Кадан выехал в ставку монгольского хана дней через десять, только после того, как убедился, что всё идёт своим чередом. Но перед этим он съездил к своему тестю. Айбек-тегин не принял его, но ему передали его слова.
- Мой аал принадлежит не нищему Кадану, у которого украли жену, а его сыну. А то, что у него отобрали монголы, пусть возвращают они, - эти слова обидели хитрого, но злопамятного вояку, но он не подал вида. Он понимал, что если выхлопотать себе ярлык у монгольского хана на свой аал, то старику нечем будет крыть, тем более, если он приведёт достаточное количество куячников.
Кадан понимал, что его отъезд должен успокоить старика и скрыть его военные приготовления, а дело соседа не должны обеспокоить старика, поскольку тот мог выставить втрое и даже больше копий, чем Курлун. Кадан скрыл то, что привёз из похода много богатств, которые только возросли в цене, проделав путь через степи и горы.
Ещё, чтобы скрыть свои истинные намеренья, Кадан распустил слух, что едет в Монголию к брату, который, якобы, воюет в войсках хана.