Собака с именем Кэрри появилась у Родиона чуть-чуть раньше, чем у его отца появилась женщина по имени Карина. Собака пришла домой сразу большая, совсем не щенок, как сначала хотелось Родиону. У собаки была твёрдая длинная шерсть такого странного цвета, как будто собака сначала летом ходила вся белая, а потом осенью извалялась в рыжих упавших листьях. Хотя отец привёл Кэрри не осенью, а в конце весны, в мае, когда Родион только закончил первый класс школы. Школа стояла в соседнем дворе, в ней было два этажа и две смены. Первый класс, в который ходил Родион, учился в первую смену и на первом этаже. Старшие школьники приходили учиться во вторую смену, и уроки у них, наверное, проходили на обоих этажах. По крайней мере, Родион думал именно так. Но, если честно, его это не очень интересовало. На второй этаж он поднимался редко. Не потому что было нельзя, а потому что никаких особых дел там для него не находилось. А вот собака с именем Кэрри показалась ему совершенно особой. Она вошла в их квартиру следом за отцом, быстро ткнулась носом в ладонь Родиона и улеглась на подстилку, которую ей приготовили еще утром. Родиону очень понравилось, что собака при знакомстве смогла не напугать его и не испугаться сама. Через два дня они уже подружились по-настоящему, и Родион запросто выгуливал Кэрри без поводка. Каникулы только начались, друзья еще не разъехались из города, и для игр с собакой образовалась целая компания. Кэрри не очень любила играть с ребятами, но из вежливости принимала участие в общей беготне или прыжкам через заборы и лужи. Это была очень хорошая жизнь, и Родион не слишком задумывался о том, как быстро летом убегает время. И лето ещё вовсю продолжалось, когда вдруг однажды отец привёл домой Карину, высокую красивую женщину с волосами такого же цвета, как шерсть у Кэрри. Родион сначала даже не понял, что происходит, до такой степени он был удивлён совпадением цвета волос этих новых жильцов их квартиры. Отец с Кариной - а тогда Родион еще не знал, что женщину зовут Карина - сразу прошли в спальню и стали там распаковывать большой незнакомый полосатый чемодан. Они смеялись и распихивали по разным отделениям шкафа всякие женские вещи, которые вот уже два года - с самой смерти мамы - не попадались Родиону на глаза, хотя раньше висели на дверях, на стульях и на специальной балконной верёвке. Потом отец и Карина вышли в коридор и увидели, что Родион с Кэрри стоят там рядышком и удивлённо смотрят на новенькую. Отец рассмеялся и вот именно тут сказал, что новенькую женщину зовут Карина. И что она теперь будет жить вместе со всеми - и с отцом, и с Родионом, и с Кэрри. Женщина Карина подошла к поближе к Родиону, но не стала присаживаться на корточки - а Родион почему-то был уверен, что она сделает именно так, - а сказала сверху вниз "привет, а ты, наверное, Родион, а ты, наверное, собака, привет". Родион даже засмеялся, так это у неё получилось глупо. Из-за этого смеха отец и Карина, наверное, подумали, что он рад знакомству. Но никакой радости от знакомства он не почувствовал, скорее, он почувствовал удивление и неглубокую детскую горесть, которая забирается в душу ребёнка очень быстро, очень глубоко, но остаётся там почти незаметной. Кэрри знала, что он ощущает, и прижалась надёжным боком к ноге Родиона. Карина сказала "ну, и хорошо", и они стали жить все вместе. А потом очень скоро началась война. Какая-то дурацкая война, не такая, как в кино или в компьютерных игрушках. Родиону слово "война" тогда ещё нравилось. Он любил смотреть кино про войну и не боялся взрывов или выстрелов. Хотя сначала долго, несколько недель, никто в городе не стрелял, а все только говорили про войну, да и с каждым днём всё меньше и меньше друзей выходили поиграть с Родионом и с Кэрри. Отец был задумчив, а Карина громко разговаривала и почему-то каждый день пыталась заставить отца поехать в магазин за продуктами, как будто не видела полный холодильник на кухне и много всяких банок с запасами, которые стояли в подвале. В подвале их пятиэтажки у каждой семьи был отгорожен кусочек помещения, где все хранили свои запасы. При маме они часто "консервировали", или "закручивали банки", или просто варили варенье. Так поступали все соседи, и родители всех друзей, и другие жители их города. Родион отлично знал, где в подвале находится именно их чуланчик, потому что им повезло, и именно в их чуланчике было маленькое пыльное окошко, благодаря которому, даже если не включать электричество, можно было увидеть полки вдоль всех стен, на которых стояли разные банки с запасами. Полки сколотил отец, а Родион помогал ему развешивать их на стены. А мама любила приносить сюда приготовленные ею банки и расставлять их в непонятном, но очень красивом порядке. Карина в подвал, конечно же, спускалась, но только для того, чтобы взять такую или другую банку. И никогда не поставила туда ни одной взамен. Может быть, просто не успела, потому что очень скоро отец собрался и ушёл на войну. Перед этим они с Кариной поехали в супермаркет в центре и привезли оттуда целую кучу разных консервов и пакетов с разной замороженной невкусной едой. Отец разгрузил машину, они поужинали, потом он долго болтал с Родионом перед сном, а утром его уже не было. Это Карина сказала, что он уехал на войну, но Родион и так знал. Война - она для мужчин, и папа не мог от войны прятаться тут, вместе с детьми, собаками и женщинами. Тогда уже начало погромыхивать сразу с обоих концов города. Родион с Кэрри не боялись стрельбы, а ходили к школе, залезали на крышу и оттуда слушали, как приближается война. Через два или три дня, в субботу, впервые взорвалось невдалеке, за четыре улицы от них. Там, где был детский сад, куда Родион ходил еще год назад. Ходил с папой или вообще один. Ещё раньше его в сад водила мама, и они почти каждое утро шли по городу и здоровались с прохожими. Теперь людей на улицах уже почти не было видно, они боялись и убегали от войны, а когда Родион проснулся утром в понедельник, он обнаружил, что ушла и Карина. А с Кариной ушла и Кэрри. Родион не сразу поверил, конечно; но по всему выходило, что так оно и есть. На обувной полке в прихожей не хватало поводка и ошейника; исчезла собачья миска, которая уже прижилась на полу кухни возле холодильника; не осталось даже подстилки из старого синего одеяла, которая служила Кэрри тем самым местом, которое хоть и называется "место", но заключает в себе куда больший смысл. Родион почти целый день бегал по улицам, звал Кэрри и всё время надеялся, что вот сейчас она выскочит из-за угла и помчится ему навстречу, улыбаясь и знакомо размахивая пушистым хвостом. К вечеру он ужасно проголодался и вернулся домой. В холодильнике стояла кастрюлька со вчерашними макаронами, и Родион слопал их просто так, холодными и без майонеза или масла. Он целый день плакал не переставая и теперь, наверное от слёз, которые ему приходилось глотать, совсем не чувствовал языком вкусов. А ещё за всё это время ему встретились только две напуганные женщины. И больше никого. Так Родиону пришлось жить в полном одиночестве. Еды ему хватало - и в холодильнике, и в подвале. Электричество уже не включалось, но Родион обнаружил на кухне свечи, и теперь мог читать книжки по вечерам. Снаряды взрывались всё чаще и всё ближе. Главным делом, ночью. Родион уже больше почти не плакал. С самого утра, в любую погоду, он выбирался на улицу и искал там Кэрри. Или всё равно кого-нибудь, с кем можно поговорить. Каждый день в городе прибавлялись разбитые взрывами дома. А в середине октября вокруг дома, в котором жил Родион, а раньше с ним жили папа, Кэрри и ещё Карина; а совсем раньше жила мама, произошёл ужасный бой. Сразу с трёх сторон ни их улицу въехали бронированные машины с пулемётами и выбежали разные, но совершенно одинаковые люди с автоматами. Они были очень похоже одеты, и Родион не мог отличить, кто за кого, и не мог понять, как они сами различают, кто за кого. А потом сразу вся улица, и двор, и весь дом заполнились взрывами, выстрелами и ужасными криками этих одинаковых людей. Дом задрожал, и из него разом высыпались все оконные стекла. Родион уже не мог больше оставаться не напуганным. Он схватил свечу, спички и книжку "Три товарища" и убежал вниз, в подвал. Окошко в их закутке оказалось целым, и банки тоже почти все были целыми. Родион спрятался за самый дальний стеллаж и просидел там до вечера. Бой давно ушёл куда-то в сторону школы, а потом и звуки его затихли вдали. Родион не знал, кто победил, и не знал, кто должен был победить. Он был занят тем, что заставлял себя не трусить. Когда совсем стемнело, он зажёг свечку и поужинал сухарями с клубничным вареньем. У него получилось даже немного почитать, и Родион решил, что теперь будет жить здесь, в подвале. На следующий день он пробрался в квартиру и притащил оттуда два ватных одеяла, подушку и еще несколько книг. Все окна в квартире были разбиты, а в кухню, наверное, попал какой-нибудь снаряд, и там не хватало целой стены. Плакать Родион почти совсем перестал и даже немного потолстел, потому что еды оставалось много, а часто выходить на улицу он опасался. Да и темнело уже совсем рано. Свечей тоже хватало, и однажды в его подвал пришёл мужчина в грязной одежде. Он сказал, что его зовут Сергей, и что он увидел свет в подвальном окошке, и что он очень рад подружиться с таким отважным и запасливым мальчиком. Родион был больше всего на свете рад возможности поговорить с живым человеком, и решил с Сергеем подружиться. Они разделили одеяла и еду и стали жить в подвале вместе. И прожили в подвале вместе до утра. На следующий день выглянуло солнце, и они выбрались наружу погреться и поболтать при дневном свете. Сергей прихватил с собой банку солёных огурцов и, когда рассказывал, всё время выуживал огурцы по одному и очень громко их жевал. А рассказывал он про то, как до войны он жил в деревне недалеко от города и работал на скотном дворе. Откармливал много поросят, а, когда они вырастали, продавал их на рынке. Он не уточнил, но Родиону всё равно казалось, что Сергей этих самых подросших поросят сначала убивал, а потом уже отвозил на рынок. Ну, а как по-другому? Вроде как и нельзя. А летом Сергей даже и не успел продать свиней, как к нему приехали военные и стали записывать его на войну. Родион сказал сначала, что его папа тоже уехал на войну, а потом подумал, что совсем и не тоже, Сергей же вот он тут сидит, а вовсе не на войне сражается. Но говорить ничего не стал, потому что Сергей в эту минуту рассказывал, что где-то на соседних домах, прямо на крышах, прячутся друг от друга два снайпера, которые друг на друга охотятся. Сергей сказал, что заметил их обоих, а они его нет. Тут он съел последний в банке огурец, замолчал и стал смотреть на Родиона очень странным взглядом. Родион немного смутился, взял у Сергея банку с оставшимся рассолом и решил поставить её поближе к бетонной стене, возле которой они прятались. Эти огурцы солила мама, и Родиону хотелось унести банку назад в подвал. Он наклонился с банкой в руках. Сергей вдруг вскочил и начал хватать Родиона колючими жёсткими руками за спину, и за ноги, и за брюки. Сергей уже ничего не рассказывал, а только сопел и тянул Родиона к себе. Про снайперов Сергей, получается, не обманывал, потому что в один миг сразу с двух сторон в него попали пули. Одна в лицо, вторая куда-то в спину. Родион уже повернулся к Сергею и сначала всё очень хорошо увидел, а потом ему сразу забрызгало кровью глаза. Он плюхнулся на бетонную дорожку и долго сидел там, боясь даже стереть с лица кровь. Но в него, конечно, никто не стал стрелять. Родион даже не понял, когда именно описался. Но банку из-под огурцов вернул в подвал в целости и сохранности, когда вечером собрался с силами и вернулся в свой нынешний дом. С этими страхами ему тоже удалось справиться, но теперь на ночь он закрывал окошко картонкой, чтобы снаружи не было видно его свечки. Как только выпал первый снег, вокруг снова начались перестрелки, а по ночам стали взрываться снаряды. Окошко всё же однажды разбилось, и Родион понял, что вместе с войной пришла зима. К середине декабря он доел почти все запасы и уже совсем перестал согреваться. Он подумал, что умирать, может, не так уж и плохо. Скучно немного, и всё. Но не так скучно, как прятаться в этом подвале, кутаясь в грязные одеяла. Да и пустые банки ему не удалось расставить на полках в интересном порядке, как это делала мама. Однажды утром он заметил, что в трёх или четырех банках замёрзла вода, а одна банка даже треснула по всей высоте. А вечером к Родиону вернулась собака Кэрри. Они ничего не стали говорить, а просто прижались друг к другу, и Родион накрыл их обоих одеялами. А на следующее утро они выбрались на разведку и нашли себе много еды в соседних подвальных чуланчиках. Конечно, много гулять у них не получалось, но Кэрри научилась внимательно слушать, как Родион читает ей вслух "Трёх товарищей" или просто рассказывает о том, как жил тут один. Им было хорошо вместе. Лучше, чем поодиночке. Немного неудобства причиняла одна странная привычка, которая имелась у собаки с самого начала их дружбы, и которая не пропала и теперь. Кэрри с удовольствием укладывалась спать, прижавшись всем телом к Родиону, но только до тех пор, пока он почесывал пальцами её живот. Или спину. Или шею. Когда Родион засыпал, и пальцы его переставали шевелиться, Кэрри отползала от него и сворачивалась своим собственным отдельным клубком. Родион через какое-то время начинал замерзать и просыпался. Он подтаскивал собаку к себе и принимался снова чесать ей живот. Кэрри прижималась к нему, он перебирал пальцами её твёрдую шерсть цвета упавших в снег осенних листьев, и она дышала ему в шею. Приходилось потратить намного больше времени, чтобы выспаться, но спешить им теперь было абсолютно некуда. И они - собака Кэрри и мальчик Родион - очень хотели заботиться друг о друге как можно лучше. Да и история эта уже подходит к завершению. Она заканчивается в первое новогоднее утро. Родион крепко и сладко спит. Он, конечно, немного голоден и совершенно неумыт. Но кажется счастливым. Его рука во сне почёсывает пузо прижавшейся к нему крупной собаки по имени Кэрри. Он научился шевелить пальцами не просыпаясь. Собака Кэрри тихонько, чтобы не разбудить мальчика, поднимает голову и смотрит в разбитое окошко чуланчика в подвале. Того самого места, которое они оба считают своим "местом". Места, где теперь они живут.
Я мог бы рассказать эту историю с большим количеством подробностей, которые я сознательно или второпях опустил. За эти несколько месяцев дружбы мальчика и собаки друг с другом и с окружавшими их людьми случилось ещё много всякого самого разнообразного. И не удивительно - ведь их дом был окружен войной, словно самый центр урагана, глаз бури, место, где внутри ревущей и разрушительной стихии дрожит, из последних сил удерживая покой, маленькое оконце с разбитыми стёклами. За этим оконцем укрываются от ужасов окружающей действительности несколько чистых и верных друг другу живых душ. Они напуганы, они прячутся, но они всё ещё живы. А раз они живы, то с ними и с миром вокруг них обязательно что-то должно было происходить. И смею вас уверить, происходило. Хорошее, и плохое, и непонятное, и неинтересное. Но всё это в мою историю не вошло. Потому что история должна была начаться и закончиться именно так.
Я мог бы написать по этой истории сценарий для кино. Вот тогда в нем обязательно бы появилась финальная сцена, описывающая то, что произошло с мальчиком и его собакой первого января. В первый день нового года в подвале дома, разбитого войной. И если бы по моему сценарию сняли кинокартину, то в финале её мы бы увидели, как собака аккуратно, чтобы не разбудить мальчика, поднимает голову и смотрит в маленькое разбитое оконце. Она отлично слышит, как к их разбитому дому подъезжает больший грузовик, и из грузовика на разбитый асфальт выпрыгивают сразу несколько мужчин. Они осторожны, но полны решимости. От них, и от их оружия, и от грузовика пахнет ненужными и опасными вещами, но собака различает сквозь них тот единственный запах, который ей нужен. Она так же осторожно и так же решительно отползает от мальчика, секунду смотрит, как шевелятся во сне его пальцы, и бежит к лестнице, которая ведёт из подвала наверх. Она выбегает - не торопясь, но и не сомневаясь - во двор и даже не смотрит на остальных мужчин. Ей нужен только один, и она подбегает к нему и осторожно берёт его зубами за ладонь. Он замирает на секунду, а потом смотрит вниз и вдруг опускается на колени возле собаки. Собака улыбается, не разжимая зубов, и тянет его обратно в подвал. Глаза мужчины наполняются надеждой, он вскакивает, и они оба бегут к разбитой двери подъезда.
А потом проходит не так уж много минут, и они поднимаются из подвала уже втроём - мальчик Родион, его отец и их собака по имени Кэрри. Та самая, с шерстью цвета упавших на снег осенних листьев.