Когда он уходил по этой дороге, здесь стояли заснеженные избы. Теперь только по почерневшим печам и головешкам можно понять, где тогда стояли дома. Ещё... ещё весну или две назад мужики устроили сход. Решали, быть ли храму. Чтоб уж село было, а не абы что. Чтобы ярмарка... чтобы со всей округи съезжались и слетались.

  За три дня пути из лазарета он не услышал ни воя волков, ни карканья ворон. Страхи, что придётся отбиваться от одичавших собак и лесного зверья, не сбылись.

  

  На околице, у того, что осталось от дома Глеба, его почти нагнала телега. Характерный топот и скрип колёс был слышен уже давно, и он приготовился к схватке. Если ударить на опережение...

  

  - Чего ноги топтать, служивый, - ещё издали закричал возница. - Запрыгивай, вдвоём веселей.

  

  Он привычно поправил меч. Мало ли кто сейчас ездит по округе. И ходит.

  Сошёл на обочину, пропуская телегу вперёд. На облучке развалился румяный мордатый парень лет двадцати. Чистенький, ухоженный, и даже картуз с васильком. И ноги рогожей прикрыты. Чтоб, значит, не застудиться после дождя-то. И пахло от возницы...

  Ещё осенью он и сам был таким - чистеньким, весёленьким и ухоженным. И даже картуз с надломанным козырьком носил. Без василька, правда.

  

  Ладонь сама до хруста сжала рукоять меча. Но сдержался, запрыгнул, вдыхая въевшийся запах сена и навоза.

  

  - Домой? - засмеялся мордатый возница. - Отпустили? Подчистую? Как звать-то? Ты здешний? Я - Прохор. Как орков отсюда погнали, так здесь и остался. Чего мне дома делать...

  - Захар, - называться не хотелось, но и промолчать нельзя.

  

  Возница тараторил без умолку. Сытый, самодовольный, весёлый. Щекастый. Румяный. Встать бы, взять за шиворот зажравшегося балабола, вышвырнуть в дорожную пыль, дать сапогом в зубы, чтоб помолчал, притих, испугался. Увидеть страх в наглых, цепких глазах сопляка.

  В висках застучало. Он увидел превратившийся в кашу бурый снег под ногами, молнию, бьющую в группу всадников на пригорке, запах горящей плоти, и Егора, разорванного пополам. Того Егора, с которым ещё пацанами тайком, за сараем первый раз пробовали брагу.

  А этот... Сидит себе на телеге, балаболит и горя не знает. Харю отъел.

  

  ...- Сейчас-то уже не так голодно. А в конце зимы много тут померло от того, что жрать нечего было. Всё ведь под чистую забирали...

  

  Передёрнуло. Жрать ему было нечего... А похлёбку из конской шкуры он пробовал? А неделю одну мёрзлую кору он жевал? Жрать ему нечего... Вон рыло какое - розовое да гладкое.

  Чёрные щёки были у Архипа из сгоревшего села. Чёрные - что с протянутой на заскорузлой от мороза рукавице горбушкой хлеба, что со стрелой в груди. Не добежал Архип до вала. Накрыл серый шаманский огонь. Не повезло.

  

  ...- Девки здесь - загляденье. У нас таких не найдёшь. И каждая норовит в гости зазвать, попотчевать. Да и ещё кой-чего предложить. Особенно вдовушки. Ух... Я тут к одной регулярно заезжаю. И накормит, и приласкает, и обстирает. Грудь - во! - возница показал какая грудь у вдовушки. По всему выходило, что с ведро. - А корма!!! Эх, видел бы ты её корму... Картуз нравится? Она подарила...

  

  Девки... Бабы... больше полугода дома не был. Придёшь, а там... Хорошо, если живы. Как своим сказать, что батя там остался? И даже где могила не узнаешь. Из их сотни никто не выжил. Там, где она стояла, земля спеклась от жара. А эта гнида мордатая даже домой появляться не хочет. Баб ему подавай.

  

  ...- Я смотрю ты целый. Руки-ноги на месте. Всё остальное тоже? - заржал возница, недвусмысленно показывая взглядом. - Мало здесь таких, мало. Деньгу лопатой грести будешь. Той помочь, этой подсобить, забор поправить, крышу подлатать... ещё чего услужить...

  

  Целый? Вспомнился госпиталь. Кто без руки, кто без ноги, а от кого вообще мало что осталось. Правда, таких и не лечили особо. Кто выжил, тому, считай, не повезло. Целый... Знала бы эта харя... Руки целые. И ноги целые. А толку... Кто бы его отпустил домой, если бы он ещё мог держать меч? Войне-то конца не видно.

  

  - Повезло тебе, нарасхват будешь... денег, говорю, огребёшь... На меня-то раньше не шибко смотрели, а теперь - только выбирай.

  

  Сам сидит, развалился. Лишь вожжами чуть шевелит. Да румяные щёки по воротнику расплылись. Гнида. Ткнуть бы мечом под рёбра, так, чтоб с телеги свалился. И топтать, бить, ломать. Чтоб забыл как улыбаться. Чтоб почувствовал...

  Телегу тряхнуло на очередном ухабе.

  

  ...- А может ты дезертир? Уж очень ладненький, целенький...

  

   Чёрная пелена затмила взгляд.

  - Вставай!

  Возница не испугался. Сидел как ни в чём не бывало и скалился.

  

  - Вставай, гнида тыловая! Сейчас я тебе покажу дезертира! Сейчас ты забудешь про баб, про картошку с маслом, про... Ты у меня про всё забудешь! Вставай, я сказал!

  

  Кобыла остановилась, потянулась к траве на обочине. Летнее солнце пекло затылок и плечи. На минуту боя его хватит, а для этого жирного увальня больше и не надо.

  

  - Слезай, или я отрублю тебе ухо, - пришло ледяное спокойствие, как всегда теперь.

  

  Он видел и слышал всё кругом. Видел, как взлетел жаворонок, как ветер колышет листья на дубе, растущем недалеко от поворота к его родному селу, слышал журчание маленькой речки, в которой купался в детстве.

  Сейчас я его убью и пойду домой, подумал Захар. Тут уже недалеко. Последняя жертва.

  - Я бы встал, да ноги что-то затекли... - возница всё так же безмятежно улыбался. - Помог бы подняться.

  - Знаем мы эти уловки. Небось засапожник уже приготовил... Вставай, тебе говорят!

  И сдёрнул рогожу.

  

  *****

  

  Пахло скошенной травой, дорожной пылью, летом. Оба молчали.

  - Садись, чего уж там... - возница похлопал ладонью по телеге. - Бывает. У всех у нас бывает.

  Захар всё так же молча, не смотря ему в глаза, сел.

  На повороте к родному селу телега притормозила. Он спрыгнул, отряхнул налипшую солому и первый раз после размолвки взглянул в глаза Прохору.

  - Прости... - голос сорвался.

  - Да брось ты... Сам такой был в твои годы... - усмехнулся возница. - Всего-то лет пять тому...

  Но его улыбка уже не вызвала злости. Захар ещё раз бросил взгляд на прикрытые рогожей культи ног парня, протянул руку прощаясь:

  - Ещё увидимся.

  - Всенепременно! - Прохор тронул поводья. - Пошли, залётные!