Аннотация: Анализируя прошлую жизнь, каждый раз убеждаюсь в том, насколько Бог терпеливый и любящий Отец.
Как и все молодые девушки в двадцать лет, я была склонна к мечтательности. О чем только я не мечтала? Я любила мечтать. Самое удивительное было то, что многие мои мечты осуществлялись и осуществляються до сих пор. Я поняла, что мой мозг устроен как компьютер, и я могу задавать программы, а также ставить себе цели и задачи, которые непременно претворялись в жизнь. Дело было только во времени.
Я много размышляла над смыслом всего, что происходит со мной и в мире, и о своем месте в жизни. Мне казалось, что я особенная, не такая как все. Помимо этого, я всегда ощущала, что окружена какой-то мощной энергетической защитой, от которой, как от зеркала, отражается любое зло, направленное в мою сторону, словно меня постоянно сопровождает невидимая сила, которая оберегала и вела по этой жизни. Все те, кто становился на моем пути или пытались причинить мне зло, были обречены на поражение.
Это все больше удивляло и засталяло серьезно задуматься над тем, как устроен этот мир. С раннего детства я подсознательно чувстовала, что должна выполнть какую-то очень важную миссию. Но в чем она заключаеться, в то время, я конечно не знала.
На то время, самым сильным желанием было уехать, подальше из родительского дома. Из-за постоянных скандалов в доме, мне было в нем неуютно и одиноко. Живя с родителями, мы много путешествовали как цигане по стране и за границей, не имея постоянного жилья. Я была единственным ребенком в семье. Сказать по правде, я никогда не чувствовала себя дочерью своих родителей, не ощущала себя любимой. Мне всегда казалось, что я слеплена из другого теста. Отец часто шутил:
- Ну, в кого ты такая уродилась?
- В соседа, - отвечала я.
Душевная пустота, отчужденность, ограждающие мое сердце от родителей стеной непонимания, тянули меня туда, где бурлит настоящая жизнь. Неудивительно, что с трудом дождавшись аттестата зрелости, я уехала в Ленинград, мечтая стать модельером в высокой моде, и надеясь на то, что у меня к этому делу есть призвание. При первом же посещении аудитории, учеба вызвала во мне такую скуку, что мне приходилось делать усилие, чтобы не опустить сонную голову на парту. Да и где там было учиться? Ленинградские белые ночи, у набережной Невы, матросы, курсанты в парадных униформах, разводные мосты, песни под гитару, волшебный город дышал свободой, воздух был насыщен любовью.
Вместо того чтобы отдаться знаниям я, словно одержимая бесом, с утра до ночи сновала по улицам этого романтического города, ища новые приключения, ни на миннуту не задумываясь об опасности, которая могла подстерегать молодую, незрелую девушку. Чувство свободы пьянило меня. Изо всех сил я старалась казаться независимой, взрослой женщиной.
Внешне, я представляла собой провинциальную кубышку с пышной грудью на тоненьких ножках. Единственным моим достоинством были блестящие черные волосы и большие глаза, сверкающие как два изумруда на круглом, бархатном как персик лице. Несмотря на свой неуклюжий образ, я пользовалась большим успехом у противоположного пола. Эти успехи делали меня смелее и еще более уверенной в себе.
Вскоре, я поняла, что в моде плоские, как доска, худые девушки и мне пришлось пожертвовать возлюленными сладостями и пирожками во имя красоты. Обретя нужные формы, и обрезав свои волосы как можно короче, я больше ничем не отличалась от столичных, легкомысленных, модных девиц.
Более бессмыленно, чем в те годы, я никогда не проводила время. Книги и учебники я забросила, у меня не было ни одной трезвой мысли в голове, ни одной толковой идеи или хотя бы маленькой мечты о будущем. Эта кипучая жизнь, заполненная весельем, была мне по вкусу, она завладела мной целиком. Родителей я уже не видела несколько лет, да я и особо не горела желанием их присутствия в моей жизни. Исполняя свой дочерний долг, я изредко посылала им поздравительные открытки.
Утратив облик истинной духовности и человеческой морали, сердце мое было переполненно суетным миром, где искажены представления о подлинных и вечных ценностях. Пороки и страсти, завладевшие мной, были доведены до самого примитивного, зоологического уровня. Моя исключительная одиржимость и распутство грозили стать опасными, и возможно, что я бы окончательно упала бы в бездну, если бы не случай, который уберег меня от этого нравственного падения.
И вот однажды, все изменилось. В этот день, как обычно, в моей крохотной комнатене, собрались вечно голодные студенты, завсегдатые праздной жизни. Я не решаюсь сейчас даже вспомнить все то, чем мы занимались тогда. Дым стоял коромыслом. И вдруг, в этом праздном веселье, раздался внушительный стук в дверь.
Предположив посещение очередного гостя, я с недовольным выражением лица, растрепанная, босая, в одной мужской рубашке открыла дверь и - будто удар обухом по голове - во мраке узкого коридора стояла моя мать. Я потеряла дар речи, у меня подкосились ноги, и я чуть не лишилась чувств. Никогда в жизни я не чувствовала себя более пристыженной, чем в этот момент.
Мать была удивительно сдержана. Безмолвно, она прошла в душную, прокуренную комнату и с отвращением, властным жестом руки указала собравшимся на дверь. Мои собратья веселой жизни, без слов, бесшумно разбежались как тараканы. Наступила мертвецкая тишина. Каждый удар настенных часов отдавался у меня в голове как колокол и заставлял содрагаться. Сердце мое трепетало в груди, как у трусливого зайца перед охотником.
В душе, я опасалась, что она начнет читать мне мораль гортанным голосом, оскорблять, как это было всегда, и я приготовилась обороняться. Избегая смотреть на меня, она долго осматривала комнату, затем, села на стул, и невозмутимым тоном, совершенно спокойно спросила:
- Ну и как ты собираешься жить дальше, Мари? Как ты представляешь свою жизнь в дальнейшем?
Этот серьезный вопрос сразил меня окончательно. Сейчас уже и не вспомню, что я ответила. Весь последующий разговор остался записан в моей короткой памяти навечно. Мать сказала, что ее приезд не простое любопытство, и она не желает вмешиваться в мою жизнь, но отец очень скучает и волнуеться за меня. Она посовеветовала мне покинуть Ленинград, вернуться в семью и там, продолжить учебу. В этот момент, я почувствовала, как была несправедлива к ней, и за холодной стеной отчужденности, которую может быть я сама и построила, мне даже в голову не приходило, что она любит меня.
Так, этот случай направил мою жизнь совсем в другое русло. Это был единственный, откровенный разговор с матерью, когда я без малейшего колебания, добровольно, покорилась ее решению и вернулась в семью. Конечно, я никогда не пылала любовь к матери, но и по сей день, я искренне благодарна ей за этот нежданный визит