Наступила зима, принесла с собой ночь и холод. В деревенском доме у окна сидела толстая, бесформенная женщина с редкими тонкими волосами и детским выражением лица. Ее звали Арина. Она смотрела на пустынную заснеженную дорогу. За дорогой начинался лес. Укутанные снегом ели прятали от людских глаз заледеневшую реку. Дети спали. В дальней комнате храпела бабка. Старуху парализовало три года назад. Родственники отказались от нее и решили сдать в дом престарелых, но Арина не дала, пожалела родную бабушку и взяла к себе.
Женщина взглянула на рубаху мужа, висящую на стуле: "Какая жуткая тоска! Дети, работа, хозяйство... С мужем по-разному было. Что-то давно надломилось в душе, и не с кем поговорить. Каждый новый день приносит только усталость. Как хочется покоя. Господи, успокой душу мою! Да прости меня, Господи, что прошу тебя об этом. Сил больше нет, слез больше нет. Зачем живу я? Зачем страдаю так? Что еще пошлешь ты мне? Скажи, за что мне все? Я ли не любила мужа своего? Я на свадьбе нашей такой счастливой была! Ну, и пусть он сестре моей улыбался. Я видела все, да мне не обидно. Она уедет далеко-далеко, а он со мной останется. Я сына ему родила. Как он радовался, на сыночка глядя. Дни были солнечные ясные. Он на руках меня носил. Как любил он меня тогда. Что же случилось с нами? Почему счастье отвернулось от нас? Муж мой, Володенька, скажи, чем я была плоха для тебя? Я родила тебе вслед за сыном дочь, а ты бросил нас. Уезжая к матери на Украину, сказал, что через две недели воротишься. Прошло два месяца, а потом еще два, а потом год, а потом еще два. Но ты не вернулся. Все смеялись надо мной, вся деревня. А я ждала, я не верила, что ты уехал навсегда. А потом я продала дом, взяла детей, два узла с вещами и поехала к тебе. И когда ты увидел нас, ты не смог выгнать меня с детьми. И мы, молча, не говоря ни слова друг другу, начали жить будто бы сначала, как если бы с чистого листа, такого же белого, как этот снег за окном, такого же холодного и безразличного, как наша жизнь с тобой. Мы больше не любили друг друга. Ни ты, ни я. Но, чтобы они не смеялись - ни те, кто называл меня дурой, ни те, кто счел тебя подлецом - только, чтобы они больше не смеялись, мы снова стали жить вместе. Спустя год, мы вернулись в деревню, но ничего не получалось у нас. Водка, побои, беременная твоим ребенком девица, смеющаяся мне в лицо. Господи, да за что же? Я все терпела, всю жизнь терпела. Зачем терпеть, если больше сил нет?"
Арина посмотрела вглубь комнаты. Глаза не сразу привыкли к темноте. Посередине комнаты, склонившись над гробом ее мужа, сидела старая седая женщина. Прошли почти сутки, а она сидела и гладила покойного по голове, повторяя одно и тоже:
"Какая глупая смерть, - подумала Арина. - Поранить ногу пилой, истечь кровью. И ведь никого не оказалось рядом. А он не сумел остановить и потерял всю. Кровь ушла, и жизнь ушла. Выпал снег, прибрал за неряхой смертью. А что делать тем, кто остался? Кто приберет в их душах, кто наведет порядок и разложит все по полочкам? Господи, забери меня отсюда! Меня и моих детей забери! Быть может, там есть счастье".
Арине показалось, словно высохшие безжизненные руки бабки ожили и тянутся к ней из дальней комнаты. Скрюченными пальцами они хватают Арину за юбку. В деревне бабку считают ведьмой. Говорят, что она не умрет, пока не передаст знания. Арина не верит: "Нет никакого колдовства! А не умирает, потому что уход хороший. Чего люди не придумают от скуки и глупости. Коли Бог не забирает, значит, есть у него на то свои причины. Может, грешна? Кто знает...". Но про один бабкин грех Арина знала наверняка. Когда она была пятилетней девочкой, родители часто оставляли ее ночевать у бабушки. Та укладывала Арину спать вместе с дедом. Старик был неравнодушен к маленьким девочкам и принуждал внучку выполнять всякие мерзости. Бабка знала о проделках мужа. Отчего она не берегла внучку? На этот вопрос Арина ответа не нашла, а спросить у старухи не решалась. Дед умер много лет назад, а маленькая оскверненная девочка продолжала жить в Арининой душе...
* * *
Снег завалил дороги, избы с чернеющими окнами. В деревне только в одном доме горел свет. Возле окна за столом сидела девушка и пила чай. Она задумчиво смотрела на часы, остановившиеся много лет назад. Замерли стрелки на циферблате, а вместе с ними и лицо сидевшей за столом стало не подвластно времени.
- Алена, ты звала меня.
Девушка вздрогнула, огляделась. Никого вокруг. Но она явно почувствовала, что теперь не одна:
- Володя, это ты?
- Я боялся, что не узнаешь. Правда, я всего два дня как умер. Не могла ты меня так быстро забыть, - невидимый засмеялся.
- Володя, да, я звала. Пока это еще возможно, хочу спросить. Она теперь совсем одна. Дети, бабушка -- все на ней. Как она будет жить? Завтра похороны. Твоя мать почернела от горя. Почему ты ушел?
Наступила тишина, но потом снова раздался голос невидимого гостя:
- Знаешь, ты очень красивая. Совсем такая же, какой я увидел тебя в первый раз на своей свадьбе семнадцать лет назад. Ровно семнадцать лет назад!
- Сегодня день вашей с Ариной свадьбы?!
- Сегодня день нашей встречи с тобой! Я ведь тогда только на тебя и смотрел. Эти пьяные гости орали "горько", а я целовал Арину и смотрел на тебя. Мне понадобилось умереть, чтобы этой ночью ты оказалась со мной. С тех пор как похоронили твою бабушку, за Арининой бабкой стало некому ухаживать. И мы забрали ее к себе. Этот дом опустел. Когда я ругался с Ариной -- уходил от нее и жил здесь. Но я не чувствовал себя одиноким. Тому, кто сам давно стал тенью, не трудно найти таких же приятелей. Я лежал на кровати, где в детстве спала ты. Мне казалось, что я чувствую твое дыхание, и я представлял, как обнимаю тебя. А этот старый ублюдок, Аринин дед - как он надоел мне! Он постоянно рыдал в углу и просил, чтобы я позволил ему просто поближе подойти к твоей кровати. Знаешь, он до сих пор сходит по тебе с ума.
- Ты хочешь сказать, что он все еще здесь?!
- Алена, ты не отпустила его! А, значит, ему не выбраться отсюда.
- Я могу увидеть его? Я хочу поговорить с ним.
- Ты - нет. Но я могу передать ему твои слова.
- Тогда скажи, что я больше не сержусь, что я простила. Скажи, что он свободен.
- Хорошо, я скажу.
- Володя, - Алена ощутила, как дрожь пробежала по телу, - ты еще можешь почувствовать меня?
- Могу.
Девушка закрыла глаза. Она увидела высокое летнее небо, разукрашенное белыми перьями облаков.
- Володя, обними меня. Обними, будто я твоя невеста, будто и не было семнадцати лет... Теперь можно. Сегодня небо прощает все...
Мороз усиливался. Яркие звезды усыпали черное небо. В шести верстах от деревни в лесу на старом кладбище тяжело вздыхала и переворачивалась с боку на бок похороненная год назад бабушка Алены.
- Э-эх, - вздыхала мертвая в своей могиле, - как много вопросов, Аленушка. А ведь ответы все рядом, только руку протяни. Меня похоронили, укрыли сырой землей. Родные плакали, слова хорошие говорили. И что тебя угораздило полезть искать мои фотографии в тумбе, где у сестрицы хранились заговоры. Она на память не надеялась, потому и записала. А ты читать начала: "Слушайте меня, гады ползучие, кровь ваша на четыре стороны...", - и догадалась обо всем. Да, что-что, а ворожить сестрица умеет. Но это ее ноша, и она давно решила, кому ее передаст. Аленушка, это не наше дело. У нас работа иная, тяжелая. Тебе - людей в последний путь провожать. А мне, и того не легче - на тот берег переправлять. Вот и сегодня забот невпроворот - похороны Володеньки.
* * *
Кончилась зимняя ночь, наступило утро. Пришли люди, чтобы проститься с покойным. Плакали, молчали, клали деньги в гроб, что-то говорили Арине. Но она не слышала, а лишь качалась из стороны в сторону, зажимая рот посиневшими пальцами. Если бы только руки ослабли, какой жуткий вопль вырвался бы из истерзанной души. Гроб понесли на кладбище. Дети вцепились в Арину с двух сторон и шли рядом, то ли поддерживая, то ли пытаясь укрыться от горя, которое им не под силу. Володина мать что-то бормотала под нос, но когда гроб стали заколачивать, руки ее взметнулись к небу, и она исступленно закричала:
- Что же ты делаешь, Господи? Зачем забираешь сыночка моего? Неправильно это! Не должны родители жить дольше детей своих!
Эти слова отчаяния лишили женщину последних сил, и она упала без чувств на землю. Все перепугались, забегали, стали усаживать мать на скамейку, расстегнули ей ворот рубахи. Кто-то крикнул, чтобы ехали за доктором. Минут через десять его привезли, но мать к тому времени начала приходить в себя. Доктор все же осмотрел ее и на всякий случай сделал укол. Все успокоились и немедленно предложили доктору выпить, дабы "земля покойнику была пухом". Тот отказываться не стал и умело опрокинул стопку водки.
За все это время Арина не сдвинулась ни на шаг, продолжая раскачиваться из стороны в сторону словно маятник. Мама Арины, которая тоже была на похоронах, пыталась обнять и утешить дочь. Но каждый раз в Арининых глазах вспыхивала такая ненависть, что мать в испуге останавливалась. Никогда раньше ни словом, ни взглядом Арина не смела перечить ей. А та, если и вспоминала о существовании дочери, то лишь для того, чтобы отыграться за свое испорченное кем-то настроение. Арина все терпела. Она привыкла терпеть. И весь мир вокруг нее существовал будто для того, чтобы проверить - сколь глубока ее чаша терпения. Последней каплей стали слухи, что Аринина мать, не любившая зятя, на чьих-то похоронах бросила его фотографию в могилу. А уж тут не сомневайтесь - это верный способ, жди беды. И беда не заставила себя долго ждать, пришла и унесла Арининого мужа. И в тот же день вместе с Володей умерла его жена, та женщина, какой Арина была прежде, а вместо нее появилась новая, незнакомая. И мать первой не узнала свою дочь...
- Как же такое могло случиться? - перешептывались люди на кладбище. - Какая глупая смерть! Порезать ногу пилой и умереть от потери крови. И никто не помог! А ведь он побежал домой, упал на дороге и потерял сознание прямо перед своими окнами. И этого никто не видел? Как же так?
Люди растерянно пожимали плечами. Лишь парализованная старуха, лежа на своей кровати в опустевшем доме, впервые за долгие месяцы улыбалась. Взгляд ее был устремлен в окно на дорогу - туда, где три дня назад она видела истекавшего кровью Арининого мужа. Старуха что-то беззвучно бормотала, но по губам, расплывшимся в беззубой гримасе, можно было понять, что она шепчет: "Вот и хорошо. Теперь Аринушка готова. И я смогу освободиться от своей ноши. Мочи уж больше нет ее нести. А как отдам, так Господь сразу меня и приберет".
Старуха не слышала, как скрипнула входная дверь, но почувствовала, что кто-то пришел. На пороге стояла Алена.
- Тебе пора к сестре, - девушка в упор смотрела на старуху.
- Прочь! Уйди прочь! - завизжала ведьма и затряслась. - Ты не посмеешь! Есть уклад, и не тебе его менять! Я жду, когда Арина вернется с кладбища. Вот потом и приходи.
- Я не отдам тебе Арину. В этом роду больше не будет ведьм. Собирайся! Я пришла за тобой. Ты уходишь к сестре...