Майков Андрей Владимирович : другие произведения.

В гостях у прокруста

"Самиздат": [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:


 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Сборник стихов "В гостях у Прокруста". Санкт-Петербург, 2007.


В гостях у Прокруста

1. Алькатрас

  
  
   Гость
  
   Зайдя по приглашению Прокруста
   На шар земной из трансцендентных сфер,
   Но, вспоминая, как в романах Пруста,
   Родную мне галактику химер,
  
   Живя скорей поэзией чем хлебом,
   Продавливая мыслями матрас,
   Под звёзднополосатым рваным небом
   Я жду, как узник форта Алькатрас,
  
   Когда покинет грешную планету
   В астральный мир вернувшись из гостей
   Душа впервые взвешенная нетто,
   Без мяса, жира, кожи и костей.
  
   * * *
  
   Счастье плавало в мутной воде обмелевшего Тибра,
   Его мёртвый язык был немного похож на латынь.
   Стервь-душа не ложилась в стихи, разве только в верлибры,
   А рассудок советовал: "Хватит. Не нужно. Остынь."
  
   Ты хотела модерна, а я - оставаться классичным.
   Не гекзаметром если - анапест в пять стоп заплести.
   И ни слова о главном, ни слова о лишнем и личном.
   Только взгляд. И сугубо для рифмы - немое "прости".
  
   * * *
  
   Я из тех тварей - выживших у Ноя,
   Спасённых от потопа - ну и что?
   Что жизнь? Не больше чем передвижное
   Смешное шоу, шутка, шапито.
  
   В одном лице - жонглёром, акробатом,
   Эквилибристом, клоуном. Ох. Ах.
   Эх, лучше бы с ковчегом, с Араратом
   В тех самых очистительных волнах...
  
   Но раз живу - наверное так надо.
   Ещё прошу: мол, больше мне отмерь.
   Я избранный: из тысяч - в пару гадов.
   За этот выбор я плачу теперь.
  
   Евпатория
  
   Колёса стучат. Равнодушно взираю в окно.
   Я еду не зная куда, не имея билета.
   Кончаются рельсы. Последняя станция - Дно.
   О ней написало уже слишком много поэтов,
  
   И так как нельзя повторяться - всю эту историю
   На радостной ноте придётся закончить, на том
   Как поезд подъехал на райский вокзал в Евпаторию.
   (Продолжил бы если б там был, если б знал что потом...)
  
   * * *
  
   Ловить сачком невидимые тени,
   Прообразы набоковских лолит.
   Писать сонеты в метрополитене
   Забыв что сок любви давно пролит.
  
   Упадничества вкладывать мотивы,
   Мусоленный, унылый статус-кво
   В безличность моего инфинитива
   (Ах, да, простите, снова - моего).
  
   И вновь писать, местами - слишком сыро,
   Но чаще слишком сухо, как ни жаль,
   Чтоб с упоеньем на голову миру
   Очередную выбросить скрижаль.
  
   * * *
  
   Гаишник напевал романс по рации,
   Министр глотал иголки словно йог.
   Презрев Ньютона, даже гравитация
   Влекла не вниз, а так - куда-то в бок.
  
   Качалось небо, беспробудно пьяное,
   И красило закат в салатный цвет.
   Любовь в моей душе такою странною
   Была - как труп одеть в бронежилет...
  
   "Шанель"
  
   Я жил - смешно подумать - верой
   Что счастье есть и на земле.
   Но как-то странно пахло серой
   В большом космическом котле.
  
   И страх навязчиво и цепко
   Струился в мёртвой тишине.
   Но на ноздрях была защепка -
   Мол, это всё не обо мне.
  
   Нервозно прыскаясь "шанелью"
   Я душу убеждал свою
   Что с древа яблоки не ел я
   И что я всё ещё в раю.
  
   Азия
  
   Счастья нет. Денег нет. Безобразие.
   Пью рассол, а отнюдь не нектар.
   За окном беспросветная Азия,
   Толпы ушлых монголо-татар.
  
   Я чужак бесполезный в их вотчине.
   Куртуазен. Манерен. Умён.
   Что писать? Вдохновенье задрочено,
   Только я не удовлетворён
  
   Ибо в мире иссушенном скукою
   Даунята танцуют брейк-данс.
   Вместе с музой, бескрылой, безрукою
   И бездарной, я впал в декаданс.
  
   * * *
  
   Конвейер мыслей. Торжество сознанья.
   Научный и технический прогресс.
   А бренный мир теряет очертанья,
   И он уже практически исчез.
  
   Но хочется вернуть свою телесность,
   Уйти назад на сорок тысяч лет
   В безмыслие, бездарность, бессловесность,
   В либидо, дикость, промискуитет.
  
   Приблизиться к камням, деревьям, травам,
   К стрекозам, пчёлам, бабочкам, к пыльце -
   Слепой к страданьям так же как к забавам,
   Не знающей что ждёт её в конце.
  
   * * *
  
   Уйти в стихи как шизики в астрал,
   Как странники в безвестность дальних весей,
   Как пьянь в запой. До судорог устав
   От суеты аидовских предместий,
  
   От распорядка каторжного их,
   От искушений в мареве рекламном
   И женщин сколь красивых столь чужих
   В инореальность выстланную ямбом
  
   Нырнуть. Но в этот раз не всплыть уже
   Стопою зацепившись о пиррихий
   И первый раз в мятущейся душе
   Познав покой величественно-тихий.
  
   * * *
  
   Последний день. Последний акт спектакля.
   И занавес не может не сползать.
   Мой друг, we are the champions, не так ли?
   Нам как-то даже стыдно проиграть,
  
   Привыкшим думать только о победе,
   Отчаянно кричащим ей вдогон.
   Так что же ты теперь мне скажешь, Фрэди?
   Ах да, забыл, the show must go on.
  
  

2. Изгнание

  
  
   * * *
  
   В то время мир как никогда широк
   И прост как никогда казался взору.
   А я застенчив, юн и одинок
   Был, вследствие чего смешон, без спору.
  
   Я верил в кучу всякой чепухи:
   В УФО, экстрасенсорику и йети -
   И сочинял наивные стихи,
   Нисколько не похожие на эти.
  
   К тому же, я пытался всё успеть
   И тратил жизнь на тщетные попытки,
   А не успев пытался умереть,
   Но, к счастью, в прошлом эти пережитки.
  
   Сошёл на нет тот вертеровский пыл
   В последущие суетные годы.
   В то время как же я свободен был
   И как не знал куда девать свободу...
  
   В то время втрое больше снилось снов
   И втрое чаще чаялись надежды.
   В то время любопытство и любовь
   Казались мне ещё одним и тем же...
  
   * * *
  
   Мой мир прекрасен был и жуток
   Неувядающей тоской,
   Очарованьем институток,
   Их нелюбовью, их губной
  
   Помадой, комканьем в трамваях
   И толкотнёй очередей,
   Мечтой о Сочах и Гавайях
   Под бесконечностью дождей,
  
   Прыщавым юношеским пылом,
   Нетленным трепетом в груди
   И тем что мелко всё что было
   В сравненьи с тем что впереди.
  
   Изгнание из рая
  
   Слушал свой приговор ошалев и упрямо не веря,
   Возмутясь скоротечностью прожитых в радости дней.
   И когда изгоняли из рая - цеплялся за двери,
   В них вгрызался зубами, но ангелы были сильней.
  
   И отныне куда ни ходи - прямо, вправо ли, влево -
   Априори известно что счастья уже не найдём.
   Распинаться смешно что во всём виновата, мол, Ева,
   Да и яблоки - повод, а суть совершенно в другом.
  
   Это, просто, судьба, слишком общая чтоб возмущаться,
   Чтоб страдать и скулить, и без толку стучать во врата.
   Рай, вообще-то, рассыпался раньше, примерно в семнадцать,
   Рай давно был не рай, только вывеска всё ещё та.
  
   И когда я терзался в сомненьях: а может не надо
   Познавать наслаждение - как я был глуп, просто жуть.
   Ибо в этом не грех, не вина, а, скорее, награда,
   Компенсация жизни которую нам не вернуть.
  
   Так что Ева, пожалуй, была, как ни странно, умнее
   Мы ругаемся зря всё надеясь вернуться назад.
   Ох уж, женская логика... Спорить бессмысленно с нею.
   Говорю: "Извини. Это я, только я виноват..."
  
   * * *
  
   В продлившихся юность попытках
   Постичь этот мир до основ,
   В запойных трёхразовых читках
   Трактатов, талмудов, стихов,
  
   В отчаянных поисках истин
   Вплоть до помутненья умом,
   В, язык поломаешь, экзистен-
   циальных сомненьях во всём,
  
   В достойной Ахилла погоне
   За мудростью, мнимой как сон.
   Я так ничего и не понял,
   Но мню будто стал просветлён.
  
   * * *
  
   Смеющийся ветер шептал моё имя: "бродяга".
   Вагонный состав грохотал навсегда уходя.
   Иссохнувшим ртом я ловил драгоценную влагу
   В бензиновых каплях презревшего время дождя.
  
   Я прыгал в порыве восторга по радужным лужам
   И с радостью резал босые ступни о стекло.
   Свинцовое небо шептало: "могло быть и хуже".
   И я втихаря соглашался: "конечно, могло".
  
   А после настала зима и, залитые лаком,
   Притоки заснувшего Стикса влекли меня вниз,
   К слиянию судеб. Но я не грустил и не плакал
   Не чувствуя холода и не ища компромисс...
  
   Пирсинг
  
   Воспитание чувств... Кто-то сверлит в душе моей дрелью,
   Кто-то колет иглой, остриём надрезает ножа.
   Говорят: это пирсинг с благоюй и расчётливой целью -
   Чтобы стала модней и смазливей чувырла-душа.
  
   Что за чушь? Первобытный обряд, примитивный и гадкий.
   Восемь дырок - в любовь, десять - в совесть, тринадцать - в мечту,
   Двадцать - в сердце, две дюжины - в печень, а главное - в пятки,
   И на задние части - большое цветное тату.
  
   Объясняют: красива душа только если дырява,
   Если много колечек, серёг и другой хреноты.
   Я отчасти согласен: красиво. Но больно же, право.
   Объясняют: придётся терпеть. Даже ты, даже ты.
  
   * * *
  
   Я помню время: звёзды с неба падали.
   И не осталось больше не одной.
   Не жалуюсь. Ведь так у всех, не правда ли,
   И виноватых нет в напасти той.
  
   Все в малолетстве хвастаются крыльями
   По глупости, но жизнь подрежет их.
   Не стоит вспоминать какими были мы,
   Не требуется больше нас таких.
  
   Теперь мы благодарно примем малое,
   Да и оно уже нам велико.
   Давно отвык бранить судьбу устало я
   Что тяжко жить. Ну а кому легко?
  
   Нет времени грустить о счастьи более,
   Захлёстывает душу суета.
   И остаётся только меланхолия
   Где умерла в конвульсиях мечта.
  
   * * *
  
   Вышел срок - и во мне кто-то умер
   Недокончив последний сонет.
   Остаётся лишь право на юмор
   Ибо права на грусть уже нет.
  
   Потому-то и тоньше тетради
   И стихов лаконичней формат.
   Если что сочиняю - лишь ради
   Приворота сильфид и наяд.
  
   И поэтому больше не плачу,
   А упрятав мечты под пароль
   Веселюсь. Только так, не иначе
   Я могу выражать свою боль.
  
   * * *
  
   Когда-то штормило - смертельно, двенадцатибально.
   Но память утихла. И кажется: это пустяк.
   Все чувства испиты. Все темы скучны и банальны.
   Как хочется верить что это действительно так.
  
   Как хочется верить что всё уже в мире не ново,
   Что всё позади. Что не страшно устать и уснуть.
   И душу от скуки спасёт лишь изящное слово,
   Лишь форма, поскольку давно обессмыслена суть.
  
   Два фото
  
   На фотоснимке вставленном в оправу
   В напрасно вспоминать каком году
   Моя улыбка будет третьей справа
   В стоящем позади втором ряду.
  
   Такая же как все, по этикету,
   По трафарету. Даже не поймёшь
   Кто где. Но если вас смущает это -
   Вот снимок где я вовсе не похож
  
   На форрестгампа массовой культуры.
   Последний слева. Младше лет на пять.
   Гляжу на мир щетинисто и хмуро.
   Дарю любого. Можно выбирать.
  
   * * *
  
   Когда был юн и жил не у земли,
   А в небе жил настраивая лиру
   Я сомневался: существует ли
   Мир или только мнимый призрак мира.
  
   Теперь же позабросив струны лир,
   Как сделали давно уж однолетки,
   Я понимаю точно: это мир.
   Но я уже не в нём, а в тесной клетке.
  
   * * *
  
   Сменить окрас. Не быть ни рыжим,
   Ни альбиносом, ни т. п. -
   Поскольку проще быть таким же
   Как всякий австралопитек,
  
   Воспринимать реальность кожей,
   И обоняньем, и на вкус.
   И не мечтать о невозможном,
   Пусть и высоком как Эльбрус.
  
   * * *
  
   О том что путь и короток, и труден,
   Что воля и покой - полнейший бред,
   Что не сбежать от серых, скучных буден,
   Короче говоря, что счастья нет,
  
   Что, в частности, нельзя раздвинуть рамки,
   Что любящий не может быть любим,
   Что так прекрасны призрачные замки,
   Но так напрасно тяготенье к ним,
  
   Что наши горизонты - только грёзы,
   Химеры, фантастические сны
   Имеет смысл писать в стихах и прозе
   Лишь до тех пор пока они видны.
  
   * * *
  
   Я был частью времени в котором испытывал скепсис,
   Я не верил, циничный романтик с приставкой "экс"
   В то что новое поколение выбирает безалкогольное "пепси",
   В то что новое поколение выбирает безопасный секс.
  
   Возжелавший большего, я не видел своей причастности
   К бытию непохожему даже на белый стих.
   Я был частью мира в котором игнорировал частности
   Будто бы существует что-либо кроме них.
  
   Я не верил в свою телесность и в свою усталость,
   В простоту алгоритмов и в краткость воскресных дней.
   Я пытался быть в стороне - ибо, как считалось,
   Как хотелось верить, со стороны - видней.
  
   И по мере этого в душе углублялся сепсис,
   Результат романтизма, теперь уже с приставкою "экс".
   Я катался в истериках слыша рекламу "пепси"
   И с большим подозрением смотрел на опасный секс.
  
   И всегда были люди называвшие созерцание ленью,
   Но в ответ я логично усматривал в осуждении зло.
   Я не верил ни в какое - и в частности в своё - поколенье,
   И оно, словно поезд, оставив меня ушло.
  
  
  

3. Меланхолия

  
  
   * * *
  
   Увы - нет денег. К счастью - нет работы.
   Хромает недокормленный Пегас.
   В Америке взрывают самолёты.
   В квартире отключили свет и газ.
  
   Самоубийцы вешаются где-то.
   Сношают моряки портовых шлюх.
   Пять тысяч раз не получив ответа
   Себя я снова спрашиваю вслух:
  
   Что наша жизнь? - Гоморра? Гонорея?
   Застывший в охуении Содом?
   Ну а Земля кружится всё скорее,
   И мы уже вот-вот с неё сойдём...
  
   * * *
  
   Беспонтовое утро.
   Мир похож на тюрьму.
   Ни к чему Камасутра
   И талант ни к чему.
  
   Пробуждающий зуммер
   Обостряет печаль.
   Я живой или умер?
   Нет, не умер. А жаль.
  
   * * *
  
   Едва живой, уставший и бессонный,
   Я только одного хотел, о да:
   Заснуть в блаженной позе эмбриона
   И не проснуться больше никогда.
  
   А жизнь змеилась узкой кинолентой,
   Не в силах не утешить, ни развлечь.
   И не было какой уж там плаценты,
   А даже и дивана чтоб прилечь.
  
   * * *
  
   Кровавая осень. Распад поэтической личности.
   Эпоха прозрений, распятий и злых холодов.
   Интимные мысли смущаясь своей неэтичности
   Срывают с деревьев остатки запретных плодов.
  
   Душа расфасована, будто бы кофе в пакетики,
   В стихи, на продажу - да только никто не берёт.
   В замызганных окнах шедевры хрущёвской эстетики,
   Циррозные лица и дождь семь часов напролёт.
  
   И память о солнечных днях замурована намертво,
   Не веруя в рифмы оборвана чья-то строка.
   Эпоха вселенской печали длинна как гекзаметры,
   А жизнь как трёхстопный хорей (или ямб) коротка.
  
   * * *
  
   Посещён вдохновеньем и пьян,
   Философствовать склонен и грезить,
   Я опять замахнусь на роман,
   Но опять оборвусь через десять
  
   Или двадцать страниц, ибо ложь
   Что сюжеты выдумывать просто
   Если ими ты сам не живёшь,
   Если их не проходишь с упорством
  
   Игромана весь боезапас
   Расстреляв до последней гранаты.
   Говоришь, получился рассказ?
   Значит, жизни видал маловато.
  
   Фломастер
  
   Был соцзаказ - стихи на тему счастья
   (Хороший вообще-то соцзаказ),
   А также ярко-розовый фломастер
   И скромный дар мочить в бровь, а в глаз.
  
   И сердце очень искренне желало
   Порадовать других, да и себя.
   Лишь счастья, только счастья не хватало.
   И я грустил фломастер теребя.
  
   Павловск
  
   Бродить напыщенно по парку
   Как император век назад,
   Когда ему шептали парки
   Про неминуемый закат.
  
   Как он - оглядывать владенья,
   К траве примеривать принцесс
   И принимать за наважденье
   Туристов рыскающий плебс,
  
   Чьи взоры завистью полнимы
   И суетливый скользок шаг.
   Им в назиданье статуй мимо
   Бродить надменно, не спеша
  
   На электричку что из мира
   Ландшафтов, фрейлин и дворцов
   Увозит в тесные квартиры
   Их размечтавшихся жильцов.
  
   Ангел
  
   Я - ангел, хоть сегодня - на икону.
   Невинен я и пафосен пока.
   В душе моей пять литров силикона,
   Поэтому она так широка.
  
   Нимб золотой её подобен Богу.
   Вокруг неё уютней и теплей.
   Её приятно видеть, ну а трогать
   Приятнее вдвойне (причём и ей).
  
   * * *
  
   В зимнюю закутываюсь куртку.
   В теле дрожь, тогда как в сердце грусть.
   Пассия моя, моя маршрутка,
   Жду тебя - и снова не дождусь.
  
   Много у тебя, моя зазноба,
   Страстных почитателей. Из них
   Кто сейчас проник в твою утробу?
   Я же зябну здесь, в строю иных,
  
   Менее счастливых кавалеров
   Очередность строгую храня.
   Вот и ты, май дир. Какого ж хера
   Снова уезжаешь без меня?
  
   * * *
  
   Люблю небесных бездн голубизну,
   Балтийской столь не свойственную хмури,
   И вечно запоздавшую весну,
   Как в русской повелось литературе,
  
   Люблю, зелёнку крон, и лета зной,
   Футболки, шорты, кепки и сандали,
   Осенний лес, в бесстыдном карнавале
   Срывающий исподнее, лыжнёй
  
   Изрезанную простынь января
   И высоту пустынной звёздной ночи -
   Поскольку в час потерь и одиночеств,
   Когда приходишь к мысли той что зря
  
   Живёшь, когда нет силы выгнать грусть,
   Когда тревоги переходят в беды,
   О них я знаю точно что дождусь,
   А в остальном уверенности нету.
  
   * * *
  
   А ты говоришь что должна вызывать ностальгию
   Ушедшая боль когда боль безвозвратно ушла.
   Не знаю. Не помню. Наверно, мы слишком другие.
   Но это от боли, не думай что это со зла.
  
   Недавнего прошлого криво отрезанный ломоть
   Когда оглянусь - всё ещё у меня на виду.
   Я помнил бы всё, но так мало имея что помнить
   Пугаюсь нырнуть как в сухой океан в пустоту.
  
   * * *
  
   В возрасте когда смертельно хочется,
   Но смертельно с этим не везёт
   Мне казалось: я от одиночества
   Ненавижу каждый Новый год.
  
   Но теперь, когда кому-то нужен,
   В сумраке скукожившихся дней
   Постигаю что причины глубже,
   Экзистенциальней и страшней.
  
   * * *
  
   Жить можно до тех пор пока слова
   Имеются на то чтоб плакать ими,
   Пока душа безвольна и слаба,
   Пока неутешима никакими
  
   Советами, пока на стенку влезть -
   Последняя отрада и удача.
   Пока всё это так - надежда есть
   Что будущее сложится иначе.
  
   * * *
  
   В дни когдя я бываю в подавленном настроении
   Мне приходит мысль свернуть в тупик и уснуть.
   Но при отсутствии тормозов и ничтожности силы трения
   Мои рельсы обрекают меня продолжать мой путь.
  
   И состав мой движется не то что бы очень быстро,
   Но какая разница - всего всё равно не успеть.
   Я вхожу во вкус, мне нравится быть машинистом,
   И смотреть вперёд, и мечтать, и о чём-то петь,
  
   Ибо хаос мира на скорости кажется цельным.
   Лишь одна беда, к которой, впрочем, привык:
   Что ни поезд возьми, все движутся параллельно,
   Но в другую сторону, и короток встречи миг.
  
   Что же, лучше так чем столкнуться и вдрызг разбиться
   На огромной скорости, в ослепленьи бешеных фар.
   Говорят: мы едем по кругу и всё повторится.
   И уже не раз. Не помню. Не суть. Не факт.
  
   Размышляю часто об этом в своей кабине я,
   И проникшись верой - тотчас становлюсь грустней.
   Если в самом деле жизнь - кольцевая линия -
   Как же скучно целую вечность мотать по ней.
  
   С осознаньем этим входя в тоннель настроения
   Я мечтаю свернуть в тупик и навек уснуть.
   Но при отсутствии стрелок и ничтожности силы трения
   Мои рельсы обрекают меня продолжать мой путь.
  
   * * *
  
   Боже мой, как мне жить надоело
   Разрываясь на тело и дух.
   Сохрани или дух или тело,
   Только выбери что-то из двух.
  
  
  
  
  
  

4. рефлексия

  
   * * *
  
   Рождаясь от безделья на диване,
   По ходу измышляя свой сюжет
   Мои стихи сжимали расстоянья
   До самых неприличных тет-а-тет.
  
   Скрываясь от назойливых сомнений,
   Вещая о любви наперебой
   Мои стихи растягивали время
   Когда-то проведённое с тобой.
  
   Мои стихи внушали перспективы
   И оставляли факты в стороне.
   В моих стихах всё было так красиво
   Как будто бы они не обо мне.
  
   * * *
  
   Пишу не из желанья - ради галочки:
   Мол, я ещё живой, ещё - поэт.
   Искусственны как крабовые палочки
   Отточенные тексты зрелых лет.
  
   В них стало слишком много тонких факторов,
   И мало беззастенчивых клише,
   Что безусловно нравится редакторам,
   Но ни фига не нравится душе.
  
   И чем листаж скромнее - тем надёжнее
   Гарантия не спиться от стихов.
   Не стоит удлинять пустопорожние
   Трубопроводы слов, обманы слов.
  
   Гораздо прагматичней делать пончики
   И даже быть разносчиком газет.
   Романтика стихов давно закончилась,
   В поэте с неких пор уснул поэт...
  
   * * *
  
   Блажен чудак-поэт кричащий "Эврика!"
   В то время как грустит его жена.
   Поэзия прекрасна как истерика
   И столь же аморальна как она.
  
   И лечится с трудом, но жить с ней тоже
   На протяженьи многих лет не мёд.
   Стихи и истерия так похожи...
   Душа в обоих случаях поёт
  
   Так громко, так цинично, так не к месту,
   Срываясь в жуткий хохот, плач и стон
   И раздевая душу до подтекста.
   Прав доктор Фрейд. Диагноз подтверждён.
  
   * * *
  
   Вечнопьяные Ваши Ничтожества, Ваши Величества,
   Порожденцы свободного духа, невротики, шваль.
   Для чего гениальность в таких неприличных количествах?
   Зубоскаль, буржуа. Зубоскаль, гегемон, зубоскаль.
  
   Не узнай их в толпе в состоянии вечной небритости,
   В кабаках и трамваях, на мелких как вши должностях.
   Смейся, смейся, ты прав: мол, какие они знаменитости...
   То ли дело Киркоров. Восторги. Ах-ах. Ах-ах-ах.
  
   Чудаки. Даже сплетню про них не состряпать, историю
   Как про Штирлица или Чапаева. Просто скучны.
   И ведь счастливы в этом, с названьем Парнас, лепрозории,
   В полупризнанном гетто, в аду своей вечной весны.
  
   * * *
  
   Поэты научились всему: сидеть на шпагате,
   Рифмовать в середине слова, плести венки,
   Вырезать окончанья, пророчить. Но что в результате?
   Расплодились шедевры как девичьи дневники.
  
   К Минотавру какому ведут лабиринты аллюзий?
   Ариадна какая сплела тонический стих?
   Беспризнанство и гений - уже не разрубишь узел.
   Для чего поэты? Тоскливо жить и без них.
  
   И теперь они роятся огромными ульями
   В бесполезном поиске незатасканных форм и тем.
   В крайнем случае, конечно, можно кидаться стульями
   Называя это поэзией, но только зачем?
  
   * * *
  
   Романтизм отстонал и отохал.
   Классицизм завалился под стол.
   Торжество поп-культуры. Уорхолл.
   Голливуд. Стивен Кинг. Рок-н-ролл.
  
   Реализм застирали в химчистке.
   Авангард приютился в хвосте.
   И конечно же, постмодернистски
   Обслюнявлены эти и те.
  
   Выцвел цвет. Обеззвучено слово.
   Все всё могут. Так в чём интерес?
   Хоть на люстру залезь - всё не ново.
   Дальше некуда. Кончен прогресс.
  
   И раз так - дотащив своё бремя
   Гений спился и вымер как вид.
   В утомлённое формами время
   Кто раскручен - считай даровит.
  
   А уж если быть полностью честным -
   То зачем нам шедевры, старик?
   Слишком много и так. Как известно,
   Совершенство заводит в тупик.
  
   Послание акмеисту
  
   Конечно, мы видели всё и для нас всё не ново.
   Поэт, не стремись обнажать у реальности грудь.
   Мы все Донжуаны словесности, все Казановы.
   Достаточен край каблучка - и домыслим всю суть.
  
   Нам хватит нюансов - и пусть они будут невинны,
   Но всё же, мой друг акмеист, или как тебя звать,
   Я предпочитаю узреть пред собой всю картину,
   А вид каблучков почему-то склоняет зевать.
  
   * * *
  
   После Дарвина, Кинси, Карнеги,
   Фрейда, Ницше, и прочих не счесть,
   Ни к чему упоенья и неги,
   Вздорный пыл и абстрактная честь.
  
   Не по кайфу сомненья и муки,
   Не приколен волнительный бред -
   Так как стали доступней подруги,
   Так как в клерки подался поэт.
  
   Устарела по форме и сути
   Лажа патриархальных времён.
   Грусти, страсти, напасти... - забудь их
   Как нелепый, несбывшийся сон.
  
   Бодрым маршем встречай перемены,
   Регулярным оргазмом сочись.
   В моде супер- и прочие мены
   С их лощёным расплывшимся "cheese".
  
   В новом мире, безумном и быстром,
   Даже самому нежному чму
   Предназначено быть оптимистом
   Чтобы выжить. Тогда почему
  
   Так настойчиво, долго и веско
   Резонирует эхом в ушах
   Лексикон позапрошлого века:
   Слёзы, грёзы, влюблённость, душа?
  
   Критику
  
   Отмечаешь рост. Мол, пишу и современней, и лучше.
   Говоришь: это зрелость - когда с крыльев осыпается пух.
   И твои комплименты мне так долгожданно слушать
   Что, наверное, жар романтизма безвозвратно потух.
  
   Но принятие счастья есть всего лишь отказ от веры,
   Ощущенье Адама вкусившего неизбежный плод.
   Неужели не чувствуешь: насколько длиннее размеры -
   В той же степени вжимается в землю душевный полёт?..
  
   * * *
  
   Оставим за кадром симплиситу ранней эстетики,
   Желанье, отсутствие, ужас сомнений, прорыв.
   Убавим бесплодных амбиций. Добавим конкретики,
   Причастий, метафор, аллюзий, надежд, перспектив.
  
   Забудем про голос ломавшийся долго и сипло,
   Про первый пушок на щеках, первый вкус чьих-то губ,
   Про то что мечталось, но недомечтавшись погибло...
   Поверим: я был инфантилен, тщеславен и глуп.
  
   А значит не стоит жалеть расщепившийся атом
   Жеманного Я, обожавшего плакать навзрыд,
   И сборник который по-прежнему не напечатан
   Как не отвечающий вкусам культурных элит.
  
   Почтим, скажем тост, похороним и мирно забудем,
   Уложим либидо в стилистику новой волны.
   Уместим объёмное счастье в двухмерности буден
   И веру что в рифмах и чувствах мы с вами вольны...
  
   * * *
  
   О чём разлад? Нас всех сдадут в утиль,
   Без разговоров и без всяких или,
   Искавших и едва ль нашедших стиль,
   А если и нашли - что толку в стиле?
  
   Писавших с блеском или кое-как,
   Сложнее, проще, реже или чаще,
   Силлабикой, верлибром... Всё пустяк.
   Нас сложат всех в один стандартный ящик,
  
   Не различая званий и имён,
   Рецензий, тиражей и компромата,
   И отвезут в одну из тех сторон
   Откуда нет ни вести, ни возврата.
  
   * * *
  
   Средь трупов кровь струилась по паркету,
   И никого оставшихся в живых.
   Здесь выражали мнения поэты -
   И разошлись во мнениях своих.
  
   * * *
  
   Когда в жизни пройдёт новизна и наскучат объятья,
   Когда в юность судьба безвозвратно разрушит мосты,
   Когда я наконец разлюблю твоё белое платье
   Уже очень давно разлюбив утончённость мечты;
  
   Когда станет скучна монотонность печали и даже
   Долгожданное счастье утратит придуманный шик -
   Я, возможно, займусь воспеванием русских пейзажей
   Чтоб хоть чем-то заполнить последний интимный дневник;
  
   Я пойду по лесам и полям обнимая берёзы,
   Вспоминая всё то что уже ни к чему повторять.
   И, наверно, добавлю немного лирической прозы
   Перед тем как решу что теперь в самый раз умирать.
  
   * * *
  
   Следить злорадно сидя где-то подле
   За чьей-нибудь бессмысленной строфой
   Не думая о том что так же подло
   Жизнь скоро разберётся и со мной
  
   Представив даже правду полной чушью,
   Оставив боль невиденья ни зги,
   А вместо содержанья - равнодушье
   Ко всякой форме вплоть до Г. Айги...
  
   * * *
  
   Утратить романтизм наивной веры,
   Мальчишью любознательность и спесь;
   Забыть все рифмы, строфы и размеры,
   Жить не когда-то, а теперь-и-здесь.
  
   И так как только действие есть благо,
   А слово - лишь художественный бред,
   О том что у попа была собака
   Писать на камне до скончанья лет.
  
   Каббала
  
   Устать и поплыть по течению
   Лениво стекая в Мейнстрим.
   Достигший высот отречения -
   Почти Галилей. Вслед за ним
  
   Стать проще, изъять точку зрения,
   Признать подчиненье земле.
   Подвергнуть себя растворению
   В кабальных словах, в Каббале,
  
   В мистической каннибалистике.
   (Пусть съеденный разум простит.)
   И фиговый листик стилистики
   Фигурно прикроет мой стыд.
  
   * * *
  
   В том что прошли твои семнадцать лет,
   А в двадцать лет закончились сюжеты,
   И ты давно узнал что ты поэт,
   И в благородство миссии поэта
  
   С тех пор не веришь; в том что всякий труд
   Ложится на талант смертельным грузом,
   И в том что стервы-женщины дают
   Так регулярно что в пролёте музы
  
   Не виноват ни ты и, что страшнее,
   Ни фатализм судьбы, которой рад
   Теперь уже - устав бороться с нею...
   Постмодернизм зловредный виноват.
  
   * * *
  
   Томится душа и недужит
   Стихи разучившись слагать.
   Либидо застряло снаружи
   И больше вовнутрь не загнать.
  
  

5. эйфоРИЯ


   * * *
  
   Теперь легко сказать как глупо
   Я заблуждался целый год
   Что утро больше не наступит,
   Что солнце больше не взойдёт.
  
   Теперь легко признать что думал
   Я зря что боль нельзя унять.
   И то что жив я, а не умер
   Теперь уже легко понять.
  
   * * *
  
   Хотелось рвануться под выстрел,
   Но этот период забыт.
   С хорошим свыкаешься быстро,
   С тем что ничего не болит.
  
   * * *
  
   Вдруг повезло, примерно как кувалдой
   По голове, но только чуть нежней.
   Теперь она восторгом и азартом
   Полна, а мыслям нету места в ней.
  
   Расплёскивая кружку с ржавым пивом,
   От радости взлетев и сняв штаны
   Ору: "Я идиот! Я стал счастливым!" -
   И кажется что вы восхищены...
  
   * * *
  
   Из прошлой жизни, чуждой нам и дальней,
   Ты помнишь ли невинность первых встреч
   И нежный аромат докоитальной
   Любви, который, к счастью, не сберечь?
  
   Ты помнишь ли несбыточные вёсны,
   Последний ряд в полупустом кино
   И принципы в которые серьёзно
   Мы верили, о боже, как давно?
  
   Сюрреализм в распаде тополином,
   Июльский зной, гранитный парапет
   И журавлей летящих в небе клином...
   Ты помнишь ли? А я боюсь что нет.
  
   * * *
  
   Забывший себя и уже на себя не похожий,
   Внезапно понявший что мир невозможно понять,
   Ослепший от счастья, оглохнувший всё от него же,
   Коснувшийся бездны, но, кем-то окрикнутый, вспять
  
   Пошедший, и волею случая встретивший нежность,
   Казалось бы, там где уже не подняться со дна,
   Простивший судьбу за насмешливость и неизбежность
   И даже её полюбивший за то что она
  
   Насмешлива и неизбежна - а как по-другому
   Я смог бы найти что искал не свернув с полпути? -
   Всё реже пишу и всё чаще ночую не дома.
   И хочется верить: поэта во мне не спасти.
  
   * * *
  
   Весь день стихи - страница за страницей.
   Мой верный друг - компьютер на столе.
   Довольствуясь привычною синицей
   Я перестал мечтать о журавле.
  
   И если и мелькнула тень сомненья,
   Оно как появилось - так прошло.
   В неистовых объятьях вдохновенья
   Мне было даже слишком хорошо.
  
   И каждое рифмованное слово
   Перетекало в тождество с душой.
   Мне не хотелось ничего другого -
   И даже встречи с той или с другой...
  
   * * *
  
   Забыв что жизнь полна трагизма,
   А уж тем более - моя,
   Я шёл и радовался жизни...
   Наверно: это был не я.
  
   * * *
  
   Хотел ли благ земных я? Да, но вряд ли
   Готов отдать был более чем шиш
   За скорый поезд следующий в Адлер
   И лайнер улетающий в Париж.
  
   Я просто знал что радости не купишь
   Светлей той какая есть и так.
   А потому не более чем кукиш
   Отдал бы за поход в крутой кабак.
  
   И чем бы там бангкокские путаны
   Сулили опыт мой обогатить,
   Я счастлив был читая Губермана
   Как только вообще мог счастлив быть.
  
   * * *
  
   Интеллигентен даром мордой,
   В душе по много раз на дню
   Я единение с природой
   И практикую, и ценю.
  
   Себя солярной лаской радую,
   Купаюсь в сонме водных нег.
   Но, обезьяной голозадою
   Являясь с детства и вовек,
  
   А не моржом отнюдь, привычным
   За рыбой в проруби нырять,
   Я в жизни график жизни личной
   С природой должен умерять
  
   Наш календарь довольно скуден.
   В году примерно десять дней
   Обряд языческий соблюден
   Бывает вместе мной и ей.
  
   О чём и плачусь, муки ада
   Уже предчувствуя сполна.
   Сама ты, сука виновата
   Что так со мною холодна.
  
   Поди найди вернее служку
   Своим полярным алтарям.
   ...Но год пройдёт, и шепчет в ушко:
   - Вернись ко мне, я дам, я дам.
  
   * * *
  
   Как атеист, природы камуфляж
   По буквам разложивший, знаю точно:
   Бог есть молчанье, и вода, и пляж,
   И солнце на излёте ближе к ночи.
  
   И этот мир как скит дарован нам
   И как алтарь, как чётки и как жрица,
   Как миг когда мятущимся часам
   Внезапно удалось остановиться...
  
   * * *
  
   Войди ещё раз в эту воду,
   Сравняй дыханье и постой.
   Известно всякому рапсоду:
   Она не та и ты другой
  
   Чем против круга часового
   Смотря минутами пятью,
   И как впервые счастье ново
   В неё направить плоть свою.
  
   * * *
  
   В раю не томные подруги,
   Не горы яств, не бочки вин,
   В раю под пальмой с ноутбуком,
   В тиши божественной один,
  
   Не замечая скучной смены
   Посткайнозойских жалких эр
   В игрушки режешься блаженно,
   Рекорды бьёшь и чешешь хер.
  
   * * *
  
   Забот не ведая как дети,
   Как ангел в бархатном и в белом,
   Витает где-то в Интернете
   Душа покинувшая тело.
  
  
  
  
  
  
  
  

6. Time-out

  
   Чемпион
  
   Так странно: я был первым в этой гонке
   В разгаре ночи, а быть может - дня,
   Когда мои родители на шконке
   Так вдохновенно делали меня.
  
   Был первым я из многих миллионов...
   Гордиться б и судьбу благодарить.
   Но признаюсь что я разочарован
   Наградой за сноровку и за прыть.
  
   Тосклива жизнь, особенно с рассвета,
   Когда болит дурная голова,
   И не найти носки, и денег нету...
   Фортуна, как была ты не права!
  
   Я понял: чемпионом быть не стоит.
   Порою лучше скромный результат.
   Эх, если бы другой сперматозоид
   Стал первым двадцать с лишним лет назад...
  
   * * *
  
   ...Заводили семью одногодки,
   Ну а я всё чего-то ища
   Размышлял... Эх, уж лучше б о водке.
   Так ведь нет - о духовных вещах.
  
   Рассуждал как мне сделать счастливым
   Целый мир, как изжить на корню
   Древо зла... Эх, уж лучше б за пивом,
   Так ведь нет - за романом Камю.
  
   Жизнь ругая за то что не выпали
   Ни богатство, ни честь, ни престиж
   Я лечился... Эх, лучше б от триппера.
   Так ведь нет - от депрессии лишь.
  
   И в награду за то что так пламенно
   Изводил свою душу мечтой
   Мне поставят... Эх, если бы памятник.
   Только крест над моей головой...
  
   * * *
  
   О чём мечтаю? Быть свободной птицей,
   Иметь автомобиль, коттедж, диван,
   И тратить дни на жрачку, как патриций,
   А ночи на наложниц, как султан.
  
   * * *
  
   Столько дел... но и выбрать-то нечего.
   От сомнений болит голова.
   Надоело спасать человечество,
   Разобраться с собой бы сперва
  
   И понять где скрывается счастье
   (Вроде знал, но подводит склероз).
   Как спасать человечество - ясно.
   Как спастись самому - вот вопрос.
  
   * * *
  
   Лежу. Мечтаю. Размышляю
   Про жизни смысл и суть вещей.
   Вокруг сто дел. И я не знаю
   Из них которое важней.
  
   Тут как посмотришь - так получится.
   До кучи правд, а не одна.
   И чтобы выбором не мучиться
   Не буду делать ни хрена...
  
   * * *
  
   Мечтающим о близости клозета,
   Больным необходимостью любить,
   Читающим вчерашние газеты
   Я сам себе запомнюсь, может быть.
  
   Глядящим в точку дальше горизонта
   И делающим всё наоборот,
   Без дел, без денег и почти без понта
   Я вам запомнюсь если повезёт.
  
   Бегущим от ревизий в электричке,
   Жующим чёрствый "сникерс" на ходу
   И пишущим с тоски и по привычке
   Я может быть в историю войду.
  
   Черешня
  
   В рваных джинсах, в разлуке, в опале,
   В кедах, в ауре лени своей
   Я сижу на уездном вокзале
   В окружении местных бомжей.
  
   Свою юность транжиря неспешно
   И уже растранжирив совсем
   Я не ем, но читаю Черешню,
   Пастернака же тоже не ем,
  
   Ибо на корнеплоды не падок.
   Птицы нежно поют о весне.
   Мне до фени моральный упадок
   И финансовый кризис в стране.
  
   Я ищу подходящее слово
   Чтоб закончить последний катрен.
   Здесь я счастлив, и счастья другого
   Мне уже и не надо взамен.
  
   * * *
  
   Я градусник себе засунул в душу.
   Он показал за сорок. Ё-моё!
   Температура, впрочем, всё же лучше
   Чем полное отсутствие её.

7. Похмелье патриота

  
  
   Гондурас
  
   Мой край родной. Унылые пейзажи.
   Интеллигентно пахнущий навоз.
   Коровник без коров. Без макияжа
   Сельчанки шириною в бензовоз.
  
   Избушки на корявых курьих ножках.
   Нассавший в шаровары "адидас"
   И спящий под забором дядя Лёшка,
   В недавнем прошлом знатный свинопас.
  
   В сельмаге продают лапшу и сушки,
   И водку, но её дешевле гнать.
   Столетние беззубые старушки
   Со смаком обсуждают чью-то мать.
  
   Разбиты вдребезг ленинские бюсты.
   Моральный дух крестьянства крайне плох.
   В полях вместо турнепса и капусты
   Растут крапива и чертополох.
  
   И битый час кряхтит по сельской трассе
   Автобус с гордым именем "лиаз".
   ...Эх, если б я родился в Гондурасе -
   Я б так же тосковал за Гондурас.
  
   * * *
  
   Тоскливо в душе как под днищем пробитой триремы,
   Как в третьей ступени ракеты, как в сточной трубе.
   И эта тоска навевает гражданские темы:
   Уж если чернуху - нескромно её о себе,
  
   А чтоб социально звучала, как совесть народа.
   Короче, вставай, заклеймённый проклятьем народ!
   Доколе терпеть что страной управляют уроды?!
   Даёшь революцию, братцы! И полный вперёд!
  
   * * *
  
   Романтик чуждый рыночный системе
   (Как будто было лучше в старину),
   Я напишу стихи по этой теме
   Крича на весь базар, на всю страну
  
   С наивной полудетской ностальгией,
   С хмельной позитивисткой прямотой:
   "Ах, что вы, гады, сделали с Россией!
   Ах, что вы, гады, сделали со мной!"
  
   * * *
  
   Глаза распухшие кабацкие
   Продрав всплакнёт Россия-мать
   О защищавших кандидатские
   И уходивших торговать.
  
   К ним, в полнотелых дядек выросшим,
   Прильнуть захочет. Эх, на кой
   Себя губили... Но не выдержав
   Стыда опять уйдёт в запой.
  
   * * *
  
   Перечисляла прадедов. Похожи
   Их судьбы, вкривь пошедшие и вкось.
   Один погиб от голода в Поволжье.
   Другой - в блокаду (тело не нашлось).
  
   В овраге третий лёг в могиле общей,
   Остался сын, один из из всей родни.
   Четвёртый прадед был фартовей прочих.
   За жизнь цепляясь крепче чем они
  
   Был трижды раскулачен и на север,
   Чекистам сдав избу и барохло,
   Ссылаем был всё дальше... Но веселье
   И бодрость, обстоятельствам назло,
  
   Хранили в годы сумрачные эти.
   И, рано потерявшие отцов,
   Их путь земной продолжили их дети...
   И ты сейчас со мной, обняв без слов.
  
   * * *
  
   Что мы живём в стране мудачной
   Острее в летний период
   Осознаю когда по дачной
   Чересполосице народ
  
   Таскает лейки, полет грядки,
   Не разгибает спин с утра
   До ночи. Что-то не в порядке
   В краях где бульбы два ведра
  
   С бесплодных соток огородных
   В версте от станции глухой
   Дороже в старости чем отдых
   Досуг, беседа и покой;
  
   Где, вопреки Адаму Смиту
   С его делением труда,
   Снуют настырные термиты
   Туда-сюда, туда-сюда.
  
   * * *
  
   Эту хворь не излечат врачи,
   Не укроют гадалки от сглаза.
   Хоть полжизни английский учи,
   А душа по-любому, зараза,
  
   Плачит в рифму по-русски, и с ней
   Ничего не поделать рассудку.
   Языком пригвождённый к стране,
   Верен ей, хоть и стерва, и сука.
  
  

8. Куличьи песни

  
   * * *
  
   Мои корни... Ах да, в этой глинистой, скудной, в лесах
   И болотах, где лето мелькает полосочкой узкой,
   Где татаро-монгол не бывал, а иначе б зачах,
   Лишь чухонская сонная кровь с отмороженной русской.
  
   Здесь унылы пейзажи и дёшев наряд красоты.
   Ни роскошных усадьб, ни людей знаменитых хоть малость.
   Заколочены окна в домах деревенских пустых.
   Здесь за вехой сто первой снимают дневную усталость
  
   Обитатели дна, обладатели мелких статей,
   Матерятся, воняют, ебутся и травятся дрянью.
   И ещё от ударной второй сотни тысяч костей,
   Ни за что ни про что, и на гибель, и на оболганье...
  
   * * *
  
   Родиною малой не болею.
   Гнить в болоте - честь невелика.
   Но от топонимики балдею:
   Тосно, Померание да Мга.
  
   Что-то есть в приземистом и мгистом
   Крае здешнем лешего смурней,
   То что превращает в пессимистов.
   Всех нас. Нескончаемость дождей?
  
   Тщетная печаль о небе синем,
   Об июльской маечной жаре?
   Или отвращение к низинам,
   Мелколесьям, топям, мошкаре?
  
   Или память как другие дети
   Уезжали к бабушкам на юг?
   У меня ж все предки, те и эти,
   Здесь, вокруг, и узок этот круг.
  
   * * *
  
   Из веяний времени здесь лишь одни домофоны.
   Мой дом - моя крепость. Ворам и наркотикам - цыц.
   Но так же подъезды грязны как в столетие оно
   И так же - крича из окна - хамоваты жильцы.
  
   Здесь школьники так же своими больны сентябрями,
   И взрослые - каждый своей самой скучной из служб,
   Откуда их путь через раз освящён фонарями
   И проклят два раза из трёх геометрией луж.
  
   Здесь некуда так же пойти, хоть направо, хоть влево:
   Три шага - тупик. Повторять этот круг нету сил.
   И так же контейнеры с мусором в тухлое чрево
   Железной рукой погружает раздолбанный "зил".
  
   * * *
  
   И прошлого теперь здесь тоже нет.
   Рассыпалось, рассеялось, истлело.
   В не столь далёкий свой родной райцентр
   По мелкому опять приехав делу
  
   Я вдруг пойму как тесен воздух тут,
   Как в тупики заводят перекрёстки,
   Как серо и уныло здесь живут.
   Отсюда та которую подростком
  
   Любил давно уехала, почти
   Как все, пассионарностью томимы.
   Здесь некуда и незачем пойти.
   Здесь ничего и не было помимо
  
   Безденежья, обиды и потерь
   Ещё не обретённого, но с горя.
   И в этом видел счастье. А теперь,
   С упрямством фактом более не споря,
  
   Пятиэтажный этот сонный быт
   Бессонной, как горячка белой ночью
   Приму, и безысходность просвербит
   Меня до каждой клеточки. Здесь, впрочем,
  
   Стихи писались лучше чем поздней,
   Но лучше б не писались, право слово.
   Беги, беги отсюда поскорей,
   И никогда сюда не езди снова.
  
   * * *
  
   В городе где вырос и в котором
   Пережил волнения души
   В выходные сходятся на форум
   Бабы, молодёжь и алкаши.
  
   На скамьи воссевши тянут пиво,
   Семечки вкушают из кулька.
   Архаична и нетороплива
   Жизнь у стен районного ДК.
  
   Плоски шутки, мелочны беседы.
   Местный плебс - манерами простой.
   Два легионера в тогах серых
   Стерегут общественный покой.
  
   Комары рапсодствуют под ухом
   Бдительность утративших гуляк.
   Всадники на сивых бээмвухах
   К вечеру съезжаются в кабак.
  
   Гаснет день. Скучают уроженцы.
   Кто подскажет им, ещё куда
   Вечную выцеживать о женском
   И мужском тоску? В какую даль
  
   Вырваться на час из тесных инсул
   Где убогий быт неистребим?
   Непоколебим и ненавистен,
   Пять веков уездный чахнет Рим.
  

9. Post scriptum


   Парус
  
   А парус больше не белеет
   В тумане моря голубом,
   О дальних странах не болеет
   Найдя причал в порту родном.
  
   Спят волны и не свищет ветер,
   И мачта тоже не скрыпит.
   Всем приключениям на свете
   Он предпочёл нехитрый быт.
  
   Под ним струя светлей лазури,
   Над ним луч солнца золотой.
   И он уже не ищет бури
   Познав пленительный покой.
  
   * * *
  
   По выходным, когда полдня дремлю я
   В себе эмансипируя сову,
   Мне снятся путешествия в другую
   Страну/планету/женщину/судьбу.
  
   Мне снятся люди где-то в жизни прошлой,
   В которой мне семнадцать чмошных лет,
   Мелькнувшие, весь смысл которых в том что
   Его, как ни соси из пальца, нет.
  
   Но этим-то в альтернативной ветке
   Истории, не нами и не здесь
   Предчертанной, достойные сюжетной
   Интриги, местом действий и бездейств
  
   Имеющей преступность съёмных комнат,
   Аэропорт/гостиницу/вокзал.
   Подробности? Подробностей не помню.
   А если бы и помнил - не сказал.
  
   * * *
  
   Есть свойство такое - прыгучесть,
   И здесь не при чём чудеса:
   Презрев свою бренную участь
   На миг воспарить в небеса
  
   Слегка заглянув за пределы
   Которые выдала жизнь.
   Зависит от лёгкости тела,
   А также от веса души.
  
   Поэтому юношам проще,
   А кроме того старикам,
   Чья плоть стала тощей как мощи.
   Но страшно в их случае там
  
   Остаться в гостях без возврата.
   Настолько ли там хорошо?
   А мы уже тяжеловаты.
   Мы тяжеловаты ещё.
  
   * * *
  
   То было упражнение в письме,
   Как в первом классе: прописи, примеры.
   Студентки у студентов на уме,
   В уме облюбовавшие их херы.
  
   Когда же блеф фантазий доставал
   И становилось тошно с видом гордым
   Марать тетрадь - спасеньем был журнал
   С большим, на разворот А3, кроссвордом.
  
   Хотелось спать. Был ожиданьем жив
   Пытливый ум, о высших смыслах грезя,
   Когда покинет нас на перерыв
   Занудный хрыч, склеротик-полукрези.
  
   А годы шли и таяли ряды
   От сессии до сессии. И как-то
   Само собой проверились диктанты
   И подтянулись к задницам хвосты.
  
   И кажется что не было проблем,
   Что будь свободен - запросто бы снова.
   Что ты и в самом деле образован
   И можешь объяснить себе зачем.
  
   * * *
  
   Живот распух и гений выдохся
   За десять тысяч скучных дней,
   И тех с кем в год два раза вижусь я
   Теперь считаю за друзей.
  
   * * *
  
   Привычная тоска вечерних окон,
   Сезонный холод, в двадцать энный раз.
   В июне, так давно ли, снятый кокон
   Пиджак + куртка. На подошвах грязь
  
   И в стельках сырость. Листьев пантомима.
   Дождя с потопом близкое родство.
   Совру что мною всё это любимо.
   Конгениально, только и всего.
  
   * * *
  
   Поймёшь в энный раз этим летом,
   Став за зиму на год скучней,
   Что делает лоха поэтом
   Бессоница белых ночей.
  
   Жизнь видится дальнею снова,
   И трепетной, и чумовой -
   Как в пьяном дыму выпускного,
   В тоске о подруге чужой,
  
   Которую вспомнишь не чаще
   Теперь чем однажды в июнь,
   Когда переполнится чаша
   Души от распущенных нюнь,
  
   И мир, словно первоначальный,
   Предстанет в божественном ню.
   Гормон железы пинеальной
   Ответствен за эту фигню.
  
   Он также в декабрьский период
   Внушает предчувствие сна
   Чухонцам близ северной рио.
   Но скряжно надеяться на
  
   Сезонную блажь эпифиза
   Под пыткой высоких широт
   Привыкши, как бедная Лиза,
   Скользить вдоль пруда круглый год.
  
   * * *
  
   Ширинку расстегнув узреть сквозняк
   В осенних кронах, сравнивая с летом
   И понимая мир наш тесен как
   И хрупок, и задумавшись об этом
   Нассать на полусгнившую листву...
  
   * * *
  
   У набожных женщин глаза просветлённо-суровы,
   Их волосы прячет от взгляда мужского платок.
   Они знают цену, лишь Богу отдаться готовы.
   А Бог и в платочке полюбит, на то они Бог
  
   Чтоб в душу глядеть, а потом уже только на тело,
   Которое медленно тает под сетью морщин.
   А Бог не приходит. Наверное, много причин
   У Бога. В рядах МЧС он уехал по делу
  
   Туда где пожар, наводнение, голод, война
   Замаливать грех и страдальцам залечивать раны.
   Но верит и ждёт на скамейке у церкви она,
   И дьявола гонит из грёз междометием бранным.
  
   * * *
  
   Когда люди устройства святого,
   Обладатели мудрых седин,
   О которых недоброе слово
   Не срыгнёт клеветник ни один,
  
   Против всех оснований логических,
   Вопреки справедливости всей,
   В отделениях онкологических,
   Под пучками бессильных лучей
  
   Просят смерть подойти поскорее,
   Потому что уже невтерпёж,
   Затыкаются теодицеи,
   Спрятать не в состоянии ложь.
  
   * * *
  
   Как в сумерках, когда осенний день
   Сливается в безлюдном парке с ночью
   Несовершенство пряча в темноте
   И раскрывая, хочешь ли - не хочешь,
  
   Не тайну, не величие, не страх,
   А нечто преисполненное сути,
   Ни наяву вот так же, ни в стихах
   Не встретишь то чего в заветном зуде
  
   Алкал, а там где текст врастает в жизнь
   Намёком незаметным как прожилка
   И трёхгрошовой милостынью лжи
   В на сто рублей правдивую копилку.
  
   ***
  
   Поэт - никто. Любые неучи
   В стихах умеют тра-ля-ля.
   Другое дело - голых девочек
   Снимать художественно для
  
   Онанистического профиля
   Журналов и в награду за
   Труды в натуре бонус к профиту
   Иметь. А Бог на небесах,
  
   Подобный нам, что значит любящий
   Картинки, лирикам в облом,
   Не альманах для жизни будущей
   Оставит, а фотоальбом.
  
   * * *
  
   Вот так и не заметил пролежав
   Три дня с простудой как покрылась медью
   Листва. Вот так последнюю из жатв,
   На книги наплевав по долголетью,
  
   Природа-мать, колхозам не чета,
   Однажды соберёт в разгар сезона.
   Увы, сентиментальность ей чужда,
   И бесполезно спрашивать спросонок
   Прошло всё интересное когда.
  
   * * *
  
   Не суетливая планета,
   Не дев податливых гарем,
   Лишь одиночество поэту
   И воля надобны затем
  
   Чтоб счастлив был он, и дорога
   К концу которой не прийти.
   Так мало, скажешь. Нет, так много
   Что и немыслимо почти.
  
   * * *
  
   За Кушнером последовав, вложить
   Сумевшим прустиаду в жанр короткий,
   Протянем мнемоническую нить
   От выпитой под вечер колы с водкой
  
   К квартире где, как помнится, лет пять,
   Обзаведясь балластом аттестата,
   Всем классом собирались выпивать
   На Новый год, а от неё - к салату
  
   В который падал мордой в три часа,
   А от салата - прямо к унитазу,
   Столь нежно обнимаемому за
   Мертвецки ледяную область таза,
  
   И далее - к той девочке чей взгляд,
   Ловивший постороннего кого-то,
   Как раз и понуждал упасть в салат
   И изойти на сопли и блевоту;
  
   От девочки же - к той херне в душе,
   К той сладкой и волнительной печали
   Которую, как яйца Фаберже,
   Не воспроизвести в оригинале,
  
   Но лишь одной которой стоит жить,
   Хотя бы и выуживая звенья
   Из колы водкой... Только тлеет нить
   И вечность истончается в мгновенье.
  
   * * *
  
   Щемящих мыслей - ворох,
   Но девственна тетрадь.
   Есть вещи о которых
   Бессмысленно рыдать.
  
   А только стиснув зубы
   Стоически тащить,
   Поскольку слишком глупо
   Писать про этот shit,
  
   Про то как денег мало
   И много суеты.
   Кого не заканала
   Такая дрянь? Мечты
  
   Прыщавого подростка
   И то стократ милей,
   Поскольку не так плоско,
   Поскольку он в своей
  
   Наивности и спеси,
   Без водки пьяный в хлам,
   Так близко к поднебесью
   Как и не снится нам.
  
   * * *
  
   Наверно да, быть вечно молодым,
   Ведь не душой, а телом лишь стареем.
   И как в семнадцать, с пафосом пустым,
   Уже не беатричам - дульсинеям -
  
   Слагать стихи. И верить: всё пройдёт,
   И всё придёт, лишь стоит поднапрячься,
   Последний раз, последний самый год
   Фрустраций инвестированных в счастье.
  
   И вечно так, и пусть смеют одни,
   И укоряют долгом пусть другие.
   Но чуть светлей декабрьские дни
   Пребудут с глупой верой в евтюхию.
  
   Наверно так, иначе ведь пиздец -
   Сломаешься прогнуть хребет свой силясь.
   Лишь разум убедить бы... Но подлец
   Суров и неподкупен как Осирис.
  
   * * *
  
   Подкорку не обманешь. От печали
   Не скроешься в ночном киноокне.
   Когда в реале девки не давали -
   То не давали также и во сне.
  
   Когда с утра преследуют кошмары -
   И по ночам является кошмар.
   Когда нет денег ездить на Канары -
   То и во сне не видится Канар.
  
   Кто плачет днём - ночами тоже плачет.
   Весёлым же и сны смотреть смешно.
   А если их давно не снится - значит
   Что ты и не живёшь давным-давно.
  
   * * *
  
   Перед лицом космического ужаса,
   С годами подошедшего впритык,
   Молчу - и вру себе что это мужество.
   Но просто отнимается язык.
   А. В. Майков. "В гостях у Прокруста". СПб, 2007 6
  
  
  

 Ваша оценка:

Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
Э.Бланк "Пленница чужого мира" О.Копылова "Невеста звездного принца" А.Позин "Меч Тамерлана.Крестьянский сын,дворянская дочь"

Как попасть в этoт список
Сайт - "Художники" .. || .. Доска об'явлений "Книги"