"Я просыпаюсь и начинаю видеть только два раза в жизни хозяина- в день рождения и в день его смерти. Мой хозяин уже родился и прожил свою глупую и бессмысленную жизнь. Ворочаясь в его теле, прислушиваясь к его всхлипам и оханьям, я сжималась и распускалась с содроганием и страхом. Боже, куда его занесло? Куда, и главное, зачем? Ну, жил бы себе так же просто и спокойно. Но нет, ему показалось мало просто так родиться, прожить и умереть. Хозяин хочет уйти с позором. Как же это жестоко. Мне, милому и любимому сердцу, слушать и видеть его смятение, его равнодушие, его покой.
На время я замолчу, прислушиваясь к его несвязным мыслям и желанием, чтобы разобраться во всем и ..... заснуть вместе с ним. Время не остановить. Я просыпаюсь только два раза в жизни, и мой хозяин уже родился".
- Вы знаете, что мой отец, - голой Айлин дрогнул, но глаза горели черным огнем надежды, - мой отец заболел.
Она сделала паузу, обведя глазами небольшое племя, ловившее каждое ее слово.
- Мой отец заболел и, может быть, сегодня он умрет. Все мы умираем, но его смерть не должна быть напрасной. Боги хотят его смерти, но боги должны помочь нам выжить. Даже такой ценой. Такой. - Она замолчала, опустив голову вниз. Первые капли дождя ударили по влажной земле, словно набат. Она подняла уставшее, бледное лицо к людям. Крупные капли, как слезы, потекли по ее красивым черным волосам, щекам и подбородку. - Трое из вас должны пойти сегодня к Черной горе и закончить, то, что начал мой отец. Кто из вас, сможет закончить ритуал?
Она перешла на крик, но разозлившийся дождь погасил ее гнев, безжалостно прибив к земле, словно затравленную падаль. У дождя тоже есть свой ритуал, и никто не вправе его нарушать.
Марко вздохнул и повел плечами. Вчера жрец забрал его козу, последнее животное, которое давало семье немного молока каждый день. Жрец указал костлявой рукой на бедную козу, и мать села на землю посреди двора, не в силах сказать ни слова. Жрец имел власть, и спорить с ним было бессмысленно. Но хуже всего, что жрец убил бедное животное прямо у них на глазах. Убил без оружия, жадными, трясущимися от возбуждения руками. Коза издала посмертный хрип и удивленно посмотрела на свое тело, свернутой и оторванной головой. К бурому фонтану из шеи, жрец подставил свой бурдюк, который полнел и разбухал, как гнилой кусок мяса, наполненный белыми, юркими личинками.
Жрец облизал длинным шершавым языком горлышко бурдюка и заткнул его пучком сухой травы. Закинув на могучую спину тело мертвой козы и бурдюк, он развернулся и пошел тяжелой походкой к Черной горе.
- На все воля богов, - сказал он, на мгновение, обернувшись, - помни об этом Марко.
Марко обнял за плечи маму и успокаивал, как мог.
- Воля богов! - крикнул жрец еще раз, тряхнув немытыми, спутанными волосами.
Марко видел перед глазами только его шершавый, длинный язык. Слишком жадно он облизывал горлышко, ловя каждую каплю свежей крови. Не могут боги быть такими кровожадными, иначе, что это за боги?
Исхудавшее тело козы раскачивалось, на спине, словно колокол предстоящей беды, роняя на влажную землю остатки своей влаги. Снова пошел мелкий дождь, и со стороны Черной горы поднялся теплый южный ветер.
"Именно тогда я первый раз открыло глаза, увидела спину вестника беды, и с ужасом закрыло их. Но было уже поздно - последний день хозяина начался. Сердце жреца было черным, словно ночь. Я пыталась дотянуться до него с просьбой о помиловании, но оно оборвало протянутую нить, словно голову несчастной козы. Было больно, и противно. Хозяин упал к ногам своей матери. Ее сердце тоже вздрогнуло, но глаза не открыло. Видимо, матери суждено пережить своего сына! Боги, боги, зачем вам это все нужно?"
Из толпы вышло двое мужчин - только это племя может подняться на Черную гору. Женщинам вход в логово смерти закрыт. Боги сами выбирают свои жертвы, мы лишь слабые руки судьбы в их вечной игре.
Айлин провела глазами по жителям своего племени и увидела в них только одно. Страх. "Почему умер твой отец? Что будет теперь с нами" - вот, что читала она в их глазах. Их сердца молчали, каждый думал только о своей никчемной жизни.
- Тот, кто дойдет сегодня до Черной горы и сможет завершить ритуал моего отца станет моим мужем. Этого требует закон, - Айлин говорила спокойно и ровно, - и я к этому готова. Пусть сильнейший из вас подымиться на самый верх, и увидит ответ, который должен был увидеть мой отец. Именно в этом и состоял ритуал. Мы должны узнать, сколько еще боги дадут нам жить на этой грешной земле.
В подтверждение ее слов небо нахмурилось, и гневная полоса предстоящей грозы перечеркнула все небо от заката до востока. Молния вспыхнула и погасла, спрятав свое оружие. Боги ждали. Люди тихо скулили.
Из толпы молча, вышел Марко, и стал возле двух добровольцев. По толпе прокатился нервный смешок. Мико и Славо были крепкими, сильными мужчинами. На их лицах уже стал пробиваться волос, их руки были сильны, а ноги крепки и натружены. Эти могли дойти даже к черту в гости. Марко - не смог бы. Он был маленький, весь какой-то кривой и нескладный. Но он вышел, и условности закона были соблюдены.
- Итак, вас трое. Дойти сможет только один, - Айлин долго смотрела на каждого из них. Глаза Мико горели огнем желания победы, он был прирожденным лидером селения. Глаза Славо были хитрыми, он опустил их сразу, как только Айлин посмотрела на него. Знал он, что в его глазах дочь жреца сможет прочесть многое, если не все. Поэтому и прятал их, готовый, если нужно, вырвать хитростью победу у более сильного противника. Такой и убьет и предаст, но своего добьется. Бог с ним.
Марко. Его глаза были странными, как будто не они смотрели на Айлин, а его сердце раскрыло перед ней свои объятия.
"Я затрепетало сразу, как только она посмотрела на меня. Вот, вот оноистинное счастье, ради чего хозяин и жил всю свою жизнь. Настоящее, сильное сердце этой девушки было ярко-красного цвета. Оно было готово любить и ненавидеть, дарить и принимать. Сладкая, очень сладкая боль пронзила меня. Это была любовь, которая способна свернуть горы, выпить моря и вынести любые лишения. Прости хозяин, что сомневалась в тебе. Великий день ты выбрал, чтобы разбудить меня. После такого и умереть не жалко!Ибо ты нашел то, ради чего родился - ты нашел свою любовь".
Айлин опустила свои глаза.
- Идите, я отпускаю вас и жду с нетерпением! Помните, ваш ответ решит судьбу нашего племени!
Толпа односельчан еще немного пошумела, да и разошлась по домам. Дождь устал и прекратил поливать все вокруг. Он поморосил еще немного, и, наконец, обидевшись, спрятался в уходящей туче. Небо неожиданно стало ясным, что в сезон дождей бывает крайне редко.
Мико и Славо о чем-то пошептались и вместе побрели в сторону горы. Марко решил зайти домой, чтобы попрощаться с матерью. Будто неоткуда в него полетел ком мокрой земли, больно ударив в затылок. Марко упал в большую лужу, измазавшись грязью. Было противно, как в детстве, когда над ним подшучивали местные мальчишки. Прошло столько лет, а будто ничего не изменилось. Он поднялся с земли и огляделся. Улица была пустынна: Айлин ушла в дом отца, односельчане - в поле. Марко пожал плечами и пошел к матери.
"Какой же подлый этот Славо. Недаром его сердце было малиновым и колючим - цвет подлости и предательства. Это он отстал от Мико и,вернувшись, кинул ком в голову хозяина. В гневе я потянуло свои длинные руки и схватило этого малинового ежа. Просыпайся! Твоего хозяина сегодня ждет собачья смерть. И боги услышали меня! Сердце Славо взглянуло мне в глаза и закричало. Вместе с ним проснулось и сердце Мико. Теперь закричало я".
- Зачем ты трогаешь этого мальчишку? - Мико с силой тряхнул за плечо Славо, сидевшего за высоким кустом.
- Давно хотел его проучить. Ты видел, как смотрела на него Айлин.
- Мы же уже договорились с тобой. Меня интересует место жреца, Айлин можешь оставить себе.
- Все верно. Прости меня, жрец.
- Что ты несешь? Я еще не стал им, - Мико смотрел по сторонам, не притаились ли где случайные уши.
- Станешь, - уверенно сказал Славо, тоже смотря по сторонам, - я тебе это обещаю. Просто я привыкаю к твоему новому званию.
- Об этом еще рано говорить. Пора в путь, мой друг, гора ждет нас. Ты знаешь, мне все время кажется, что за нами кто-то наблюдает.
- Не беспокойся, все сейчас в поле. Но ты прав, дело не ждет.
И приятели вместе пошли к Черной горе. Она повела своими плечами и тихонько вздохнула. В последнее время, это стало обычным делом, и жители не обратили внимания, что вся земля под ногами дрожит. Ведь мы так быстро ко всему привыкаем. И к смерти мы привыкаем быстрее всего, наивно считая, что она может быть только чужой.
"Это не я, это не я! Я ведь только потянулась к горе, желая посмотреть, что там. А она, выпустила в меня столько яда, что я невольно стала защищаться. Что с нее только не текло? Страшное, черное, как сердце жреца, месиво стекало на землю, с моих рук. Капли превращались в ручейки, ручьи - в полноводные реки. Они потекли вниз, к бедным людям, трудящимся на маленьком поле. Их сонные сердца проснулись, расшатанные безумным временем.
Я кричало, но хозяин меня не слышал. Боги, зачем вы стали будить их всех! Еще недавно все сердца жителей деревни были зелеными, словно молодые плоды манго. Но вот, они стали набухать и дрожать, меняя цвет на желтый. Этот цвет непростой, он несет в себе томительное ожидание, завет к действию, проклинает слабость. Опасный цвет, как и та гора, куда так тянуло моего несчастного хозяина".
Марко устало вздохнул. Дорога наверх не была простой. Он порядком устал, голова болела от напряжения, в глазах двоилось. Он услышал какой-то шум сзади, но сил обернуться уже не было. Прошел еще немного по едва видимой тропинке, и устало присел. Сердце тяжело билось, подбадривая его и не давая отступить назад.
Он поднял неповоротливую голову и не поверил своим глазам. Быстрая, как лань, Айлин бежала по крутой тропе, словно по прямой, ухоженной дороге. Ее прекрасные, черные волосы развивались, а глаза, пылали, как яркие угольки костра.
- Постой, Марко. Постой, прошу тебя!
Марко еще раз встряхнул головой и с трудом поднялся. Сердце хотело вырваться наружу, навстречу неназванной любимой, но неповоротливое тело, молча, стояло, ожидая дочь вождя племени.
- Я еле нагнала тебя. Кричу, кричу, а ты не останавливаешься.
- А я не поверил, что это ты. Боялся, что причудилось и если шевельнусь, то чары рассеяться.
- Я давно хотела сказать тебе, - Айлин смотрела ему прямо в глаза и не смогла сказать больше ни слова.
- Нет, это я хотел тебе сказать, - Марко замолчал, потому что его сердце готово было разорваться от нахлынувших чувств.
Ее тело было совсем близко от него, и он слышал ее сердце, так же хорошо, как и свое. Боги, какая это была небесная музыка! Это невообразимое счастье единения. Ведь теперь он не был одинок, он чувствовал это, понимал, хотя не было сказано ни слова.
Прошла вечность или один миг, Марко не смог бы сказать. Он купался в этом новом ощущении взаимной любви, и не мог ею напиться.
Глаза Айлин с трудом оторвались от него и посмотрели на нависшую над ними гору.
- Поздно уже, - ее слова прогремели, словно гром среди ясного неба. - Они живы, но их больше нет.
Марко показалось, что он знает, про кого говорит Айлин. И серце его непроизвольно сжалось от страха. Он открыл было рот, но пальчик Айлин прижался к его губам, запрещая говорить, а значит, запрещая жить.
- Молчи, времени уже не осталось. Зло уже вырвалось на свободу. Тебе нужно идти наверх, только тогда ты сможешь увидеть меня вновь. Обещай, что ты дойдешь, не смотря ни на что.
- Да, я, конечно дойду.
- Прости меня и верь мне. Так нужно.
Ее глаза были, как два черных неба, наполненных сверкающими звездами, словно небесной пылью от вселенського костра.
- Простить тебя? За что?
- Там наверху живет смерть, но тебе она не грозит. Верь мне, я помогу тебе. Только
помни - иди вперед не смотря ни на что. У нас мало времени.
- Хорошо, я буду идти вперед.
- Прости меня, - она исчезла в наступающей темноте до того, как слова растворились в густом, южном воздухе.
Правый бок резко заболел и Марко скривился от сильной боли. Его сердце неожиданно сжалось и остановилось. Он с удивлением посмотрел на свою рубаху, по ней пробежела красная полоса. Рубаха стала набухать, приобретая тяжелый, бордовый цвет. Марко невольно прижал руку к телу. Между его пальцами на землю просочилась удивленная кровь.
- За что? За что?
Он еще постоял немного, смотря, как капли его крови смешиваются на грязной земле с каплями начавшегося дождя. Потом, словно очнулся от тяжелого сна и медленно пошел дальше к вершине. Дождь становился все сильнее, пытаясь окутать одинокую фигуру незримым плащом из белых брызг и капель. Марко шел наверх, стараясь не думать о боли и не понимая, почему Айлин так поступила. Он верил в судьбу и упорно шел туда, куда несли его непослушные ноги. Он гнал свои мысли вдаль, отдавая их ненасытному дождю, баюкая уставшей рукой стонущий правый бок. Было тяжело, было больно, было почему-то противно. Он шел, потому что обещал. Он шел, потому что любил. Он шел, потому что не мог не идти - ему так подсказывало его сердце. Он шел вперед, закрыв глаза, доверяясь полностью своей судьбе и словам Айлин.
Нужно же в жизни чему-то верить.
"Мой милый, мой добрый хозяин. Как хорошо, что у тебя нет сил и желания смотреть вокруг. Иначе, ты бы ужаснулся от того, что вижу я. Сейчас я вижу очень хорошо, а это значит только одно - твои часы сочтены. Минуты падают, как крупицы в песочных часах, отсчитывая те немногочисленные мгновения, которые тебе осталось проглотить. Проглотить, чтобы навсегда распрощаться со мной, как со сном, пришедшим в твою бесконечную жизнь. Извини меня, хозяин. Я, как и Айлин, из любви к тебе, отведу от тебя беду. Я усыпило тебя, лишая возможности смотреть вокруг, но, не мешая двигаться. Может, я украло у тебя зрение, но сохраню твой разум, для последних, ярких минут жизни. Вокруг нас бесилась смерть. "Но не твоя" - сказала Айлин, и я пытаюсь выполнить ее просьбу. Невообразимые белые фурии носились в ночном небе, словно рваные простыни на ветру. Им кричал, подбадривая, дождь, такой ощутимый на высоте. Весь остров лежал, как на ладони, открывая ужасы этой бесконечной ночи. Фурии имели крылья, большие рты и очень острые передние зубы. Ими они впивались в тела бедных жителей деревни, высасывая соки жизни из них. У фурий не было сердец, я бы точно их увидело. А сердца бедных жителей все больше и больше становились серыми и блеклыми, как крылья небесных кошмаров. Как я ясно вижу все это, словно нахожусь рядом с ними. Зачем боги дают возможность на это смотреть? Я рождено для жизни, а вынуждено смотреть на эту страшную, бессмысленную смерть".
Марко споткнулся и остановился. Под ногами валялось бездыханное тело Славо. Глаза Марко открылись, но были видны только закатившиеся белки глаз. Недалеко от Славо стояла мрачная фигура Мико. Так выглядит собака, которую ошпарили и живьем содрали шкуру. Он стоял, странно согнувшись, вытянув вперед сильные руки в позе мольбы и страдания. Его шатало из стороны в сторону, то ли от ветра, то ли от страха.
Туда, куда тянулись его руки, не было дождя. Земля была подобна черной, вскипевшей шапке старого, прогнившего грехами гриба. Дождь не решался перейти черту, мстительно морося только возле самой границы. Марко сделал неловкий шаг, потом еще один и провалился, подобно Мико, выставив окровавленные руки вперед.
Он чувствовал, как жжет его пальцы, затем ладони. Руки застонали, прорываясь сквозь невидимую, но плотную защиту. Еще, еще немного. Кровь на его руках сказала стражу горы "да" и руки словно уперлись в неподвижный камень.
Минута, две. Как же болит сердце, не в силах перестать давать огонь жизни в этом лоне смерти. Вечность окутала Марко, заставив забыть обо всем.
Сопротивление резко пропало, и он провалился в ад.
"Нет, хозяин, даже не проси. Я не открою твои глаза, мы и так потеряли слишком много сил, чтобы сдохнуть прямо здесь, не узнав самого главного. Что здесь происходит, в конце концов?"
Ветер стих, и сотни ночных, сытых бестий разом бросились к надгробному камню на вершине Черной горы. Они с визгом таранили его и пропадали во тьме. Был этот камень неказист, никогда и не скажешь, что надгробный. Но веяло от земли таким могильным холодом, что ничего другого не приходило на ум. Возле камня копошился жрец, объявленный сегодня мертвым его собственной дочерью. А возле него плакала маленькая девочка, что-то, скуля себе под нос. Жрец то успокаивал ее, гладя по голове, то вдруг взрывался, понося страшными словами, на чем только свет стоит. Марко резко вздохнул и открыл глаза. Бок перестал болеть, и просто тихо ныл. Он подошел к девочке, оттолкнув в сторону лживого жреца, и заглянул ей прямо в глаза. Тело жреца рассыпался на сотни маленьких огоньков, и разлетелось в разные стороны, словно уставшее сновидение. За границей дождя тихо поднялась человеческая тень.
"Что он там увидел? Не знаю, но только секунды моей жизни кончились. Лицо хозяина было спокойным и даже умиротворенным. Он улыбнулся ей и что-то прошептал побелевшими губами. Девочка тяжело вздохнула и потянулась ко мне. Дело в том, что я не видела ее вообще! Глаза хозяина видели, а я нет. Ни ее, ни этого противного жреца. "На все воля богов" - так он сказал нам. Но богов вокруг не было. Ничего не было, кроме покосившегося надгробного камня. Может, это памятник ушедшим богам? А все остальное только пыль, попавшая в мои широко открытые глаза. Мне дано было сегодня увидеть многое, практически все. Но я была слепа, ибо передо мной не было НИЧЕГО. Хозяин, услышь меня, их НЕТ. ИХ ПРОСТО НЕ МОЖЕТ БЫ..."
Руки девочки были холодные, просто ледяные. Она держала сердце Марко и улыбалась. Ее губы разошлись, обнажив ровные белые зубы. Она сжала сердце, выпустив часть спелых соков, и жадно вонзила в него свои передние, острые зубы. Марко упал к ее ногам с блаженной улыбкой. В груди у него стало пусто, как и вокруг надгробного камня.
Где же все наши герои? Ветер может знать ответ да бродяга-дождь, но кто их спросит? Нет таких.
Почему мы так быстро ко всему привыкаем? Привыкаем к непогоде, предательству, слезам, крови, смерти близких нам людей. Привыкаем и принимаем это, как должное. Нам проще свыкнуться с тем, что происходит, чем копаться в причинах происходящего.
Зеленая, маленькая змейка поползла по босой пятке, заползла под длинную рубаху и вылезла у самого ворота. Глаза человека были пустые, щеки впали, кожа была белая, словно горный снег. Руки человека были раскинуты, а ладони устремлены к небу, будто просили о помощи. Но ее не было. Человек был мертв. И не просто мертв, его высушили. Змейка переползла по руке на другого человека, потом еще на одного. И еще. Все поле было усеяно мертвыми мужчинами и женщинами. В глубоких бороздах земли лежало несколько детей. Почти все селение было здесь. Мертвые люди смотрели в небо пустыми глазами, ища лица злобных богов. Боги молчали.
Змейка заползла на бугорок, и ее маленькая головка была безжалостно утоплена в грязной земле. Мужская голая нога оставила глубокий след, втоптав зазевавшуюся божью тварь. Мужчину шатало из стороны в сторону, он шел по трупам, не замечая их. Его тянуло к оставшимся живым. Его звал вперед настоящий зов вечного голода. Небо опять было хмурое, оплакивая души погибших. Больше здесь некому было плакать.
Скрипучая половица вздрогнула, протяжно завыв. Женщины крепко обнялись и вжались в темный угол. Жилище жрица селения представляло собой огромную комнату с деревянным полом, поднятую от земли на небольших, крепких сваях. Небо закрывали большие, зеленные листья. В жилище вломился бледный Славо в одной порванной рубахе на голом тело.
Он обвел комнату мутным взглядом, увидел испуганную Айлин и бросился к ней.
- Айлин, мы должны убираться отсюда. Они все умерли, в живых остались только мы с тобой.
- Не трогай ее! - Мать Марко, маленькая, сухая старуха, поднялась вперед, закрыв собой бедную девушку. - Мы останемся здесь, чтобы похоронить наших близких.
- Пошла вон, старая ведьма! Иди, поищи тело своего выродка.
- Что с ним? - Старуха вся сжалась и стала еще меньше ростом.
- Мертвый, как и все они. У него вырвала сердце ночная бестия Черной горы.
- А где ты был в это время? - Айлин упиралась, как могла, смотря Славо прямо в глаза.
Он же озирался по сторонам, словно затравленный зверь, чудом ушедший от погонщиков.
- Потом расскажу все по дороге. Нам нужно идти, время дорого.
- Куда ты меня тащишь? - Девушка упиралась ногами, но мужчина был силен, как бык и глаза его пылали безумием и страхом.
- У меня припасена лодка с припасами на берегу. Мы успеем уйти до того, как боги спустятся вниз.
- Оставь ее в покое! - Старуха повисла у него на второй руке, и Славо закрутился на одном месте, ничего уже не соображая.
В один миг все остановились. Женщины сползли на пол и затихли, а Славо остался стоять, пялясь на вход в хижину.
Узнать его можно было только по одежде. Глазницы потемнели и провалились, руки вытянулись и почти касались пола, а в груди сияла большая черная дыра.
- Марко, д-дружище, я не узнал тебя. Думал т-ты погиб, там, на горе.
Марко обвел мутным взглядом жилище, увидел маму и улыбнулся.
От увиденного маме стало плохо, она закрыла свой рот, чтобы не закричать от страха.
Лицо Марко вновь стало серьезным, а два передних зуба выдвинулось изо рта на добрую треть. На пол капнула слюна в предвкушении доброй пищи. Зов стал просто невыносимым.
- Беги мама, - прошипел он, словно змея, - я не могу больше терпеть.
Женщины тенью выскочили из хижины и побежали в сторону моря, спотыкаясь в темноте о тела погибших. Бежали молча, сил кричать уже не было.
На небе показалась полная луна, сжалившись над людьми и, показало им путь на берег.
Из хижины раздался душераздирающий крик. Люди так не кричат, просто не умеют.
Когда взошло хмурое солнце, выпросив у дождя несколько мгновений тишины и покоя, оно не увидело ничего, кроме молчаливой смерти, тихо собирающей свои нехитрые дары.
Солнце повернулось лицом к морской глади и на самом горизонте поймало лучом черную уплывающую точку. Может, это была лодка?
Боги молчали.
"Милый, Марко. Я так и не смогла сказать тебе тогда, что очень люблю тебя. И ребенок, которого я ношу под сердцем, это наш ребенок. Не знаю, где ты, но если ты когда-нибудь найдешь меня, просто знай - я люблю тебя БОЛЬШЕ ЖИЗНИ. Возьми меня, если хочешь, высуши, только дай возможность нашей девочке вырасти и набрать силу. Если ты не сможешь терпеть, вспомни, что ты тоже ее отец. Моего сердца и моей любви хватит на нас двоих. Твоя Айлин".