Двухнедельный отпуск, проведенный в Америке, подошел к концу. Навестив друзей в Мериленде, Джорджии и Флориде, Он возвращался на старом маленьком "Боинге-727", который уже свернул с посадочной полосы и рулил по летному полю мимо всех терминалов нью-йоркского аэропорта "Джей-Эф-Кей". Возле одного из них выделялся стройный, не похожий на другие, самолет с острым, как игла опущенным носом и закругленным треугольником крыльев с сине-красными эмблемами "Бритиш-Айр-Вейс".
Он прильнул к иллюминатору, забыв о короткой ночи, долгой дороге в аэропорт Тампы и почти трехчасовом перелете вдоль всего восточного побережья этой необъятной страны. "Вот это да", - подумал Он. - "Суперджет...". И вспомнил, как в далеком детстве мечтал слетать к бабушке из Москвы в Хабаровск на таком же советском "Ту-144" - всего лишь неполные три часа вместо долгих шести дней на поезде. Ему хотелось подойти к этому самолету поближе и даже сфотографироваться рядом. Однако "Боинг" проскочил мимо, завернул за угол, проехал еще несколько терминалов разных компаний и остановился у терминала "Дельты". Оставалось очень мало времени, чтобы забрать в багажном отделении чемодан, сесть на поезд и добраться до терминала, где Он пересядет на родной израильский "Эль-Аль".
Он многое знал о самолетах, в том числе и о "Конкорде", о том, что в его салоне помещается чуть больше сотни пассажиров, и что полет на нем стоит в несколько раз дороже, чем на обычном лайнере. Когда-то Он видел интервью по телевизору с пассажирами, которые, восхищаясь этим самолетом, рассказывали об их выборе путешествия на суперджете. Одна молодая пара летела из Нью-Йорка в Лондон, чтобы провести медовый месяц, а немолодая женщина, зная, что с ее болезнью осталось жить очень недолго, экономила не деньги, а время, или бизнесмен, которому была важна каждая минута его напряженной жизни.
Уже год как в Нью-Йорке не было башен-близнецов, и еще год отводился на последние полеты "Конкорда" (это стало известно позже), но почему-то железная птица, замершая на летном поле и напоминающая стрелу, в тот день взбудоражила его воображение. Однако после отпуска, не давая сделать лишний вздох, снова набравшая обороты рутина жизни затушевала впечатления об увиденном, как и обо всем остальном, что представало перед его глазами в далекой Америке. У него была уже не та работа, какой приходилось заниматься в первые годы жизни в Израиле. Оклад был выше, и требовался больший расход сил, времени и внимания. Он уже не играл на улицах ни на кларнете, ни на саксофоне, что когда-то делал после рабочего дня в гараже или на заводе с минимальной зарплатой - не хватало денег, да и не хотелось забывать истинное призвание. Однако во сне он продолжал играть, особенно, если перед сном забывал выключить радио. Ему снилась музыка, его соло в оркестре, очень сложное, и оно у него всегда получалось.
Однажды Он оделся в черный смокинг, схватил инструменты и поспешил в аэропорт. Быстрый "Конкорд" доставил его в Нью-Йорк. Желтое такси вовремя подвезло его к Рокфеллер-Центру, и Он сыграл свое соло, но не для денег, а для души - для своей и для огромной души потрясающего, величественного города (другого такого на земле не было). Музыка, которая была Им самим и этим городом...
Он проснулся, чтобы выключить радио и пожалеть о том, что все это не наяву, лишь только во сне.
Уже несколько лет, как "Конкорд" больше не поднимался в небо - невыгодно и даже небезопасно... но до чего же красиво и величественно.