Когда в степях, вблизи Урала,
вели мы наш газопровод,
взяв спиннинг, Анечку, бывало,
кто из ребят не позовёт!


Она - ничья, она - красива.
Но к ней поди-ка подступи:
она средь нас одна, что ива
безлесной ветреной степи.


Ребята были молодыми,
но хоть и холили чубы -
смеётся сварщица над ними
из-под щитка, из-за трубы.


И всё ж один - изящный, рослый,
с чупруном чёрным до бровей -
был парнем ушлым, был не рохлей
и по душе пришёлся ей.


На свадьбе их под звон стакана
мне всё мерещилась волна.
"Смотри, како-ой!" - кричала Анна:
поймала жереха она.


Ах, будь я лет на семь моложе -
на зорьке той, в тот милый миг
она б не засмеялась всё же
и не вздохнула: "Ты старик..."


На стройку новую - под Котлас
судьба забросила меня.
"И ты здесь?!" - слышу. Анькин голос!
Бежит по ригелю, звеня...


"Одна?!" - "Нет, с дочкою". - "А где же..."
В метели стынут голоса.
Вздыхает. Говорит всё реже.
И вижу: потекла слеза...


На свадьбе их под звон стакана
мне всё мерещилась волна.
"Смотри, како-ой!" - кричала Анна.
Поймала жереха она...


Темнеет. Мы уходим к лесу.
Иголки с ёлки теребя,
грустит: "Не втюрься я в повесу,
ей-богу, вышла б за тебя..."


Я молча мну сухой валежник,
я словно виноват пред ней,
что не смогу вернуть я прежних,
тех тёплых, но прошедших дней...


1969.