Сознание медленно возвращалось. А вместе с сознанием появилась боль. Когда он открыл глаза, то увидел белую стену и край портьеры. И сразу же чей-то тихий голос сказал ему прямо в ухо: "Спокойно, ты у друзей. Не шевелись. Все худшее - позади". То ли спокойная уверенность голоса, то ли сказалась усталость, но глаза его закрылись, боль стихла, и он заскользил по наклонной плоскости все быстрее и быстрее. "Сон... сон... я сплю...".
Сухой поджарый мужчина в серебристом халате с кистями встал со стула:
- Мой опыт подсказывает, что этот человек, -- здесь он сделал паузу, - будет здоров через две недели".
Его собеседник, совершенно седой, с лицом покрытым сеткой морщин и складок, но еще молодой человек, безразлично кивнул. Вытянув длинные ноги, он сидел в глубоком кожаном кресле.
- Брат мой, - голос сидящего был низок и глух, - я здесь только для того, чтобы координировать ваши действия.
Тут он медленно подтянул свои ноги и закинул одну на другую. Его рассеянный взгляд скользнул по темным пластиковым корешкам книг.
- Координировать же можно только на стадии подготовки, то, что уже сделано координировать очень трудно, а зачастую и невозможно. Именно к последнему я отношу ваши необдуманные действия.
Он поднял руку.
- Вы вмешались в естественный ход процесса. Наше влияние должно быть косвенным. Наша сила - секретность. Извините, что приходится вам это говорить. Но вы подвергаете опасности дело нескольких поколений. Экцеленс требует от вас объяснений.
- Прекратите, Сток, ваша осторожность граничит с трусостью.
- Брат мой, будьте внимательны в выборе терминов. Не лишне напомнить о том положении, которое я занимаю в Круге избранных, - тут он неожиданно легко встал и медленно поднял правую, сжатую в кулак руку. На среднем пальце блеснул серебряный перстень с зеленым камнем. Знак перевернутого дерева.
- Символом власти я приказываю тебе, брат мой, следовать за мной. Об этом человеке позаботятся мои люди.
Вот и все. Глупо предполагать, что Экцеленс захочет лично разобраться в этом деле. А план был прост. Нанятые боевики из банды Сико с островной части города должны были отбить у солдат СЧ Командора Чичо. Чичо знает многое. Родился он под землей. Детство провел при храме Ота в Городе Голубых Струй. Закончил университет в Элеоре, войдя в десятку лучших в выпуске теологического факультета. Во время великих походов командовал ротой головорезов в Бешенном легионе Оттиса. После разгрома мятежников и падения Города Голубых Струй долго скрывался в верхних торговых ярусах. А после открытия границы ушел в Верхний Мир. В те годы многие, в поисках спасения, еды и спокойствия покидали родные дома в Стране Подземных Городов и уходили в ослепительно сияющий Верхний Мир с его сменой дня и ночи, со сменой времен года, с беспредельным пространством моря и бесконечно высоким куполом неба. Жители Страны Подземных Городов или Нижнего Мира и раньше приходили а Верхний Мир, но таких было мало. Богатые, мастеровитые жители Подземной Страны всегда пренебрежительно относились к финэкам, "детям солнца". Люди чимпо, создав в Недрах высокоорганизованную сеть подземных залов, многоярусные города, залитые потоками искусственного света, с величественными храмами, широкими улицами и площадями, неохотно покидали свою страну. Только во времена Великих Походов, когда десятилетиями в Недрах Вишневых Гор полыхал пожар междоусобной войны, поток беженцев хлынул в долины Срединной Страны.
После падения Города Голубых Струй и уничтожения последних легионов мятежного Совета, коалиционное правительство Подземной Страны недолго продержалось у власти. Воинственные легионы победителей внесли на своих плечах в Элиор нового правителя. Им стал Торк Эр, кентурион, бесстрашный воин, прямолинейный человек, но плохой политик. И после подписания Договора с Властелином Срединной страны народ чимпо потерял в Верхнем мире ряд существенных привилегий в приграничной торговле, а после открытия границы былая слава страны Подземных Городов стала меркнуть, запустение и разруха надолго поселилась в ее древних залах. Некогда могущественные жрецы Ота прозябали в нищете. Торк Эр наделил неограниченными правами армейскую элиту. Но апмия по сути соей служит разрушению. Восстановить былое могущество Подземных Городов Торк Эр не смог.
Опираясь на глухое недовольство народа чимпо, жрецы Ота составляли ядро заговора. Вернувшийся из изгнания Чичо был одним из них. Недавние враги стали верными союзниками. Разветвленная конспиративная сеть охватывала все города Подземной страны, верхние ярусы пригородов, приграничные поселения Верхнего Мира. Была налажена связь с повстанческими отрядами Вишневых Гор и Побережья. Командор Чичо был тем проводником идей и действий, с помощью которого иерархи могли влиять на политические процессы как в Верхнем, так и в Нижнем мире. И Чичо понимал всю значимость своей фигуры в планах Заговора. Знали об этом и в Круге Избранных. Координатор Круга Сток, пользуясь нерешительностью избранных, пытался остановить сближение носителей Знания о Вечном Движении с "заговорщиками из подземелья", резонно полагая, что только полная закрытость сможет сохранить Круг в период усиления власти Директории. Пирр же утверждал, что только обретя силовую поддержку повстанцев на Побережье и в Вишневых Горах, заручившись согласием жрецов Подземной Страны, можно было говорить о подлинной власти.
* * *
Знание о Вечном Движении имеет древние корни. В виде легенд и слухов дошло оно до нас. Рассказывают, что около пяти веков назад полоумный монах зимней ночью, в холодной келье, перед догорающей свечей смог постичь секрет Вечного Движения. Часы, запущенные им, шли годами. Жернова крутились, не используя ни силу ветра, ни напор воды. Виноградные прессы отжимали сок, ткацкие станки день и ночь работали в мастерских монастыря. По ночам над монастырским подворьем поднимался ослепительно-белый шар, освещая все кругом на многие лиги. Золото и алмазы, как плесень нарастали на стенках реторт. Злаки и травы поднимались в рост человека, плоды персиков и груш достигали размеров хороших тыкв, скот плодился четырежды в год. Отступили болезни, старческая немощь и сама Смерть! И убоялся тот монах содеянного. Ибо все это богатство, свет и тепло он брал из пламени своей свечи. И было видение и был Голос. И было повеление Запрета. Все разрушил монах, остановил часы, погасил рукотворное солнце, задул Вечную Свечу и ушел темноту зимней ночи. Может все так и было. А может все это ему пригрезилось . Только нет-нет да и вспомнят люди о полоумном монахе, о Вечном Движении и Вечной Свече. Говорили так же, что остались люди, знающие секрет монаха. И что, будь на то воля Ота, Знание может возродиться. И опять вспыхнет Вечная Свеча, осветится земля ночью, польются с небес струи божественной благодати и наступят покой и радость на земле Вечного Блаженства.
Верил ли Пирр в эти легенды? После того, как он вошел в Круг Избранных, долгое время пытался узнать об истинности Знаний Вечного Движения. Но законы Круга не позволяли не только узнавать сокровенное, но даже говорить о них вслух. Молчание и неподвижность - одна из заповедей. Пирр ее нарушил. И после того, как было упомянуто имя Экселенса, он понял, что дело зашло очень далеко. Решение принято. Судьба его решена. Смерти Пирр не боялся. Но и умирать он не хотел. Сможет ли он убедить высших иерархов Круга? "Я приказываю тебе...". Это унизительное обращение как к низшему говорило о многом. Тяжелая машина тайных интриг пришла в движение. И ничто ее сейчас не остановит. Пирр давно замечал перемещения непонятных его ступени Знания сил и влияний. Но он был молод и хитер. Порой движение губ или наклон головы говорили ему больше, нежели звучащие в это время слова. После того, как он был посвящен в тайную систему Знаков, перемещение "темных теней в глубине" стало еще явственней. Ступень за ступенью Пирр поднимался к вершине. Порой от высоты положения и обретенной власти кружилась голова. Власть пьянила. На поднявшись выше и постарев, Пирр стал понимать и другое. Обретенная власть не приносила былой радости. Наоборот, суетность земной власти угнетала. Она не манила его как прежде. Порой Пирр ловил себя на мыслях о прошлом, вспоминал свое детство, мать, сестер. Где они?.. Холодный ручей за рощей, пятнистые тела форелей у свай пешеходного мостика. Маленький белый домик. Кукурузное поле. Кругом следы бедности и запустения. В десять лет Пирр покинул свой дом. Он ушел летом, в полотняной куртке, брезентовых штанах и резиновых калошах. В первом же поселке он понял, что одному ему не выжить. Банда таких же как он оборванцев, выпотрошила содержимое его мешка, сняла куртку и калоши. Двое малолетних налетчиков сцепились в придорожной пыли из-за куска кукурузной паты. Первый испуг прошел и Пирр рассмеялся. Вышедший из дверей трактира хозяин прогнал оборванцев палкой. И они, как стая шакалов, огрызаясь и переругиваясь, отбежали в сторону. Изможденный, одноногий "налетчик" на своих костылях не поспевая за остальными, запнулся и упал. Хохотали все, даже хозяин трактира. Пирр хотел помочь безногому подняться, но тот оттолкнул его и, завернувшись в грязные лохмотья, заплакал. Так Пирр попал в банду, где самому старшему - предводителю, как его называли, -- было пятнадцать, а самый младший, пятилетний, занимался попрошайничеством и мелкими кражами пирогов у уличных торговок.
Воспоминания детства всплывали порой так ясно, что терялось ощущение времени. Пирр опять был молод, голоден и полон надежд.
Телохранители Стока в малиновых балахонах встали от него по обе стороны. Можно не гадая сказать, что под складками одежды скрываются силовые экраны, ремни с гравитонами, а набитые суставы кистей рук говорят о том, что коротким ударом этот, спокойный с виду, крепыш может расколоть черепную коробку от темени до лба. Бежать? Пирр даже скривился. В его-то годы. Да и куда? Уж кому как ни ему знать силу и возможности Избранных. Ясно, что иерархи решили избавиться от него. И ночная стычка с СЧ - только предлог. Тучи начали сгущаться еще пол года назад, когда на собрании иерархов обсуждался вопрос о составе Кабинета Срединной Страны. Дискуссия была жаркой. Скрытые масками лица иерархов, внешне спокойные речи, но злобный блеск глаз, золотые шары, перекатывающиеся в их руках, говорили о лютой злобе и коварстве. И, как бывало не раз, разговор с второстепенного вопроса перешел на обсуждение основ Заповедей. Пирр никогда не скрывал своего отношения к ним. Все старое, отжившие должно быть заменено, иначе Кругу Избранных не выжить в этом быстро меняющемся мире. Заповеди стали обузой, цепями на ногах, удавкой на шее. И в тот раз он сказал об этом. Внезапно в переговорном устройстве что-то щелкнуло и зал наполнил сухой старческий голос. Многие годы молчавший Экселенс вмешался в спор высших иерархов. И он сказал одно слово: "Да воздастся!" Все замолчали. Холодное ощущение пустоты под ногами. Мелкая дрожь пробежала по спине и заледенила затылок. Рядом сидевшие невольно отодвинулись от него, как от прокаженного, невидимый барьер отделял теперь Пирра от остальных. С этого времени положение отверженного чувствовалось теперь во всем. Поток информации, стекающийся к нему со всех концов страны, иссяк. Число телохранителей удвоилось. Ни один его шаг не оставался незамеченным. Даже то, что он случайно получил сообщение о готовящемся аресте Чичо, приобрело зловещий смысл. Его явно подталкивали к действиям, противоречащим Заповедям. И он попался, он не мог поступить иначе. Ему дали это сделать, чтобы в глазах всех иерархов и самого Экселенса он предстал изменником. Вполне возможно, все подстроено так, что СЧ прихватит несколько членов Круга. Дело получит огласку. И тогда никто, и в первую очередь Экселенс, не захочет защищать его.
Власть и влияние Пирра в Круге Избранных не давали покоя иерархам Побережья. Ступень Высших Координаторов глухо роптала. Ортодоксы посылали доносчиков и соглядатаев. Но сложный организм Круга Избранных не потерпел бы пустоты, поэтому такую крупную фигуру, как Пирр невозможно было уничтожить или убрать просто так, без предлога. И вот он найден. Пирром овладели отрешенность и безразличие. В конце концов, жизнь прожита, и как она завершится, так ли это важно? Но Чичо, Что будет с ним? Скорее всего, от него захотят избавиться. Пирр опустил голову и сцепил перед собой руки. Нет, этого допустить нельзя. От внутреннего волнения Пирр не заметил, что говорит вслух. Телохранители, опасливо косясь, отошли подальше. Пирр усмехнулся, принято считать, что высшие иерархи Круга Избранных, обладая тайной Знания, по своему желанию могут вызывать силы Зла и Добра, подчиняя их своей воле.
За окнами особняка послышался шелест винта и на лужайку перед входом мягко опустился черный "вампир". От воздушной волны окно в сад распахнулось, ворох бумаг взлетел с письменного стола. Решение созрело мгновенно. Пирр накинул на голову капюшон халата и медленно вошел в нишу между книжными полками. Его исчезновения никто не заметил. Когда в кабинет вошел Сток, то он обнаружил опасливо заглядывающих в темные углы телохранителей, объятых суеверным страхом перед "этим колдуном".
- Ублюдки! Скорей наверх, в комнату! -- Сток в ярости топал ногами, -- убейте его, но не дайте ему уйти!
В кабинет вбежали еще четверо в малиновых балахонах.
- Найти! Обыскать весь дом, оцепить парк!
Степенная сдержанность координатора улетучилась. Он ясно представлял, что с ним будет, если он не приведет Пирра на собрание иерархов.
Пирр по потайной лестнице вбежал на второй этаж, по коридору в комнату, где лежал Чичо. Она была пуста. Снизу послышались крики и топот ног на лестнице. Пирр запер двери, подхватил полы халата и неслышно через окно комнаты вылез на балкон. Внизу метались огни ручных фонарей. Вдруг что-то упругое и длинное скользнуло к его ногам. Сверху послышался осторожный шепот: "Сюда!" Пирр поднял голову. И на крыше у водосточной трубы увидел Чичо. Он держал в руках конец пожарного шланга. Пирр ухватился руками за жесткий пластик и попробовал подтянуться. Но сил не было. Да и к чему все это? Не скрываясь он крикнул: "На крыше в ангаре ракетоплан, спасайся, друг". Чичо исчез. В двери комнаты посыпались удары. Видно игра идет ва-банк, если Сток приказал телохранителям не скрывать своего присутствия в доме. Завтра утром люди из соседних домов расскажут офицеру СЧ, что ночью на вилле профессора медицины Пирра раздавались крики, выстрелы, а потом вспыхнул пожар. Тело его так и не найдут.
Оглушительный треск и дверь вместе с косяками в клубах пыли упала на пол. Малиновые балахоны наполнили комнату. Дальше все произошло мгновенно. Пирр видел, как в проеме окна показался конец армейского гравитона и бритая голова телохранителя. Но смотрел он не на Пирра, а вверх. Над балконом, бешено ревя дюзами, завис легкий ракетоплан. Вспыхнул носовой прожектор и ослепленный стрелок закрыл глаза рукой. Он не увидел того, что увидел Пирр. К переднему шасси ракетоплана был привязан конец пожарного шланга. Другой конец - у его ног. Пирр молниеносно сделал петлю, будто всю жизнь вязал узлы и петли из канатов и веревок на каком-нибудь траулере, продел в нее ногу и прыгнул вниз. Падение было недолгим. Чичо видел все. Ракетоплан стал подниматься вверх. От сильного рывка с запястья Пирра сорвало часы, а сам он едва не выпустил шланг из рук. По длинной дуге он пролетел над темными верхушками садовых деревьев, над задравшими головы охранниками Стока. Чувства его обострились настолько, что во время полета он успел ощутить и свежий запах зелени, и аромат ночных фиалок, увидел летучую мышь, отпрянувшую в сторону от невиданного летуна. Маятник замер в высшей точке и Пирр, с нарастающей скоростью, полетел обратно. Обернувшись через плечо, он увидел стремительно приближающуюся стену дома. Пирр судорожно старался развернуться и принять удар на ноги, но это ему не удавалось. Он видел, как огненная масса расплавленного бетона вспучилась на том месте стены, куда он должен был врезаться. Снизу раздался звук выстрела, огненные капли разлетелись во все стороны веером, как от карнавальной петарды. В облаке цементной пыли и дыма Пирр почувствовал новый рывок и мутящимся от перегрузок взором увидел серебристую крышу своего дома где-то очень далеко внизу под своими ногами.
* * *
Хоко стало жарко. Жирный трактирщик после миски с тушеным мясом принес гороховую кашу с салом и горячее пиво. "Ешь-ешь, это очень вкусно". И он навалился на горбатую спину Хоко тугими складками неохватного живота. Становилось трудно дышать, нагретый у плиты холщовый фартук трактирщика жег спину, красный перец приправы щипал губы и язык. Блестящий от жирного пота, трактирщик принес жаровню с раскаленными углями. "Так тебе будет теплей, мой мальчик, это согреет твои ноги". И поставил ее под лавку. От горячей еды, от нестерпимого жара углей по всему телу Хоко заструился пот. Красные от горячей воды руки трактирщика, его заплывшие жиром глазки, липкие объятия, запах перченого мяса и угарный дым от жаровни - все это очень утомило Хоко. Он захотел уйти. Но жирный боров обхватил его пухлыми руками, поросшими рыжей щетиной: " Нет, мой милый, останься со мной. Тебе надо согреться!" И он навалился на Хоко всеми складками своей груди и живота, придавив мальчика к блюду с горячей гороховой кашей. От боли и страха Хоко закричал. И открыл глаза. Он увидел огонь. Жаркие языки пламени плясали, казалось, у самого лица. "Жарко",-- еле слышно прошептал он.
- Очнулся, наконец. Ну-ка, Брюк, переверни его.
Чернобородый улыбнулся, показав ряд сахарно-белых зубов. Сильные мозолистые руки мяли и растирали грудь и живот Хоко.
- Дай ему выпить вот этого, -- угрюмого вида крепыш в кожаном халате подал чернобородому глиняную кружку. Тот приподнял голову мальчика. В нос Хоко ударил ядреный спиртовый дух.
- Что это? - Хоко еле ворочал распухшим языком.
- Микстура! - чернобородый улыбнулся и подмигнул мальчику.
Обжигающий ком прикатился по горлу. Хоко задохнулся, из глаз брызнули слезы. Голова закружилась и будто отделилась от туловища.
- Пацан чудом остался жив, -- чернобородый двумя огромными глотками выпил оставшееся содержимое кружки. "Хо, хороша чертовка!" Широкой ладонью он зачерпнул колодной воды из котла.
- Если бы не Повелитель Блох, -- мокрая рука легла на голову сидящей рядом собаки, -- быть ему званым шутом на вечном празднике Ота.
Брюк поджал тонкие губы и сдвинул брови.
- Куда ты сейчас, Сван?
Чернобородый внимательно посмотрел на собеседника.
- "Пути мои сокрыл искристый снег. И ветер наполняет паруса моих одежд. Иду, куда влечет меня судьба".
- В горах неспокойно. Неделю назад отряд херуллов высадился на перевале за Каменным Бродом. В Сотесе повесили двух бродяг, приняв их за лазутчиков. Повстанцы сожгли насосную станцию на Западном склоне Остроконечной. В Корлайне пропало пятеро лесорубов. По ночам "вампиры" правительственных войск обстреливают осветительными ракетами дорожный узел у ледника. В столице из тюрьмы сбежал главный руководитель повстанческих отрядов. На дверях трактира палочники вывесили плакат. Десять тысяч монет. Целое состояние. За такие деньги оговорить незнакомого путника - найдутся желающие, и не мало. А потом доказывай , что "пути твои сокрыты белым снегом". Вздернут, как тех двоих бродяг. Сван, ты же мне как брат. Останься, хотя бы до лета. Там, да будет воля Ота, все утихнет. И тогда... Привратник дома Сотиэров искал в поселке садовника. Это твой шанс, Сван. У Сотиэров всегда вдоволь еды. Золото и алмазная пыль не переводится в их кованых ларцах. Щедрость оплат породила легенды. Говорят, что еще в начале войны пьяные солдаты Эритора на бронемашине в поисках вина, золота и низменных развлечений вломились во двор лечебницы. Жители поселка ожидали пожара, стрельбы, на прошла ночь, день. А из ворот Дома никто не выходил. Да так никто и не вышел. Ржавые искореженный обломки пастухи нашли только на следующее лето, когда с Верхнего перевала сошел снег и обнажилось дно ущелья. Но это не все. Частые обстрелы перевала из-за ошибок наведения приносили жителям поселка большие беды. Плазменная ракета упала на центральную площадь перед дверями похоронного бюро. От взрыва и вспышки разрушилась и сгорела вся заречная часть поселка. На территорию дома не упал ни один снаряд. А еще...
- Дружище Брюк. Годы сделали тебя многословным. Дай отдохнуть своему горлу. Прополощи его целебной влагой из того бочонка.
- Действительно, Сван, почему бы тебе не занять место садовника в Доме?
- "Цветы увядшие, что срезаны вчера садовником угрюмым, заменяет букет нарциссов, брошенный в окно рукой влюбленного бродяги-трубадура".
- А за мальчиком я присмотрю. Поправится - там видно будет.
- Брюк, старый дружище. Смотрю на твою лысую голову, а сам вспоминаю те времена, когда на всем Побережье не было лоцмана искуснее и храбрее, чем Брюк-Кожаный Пояс. Кто был всех щедрее в портовом кабаке? Чьих ласк искала любая потаскуха улицы Селедочной Головы? А чей нож понаделал не мало петель и прорезей в шкурах нахалов и грубиянов? Вспоминаю времена Блокады. Не ты ли, единственный из всех лоцманов Побережья, соглашался вывести их бухты катера с контрабандой под самыми жерлами плазменных установок крейсеров, сквозь минные заслоны и гравитационные ловушки? Милый Брюк, ты помнишь Большой Пожар? Излучатели на Голове Дракона и у Серого Камня сожгли Адмиралтейский док, разметали волноломы и сигнальный маяк. Портовые краны складывались пополам и оплывали в груды спекшегося металла от прикосновения их лучей. Несколько залпов пришлось по рыбачьему поселку. Я видел, как по раскаленному багровому небу летели лодки, обрывки сетей, горящие комоды, обугленные столы, супружеские кровати, детские колыбели, обугленные трупы людей. А потом в район Дока вошел карательный отряд в экранокостюмах. Мы сидели по горло в какой-то вонючей соленой луже у стены рыбокомбината. Запах, от которого кружилась голова, и желудок, норовивший освободиться от скудного обеда, утвердили меня в мысли, что до конца дней своих, а жить я собирался долго, я не притронусь к рыбным консервам! Лучи прожекторов шарили по дымящимся развалинам комбината, по кучам зловонного мусора. По зеленой поверхности нашей лужи, до краев наполненной вонючей жижей разложившегося рыбного студня. И как только они приближались к нашим головам, нам приходилось нырять! Я думал - этого не вынести , но после пяти часов купания привык. А тебе, Брюк, как мне показалось, даже не хотелось выбираться из этой клоаки когда все кончилось, и мне пришлось тащить тебя на себе. Прекрасное было время.
- Хе, Сван, дай отдых своему горлу. Старость сделала тебя сентиментальным. Промочи связки содержимым вон того бочонка. Его я называю "моя душа" . Когда все скверно, поясницу крутит, а в окна ломится сырой ветер с Западного склона, я достаю его, нацеживаю добрую кружку и сажусь у камина. Я рад, Сван, что ты жив и здоров, что у тебя есть еще силы бродить по горным тропам и коротать ночи у веселого костра. Чего уже не скажешь обо мне.
- Брюк, старина, не надо грустить. Каждому да воздастся. "Дыханье смерти лоб мне холодит, но руки ищут теплой женской кожи. Стальной клинок еще не знает ножен, но чую - смерть уже во мене сидит".
Повелитель блох поднял голову и посмотрел сначала на дверь, потом на хозяина. Еле слышный скрип песка послышался в наступившей тишине. В складках кожаного халата сверкнула сталь широкого ножа. Рука Свана медленно опустилась из-за спины с матово-зеленым армейским гравитоном. "Оп-па!" -- беззвучно произнесли губы Свана. Собака оскалив клыки медленно подошла к двери. Но у самого порога ее поведение изменилось. Повелитель блох равнодушно зевнул и, лениво щурясь, посмотрел на хозяина. Сван резко распахнул двери. На пороге стояла маленькая девочка, с головой укрытая пушистым серым платком. Яркий свет после ночной темноты ослепил ее.
Девочка робко переступила порог, но увидев собаку попятилась назад.
- Не бойся этого зверя, дитя. Он зубаст и ворчлив, на сердце у него доброе и преданное. Повелитель блох, поприветствуй даму. Собака равнодушно зевнула и вернулась к нагретому месту у камина.
- Простите его, госпожа, он неуч и невежа, на если вам случится быть в лесу, полном диких зверей, ведьм, вампиров, оборотней и василисков - можете спать спокойно. Повелитель блох сбережет ваш сон. А еще он умеет говорить. Девочка смотрела на Свана во все глаза.
- Повелитель блох, - собака подняла голову, - что тебе хотелось бы на ужин: печеную картошку...?
Собака оскорблено фыркнула и наморщила нос.
- Или сахарную кость?
Повелитель блох кивнул головой и вдруг четко произнес : "Хо-хо!" Даже угрюмый Брюк не мог сдержать улыбку. А девочка от восторга и удивления распахнула свои ярко-синие глаза до размеров чайных блюдец. Наконец, поборов смущение, она произнесла.
- Мастер Брюк, привратник Сотиэров послал за фартуком и рукавицами.
- Сейчас-сейчас, Грили, они давно готовы. Вот они.
И Брюк достал с полки кожаный сверток.
- Все, как и просил Эндо. Карманы на груди и по бокам. Рукавицы двойные с завязками... Сван, судьба стучится в двери, - он хитро подмигнул чернобородому, - Грили сирота. Привратник Сотиэров лет пять назад нашел ее у своих ворот. Мне кажется, лучшей рекомендации тебе не найти.
- Грили, сделай одолжение старому Брюку. Вот это - он положил тяжелую волосатую руку на плечо друга - мастер Сван, искусный садовод и знаток жизни растений. Я слышал, место садовника в доме свободно. Это удача , что Сван оказался в наших краях. Лучшего работника Эндо просто не найти. Грили, девочка, проводи мастера Свана к Сотиэрам.
В то время, когда Брюк расписывал его непревзойденное умение садовода, Сван тихо щелкнул пальцами и свистнул. Повелитель блох сел на задние лапы, а передние сложил на манер бродячего монаха, просящего подаяние.
- Смотри, пес тоже просит тебя. Пожалуйста.
- Конечно-конечно, мастер Брюк. Я обязательно скажу Эндо. А утром, если он согласится, приду к вам.
Грили поплотнее закуталась в свой платок, взяла сверток и смело шагнула в ночную круговерть искрящихся снежинок.
- Ну, вот. Слава Оту. Дело, кажется, сделано.
- Да, осталась одна проблема... Ты не спросил, согласен ли я...
Хоко блаженно улыбался во сне. Розовые фламинго и белые пеликаны кружились над крышей их маленького дома. Белые тени сливались с облаками, пропадая в жемчужном сиянии ледяных вершин Южных Гор.
* * *
Сиф Оул потер озябшие пальцы. К вечеру ветер сменился и с заснеженных лесистых холмов в город принесло облако колючих снежинок. Шарманщик с ученым вороном на плече, всю неделю забавлявший прохожих на многолюдном бульваре, был вынужден искать спасения от холода в кабаке. Торговцы дровами спорили с торговцами керосином о ценовых прогнозах на конец года. Крепкое пиво уступало место тягучим ликерам. Широкоплечие парни в кожаных шапочках военно-морских сил заказывали кувшинами жгучий сатран. Пятеро мастеровых в серо-голубых куртках обувной гильдии о чем- то тихо беседовали, сдвинув головы над столом. Толстый розовощекий хозяин кабака в коротком полосатом фартуке еле управлялся с пивными кружками, медными стаканчиками, кувшинами и бутылками. Его жена, высокая желтолицая особа с тонким хищным носом, остервенело жарила, рубила, мешала, резала и бросала содержимое котлов, жаровен, кастрюль, горшков и сковородок в глиняные миски. Проворный малый с гладкими, блестящими в свете электрических ламп, черными волосами, ставил миски на огромный медный поднос и, лихо подняв его над головой, разносил их поглощавшей питье и закуски многоликой, хохочущей, требующей, жующей и говорящей компании.
Шарманщик отирал обильный пот, выступивший на его красном обветренном лице, огромным клетчатым платком. Распитая бутылочка липовой настойки и кусок горячего пирога с мясом сделали свое дело. Потерянные было надежды прибавили ему уверенности в том, что уж на следующей неделе он, наконец, сможет отложить деньги на новые сапоги. Ворон клевал свой кусок пирога сосредоточенно и проворно. Медная цепочка соединяла кольцо у него на неге с боковой ручкой шарманки. Долгие годы совместной работы превратили ее из символа неволи в своеобразное украшение. Ну, что за ученый ворон без цепочки на ноге? Сиф Оул пальцем поманил к себе прилизанного чернявого разносчика. И в том, как он это сделал, проявились его старые привычки завсегдатая богатых ресторанов. Да, его длиннополое Щегольское пальто времен Мятежа местами порыжело, меховой воротник побила моль, оно обвисло и болталось на плечах недавнего заключенного, как на вешалке. А как элегантно смотрелся он в роскошном сером пальто с небесно-голубой подкладкой в бесчисленных зеркалах отеля "Виктория"! Капельки растаявших снежинок алмазной пылью сияли на ворсинках его черного воротника. Прошли те времена, когда за обед в ресторане он выкладывал сумму, на готорую сейчас смог бы питаться целый месяц. Какое отвратительное слово: "Питаться". Так и просится на язык: "Питаться падалью...".
- Эй, малый, гороховый суп у вас сегодня свежий?
Разносчик, презрительно сморщив нос, быстрым взглядом окинул согнутую фигуру Оула. Всех людей он делил на две категории. На тех, кто дает чаевые и на тех, кто их не дает. Этот сморщенный, высохший старик, с алым носом алкоголика на желтом лице, явно не входил в первую категорию. "Конечно, как всегда!" Сиф Оул тяжело опустился на деревянный табурет недалеко от входа. Жизнь дала трещину. Да и жизнь ли это? На соляных копях , в Долине смерти, как мрачно шутили заключенные, он часто вспоминал свою прошлую жизнь. Свою работу в лаборатории, выступления на симпозиумах , лекции в университете. Вспоминал старые обиды е не мог удержать горькой усмешки. Помнится, в пылу научной дискуссии он назвал "эмпирическим кретином" своего высокоученого оппонента. Боже мой! Разгромная статья в "Ведомостях". Суд чести. Седовласые академики старались помирить их. Напрасно. И только после ареста Оул догадался, кто мог организовать эту роковую "утечку" из его лаборатории. Да, все возможно, но какое значение это имеет сейчас. Будущего нет. Настоящее призрачно, нереально. Осталось только прошлое. Зачем он живет? Зачем он остался жив после десяти лет тюрьмы и каторжных работ? Почему он не умер там, где люди умирали десятками за один день!? За месяц до освобождения в лагерь прибыла комиссия. Группу "политиков", готовящихся к отправке, осмотрел врач; усатая дама из отдела общественного надзора что-то говорила о помощи, которую они могут получить после прибытия в места своего проживания. Представитель какого-то комитета долго и нудно объяснял о новом подходе Директории и лично самого Властелина к проблеме инакомыслия. Но Оул отлично знал, что выжить ему помог только случай, когда он, получив наряд на убору помещения канцелярии, сумел выкрасть и сжечь титульный лист своего дела. А через месяц в лагере вспыхнула эпидемия тифа. Без медицинской помощи ослабленные каторжане умирали десятками. Смерть обошла его стороной. Судьбе было угодно оставить его в живых. В доме у Мраморной Бухты расположилось какое-то ведомство. Бывшая жена долго жаловалась на произвол властей, дороговизну и неустроенность, опасливо осматривая латаную куртку каторжника и рваные резиновые калоши. Но пальто и еще кое-что из его гардероба все же отдала. НА деньги от продажи часов ( память об отце) он снял комнатку на окраине города. Подрабатывал репетиторством, иногда удавалось кое-что перехватить сочинением некрологов и свадебных поздравлений для бульварной газетки. За десть лет, проведенных в Долине смерти, он привык довольствоваться малым. И сейчас скудный репетиторский доход его вполне устраивал. На еду и вино денег хватало. О будущем он не думал, понимая, что если жизнь дала трещину, то сделать уже ничего нельзя.
( Продолжение следует)
Сознание медленно возвращалось. А вместе с сознанием появилась боль. Когда он открыл глаза, то увидел белую стену и край портьеры. И сразу же чей-то тихий голос сказал ему прямо в ухо: "Спокойно, ты у друзей. Не шевелись. Все худшее - позади". То ли спокойная уверенность голоса, то ли сказалась усталость, но глаза его закрылись, боль стихла, и он заскользил по наклонной плоскости все быстрее и быстрее. "Сон... сон... я сплю...".
Сухой поджарый мужчина в серебристом халате с кистями встал со стула:
- Мой опыт подсказывает, что этот человек, -- здесь он сделал паузу, - будет здоров через две недели".
Его собеседник, совершенно седой, с лицом покрытым сеткой морщин и складок, но еще молодой человек, безразлично кивнул. Вытянув длинные ноги, он сидел в глубоком кожаном кресле.
- Брат мой, - голос сидящего был низок и глух, - я здесь только для того, чтобы координировать ваши действия.
Тут он медленно подтянул свои ноги и закинул одну на другую. Его рассеянный взгляд скользнул по темным пластиковым корешкам книг.
- Координировать же можно только на стадии подготовки, то, что уже сделано координировать очень трудно, а зачастую и невозможно. Именно к последнему я отношу ваши необдуманные действия.
Он поднял руку.
- Вы вмешались в естественный ход процесса. Наше влияние должно быть косвенным. Наша сила - секретность. Извините, что приходится вам это говорить. Но вы подвергаете опасности дело нескольких поколений. Экцеленс требует от вас объяснений.
- Прекратите, Сток, ваша осторожность граничит с трусостью.
- Брат мой, будьте внимательны в выборе терминов. Не лишне напомнить о том положении, которое я занимаю в Круге избранных, - тут он неожиданно легко встал и медленно поднял правую, сжатую в кулак руку. На среднем пальце блеснул серебряный перстень с зеленым камнем. Знак перевернутого дерева.
- Символом власти я приказываю тебе, брат мой, следовать за мной. Об этом человеке позаботятся мои люди.
Вот и все. Глупо предполагать, что Экцеленс захочет лично разобраться в этом деле. А план был прост. Нанятые боевики из банды Сико с островной части города должны были отбить у солдат СЧ Командора Чичо. Чичо знает многое. Родился он под землей. Детство провел при храме Ота в Городе Голубых Струй. Закончил университет в Элеоре, войдя в десятку лучших в выпуске теологического факультета. Во время великих походов командовал ротой головорезов в Бешенном легионе Оттиса. После разгрома мятежников и падения Города Голубых Струй долго скрывался в верхних торговых ярусах. А после открытия границы ушел в Верхний Мир. В те годы многие, в поисках спасения, еды и спокойствия покидали родные дома в Стране Подземных Городов и уходили в ослепительно сияющий Верхний Мир с его сменой дня и ночи, со сменой времен года, с беспредельным пространством моря и бесконечно высоким куполом неба. Жители Страны Подземных Городов или Нижнего Мира и раньше приходили а Верхний Мир, но таких было мало. Богатые, мастеровитые жители Подземной Страны всегда пренебрежительно относились к финэкам, "детям солнца". Люди чимпо, создав в Недрах высокоорганизованную сеть подземных залов, многоярусные города, залитые потоками искусственного света, с величественными храмами, широкими улицами и площадями, неохотно покидали свою страну. Только во времена Великих Походов, когда десятилетиями в Недрах Вишневых Гор полыхал пожар междоусобной войны, поток беженцев хлынул в долины Срединной Страны.
После падения Города Голубых Струй и уничтожения последних легионов мятежного Совета, коалиционное правительство Подземной Страны недолго продержалось у власти. Воинственные легионы победителей внесли на своих плечах в Элиор нового правителя. Им стал Торк Эр, кентурион, бесстрашный воин, прямолинейный человек, но плохой политик. И после подписания Договора с Властелином Срединной страны народ чимпо потерял в Верхнем мире ряд существенных привилегий в приграничной торговле, а после открытия границы былая слава страны Подземных Городов стала меркнуть, запустение и разруха надолго поселилась в ее древних залах. Некогда могущественные жрецы Ота прозябали в нищете. Торк Эр наделил неограниченными правами армейскую элиту. Но апмия по сути соей служит разрушению. Восстановить былое могущество Подземных Городов Торк Эр не смог.
Опираясь на глухое недовольство народа чимпо, жрецы Ота составляли ядро заговора. Вернувшийся из изгнания Чичо был одним из них. Недавние враги стали верными союзниками. Разветвленная конспиративная сеть охватывала все города Подземной страны, верхние ярусы пригородов, приграничные поселения Верхнего Мира. Была налажена связь с повстанческими отрядами Вишневых Гор и Побережья. Командор Чичо был тем проводником идей и действий, с помощью которого иерархи могли влиять на политические процессы как в Верхнем, так и в Нижнем мире. И Чичо понимал всю значимость своей фигуры в планах Заговора. Знали об этом и в Круге Избранных. Координатор Круга Сток, пользуясь нерешительностью избранных, пытался остановить сближение носителей Знания о Вечном Движении с "заговорщиками из подземелья", резонно полагая, что только полная закрытость сможет сохранить Круг в период усиления власти Директории. Пирр же утверждал, что только обретя силовую поддержку повстанцев на Побережье и в Вишневых Горах, заручившись согласием жрецов Подземной Страны, можно было говорить о подлинной власти.
* * *
Знание о Вечном Движении имеет древние корни. В виде легенд и слухов дошло оно до нас. Рассказывают, что около пяти веков назад полоумный монах зимней ночью, в холодной келье, перед догорающей свечей смог постичь секрет Вечного Движения. Часы, запущенные им, шли годами. Жернова крутились, не используя ни силу ветра, ни напор воды. Виноградные прессы отжимали сок, ткацкие станки день и ночь работали в мастерских монастыря. По ночам над монастырским подворьем поднимался ослепительно-белый шар, освещая все кругом на многие лиги. Золото и алмазы, как плесень нарастали на стенках реторт. Злаки и травы поднимались в рост человека, плоды персиков и груш достигали размеров хороших тыкв, скот плодился четырежды в год. Отступили болезни, старческая немощь и сама Смерть! И убоялся тот монах содеянного. Ибо все это богатство, свет и тепло он брал из пламени своей свечи. И было видение и был Голос. И было повеление Запрета. Все разрушил монах, остановил часы, погасил рукотворное солнце, задул Вечную Свечу и ушел темноту зимней ночи. Может все так и было. А может все это ему пригрезилось . Только нет-нет да и вспомнят люди о полоумном монахе, о Вечном Движении и Вечной Свече. Говорили так же, что остались люди, знающие секрет монаха. И что, будь на то воля Ота, Знание может возродиться. И опять вспыхнет Вечная Свеча, осветится земля ночью, польются с небес струи божественной благодати и наступят покой и радость на земле Вечного Блаженства.
Верил ли Пирр в эти легенды? После того, как он вошел в Круг Избранных, долгое время пытался узнать об истинности Знаний Вечного Движения. Но законы Круга не позволяли не только узнавать сокровенное, но даже говорить о них вслух. Молчание и неподвижность - одна из заповедей. Пирр ее нарушил. И после того, как было упомянуто имя Экселенса, он понял, что дело зашло очень далеко. Решение принято. Судьба его решена. Смерти Пирр не боялся. Но и умирать он не хотел. Сможет ли он убедить высших иерархов Круга? "Я приказываю тебе...". Это унизительное обращение как к низшему говорило о многом. Тяжелая машина тайных интриг пришла в движение. И ничто ее сейчас не остановит. Пирр давно замечал перемещения непонятных его ступени Знания сил и влияний. Но он был молод и хитер. Порой движение губ или наклон головы говорили ему больше, нежели звучащие в это время слова. После того, как он был посвящен в тайную систему Знаков, перемещение "темных теней в глубине" стало еще явственней. Ступень за ступенью Пирр поднимался к вершине. Порой от высоты положения и обретенной власти кружилась голова. Власть пьянила. На поднявшись выше и постарев, Пирр стал понимать и другое. Обретенная власть не приносила былой радости. Наоборот, суетность земной власти угнетала. Она не манила его как прежде. Порой Пирр ловил себя на мыслях о прошлом, вспоминал свое детство, мать, сестер. Где они?.. Холодный ручей за рощей, пятнистые тела форелей у свай пешеходного мостика. Маленький белый домик. Кукурузное поле. Кругом следы бедности и запустения. В десять лет Пирр покинул свой дом. Он ушел летом, в полотняной куртке, брезентовых штанах и резиновых калошах. В первом же поселке он понял, что одному ему не выжить. Банда таких же как он оборванцев, выпотрошила содержимое его мешка, сняла куртку и калоши. Двое малолетних налетчиков сцепились в придорожной пыли из-за куска кукурузной паты. Первый испуг прошел и Пирр рассмеялся. Вышедший из дверей трактира хозяин прогнал оборванцев палкой. И они, как стая шакалов, огрызаясь и переругиваясь, отбежали в сторону. Изможденный, одноногий "налетчик" на своих костылях не поспевая за остальными, запнулся и упал. Хохотали все, даже хозяин трактира. Пирр хотел помочь безногому подняться, но тот оттолкнул его и, завернувшись в грязные лохмотья, заплакал. Так Пирр попал в банду, где самому старшему - предводителю, как его называли, -- было пятнадцать, а самый младший, пятилетний, занимался попрошайничеством и мелкими кражами пирогов у уличных торговок.
Воспоминания детства всплывали порой так ясно, что терялось ощущение времени. Пирр опять был молод, голоден и полон надежд.
Телохранители Стока в малиновых балахонах встали от него по обе стороны. Можно не гадая сказать, что под складками одежды скрываются силовые экраны, ремни с гравитонами, а набитые суставы кистей рук говорят о том, что коротким ударом этот, спокойный с виду, крепыш может расколоть черепную коробку от темени до лба. Бежать? Пирр даже скривился. В его-то годы. Да и куда? Уж кому как ни ему знать силу и возможности Избранных. Ясно, что иерархи решили избавиться от него. И ночная стычка с СЧ - только предлог. Тучи начали сгущаться еще пол года назад, когда на собрании иерархов обсуждался вопрос о составе Кабинета Срединной Страны. Дискуссия была жаркой. Скрытые масками лица иерархов, внешне спокойные речи, но злобный блеск глаз, золотые шары, перекатывающиеся в их руках, говорили о лютой злобе и коварстве. И, как бывало не раз, разговор с второстепенного вопроса перешел на обсуждение основ Заповедей. Пирр никогда не скрывал своего отношения к ним. Все старое, отжившие должно быть заменено, иначе Кругу Избранных не выжить в этом быстро меняющемся мире. Заповеди стали обузой, цепями на ногах, удавкой на шее. И в тот раз он сказал об этом. Внезапно в переговорном устройстве что-то щелкнуло и зал наполнил сухой старческий голос. Многие годы молчавший Экселенс вмешался в спор высших иерархов. И он сказал одно слово: "Да воздастся!" Все замолчали. Холодное ощущение пустоты под ногами. Мелкая дрожь пробежала по спине и заледенила затылок. Рядом сидевшие невольно отодвинулись от него, как от прокаженного, невидимый барьер отделял теперь Пирра от остальных. С этого времени положение отверженного чувствовалось теперь во всем. Поток информации, стекающийся к нему со всех концов страны, иссяк. Число телохранителей удвоилось. Ни один его шаг не оставался незамеченным. Даже то, что он случайно получил сообщение о готовящемся аресте Чичо, приобрело зловещий смысл. Его явно подталкивали к действиям, противоречащим Заповедям. И он попался, он не мог поступить иначе. Ему дали это сделать, чтобы в глазах всех иерархов и самого Экселенса он предстал изменником. Вполне возможно, все подстроено так, что СЧ прихватит несколько членов Круга. Дело получит огласку. И тогда никто, и в первую очередь Экселенс, не захочет защищать его.
Власть и влияние Пирра в Круге Избранных не давали покоя иерархам Побережья. Ступень Высших Координаторов глухо роптала. Ортодоксы посылали доносчиков и соглядатаев. Но сложный организм Круга Избранных не потерпел бы пустоты, поэтому такую крупную фигуру, как Пирр невозможно было уничтожить или убрать просто так, без предлога. И вот он найден. Пирром овладели отрешенность и безразличие. В конце концов, жизнь прожита, и как она завершится, так ли это важно? Но Чичо, Что будет с ним? Скорее всего, от него захотят избавиться. Пирр опустил голову и сцепил перед собой руки. Нет, этого допустить нельзя. От внутреннего волнения Пирр не заметил, что говорит вслух. Телохранители, опасливо косясь, отошли подальше. Пирр усмехнулся, принято считать, что высшие иерархи Круга Избранных, обладая тайной Знания, по своему желанию могут вызывать силы Зла и Добра, подчиняя их своей воле.
За окнами особняка послышался шелест винта и на лужайку перед входом мягко опустился черный "вампир". От воздушной волны окно в сад распахнулось, ворох бумаг взлетел с письменного стола. Решение созрело мгновенно. Пирр накинул на голову капюшон халата и медленно вошел в нишу между книжными полками. Его исчезновения никто не заметил. Когда в кабинет вошел Сток, то он обнаружил опасливо заглядывающих в темные углы телохранителей, объятых суеверным страхом перед "этим колдуном".
- Ублюдки! Скорей наверх, в комнату! -- Сток в ярости топал ногами, -- убейте его, но не дайте ему уйти!
В кабинет вбежали еще четверо в малиновых балахонах.
- Найти! Обыскать весь дом, оцепить парк!
Степенная сдержанность координатора улетучилась. Он ясно представлял, что с ним будет, если он не приведет Пирра на собрание иерархов.
Пирр по потайной лестнице вбежал на второй этаж, по коридору в комнату, где лежал Чичо. Она была пуста. Снизу послышались крики и топот ног на лестнице. Пирр запер двери, подхватил полы халата и неслышно через окно комнаты вылез на балкон. Внизу метались огни ручных фонарей. Вдруг что-то упругое и длинное скользнуло к его ногам. Сверху послышался осторожный шепот: "Сюда!" Пирр поднял голову. И на крыше у водосточной трубы увидел Чичо. Он держал в руках конец пожарного шланга. Пирр ухватился руками за жесткий пластик и попробовал подтянуться. Но сил не было. Да и к чему все это? Не скрываясь он крикнул: "На крыше в ангаре ракетоплан, спасайся, друг". Чичо исчез. В двери комнаты посыпались удары. Видно игра идет ва-банк, если Сток приказал телохранителям не скрывать своего присутствия в доме. Завтра утром люди из соседних домов расскажут офицеру СЧ, что ночью на вилле профессора медицины Пирра раздавались крики, выстрелы, а потом вспыхнул пожар. Тело его так и не найдут.
Оглушительный треск и дверь вместе с косяками в клубах пыли упала на пол. Малиновые балахоны наполнили комнату. Дальше все произошло мгновенно. Пирр видел, как в проеме окна показался конец армейского гравитона и бритая голова телохранителя. Но смотрел он не на Пирра, а вверх. Над балконом, бешено ревя дюзами, завис легкий ракетоплан. Вспыхнул носовой прожектор и ослепленный стрелок закрыл глаза рукой. Он не увидел того, что увидел Пирр. К переднему шасси ракетоплана был привязан конец пожарного шланга. Другой конец - у его ног. Пирр молниеносно сделал петлю, будто всю жизнь вязал узлы и петли из канатов и веревок на каком-нибудь траулере, продел в нее ногу и прыгнул вниз. Падение было недолгим. Чичо видел все. Ракетоплан стал подниматься вверх. От сильного рывка с запястья Пирра сорвало часы, а сам он едва не выпустил шланг из рук. По длинной дуге он пролетел над темными верхушками садовых деревьев, над задравшими головы охранниками Стока. Чувства его обострились настолько, что во время полета он успел ощутить и свежий запах зелени, и аромат ночных фиалок, увидел летучую мышь, отпрянувшую в сторону от невиданного летуна. Маятник замер в высшей точке и Пирр, с нарастающей скоростью, полетел обратно. Обернувшись через плечо, он увидел стремительно приближающуюся стену дома. Пирр судорожно старался развернуться и принять удар на ноги, но это ему не удавалось. Он видел, как огненная масса расплавленного бетона вспучилась на том месте стены, куда он должен был врезаться. Снизу раздался звук выстрела, огненные капли разлетелись во все стороны веером, как от карнавальной петарды. В облаке цементной пыли и дыма Пирр почувствовал новый рывок и мутящимся от перегрузок взором увидел серебристую крышу своего дома где-то очень далеко внизу под своими ногами.
* * *
Хоко стало жарко. Жирный трактирщик после миски с тушеным мясом принес гороховую кашу с салом и горячее пиво. "Ешь-ешь, это очень вкусно". И он навалился на горбатую спину Хоко тугими складками неохватного живота. Становилось трудно дышать, нагретый у плиты холщовый фартук трактирщика жег спину, красный перец приправы щипал губы и язык. Блестящий от жирного пота, трактирщик принес жаровню с раскаленными углями. "Так тебе будет теплей, мой мальчик, это согреет твои ноги". И поставил ее под лавку. От горячей еды, от нестерпимого жара углей по всему телу Хоко заструился пот. Красные от горячей воды руки трактирщика, его заплывшие жиром глазки, липкие объятия, запах перченого мяса и угарный дым от жаровни - все это очень утомило Хоко. Он захотел уйти. Но жирный боров обхватил его пухлыми руками, поросшими рыжей щетиной: " Нет, мой милый, останься со мной. Тебе надо согреться!" И он навалился на Хоко всеми складками своей груди и живота, придавив мальчика к блюду с горячей гороховой кашей. От боли и страха Хоко закричал. И открыл глаза. Он увидел огонь. Жаркие языки пламени плясали, казалось, у самого лица. "Жарко",-- еле слышно прошептал он.
- Очнулся, наконец. Ну-ка, Брюк, переверни его.
Чернобородый улыбнулся, показав ряд сахарно-белых зубов. Сильные мозолистые руки мяли и растирали грудь и живот Хоко.
- Дай ему выпить вот этого, -- угрюмого вида крепыш в кожаном халате подал чернобородому глиняную кружку. Тот приподнял голову мальчика. В нос Хоко ударил ядреный спиртовый дух.
- Что это? - Хоко еле ворочал распухшим языком.
- Микстура! - чернобородый улыбнулся и подмигнул мальчику.
Обжигающий ком прикатился по горлу. Хоко задохнулся, из глаз брызнули слезы. Голова закружилась и будто отделилась от туловища.
- Пацан чудом остался жив, -- чернобородый двумя огромными глотками выпил оставшееся содержимое кружки. "Хо, хороша чертовка!" Широкой ладонью он зачерпнул колодной воды из котла.
- Если бы не Повелитель Блох, -- мокрая рука легла на голову сидящей рядом собаки, -- быть ему званым шутом на вечном празднике Ота.
Брюк поджал тонкие губы и сдвинул брови.
- Куда ты сейчас, Сван?
Чернобородый внимательно посмотрел на собеседника.
- "Пути мои сокрыл искристый снег. И ветер наполняет паруса моих одежд. Иду, куда влечет меня судьба".
- В горах неспокойно. Неделю назад отряд херуллов высадился на перевале за Каменным Бродом. В Сотесе повесили двух бродяг, приняв их за лазутчиков. Повстанцы сожгли насосную станцию на Западном склоне Остроконечной. В Корлайне пропало пятеро лесорубов. По ночам "вампиры" правительственных войск обстреливают осветительными ракетами дорожный узел у ледника. В столице из тюрьмы сбежал главный руководитель повстанческих отрядов. На дверях трактира палочники вывесили плакат. Десять тысяч монет. Целое состояние. За такие деньги оговорить незнакомого путника - найдутся желающие, и не мало. А потом доказывай , что "пути твои сокрыты белым снегом". Вздернут, как тех двоих бродяг. Сван, ты же мне как брат. Останься, хотя бы до лета. Там, да будет воля Ота, все утихнет. И тогда... Привратник дома Сотиэров искал в поселке садовника. Это твой шанс, Сван. У Сотиэров всегда вдоволь еды. Золото и алмазная пыль не переводится в их кованых ларцах. Щедрость оплат породила легенды. Говорят, что еще в начале войны пьяные солдаты Эритора на бронемашине в поисках вина, золота и низменных развлечений вломились во двор лечебницы. Жители поселка ожидали пожара, стрельбы, на прошла ночь, день. А из ворот Дома никто не выходил. Да так никто и не вышел. Ржавые искореженный обломки пастухи нашли только на следующее лето, когда с Верхнего перевала сошел снег и обнажилось дно ущелья. Но это не все. Частые обстрелы перевала из-за ошибок наведения приносили жителям поселка большие беды. Плазменная ракета упала на центральную площадь перед дверями похоронного бюро. От взрыва и вспышки разрушилась и сгорела вся заречная часть поселка. На территорию дома не упал ни один снаряд. А еще...
- Дружище Брюк. Годы сделали тебя многословным. Дай отдохнуть своему горлу. Прополощи его целебной влагой из того бочонка.
- Действительно, Сван, почему бы тебе не занять место садовника в Доме?
- "Цветы увядшие, что срезаны вчера садовником угрюмым, заменяет букет нарциссов, брошенный в окно рукой влюбленного бродяги-трубадура".
- А за мальчиком я присмотрю. Поправится - там видно будет.
- Брюк, старый дружище. Смотрю на твою лысую голову, а сам вспоминаю те времена, когда на всем Побережье не было лоцмана искуснее и храбрее, чем Брюк-Кожаный Пояс. Кто был всех щедрее в портовом кабаке? Чьих ласк искала любая потаскуха улицы Селедочной Головы? А чей нож понаделал не мало петель и прорезей в шкурах нахалов и грубиянов? Вспоминаю времена Блокады. Не ты ли, единственный из всех лоцманов Побережья, соглашался вывести их бухты катера с контрабандой под самыми жерлами плазменных установок крейсеров, сквозь минные заслоны и гравитационные ловушки? Милый Брюк, ты помнишь Большой Пожар? Излучатели на Голове Дракона и у Серого Камня сожгли Адмиралтейский док, разметали волноломы и сигнальный маяк. Портовые краны складывались пополам и оплывали в груды спекшегося металла от прикосновения их лучей. Несколько залпов пришлось по рыбачьему поселку. Я видел, как по раскаленному багровому небу летели лодки, обрывки сетей, горящие комоды, обугленные столы, супружеские кровати, детские колыбели, обугленные трупы людей. А потом в район Дока вошел карательный отряд в экранокостюмах. Мы сидели по горло в какой-то вонючей соленой луже у стены рыбокомбината. Запах, от которого кружилась голова, и желудок, норовивший освободиться от скудного обеда, утвердили меня в мысли, что до конца дней своих, а жить я собирался долго, я не притронусь к рыбным консервам! Лучи прожекторов шарили по дымящимся развалинам комбината, по кучам зловонного мусора. По зеленой поверхности нашей лужи, до краев наполненной вонючей жижей разложившегося рыбного студня. И как только они приближались к нашим головам, нам приходилось нырять! Я думал - этого не вынести , но после пяти часов купания привык. А тебе, Брюк, как мне показалось, даже не хотелось выбираться из этой клоаки когда все кончилось, и мне пришлось тащить тебя на себе. Прекрасное было время.
- Хе, Сван, дай отдых своему горлу. Старость сделала тебя сентиментальным. Промочи связки содержимым вон того бочонка. Его я называю "моя душа" . Когда все скверно, поясницу крутит, а в окна ломится сырой ветер с Западного склона, я достаю его, нацеживаю добрую кружку и сажусь у камина. Я рад, Сван, что ты жив и здоров, что у тебя есть еще силы бродить по горным тропам и коротать ночи у веселого костра. Чего уже не скажешь обо мне.
- Брюк, старина, не надо грустить. Каждому да воздастся. "Дыханье смерти лоб мне холодит, но руки ищут теплой женской кожи. Стальной клинок еще не знает ножен, но чую - смерть уже во мене сидит".
Повелитель блох поднял голову и посмотрел сначала на дверь, потом на хозяина. Еле слышный скрип песка послышался в наступившей тишине. В складках кожаного халата сверкнула сталь широкого ножа. Рука Свана медленно опустилась из-за спины с матово-зеленым армейским гравитоном. "Оп-па!" -- беззвучно произнесли губы Свана. Собака оскалив клыки медленно подошла к двери. Но у самого порога ее поведение изменилось. Повелитель блох равнодушно зевнул и, лениво щурясь, посмотрел на хозяина. Сван резко распахнул двери. На пороге стояла маленькая девочка, с головой укрытая пушистым серым платком. Яркий свет после ночной темноты ослепил ее.
Девочка робко переступила порог, но увидев собаку попятилась назад.
- Не бойся этого зверя, дитя. Он зубаст и ворчлив, на сердце у него доброе и преданное. Повелитель блох, поприветствуй даму. Собака равнодушно зевнула и вернулась к нагретому месту у камина.
- Простите его, госпожа, он неуч и невежа, на если вам случится быть в лесу, полном диких зверей, ведьм, вампиров, оборотней и василисков - можете спать спокойно. Повелитель блох сбережет ваш сон. А еще он умеет говорить. Девочка смотрела на Свана во все глаза.
- Повелитель блох, - собака подняла голову, - что тебе хотелось бы на ужин: печеную картошку...?
Собака оскорблено фыркнула и наморщила нос.
- Или сахарную кость?
Повелитель блох кивнул головой и вдруг четко произнес : "Хо-хо!" Даже угрюмый Брюк не мог сдержать улыбку. А девочка от восторга и удивления распахнула свои ярко-синие глаза до размеров чайных блюдец. Наконец, поборов смущение, она произнесла.
- Мастер Брюк, привратник Сотиэров послал за фартуком и рукавицами.
- Сейчас-сейчас, Грили, они давно готовы. Вот они.
И Брюк достал с полки кожаный сверток.
- Все, как и просил Эндо. Карманы на груди и по бокам. Рукавицы двойные с завязками... Сван, судьба стучится в двери, - он хитро подмигнул чернобородому, - Грили сирота. Привратник Сотиэров лет пять назад нашел ее у своих ворот. Мне кажется, лучшей рекомендации тебе не найти.
- Грили, сделай одолжение старому Брюку. Вот это - он положил тяжелую волосатую руку на плечо друга - мастер Сван, искусный садовод и знаток жизни растений. Я слышал, место садовника в доме свободно. Это удача , что Сван оказался в наших краях. Лучшего работника Эндо просто не найти. Грили, девочка, проводи мастера Свана к Сотиэрам.
В то время, когда Брюк расписывал его непревзойденное умение садовода, Сван тихо щелкнул пальцами и свистнул. Повелитель блох сел на задние лапы, а передние сложил на манер бродячего монаха, просящего подаяние.
- Смотри, пес тоже просит тебя. Пожалуйста.
- Конечно-конечно, мастер Брюк. Я обязательно скажу Эндо. А утром, если он согласится, приду к вам.
Грили поплотнее закуталась в свой платок, взяла сверток и смело шагнула в ночную круговерть искрящихся снежинок.
- Ну, вот. Слава Оту. Дело, кажется, сделано.
- Да, осталась одна проблема... Ты не спросил, согласен ли я...
Хоко блаженно улыбался во сне. Розовые фламинго и белые пеликаны кружились над крышей их маленького дома. Белые тени сливались с облаками, пропадая в жемчужном сиянии ледяных вершин Южных Гор.
* * *
Сиф Оул потер озябшие пальцы. К вечеру ветер сменился и с заснеженных лесистых холмов в город принесло облако колючих снежинок. Шарманщик с ученым вороном на плече, всю неделю забавлявший прохожих на многолюдном бульваре, был вынужден искать спасения от холода в кабаке. Торговцы дровами спорили с торговцами керосином о ценовых прогнозах на конец года. Крепкое пиво уступало место тягучим ликерам. Широкоплечие парни в кожаных шапочках военно-морских сил заказывали кувшинами жгучий сатран. Пятеро мастеровых в серо-голубых куртках обувной гильдии о чем- то тихо беседовали, сдвинув головы над столом. Толстый розовощекий хозяин кабака в коротком полосатом фартуке еле управлялся с пивными кружками, медными стаканчиками, кувшинами и бутылками. Его жена, высокая желтолицая особа с тонким хищным носом, остервенело жарила, рубила, мешала, резала и бросала содержимое котлов, жаровен, кастрюль, горшков и сковородок в глиняные миски. Проворный малый с гладкими, блестящими в свете электрических ламп, черными волосами, ставил миски на огромный медный поднос и, лихо подняв его над головой, разносил их поглощавшей питье и закуски многоликой, хохочущей, требующей, жующей и говорящей компании.
Шарманщик отирал обильный пот, выступивший на его красном обветренном лице, огромным клетчатым платком. Распитая бутылочка липовой настойки и кусок горячего пирога с мясом сделали свое дело. Потерянные было надежды прибавили ему уверенности в том, что уж на следующей неделе он, наконец, сможет отложить деньги на новые сапоги. Ворон клевал свой кусок пирога сосредоточенно и проворно. Медная цепочка соединяла кольцо у него на неге с боковой ручкой шарманки. Долгие годы совместной работы превратили ее из символа неволи в своеобразное украшение. Ну, что за ученый ворон без цепочки на ноге? Сиф Оул пальцем поманил к себе прилизанного чернявого разносчика. И в том, как он это сделал, проявились его старые привычки завсегдатая богатых ресторанов. Да, его длиннополое Щегольское пальто времен Мятежа местами порыжело, меховой воротник побила моль, оно обвисло и болталось на плечах недавнего заключенного, как на вешалке. А как элегантно смотрелся он в роскошном сером пальто с небесно-голубой подкладкой в бесчисленных зеркалах отеля "Виктория"! Капельки растаявших снежинок алмазной пылью сияли на ворсинках его черного воротника. Прошли те времена, когда за обед в ресторане он выкладывал сумму, на готорую сейчас смог бы питаться целый месяц. Какое отвратительное слово: "Питаться". Так и просится на язык: "Питаться падалью...".
- Эй, малый, гороховый суп у вас сегодня свежий?
Разносчик, презрительно сморщив нос, быстрым взглядом окинул согнутую фигуру Оула. Всех людей он делил на две категории. На тех, кто дает чаевые и на тех, кто их не дает. Этот сморщенный, высохший старик, с алым носом алкоголика на желтом лице, явно не входил в первую категорию. "Конечно, как всегда!" Сиф Оул тяжело опустился на деревянный табурет недалеко от входа. Жизнь дала трещину. Да и жизнь ли это? На соляных копях , в Долине смерти, как мрачно шутили заключенные, он часто вспоминал свою прошлую жизнь. Свою работу в лаборатории, выступления на симпозиумах , лекции в университете. Вспоминал старые обиды е не мог удержать горькой усмешки. Помнится, в пылу научной дискуссии он назвал "эмпирическим кретином" своего высокоученого оппонента. Боже мой! Разгромная статья в "Ведомостях". Суд чести. Седовласые академики старались помирить их. Напрасно. И только после ареста Оул догадался, кто мог организовать эту роковую "утечку" из его лаборатории. Да, все возможно, но какое значение это имеет сейчас. Будущего нет. Настоящее призрачно, нереально. Осталось только прошлое. Зачем он живет? Зачем он остался жив после десяти лет тюрьмы и каторжных работ? Почему он не умер там, где люди умирали десятками за один день!? За месяц до освобождения в лагерь прибыла комиссия. Группу "политиков", готовящихся к отправке, осмотрел врач; усатая дама из отдела общественного надзора что-то говорила о помощи, которую они могут получить после прибытия в места своего проживания. Представитель какого-то комитета долго и нудно объяснял о новом подходе Директории и лично самого Властелина к проблеме инакомыслия. Но Оул отлично знал, что выжить ему помог только случай, когда он, получив наряд на убору помещения канцелярии, сумел выкрасть и сжечь титульный лист своего дела. А через месяц в лагере вспыхнула эпидемия тифа. Без медицинской помощи ослабленные каторжане умирали десятками. Смерть обошла его стороной. Судьбе было угодно оставить его в живых. В доме у Мраморной Бухты расположилось какое-то ведомство. Бывшая жена долго жаловалась на произвол властей, дороговизну и неустроенность, опасливо осматривая латаную куртку каторжника и рваные резиновые калоши. Но пальто и еще кое-что из его гардероба все же отдала. НА деньги от продажи часов ( память об отце) он снял комнатку на окраине города. Подрабатывал репетиторством, иногда удавалось кое-что перехватить сочинением некрологов и свадебных поздравлений для бульварной газетки. За десть лет, проведенных в Долине смерти, он привык довольствоваться малым. И сейчас скудный репетиторский доход его вполне устраивал. На еду и вино денег хватало. О будущем он не думал, понимая, что если жизнь дала трещину, то сделать уже ничего нельзя.
( Продолжение следует)
Сознание медленно возвращалось. А вместе с сознанием появилась боль. Когда он открыл глаза, то увидел белую стену и край портьеры. И сразу же чей-то тихий голос сказал ему прямо в ухо: "Спокойно, ты у друзей. Не шевелись. Все худшее - позади". То ли спокойная уверенность голоса, то ли сказалась усталость, но глаза его закрылись, боль стихла, и он заскользил по наклонной плоскости все быстрее и быстрее. "Сон... сон... я сплю...".
Сухой поджарый мужчина в серебристом халате с кистями встал со стула:
- Мой опыт подсказывает, что этот человек, -- здесь он сделал паузу, - будет здоров через две недели".
Его собеседник, совершенно седой, с лицом покрытым сеткой морщин и складок, но еще молодой человек, безразлично кивнул. Вытянув длинные ноги, он сидел в глубоком кожаном кресле.
- Брат мой, - голос сидящего был низок и глух, - я здесь только для того, чтобы координировать ваши действия.
Тут он медленно подтянул свои ноги и закинул одну на другую. Его рассеянный взгляд скользнул по темным пластиковым корешкам книг.
- Координировать же можно только на стадии подготовки, то, что уже сделано координировать очень трудно, а зачастую и невозможно. Именно к последнему я отношу ваши необдуманные действия.
Он поднял руку.
- Вы вмешались в естественный ход процесса. Наше влияние должно быть косвенным. Наша сила - секретность. Извините, что приходится вам это говорить. Но вы подвергаете опасности дело нескольких поколений. Экцеленс требует от вас объяснений.
- Прекратите, Сток, ваша осторожность граничит с трусостью.
- Брат мой, будьте внимательны в выборе терминов. Не лишне напомнить о том положении, которое я занимаю в Круге избранных, - тут он неожиданно легко встал и медленно поднял правую, сжатую в кулак руку. На среднем пальце блеснул серебряный перстень с зеленым камнем. Знак перевернутого дерева.
- Символом власти я приказываю тебе, брат мой, следовать за мной. Об этом человеке позаботятся мои люди.
Вот и все. Глупо предполагать, что Экцеленс захочет лично разобраться в этом деле. А план был прост. Нанятые боевики из банды Сико с островной части города должны были отбить у солдат СЧ Командора Чичо. Чичо знает многое. Родился он под землей. Детство провел при храме Ота в Городе Голубых Струй. Закончил университет в Элеоре, войдя в десятку лучших в выпуске теологического факультета. Во время великих походов командовал ротой головорезов в Бешенном легионе Оттиса. После разгрома мятежников и падения Города Голубых Струй долго скрывался в верхних торговых ярусах. А после открытия границы ушел в Верхний Мир. В те годы многие, в поисках спасения, еды и спокойствия покидали родные дома в Стране Подземных Городов и уходили в ослепительно сияющий Верхний Мир с его сменой дня и ночи, со сменой времен года, с беспредельным пространством моря и бесконечно высоким куполом неба. Жители Страны Подземных Городов или Нижнего Мира и раньше приходили а Верхний Мир, но таких было мало. Богатые, мастеровитые жители Подземной Страны всегда пренебрежительно относились к финэкам, "детям солнца". Люди чимпо, создав в Недрах высокоорганизованную сеть подземных залов, многоярусные города, залитые потоками искусственного света, с величественными храмами, широкими улицами и площадями, неохотно покидали свою страну. Только во времена Великих Походов, когда десятилетиями в Недрах Вишневых Гор полыхал пожар междоусобной войны, поток беженцев хлынул в долины Срединной Страны.
После падения Города Голубых Струй и уничтожения последних легионов мятежного Совета, коалиционное правительство Подземной Страны недолго продержалось у власти. Воинственные легионы победителей внесли на своих плечах в Элиор нового правителя. Им стал Торк Эр, кентурион, бесстрашный воин, прямолинейный человек, но плохой политик. И после подписания Договора с Властелином Срединной страны народ чимпо потерял в Верхнем мире ряд существенных привилегий в приграничной торговле, а после открытия границы былая слава страны Подземных Городов стала меркнуть, запустение и разруха надолго поселилась в ее древних залах. Некогда могущественные жрецы Ота прозябали в нищете. Торк Эр наделил неограниченными правами армейскую элиту. Но апмия по сути соей служит разрушению. Восстановить былое могущество Подземных Городов Торк Эр не смог.
Опираясь на глухое недовольство народа чимпо, жрецы Ота составляли ядро заговора. Вернувшийся из изгнания Чичо был одним из них. Недавние враги стали верными союзниками. Разветвленная конспиративная сеть охватывала все города Подземной страны, верхние ярусы пригородов, приграничные поселения Верхнего Мира. Была налажена связь с повстанческими отрядами Вишневых Гор и Побережья. Командор Чичо был тем проводником идей и действий, с помощью которого иерархи могли влиять на политические процессы как в Верхнем, так и в Нижнем мире. И Чичо понимал всю значимость своей фигуры в планах Заговора. Знали об этом и в Круге Избранных. Координатор Круга Сток, пользуясь нерешительностью избранных, пытался остановить сближение носителей Знания о Вечном Движении с "заговорщиками из подземелья", резонно полагая, что только полная закрытость сможет сохранить Круг в период усиления власти Директории. Пирр же утверждал, что только обретя силовую поддержку повстанцев на Побережье и в Вишневых Горах, заручившись согласием жрецов Подземной Страны, можно было говорить о подлинной власти.
* * *
Знание о Вечном Движении имеет древние корни. В виде легенд и слухов дошло оно до нас. Рассказывают, что около пяти веков назад полоумный монах зимней ночью, в холодной келье, перед догорающей свечей смог постичь секрет Вечного Движения. Часы, запущенные им, шли годами. Жернова крутились, не используя ни силу ветра, ни напор воды. Виноградные прессы отжимали сок, ткацкие станки день и ночь работали в мастерских монастыря. По ночам над монастырским подворьем поднимался ослепительно-белый шар, освещая все кругом на многие лиги. Золото и алмазы, как плесень нарастали на стенках реторт. Злаки и травы поднимались в рост человека, плоды персиков и груш достигали размеров хороших тыкв, скот плодился четырежды в год. Отступили болезни, старческая немощь и сама Смерть! И убоялся тот монах содеянного. Ибо все это богатство, свет и тепло он брал из пламени своей свечи. И было видение и был Голос. И было повеление Запрета. Все разрушил монах, остановил часы, погасил рукотворное солнце, задул Вечную Свечу и ушел темноту зимней ночи. Может все так и было. А может все это ему пригрезилось . Только нет-нет да и вспомнят люди о полоумном монахе, о Вечном Движении и Вечной Свече. Говорили так же, что остались люди, знающие секрет монаха. И что, будь на то воля Ота, Знание может возродиться. И опять вспыхнет Вечная Свеча, осветится земля ночью, польются с небес струи божественной благодати и наступят покой и радость на земле Вечного Блаженства.
Верил ли Пирр в эти легенды? После того, как он вошел в Круг Избранных, долгое время пытался узнать об истинности Знаний Вечного Движения. Но законы Круга не позволяли не только узнавать сокровенное, но даже говорить о них вслух. Молчание и неподвижность - одна из заповедей. Пирр ее нарушил. И после того, как было упомянуто имя Экселенса, он понял, что дело зашло очень далеко. Решение принято. Судьба его решена. Смерти Пирр не боялся. Но и умирать он не хотел. Сможет ли он убедить высших иерархов Круга? "Я приказываю тебе...". Это унизительное обращение как к низшему говорило о многом. Тяжелая машина тайных интриг пришла в движение. И ничто ее сейчас не остановит. Пирр давно замечал перемещения непонятных его ступени Знания сил и влияний. Но он был молод и хитер. Порой движение губ или наклон головы говорили ему больше, нежели звучащие в это время слова. После того, как он был посвящен в тайную систему Знаков, перемещение "темных теней в глубине" стало еще явственней. Ступень за ступенью Пирр поднимался к вершине. Порой от высоты положения и обретенной власти кружилась голова. Власть пьянила. На поднявшись выше и постарев, Пирр стал понимать и другое. Обретенная власть не приносила былой радости. Наоборот, суетность земной власти угнетала. Она не манила его как прежде. Порой Пирр ловил себя на мыслях о прошлом, вспоминал свое детство, мать, сестер. Где они?.. Холодный ручей за рощей, пятнистые тела форелей у свай пешеходного мостика. Маленький белый домик. Кукурузное поле. Кругом следы бедности и запустения. В десять лет Пирр покинул свой дом. Он ушел летом, в полотняной куртке, брезентовых штанах и резиновых калошах. В первом же поселке он понял, что одному ему не выжить. Банда таких же как он оборванцев, выпотрошила содержимое его мешка, сняла куртку и калоши. Двое малолетних налетчиков сцепились в придорожной пыли из-за куска кукурузной паты. Первый испуг прошел и Пирр рассмеялся. Вышедший из дверей трактира хозяин прогнал оборванцев палкой. И они, как стая шакалов, огрызаясь и переругиваясь, отбежали в сторону. Изможденный, одноногий "налетчик" на своих костылях не поспевая за остальными, запнулся и упал. Хохотали все, даже хозяин трактира. Пирр хотел помочь безногому подняться, но тот оттолкнул его и, завернувшись в грязные лохмотья, заплакал. Так Пирр попал в банду, где самому старшему - предводителю, как его называли, -- было пятнадцать, а самый младший, пятилетний, занимался попрошайничеством и мелкими кражами пирогов у уличных торговок.
Воспоминания детства всплывали порой так ясно, что терялось ощущение времени. Пирр опять был молод, голоден и полон надежд.
Телохранители Стока в малиновых балахонах встали от него по обе стороны. Можно не гадая сказать, что под складками одежды скрываются силовые экраны, ремни с гравитонами, а набитые суставы кистей рук говорят о том, что коротким ударом этот, спокойный с виду, крепыш может расколоть черепную коробку от темени до лба. Бежать? Пирр даже скривился. В его-то годы. Да и куда? Уж кому как ни ему знать силу и возможности Избранных. Ясно, что иерархи решили избавиться от него. И ночная стычка с СЧ - только предлог. Тучи начали сгущаться еще пол года назад, когда на собрании иерархов обсуждался вопрос о составе Кабинета Срединной Страны. Дискуссия была жаркой. Скрытые масками лица иерархов, внешне спокойные речи, но злобный блеск глаз, золотые шары, перекатывающиеся в их руках, говорили о лютой злобе и коварстве. И, как бывало не раз, разговор с второстепенного вопроса перешел на обсуждение основ Заповедей. Пирр никогда не скрывал своего отношения к ним. Все старое, отжившие должно быть заменено, иначе Кругу Избранных не выжить в этом быстро меняющемся мире. Заповеди стали обузой, цепями на ногах, удавкой на шее. И в тот раз он сказал об этом. Внезапно в переговорном устройстве что-то щелкнуло и зал наполнил сухой старческий голос. Многие годы молчавший Экселенс вмешался в спор высших иерархов. И он сказал одно слово: "Да воздастся!" Все замолчали. Холодное ощущение пустоты под ногами. Мелкая дрожь пробежала по спине и заледенила затылок. Рядом сидевшие невольно отодвинулись от него, как от прокаженного, невидимый барьер отделял теперь Пирра от остальных. С этого времени положение отверженного чувствовалось теперь во всем. Поток информации, стекающийся к нему со всех концов страны, иссяк. Число телохранителей удвоилось. Ни один его шаг не оставался незамеченным. Даже то, что он случайно получил сообщение о готовящемся аресте Чичо, приобрело зловещий смысл. Его явно подталкивали к действиям, противоречащим Заповедям. И он попался, он не мог поступить иначе. Ему дали это сделать, чтобы в глазах всех иерархов и самого Экселенса он предстал изменником. Вполне возможно, все подстроено так, что СЧ прихватит несколько членов Круга. Дело получит огласку. И тогда никто, и в первую очередь Экселенс, не захочет защищать его.
Власть и влияние Пирра в Круге Избранных не давали покоя иерархам Побережья. Ступень Высших Координаторов глухо роптала. Ортодоксы посылали доносчиков и соглядатаев. Но сложный организм Круга Избранных не потерпел бы пустоты, поэтому такую крупную фигуру, как Пирр невозможно было уничтожить или убрать просто так, без предлога. И вот он найден. Пирром овладели отрешенность и безразличие. В конце концов, жизнь прожита, и как она завершится, так ли это важно? Но Чичо, Что будет с ним? Скорее всего, от него захотят избавиться. Пирр опустил голову и сцепил перед собой руки. Нет, этого допустить нельзя. От внутреннего волнения Пирр не заметил, что говорит вслух. Телохранители, опасливо косясь, отошли подальше. Пирр усмехнулся, принято считать, что высшие иерархи Круга Избранных, обладая тайной Знания, по своему желанию могут вызывать силы Зла и Добра, подчиняя их своей воле.
За окнами особняка послышался шелест винта и на лужайку перед входом мягко опустился черный "вампир". От воздушной волны окно в сад распахнулось, ворох бумаг взлетел с письменного стола. Решение созрело мгновенно. Пирр накинул на голову капюшон халата и медленно вошел в нишу между книжными полками. Его исчезновения никто не заметил. Когда в кабинет вошел Сток, то он обнаружил опасливо заглядывающих в темные углы телохранителей, объятых суеверным страхом перед "этим колдуном".
- Ублюдки! Скорей наверх, в комнату! -- Сток в ярости топал ногами, -- убейте его, но не дайте ему уйти!
В кабинет вбежали еще четверо в малиновых балахонах.
- Найти! Обыскать весь дом, оцепить парк!
Степенная сдержанность координатора улетучилась. Он ясно представлял, что с ним будет, если он не приведет Пирра на собрание иерархов.
Пирр по потайной лестнице вбежал на второй этаж, по коридору в комнату, где лежал Чичо. Она была пуста. Снизу послышались крики и топот ног на лестнице. Пирр запер двери, подхватил полы халата и неслышно через окно комнаты вылез на балкон. Внизу метались огни ручных фонарей. Вдруг что-то упругое и длинное скользнуло к его ногам. Сверху послышался осторожный шепот: "Сюда!" Пирр поднял голову. И на крыше у водосточной трубы увидел Чичо. Он держал в руках конец пожарного шланга. Пирр ухватился руками за жесткий пластик и попробовал подтянуться. Но сил не было. Да и к чему все это? Не скрываясь он крикнул: "На крыше в ангаре ракетоплан, спасайся, друг". Чичо исчез. В двери комнаты посыпались удары. Видно игра идет ва-банк, если Сток приказал телохранителям не скрывать своего присутствия в доме. Завтра утром люди из соседних домов расскажут офицеру СЧ, что ночью на вилле профессора медицины Пирра раздавались крики, выстрелы, а потом вспыхнул пожар. Тело его так и не найдут.
Оглушительный треск и дверь вместе с косяками в клубах пыли упала на пол. Малиновые балахоны наполнили комнату. Дальше все произошло мгновенно. Пирр видел, как в проеме окна показался конец армейского гравитона и бритая голова телохранителя. Но смотрел он не на Пирра, а вверх. Над балконом, бешено ревя дюзами, завис легкий ракетоплан. Вспыхнул носовой прожектор и ослепленный стрелок закрыл глаза рукой. Он не увидел того, что увидел Пирр. К переднему шасси ракетоплана был привязан конец пожарного шланга. Другой конец - у его ног. Пирр молниеносно сделал петлю, будто всю жизнь вязал узлы и петли из канатов и веревок на каком-нибудь траулере, продел в нее ногу и прыгнул вниз. Падение было недолгим. Чичо видел все. Ракетоплан стал подниматься вверх. От сильного рывка с запястья Пирра сорвало часы, а сам он едва не выпустил шланг из рук. По длинной дуге он пролетел над темными верхушками садовых деревьев, над задравшими головы охранниками Стока. Чувства его обострились настолько, что во время полета он успел ощутить и свежий запах зелени, и аромат ночных фиалок, увидел летучую мышь, отпрянувшую в сторону от невиданного летуна. Маятник замер в высшей точке и Пирр, с нарастающей скоростью, полетел обратно. Обернувшись через плечо, он увидел стремительно приближающуюся стену дома. Пирр судорожно старался развернуться и принять удар на ноги, но это ему не удавалось. Он видел, как огненная масса расплавленного бетона вспучилась на том месте стены, куда он должен был врезаться. Снизу раздался звук выстрела, огненные капли разлетелись во все стороны веером, как от карнавальной петарды. В облаке цементной пыли и дыма Пирр почувствовал новый рывок и мутящимся от перегрузок взором увидел серебристую крышу своего дома где-то очень далеко внизу под своими ногами.
* * *
Хоко стало жарко. Жирный трактирщик после миски с тушеным мясом принес гороховую кашу с салом и горячее пиво. "Ешь-ешь, это очень вкусно". И он навалился на горбатую спину Хоко тугими складками неохватного живота. Становилось трудно дышать, нагретый у плиты холщовый фартук трактирщика жег спину, красный перец приправы щипал губы и язык. Блестящий от жирного пота, трактирщик принес жаровню с раскаленными углями. "Так тебе будет теплей, мой мальчик, это согреет твои ноги". И поставил ее под лавку. От горячей еды, от нестерпимого жара углей по всему телу Хоко заструился пот. Красные от горячей воды руки трактирщика, его заплывшие жиром глазки, липкие объятия, запах перченого мяса и угарный дым от жаровни - все это очень утомило Хоко. Он захотел уйти. Но жирный боров обхватил его пухлыми руками, поросшими рыжей щетиной: " Нет, мой милый, останься со мной. Тебе надо согреться!" И он навалился на Хоко всеми складками своей груди и живота, придавив мальчика к блюду с горячей гороховой кашей. От боли и страха Хоко закричал. И открыл глаза. Он увидел огонь. Жаркие языки пламени плясали, казалось, у самого лица. "Жарко",-- еле слышно прошептал он.
- Очнулся, наконец. Ну-ка, Брюк, переверни его.
Чернобородый улыбнулся, показав ряд сахарно-белых зубов. Сильные мозолистые руки мяли и растирали грудь и живот Хоко.
- Дай ему выпить вот этого, -- угрюмого вида крепыш в кожаном халате подал чернобородому глиняную кружку. Тот приподнял голову мальчика. В нос Хоко ударил ядреный спиртовый дух.
- Что это? - Хоко еле ворочал распухшим языком.
- Микстура! - чернобородый улыбнулся и подмигнул мальчику.
Обжигающий ком прикатился по горлу. Хоко задохнулся, из глаз брызнули слезы. Голова закружилась и будто отделилась от туловища.
- Пацан чудом остался жив, -- чернобородый двумя огромными глотками выпил оставшееся содержимое кружки. "Хо, хороша чертовка!" Широкой ладонью он зачерпнул колодной воды из котла.
- Если бы не Повелитель Блох, -- мокрая рука легла на голову сидящей рядом собаки, -- быть ему званым шутом на вечном празднике Ота.
Брюк поджал тонкие губы и сдвинул брови.
- Куда ты сейчас, Сван?
Чернобородый внимательно посмотрел на собеседника.
- "Пути мои сокрыл искристый снег. И ветер наполняет паруса моих одежд. Иду, куда влечет меня судьба".
- В горах неспокойно. Неделю назад отряд херуллов высадился на перевале за Каменным Бродом. В Сотесе повесили двух бродяг, приняв их за лазутчиков. Повстанцы сожгли насосную станцию на Западном склоне Остроконечной. В Корлайне пропало пятеро лесорубов. По ночам "вампиры" правительственных войск обстреливают осветительными ракетами дорожный узел у ледника. В столице из тюрьмы сбежал главный руководитель повстанческих отрядов. На дверях трактира палочники вывесили плакат. Десять тысяч монет. Целое состояние. За такие деньги оговорить незнакомого путника - найдутся желающие, и не мало. А потом доказывай , что "пути твои сокрыты белым снегом". Вздернут, как тех двоих бродяг. Сван, ты же мне как брат. Останься, хотя бы до лета. Там, да будет воля Ота, все утихнет. И тогда... Привратник дома Сотиэров искал в поселке садовника. Это твой шанс, Сван. У Сотиэров всегда вдоволь еды. Золото и алмазная пыль не переводится в их кованых ларцах. Щедрость оплат породила легенды. Говорят, что еще в начале войны пьяные солдаты Эритора на бронемашине в поисках вина, золота и низменных развлечений вломились во двор лечебницы. Жители поселка ожидали пожара, стрельбы, на прошла ночь, день. А из ворот Дома никто не выходил. Да так никто и не вышел. Ржавые искореженный обломки пастухи нашли только на следующее лето, когда с Верхнего перевала сошел снег и обнажилось дно ущелья. Но это не все. Частые обстрелы перевала из-за ошибок наведения приносили жителям поселка большие беды. Плазменная ракета упала на центральную площадь перед дверями похоронного бюро. От взрыва и вспышки разрушилась и сгорела вся заречная часть поселка. На территорию дома не упал ни один снаряд. А еще...
- Дружище Брюк. Годы сделали тебя многословным. Дай отдохнуть своему горлу. Прополощи его целебной влагой из того бочонка.
- Действительно, Сван, почему бы тебе не занять место садовника в Доме?
- "Цветы увядшие, что срезаны вчера садовником угрюмым, заменяет букет нарциссов, брошенный в окно рукой влюбленного бродяги-трубадура".
- А за мальчиком я присмотрю. Поправится - там видно будет.
- Брюк, старый дружище. Смотрю на твою лысую голову, а сам вспоминаю те времена, когда на всем Побережье не было лоцмана искуснее и храбрее, чем Брюк-Кожаный Пояс. Кто был всех щедрее в портовом кабаке? Чьих ласк искала любая потаскуха улицы Селедочной Головы? А чей нож понаделал не мало петель и прорезей в шкурах нахалов и грубиянов? Вспоминаю времена Блокады. Не ты ли, единственный из всех лоцманов Побережья, соглашался вывести их бухты катера с контрабандой под самыми жерлами плазменных установок крейсеров, сквозь минные заслоны и гравитационные ловушки? Милый Брюк, ты помнишь Большой Пожар? Излучатели на Голове Дракона и у Серого Камня сожгли Адмиралтейский док, разметали волноломы и сигнальный маяк. Портовые краны складывались пополам и оплывали в груды спекшегося металла от прикосновения их лучей. Несколько залпов пришлось по рыбачьему поселку. Я видел, как по раскаленному багровому небу летели лодки, обрывки сетей, горящие комоды, обугленные столы, супружеские кровати, детские колыбели, обугленные трупы людей. А потом в район Дока вошел карательный отряд в экранокостюмах. Мы сидели по горло в какой-то вонючей соленой луже у стены рыбокомбината. Запах, от которого кружилась голова, и желудок, норовивший освободиться от скудного обеда, утвердили меня в мысли, что до конца дней своих, а жить я собирался долго, я не притронусь к рыбным консервам! Лучи прожекторов шарили по дымящимся развалинам комбината, по кучам зловонного мусора. По зеленой поверхности нашей лужи, до краев наполненной вонючей жижей разложившегося рыбного студня. И как только они приближались к нашим головам, нам приходилось нырять! Я думал - этого не вынести , но после пяти часов купания привык. А тебе, Брюк, как мне показалось, даже не хотелось выбираться из этой клоаки когда все кончилось, и мне пришлось тащить тебя на себе. Прекрасное было время.
- Хе, Сван, дай отдых своему горлу. Старость сделала тебя сентиментальным. Промочи связки содержимым вон того бочонка. Его я называю "моя душа" . Когда все скверно, поясницу крутит, а в окна ломится сырой ветер с Западного склона, я достаю его, нацеживаю добрую кружку и сажусь у камина. Я рад, Сван, что ты жив и здоров, что у тебя есть еще силы бродить по горным тропам и коротать ночи у веселого костра. Чего уже не скажешь обо мне.
- Брюк, старина, не надо грустить. Каждому да воздастся. "Дыханье смерти лоб мне холодит, но руки ищут теплой женской кожи. Стальной клинок еще не знает ножен, но чую - смерть уже во мене сидит".
Повелитель блох поднял голову и посмотрел сначала на дверь, потом на хозяина. Еле слышный скрип песка послышался в наступившей тишине. В складках кожаного халата сверкнула сталь широкого ножа. Рука Свана медленно опустилась из-за спины с матово-зеленым армейским гравитоном. "Оп-па!" -- беззвучно произнесли губы Свана. Собака оскалив клыки медленно подошла к двери. Но у самого порога ее поведение изменилось. Повелитель блох равнодушно зевнул и, лениво щурясь, посмотрел на хозяина. Сван резко распахнул двери. На пороге стояла маленькая девочка, с головой укрытая пушистым серым платком. Яркий свет после ночной темноты ослепил ее.
Девочка робко переступила порог, но увидев собаку попятилась назад.
- Не бойся этого зверя, дитя. Он зубаст и ворчлив, на сердце у него доброе и преданное. Повелитель блох, поприветствуй даму. Собака равнодушно зевнула и вернулась к нагретому месту у камина.
- Простите его, госпожа, он неуч и невежа, на если вам случится быть в лесу, полном диких зверей, ведьм, вампиров, оборотней и василисков - можете спать спокойно. Повелитель блох сбережет ваш сон. А еще он умеет говорить. Девочка смотрела на Свана во все глаза.
- Повелитель блох, - собака подняла голову, - что тебе хотелось бы на ужин: печеную картошку...?
Собака оскорблено фыркнула и наморщила нос.
- Или сахарную кость?
Повелитель блох кивнул головой и вдруг четко произнес : "Хо-хо!" Даже угрюмый Брюк не мог сдержать улыбку. А девочка от восторга и удивления распахнула свои ярко-синие глаза до размеров чайных блюдец. Наконец, поборов смущение, она произнесла.
- Мастер Брюк, привратник Сотиэров послал за фартуком и рукавицами.
- Сейчас-сейчас, Грили, они давно готовы. Вот они.
И Брюк достал с полки кожаный сверток.
- Все, как и просил Эндо. Карманы на груди и по бокам. Рукавицы двойные с завязками... Сван, судьба стучится в двери, - он хитро подмигнул чернобородому, - Грили сирота. Привратник Сотиэров лет пять назад нашел ее у своих ворот. Мне кажется, лучшей рекомендации тебе не найти.
- Грили, сделай одолжение старому Брюку. Вот это - он положил тяжелую волосатую руку на плечо друга - мастер Сван, искусный садовод и знаток жизни растений. Я слышал, место садовника в доме свободно. Это удача , что Сван оказался в наших краях. Лучшего работника Эндо просто не найти. Грили, девочка, проводи мастера Свана к Сотиэрам.
В то время, когда Брюк расписывал его непревзойденное умение садовода, Сван тихо щелкнул пальцами и свистнул. Повелитель блох сел на задние лапы, а передние сложил на манер бродячего монаха, просящего подаяние.
- Смотри, пес тоже просит тебя. Пожалуйста.
- Конечно-конечно, мастер Брюк. Я обязательно скажу Эндо. А утром, если он согласится, приду к вам.
Грили поплотнее закуталась в свой платок, взяла сверток и смело шагнула в ночную круговерть искрящихся снежинок.
- Ну, вот. Слава Оту. Дело, кажется, сделано.
- Да, осталась одна проблема... Ты не спросил, согласен ли я...
Хоко блаженно улыбался во сне. Розовые фламинго и белые пеликаны кружились над крышей их маленького дома. Белые тени сливались с облаками, пропадая в жемчужном сиянии ледяных вершин Южных Гор.
* * *
Сиф Оул потер озябшие пальцы. К вечеру ветер сменился и с заснеженных лесистых холмов в город принесло облако колючих снежинок. Шарманщик с ученым вороном на плече, всю неделю забавлявший прохожих на многолюдном бульваре, был вынужден искать спасения от холода в кабаке. Торговцы дровами спорили с торговцами керосином о ценовых прогнозах на конец года. Крепкое пиво уступало место тягучим ликерам. Широкоплечие парни в кожаных шапочках военно-морских сил заказывали кувшинами жгучий сатран. Пятеро мастеровых в серо-голубых куртках обувной гильдии о чем- то тихо беседовали, сдвинув головы над столом. Толстый розовощекий хозяин кабака в коротком полосатом фартуке еле управлялся с пивными кружками, медными стаканчиками, кувшинами и бутылками. Его жена, высокая желтолицая особа с тонким хищным носом, остервенело жарила, рубила, мешала, резала и бросала содержимое котлов, жаровен, кастрюль, горшков и сковородок в глиняные миски. Проворный малый с гладкими, блестящими в свете электрических ламп, черными волосами, ставил миски на огромный медный поднос и, лихо подняв его над головой, разносил их поглощавшей питье и закуски многоликой, хохочущей, требующей, жующей и говорящей компании.
Шарманщик отирал обильный пот, выступивший на его красном обветренном лице, огромным клетчатым платком. Распитая бутылочка липовой настойки и кусок горячего пирога с мясом сделали свое дело. Потерянные было надежды прибавили ему уверенности в том, что уж на следующей неделе он, наконец, сможет отложить деньги на новые сапоги. Ворон клевал свой кусок пирога сосредоточенно и проворно. Медная цепочка соединяла кольцо у него на неге с боковой ручкой шарманки. Долгие годы совместной работы превратили ее из символа неволи в своеобразное украшение. Ну, что за ученый ворон без цепочки на ноге? Сиф Оул пальцем поманил к себе прилизанного чернявого разносчика. И в том, как он это сделал, проявились его старые привычки завсегдатая богатых ресторанов. Да, его длиннополое Щегольское пальто времен Мятежа местами порыжело, меховой воротник побила моль, оно обвисло и болталось на плечах недавнего заключенного, как на вешалке. А как элегантно смотрелся он в роскошном сером пальто с небесно-голубой подкладкой в бесчисленных зеркалах отеля "Виктория"! Капельки растаявших снежинок алмазной пылью сияли на ворсинках его черного воротника. Прошли те времена, когда за обед в ресторане он выкладывал сумму, на готорую сейчас смог бы питаться целый месяц. Какое отвратительное слово: "Питаться". Так и просится на язык: "Питаться падалью...".
- Эй, малый, гороховый суп у вас сегодня свежий?
Разносчик, презрительно сморщив нос, быстрым взглядом окинул согнутую фигуру Оула. Всех людей он делил на две категории. На тех, кто дает чаевые и на тех, кто их не дает. Этот сморщенный, высохший старик, с алым носом алкоголика на желтом лице, явно не входил в первую категорию. "Конечно, как всегда!" Сиф Оул тяжело опустился на деревянный табурет недалеко от входа. Жизнь дала трещину. Да и жизнь ли это? На соляных копях , в Долине смерти, как мрачно шутили заключенные, он часто вспоминал свою прошлую жизнь. Свою работу в лаборатории, выступления на симпозиумах , лекции в университете. Вспоминал старые обиды е не мог удержать горькой усмешки. Помнится, в пылу научной дискуссии он назвал "эмпирическим кретином" своего высокоученого оппонента. Боже мой! Разгромная статья в "Ведомостях". Суд чести. Седовласые академики старались помирить их. Напрасно. И только после ареста Оул догадался, кто мог организовать эту роковую "утечку" из его лаборатории. Да, все возможно, но какое значение это имеет сейчас. Будущего нет. Настоящее призрачно, нереально. Осталось только прошлое. Зачем он живет? Зачем он остался жив после десяти лет тюрьмы и каторжных работ? Почему он не умер там, где люди умирали десятками за один день!? За месяц до освобождения в лагерь прибыла комиссия. Группу "политиков", готовящихся к отправке, осмотрел врач; усатая дама из отдела общественного надзора что-то говорила о помощи, которую они могут получить после прибытия в места своего проживания. Представитель какого-то комитета долго и нудно объяснял о новом подходе Директории и лично самого Властелина к проблеме инакомыслия. Но Оул отлично знал, что выжить ему помог только случай, когда он, получив наряд на убору помещения канцелярии, сумел выкрасть и сжечь титульный лист своего дела. А через месяц в лагере вспыхнула эпидемия тифа. Без медицинской помощи ослабленные каторжане умирали десятками. Смерть обошла его стороной. Судьбе было угодно оставить его в живых. В доме у Мраморной Бухты расположилось какое-то ведомство. Бывшая жена долго жаловалась на произвол властей, дороговизну и неустроенность, опасливо осматривая латаную куртку каторжника и рваные резиновые калоши. Но пальто и еще кое-что из его гардероба все же отдала. НА деньги от продажи часов ( память об отце) он снял комнатку на окраине города. Подрабатывал репетиторством, иногда удавалось кое-что перехватить сочинением некрологов и свадебных поздравлений для бульварной газетки. За десть лет, проведенных в Долине смерти, он привык довольствоваться малым. И сейчас скудный репетиторский доход его вполне устраивал. На еду и вино денег хватало. О будущем он не думал, понимая, что если жизнь дала трещину, то сделать уже ничего нельзя.