|
Жизнь - вот хреновая штука. Дом, работа, семья, по выходным видеотеатр, гонки на воздушных скутерах и вновь дом - круг замыкается. Бежишь, бежишь, и некогда остановиться - некогда оглядеться, подумать, и прочувствовать неповторимость момента. Ты просто летишь из прошлого, живя мечтами будущего, и совсем не замечаешь настоящего.
Утром настырный будильник в клочья разрывает похмельную, после вчерашних гостей, голову и зовет на работу. Открываешь глаза, и уже не рад. Холодная вода в ванной (горячую отключили три дня назад), яичница, кофе - в надежде взбодриться - марш рывок до ближайшей станции магнитометро. У входа вливаешься в поток... и все... Ты дома. Здесь все такие же, как ты. Озабоченные, встревоженные, взлохмаченные, и спешащие. А куда? Зачем? Без разницы. Не важно. Главное спешить. Главное успеть. Урвать! Ухватить! Послать! Обеспечить! Если не себя то детей. И если не детей, то просто не отставать. Не отставать от всех, и от каждого в частности. Быть таким же как все: чтобы поняли, выслушали, приласкали, посоветовали и мчались дальше.
Так живут все - так живу я. И неважно, что завтра Новый Год - лишняя забота. Корпоративный праздник для бездарностей среднего звена, смазанный поцелуй жены, и ласковое щебетание детей. Дети! - только ради них и стоит жить. Может быть им будет легче, лучше, проще и спокойней. Похоже, этой мыслью утешались родители всех поколений.
Заскакиваю в вагон. До работы сорок минут. В кармане "Столичный обозреватель"... или нет? Схватил в киоске крайнюю газету, там, где обычно лежат "Новости мегаполиса". Разворачивая страницу быстрых видеоновостей, окидываю взглядом вагон. Ничего особенного - обычные люди. Читают, слушают плеер, смотрят ролики на вмонтированных под потолок мониторах, кемарят. Лица напряженные - даже у спящих. Разве можно расслабиться в последний день года? Все нужно успеть. Успеть во время прийти на работу, а к вечеру улизнуть на полчасика пораньше; успеть купить подарки и добраться до дому к двенадцати.
Лица! Какие разные лица... и все как одно. Словно посмертные маски...
И вдруг взгляд - нежный, ласкающий, манящий! Я вздрагиваю. Нет. Так не должно быть. Таких взглядов не бывает в магнитометро. Такие взгляды можно увидеть лишь в фильмах. В старых добрых фильмах двадцатого - двадцать первого века, но только не сейчас, не в наш безумный двадцать второй! Век тиранической демократии, поголовной психокоррекции, и планетарных колоний ни чем не отличающихся от средневековой каторги.
Боже, какой взгляд! В этом взгляде гордость и нежность, сожаление и любовь. Смотрю и не могу оторваться. Смотрю.... Понимаю что в метро так нельзя, но смотрю... Женщина! Я совсем забыл, что в вагонах метрополитена ездят женщины. Ноздри невольно раздуваются, пытаясь уловить её аромат. Но нет, здесь пахнет перегаром, дешевым одеколоном, табаком и собакой. Господи, кто приперся с собакой!
А взгляд не отпускает. Зовет, манит, и просит остаться. Нежной белокожей рукой она убирает локон каштановых волос из уголка рта. Губы не накрашены, но полны жизни. Улыбается. Ровный ряд безупречно белых зубов. Невольно вздрагиваю, вспоминая, что еще неделю назад собирался к стоматологу. Э-эх! Теперь только в следующем году - думаю я, все еще не в силах оторваться от бездонных зеленых глаз. Улыбка (как можно в метро так много улыбаться?) не покидает её лица. Я смущен! Скован! Разбит! Ведь так не должно быть! Психокорректированные не должны себя так вести!
Но так есть. Неужели до сих пор есть свободные, не прошедшие чистку? - вранье, сказки.
Но смотрит же!?
Она смотрит на меня!
Смотрит ласково....
Влюблено...
Железный дребезжащий голос объявляет мою остановку. Неужели нельзя сделать голос более нежным.... как её глаза...
Вновь едем. Без разницы куда и зачем. Ведь так всегда ездили, и будем ездить. Главное не упустить, не оторвать взгляд. Взгляд предназначенный только для меня.... Для меня одного. Слышите! Только для меня! И пусть нас мужчин считают собственниками. Наплевать!
Каким-то шестым чувством понимаю, что в вагоне кроме нас давно никого нет. Только я и она. А еще понимаю, что совсем не знаю станции метро, у которой притормаживает поезд.
Встает. Затаив дыхание, слежу, как грациозно она вышагивает по узкому проходу. Она идет ко мне. Ко мне. Слышите! Ко мне!
- Привет, - в её голосе шум опавшей листвы. Томная волна прокатывается по телу. - Наша станция.
Она берет меня за руку и увлекает на перрон. Какая же у нее теплая и нежная ладонь. Длань - вспоминается давно уже забытое слово. Именно длань - ласковая и трепетная. Длань.... Глядя на её утонченную руку, я понимаю своих далеких предков. Длань - красивое слово, теперь так не говорят... а зря.
Я не сопротивляюсь. Выходим. Поток холодного воздуха обдает ноги.
- Здесь сквозняк? - удивляюсь я.
- Не важно, - возбужденно шепчет она на ухо, и дыхание рождает во мне ответ. От неё пахнет фиалками. Таких цветов на Земле давно нет, и мало кто помнит, как они выглядят. Фиалки теперь лишь название запаха.
- Но под куполом не бывает сквозняков! - не успокаиваюсь я.
- Молчи.... Пожалуйста.... ни слова.
Я оглядываюсь. Боже! Сколько лет этой станции? Потрескавшийся кафель, жухлая трава, пробивающаяся сквозь трещины в настиле. Лампы! Обычные тусклые спиральные лампы, покрытые вековым слоем пыли. Ужасный скрип качающегося, в не смазанных петлях, выцветшего рекламного щита под потолком. Что это за станция, и почему я никогда здесь не был?
- Где мы!?- спрашиваю я.
- Это не важно.... Главное мы вместе.
- Вместе?
- Идем, - слышится настойчивый ответ.
- Идем, - соглашаюсь, чувствуя, как часто бьется мое сердце.
Мы подходим к лестнице. Я изумлен. Здесь нет даже эскалатора! Прогнивший бетон ступенек осыпается под ногами. Исщербленные стены кидаются в глаза замысловатыми загогулинами доисторической вязи. Встречный поток холодного ветра - теперь, уже ветра - будоражит. На последних ступеньках ноги утопают в снегу. И вдруг! Небывалый по силе порыв бьет в лицо. Острые как сталь хрусталики снега ослепляют, рассекают незащищенную кожу. Не в силах терпеть боль я прикрываю лицо руками.
- Нет! Я не могу! - мой крик утопает в бушующем ветре. - Я не хочу!
Её теплые (теплые, это безумно, но теплые!) длани отрывают руки от лица.
- Пожалуйста, посмотри! - просит она. Её голос по-прежнему нежен. - Пожалуйста!
Преодолевая боль, я открываю глаза. О, ужас! Лучше бы я не видел!
Не видел никогда эту ледяную пустошь. Здесь столько пространства. Пустого ничем не наполненного пространства. Оно разрывает на клочья. Мозг, привыкший к тому, что над головой всегда есть купол, рисует невообразимые, нелепые картинки, не в силах справиться с мощью пустоты.
- Смотри! Смотри! - кричит она, перекрывая ветер. - Ты должен увидеть настоящий мир! Ведь ты же не такой как они все! Ты должен это видеть!
И я смотрю... смотрю, но не вижу. Мир пляшет перед моим взором. Горизонт то извивается, словно змея, то убегает в незримую даль и кидается оттуда молнией мне в лицо. Белизна снега перетекает в черноту ночи, а бледно-желтый диск луны скачет по небосводу подобно шарику в пинг-понге. Я больше не могу терпеть этот театр абсурда.
- Ты хотела, чтобы я увидел настоящий мир!? - мой голос срывается на хрип, и я начинаю хохотать как безумец. - Но я не вижу его и не хочу, он мне не нужен! Мне нужна ты! Понимаешь! Ты!
Она недоуменно смотрит на меня, отступает на шаг, словно желает лучше разглядеть. В её глазах немой вопрос, еще секунда и он сорвется с её губ, но в этот момент её ноги соскальзывают с верхней ступеньки лестницы, и хрупкая фигурка исчезает в темной пасти выхода метро.
- Боже что я наделал! - в ужасе восклицаю я, сбегая вниз, перепрыгивая через ступеньку, и совсем не думая о том, что могу, так же как и она: поскользнуться, упасть, кубарем скатиться вниз, и застыть в нелепой позе на бетоне перрона.
Её волосы при падении роскошным каштановым нимбом раскинулись вокруг головы. Но каштановый цвет оплывает, темнеет, и становиться кровавым. Глаза открыты, губы подрагивают, она пытается что-то сказать. Я наклоняюсь, и почти касаюсь ухом её губ.
- Ты! Ты! - шепчет она.
- Да, говори, говори!
- Ты такой же, как ВСЕ!
С этими словами мы умираем. Она и Я. Я по-прежнему сижу на коленях у её тела, но внутри меня живет смерть - её смерть. Я чувствую, как сковывает она льдом мою душу, а затем одним мощным ударом разбивает её на миллиарды мельчайших хрусталиков, и эти хрусталики сыплют из серых туч заслонивших небо, они подхватываются ветром и уносятся в снежную бесконечную пустошь, они ложатся на руины городов, и ледяные глади озер, они забиваются в норы животных и проникают куда-то еще, гораздо глубже, туда, где не был никто из живых.
31.01.02. 14:00 - 16:00
|