Аннотация: "Познавшие истину и узревшие ее грозное, холодное сияние теряют имя свое в земном мире. Ибо суждено им вечно странствовать в долинах".
Странствующие в Долинах
"Наделенные жаждой познания, люди не знают покоя. Увидев цветок, они хотят узреть и плод. Разрезав плод, они вкушают мякоть познаний, стремясь найти зерно истины. Мудрость дается трудом и временем, но век человека короток. И часто бывает, что кроме горечи и пустоты ничего нет в обрываемых плодах. А найденная сладкая мякоть вызывает головокружение и рвоту. Бьющий острогой рыбу, не видит в мутной воде черных отвратительных пиявок, присосавшихся к ногам его. Сонная одурь леса таит в себе страх и желание смерти. Удачливый охотник радуется убитой куропатке, но в игре солнечных пятен не замечает притаившегося леопарда. Человек весел, бодр и полон надежд. Мысли о грядущей старости не угнетают его. И смерть кажется столь отдаленной, что будто и нет ее вовсе. А смерть уже с ним, в его дыхании, в поглощении и переваривании пищи. Легкая боль в печени - ее знак. Гноящиеся ранки ссадин - ее приметы. Восторг жизни заставляет забыть, что и рожденный тобой сын также умрет, как умер твой отец, как умрешь ты.
Блуждающий в темноте пещеры слепец мечтает о том, что когда-нибудь он, наконец, выйдет к свету. В далеком детстве слышал он от отца своего, что кроме этой пещеры, где живут они, есть огромный мир, наполненный светом и вольным ветром. И вот, утратив покой, лишив себя радостей и удовольствий, все годы своей долгой жизни потратил он на поиски выхода. И вот, наконец, нашел он выход. И был день, и не было ни кустика, ни деревца, чтобы укрыться в их тени от палящих лучей солнца. В полдень склон горы был раскален и безжизнен. И вскричал слепец: "Так вот, что такое свет, о котором слышал я в детстве. Это пот, соль и жажда". И принялся ощупью, спотыкаясь и падая на камни, искать вход в свою пещеру, где была вода, прохлада и скудная пища. И не видел того слепец, что далеко внизу, у подножия его горы, простирается цветущая долина, покрытая садами и виноградниками, сетью каналов и плодородными полями. Высокие храмы и прекрасные дворцы утопают в зелени и благоухании этой долины.
Не так ли и человек в поисках истины стремится к свету познаний, а, найдя, не может своими незрячими глазами увидеть всю ее красоту и великолепие? Обжигая свои голые ступни, он ползет по раскаленным камням туда, где его незрячесть естественна - в темноту пещеры.
Немногим дано видеть свет. И трудно сказать - результат ли это упорного самосовершенствования или дар богов, слепой игрой случая вложенный в душу простого человека. Не ведомо нам. Очевидно другое. Познавшие истину и узревшие ее грозное, холодное сияние теряют имя свое в земном мире. Ибо суждено им вечно странствовать в долинах.
Что же это - странствие в долинах, сколь продолжительно, и где они, эти долины? Неведомо... Грубы наши слова; невнятны звуки, издаваемые нами; грязны и косны наши тела; глаза наши не видят очевидного, а то, что прикрыто завесой незнаемого, либо страшит, либо не замечается вовсе. Удел наш - человеческий. Рождаться, родить и умирать. Тонкий звук флейты - голос ночи над камнями Мерлота. Тысячелетия забвения. Пыль и прах. Черные дыры глазниц - пещеры подземных городов. Выбеленные временем черепа - его многокупольные храмы. Таинственные письмена и знаки. Преддверие, порог за которым простирается великое Ничто. Широкие ступени лестниц ведут ни вверх, ни вниз. В никуда. Ибо это Священная Пустота".
"Тому, кто знает вход и все семь каналов, может быть открыто и значение Треугольного зала. Посвященных в Знание Третьего Слова не так много, ибо слов множество, но Слово одно. И даже тех, кому было названо оно, не раз посещало сомнение. Жрецы лукавы, но и они смертны. Ибо это удел любого человека, его божественный дар. Да и может ли не утратить жизни человек, познав смысл Слова? Подземные реки берут свое начало в недрах далеких ледников. Собираясь из бесчисленных капель, струек, ручейков, расширяя свои русла, вздымая волны, крутясь в пенных водоворотах, они впадают в Великое Подземное Озеро - сердце Страны Подземных Городов. Бесконечна сеть храмов, вырубленная в толще гранитной горы. Отец Городов - ожерелье храмовых залов с причудливыми спиральными туннелями, храмовые службы, монастыри, дворцовые кладовые, резиденции правителей, канцелярии, сокровищница, зал Обрядов - все это Элеор, Отец Городов. Жилые кварталы расположены ярусом выше. Бессчетные поколения людей чимпо строили эти города, начиная со времен Первого Слова. Ярус за ярусом, зал за залом, обходя русла подземных рек, вскрывая естественные карстовые пещеры, укрепляя оседающие слои мягких пород. Знание планов, схем ярусов - дело жрецов и монахов. Потому что забыт страх глубины, темноты священных залов, внезапных обвалов, голода и удушья. "Благо ли это? - вскричали жрецы, - разрывая материю Недр своими руками, человек стал неуязвим, сведущ и заносчив. Не будет ли так, как было уже во времена Первого Слова, когда не вняли люди голосу разума, опьяненные силой своей, грохотом и светом взрывных машин". Смеялись люди, разрывая стальным руками механизмов каменные внутренности Недр. И вскрылись артерии тела земли, хлынула черная кровь. И взалкали люди чимпо. Все больше и больше качали они черную маслянистую жидкость в подземные резервуары, сжигали ее в топках, перегоняли в летучие газы. Синие языки плазменных горелок освещали лица добытчиков. И плавился камень, с воем уходил пар из подземных озер, рушились подземные пласты. И еще одна страсть завладела людьми - прозрачные сияющие камни и металлы. И была это власть, и была это сила. Зло, посеянное людьми, взошло кровавой жатвой. И сказали люди: "Жизнь человека - ничто. Убей, или он убьет тебя. А убив, возьмешь все его богатство". И убил брат брата. Взял слитки и камни его. И жену его принудил и взял силою. Надолго эпоха Великих Походов простерла свои кровавые крылья над Страной Подземных Городов".
* * *
Стальное "яйцо" вплотную приблизилось к стене прохода. Сквозь узкие щели триплексов Корт видел, как легковооруженные воины мятежного легиона, освещенные пламенем горелок, после броска укрылись за стеной городского акведука. Послышались разрывы и треск плазменных гранат. Из глубины подземного хода ударил ослепительно-синий луч излучателя. Зал вздрогнул от взрыва. Оплавленные куски гранита застучали по стали "яйца". Корт медленно включил вал бура. Алмазная головка насадки сверкнула в лучах прожектора. Плавно, как нож в масло, "яйцо" вошло в скальную стену. Надо заложить заряд над входом в зал и в нужный момент спустить воду верхнего озера по наклонному жерлу бокового хода навстречу колонне правительственных войск. "Яйцо" почти полностью вошло в стену, и Корт еще раз увидел ослепительную вспышку излучателя, брызги расплавленного камня, обугленные тела легионеров, летящие в пустоте, проткнутой лучами прожекторов наведения. Затем его окружил мрак. И только глухие сотрясения почвы говорили о том, что рядом идет бой.
Отойдя вглубь, Корт сориентировал челюсти машины и снова включил бур. Бешено вздрогнули стрелки приборов, кабину наполнил синеватый дымок перегретого масла. Измеритель проходки показал пройденное расстояние. Корт включил "носовой глаз". В ярком свете газовой лампы он видел узкое пространство перед своей машиной. Тонкая каменная пыль занесла смотровое окно. Он сдул ее струей воздуха. Сияющая гранями, от темно-алого до нежно-зеленого, порода крошилась, обращаясь в пыль. Указатель воды обозначил водоносный слой. На экране монитора серыми тенями проплывали разноплотные слои Недр. До конца проходки осталось тулонов сто. В окне "носового глаза" ярким алым светом вспыхнул огонь. Корт автоматическим движением остановил бур и манипулятором начал перебирать обломки породы перед машиной. Вот он! Огромный, величиной с кулак, рубин! Нет, конечно, гораздо меньше. Но Корту в первое мгновение он показался огромным. Зажав в сочленениях манипулятора бесценную находку, Корт поднес ее к стеклу. Камень был прекрасен. Миллионы лет лежал он в земле, ожидая своего часа. Водоносный слой надежно прикрывал его от сканеров "диких охотников". И вот он в его руках. Если судить по величине, чистоте цвета, то это целое состояние! Роскошь, вдоволь света, дорогих вещей и одежды, длинная вереница залов, вкусная натуральная пища. Корт сглотнул слюну с привычным металлическим привкусом минеральной пыли. Сто тулонов до жерла. Судорожно засуетившись, Корт сунул найденный рубин в бронированный отсек. Начал рыть рядом, чуть вправо, выше по слою. "А где же братишка-близнец? Где товарищ моего найденыша?" От поднятой пыли стало плохо видно. Корту то и дело приходилось сдувать ее со стекла "носового глаза". "Нет, нет, нет. Ладно. Оставлю-ка я здесь буй. Все успокоится, вернусь". Корт блаженно улыбнулся. Маячок буя упал на дно "счастливого" прохода. Медленно, чтобы не повредить маяк, Корт повел свое "яйцо" дальше. Сияющий алый камень стоял перед глазами, наполняя кабину причудливыми переливами бликов.
Страшной силы удар смял боковую стойку "яйца". Бортовое освещение погасло. Суматошно замигали огоньки датчиков разрежения. Запахло горелой изоляцией. Корт остановил головной бур, замер, прислушался. Тихо шипела вытекающая жидкость охлаждения. Стучали по обшивке падающие с потолка прохода мелкие камешки. Новый удар потряс машину. Но направление было иное. Всё стало ясно. Его вычисляют по квадратам. "О, кретин, алчный собиратель стекла. Маяк! Они, конечно, засекли мой маяк!" Где-то рядом гулко вздрогнула порода, сдавив "яйцо" по горизонтали. Водоносный слой, что хранил покой Найденыша, спас и Корта. Сигнал маяка рассеивался в его толще и не давал точно определить место заложения. После серии ударов наступила тишина. Враг прислушивался. Не заскребется ли где в глубине Недр стальная мышка? Удушливый дым поднимался из электроотсека. Загерметизировав его, Корт задушил огонь струей углекислоты. Стало трудно дышать. Монитор выдал перечень повреждений. И три из них неустранимые. И это означает смерть. И не только его, Корта, но и тысячи легионеров. Как только войска Железного Эрла войдут в Боковой Зал, с ними будет покончено. Кто не погибнет от пламени излучателя, тот будет разорван выстрелами гравитонов. Раненых добьют плазменными резаками. Корт тихо завыл. Долго и тоскливо. Грязное тот пыли и пота лицо исказилось. Обозначились глубокие морщины. Неужели смерть? Даже если его не заметят, если по счастливой случайности не обнаружится его вход в стену. Все равно он не сможет освободиться из завала. Недра слишком крепко обнимают его. Это конец. Рубин стоил ему слишком дорого. Слишком.
Обряд посвящения в храме Всевидящего Ока. Он отрок. Серая длинная рубаха, мягкие сандалии. Рядом отец, мать, Верховный жрец, вереница таких же, как он отроков готовятся к обряду. Певчие тихо бормочут глухими голосами священные славословия. Мерно стучит ритуальный барабан. Чадящие факела и свечи в детских руках. Живот сводит от голода. Хочется спать. Черные круги вокруг глаз матери. Набожный взгляд отца. Тихое пищание каменных свистулек. На резных носилках вносят ларец. Священная реликвия народа чимпо. Жрецы в сверкающих панцирях устанавливают ларец на каменное возвышение в центре зала. "Блажен, кто познал, Но трижды блажен незнающий. Ибо знание есть страх, брожение в умах и зло великое. Знание порождает искушение духа, ибо соблазн мнить себя окруженным сиянием величия огромен. Попирать ногами землю, ступнями своими погрузившись в самые недра, раздвигать локтями небесные тверди, а головою касаться огненных звезд - вот умысел и гордыня. И все это зло великое. Не может кувшин глиняный знать замыслов своего создателя. Что вложил в него гончар. Какую придал форму и чем наполнил - вот его состояние и назначение. Было б смешно наблюдать, как тот кувшин морщит в раздумиях лоб, тщася понять, что же плещется в теле его! Грех это, грех и проказа. Наш милосерден Создатель, всех нас, больших или малых, бедных, богатых, набожных или погрязших в грехах он создавал со любовью великой. Вечно над нами будет простерта рук его сила. Вечно во все времена негасимым огнем будет сиять знак Всевидящих Глаз.
Начиная с прошлой ночи новообращенным не давали ни есть, ни спать. Корт спрятал в карман кусок паты, сухого горохового брикета. И сейчас в темноте мог без помех съесть его. Но страх неминуемой кары был сильнее. Всевидящее Око увидит его, даже сокрытого темнотой. И наказание будет страшным. Об этом ясно говорилось на каменных плитах храма. Вот изображение древнего святого с огромным пылающим глазом посредине груди. А вот грешники, бегущие прочь. Но везде их настигает тонкий, прокалывающий насквозь, золотой луч сияния Всевидящего Ока. Один грешник залез в воду подземного озерка. От грозного жара лучей вода забурлила, и грешник, погруженный в кипяток, открыл от ужаса и боли рот. Другой укрылся в маленькой глубокой пещерке. Но и тут его настиг луч Всевидящего Ока. Стены пещеры раскалились и лицо грешника полно муки и раскаяния. Может быть, выбросить пату? Но голод силен.
Ларец поставили на постамент. Низшие жрецы установили вокруг него высокие полотняные ширмы. Громче гудят барабаны, тонкий звук каменных свистков пронзителен и резок. Бормотание чтецов переходит в громкие вскрики и причитания: "Банту, Банту, глаз твой во мне и вокруг меня, зеленые знаки - мудрость и смирение, синие знаки - вера и почитание, красные знаки - мука и предначертание Банту. Банту, не отнимай от меня свою руку. Время покоя и время работы, верю в движение грозного Ока. Веки его - бесконечность тысячелетий. Яблоко глаза - окружность блаженного мира. Бездна зрачка - необъятная тайна Вселенной. Кара и Сила, Банту Великий - Носитель Священного Глаза, мне распростертому здесь дай частицу силы твоей".
Роспись потолка и стен Священного Зала Обрядов расплывается в неверном свете чадящих факелов. Движение световых пятен порождает иллюзию шевеления этих диковинных животных, страшных демонов и страдающих грешников. Верховный Жрец надевает на голову сверкающую маску улыбающегося дракона. "Вам, находящимся в грезах блаженного незнания, дабы узрели вы свет Всевидящего Ока, приоткроется щель и прольется на ваши сердца смысл Великого Слова Ота". Корт широко открыл глаза, глухой рокот барабана и крики жрецов ввели его в подобие транса. От усталости и голода кружилась голова, ноги подгибались и руки с трудом удерживали металлическую чашку факела. Несколько капель кипящей смолы упали на голую руку его соседа, но тот даже не заметил этого. Фигуры святых, животных и демонов отделились от стен и плавно взлетели к потолку. Тяжело колыхались косматые змееподобные волосы Великого Банту, злобные крики демонов и треск кожистых крыльев огромных рептилий наполнили своды зала. По ногам скользнуло холодное змеиное тело демона Кара. Демоны Недр, вздымая страшные узлы звериных торсов, ударили зубчатыми палицами в стены и пол. Вздрогнули своды, длинные трещины раскололи таблицы с древними письменами, знаками Силы и Страха, сильный порыв ветра задул свечи и факела детей. Корт вскрикнул от ужаса. Тьма обступила его. Он хотел позвать мать, отца, но губы не слушались. Из горла вырвался глухой сдавленный крик, он ударился в выступы скал, взлетел к потолку и, достигнув запредельной грани, исчез в складках серого плаща Великого Банту. Святой медленно поднял голову и его закрытые страшными бельмами глаза пронзили сердце Корта. Холодный пот заструился по лицу, раскаленный воздух с трудом вливался в раскрытый рот. Банту поднял свои руки и мощным движением распахнул полы плаща. Огромные каменные глыбы отделились от потолка и с грохотом рухнули на пол. В зияющие чернотой проломы хлынули потоки воды, их рев заглушил вопли людей и скрежет сдвигающихся каменных плит. Поток воды сбил Корта с ног, закружил в бешеном водовороте. Сознание его начало меркнуть, последний раз он хотел поднять голову над водой и вдохнуть воздух, но руки его наткнулись на гладкую твердь потолка. Слабым судорожным движением ему удалось ухватиться за острый выступ и зависнуть над бездонной глубиной подземного потока. Где-то в недосягаемой вышине раздался громовой голос: "Узнавший, да будет спасен!" Ослепительный голубой луч ударил Корту в лицо, раскаленной иглой проник в мозг. Он дико вскрикнул и погрузился во мрак.
Верховный жрец прикрыл тяжелую крышку ларца и ослепительный свет, наполнявший зал, погас. В наступившей тишине раздавалось потрескивание факелов и мерное бормотание чтецов. Новообращенные лежали на каменных плитах пола, там, где их настиг Взор Всевидящего Ока. По знаку руки в зал вошли младшие жрецы в сверкающих панцирях, с короткими плетками в руках. Молча они начали бить лежащие тела. Раздались стоны и вскрики. По знаку Верховного жреца экзекуция прекратилась. "Узнавшим Силу и Власть Ока, вкусившим от силы его земных владык говорю, встаньте и выйдите вон. Да пребудет с вами страх и сознание тщеты понять и постичь всю глубину Слова Ота".
Дышать становилось все труднее. Корт отключил шланги фильтров регенерации, и кабину наполнила мелкая каменная пыль. Но зато стало свежее. Сколько он здесь? Час или два? Монитор, работающий в аварийном режиме, начал слабо мерцать. Батареи садятся. Корт обшарил пространство вокруг себя. Слева бесконечный слой твердой скалы, впереди перекрестие подземных дорог, еще дальше целый узел ходов, сходящихся в круглом зале. Справа, чуть ниже, слоями наносы щебня и песка. Толстая глиняная подушка, слои залежей бурого угля. То подземное озеро, которое Корт хотел спустить по туннелю навстречу легионам Железного Эрла, на экране не просматривалось. От удара машину развернуло и теперь Корту приходилось сидеть боком, свесив ноги на подлокотник. Шум боя затих. Исход его был ясен. Мятежный легион, прикрывая отход ядра, погиб. Прямая дорога к сети залов Города Голубых Струй открыта. Стальные машины правительственных войск разрушат мягкие известняковые стены его храмов, уничтожая бесценные статуи, древние скрижали, мозаичные изображения великих деяний древних героев. На панели вспыхнул красный квадрат. Еще, еще один раз. Волосы на голове Корта зашевелились. Похоже, его нащупали. Неуловимый призрак, гроза железноголовых и такой глупый конец. Годы борьбы, сотни случаев, когда смерть смотрела ему в глаза, десятки, когда она касалась его плеча. Боевые операции, наводящие ужас на закованных в экранные панцири гвардейцев Железного Эрла. Взорванные склады, огненные реки нефти на улицах самой столицы, похищение древних реликвий из охраняемого бункера. И много еще такого, что осталось памятью шрамов, пробоин в корпусе машины, потерями друзей, славой и любовью одних, страхом и ненавистью других. Корт отвинтил крышку бронированного отсека. Вот он виновник, причина несчастья. Рубиновый демон. В слабом свете аварийной лампочки камень мерцал тяжелым кровавым цветом. Корт привычно осмотрел камень, заметил небольшой дефект, прикинул примерную форму огранки, мысленно оправил в золото, в серебро. Он был чертовски хорош. "Проклятый Найденыш!" Сигнал обнаружения вспыхнул и уже больше не погасал. Все. Этот знак спасения для одних, для Корта был знаком смерти. Через какое-то время к его неподвижной машине подойдут землеройные автоматы и клещами захватов выдернут его из глубины Недр целиком или по частям. Есть возможность слить горючее и поджечь его. В замкнутом пространстве хода огонь мгновенно расплавит стальную обшивку яйца. Корт вытащил из чехла блестящий цилиндр гравитона. Легкое нажатие и на месте головы окажется кровавое месиво из костей, мозгов и обугленной кожи. "Проклятый Найденыш!" Брошенный камень пробил стеклянный экран монитора, черная жидкость потекла по трещинам на панель управления. Мерный вой алмазных буров достиг слуха Корта. Они подходят с двух сторон. Через пару минут их щупальца оплетут стальной сетью оболочку машины, расширят проход и медленно вытянут наружу. "О, боги Недр, демоны смерти, призываю вас. Даруйте мне быстрый конец".
Дар жизни бесценен.
Дается он человеку для утверждения Слова.
Только посредством существованья
Слабой души и убогой оболочки тела
Может утверждаться в бесконечном пространстве Вселенной
Бог и Добро.
Вечна борьба неискоренимого зла
И блаженного света божественной правды.
Только душа человека - мерило всего и всех.
Зло и Добро ведут бесконечную битву, так же бессмертна душа,
Нет у нее ни конца, ни начала.
Дар смерти дарован нам мудростью Бога и в том сокровенен. Только Ему одному ведомо предназначение его.
Кто знает, что ожидает его за порогом земным?
Кто видел лестницу в небо? И нет ли обмана?
Там где сливается Время с Пространством,
Где не имеет значения слово земное,
Там проникает душа в сущность Вечного Света,
Света долин, запредельного Вечного Сада.
Там где бродить предначертано Богом всем душам,
В жизни земной познавшим свет истины, правды, добра.
Моторный отсек расположен сзади внизу. Корт снял жалюзи вентилятора и срезал ножом пучок электрокабелей. Металлическая трубка топливопровода никак не поддавалась. Наконец прокладка лопнула и струя маслянистой жидкости хлынула на дно отсека. Корт набрал в пластиковую бутылку горючего и тяжко обливаясь потом вполз обратно в кабину. Тщательно вытерев грязные руки он достал из кармана мешочек с золотом, пропуск в жилой ярус, какие-то квитанции, твердую гибкую пластинку из стали с гравировкой: Корт Юн, дата рождения, личный номер. На обратной стороне четыре строки мантры, которой обычно пользуются искатели камней, странники подземных дорог:
"Биру, руки твои на плечах, соль и вода
Кара, тело твое - жало огня
Ургу, ноги твои - сила земли
Всем вам моя погребальная весть".
Профессия древняя. Камни добывали всегда. С кирками и лопатами голые старатели проникали в недра. Свет масляных ламп освещал их подземный путь. Мраком и страхом пропитаны древние легенды. Биру - демон пещер, грозный поводырь, своенравный владыка подземных вод. Кара - змееподобный хозяин кипящих источников, сила и ярость, черная кровь огненных рек. Ургу - демон непознаваемого, Властелин случая, держащий на своих плечах скальную твердь Недр. Основа основ. Здоровье и Сила. Ни От, ни Банту не почитались старателями так, как Ургу. Ургу - завоеватель, покровитель подземных городов означал для древнего рудокопа средоточие его миропонимания. Именно в честь Ургу были построены первые храмы, и культ Сотрясателя тверди существовал на протяжении тысячелетий. "Ургу, ноги твои - сила земли, всем вам моя погребальная весть". Корт невольно вздрогнул от мысли, что через минуту в недрах земли он сам зажжет свой погребальный костер. И прах его, подхваченный огненным смерчем, взлетит к высоким сводам бесчисленных залов, осядет пылью под ноги новых поколений чимпо, потечет подземными реками к сердцу страны, к Великому Подземному озеру. Корт облил топливом пол кабины, кресло, приборы, подумал и плеснул на ноги и грудь. Сотрясение почвы ощущалось все явственней. Поскрипывала обшивка яйца. Вздрагивал пол под ногами. Вот и все. Корт поднял гравитон, направил его в приборную доску и нажал спуск. "Всем вам моя погребальная весть".
То, что произошло потом, иначе как чудом назвать нельзя. От движения землеройных автоматов осела небольшая пустота под телом "яйца". Луч гравитона в дрогнувших руках ударил в основание рубина, застрявшего в экране монитора. Огненная вспышка и вой буров сменился полной тишиной. И в этой звенящей тишине Корт услышал голоса: "Биру, руки твои на плечах... Соль и вода...". Он разлепил слезящиеся глаза. Вся кабина была залита нежным розовым светом. От приборной панели к потолку исходил густо-малиновый луч толщиной в руку. То место, в которое он упирался, было невидимым из-за густого розового тумана. "Кара, тело твое - жало огня..." Медленно, будто во сне, Корт поднялся с пола. Голова раскалывалась от нестерпимой боли. Руки не слушались. Онемевшими пальцами он нащупал ручку подлокотника. "Ургу, ноги твои... Сила земли..." Световое пятно на потолке ширилось, туман рассеялся и, Корт с ужасом увидел, что брони, отделяющей его от каменного потолка, нет! Миллионы тонн породы нависали над его головой. Но самое страшное, что пола машины тоже не существовало и Корт, неизвестно какой силой удерживаемый, завис над бездной. То, что под его ногами ничего не было, Корт видел точно. Розовое свечение все усиливалось, каменный свод исчез в блеске его сияния. Теперь конец луча терялся где-то в бесконечной выси. "Всем вам моя погребальная весть..." Тяжело передвигая ватные ноги, Корт приблизился к яростно пылающему основания луча. Низкий гул и звон движения пространственных пластов наполнил кабину. Камень испускал теплые волны света, которые охватили Корта. Пропали и боль и страх. Покой снизошел на него. "Всем вам моя погребальная весть...". Его тело потеряло свои границы. Медленно, тягуче расплываясь, оно заполнило весь объем зримого пространства. Теперь он видел себя как бы со стороны. Голоса звучали все явственнее и громче. И это придавало силы. Чувство беспричинного счастья охватило Корта. Счастье сбывшихся надежд, тепло родного очага, покой и радость."Я иду, я иду к вам!" Свет камня начал меркнуть. Тело Корта отделилось от своей забрызганной грязью и маслом оболочки и, подобно облаку, по слабеющему лучу плавно поднялось вверх. Оно просачивалось сквозь пласты руд, угля, гранитные осыпи, сквозь толщу подземных вод, все выше и выше. И этому восхождению не было конца. От мерного движения, от пережитого, от радости и покоя Корт смутно воспринимал происходящее. И скоро он совсем выпустил из рук нить своего сознания.
Страшной силы взрыв сотряс Недра. Из узкого жерла, проделанного землеройными автоматами, с диким ревом вылетел огненный смерч. Десятки гвардейцев, прикрывая обожженные лица, с криками отбежали под каменный навес зала. Новый взрыв выбросил из Недр оплавленные куски обшивки яйца, сочленения щупалец, клубы сернистого газ. Торк Эр злобно выругался: "Будь ты проклят, нечестивый еретик! Сгори в пламени Ота". Стоны раненых и гул дальних обвалов покрыл рев его стальной машины. И, многократно усиленный, под сводами зала прозвучал его голос: "Вперед, к Городу Голубых струй. Да хранит нас Святой Банту!"
* * *
Пришло печальное известие. Легион Святого Огня с честью погиб, прикрывая отход главных сил. Низко склонились значки центурий и легионов. Вечная слава героям!
Обремененная огромным обозом, толпами беженцев, обескровленная бесконечными стычками, армия мятежников отходила к укрепленной сети залов, прикрывающих подходы к Городу Голубых Струй. В правительстве Города царили склоки и распри. Личные обиды и амбиции раздирали его. Одна за другой сдавались укрепленные цитадели. Пал Гранитный Столп, зал окруженный мощной сетью силовых полей. Разгромлен Бешенный Легион Оттиса, остатки его - обожженные, грязные оборванцы - сея панику и недовольство, призывая к расправе с продажным правительством, наполнили улицы и площади Города Голубых Струй. Сам Оттис, с отрезанными плазменным резаком ногами, был принесен на носилках: "Будьте вы прокляты!" - успел он крикнуть в окна перед тем, как испустить дух. Под ударами правительственных войск армия мятежников вынуждена была оставить в путанице подземных дорог продукты, снаряжение, обозы с ранеными, колонны беженцев, храмовые знаки и изображения. Воистину, Бог отвернулся от них. Группа беженцев, ведомая крепким чернобородым мужчиной, дабы не подвергаться риску гибельного обстрела, отошла от дороги, по которой двигалась армия, и теперь пробиралась по окольным боковым ходам к городку Эскерро, что расположен тремя ярусами выше Города Голубых Струй. За спиной остались их сожженные города, брошенные жилища, убитые или пропавшие родные и близкие. Весь их скарб умещался в заплечном мешке. Кто побогаче - имел кожаные пояса с камнями и золотыми пластинками, кто победнее - довольствовался сознанием того, что остался жив и здоров, сохраняя надежду на лучшее. Детей несли на руках. Древний старец, глава рода, немощный и безумный, был перевозим в единственной ручной тележке. Шли молча, с редкими перерывами и ночным отдыхом, обходя залы, в которых встречали военных, своих или чужих, доверяя лишь указателю направления и обостренному чутью чернобородого вожака.
Зал, в котором им предстояло провести ночь, был расположен в конце тупиковой дороги, и из него выходило три неприметных хода. Одна тропа выходила к подземному ручью, другая упиралась в каменный завал, след третьей терялся в веренице естественных пещер. Были вынуты скороварки, зажжены горелки, набрана вода. Дети устроились возле матерей, мужчины выставили дозоры у входа в зал и в глубине прохода. Говорили тихо, в пол голоса. Тишину нарушал лишь безумный старик, выкрикивающий слова древних мантр и имена никому не ведомых богов. Интересно, что в минуты опасности, когда требовалось тихо, без шума прокрасться мимо неприятельских дозоров, старика посещало просветление, он замолкал и даже помогал своими иссохшими руками вращать колеса тележки. Скудный ужин был поглощен, лагерь погрузился в полудрему, нарушаемую лишь плачем младенцев и бормотанием старца: " Биру, Биру... Руки твои на плечах...!" Тонкое розовое сияние наполнило мрак зала. "Кара, тело твое - жало огня!.." Вожак поднял косматую голову , холодный металл гравитона, единственное оружие его группы, мягко лег в широкую ладонь. В центре зала от пола поднималось туманное розовое свечение. Увеличиваясь, оно принимало очертания, то шара, то остроконечной пирамиды. Проснувшиеся люди молча наблюдали это чудо. Послышался мерный гул и свет стал меркнуть и вскоре пропал, а там, где еще кружились розовые искры, остался лежать человек! Вспыхнули десятки факелов. Никаких сомнений! Голый, залитый какой-то темной жидкостью человек. Глаза его открыты, но нет в них жизни. Дыхание прерывисто и горячо. Одна рука сжата в кулак и в ней видна узкая полоска золота. Бородач осторожно осмотрел лежащего. На теле нет ни ран, ни ожогов. Тело упруго и горячо. С усилием разжал пальцы. Золотая пластинка. Четыре строки с непонятными знаками и наобороте - Корт Юн, легионер. Его завернули в тряпье и уложили в тележку вместе со старцем. И через несколько часов отправились дальше. Что это было, никто не мог найти объяснения. Может быть его не заметили сразу, или же он невидимкой прошел мимо дозорных? Весь следующий день Корт не приходил в сознание. А на другой день утром он умер. Перед смертью разум вернулся к нему Он обвел ясным взглядом обступивших его людей. Потом закрыл глаза и внятно произнес: "Всем вам моя погребальная весть". Люди в ужасе отпрянули от него, думая, что он предрекает им смерть, но потом, видя, что дух отлетел от тела Корта, его обмыли, завернули в чистые покрывала и опустили в расщелину.
* * *
Ночью на перевале выпал снег. Хоко нашел небольшую расщелину в скале и забрался в нее, завалив вход сухими ветками. Было очень холодно. Хоко поплотнее завернулся в старый плащ и закрыл глаза. Надо дождаться утра. Солнце растопит снег, согреет камни и его - бродягу Хоко.
Голова раскалывалась от резкой боли. Толстый трактирщик здорово хватил его солонкой, завернутой в полотенце, когда узнал, что Хоко нечем заплатить за съеденный обед. Зато голод уже не так донимает его, как это было вчера. Пар от дыхания оседал белым инеем на полях дырявой шляпы. Усталость и боль вещи несовместимые. Бродяга долго ворочался на охапке сухих веток. Протяжно вздыхал, трогал огромную шишку на голове. Даже попробовал немного постонать. Боль и обида не проходили. Наконец усталость взяла свое и сон сошел на него, поднял на мягких белых крыльях, закружил и пронес. Было тепло и покойно. Хоко даже засмеялся во сне, до того ему было хорошо. Замерзшие ноги согрелись, в лицо пахнуло луговыми цветами, нагретой землей. Звонко стрекотали кузнечики и огромные лимонные бабочки, кружась над его головой, едва не касались щек своими бархатистыми крыльями. Холодные ящерки пробегали по его голым ступням, и он начинал смеяться от легкой щекотки. Высоко в небе кружил белый пеликан. Где-то рядом река. И вот он уже у воды. Мягкий серый песок согревает его руки и ноги. Яркие синие блики, отражаясь от воды, слепят глаза. И Хоко ложится на спину. Мелкие волны касаются его ног, ласкают колени. Горячий песок греет спину и плечи. А над ним бездонное синее небо.
Прошлым летом Хоко месяц жил на Побережье. Видел море, белые яхты, многокилометровые пляжи, роскошные дома. Он бы остался там, но бродяг и бездомных на Побережье особенно не жаловали. Стрелка из арбалета или стальной шарик из духового ружья. Палочники чуть что - хватали бродяг и после побоев отправляли в каменоломни или соляные копи. На выбор. Хоко во сне загрустил, вспомнив обиды и унижения, которые ему пришлось испытать на Побережье. "Бог их накажет, да-да, истинно так! Не может быть по-другому. Чтобы так обижать человека!" Он долго еще что-то бормотал во сне, но покой и тепло наконец стерли следы бед и огорчений с его грязного лица. "Хоко! Иди сюда, сынок!" -- мама зовет его обедать. Маленький белый домик на краю дубовой рощи. Дорожки, посыпанные песком. Огромные шары алых цветов под окнами. Козы, обрывающие листья с нижних веток лип и тополей. Запах хлеба и молока. Мать садилась в повозку и серый ослик увозил ее на рынок, где она продавала сыр и козье молоко. Хоко долго махал ей вслед, сначала с крыльца, потом у края дороги, а потом забирался на тополь на холме и еще долго смотрел на удаляющуюся белую повозку. Но скоро грусть сменялась радостью и покоем. Его манила таинственная прохлада дубовой рощи. Голоса птиц и свист сусликов на южном склоне холма. А еще он любил собирать ракушки и камни в русле высохшей реки. И так до самого вечера, когда солнце начинало опускаться к острым вершинам Южных Гор и камни у дороги начинали отдавать дневное тепло прохладному ветерку. "Скоро приедет мама!" -- Хоко улыбался во сне. Он вспоминал, как садился на горячие камни на вершине холма и ждал. Было тепло и тихо. Маленькие черные ласточки кружились высоко в небе и он с восторгом следил за их быстрым и ловким полетом. Хоко так увлекался, что порой замечал повозку только тогда, когда уже был слышен звон колокольчика. И тогда он соскакивал и, раскинув руки, бежал вниз. И ему казалось, что вот еще немного и он взлетит, надо только посильнее оттолкнуться от теплой травы. Мать ловила его и прижимала к синему переднику. И Хоко сквозь слезы радости и счастья чувствовал теплые материнские руки, запах сыра и луговых трав. Хоко был низкого роста, горбат и длиннорук. Черные жесткие волосы падали ему на лоб, придавая вид угрюмый и даже злобный. Но он не был злым. Даже когда городской суд в Лутаре обвинил его мать в колдовстве, и она уже не могла продавать сыр. Когда кто-то ночью поджег их дом, и он сгорел дотла, им с матерью на зиму пришлось вырыть землянку. Даже тогда в его сердце не было злобы и ожесточения. А весной мать заболела. Беды ли, простуда ли от постоянной сырости, но через неделю ее не стало. Хоко два дня просидел у ее кровати. Потом он вдруг понял, что мама уже никогда не встанет, не улыбнется, не обнимет его. И тогда он закрыл двери землянки и завалил ее камнями. На вершине холма он обернулся назад и заплакал тихо и горько.
Чернобородый путник остановился. Собака, ворча и взвизгивая, крутилась возле большого сугроба, который намело за выступом скалы. Солнце взошло, но было еще холодно. Чернобородый, мягко ступая в меховых сапогах, подошел к расщелине. Собака, приседая на передние лапы, начала рыть снег. По ее поведению путник понял, что там не зверь. После того, как были убраны ветки, он увидел скорчившееся от холода детское тельце. Он протянул руку и дотронулся до плеча. Оно было твердым, как камень. Путник хотел уже было засыпать тело снегом и завалить камнями, но собака, скуля и виляя хвостом, принялась облизывать лицо ребенка. И тут чернобородый услышал стон, скорее не стон - тихий шелест. Ухватившись за полы плаща, он потащил тело на свет. Оборванный плащ, шляпа в сальных свечных пятнах. О, боги! Голые ступни. Путник легко подхватил тело и завернул его в свой меховой плащ. Свистнул собаке и широким шагом начал спускаться в долину.
* * *
Что, кроме страха, может управлять людьми? Чувство долга, делание обогатиться, честолюбие? Все это действительно так. В битвах за власть создавались и распадались огромные империи, тысячи человеческих жизней прерывались в считанные секунды по движению руки Властелина. В религиозных войнах фанатики во славу Божью вершили суд и расправу, неся побежденным смерть, унижение, рабство. А в годы мира золотой кошель загоняет людей в рудники, на поля, в грохочущие железом цеха заводов.
Страх - вот главный рычаг, с помощью которого Властелин управляет человеческой массой, заставляя одних безропотно умирать, других работать до кровавого пота, от темна до темна. Страх быть лишенным каких-то привилегий, или же просто хлеба насущного. Страх быть неправильно понятым или истолкованным. Страх быть не таким, как все. И вообще, страх быть кем-то. И в то же время - не быть никем".
Выпитое вино начало навевать сон. Спать, спать, сколько лет я уже не сплю? Наверное, около десяти. Или я сплю, а все это мне только снится? Нет, последняя пара кружек была явно лишней. Вчера в городе опять стреляли. Мусорщик рассказывал, что военные в штатском оцепили ночью район железнодорожного вокзала. Кого-то взяли, но "главному террористу" (!) удалось скрыться. Пятеро боевиков и десять солдат убито. Снайпер застрелил старуху, которой вздумалось посмотреть из окна на стрельбу на улице. Ее мозги разбрызгало по всей комнате. Кто бы мог подумать! Сиф Оул, магистр измерения, профессор двух Университетов, тот, чьим именем назван эффект изменения линейности, тот, кому еще при жизни был поставлен памятник в Галерее Бессмертных, тот... Впрочем, о чем это я? Да-да, это к делу не относится... И вино слишком тяжело, не гармонично, через чур сладкое. Как давит виски! О, я просто пьяный глупый старик, которого мучает бессонница.
В Годы Десятилетия мира и спокойствия ему принадлежал огромный белый дом на берегу Мраморной Бухты. Белоснежные яхты, украшенные разноцветными огоньками, становились у причала под его окнами, по Бульвару гуляли толпы праздных горожан. В воздухе плавал аромат кофе и какао. Ловкие торговцы с лотков продавали орехи и карамель. Далекие гудки кораблей, звуки оркестров на ярко освещенных палубах, танцующие пары. Синие горы, полускрытые морскими туманами.
Армия Фритта входила в Город на Побережье в звоне стальной брони и с ревом артиллерийских тягачей, везущих огромные серебристые туши излучателей. Хорошо вымуштрованные солдаты не допустили бесчинств и мародерства. Укрепленная точка повстанцев на горе у входа в Город сделала по колонне две серии залпов из счетверенного зенитного гравитона. Ответным выстрелом головного излучателя вершину горы срезало, как ножом. Часть энергии луча ушла в небо. И среди тихого и ясного осеннего дня небо вдруг раскололось молнией, и на сдающийся город посыпался мелкий дождик. Капитуляция. Верхний ярус Амфитеатра местные роялисты затянули в зеленый и голубой. Государственные цвета Срединной Страны. Властелин ударом железной перчатки раздавил последний очаг сопротивления. Сиф Оул, тогда еще студент, был заперт по приказу матери в своей комнате и со слезами на глазах смотрел вниз на бесконечную колонну бронемашин, шагающую пехоту, на редкие кучки роялистов, размахивающих зелено-голубыми флагами и винными бутылками. После возобновления занятий в университете мать отправила его в южные провинции Страны к дяде. А после года обучения в Южном университете Систа Сиф Оул перевелся в столичный Закрытый Центр изучения материи. Он отошел от политики, всецело посвятив себя науке. И власти закрыли глаза на его прошлое. А потом была работа в лаборатории Уртона, первые публикации, свой проект, своя тема, широкое признание, вес в научных и околонаучных кругах, знакомства, связи, деньги, дом, яхта. Все было. Была работа в лаборатории с нулевой степенью секретности. Если это было бы возможно, то бдительные охранники заставляли бы сотрудников его лаборатории оставлять в спецсейфах и свои головы. Но это было невозможно. Произошла утечка. Какая информация утекла, Сиф Оул так и не узнал. В круговерти политической борьбы, в бешенной грызне недавних соратников, когда каждый старался в делах успешных быть в центре внимания, а в неудачах или, тем более, провалах обвинить своего противника, Сиф абсолютно не разбирался. Но участливые, которые всегда находятся, когда дело пахнет жареным, нашептали ему, что высшее руководство Центра не будет возражать, если он всю вину возьмет на себя и подаст в отставку. В этом случае ему будет сохранен его дом, уровень годовой ренты и возможность передвигаться по стране. В случае отказа - лишение всех благ, судебное разбирательство, осуждение, длительный срок каторжных работ. Его жена была в шоке. Его истеричные вопли добили Сифа Оула. После его письменного заявления делу дали ход. Полетели головы. Глава Директории и его окружение ушли в отставку. Двоих сотрудников Центра казнили. Сиф был взят под стражу. С этого начался сплошной кошмар, ставший его жизнью. Суд признал его виновным, всплыло и его участие в студенческом обществе "Северный ветер". Ночью он был поднят прикладами плазменных винтовок со своего дивана в кабинете. Его ударили в лицо, из разбитого носа хлынула кровь, очки были растоптаны. Оцепеневшая от ужаса жена так и осталась стоять с выпученными глазами и лампой в трясущихся руках. Его уводили, связав сзади руки, надев черный мешок на голову, как опасного террориста. После этой ночи он целый месяц ходил в одной пижаме. Ему не давали другой одежды. Следователь давил ночными допросами, лишением воды, требуя назвать имена и явки. Но так как ни того, ни другого Сиф не знал, то и был осужден всего на десть лет каторжных работ. На соляные копи его везли совершенно поседевшим, без зубов и с повреждением плечевого сустава левой руки. На его деле в верхнем углу стоял красный крест. Это означало, что до своего освобождения он дожить не должен.
* * *
Связной не пришел. И если связать это с ночными выстрелами и городскими слухами, то хорошего ожидать не приходится. Осведомитель из Секретной Части со своей информацией выйдет на связь завтра. Дело принимает скверный оборот. Кольцо провалов сжимается все туже. Восточное отделение после взрыва нефтехранилища было уничтожено карательным дивизионом херуллов. Спасшиеся рассказывали страшные вещи. Отрезанные головы с выжженными глазами, вырванные языки, вспоротые животы. Раненых добивали ударами палок.
Северное отделение "Горные духи" в короткой стычке с правительственными войсками потеряло почти половину своих бойцов. Химическая лаборатория и ретранслятор уничтожены. Но самое страшное - пропал архив организации. И не известно, то ли он сгорел в огне пожара, то ли был вынесен и спрятан, то ли попал в руки Секретной Части. Тогда причину последних провалов легко объяснить. Чичо вытер руки о передник и пошел проверить температуру обжига. Сквозь слюдяное окошко он осмотрел раскаленные глиняные кувшины, чашки, миски. Алые клубы пламени обволакивали посуду, вспыхивая и переливаясь в воздушных струях. Обжиговая печь должна быть набита пламенем сверху донизу, как арбуз мякотью. Поворотом рукоятки Чичо увеличил подачу газа в печь. Через час другой можно будет отдохнуть, утром придет сменщик. О, боги, боги! Не они, конечно горшки обжигают. Их дело карать и миловать. Чичо задумался, глядя на огонь. За шумом пламени и стуком компрессоров он не слышал, как сзади подошли трое. Низкий толстяк в роскошном сером костюме, с Богровым лицом апоплексика, быстро осмотрел оборудование цеха, стеллажи с готовыми кувшинами, формами и груды битых черепков. Затем движением головы подозвал двух других. "Не дергайся, паскуда! Не то я тебе кишки выпущу!" От неожиданности Чичо вздрогнул, рванулся, но было поздно. "Молись, гад," - в рот ему был вставлен ствол карманного гравитона. "Сейчас, твоя голова разленится, как гнилая тыква". Двое агентов завернули ему руки назад так, что в глазах потемнело. Цех наполнили солдаты СЧ. Они что-то искали, опрокидывая шкафы и стеллажи с посудой. Бегающие лучи фонарей и сдавленные голоса - все это было не реальным, как в кошмарном сне. В ящике с ветошью был найден его гравитон, спецключ от сейфа, газовая маска, плазменный резак. После каждой находки толстяк делал знак и два здоровенных костолома начинали бить его в грудь и живот. Перед глазами у Чичо пошли красные круги. От ударов тело изгибалось и вздрагивало. "Хватит... А ты, скотина, запомни - это только начало". Его схватили за волосы и потащили к воротам цеха, где стояла бронированная машина. Холодный ночной воздух прояснил сознание Чичо. Голова прояснилась. "Если взяли его, то это значит, что вся организация полностью разгромлена. И это конец". Стуча коваными башмаками о броню, солдаты стали забираться в чрево бронемашины. Чичо оглянулся назад, попробовал хватку охранников и получил удар по ребрам: "Не вертись, ублюдок!" Люк отсека, куда обычно помещали арестованного, находился с левого борта машины. Толстяк что-то предавал по рации. "Да, понял... Слушаюсь... Ясно... Выполняю". Закончить фразу ему не удалось. Огненный пузырь, раздирая в клочья дорогое сукно, мясо и кости, взорвался на его спине. Сухим жаром пахнуло от брони машины, капли расплавленной стали, искрясь и потрескивая, брызнули в темноту. Хлестким ударом согнутой в локте руки Чичо сложил пополам своего соседа справа. До того, что слева, дело не дошло. Плазменный пучок прошел поверх его головы, сорвав шляпу вместе с волосами и кожей лба. Второй выстрел был точнее. Его руки с растопыренными пальцами отделились от тела и, вращаясь, отлетели в разные стороны, а на месте стоящего секунду назад человека осталась груда дымящегося кровавого мяса. Солдаты открыли ответный огонь. С крыш полетели куски шифера и черепицы. Но у нападавших явно были ночные прицелы. Разящие пучки раскаленной плазмы согнали солдат под прикрытие бронемашины. Чичо упал на землю и быстро покатился в придорожную канаву. И это было своевременно. Солдаты забрались в машину и сразу же был включен защитный экран. Серебристая переливающаяся сфера накрыла машину и пространство вокруг нее. Плазменный пучок скользнул по его поверхности и выжег землю по периметру. На вершине сферы вырос блестящий гриб, тонкий голубой луч обшарил крыши и окна ближних домов. Огненные шары с воем и шипением ударили в огневые точки нападавших. В глубине домов вспыхнули огни, раздались крики, в темных окнах заметались чьи-то тени. Чичо не поднимаясь пополз в темноту, но глаз бронемашины увидел его белую рубашку. С пронзительным стеклянным звоном над головой Чичо разорвался шар. Волосы на голове задымились, нестерпимая боль обожженную спину. Чичо завыл, потерял сознание. Произведя еще пару выстрелов по месту, где был замечен беглец, машина сняла защитный экран, чтобы под прикрытием бортовых гравитонов попытаться втащить внутрь его, или то, что от него осталось. Стрельба стихла. Опасливо озираясь, солдаты обшарили улицу и близлежащие дома, но так ничего и не нашли. Беглец как в воду канул. По сводкам СЧ ночная операция значилась как успешная.