отсчитывают наше время эти бессмертные свидетели большого счастья, великого горя и огромной любви.
А. Магидович
P.S.
Шалом!
Меня зовут Александр Магидович. Я живу в Афуле, работаю в Афуле и пишу в Афуле. О чем пишу? Пишу о жизни, которая прекрасна во всех ее проявлениях. Не утомляя читателей нарочито длинной моралью, я пишу о том, что меня веселит, о чем я грущу в надежде на взаимность.
" Нельзя жить только для себя. Надо делиться с людьми", -говорила моя любимая бабушка Хана. Вот я и делюсь, чем могу.
На Ваш суд представляю свой рассказ, один из наиболее близких мне по духу. Возможно, он понравиться вам, что даст ему шанс найти сочувствующих за пределами моего письменного стола.
Немного о себе. Я 15 лет в Израиле. Инженер-элетрик. Сменив город -герой Одессу на героическую Афулу доказал, что не город красит человека ,а вовсе наоборот. Вот я и "крашу".