Вместе

Солнце - беспощадным будильником прогоняло сон. Лучи жалили в зажмуренные глаза, проникая под одеяло. Они невыносимо пекли в макушку, заставляя кипеть мозги.

Раньше он любил просыпаться в лучах утреннего солнышка, радуясь ясному дню, теплу и милой улыбке. Раньше...

Попытался заснуть, вернуться туда, откуда безжалостно выдернула его эта желтая, бездушная клякса. Бесполезно, пора вставать.

Со стоном сел на кровати, нашарил ногами старенькие тапочки, с заломленными задниками. С трудом встал и тщательно задернул шторы. Нечего комнату жарить, и без того голова раскалывается.

Кряхтя, он с трудом выбрался из постели. Вот ведь, времена настали: раньше, на заводе, две нормы выполнить - за работу не считал. На доске почета красовался. А сейчас по дороге, от кровати до сортира, в штаны не наложить - уже достижение...

Назад идти легче, лишнего груза уже нет, хе-хе. Наощупь, по стеночке. Перевести дух, опершись на спинку стула. Старость. А ведь когда-то на трубу заводскую, без передышки взбирался. Доверили почетную обязанность водрузить флаг. И ведь птицей взлетел.

За стеной зашлась в кашле соседка. Бедняжка, всю жизнь пропахала маляром, растворителем надышалась. Болезнь у ней какая-то профессиональная. Любой запах, или дым от сигарет почует - кашлять начинает. Каждые полгода в больнице кровь чистят. Мне вон, тоже предлагали недельку подлечиться.

Скрипнули продавленные пружины. Эх, долог ты путь, до родного дивана. Хороший диван, сейчас таких уже не делают. Завод подарил, когда на пенсию провожали.

Да, старость только могилой и лечится. Галинка, голубка моя, не дождалась, ушла раньше. Уж бедная так плакала, прощенья просила, что одного оставляет. Да я не один, она всегда рядом.

Старик долго укладывался, мостился, в конце концов, снова заснул, нежно прижимая к груди шкатулку, со старенькой фотографией улыбающейся девушки, на крышке.

...Красивая, загорелая девушка белозубо улыбаясь взяла его за руку. Легкий ветерок игрался ее каштановыми локонами. Они вальсировали, как тогда, на майские праздники пятьдесят пятого. Вокруг были добрые, улыбающиеся лица. Счастье было так велико, что хотелось петь, летать и танцевать, танцевать, танцевать. И они кружились одни во всем мире. Они сами были целым миром.

Соседка за стеной, наконец, успокоилась, или ушла. За окном, как обычно, раздавались пьяные крики. Тихонько звякнула ложка, в чашке с недопитым чаем. В комнате раздались еле слышные, шаркающие шаги. Легкий сквознячок пошевелил седую челку. Спящий счастливо улыбнулся, и прошептал - Галинка.

- Только через неделю нашли, по запаху. Когда дверь взломали - без респираторов войти нельзя было. Вонь такая стояла, что не продохнуть. Выносить начали, глядь, а у него в руках шкатулка, с Галкиной фотографией на крышке. Хотели руки разжать - ни в какую. Вцепился так, что и не отдерешь. - Старушка, одетая в спортивный костюм, хотела добавить еще что-то, но закашлялась. Кашляла она долго, взахлеб и с надрывом. Перерывом воспользовалась вторая собеседница, одетая в грязный заношенный халат, но с накрашенными бровями: - Он вообще слегка двинутый был. Когда Галка умерла, он, оказывается, после кремации ее пепел в шкатулку пересыпал, и домой забрал. Разговаривал с ней, цветы носил.

- Постыдились бы, вмешалась в разговор третья женщина интеллигентного вида. Грешно о покойном так говорить. Хорошим человеком был. Нужна помощь - поможет. И звать не нужно было. А как они с Галей друг друга любили? Самая красивая пара была. Все завидовали. А когда ее не стало - он за год сгорел. От тоски. - Все трое, тяжело вздохнув, замолчали. Каждая думала о чем-то своем.

А статный, черноволосый, молодой человек и стройная, загорелая девушка где-то кружились в вальсе. Взлетая все выше и выше. Они были счастливы. Они были вместе.