Аннотация: Её и любят, и боятся. Она не знает чего ждать от себя... И нет виноватых... ИНАЯ! Есть ли выход?
ПРЕКРАСНАЯ
Комната. В ней открытые двери. Много открытых дверей, и за каждой из них - комната, а в ней тоже множество открытых дверей. Всё видно насквозь. Все комнаты. Все двери... Где-то убранство похоже, где-то нет, однако, всё наполнено светом, всё чисто, ухожено. Но стоит куда-либо пойти, и довольно скоро перестаёшь понимать: из какой двери ты вышел? И где дорога назад? За каким из множества проходов тот мир, который был твоим? Иной раз кажется, что этот вариант твой, родной... Или нет? И ты его пропустил, не узнал? И теперь никогда не вернёшься назад... И вдруг становится страшно. Так безысходно, так панически страшно...
- Я схожу с ума? Я точно схожу с ума...
Если бы она сейчас посмотрела в зеркало, то увидела бы в своих глазах мучительное отчаяние, какое уже видела прежде в глазах мужа. Отчаяние непонимания происходящего. И как помочь в такой ситуации?
Она знала, что Дрю любит её. Любит так, как в старых сказках - беззаветно. Знала: он не предаст, не бросит, что бы ни случилось. Но что может случиться, она и представить не могла...
- Дрю, когда родится малыш (ей пришлось сделать над собой усилие - на языке вертелось не "когда", а "если"), не оставляй его со мной, как бы я тебя об этом ни молила. Обещай! Слышишь? Пока я сознаю, пока ещё не поздно.
- Господи, милая, зачем ты себя так накручиваешь? Это был всего лишь сон. Страшный сон. Успокойся. С беременными такие нервные срывы случаются. Я читал. Да и мама говорила...
- Правда?! С ней тоже происходило подобное?
Дрю на долю секунды замешкался с ответом, но этого было достаточно, чтобы понять...
- Обещай выполнить мою просьбу: ты заберёшь от меня сына и вернёшь меня на Прекрасную, чтобы навсегда покинуть её.
- Что ты говоришь? Подумай! Я не хочу и не могу жить без тебя... А ребёнок? Он в чём виноват?
- Вот именно: он в чём виноват? Ты знаешь, ты представляешь, во что я превращусь? И когда?
- Не придумывай, нам всегда было всё по плечу. Мы - идеальная пара. Ты и только ты - то, что мне нужно... Подожди... Это дело во мне? Я тебя чем-то обидел?
Она молчала. Она не знала: что сказать? Она чувствовала Дрю. Она его всегда чувствовала. Она не могла не быть с ним в гармонии. Когда он бывал счастлив, она тоже светилась радостью. Но была ли эта радость её собственной или отражённой, она не понимала. Она ощущала его привязанность, его обожание, его любовь. Эту любовь она воспринимала как нечто сверхсильное, сверхважное, сверх того, что можно описать словами. Но было ли такое чувство у неё? Она не знала... Она вообще многого не знала.
Иногда она обнаруживала, что какое-то время выпало из привычной ленты минут, часов, а то и дней. И если короткие моменты небытия пугали только её (какое-то время она запрещала себе верить в происходящие провалы, другие об этом даже не подозревали), то периоды, когда она исчезала за закрытыми дверями своей комнаты на дни (не реагируя ни на какие попытки привлечь её внимание) без пищи и без объяснений (а как объяснить то, чего сам не понимаешь?) не могли не переполошить всех. Для неё течение жизни как бы и не прерывалось. Просто, не закончив какого-либо действия, она вдруг обнаруживала себя нагой, среди странного нагромождения предметов, назначения которых не понимала; видела перепуганные глаза Дрю и ничего не могла пояснить. Никаких воспоминаний не было.
С Дрю она познакомилась на Прекрасной - планете, куда иногда заносит романтиков. А вам не интересно увидеть обитаемый мир с таким именем? Любовь была любовью с первого взгляда. Так на Прекрасной бывает: прилетит человек по делам на пару деньков и остаётся навсегда. Но в их случае произошло по-другому: она отправилась бороздить космические просторы вместе с Дрю, ставшим её судьбой. Вообще-то у него, кроме древнего имени Андрей (Дрю придумала она, от "Андрюша") и проверенного временем и пережитыми приключениями корабля, были родители - члены экипажа и самые дорогие люди... Именно ради них, ради его искренней привязанности к домашним, она решилась на эмиграцию с Прекрасной. Рискнула. Почему рискнула? Да потому, что существовало табу: рождённый на Прекрасной только здесь и должен жить. Иначе... Что будет с беглецом, никто точно сказать не мог, но то, что это будет нечто ужасное - знали все.
В легендах всегда есть герои, меняющие предначертанное... Нет, она не считала себя ниспровергателем общепринятых норм, просто не слишком верила в старинные предания. И манили новые впечатления... А ещё она не помнила своих родителей. Возможно, что о них никто ничего не знал, так как в учебном заведении, где она росла, ей такой информации не предоставили. Сиротой, обделённой вниманием и заботой, она себя не чувствовала, её детство было наполнено творчеством, радостью, спортом... Таких детей, как она, было вполне достаточно, чтобы их круг стал своего рода семьёй... Но попасть в настоящую семью, стать её частью - это ли не мечта?
И вот наступила расплата. Теперь она понимала, почему в части наказания миф был так неопределён. Ей страшно. Но чего она боится? Этого она не могла объяснить даже себе. Она боится будущего... Но будущее - загадка для всех, из-за этого в панику не впадают... Хватит врать: она боится себя! Не знать кто ты такой и на что способен - разве это не повод для отчаяния?
Кем были её родители? Почему оставили её? Может быть, они знали о ней нечто такое, с чем нельзя смириться? Вдруг внутри неё притаился монстр, поджидающий момента, чтобы вырваться на свободу и... И откуда взялось табу на выезд с Прекрасной? Что за всем этим кроется? Сейчас эти вопросы перестали быть общими, праздными. Сейчас они требовали точных и быстрых ответов, от которых зависит участь её самой, ещё нерождённого ребёнка, Дрю... История родной планеты в части сказаний была занимательной и туманной - метаморфозы не то богов, не то неведомых пришельцев в людей - типичная подмена сказки для подростка, изучающего курс краеведения. Такие побасёнки есть у любой цивилизации. Нельзя выезжать под страхом мистической кары? Слабая экономика, отдалённость от культурных, да и вообще центров ... Тут любой способ удержать население подойдёт... Нет, здесь ответа она не находила. А вдруг это что-то генетическое? Тогда и наследственное. И, получается, ребёнок тоже... Нет, нет и нет! Об этом даже думать не смей!.. Думается... На Прекрасной экспертиза ДНК проводится крайне редко, исключительно при чрезвычайных ситуациях, так как должно же быть у личности индивидуальное пространство, особое тайное для всех сочетание природных составляющих, которое делает тебя единственным таким на свете. В других мирах - другие законы. Там в генетическую программу особи (не только человеческой) вносят изменения и... И имеют свои проблемы. Люди с заданными параметрами, люди-клоны... Расизм ещё до рождения... На Прекрасной тайну сотворения нового человека оставили природе. Итог: ничего не зная о родителях, она ничего не знает о себе. И теперь, когда внутри неё уже зреет жизнь, решиться на исследование ДНК - значит поставить под вопрос шанс рождения её с Дрю сына. А вдруг это единственный шанс?
Марк и Лидия - родители Дрю - относились к невестке с ласковой нежностью ("как к тяжелобольной", - невольно думалось Эоле). Они старались всё брать на себя, давая возможность будущей маме чувствовать себя комфортно. Понятно, что за много лет совместного путешествия по времени и вселенной, они привыкли управляться со всем своим хозяйством без помощников, но время, свободное от повседневных забот, требовало заполнения. Эолу сначала радовала возможность уединиться, прежде такой привилегии - побыть наедине с собой - у неё не было, но приступы (как со временем она стала называть свои особые состояния вне дневного сознания) происходили как раз в одиночестве. "Быть может, это связано?" - однажды подумала она. И стала искать общества, общения. Её новая родня охотно поддержала почин: им было что поведать благодарному слушателю (ведь не будешь же рассказывать пережитое участнику событий), им нравилась эта девочка, в компании которой было легко. Воспоминания всколыхнули чувства. А чувства Эола воспринимала как собственные. Это сблизило. Это помогло. Но... Во сне она себя не контролировала. И иногда просыпалась по графику, а иногда после приступа.
После приступов воспоминаний не оставалось. Никогда...
Но сегодня была анфилада комнат, дверей, путей к себе, как будто бы ясных, простых, но потому коварно запутанных. Путь в свой мир, который ты путаешь с чужим, очень похожим, теребил душу.
В компьютере содержится масса программ. Ежемоментно активирована лишь одна. Если она осознаёт, отделяет себя от других, то может думать, что в данном теле она одна и есть... Однако, в следующий миг, когда включается иная программа, эта иная, предполагает, что она - индивидуальность, главная в приданном ей корпусе. Программы обычно не конфликтуют, так как не контактируют; им нечего делить: время и доступное пространство безраздельно принадлежит каждой в период её реальности. Но могут оставаться следы...
Она - не андроид. Но кто-то, помимо Эолы, может в течение приступа считать её плоть своею... Ведь остаются следы... Что конструирует другая сущность? Чего хочет? Кто - она или Эола - здесь настоящий, основной, ведущий? Ведущий куда, зачем? Это друг или враг Эолы и её семьи?
Вопросы без ответов...
Почитав про явление раздвоения личности, убедившись, что такой феномен не редкость, что наука давно его изучила, и, в принципе, можно нормально жить, познакомив сосуществующие попеременно личности друг с другом через других людей или письма друг к другу, Эола написала себе иной и стала ждать.
Ответа не последовало. В первый раз листочек с письмом оказался частью вновь сооружённой конструкции, во второй раз остался лежать на месте, в третий раз нашёлся смятым в куче брошенной как попало одежды. Иная, если она существовала, на связь выходить не захотела.
А время шло. Приступы не носили регулярного характера. Чаще и длительнее они становились вдали от населённых людьми звёздных систем. Это должно было что-то обозначать...
Глубокий космос - не вакуум. Точнее - не абсолютный вакуум. Он пронизан самыми разными излучениями. В космической пыли содержится множество известных и неизвестных компонентов: химических соединений, вирусов, да мало ли чего ещё... Плюс психологическое давление: за тонкими стенками корабля беспредельная бездна... Электронный доктор может многое, но не всё. Помочь Эоле он оказался бессилен. Инфекций в крови не оказалось. Психические срывы были приписаны особенностям нервной организации в период беременности в нетипичных для пациентки условиях. Рекомендация воздержаться от чрезмерных нагрузок ей, итак ничем в общем-то не загруженной, пользы не принесла. Хотя... В период вынужденного ничегонеделания Эола размышляла, сопоставляла факты, строила версии... А вдруг иная не понимает привычного для неё, Эолы, языка? И просто не смогла понять оставленное для неё послание? На Прекрасной, как и в большинстве обитаемых миров, население говорит и пишет на стандартном общегалактическом языке. Но, будучи нестандартной в одном, она может быть нестандартной и в другом... Как поговорить с тем, кто тебя не понимает? Электронный переводчик полезен лишь тому, кто умеет им пользоваться, поэтому аудио-, видео- и любая другая запить могут не сработать, ведь, судя по следам, иная и в смысле привычек и навыков иная, ей даже одежда не нужна... Первобытные люди совсем не имели речи, но общались и могли выражать мысли, а она не может?! Эола решила сделать даже не рисунок, а целую скульптурную композицию, в которую можно вложить эмоции, действия. Если иная не отзовётся, то её произведение вберёт в себя образы, которыми сейчас живёт Эола, и тогда это останется как память о ней, когда... Когда придётся проститься... Раз к лучшему ничего не меняется, разумнее всё же проститься. Резерв времени до рождения ребёнка тает. А сыном она рисковать не будет.
Эола вообще-то про себя удивлялась беспечности Дрю и его родителей. А вдруг в неадекватном состоянии она совершит нечто неадекватное, опасное для корабля или его обитателей? То, что до сих пор иная не выходила за двери каюты ещё ни от чего не гарантировало. Скорее всего, Эолу не хотели обидеть подобными подозрениями и потому общепринятые меры защиты безопасности не усиливали. И тогда она сама попросила Дрю позаботиться хотя бы о контроле за состоянием её каюты. Видеонаблюдение нарушало личные свободы, но это была её собственная просьба, она хотела знать, что происходит за закрытыми дверями, и Дрю согласился.
Фигурки из особого пластика, которые создавала Эола, изображали обитателей корабля: у неё вид был слегка растерянный, у Марка и Лидии, как обычно, - внимательный, заботливый, Дрю и в миниатюре был вместилищем любви и тревоги. Она соединила руки так, чтобы стало понятно: это круг единомышленников, это семья.
Иная не согласилась. Круга не осталось. Теперь композиция напоминала сюжет охоты, когда трое, объединённые в цепь, ловят одинокую жертву - её!
Видеозапись ничего не объяснила. Вот Эола творит своё произведение. И вот она же (но этого в памяти уже нет) рушит композицию, рушит порядок в каюте, но сооружает нечто, назначение которого - тайна. Выражение лица, как маска, неизменно. Эмоции отсутствуют. Руки-ноги работают. Одежда срывается с тела по мере восприятия её как чего-то, мешающего свободе движений. Комментариев за кадром нет.
Когда видишь со стороны себя, но вне себя, это испытание не для слабонервных. На Эолу видеозапись произвела двоякое впечатление. Ну, во-первых, похоже, она ожидала увидеть что-то более странное и страшное, поэтому испытала даже некоторое облегчение, а во-вторых, убедилась: она - не одна, так как сумасшедшие имеют искажённые представления и чувства, которые демонстрируют, они возбудимы, а в её случае был как бы биоробот, но примитивный, без проявления присущей человеку психической активности. Вот это было хуже. Иная оказалась настолько чуждой Эоле сущностью, что вызывала скорее антипатию, чем желание понять, помочь или просто принять как часть себя.
Семья перестала изображать благополучие. Разрасталось не беспокойство, а напряжённое ожидание скорой беды. Никто никого ни в чём не обвинял. Все старались поддержать друг друга, ободрить. Но перемены уже стали неизбежны.
Это произошло, как всегда, неожиданно. Она была отпущена. На какой срок? Поди угадай... Узнавать опасно: только загляни в их жизнь - потеряешь свою... Мозаика кусочков её краткого бытия укладывалась в нечто трагическое, безысходное. Из хранилищ памяти приходили образы, помещённые туда давно, не ею. Они предостерегали, они подсказывали, они требовали. Но чего? Они не были безмолвны. Они были настолько близки, что воспринимались прирождённой частью её самой, вот только непознанной.
Она всегда находилась здесь. Окружающее пространство не было для неё незнакомым, но не было и привычным, своим. Оно было ограничено и заполнено массой самых разных предметов, живших собственной неведомой жизнью. Оно было насыщено угрозами, парализующими естество так сильно, что краткого времени свободы обычно не хватало ни на что...
Однако, изменения, происходящие с ней в последнее время, требовали срочной активизации даже тех ресурсов, которые она хоть и ощущала, но не изведала, не опробовала пока... Она больше не была одинока! Но её сокровище кто-то уже считал своим и готовился отнять навсегда...
Такого отчаяния, с каким Эола пришла в себя после этого приступа, она не представляла. Её ребёнок в опасности! Она безотчётно рванулась, и... Оказалось, что привязана!!!
- А-а-а! Дрю! А-а-а! - страх отнял речь, собственный крик пугал ещё больше.
- Эола, это ты? Это действительно ты?
Вопрос вбежавшего мужа ошеломил: всё настолько плохо?
- Я... Наверное... Ребёнок... Что с ребёнком?
- А что?
Вопросом на вопрос Дрю прежде не отвечал...
- Я боюсь за него.
- А я - за тебя.
Эола мучительно дёрнулась в путах:
- Отпусти...
Дрю отвёл глаза:
- Знаешь, ты была права. Мы потеряли бдительность. И едва не погибли. Все, - он хотел добавить: "И ты, и малыш", - но сказал иначе, - ради общей безопасности потерпи немного, хорошо?
Хорошо... хорошо... хорошо... Хорошего было мало... Ничего хорошего не было в том, что самый дорогой человек не доверяет ей. Кому ж тогда может довериться она? Кто поможет? Кто? Никто. Только она сама. Впервые она не сочувствовала мужу, впервые его переживания не породили в ней желания разделить его заботы. Ребёнок был важнее, но про него Дрю ничего не сказал.
- Что теперь будет? Что ты решил?
- Давай мы поговорим об этом позже. Очень тяжёлый день выдался. Ещё не всё исправлено. Мне нужно идти. Ты отдыхай. Я скоро вернусь.
Дрю говорил. Эола слушала. Смотрела, как шевелятся его губы, как нервно сжимаются в кулаки, а затем разжимаются пальцы. Она понимала слова и не могла понять смысла слов: её оставят здесь одну? Связанную?! И это им она хотела оставить своё сокровище? Малыш, словно отзываясь на вопрос матери, беспокойно зашевелился в животе. И он ощущал опасность. Ещё не появившись на свет, он уже был в неволе!
Дрю вышел, притворив за собой двери. Эмоции Эолы взорвались и... Внезапно пришло спокойствие. Сосредоточенность. Сконцентрированность на проблеме. Одной.
Нужно освободиться.
Что она будет делать со своей свободой? Какой ценой достанется она? Корабль, Дрю, его родители... Это всё не имело никакого значения. По крайней мере, сейчас. Сейчас существует одна цель, одна задача... Вдруг она поняла, что физически значительно сильнее тех пут, что удерживают её. Понимание скрытой мощи не удивило, не привело к инстинктивному порыву применить открывшееся средство. Хаос мыслей стал таять, как туман в лучах солнца. Иерархия, система, организованность шагов на пути к цели обретали чёткую определённость.
Управлять собой в таком состоянии ей никогда прежде не удавалось. Безумно трудно это было делать и сейчас. Картина бытия, сложенная из осколков давних знаний-воспоминаний, всё время размывалась. Она, внешняя, не подчинялась, мешала. Но сегодня воспринимала её, внутреннюю. Потому что теперь был посредник. Потому что другие были слишком заняты собой и ослабили хватку. Успехи были минимальными: она сама плохо понимала себя, как объяснить другой, чего ты хочешь? Внешняя была, как другие, чужая, но посредник появился благодаря ей. Похоже, что он понимал их обеих. Вот только помочь ничем не мог. Его самого требовалось спасать...
Когда Дрю вновь заглянул к жене, ему показалось, что она спит. Он посидел рядом. Осторожно, чтобы не потревожить, поправил растрепавшиеся золотые пряди волос. Залюбовался, впрочем, как и всегда, точёными линиями прекрасного (сейчас спокойного) лица. И вздохнул: ну почему так? Почему, встретив в бесконечности Вселенной свою единственную, он не может быть с нею? Неужели ничего нельзя сделать? Они все едва не погибли. Корабль "ослеп" и потерял управление. Но винить в этом Эолу? Нет, это никому и в голову не пришло. Беда была общей. И именно Эола первой забила тревогу. Она больна. Чем? Не важно. Важно не потерять надежду, важно не сдаваться. И крайне важно спасти сына!
После чрезвычайного происшествия на семейном совете было решено установить новый распорядок дня для каждого члена семьи: восемь часов - управление кораблём, восемь часов - дежурство возле Эолы, восемь часов - сон. Поочерёдно. Но сегодня все силы были брошены на восстановление жизненно важных функций корабля. Эолу поэтому оставили на время в смирительной рубашке. В надежде, что девочка простит, когда выйдет из приступа и адекватно оценит угрозу, ставшую теперь реальностью.
Марк и Лидия не всегда одинаково были счастливы в браке. Они прошли разные испытания, пережили разные времена. Но вывод сделали общий: нужно поддерживать друг друга, в любых ситуациях быть верным друг другу, только так можно выжить. Андрюшка их мировоззрение, что называется, впитал с молоком матери и теперь проходил испытание на прочность убеждений и чувств. Родители, как могли, поддерживали его, пряча собственные опасения как можно дальше.
Лидия, зная характерную черту большинства свекровей - ревность к сыну, не хотела сознаваться себе в том, что ей уже не в первый раз кажется, что внешность Эолы обманчива, что в состоянии приступа (на видеозаписях Лидию это неприятно задело) лицо невестки не просто застывает, но претерпевает метаморфозы, не характерные людям: удлиняется разрез глаз, губы, наоборот, стягиваются, укорачиваются... А если лжёт не только внешность?
Марк, наконец-то, дал себе отчёт, что, будучи мужчиной, большую часть жизни лишённым женского общества, он был очарован красотой и юным обаянием Эолы и не анализировал других её качеств. И, оказывается, он не знает, что представляет из себя человек, который теперь носит его внука, который внуку передаст неведомые гены и качества. Как случилось, что он, всегда наблюдательный и, в силу богатого опыта космических путешествий, осторожный, здесь проявил даже не легкомыслие, а безрассудство?
Только Дрю, переживая за жену и ребёнка, не имел иных подозрений.
Но пока общего разговора не состоялось: критическая масса предощущений не сложилась в потребность разрушить идиллию молодой семьи окончательным приговором, не хватало доводов, а факты можно толковать по-разному...
Эола лежала, закрыв глаза. Так можно было представить происходящее с нею сном. Так легче избежать неприятного, ненужного разговора. Так удобнее сосредоточиться на мыслях и образах, требующих внимания. Она уже знала, как избавиться от неволи. Её возможности оказались много шире и универсальнее, чем у прочих обитателей корабля. Кстати, по отношению к ним появилось отчуждение. Не обида, не враждебность, а отстранённость: они сами по себе со своими проблемами и заботами, а она - сама по себе со своими... Марк и Лидия были потенциально опасны. Пока их отношение к себе она могла контролировать. Но, чем глубже она познавала себя, тем слабее становились связи с окружающими людьми. Дрю этого не хотел замечать и не замечал: его любовь стала привычкой. Но Марк и Лидия теперь были не просто заботливы, они присматривались. В скульптурной композиции, созданной Эолой, и откорректированной иной, исправлять стало нечего - за ней охотились... В присутствии Марка её воля была парализована, но это как раз и помогало удержать статус-кво их отношений: для свёкра Эола оставалась такой, какой должна была быть в идеале. Лидия же иногда так погружалась в собственные мысли, что у невестки появлялся шанс избавиться от чужеродного влияния и хотя бы на время стать собой. Пожалуй, лишь в период дежурства Лидии это и было возможно, так как чувства Дрю захватывали Эолу целиком, в присутствии мужа она становилась прежней: добровольно безвольной, покорной и этим счастливой.
С Дрю она была только Эолой, она молила о спасении ребёнка, была жертвенна и ранима.
С Марком она всегда соглашалась. Марк порабощал: в его присутствии иная, хоть и присутствовала где-то на окраинах сознания, не проявляла себя.
А Лидия, по-женски эмоциональная, переключалась. Её мысли о сыне, его судьбе, а, значит, и о его жене, изгоняли иную. В такие моменты Эола жалела и понимала свекровь, помогала набраться смелости на решительные выводы в отношении собственного будущего. О чём не могла не сожалеть потом...
Как трудно управлять собой! Никто не причиняет тебе столько вреда, сколько ты сам. Принял решение и не выполнил его. А то и сделал всё строго наоборот! Такой вот душевный порыв приключился... Внешняя подчинялась чужим эмоциям в отношении себя безропотно. Абсолютно. Если эмоция была сильной, ей, внутренней, не оставалось места совсем; её вышвыривали в небытие, откуда с таким трудом удалось вынырнуть. И за этот период внешняя могла уничтожить всё, что удавалось создать накануне. Пока только ограниченность экипажа да удалённость от других людей позволяли эпизодически просыпаться и действовать. Она, внешняя, была марионеткой в руках людей, но, не подозревая об этом, не страдала; наоборот, была (блажен, кто верует в свою звезду) счастлива в рабстве. Но наедине с собой, в глубоком космосе, да с появлением посредника, получила редкий шанс осознать собственную природу, понять, что живёт чужую жизнь.
Измученная переживаниями и трудами, после душевного разговора с невесткой, в ходе которого вроде бы улеглись все внутренние сомнения, Лидия задремала. Она не могла видеть, как изменились черты лица Эолы, как деформировались, размягчились суставы, и стало неестественно пластичным тело девушки. Дрю спал. Марк чинил навигатор...
Наконец-то она вновь обрела свободу! Внешнюю, которую прежде она отключала, пришлось взять с собой. Так хотел посредник. Внешняя очень мешала. Она, как все люди, была переполнена страхами, сомнениями, чувствами. Её восприятие мира, её мотивации, её язык и логика поступков были совершенно несовместимы с внутренним миром иной. Их сущности были так же чужды друг другу, как огонь и вода, так же непостижимы друг для друга, как колибри и белый медведь. Они обе считали друг друга чем-то искусственным, порочным, лишним. Точек соприкосновения не было, кроме того единственного, что одна воспринимала посредником, другая называла ребёнком, но для обеих это было сокровище. Обе не понимали друг друга, не могли разобраться в себе и действовали во вред другой. А времени оставалось всё меньше. Однажды она показала внешней: в окружении людей быть нельзя! Та осталась с людьми. Внешняя очень мешала...
Когда Марк пришёл сменить Лидию, она ещё спала. Эола, сидя за столом, что-то писала в своём дневнике. Марк не подал вида, что такое положение дел встревожило его, но Эола поняла сама:
- Не переживайте. Со мной проблем больше не будет. Я никому вреда не причиню. У меня есть только одна просьба: запись, которую я сейчас делаю в дневнике, можете прочитать по возвращении на Прекрасную. Мне там её уже показывать не стоит. А вот сын, обещайте мне это, должен прочесть этот дневник в любое время, которое покажется подходящим вам или ему. Я доверю вам своего сына - ничего дороже у меня нет и не будет - любите его, вы это умеете. Я не знаю, повторит ли он мою судьбу, но пусть выбор он сделает сам...
- Выбор? Какой?
- Трудный... Не спешите. Разгадка здесь, скоро вы всё поймёте. - Эола вновь склонилась над дневником. Марк, почему-то доверившись невестке, оставил её дописывать откровение.
Никто больше не запирал Эолу. Видеонаблюдение тоже не велось. Прежние записи стёрли. Смысла в этом никто не видел. Во-первых, стало очевидно, что удержать Эолу, когда она пребывает в своём особом состоянии, никому не удастся. А во-вторых, все страхи как-то сами собой развеялись. Нет, приступы ещё случались, Эола иногда надолго уединялась в своей каюте, а, выходя оттуда, бывала бледна и печальна. Но вернулась атмосфера семейного тепла и доверия. Родители Дрю стали ещё нежнее к невестке: бедной девочке предстояло потерять любимого, навсегда расстаться с новорождённым сыном. Это ли не трагедия? Это ли не подвиг во имя будущего семьи? То, что Эола вернётся на Прекрасную, а её ребёнок останется без матери, было решено окончательно. Дрю не хотел принимать такого решения, но настояла Эола, оговорив, что он всё поймёт, когда прочитает дневник. Поймёт, простит, примет... Ввиду предстоящих событий, было решено отказаться от всех заказов и контрактов и лететь с постоянной скоростью в сторону Прекрасной с тем, чтобы прибыть туда сразу после родов.
По мере приближения к Прекрасной, приступы случались всё реже и становились всё короче, но выходила из них Эола всё печальнее. И однажды попросила ещё об одной услуге: на Прекрасной обратиться к специалистам по коррекции воспоминаний и заменить период, прожитый с Дрю, на длительную деловую поездку. Лидия и Марк обещали выполнить просьбу. Андрею об этом говорить не стали...
Роды прошли благополучно. В этот же день корабль прибыл на Прекрасную. Молодого отца оставили на корабле с малышом, а его родители с Эолой отправились в центр психокоррекции, откуда она выйдет с новыми воспоминаниями уже после отлёта корабля...
Дневник решили читать вслух, чтобы при необходимости сразу обсудить возникающие вопросы. Но вопросы остались без ответов.
...Я не знаю, кто несчастнее: я или она... У неё даже имени нет, хотя родилась вместе со мной. Её бытие столь коротко и столь трагично, что мне грех жаловаться на судьбу: у меня всё же есть прошлое и будет будущее. Я - это вообще-то она, но лишённая всего. Мои предки - не люди, не гуманоиды. Но вы не бойтесь, это вы - наши цепи. Вы - наши палачи. Невольные, но... Между нашими расами пропасть. Мы настолько различны, что в вашем языке просто нет слов и понятий, которыми можно воспользоваться, чтобы хоть как-то описать суть иных. Я - иная, но жила среди людей всю свою жизнь и думала, что вот это - мои друзья, а это - моя семья, я готова была для них на многое, потому что любила и ценила их, потому что считала: они - часть моей жизни, часть меня самой. Я стремилась понять их, пыталась помочь им, взять часть их груза, их судьбы на себя... И не подозревала, что это ловушка, капкан. Что меня пленили чужие эмоции, что иду я к чужим целям и живу не свою жизнь. А себя просто не знаю. Недосуг было, отбросив каждодневные хлопоты ради окружающих, заглянуть в себя: кто я такая на самом деле? Чего хочу? Зачем явилась на белый свет?
Вообще-то никто не виноват. Ни вы - люди, ни я сама. Ваши эмоции, особенности работы психики так влияют на нас, что подчиняют, перестраивают нашу сущность полностью. Мы становимся зеркалом, в котором отражаются порывы души, характерные тем людям, с которыми нас свела судьба. Потому так крепки наши браки... Мы перестаём быть собой, становимся вами.
Давно, когда наш космический корабль, изучавший ближние миры, попал на Прекрасную, там уже была небольшая колония людей. Встреча оказалась фатальной. В вашем присутствии мы исчезаем. Плоть принимает типичный для вашей расы облик. Сознание становится зависимым от ваших эмоций, желаний, и оно, увы, осознаёт себя человеческим сознанием. Вырваться из плена ваших мыслей и чувств можно лишь вдали от планет, населённых людьми, и только тогда, когда есть возможность погрузиться в себя.
Я - иная и я - Эола (человек) встретились и познали друг друга. На самом деле это невозможно: слишком чужды мы. Сын - часть нас обеих - стал посредником контакта. Пока он не родился, он ещё способен быть элементом обоих миров. Но когда появится на свет, станет лишь человеком, так как не любить его вам не удастся, ведь и он (таков наш рок) будет идеальным ребёнком. А когда повзрослеет, если сложатся все необходимые условия, сын, возможно, переживёт встречу с собой иным (я не знаю, как долго сохраняется память предков в наших генах). У него не будет посредника, он должен знать о своей природе заранее... Или пусть живёт на Прекрасной... Но пусть этот выбор он сделает сам. Люди! Люди, которых я полюбила и выбрала (я остаюсь человеком), ради многих поколений моих пленённых вами предков, дайте шанс моему сыну на выбор пути. Знаю: это больно. Мне тоже сейчас больно... А каково иной? Вы бы поменялись со мной местами?
Простите за пережитый страх, за поломку корабля. Иной требовалось время для активизации программы самопознания. Эта память предшествующих поколений, вписанная на уровне ДНК, у нас осталась, но молчит, подавляемая человеческим сознанием. Я-иная умнее, способнее, сильнее себя в обличии человека, и здесь, на корабле, вдали от людей, когда неизбежны периоды потери контроля над моим изменённым сознанием, вероятно могла бы попытаться освободиться любой ценой. Это вопрос спасения целой расы! Сын не позволил. Вы дороги ему. Поэтому мы с иной выбрали то, что выбрали. Это наша общая жертва.
Но, став сама добровольным рабом, не поработила ли я тех, кто привык, что я рядом, что я - часть их жизни и многое могу взять на свои плечи? Дрю, как бы поступил ты? Вы: Марк, Лидия? Освободившись от ноши ответственности за столь страшный выбор, вы стали зависимы от обстоятельств, с которыми не привыкли бороться. Со мной вам было может быть даже комфортно... Сможете ли вы теперь жить как прежде, опасаясь лишь за себя? На кону теперь не только семья... Не велика ли цена за иллюзию счастья? И в том ли счастье, чтобы тебя всегда понимали и были с тобой всегда заодно?
Моё сокровище, мой малыш, часть меня, моё будущее, наше завтра... Что уготовано тебе? Чью жизнь проживёшь ты? Свою? Чужую? Есть ли у тебя выбор? Надо ли знать тебе о существовании такого выбора? Где твоя (и моя) настоящая родина? Можешь ли ты найти себя не среди людей? И есть ли вообще свободные, не порабощённые иные? Каковы их намерения в отношении людей? Кем воспримут они тебя: человеком, захватчиком или своим? Каково тебе будет жить среди людей, знающих нашу тайну?
Не слишком ли много вопросов?
Не разобьёт ли эта правда сердце моему сыну?
И так ли плохо быть счастливым рабом и жить, не ведая о собственном рабстве?
Зачем я встретила тебя, Дрю? Зачем улетела с Прекрасной?