Мальцев Александр Васильевич : другие произведения.

Человек, который составляет списки

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Каждый человек хотя бы раз в жизни побывал в каком-нибудь списке. Разница только в том - что это за списки и какую цель преследовал составитель. Обычно человек знает - кто, зачем и по какой причине записал его имя и фамилию. Но бывает и так, что человек живёт и не ведает о том, что попал под чей-то цепкий, изучающий взгляд. Он в списке... Главный герой случайно наткнулся на странный листок. И жизнь открылась с неожиданной стороны. Не так просты окажутся те люди, о которых, как казалось, он знал почти всё - они же были как на ладони со всеми своими достоинствами и недостатками; это те люди, которые населяли его мир - тот мир, то окружение, в котором он жил и работал. И приподнимет занавес, и покажет удивительную сторону жизни человек, который составляет списки.
  
  
  
  ЧЕЛОВЕК, КОТОРЫЙ СОСТАВЛЯЕТ СПИСКИ
  
  
  
  
  --- 1 ---
  
   Глеб открыл дверь, уверенно переступил порог и пробежался взглядом по кабинету. Он увидел то, что ожидал увидеть - из троих присутствует только один. Эти трое - Зайковский Игорь, Колотов Николай и неугомонный Чеканов (его имя Глеб никак не мог запомнить, то ли Владислав, то ли Вячеслав, то ли Вадим).
   Помещение они занимали просторнейшее. Слева стол Колотова. Справа, ближе к двери, Чеканова, а чуть дальше Зайковского - столы установлены у огромных, как ворота, окон. Кабинет заканчивался стеной, на которой высоко висела функциональная схема-плакат какого-то сложнейшего устройства. Под схемой находились стеллажи, заваленные приборами, датчиками, разноцветными мотками проводов - преобладали красные. По углам шкафы. Центр помещения пуст и широк - хоть в мини-футбол играй. Вот в центре кабинета Глеб остановился и ещё раз пробежался взглядом. Точно - из троих восседает за компьютером только один.
   Чеканова никогда не застанешь за рабочим столом. Вечно он где-то срочно решает проблемы глобального характера, а если проблема не глобальная, а так - мелочь, а он по воле судьбы оказался рядом, то, подключая своё ораторское искусство и подкрепляя мудрёные словесные обороты отчаянной жестикуляцией, Чеканов твёрдо будет стоять на том, чтобы присутствующие считали проблему сверхсерьёзной. Иначе он запишет в личные враги всех, кого имеет честь лицезреть в эти судьбоносные минуты. Так же Чекановым подчёркивалась, вскользь, но жирно и весьма эмоционально, низкая компетентность наличествующего сейчас персонала, его чудовищное непонимание очевиднейших вещей, но при этом набравшихся смелости высказывать своё глупое мнение. Связываться с ним почти никто никогда не хотел, и по этой причине временные трудности и неполадки всегда носили (с всеобщего одобрения) катастрофический характер. Уничтожал проблему своим мощным интеллектом Чеканов. По большому счёту довольны были все - у людей довольно быстро появлялась возможность спокойно работать дальше, а Чеканов гордой поступью уходил в ореоле героя.
   Глеб к факту отсутствия Чеканова отнёсся равнодушно - сегодня он ему не нужен, и желательно, чтобы в будущем был нужен как можно реже. Работать с ним ох как тяжело. Добрых три десятка сотрудников подпишутся под этими словами, а некоторые даже согласятся кровью. И хорошо бы не своей, а неистового Чеканова.
   А вот отсутствие Игоря Зайковского Глеба расстроило серьёзно - по его душу он и прибыл, пройдя длинными коридорами и поднявшись с третьего этажа на пятый. Шёл и надеялся застать, но предчувствие отрицательного результата сей непродолжительной экспедиции покалывало всю дорогу и в конце концов не обмануло. Конечно же, на свете существует такая, несомненно, полезная вещь, как телефон. Прежде чем идти, можно было позвонить по внутренней связи, чтобы убедиться в том, что нужный человек на месте и ждёт. Глеб поднимал трубку и набирал номер. Но телефонная линия была постоянно занята, наверняка Чекановым - этот тип обязательно, и к гадалке не ходи, долго и нервно давал кому-то целевые указания, распоряжения; искал (и всегда находил) виноватых после двухчасового дотошного разбирательства с тем, кто был на другом конце провода.
   Глебу пришлось в очередной раз пожалеть о том, что он не нашёл времени и возможности занести в свой мобильник номер телефона Зайковского.
   В целом Игоря можно было застать на рабочем месте через раз. Но что-то в этот окаянный день закономерность, такая безупречно стабильная на протяжении года, дала сбой. Глеб приходит уже в третий раз. Два посещения до обеда, и вот опять он открыл дверь, перешагнул через порог и стоит в центре кабинета.
   Чеканова и Зайковского нет, а Колька Колотов на месте. Плотного телосложения парень, большая голова с квадратным лицом, тонкие губы плотно сжаты. Лицо без выражения. Глыба невозмутимости нависает над столом. На появление Глеба Николай никак не отреагировал - холодный взгляд маленьких близкорасположенных глаз равнодушной двустволкой нацелен на монитор. Этот кадр всегда на месте - ломом не сковырнёшь, лишний раз не приподнимется, разве только пожар сорвёт его с насиженного кресла и заставит, кряхтя и вяло ругая обстоятельства, перемещать тело во времени и пространстве.
   - Игорь где? - спросил Глеб.
   Колотов еле заметно пошевелился.
   - Приходил после обеда, - прозвучал ответ через несколько долгих секунд.
   - И куда подевался? Сейчас-то где?
  - Уехал, - Николай явно с неохотой оторвал взгляд от монитора.
  - Чёрт, - Глеб зло рубанул воздух ладонью. - Мне же документация нужна! Третий раз ноги топчу, а застать не могу. Когда приедет-то?
  Колотов скривил губы, пожал плечами, шмыгнул носом. Весь его вид говорил однозначно и сурово - имею смутные предположения, не более того.
  - Возможно, сегодня уже не появится, - сказал он безразличным голосом. - На базу
  его Сергиенко отправил. Оборудование принимать.
  - А тебя почему не отправили? Чеканов вечно куда-то летит ошпаренным гением. Зайковский хоть раз в день, а на люди выходит. Сегодня вот даже на базу отправили. А ты когда понесёшь хоть куда-то своё бренное упитанное тело?
  - У каждого своё предназначение в этом мире, - сказал Николай, важно поднимая палец.
  Хорошо сказал, подумал Глеб - трудно спорить с такой доктриной.
   Во взгляде Колотова появилось сочувствие.
   - Тебе позвонить надо было, а только потом идти или... не идти, - произнёс он.
   - Коля, ты не поверишь, но я звонил! Но не дозвонился!
   - А!.. Ну да. Это Чеканов на телефоне висел. Орал как ужаленный. У меня до сих пор в правом ухе что-то резонирует. Это он с Тимофеевым собачился. Потом убежал выяснять лицом к лицу, кто же из них прав. Эх, как жаль, что меня сейчас там нет. Я бы посмотрел... Это будет не разговор, а коррида. Захватывающее зрелище.
  - Ладно, чёрт с ними, - Глеб подошёл к столу Зайковского. - Документацию-то, я на это очень надеюсь, Игорь оставил? Хоть так заберу, без слов напутствия и уточнения.
  Беглый осмотр предметов на столе ничего не дал - пара тонких брошюр рекламно-просветительной направленности, ещё лист бумаги, на нём лежит степлер, хищно разинув тонкую металлическую пасть. Чёрное глубокое зеркало выключенного монитора. Серая клавиатура. Завершала эту офисную композицию чашка, на донышке которой светло-коричневым озерком блестели остатки холодного чая.
  - Не вижу документации, - сказал Глеб недовольным голосом, поворачиваясь и впиваясь взглядом в лицо Колотова.
  - Значит, не оставил, - спокойно констатировал Николай.
  Глеб глубоко вдохнул и шумно выдохнул.
  - Коля, я же тебя человеческим языком просил. Русским языком. Великим и могучим. Напомнить Игорю про документацию, когда увидишь его.
  Непривычно оживившись и багровея лицом, Колотов принялся выстреливать словесную очередь в защиту своей чести и репутации.
  - Не успел я! Он только на пять секунд заскочил. Хлебнул остывшего чая из чашки, какие-то бумаги схватил и сказал, что уезжает. И не надо, Глебушка, здесь негатив нагнетать! Проблему нашёл! Тоже мне! День-два отсрочки погоду не сделают. Завтра придёшь и заберёшь. Только позвони сначала!
  - Коля, - ядовито сказал Глеб, - понимаешь, мне сегодня надо. Сегодня! Желательно лицезреть как можно скорее! Если уж взялся что-то делать, то делай на совесть и не затягивай!
  - Подожди, - Колотов заёрзал, словно только в эти секунды осознал, что кресло, на котором он сидит, усыпано булавками и некоторые уже впились в тело. - Игорь на столе ничего не оставляет. В ящик стола убирает. В чём проблема? Подвигай ящики и посмотри.
  - Ты что? - округлил глаза Глеб. - Ты мне предлагаешь копаться в чужих ящиках? Ты вообще знаком с такими понятиями, как что такое хорошо, а что такое плохо?
  - Во-первых... - сказал Колотов и замолчал, видимо, для того, чтобы придать стройность мыслям.
  - Ну? - торопил его Глеб. - Оттачивай быстрее словесную форму ответа. Порази меня эрудицией, убийственной логикой и глубиной суждений.
  - Во-первых, - повторил Колотов, - стол и его выдвижные ящики не являются собственностью Игоря, а являются объектом владения предприятия. Вот...
   - Ага, - сказал Глеб и, скривив рот, усмехнулся. - А что во-вторых?
   - А во-вторых, если тебе так срочно надо, - а тебе надо очень срочно, - то можно смело пренебречь условностями морально-этического свойства и посмотреть.
   - У тебя номер его сотового телефона есть?
   - Есть, - сказал Николай, но уверенности в его голосе не было.
   - Позвони... Или номер скажи. Я сам позвоню.
   - Знаешь... - что-то, похожее на растерянность, появилось во взгляде Колотова, когда он доставал из кармана телефон. - У него номер странный.
   - В смысле? - не понимал Глеб. - Состоит из пятидесяти цифр? Палец онемеет набирать?
   - Я несколько раз звонил ему, но никогда не дозванивался.
   - Может, это не его номер? Неправильно забил. Ошибся на цифру или две.
   - Нет, его номер... Мне-то он дозванивается, когда ему я нужен по какому-нибудь вопросу. Этот номер высвечивается. И я когда-то ему легко дозванивался.
   Колотов смотрел на мобильник так, словно он вот-вот превратится в гранату с уже сорванной чекой - опасливо так смотрит, недоверчиво.
   - Какие-то сложные вы ребята, - раздражался Глеб. - Позвони ему. Или дай мне.
   Колотов сделал отстраняющий жест рукой.
   - Не надо! Я сам. Попрошу не тянуть алчные руки к моей частной собственности.
   - Да звони ты уже!
   Толстые пальцы Николая проделали ряд манипуляций с кнопками. Медленно и важно телефон поднесён к уху. В воздухе повисло молчание ожидания.
   Глеб нервно переминался с ноги на ногу.
   - Ну вот, - констатировал Колотов. - Не берёт.
   - Ай! - злился Глеб.
   - Да выдвини ты ящик! - крикнул Николай, потерявший терпение. - Можешь все не двигать. Хватит тебе верхнего. Документы, которые у него в текущей работе, всегда там лежат. Самохин месяц назад так же, как ты, несколько раз прибегал. Игоря застать никак не получалось. Выдвинул ящик, взял документацию и ушёл. Никто после этого не умер, небо на землю не рухнуло, мир не перевернулся, раненых и пострадавших не эвакуировали. Земной шар всё так же вращается вокруг солнца.
   - Уговорил, - буркнул Глеб, подходя к столу Зайковского.
   Ящик выдвинулся тяжело. Забит плотно. Сверху лежала тонкая папка с надписью "Сроки модернизации". Под ней зелёная папка потолще. Какого характера бумаги хранились в ней, однозначно говорила жирная надпись "Комплектующие". Затем взгляд Глеба выловил листок...
   Это был листок блёкло-зелёного цвета. Вверху стандартным шрифтом буквы - "Входные данные". Ниже уже ручкой с чёрной пастой - между тонких горизонтальных линий, чтобы строка пишущего не уехала вверх или вниз - был выведен текст. Глеб прочитал, и невольно его брови поднялись в удивлении - "Савельев Глеб Александрович". Это что такое? Как говорится - не верь глазам своим... У Зайковского в ящике рабочего стола находится некий бланк, в который занесены ровным аккуратным подчерком его, то есть Глеба, фамилия, имя и отчество. Глеб сглотнул мгновенно образовавшийся ком в горле и жадно вычитывал дальше: "1979 года рождения. Русский. Проживает..." Всё правильно... Адрес совпадает - улица, дом, номер квартиры.
   Чувство первоначального удивления и жуткого недоумения достигло максимума и быстро пошло на спад - мало ли по каким причинам в столе Зайковского оказался некий листок с заурядными анкетными данными. Великого секрета нет в том, что Глеб имеет фамилию Савельев, и отец у него зовётся Александром, и соответственно отчество - Александрович, а не, скажем, Владимирович.
   Почему-то Глеб в эти секунды вспомнил один случай - к нему подошёл парень и сказал:
   - Чудная у тебя фамилия.
   - Это что же в ней чудного? - запредельно удивился Глеб.
   - Типичность, - прозвучал ответ.
   У него же фамилия была - Варталуа-Шуйский. Да - здесь типичность исключалась решительно и безоговорочно.
   Глеб мотнул головой, отгоняя несвоевременное воспоминание. Мысль наведена на листок. Ещё раз прочитал - "1979 года рождения. Русский..."
  Да - национальность "русский". Что здесь удивительного, если живёшь в стране с гордым именем Россия? Не аргентинец же. И не турок. Не норвежец и не албанец. И уж тем более не японец и не китаец. Ярко выраженный представитель, как иногда пишут в серьёзных книгах с научным уклоном, титульной нации.
  И свой домашний адрес Глеб не скрывал, не скрывает и скрывать не собирается. Нет, первому встречному проходимцу он его не скажет, но если определённое количество людей, например, из числа коллег, адрес знают, то страшного здесь ничего нет. Если у человека есть дом, квартира, то наличествует и адрес...
   Но всё равно - странно. Игорь же не работник, предположим, отдела кадров, чтобы по каким-то причинам хранить у себя в столе (а не в специальном шкафу) индивидуальные данные конкретного работника. Он не представитель департамента по работе с персоналом, он инженер, настоящий инженер, и инженер весьма толковый.
   Это что за листок?.. Что за бланк? К чему? Зачем? Кем задуман и аккуратно заполнен?.. Выходит, что Зайковским. Некоторое время Глеб отчаянно моргал. Затем, сощурив глаза, стал читать дальше. Ниже и слева так называемых "Входных данных", которые поместились на трёх строчках, шли столбцом большие латинские буквы - A, B, C, D, E и F. Эти буквы не были выведены от руки, они были составной частью бланка, впечатаны в бумагу на этапе изготовления. А вот пространство напротив букв уже заполнялось всё теми же чёрными чернилами.
   Напротив первых трёх букв длиннющие, почти в ширину всего бланка, прочерки. Интересное и непонятное начиналось дальше. Пузатая D, короткое тире и слово "разъяснять".
   Глеб поднёс листок ближе к глазам и прочитал ещё раз по слогам, беззвучно шевеля губами. Так и есть, именно - "разъяснять". Читается чётко.
   "Хм-м-м..." - подумал он, пребывая в неописуемом недоумении.
   Это что ему надо разъяснять?.. Это кто должен ему что-то разъяснять?.. И при каких обстоятельствах Глеб должен будет выслушивать какие-то загадочные разъяснения?..
   Дальше. Буква Е, опять короткое тире, снова глагол "разъяснять", но уже в паре с "контролировать". Именно так написано - "разъяснять и контролировать"...
   Ошарашил смысл предложения, идущего после буквы F, - "жёстко контролировать, при невозможности оного незамедлительно ликвидировать".
   Всё! Больше не было написано ни строчки.
   У Глеба перехватило дыхание. В груди ощущение, словно раскалённая игла вонзилась в сердце. В голове ударил звонкий колокол - "...незамедлительно ликвидировать".
   - Эй, - вывел его из состояния оцепенения голос Колотова. - Нашёл документацию?
   Наклонившись, Глеб положил листок на место, прикрыл его папками - то есть вернул бумаги в первоначальное состояние - так, как было до него.
   - Нет, - сказал он Николаю. - Я всё-таки потом зайду, когда Зайковский будет здесь.
   - А что так?
   - Я подумал...
   Глеб не договорил. Они смотрели друг на друга. Колотов ждал, и его взгляд не настаивал на быстром ответе, торопиться надо медленно.
   - Ведь мне же надо, чтобы Зайковский... на словах... Это... Как его?.. Кое-что объяснил. Документацию найду, заберу, а потом опять возвращаться... э-э-э... за уточнениями? - несколько комкано ответил Глеб.
   Николай покачал головой в знак осуждения и непонимания, махнул рукой.
   - Глеб, у тебя семь пятниц на неделе, - сказал он. - Прежде чем крик поднимать, надо сначала взвешенно и неторопливо решить, что тебе нужно на самом деле. Нам крика и без тебя хватает. Чеканов старательно напрягает голосовые связки. То тебе срочно надо. То ты согласен подождать, чтобы потом не возвращаться и уточнять... Не поймёшь тебя.
   - Угу-угу... - тихо произнёс Глеб, шагая к двери.
  
  
  --- 2 ---
  
   Глеб остановился на лестничной площадке между этажами. Лестница не была центральной, пользовались ей ограниченное количество сотрудников. Здесь можно было курить, и Глеб закурил - поднёс упругий огонёк зажигалки к сигарете.
   Он постепенно приходил в себя. Теперь надо осмыслить увиденное. Ситуация получается какая-то сверхабсурдная! Некий бланк в столе Зайковского. Пункты - A, B, C... до F... Странные слова - "разъяснять", "контролировать" и... "...незамедлительно ликвидировать"... Зачем это? Для чего?
   Научно-производственное объединение, довольно большой штат инженеров, три цеха, несколько бригад рабочих, станки, агрегаты. Направление деятельности - интеллектуальная поддержка других предприятий, компаний, выполнение заказов по модернизации; выполнение, так сказать, точечных заказов, придумать и изготовить уникальное оборудование, а также по мере надобности выпускать небольшими партиями исключительно мирную продукцию узкоспециализированного направления. Никаких государственных тайн, никаких секретов. Суета и рутина рядовой жизни.
   И вот в столе у одного инженера по фамилии Зайковский находится престранный бланк. Это кому и зачем понадобилось его заполнять? Лично Зайковскому?.. Зачем это ему? Бред какой-то. Или понадобилось кому-то другому из вышестоящих? Кто-то дал Зайковскому такое задание? И какой смысл? Зачем?
   Глеб тряс головой и старался найти логическое объяснение. Предположим, что руководство решило провести некое тайное анкетирование. Отобрали несколько человек, руководствуясь при отборе какими-то загадочными мотивами, раздали бланки и сказали... Чушь полная... Не могло быть такого! И не было! Им делать, что ли, нечего...
  Возникло некое странное ощущение... Нечто подобное Глеб один раз испытывал. Как-то он вышел из подъезда и увидел мужичка. Вид у мужичка был весьма затрапезный. Разглядывая такого, не задумаешься о высоком, а только о том, что жизнь сложная штука и у каждого она складывается по-разному, и не всегда удачно. На нём поношенная куртка, какого цвета она была изначально, узнать уже невозможно, если только провести дотошную экспертизу с применением специальных реактивов; сзади болтается капюшон, который вот-вот оторвётся; брюки пузырятся на коленях, тяжёлые ботинки скоробились от старости. Не брит, наверное, с неделю. Чёрная щетина и суровый взгляд делали его похожим на лихого разбойника с большой дороги, который затерялся во времени и вынырнул в двадцать первом веке. А ещё он нёс, кряхтя и сопя, арфу. Самую настоящую арфу. То ли филармония или дворец культуры подверглись безжалостному разграблению, кто что увидел, то и унёс, то ли Глеб отстал от жизни и не знает о том, что уже пора не удивляться зрительному ряду - это нормальное явление видеть утром небритого мужичка в обнимку с арфой. Ладно бы, если неопрятный человек просто прошёл мимо, так он остановился около скамейки, поставил инструмент на землю, смахнул пот с лица. Присел. Какая-то сумрачная мысль посетила его. Он провёл рукой по струнам - извлечённый звук сорвал с места кота, дремавшего под скамейкой. Недолгая мысль растаяла в воздухе. Звуки угасли. Человек поднялся, подхватил инструмент и пошёл дальше в направлении загадочного будущего.
  Сюрреализм полнейший. Галлюцинация нашла свою форму воплощения.
  Так и здесь - с этим бланком. Проснулись те же чувства непонимания и удивления.
   Через некоторое время Глебу стало казаться, что ему всё это почудилось - ничего он не видел, не было листка блёкло-зелёного цвета, он никуда не заходил... Он просто ещё не дошёл до их кабинета. Остановился на площадке перекурить, ему ещё предстоит подняться на один пролёт выше и подойти к кабинету...
   Нет! Полоснула жгучая мысль - он заходил, он разговаривал с Колотовым, перед глазами появилось лицо Николая, он снова слышит его голос, его рекомендации, как быстро решить проблему. Глеб закрыл глаза и снова увидел выдвинутый ящик...
   И тут накатила злость. Сдавила невидимыми стальными обручами. Какого чёрта?! Надо немедленно идти обратно, взять этот странный листок, дождаться Зайковского. А когда придёт, сунуть ему под нос и потребовать объяснений! Ох, уж как Глеб потребует объяснений! А если Зайковского сегодня не будет, то завтра... Глеб запредельно удивился самому себе - почему он положил этот чёртов бланк на место? Ещё папки поправлял, чтобы было незаметно. Надо было забрать с собой.
   Жажда действий перекрыла разум.
   Он бросил окурок и взлетел на пятый этаж. Быстро, почти бегом, подошёл к кабинету. Дёрнул за ручку...
   Дверь оказалась закрытой. Дёрнул ещё несколько раз. Так и есть - заперта. Увидел в щели блестящий язычок замка, который не давал распахнуться двери. С силой хлопнул ладонью по крепкой деревянной поверхности. Подумалось, что самый прекрасный инструмент на свете - топор. Оказался бы под рукой - воспользовался, не задумываясь о последствиях. Взломать и никаких разговоров.
   - Глеб, - раздался сзади голос.
   Он резко повернулся и увидел Ларису Николаевну.
   - Я минуту назад здесь проходила, - сказала она. - Коля при мне дверь закрывал на ключ. Его к Миронову вызвали. Вид у него был, словно на казнь пригласили. Остальные где-то бегают.
   - А... Спасибо, - ответил тяжело дышащий Глеб.
   - У тебя всё нормально? - спросила Лариса Николаевна. - Что случилось?
   - Всё нормально... Нормально...
  
  * * *
   Когда Глеб вернулся и сел за свой стол, пришло настоящее успокоение. А зачем пороть горячку? Есть же замечательная формула жизни - предупреждён, значит, вооружён.
   Глеб долго смотрел на небо за окном. Плоские облака медленно плыли. Чёрными точками далеко-далеко пролетали птицы...
   Объяснение должно быть!
   - А затаимся мы и понаблюдаем, - тихо, самому себе, сказал Глеб. - Зайковский... Зайковский... Ведь толковый же парень... В дурковатости не замечен. Явных отклонений нет... Что-то я решительно не понимаю... Шарада... Ребус... Ах, Зайковский, Зайковский... Возьмём мы тебя под пристальное наблюдение.
  
  * * *
   На следующий день, как только закипела работа, как только начали рвать воздух телефонные звонки и все засуетились, Зайковский подошёл к столу Глеба. Сам пришёл.
   - Говорят, ты меня вчера весь день искал, - сказал он.
   - Было дело, - сухо ответил Глеб.
   - Да, замотался я. То к одному срочно надо, то к другому. Потом на базу отправили. Чеканов не смог поехать. У Тимофеева якобы неразрешимая проблема нарисовалась, без Чеканова никак не разрешить. Хотя проблема в том, что наш гениальный Чеканов инструкции все у себя оставил. Он знает, а остальные перебьются. Он знает, где и какую кнопку надо нажимать, а остальные только догадываются и ошибаются. Он приходит и ловким нажатием на нужную кнопку снимает все проблемы. Колю Колотова хотели на базу послать, но он...
   Зайковский взял непродолжительную паузу, чтобы подобрать нужные слова, которые точно, но необидно охарактеризуют Колотова...
   - ...очень не спеша делает работу. И вот я, чувствуя за собой вину, прибыл лично. Вот документация.
   Игорь положил на стол серую папку.
   - Так получилось, - подытоживая оправдания, добавил он.
   Глеб смотрел на него не отрываясь суровым взглядом.
   Зайковский худ, строен, подтянут. Вытянутое лицо. Сросшиеся брови. Взгляд голубых глаз приветлив. Тёмно-русые волосы лежат застывшей причудливой волной.
   От взгляда Глеба Зайковский немного разволновался.
   - Что-то не так? - спросил он. - Я же всё подготовил на неделю раньше, чтобы у тебя был временной люфт. Основная-то работа у тебя будет. Я же так - подготавливаю плацдарм для успешного развития наступления. Глеб, внимательно просмотри списки комплектующих. Чеканов брезгливо отказался этим заниматься, а Коля бы месяца два бумажки с места на место перекладывал, долго и дотошно вникая во все тонкости техпроцесса - по-другому он не может. Я на себя взял эту работу. Мне нетрудно. И просмотри списки в первую очередь. Я моментально поправлю... Глеб, ты что так смотришь? Что-то не так?
   - Да нормально всё, - сказал Глеб, опуская взгляд на папку.
   Открыл, бегло просмотрел верхний лист.
   - Ты оцени пока, прогляди, - быстро заговорил Зайковский, - после обеда я буду на месте. Вопросы будут - подходи. А лучше я сам подойду. Заскочу мимоходом.
   Глеб оторвал взгляд от листа, посмотрел в глаза Игорю.
   - А ты меня о чём-то не хочешь спросить? - тяжело и твёрдо прозвучал вопрос.
   - Нет, - Зайковский слабо улыбнулся и коротко дёрнул плечами.
   - Точно?
   - Глеб, у меня дефицит времени. Тороплюсь. Не улавливаю намёка. Если ты хочешь, чтобы я ответил на интересующие тебя темы, то я готов. Не стесняйся. Спрашивай прямо.
   Откинувшись на спинку кресла, Глеб сказал:
   - Интересующие темы... Игорь, а как твои дела?
   - В смысле?
   - В общем.
   - В общем, всё отлично. Имеются временные трудности, но разрешимые. Глеб, у тебя сегодня философское настроение?
   - Немного... Игорь, я слышал, что ты расспрашивал обо мне. Интересовался... как сказать-то... э-э-э... моим характером.
   - Я? - у Зайковского брови поднялись в удивлении. - Тебя ввели в заблуждение. Зачем мне это надо?
   - Значит, я неправильно понял долетевшую до моих ушей информацию.
   - Глеб, - Игорь как-то вымученно вздохнул. - Я знаю, что у тебя весьма своеобразное чувство юмора. Временами очень специфическое. Извини, мне надо бежать.
   У двери он обернулся и крикнул:
   - Комплектующие не забудь просмотреть в первую очередь. Я их специально сверху положил!
  
  * * *
   Глеб стал собирать информацию о Зайковском. Теперь, с кем бы он ни беседовал, старался вести разговор так, чтобы обязательно был затронут Игорь. Не важно, по какому поводу его имя всплывало в разговоре. Глеб использовал любой предлог, любую возможность.
   Например, Глеб заходил в конструкторский отдел. Находил свободного человека и начинал расспросы.
   - Этим вопросом кто занимался? - спрашивал Глеб у конструктора Сани Иванова, указывая пальцем на некий элемент в схеме.
   - Как "кто"? - округлял тот глаза. - А тебе зачем? Проблем же нет.
   - Всё-таки мне уточнить кое-что надо, - Глеб делал лицо чересчур задумчивым и серьёзным. - Удостовериться, что запас надёжности достаточный. По мощности там...
   - К Чеканову подойди, - звучал совет.
   Глеб поднимал на собеседника глаза, в которых явственно отражалось недоумение.
   - Ах да, - стучал себе по лбу конструктор Иванов. - К этому лучше не соваться... Тогда к Зайковскому обратись.
   - К Зайковскому?
   - Да... А что такое?
   Выражение лица у Глеба становилось сложным.
   - Туманный он парень какой-то... Не уточнишь у него про какой-то нюанс, он сам не скажет. Спросишь - расскажет. Специалист толковый, что уж говорить, но как-то... все карты сразу на стол не выложит. Туманный парень...
   - Есть маленько, - соглашался Саня Иванов и задумывался о чём-то своём.
   Через полминуты сказал:
   - У него память отличная. Выборочно.
   - Это как? Выборочно? - не понял Глеб.
   - А так. Когда он сосредотачивается на чём-то, то легко запоминает колоссальный объём информации. Глеб, я ему в своё время перечислял массу элементов, номера чертежей. Говорю ему - записывай. А он насупился весь и отвечает: "Говори помедленней, я так запомню". И запомнил! Глеб, запомнил. Цифра в цифру. Буква в букву. Я обалдел! А иногда ему тысячу раз повторять надо. Мелочь какую-то запомнить не может. Я ему как-то раз говорю - у Лены Маковой распечатаешь и заберёшь, она в тридцать четвертом кабинете сидит. А он в двадцать четвёртый кабинет пошёл. И так три раза было.
   - Да-а-а, не замечал, - сказал Глеб.
   Иванов вспомнил ещё что-то. В его глазах появился блеск интриги.
   - Глеб, этим летом идём мы с женой по улице. Решили в кафе зайти. Которое находится на стыке Рябиновой и Лермонтова. Знаешь?
  - Знаю.
  - Ну, заходим. А там...
   - Что там? - вытягивал шею Глеб. - Кабана на открытом огне жарят? Насадив убиенное дикое животное на вертел?
   - Не, - улыбался Саня. - Кабана не было. Смотрю, Игорь Зайковский сидит за столиком. А напротив него дядька такой серьёзный, серьёз-з-зный...
   Чтобы выразить весь размах серьёзности неизвестного мужчины, Саня сильно морщил лицо и старательно налегал на букву "з".
   - Серьёзный - это как? Стального цвета френч, перетянут пулемётными лентами и с грозным маузером в руке? - спрашивал Глеб, мысленно ругая себя за излишнюю шутливость.
   - Не... - улыбка у Сани становилась шире.
   - Тогда из всех вариантов, что рисует моё богатое воображение, остановимся на таком - человек чётко олигархической наружности. Чёрный костюм, на пальце перстень с крупным бриллиантом, в зубах толстенная сигара, как символ успеха, по бокам охранники с лицами холодной решительности.
   - Смеёшься, Глеб, - покачивал головой Саня. - А ты почти точно описал. Не было только сигары, и охранник был один. Он сидел не с ними за столиком, а за соседним. Здор-р-ровый такой парень.
   Теперь, чтобы подчеркнуть внушительную физическую мощь парня-охранника, Саня старательно налегал на букву "р", - получился звук нестабильно работающего крошечного моторчика.
   - Я ещё удивился - вот это знакомые у Игоря!
   - Да уж, - сводил брови Глеб.
   - А ещё больше меня удивило другое.
   - Что же?
   - Как вёл себя Игорь и тот серьёзный дядька.
   - И как же? Ели руками горячее, не прибегая к помощи вилок?
   - Глеб, - Саня смотрел осуждающе. - Дай я расскажу, а потом шути сколько душе угодно.
   - Извини, - Глеб прижимал ладонь к груди.
  - Игорь что-то говорил вполголоса, - продолжал Саня. - И сидел развалившись. Непринуждённо. Как-то вальяжно, но... не вызывающе вальяжно. Свободно сидел. А тот... сидел собранно, спина прямая. И оч-чень...
  В этот раз была выделена буква "ч" с переходом в лёгкое мягкое шипение.
   - ...внимательно слушал Игоря. Ловил каждое слово. Но не роняя своего достоинства. Такое вот у меня сложилось впечатление.
   - Как крупный руководитель выслушивает ценный доклад подчинённого на фоне не прикрытого ничем либерализма. Так? - спрашивал Глеб.
   - Ну... можно и так сказать.
   - Это о чём же они разговаривали? О проблемах на нью-йоркской бирже? Был затронут ближневосточный конфликт? Его финансовая сторона?
   - Не знаю, - дёрнул плечами Саня.
   - Странно, - сказал Глеб.
   - И я про то же - странно.
   - И долго они сидели?
   - Минут пять. Затем мужчина поднялся и ушёл. Охранник за ним. Игорь допил пиво и тоже вышел. Мы с женой в дальнем углу сели, я оттуда видел.
   - А ты потом не спрашивал у Игоря, что за серьёзный человек его внимательно слушал?
   - Нет... Я с ним не в близких отношениях. Так... По проектам пересечёмся раза два в месяц, и всё. Да и какое моё дело. Это ты сейчас разговор про Зайковского завёл, я и вспомнил.
   - Я завёл? - искусственно возмущался Глеб. - Я тебя про дело спрашивал. Ты сам Зайковского мне рекомендовал.
   - Ах, ну да... Не Колотова же тебе советовать. Я не пойму, за какие заслуги его держат? Только штаны просиживает. От Чеканова и то больше пользы.
   - И крика, - сказал Глеб.
   - Крика тоже хватает, - согласился Иванов.
  
  
  --- 3 ---
  
   Очень быстро открылась интересная картина - Зайковского окружают странности. Странности не всегда бросаются в глаза, пока внимательно не присмотришься. Он ни с кем не дружил, не общался. В том разрезе, что разговорчив до чрезмерной убедительности по проблемам работы, но молчалив, уходит в тень, если начинается в его присутствии беседа на пространственно-отвлечённые темы. Никто не знает, чем он интересуется. Футбол? Хоккей? Много читает? А если читает, то какую литературу? Никто не в курсе его семейного положения. Женат? Имеет ли детей?
  А наличествуют и весьма заметные странности. Он никогда не отвечает на телефонные звонки - не только Колотову, а всем. Потом сам перезванивает, если посчитает нужным. Эта история с загадочным серьёзным человеком в кафе.
  Удивительную историю рассказал Глебу Паша Маслов. Оказалось, что когда-то они жили в одном городе - Мартовске. Возможно, город является родным для Зайковского. Не ясно с Игорем, но для Маслова Мартовск точно малая родина.
  Открылся этот факт случайно. И мало того, что они жили в одном городе, так и работали вместе на неком предприятии. Такой информацией Глеб не мог пренебречь. Довольно быстро нашёлся повод поговорить с Пашей Масловым (тот продавал машину, а Глеб интересовался ценой). Разговор от автомобиля через некоторое время неудержимо скатился к вопросам работы. Это загадочный процесс общественно-психологического свойства - беседа между работниками одного предприятия всегда сползает в избитую колею внутренних проблем, несмотря на то, что первопричина разговора была важная и интересная для обеих сторон.
  - Чеканов гад! - злился Паша. - По конвейеру не моя проблема была. Так тот на меня стрелки перевёл. Меня же дураком набитым выставил... Скотина! Когда же найдётся та рука, что придушит этого умника.
  От ярости у него перекашивало лицо.
  - Умение Чеканова позиционировать интеллект людей на уровне плинтуса известно всем, - сказал Глеб.
  Маслов хмыкнул в грозовой тональности и этим звуком ограничил свой ответ.
  - А что ты с ним вопросы решаешь? - спросил Глеб.
  - А с кем?
  - С Колькой Колотовым, например.
  - Ай, - рубанул рукой воздух Паша. - Колотов не в теме. И тормозит часто всеми четырьмя колёсами одновременно.
  - Есть же ещё Зайковский.
  - Игорь тоже не на этой тематике сидит. По большому счёту там только два спеца - Зайковский и Чеканов. А эту тему почему-то полностью отдали Чеканову.
  - Жаль, - сочувствовал Глеб. - С Зайковским тебе бы проще работалось. Я слышал, вы из одного города. Даже трудовую лямку тянули вместе.
  - Да, - в глазах Паши появился туман воспоминаний. - Было дело. На механическом заводе работали - ММЗ. Мартовский механический завод. Игорь только инженером начинал. А я в цехе кормился.
  - А что он за человек?.. Понятно, что Зайковский и Чеканов неплохие специалисты, но характер Игоря и близко нельзя поставить с норовом Чеканова... Чеканова если вешать будут на центральной площади, то все рукоплескать будут.
  - Лучше четвертовать, - тут же вставил Паша. - Чеканова надо четвертовать. Палача долго искать не придётся. Желающих много будет. На крайний случай я вызовусь.
  - А Игорь странный какой-то... - Глеб возвращался к Зайковскому. - Порой не надо делать что-то, а он сделает. Спросишь его - зачем? А он тебе убедительно докажет...
  - Послушай, - перебил его Паша, - есть у Игоря бзик небольшой.
  - Да?.. Ну, я думаю действительно небольшой. Не разочаруй меня в человеке.
  - Ты послушай, - оживлялся Павел. - Когда мы на заводе работали, то старое руководство решило произвести глубокую модернизацию во втором цехе...
  - А почему старое?
  - Ты до конца дослушай, а потом будешь вопросы задавать. Старое, потому что потом новое появилось. Так вот, закупили станки, оборудование всякое. Монтировать, налаживать, запускать решили своими силами. Создали специальный коллектив. Так сказать, бригаду ух - всё сами смогём. Я вошёл в состав бригады, Игорь Зайковский и ещё человек десять. Интересно было. И платили нормально. Короче, дело пошло. У некоторых мужиков какой-никакой опыт имелся. Игорь в настройках приводов быстро разбирался. Часть документации на английском была. Переводили. Игорь и переводил. У него, знаешь, память отличная. Он словно не запоминал текст, а... фотографировал. Шло дело, шло. Глаза боятся, а руки делают. Но...
  - Пришли плохие дяди, и дело встало, - сказал Глеб.
  Паша вздохнул.
  - Пришли, - качал он головой. - То ли завод по какому-то кредиту рассчитаться не мог, то ли просто завод банально перекупили... Разговоры всякие пошли. Одни говорили, что завод закроют, а на его территории склады устроят. Другие утверждали, что закрывать не будут, но численность работников будут сокращать в геометрической прогрессии... Какая тут работа.
  - Да, - слабо улыбнулся Глеб понимающе. - Моральный климат отвратительный. Не способствует трудовым свершениям и безудержному росту производительности труда.
  - Не способствует, это точно... Короче, мы работу побросали... Ну, как побросали... Так, слонялись из угла в угол. Деятельность изображали. Представитель новой администрации к нам приходил. Посмотрел хитрым взглядом. Ни с кем разговаривать не стал. Ничего не сказал, ни о чём расспрашивать не стал, ничем не заинтересовался. Десять минут походил туда-сюда. Ушёл. С ним ещё Вовка Сурков заговорить хотел. Спросил что-то. Тот посмотрел мимо него и ушёл. Буркнул что-то и ушёл. Настроение нулевое. Мы совсем работу бросили. В курилке сели, мрачные разговоры ведём. Кроме...
  - Зайковского, - вставил Глеб.
  - Точно. Кроме Зайковского. Игорь как работал, так и продолжал работать. И на нас смотрел непонимающе. Мол, чего расселись. Мы ему говорим - ты не видишь, что происходит? Завтра, может быть, завода не будет. Для кого работаем? Смысл? Нам же старое начальство ещё аккордную премию обещало. Какая там премия при таком раскладе, тут бы плановое заплатили. Как жить дальше?
  - И как Игорь реагировал на ваши аргументы?
  - Никак! - выпалил Паша. - Иногда отшучивался. Мол, есть такое слово "надо"! Значит - надо.
  - Он один работу доделал?
  - Нет... Парни постепенно подтягиваться стали. Дурное дело заразительное. Если в толпе один окажется орущим сумасшедшим, то обязательно найдутся те, кто его поддержит... Игорь, правда, не орал, а молча работал. Один поднялся и присоединился к нему. Мол, что будет, то будет, а за работой время веселее проходит. Второй, третий... Но один работать так и не стал, а ещё и обвинил Игоря.
  - Это в чём?
  - Витя Валов говорил - мол, народ сокращать будут. А Зайковского точно оставят. Он, мол, тайно договорился с новым начальством. Возможно, что его поставят командиром над смонтированным и запущенным в работу оборудованием. Вот он и старается.
  - А что Игорь?
  Паша смотрел так, словно был информирован о тайнах мироздания.
  - Игорь-то что ответил? - настаивал на ответе Глеб.
  - Он взял лист бумаги. Быстренько написал что-то. Подходит к Витьке. Протягивает... Как ты думаешь - что он там написал?
  Глеб пожал плечами.
  - Думаю, что точно не признание в убийстве или ограблении банка.
  - Он написал заявление об уходе, - веско сказал Паша.
  - На увольнение?!!
  - Да, на увольнение. Только датировал первым ноября. Число как сейчас помню. Ещё три недели времени. А Игорь говорит - мол, к первому числу точно работу завершим. Протягивает Вите листок. Мол, пускай у тебя полежит. Если не уволюсь, ты меня этим вот заявлением и попрекнёшь. Вещественное доказательство, мол.
  - И что?
  - Витя обалдел от такого поворота событий и листок не взял. Тогда Игорь призвал в свидетели всех присутствующих. Каждому продемонстрировал листок. С торжественным видом положил заявление в ящик.
  - И уволился? - запредельно удивлялся Глеб.
  - Да. Тридцатого октября достал заявление и отнёс начальству... Главное, в двадцатых числах октября уже другой представитель новой администрации приходил. Заверил, что как работали, так и работать будем. Никто завод в склад превращать не собирается. Замок на ворота вешать не будут. Игоря не хотели увольнять. По некоторым направлениям только он разобрался. Специалист, другого такого в городе не найти. Зарплату поднять обещали. Витька Валов ходил за ним. Извинялся. Мол, ляпнул на нервах, дурость сморозил, а Игорь на принцип пошёл. Вот такой у него бзик. Попрёт поперёк волны - не остановишь. И ничего не объясняет.
  - Да, - задумчиво произнёс Глеб.
  - Да-а-а-а, - протяжно сказал Паша.
  Помолчали.
  - Так завод работал потом? - обрывая молчание, спросил Глеб.
  - Работал. И сейчас работает. Я бы не уехал из Мартовска. Да у жены здесь тётка умерла. Квартира в наследство досталась. Временно приехали сюда. Но самое постоянное - это временное длиною в жизнь... У Игоря есть такое - логику его поступков иногда невозможно понять.
  - На идиота он не похож, - твёрдо сказал Глеб.
  - В том-то и дело, что не похож.
  - Он сам хоть как-то объяснял свой демарш?
  - Говорю тебе - никак не объяснял! Уволился и всё! Из города пропал.
  - Мартовск его родной город?
  Паша скривил рот и дёрнул плечом.
  - Пацаном его не помню... Чёрт его знает... Из зареченских он, может, был... Там я плохо кого знаю.
  
  * * *
   Глеб стал следить за Зайковским. После окончания рабочего дня. Поджидало очередное удивление - Игорь предпочитал пешие прогулки при том обстоятельстве, что у него есть автомобиль (как выяснилось потом). Маршруты следования домой почти никогда не менялись. По крайней мере, за те пять дней, на протяжении которых Глеб следовал за Зайковским на порядочном расстоянии, только один раз путь был изменён.
   Зайковский шёл как человек, который никуда не спешит - медленно, заходя в маленькие магазинчики, останавливаясь у витрин. Во вторник он завернул в книжную лавку - на вывеске так и было написано - "Книжная лавка". Пролистал несколько книжек с выражением лица человека, которого сложно чем-нибудь удивить. Ничего не купил. Он за пять дней нигде ничего не купил, куда бы ни заворачивал. А заходил он в магазин для рыбной ловли и охоты, где тщательно разглядывал ассортимент ножей, некоторые были размером с саблю, а некоторые с мизинец; в торговом центре долго смотрел на кожаные кошельки и портмоне; даже недолго пробыл в отделе посуды. Ничего не покупал. Если не считать продукты. Хлеб, колбаса, яйца в программе следования домой проходили последним пунктом.
   Жил Зайковский в пятиэтажном доме из серого кирпича. На втором этаже. Игорь заходил в подъезд, через минуту в квартире - слева от окон подъезда - загорался свет.
   В четверг Глеб вооружился биноклем. Как только Зайковский зашёл в подъезд, Глеб нырнул в подъезд дома напротив - благо домофон был неисправен, и дверь не была намертво закрыта мощным магнитом. В окно на лестничной площадке при помощи оптического прибора Глеб рассмотрел жилище Зайковского.
   Очередное удивление на грани потрясения - обстановка ужасно спартанская. Квартира однокомнатная. На кухне стол, ничем не покрытый, табурет, газовая плита, раковина. Кажется, в углу (не рассмотреть) небольшой холодильник. Зайковский пропадал в том углу с продуктами и снова был виден уже без них. Сбоку окна фрагмент занавески.
   Комната - давно потерявшие первоначальный цвет обои, которые, видимо, наклеили на стены в семидесятых годах двадцатого века. Диван, доисторический шкаф, стол, два табурета (не один, как на кухне, а два - единственная сомнительная роскошь). Штора на окне скрывает треть обзора. То ли штора, то ли широкая, цветастая, до полной безвкусицы тряпка, если же это всё-таки штора, то однозначно превращённая временем в тряпку. Есть телевизор. Глеб это понял, когда Игорь садился на диван и, не отрывая взгляда, смотрел в правый угол...
   Выходя из подъезда, Глеб лицом к лицу столкнулся с Лёхой Щербаковым.
   Лёха в цехе заведовал сварочными работами. Командир над пятью сварщиками.
   - Здорово, - протянул тот широченную ладонь. - Ты чего в наших краях?
   - Знакомого ищу, - ответил Глеб. - Дом перепутал. Адрес он как-то невнятно сказал.
   - А какой дом нужен?
   - Сорок шестой.
   - А! Это тебе чуток дальше пройтись надо. Этот мой - сорок четвёртый. Все путают. Сорок шестой во-о-он, впритык стоит. Смотрятся как один дом, а разные... Глеб, ты завтра ко мне в цех не спустишься?
   - Что приключилось? Чем вызван такой громаднейший интерес к моей скромной персоне?
   - Да... улучшение у меня намечается. Типа рацпредложения. Старый сварочный аппарат переделать хочу.
   - А что ко мне? Чеканов же...
   Глеб не договорил. Лицо Лёхи исказили ярость и отвращение.
   - Ты этого гада не упоминай.
   - Напакостил?
   Слова у Лёхи вырывались с ядовитым шипением.
   - Глеб, я же спокойный мужик. Ты знаешь. А вчера меня этот... довёл... Его просят посмотреть, в чём проблема... А этот... диспут, блин, устроил. Чуть ли не уголовный процесс затеял. Прокурор хренов...
   - Норма, - сказал Глеб. - Тебя это удивляет?
   - Ну... - лицо Лёхи покрылось пятнами смущения.
   - Что "ну"?
   - Сорвался я, - в голосе доминировали нотки отчаяния и сожаления. - Довёл скотина... Глеб, ты не слышал, что ли?
   - Нет.
   - Значит, ещё услышишь. Я... это... обрезок трубы схватил... Ну и...
   - Убил? - ложно-срывающимся голосом спросил Глеб.
   - Не-е-е, - в глазах Лёхи мелькнул ужас. - За этого, как за путёвого дадут. Побегал за ним... немножко. Бить не стал бы. Даже в состоянии... этого... как его?
   - Аффекта, - подсказал Глеб.
   - Его самого. Я же только так - припугнуть немного хотел, чтобы язык свой пристегнул и людям нервы не мотал. Знаешь - делай. Ты за это деньги получаешь. Не знаешь - другой за тебя сделает. Тысячу раз его молча выслушивал, но вчера...
   - Чёрт с ним, с этим Чекановым. Лёх, так к Зайковскому обратись.
   - Глеб, после вчерашнего не хочу ни с кем из них связываться. Ни с Зайковским, ни с Колотовым. Мне и своим-то мужикам стыдно в глаза смотреть. Я же для них серьёзный человек. А после вчерашнего ещё в психи запишут... А тебя как человека прошу. Найди время. Подойди. Не в службу, а в дружбу. Стоит ли мне дело затевать или нет?
   - Хорошо, Лёх. Завтра постараюсь выкроить время... А Зайковского ты чего опасаешься? Он же рядом с тобой живёт. Я его видел...
   - Ага, - перехватил инициативу Лёха. - В этом доме напротив живёт. Вот тот подъезд.
   Вытянутой рукой указывалось на уже знакомый дом и подъезд.
   - Так соседи. Обстоятельства складываются так, что надо общаться.
   - Не-е-е... Глеб, я не из его круга.
   - А что так? В выходные бы в гости пригласил. Посидели.
   - Глеб, нет. Как бы поумнее сказать-то?.. Или я для него низок, или он для меня высок. Разные мы люди... Тем более что в выходные его не бывает.
   - А куда он девается?
   - Я... это... Глеб, из окна несколько раз наблюдал - он в пятницу вечером или в субботу рано-рано утром садится в машину. Во-о-он в ту. Видишь? Серенькая такая.
   - Вижу.
   - Это его. И отчаливает.
   - И куда?
   - А я откуда знаю! Он мне ни сват ни брат. Даже ни двоюродный плетень нашего родного забора. Возвращается в воскресенье вечером или в понедельник утром.
   - Ты что, следил за ним? - усмехнулся Глеб.
   - На фиг мне это надо! - возмутился Лёха. - Случайно наблюдал. В субботу, например, тоже раненько встанешь, на рыбалку собираешься. Из окна глянешь - какие там у нас погоды стоят? Видишь - Зайковский к машине идёт...
   - Понятно, - сказал Глеб.
   - Ну, я побегу, - засуетился Лёха. - Глеб, не забудешь? Завтра подойдёшь?
   - Постараюсь.
   - Ну, покедова...
   Рукопожатие у Лёхи крепкое - словно гидравлическими клещами ладонь стискивает.
  
  * * *
   Всплыл ещё один любопытнейший факт - полгода назад ходили упорные слухи о том, что Зайковского директор хочет назначить своим заместителем. Именно заместителем, принудительно заставив Зайковского перешагнуть промежуточные ступени карьерного роста. Глеб не понимал - как такие слухи прошли мимо него? Но просвистели мимо ушей, не залетели.
   За какие заслуги хотели посадить в заместители? В честь чего? Никто не понимал. Нет, Игорь достоин, кто-то рад за него, но как-то... от него больше пользы на непосредственной работе, а не на организаторской. И какое направление он будет курировать? Кого тогда понизят, если Зайковского метят на уже существующую должность? Или создадут новую?
   Некоторые Зайковского спрашивали прямо - это правда, о чём говорят?
   Тот отшучивался:
   - Нет. А вот вчера поступило предложение баллотироваться на пост сенатора в США. Название штата, к сожалению, забыл. Это истинная правда. Хожу теперь, задумываюсь - изучать мне английский в полном объёме или нет?
   Или:
   - Правда! Буду контролировать уровень самоотдачи на рабочем месте по специально разработанным методикам. Буду обладать правом наказывать, вплоть до увольнения. Или расстрела. У кирпичной стены в первом цехе. Место - лучше не придумаешь. Уже заказан пистолет и ведро патронов к нему.
   Чеканов в тот момент (как рассказывал свидетель ситуации) дёрнулся, вытянул шею и сказал голосом инквизитора:
   - Правильно. Всех к ногтю! Всех! Разболтались! Бестолочь на бестолочи, а мнение имеют!
  
  * * *
   Имел хождение ещё один слух - но этот подтвердился.
   Когда-то их было пятеро - Зайковский, Чеканов, Колотов и ещё двое. Долетели отголоски разговоров наверху - возникла идея отдел разделить. Но кого оставят, а кого куда-то переведут? Большой вопрос!
   Сгладить ситуацию пришёл Сергиенко.
   - Парни, - сказал он в тот день, - всё нормально. Давно уже назрела необходимость вас разделить. Причины вы в принципе знаете. Двоих или троих перебросим на проект "Кольчуга". Кого - пока сказать не могу. Но! Будем учитывать ваше мнение. Просто так, в командном порядке перестановки производиться не будут. Сейчас могу сказать уверенно только следующее - кто из вас точно останется. Это один человек. На этом месте он необходим, как никто другой. Это...
   Сергиенко опустил взгляд, провёл ладонью по своей широкой лысине.
   Чеканов взглядом превосходства обжёг пространство - посмотрел на каждого. Он был уверен - этот, который здесь "необходим, как никто другой", он и только он. Смешно подумать, что может быть как-то иначе.
   - Игорь Зайковский, - сказал Сергиенко.
   У Чеканова был вид, словно на него только что вылили ведро помоев - жидких, устоявшихся до омерзительного состояния. Сначала он побледнел (Колотов рассказывал, что позеленел, но первоначальный цвет изумления не имеет большого значения), затем покраснел. Задёргались губы. В активное движение пришёл нос, как будто уловил пикантный незнакомый запах.
   Сергиенко - мужик решительный, смелый, крепыш с круглой лысой головой - старался не встретиться взглядом с Чекановым.
   - Ну... где-то пока так, - добавил начальник и шагнул к двери.
   После этого сообщения Чеканов не здоровался с Зайковским месяц (некоторые утверждают, что гораздо дольше).
  
  
  --- 4 ---
  
   Проект, которым занимался Глеб при непосредственном участии Зайковского, довольно быстро подошёл к логическому завершению. Теперь каждый был сосредоточен на новой для него задаче. И неизвестно, когда они снова окажутся в одной упряжке, при одном деле, что-то согласовывая, уточняя, дополняя. Зайковский решительно выпадал из поля зрения. Когда теперь можно будет пересечься с ним? Случайно столкнуться в цехе или коридоре инженерного корпуса. Ещё в столовой. При таких обстоятельствах не заговоришь запросто. Тут-то одно дело делали, бумагами обменивались, а завязать приватной беседы так и не получилось. Неприступен Зайковский. Вечно занят, пустых разговоров не ведёт. Что уж говорить, когда рабочие пути разойдутся.
   Но помог случай.
   В тот день Женя Горев, рабочий стол которого был напротив стола Глеба, пришёл на работу опечаленным. Странного и удивительного здесь ничего не было. У каждого свой имидж, который человек выбирает вольно или невольно. У Горева он находил выражение во вселенской скорби в глазах. Увидеть его улыбающимся, раскрепощённым, сгорающим от желания рассказать свежий анекдот - большая редкость. Отклонение от ежедневной нормы было в том, что сегодня Горев очень уж опечаленный. Явственно наблюдается перебор грусти на лице с двухдневной щетиной.
   - Чёрт, - сказал он, воткнув сердитый взгляд в поверхность стола.
   - Евгений, что случилось? - спросил Глеб. - Дома опять чаем горячим облился? Стая чёрных кошек перебежала дорогу?
   - В командировку надо ехать.
   - Ну, и что здесь страшного? Тебе не привыкать. Тысячу раз ездил и ещё тысячу раз съездишь. Или у нас новый объект появился, и не где-нибудь, а в Антарктиде? А у тебя валенки дырявые.
   Женя Горев поднял расстроенные глаза.
   - В этот раз в городе мне надо быть. Жена в больнице. Ничего страшного, но три дня проторчит. Дети на мне. Тёща только на следующей неделе приедет.
   - Так откажись от командировки, - советовал Глеб.
   - Первое, о чём меня спросят, когда я пойду отказываться: "Кого ты предлагаешь вместо себя?"
   - Так предложи кого-нибудь. Выбери того, кто тебе больше всех ненавистен, кто не разделял твоей вечной грусти-печали, кто запрещал тебе рыдать на его плече, и смело выдвини его кандидатуру. Брось под танки. Евгений, рецепт стар, как весь этот мир. Делов-то!
   Горев разозлился.
   - Глеб, ну тебя к чёрту! Ты хоть задумывался над тем, что некоторые воспринимают всерьёз твои шуточки на грани фола?
   - А куда ехать-то надо?
   - Проект "Митино", - сказал Женя, смотря на Глеба немигающим взглядом отчаявшегося человека.
   - Где-то сутки туда, сутки обратно... - прикидывал время на дорогу Глеб. - А кто ещё при проекте?
   - Зайковский.
   Неимоверным усилием воли Глеб удержал себя в руках.
   - Зайковский?.. А этот при чём?
   Не ответив, с кислым выражением лица Горев упал на стул.
   - Эх, Горев-Горев, ну что ты нос повесил. Иди! Предлагай мою кандидатуру. Я прокачусь по просторам родной страны вместо тебя.
   Возникло такое ощущение, что в кабинете стало светлее - так встрепенулся и широко заулыбался Горев.
   - Только спокойно, не светись от счастья раньше времени. Убавь ток в цепи твоего счастья. Понизь напряжение. Перегоришь раньше времени, и дети сиротами останутся. Потом мне ответ держать перед женой твоей и тёщей. Боюсь, что я не выдержу пятнадцать хлёстких ударов скалкой по голове... Там что за тема-то?
   - Схема полностью Зайковского, - быстро заговорил Горев. - Моё только небольшое добавление к программе. Небольшое, но важное. Глеб, но я тебе всё объясню и покажу. Сложного там ничего нет. Работы на маленький монтаж и отладку максимум три дня. А если всё гладко пойдёт, то и за день управиться можно. Там же Зайковский будет, с этим не пропадёшь. Он бы и один справился, но Сергиенко упёрся и настаивает, чтобы поехали вдвоём. А Сергиенко переубедить... Ну, ты знаешь?
   - Знаю, - сказал Глеб. - Проще танк на полном ходу ломом остановить... Иди уже, согласовывай мою кандидатуру, а потом будешь бережно и трепетно вводить меня в курс дела.
   Горев сорвался со стула.
   - Ой, бегу-бегу, - запричитал он.
  
  * * *
   В поезде разговорить Зайковского не получилось. Вместе с ними в купе ехали пожилой мужчина и девушка. Атмосфера поездки не располагала к общению. Девушка вела себя так, словно вот-вот кто-нибудь попросит её поделиться жареной курицей, которую она тут же разложила на столе, ещё не устроив чемоданы. Бросала насторожённые недружелюбные взгляды.
   Глеб обратился к ней:
   - Девушка, если хотите, то я могу Вам уступить нижнюю полку.
   На него посмотрели, как на обнаглевшую рептилию.
   - Не надо, - кажется, сказано было сквозь зубы.
   - Больше предложений не имею, - сказал Глеб и щёлкнул каблуками.
  Мужчина был некрупного телосложения, худощав и затёрт жизнью. Но ночью будет храпеть за целую роту солдат. Слушая труд его надрывающейся носоглотки, Глеб придёт к такому неутешительному выводу - при некоторых обстоятельствах он, возможно, способен на спонтанное убийство. Даже знает, на какое именно - удушить руками ненавистного храпуна где-то в пять утра. Удивительно, но остальные спали как ни в чём не бывало. Даже девушка, которая в двенадцать ночи доела-таки курицу, то есть выполнила долг дальнего путешествия.
   Игорь первые два часа после отправления поезда сосредоточённо читал книгу. Затем вышел из купе. Глеб проследовал за ним.
   Они стояли рядом, смотрели в окно. Медленно проплывали поля и перелески, мелькали столбы. Слушали убаюкивающий перестук колёс поезда, несущегося по бескрайним просторам страны.
   - Эх, командировка! - воскликнул Глеб.
   Зайковский встретил его слова молчанием.
   - А многим нравятся командировки, - продолжал развивать тему Глеб. - Особенно женатым. Отдых от домашней рутины. А некоторые любят просто сменить обстановку. Так сказать, переменить зрительный ряд. Дома-то что? Чаще всего один и тот же маршрут с работы до квартиры и обратно. Видишь всё те же дома, улицы, знакомые до боли в глазах. Игорь, а как ты относишься к командировкам?
   Тот пожал плечами, повёл бровью.
   - Равнодушно. Работа есть работа. Есть плюсы, а есть минусы. Впрочем, как везде.
   - Ты женат? Дети есть? - спросил Глеб.
   Зайковский медленно повернул голову.
   - Ты почему интересуешься?
   - Да... Игорь, так просто. Приватная беседа людей в поезде.
   - Глеб, не обижайся, но я не люблю удовлетворять чьё-либо праздное любопытство. Жизнь же твоя не изменится от моего ответа. Тебе не всё ли равно - женат ли я или нет. Извини, но мне надо подумать.
   - Думай. Конституцией не запрещается.
   - Спасибо.
   Зайковский развернулся и прошёл в тамбур.
   - Ой ты... - провожал его взглядом Глеб.
   И в этот момент накатило. Возникло непреодолимое желание броситься следом. Ворваться в прокуренный тамбур. Схватить Зайковского за грудки. Прижать к стене. И сказать зловещим шёпотом:
   - Праздное любопытство говоришь?.. А сейчас будет тебе не праздное... Это что там за бланки-листочки у тебя в столе лежат? Это что там за "Входные данные" ты на меня собрал? Из праздного любопытства? Это что ещё за "разъяснять и контролировать"? Это кто должен меня "ликвидировать"? Это что ещё за загадочный такой пункт "F"? И за что ликвидировать? Главное - за что?
   И Глеб пошёл. Ударил по двери. Ворвался в тамбур.
   Зайковский встретил его спокойным до убийственности взглядом.
   - Глеб, что-то случилось?
   "Спокойно, главное, спокойствие, торопиться не надо..." - шумело в голове.
   - Игорь, а ты...
   Глеб не договорил.
   - Что я? - с умопомрачительных высот невозмутимости спросил Игорь.
   - Меня такая мысль посетила - а ты... случайно не шпион? Так, имеешь небольшой приработок на стороне в иностранной валюте.
   "Тьфу ты, - полоснула Глеба следующая мысль уже не успокоительного, а осуждающего свойства, - что же я, ничего умнее придумать не мог?"
   - Кто - я? - у Зайковского округлились глаза.
   Он ткнул себя пальцем в грудь.
   - Игорь, ты чего такой замкнутый? Тебя бесит несовершенство окружающего? Твоё сознание коробят глупые вопросы людей, случайно или не случайно оказавшихся рядом? Как говорили когда-то - не наш ты человек. В коробочке сидишь. В футляре пуленепробиваемом, в щель на мир поглядываешь и фигню всякую думаешь. Людям обидно.
   Зайковский засмеялся.
   - Чего смешного? - зло спросил Глеб.
   - Вы все как сговорились.
   - В смысле?
   - Ты себе не представляешь, сколько раз я слышал эту фразу - "парень, а ты случайно не шпион?" Нестандартность поведения - веская причина объявить врагом.
   - Ну уж... Наследие прошлого. В этой стране когда-то только тем и занимались, что ловили шпионов.
   - Глеб, послушай меня внимательно. Там, куда мы едем, я не хочу проторчать неделю. Мне надо восстановить в памяти то, чем я занимался год назад. Сейчас я совершаю мысленный панорамный обзор. А потом достану ноутбук и погружусь в мир схем и описаний. Всё подряд мне вычитывать и просматривать не надо. Надо просмотреть только то, что остро востребовано на текущий момент. Извини, я пойду поработаю.
   - Ну, давай... Кстати, умственно работать в поездах конституцией тоже не запрещается.
   Около двери Зайковский обернулся.
   - Глеб, а когда-то не зря шпионов ловили. Их действительно было очень много. Ибо кто широко шагает, и успешно шагает, всегда привлекает внимание. Или украсть у широко шагающего идею, или сунуть палку в колёса, а лучше лом.
   Зайковский ушёл.
   - Терпи, Глеб, терпи, - говорил тихо Глеб самому себе. - Ещё не настало время брать быка за рога. Мы пока понаблюдаем... Мы пока отследим... Чёрт, вот загадочная личность... Трудовой маньяк...
   Затем достал пачку сигарет и нервно закурил.
  
  
  --- 5 ---
  
   Но разговорить Зайковского получилось. И Глеб удивлялся потом, на какую тему получился всё-таки у них очень пространный разговор.
  
  * * *
   - Послушай, Глеб, - сказал Зайковский, - после долгих и мучительных размышлений у меня сложилось вот какое мнение: если ты не знаешь истинных причин того или иного явления, события, происшествия, то всегда можешь с некой точностью вычислить эти самые сокровенные причины, опираясь исключительно на косвенные данные, на второстепенные детали. Но!
   На лице Игоря играла хитрая улыбка.
   - Весь вопрос в толковании деталей и частностей, которых, и это стоит особо подметить, может оказаться превеликое множество. Что считать второстепенным? В сознании тот или иной факт воспринимается как незначительный, а на самом деле это ключ к истинному пониманию сути явления или события. То есть является главным и основополагающим моментом, рассмотрев который внимательно, чрезвычайно внимательно, увидишь путь к первопричине. А то, что на самом виду, что сразу бросается в глаза, это как раз и есть второстепенное, ширма с броской картинкой, которая отвлекает от главного. И отвлекает удачно! Никто не замечает едва заметную, припорошенную ошибочными представлениями тропинку к сути явления, а концентрирует своё внимание на косвенном. Также это "косвенное" может быть выложено красивой, ярко освещённой асфальтированной дорогой, ведущей к ложному пониманию события. Ехать или идти по такой дороге легко, но на конечном пункте назначения исследователя ждёт ещё больше вопросов, чем в начале пути. Тупик, разочарование и падение в мистицизм.
   Зайковский рассмеялся.
   - Конан Дойля я читал, - сказал Глеб. - Если ты хотел удивить меня дедуктивным методом, то не удивил. Если, конечно, я правильно понял ход твоих рассуждений. Ты не Шерлок Холмс, а я не доктор Ватсон. Кстати, в старых переводах писали не Ватсон, а Уотсон.
   Они сидели в беседке. Воздух чист и прекрасен. Город далеко, а здесь, в тени зелени, наступает настоящее расслабление. Особенно после хорошей бани. Два часа парились.
   Командировка складывалась сверхудачно, иначе и не скажешь. Со всеми делами они справились за восемь часов. Можно было уехать вечером того же дня, но заказчик требовал отследить работу оборудования. Зайковский созвонился, согласовал вопрос. Было принято решение задержаться ещё на два дня.
   Благодарность и гостеприимство заказчика были размашистыми. Вечером второго дня Глеба и Игоря изъяли из гостиницы и отвезли на турбазу - огромный дом, баня, обильный ужин. Шашлык и свежие овощи. От спиртного деликатно отказались. Здесь гостей любили и умели встречать. Особенно полезных.
   Подкрадывается вечер. Лучи заходящего солнца находят щели в листве и линейными бликами падают на гладкую поверхность деревянного стола. Толстобокий самовар возвышается торжественно.
   Ароматный чай в стакане. Зайковский взял за причудливо изогнутую ручку серебряный подстаканник, шумно отхлебнул. Глеб задумчивым взглядом смотрел на свой стакан, помешивая чай ложечкой. Ждал, когда остынет.
   - В той или иной форме я уже слышал эту мысль, - Глеб постарался усмехнуться, но не получилось. - Другие слова, а суть та же. Скажу даже так - банально. Другие слова - это как другой ракурс на изученный досконально предмет. Ничего нового. Точнее, слова новые, а предмет стар и изучен досконально. Хотя...
   - Настало время, - перебил его Игорь, - когда любая мысль является повторением сказанного в прошлом, далёком или близком, без разницы. За тысячелетия человечество оговорило всё. Теперь проблема в другом - забывают. Или по причине элементарного невежества не ведают.
   После этих слов Зайковский зашёлся в непродолжительном смехе. У него сегодня отличное настроение. Распахнул форточку в тереме своей души.
  - Я не забыл, я слышал, читал и не забыл, - твёрдо ответил Глеб. - А если подзабыл, то вспомнить нетрудно.
  - Услышать в сотый раз и вспомнить можно, но главное не услышать, не схватить верхушки, а понять, - назидательно сказал Игорь. - И я ещё раз выставлю на твоё обозрение ту же мысль, но под ещё одним ракурсом: то, что кажется неважным, забытым, затёртым в памяти от многократного повторения, может находиться в твоём сознании в разрозненном, в неком разбросанном виде. И надо будет собрать детали - а некоторые могут восприниматься как явственно второстепенные - в нечто целое, неделимое и только после всего этого внимательно присмотреться к полученному результату.
   - Я не совсем понял, - сказал Глеб через некоторое время. - Некая, явно ненужная, наукообразность твоих фраз, словесная перегруженность в процессе высказывания мысли существенно понижают коэффициент моего понимания.
   - И что оказалось за рамками твоего понимания? - удивлённо поднимая бровь, спрашивал Игорь.
   - Вот это выражение, которое ты произносил несколько минут назад - "с некой точностью вычислить эти самые причины". И какой будет разброс параметров точности? Миллиметр или километр?
   - А, - произнёс Зайковский, возвращая дымящийся чай на стол и откидываясь на спинку скамейки. - Это значит, что картину произошедшего события ты нарисовать можешь. Узнать, почему случился тот или иной факт. Например, ты... предположим, археолог. Нашёл древний город. Раскопал и увидел каменные основания домов, остатки крепостных стен. Когда-то это был богатейший населённый пункт, скажем... раннего средневековья. Почему покинули его люди? В чём причина?
   - И в чём же может быть причина? - спросил Глеб, а затем поднёс стакан к губам, морща лицо, осторожно отхлебнул.
   Резко отдёрнулся, обжегшись. Нет, горяч ещё.
   - Ты строишь версии, - развивал мысль Игорь. - Нападение врагов, первая версия. То есть город сожгли и разрушили. Вторая версия - изменение климатических условий. Город стоял на реке, а она пробила себе другое русло. Или обмелела. Или... ну, масса причин. А городу надо было торговать, река связывала его с другими территориями. Река - это жизнь. Без реки город вымер.
   - Так, - сказал Глеб.
   - Город пришлось оставить.
   - И в чём же конкретная причина. Город разрушили или изменился местный ландшафт?
   - Подожди, - отрываясь от спинки скамейки, сказал Игорь, - ты начинаешь разбираться, искать причину. Поднимаешь рукописи, свитки, читаешь труды историков. Вчитываешься в переводы исторических документов, написанные как в далёком прошлом, так и в настоящем. Начинаешь собирать полномасштабную информацию. По крупицам. И узнаёшь, что одновременно с твоим городом появился и успешно существовал другой город. Об этом городе известно из разных источников. О нём сообщает византийский летописец. Или немецкий. Хроники донесли. Даже приводятся некоторые детали - что там продавали, что там покупали, упоминаются имена горожан. И ты приходишь к выводу - первый город захирел и вымер по причине того, что не выдержал конкуренции со вторым. Он находился в менее удобном месте для торговли, второй город занял лучшую географическую позицию.
   - Интересная дедукция, - отметил Глеб.
   - Если же вернуться к понятию "с некой точностью", то ты узнаешь причину опустения города, но не узнаешь - когда последний житель покинул его. В целом ты знаешь, вектор мысли в правильном направлении, а частности... А нужны ли они? Как звали последнего жителя? Чем он занимался? Был гончаром или кузнецом? Ремесленник или купец? Сколько у него было детей? А может быть, последние жители погибли под натиском шального отряда разбойников. Викингов там или какого-нибудь другого племени, которое завоёвывало себе жизненное пространство. Город им был не нужен, а кой-какое добро сгодилось.
   - Смелое утверждение, - произнёс Глеб на фоне большого сомнения.
   Зайковский бросил на него цепкий взгляд.
   - Отсутствуют подтверждения, - веско сказал Глеб. - Подтверждения, рождённые самой жизнью.
   - То есть?
   - Тайны же остаются. Немыслимое количество передач в телевизоре посвящено раскрытию тайн прошлого. Книжные магазины забиты книгами, в которых автор или авторы имеют серьёзные намерения и документированные основания раскрыть одну из бесчисленных загадок прошлого. Можно подобрать пять книг одной тематики. И будет пять, а то и все десять, убедительнейших версий раскрытия тайны золота тамплиеров. Или загадки клада Аттилы. Или когда жил и кто был на самом деле король Артур. Было или не было монголо-татарское нашествие на Русь? Хорошо, что-то такое было, кто-то прискакал на лошадках в Волжско-Окское междуречье. А конкретно? И что это вообще было - завоевание или эффектный набег? Сотни вариантов ответов. Какие, к чёрту, частности, здесь с основным бы разобраться?..
   Глеб разгорячился, завладевшая его сознанием мысль раскалялась.
   - ...Куда там до узнавания имён воинов Батыя, когда не совсем ясно, какие города он разрушил, какие откупились, а какие отбились. Взять ту же Рязань. Читал тут на днях статью одного альтернативного историка. Нашли разрушенный город. Поднимается вопрос - это город, который сжёг Батый, или тот, который разрушил Всеволод Юрьевич, князь Владимирский? В 1208 году, в ходе выяснения сложнейших древнерусских отношений, Всеволод Юрьевич приказал народу покинуть Старую Рязань, а затем сжёг её.
   - Согласен, - Игорь поднимал правую руку, призывая сбавить накал спора. - Насчёт древностей я поторопился. Хотя...
   - Что "хотя"?
   - Если взять древнерусскую историю, то имеется достаточное количество материала, чтобы написать историю, максимально приближенную к тому, "как оно было на самом деле".
   Глеб вздохнул. Наклонил голову. Подул на чай. Втянул в себя ароматную жидкость. Остыл, теперь пить можно.
   - Игорь, насчёт древностей ты поторопился, так? - поднимая голову, задал вопрос Глеб. - Насчёт чего ты не поторопился?
   - Найти разгадку в тайнах очень далёкого прошлого тяжело. Трудно. Очень мало исходного материала для анализа. Что-то черканул один летописец, что-то мимоходом упомянул второй, третий написал всего два слова... А надо... надо...
   В поиске нужных фраз Игорь пощёлкивал пальцами.
   - Надо... видеть полную картину происходящего. Развёрнутую. Как можно больше деталей. Сохранившиеся документы прошлого не всегда предоставляют такую возможность. А вот начиная с... середины... нет, всё-таки не с середины, а, пожалуй, с конца восемнадцатого, начала девятнадцатого века можно будет представить себе ярко ту атмосферу, которой было окружено то или иное загадочное событие. И понимая, чувствуя, видя в сознании эту атмосферу, можно смело пытаться раскрыть любую тайну.
   - Почему такая временная точность? Именно конец восемнадцатого, начало девятнадцатого века.
   - Масса рабочего материала. Достаточное количество для анализа. Того материала, из которого можно смело воссоздавать тот мир, где кого-то загадочно убили, или совершили непонятный военный переворот, или маленькую революцию.
   - И какой же это материал? - спросил Глеб.
   - Газеты, журналы, письма, воспоминания современников, литература. Материала должно быть очень много, чтобы дотошно разобраться, на какие классы, подклассы или сословия, социальные прослойки делилось общество. И не просто узнать, а выявить нюансы - какие были точки соприкосновения между людьми, которых разделило социальное неравенство? Где они могли пересекаться в обычной жизни? Только в церкви или могли остановиться и запросто поболтать на улице о видах на урожай? Люто ненавидели или жили обособленно друг от друга, равнодушно поглядывая на чужой высокий забор? Как они вообще проводили время - работали с утра и до заката или находили часы для увеселительных мероприятий? Какие были нравы, обычаи, и как они соблюдались; готово ли было общество принимать что-то новое, или оно было жёстко консервативным? Уровень религиозности, и какая религия определяла образ жизни населения - православие, католичество, протестантство, ислам. Очень важно. Надо охватить всё, все сферы жизнедеятельности, чтобы понять причину, например... неожиданной войны, или громкого преступления, или невиданного предательства. На первый взгляд причина ожесточённой гражданской войны не совсем понятна, загадочна и запутанна - к чему и откуда такая жестокость и неистовое стремление истребить чуждый класс под корень? Но это глазами твоего современника, который не знает духа той эпохи.
   - Хм, - задумчиво произнёс Глеб.
   - Почему состоялось громкое преступление? - продолжал Зайковский вбивать слова в пространство. - Кто стоял за этим? И почему не нашли убийцу? Надо окунуться в жизнь того времени, погрузиться с головой, поползать по самому илистому дну.
   - И поползав по дну, можно приблизиться к разгадке любой тайны? - спросил Глеб.
   - Да. И чем ближе событие к нашим дням, тем вероятность максимального приближения к истине увеличивается. Сейчас читателя или слушателя накрывает лавина информации - телевидение, интернет, книги, газеты. Информационный поток с каждым годом всё больше и больше.
   - Никогда мы не узнаем некоторых тайн, - уверенно сказал Глеб. - Мы будем знать цены на хлеб в Вильно накануне Второй мировой войны. Даже будем знать имена всех жителей на одной из улиц Варшавы. Будем знать про то время многое-многое, окунёмся с головой и доберёмся до глубочайшего дна. Илистого. А некоторых тайн так никогда и не узнаем.
   - Например? Каких тайн? Глеб, давай-ка конкретизировать. Ты разделяй понятия - цены на хлеб, как одна из причин, например, гражданской войны, и тайны межправительственного уровня, в которых скрыты истинные причины агрессии одного государства на соседнее. Приведи пример.
   - Пример?! Два правителя подписали тайный договор. Например, Гитлер и Сталин... Допустим, они договорились о чём-то, скажем... в тридцать шестом году. Подписали некий документ...
   - Глеб, - перебивал его Игорь, - я вижу, ты меня неправильно понимаешь. Мы никогда не узнаем, какими чернилами подписывались документы и на бумаге от какого производителя. Мы никогда не узнаем ни слова из этих документов, если они, конечно, существовали в действительности. Но! Имеется масса другой информации! Из которой ясно - чего хотел Гитлер и к какой цели шёл Сталин. Смысл этого документа? Толк какой? Если картина рисуется понятная из множества других источников. Из таких, как самые обыкновенные газеты того времени. Понятно, какую игру вёл Гитлер, как лавировал, как манипулировал мировыми политиками. То же самое можно сказать про Сталина. Ход времени расставил всё по своим местам. Беда в другом - многие, подавляющее большинство, сегодня не знают, что писалось в тех газетах! К чему там призывали! Какое мнение втолковывали! И вдруг сегодняшним журналистам показывают этот рассекреченный документ. Они воспримут его только в свете устоявшегося сегодняшнего общественного мнения. Большинство же из них не имеет ни малейшего понятия о духе... Какого ты сказал года?
   - Тридцать шестого.
   - Допустим, в тридцать шестом году некий документ подписывался. А какой расклад мнений в это время был в Германии? А какой в Советском Союзе? А партийная борьба и там и там? До Второй мировой войны ещё три года. Ещё никто ни на кого не нападал. Ещё не знали, что будет война. Возможно, догадывались, но не могли точно представить масштабы. Противники приценивались и присматривались, каждый играл свою игру. Вот это и есть огромнейший и жирный нюанс, который надо учитывать.
   Глеб отхлебнул чая. Затем нервно схватил пачку со стола, извлёк сигарету. Закурил. Ненужную теперь пачку швырнул на стол так, что она прошуршала и остановилась на самом крае.
   - Игорь! Ну, людям же интересно знать именно детали?
   - Интересно, - спокойно соглашался Зайковский. - А какая здесь тайна? В чём предмет загадки? В том, что существовали какие-то ранние договорённости между Сталиным и Гитлером, которые носили промежуточный характер и ни на что не повлияли? Договорённости ещё до пакта Молотова-Риббентропа в тридцать девятом году?
   - Этот пример я взял из головы. Придумал. Надо рассмотреть реальную загадку прошлого... Чёрт, в голову ничего не лезет. Вспомнить не могу...
   Глеб закрутил головой.
   - Я сейчас, - он поднялся и прошёл к мангалу.
   Рядом лежали дрова, берёзовые чурочки. Сверху тонкая пачка пожелтевших газет. Глеб схватил верхнюю. Развернул и окинул взглядом широкие страницы. Перевернул.
   - О! - улыбка победителя заиграла на его лице.
   - И что там? - заинтересовался Игорь. - Загадка века?
   - То, что надо! - Глеб усаживался за стол. - Загадка, загадка! И ещё какая!
   Газета была снова сложена вчетверо, но уже на другой манер - чтобы нужная статья была доступна взору. Шуршащая бумага бережно разглаживалась.
   - Покушение на тридцать пятого президента США Джона Кеннеди, - Глеб зачитал отрывок из статьи: "...покушение до сих пор остается одной из величайших загадок двадцатого века".
   Поднял торжествующий взгляд.
   - И что? - спросил Игорь.
   - Насколько я знаю, преступление до сих пор не раскрыто.
   - Ну, вот и займись.
   - Я? - таращил глаза Глеб.
   - Ты.
   - То есть как это?
   - Давай проверим на практике всё то, что я наговорил здесь за последние полтора часа.
   - Так, - Глеб слабо улыбался. - Называется, напросился на виртуальное путешествие в прошлое.
   - Не переживай, трудного здесь ничего нет. Поступаем следующим образом: далеко лазить не надо; открываем страницы интернета, ты на своём ноутбуке, а я на своём, и рассматриваем самую доступную информацию. Ту, которая на самом виду. Берём то, что всем давно известно. Не надо стараться найти нечто сверхсекретное. Что сразу же бросается в глаза, то и заносим в активную часть своей памяти. Рассматриваем общеизвестные факты. Но весь секрет в том, под каким ракурсом факты будут рассмотрены... Глеб, весь вечер впереди. Будет чем заняться. Мозги разомнём, время с пользой проведём. Согласен?
   Глеб смотрел на него вприщур. Глубоко затягивался. Огонёк сигареты ярко вспыхивал. Лицо пряталось в табачном дыму.
   - Так согласен или нет? - спросил Зайковский.
   - Ну, давай попробуем... Кеннеди так Кеннеди.
   - Через час-два встречаемся в большой комнате.
   - Хорошо... А двух часов хватит?
   - Да, как будешь готов - зови. Это ж так - вечерок скоротать...
  
  
  --- 6 ---
  
   Через два с половиной часа они расположились в креслах напротив друг друга.
   - Ну-с, как говорили в старину интеллигентные старички, и что тебе получилось накопать? - спросил Глеб.
   - Нырнул и я в интернет. Информации безбрежное море. Впрочем, как и ожидалось.
   - Вот и отправимся мы в удивительное путешествие по этому самому морю, - несколько театрально сказал Глеб. - Поднимай паруса, выходи из гавани в море, которое проверит на прочность борта нашего корабля тяжёлыми беспокойными волнами. Я тут на листочки кое-что выписал... Предлагаю начать с рассмотрения самого факта покушения. Когда? Где? При каких обстоятельствах?
   - Давай с покушения и начнём, - соглашался Зайковский.
   - Игорь, я к этой игре весьма серьёзно отнёсся. Если уж взялся что-то делать, то делай на совесть. А ты как?
   - Так же. Зачитывай. Вижу, ты целую пачку бумаги исписал.
   - Наброски... Ну-с, я приступаю... Я тут поглядывать буду в написанное... Убийство было совершено в пятницу, 22 ноября 1963 года. В штате Техас, город Даллас. Президент прибыл в Техас с визитом. Цель визита - подготовка к президентским выборам 1964 года. Самолет президента приземлился в аэропорту Лав Филд в 11:40 по местному времени. На пять минут раньше приземлился самолёт, в котором был вице-президент Линдон Джонсон. Затем президентский кортеж направился в город. В автомобиле президента расположились - за рулём и рядом с водителем - агенты секретной службы США. На пассажирских сиденьях - губернатор Техаса Джон Конналли с супругой и собственно сам президент Кеннеди с женой Жаклин. Их автомобиль не ехал первым, но был ближе к голове кортежа. Сзади двигались машина с агентами, автомобиль Линдона Джонсона и в хвосте колонны машины... с прочими членами делегации.
  - Для панорамного обзора пойдёт, - сказал Игорь.
  - Что-то не так? - спросил Глеб.
  - Нормально, нормально, продолжай.
  - Маршрут следования: Мэйн-стрит, Хьюстон-стрит, Элм-стрит...
  - Ого! - удивился Игорь.
  - Что такое?
  - Как ты дотошно подошёл к делу. Выписал названия улиц.
  - Послушай, - хитро улыбался Глеб, - ты же сказал, что детали самое главное.
  - Соглашаюсь, соглашаюсь. Глеб, продолжай.
  - Кортеж повернул на углу Хьюстон-стрит и Элм-стрит... Ну, там поворот такой... почти в сто двадцать градусов... Скорость кортежа спала... И... раздались выстрелы. Как пишут, ровно в 12:00. С этими выстрелами получается полная неразбериха.
  Глеб морщился, словно от зубной боли.
  - Правда? - спросил Игорь.
  - Увы, правда. Что ни статья на эту тему, что ни автор, то...
  - Глеб, ты не заводись. Зачитывай подряд. А лучше всего - отбирать то, что показалось... часто повторяющимся, что ли... В смысле - повторяется от источника к источнику, от статьи к статье.
  - Да здесь... - Глеб перебирал в руках листы. - Порой мне казалось, что авторы специально сговорились между собой дать противоречивую информацию... Ладно, остановимся на этой информации... Вот здесь автор пишет, что раздалось три выстрела. Первым же выстрелом Кеннеди попали в спину. Второй выстрел был произведён через пять секунд. Попали, как говорится, без вариантов выжить - прямо в голову. Почему говорится про три выстрела? Не понимаю... То ли из-за того...
  Глеб замолчал и внимательно пробежал глазами по строчкам до конца листа.
  - ...Видимо, первая пуля прошла навылет и ранила ещё Конналли, губернатора Техаса, но тот утверждает, что был ранен вторым выстрелом. И этого выстрела не слышал... Два выстрела или три?.. А если рассматривать все варианты, все статьи, то там количество выстрелов доходит до шести. И стреляли из разных точек. Но официальное расследование пришло к мнению - стреляли из одного места. Согласно выводам комиссии Уоррена, которая занималась расследованием покушения, Освальд, главный подозреваемый, совершил три выстрела...
  - Чёрт с ними, этими выстрелами. Сколько бы их ни было, результат достигнут - Кеннеди убит. Дальше что?
   - Игорь, не сбивай меня, - просил Глеб. - Сам собьюсь. Я здесь налегал на детали. Они же самое главное, как ты утверждаешь. И чёрт его знает, какие на самом деле главные, а какие второстепенные. Я не волшебник, я только учусь... Дальше... Кеннеди доставили в Парклендский госпиталь... Получается, что президент был ещё жив. Пытались спасти. Безрезультатно, в 13:00 зафиксирована смерть. Свидетельство о смерти подписывал личный доктор Кеннеди... Джордж Грегори Баркли... В 15:40 гроб с телом погрузили в самолёт. Тело доставили в Вашингтон. Обязанности президента перешли к вице-президенту Линдону Джонсону.
   Повисло молчание.
  Зайковский задумчиво смотрел куда-то в сторону и вниз.
  - Цинично, - сказал он через полминуты. - Какое-то... демонстративное убийство. Показательное... Расстреляли уверенно. Нечто средневековое есть в этом. На глазах тысяч людей. Работают камеры, люди фотографируют...
  Повернув голову и поймав взгляд Глеба, Игорь сказал:
  - И что дальше? Дальше, как я понимаю, у нас выходит на передний план... как его? Освальд. Так?
  - Да. Ли Харви Освальд. Интересная личность.
  - А другой и не могло быть, - усмехнулся Игорь. - Убили президента США. Подозреваемый должен быть... Ну-у-у... Это тебе не первый встречный с заурядной биографией... Только весьма интересная личность должна фигурировать в качестве главного обвиняемого.
  - Разворачиваем историю дальше, - Глеб встряхнул следующий листок. - Полиция начала действовать сразу. Некий Бреннан сказал, что видел в окне шестого этажа книжного склада человека с винтовкой. Работающий в книгохранилище сотрудник по фамилии Джармен слышал выстрелы, звуки от которых разнеслись по зданию. Начальник Освальда Рой Трули дал показания - его работник вышел из книгохранилища уже после выстрелов. Осмотр места, откуда стрелял покушавшийся на жизнь президента, сразу же дал результат - среди ящиков полицейскими Сеймуром Вайцманом и Юджином Буном был обнаружен карабин Каркано. Позже следствие установило - Ли Харви Освальд купил карабин в марте 1963 года. При покупке он, во-первых, воспользовался ненастоящей фамилией - Хайделл, а во-вторых, оружие было доставлено по почте - в абонентский ящик.
  - Топорно, ох как топорно, - тихо сказал, казалось, полностью ушедший в себя Зайковский.
  Глеб извлёк из пачки следующий листок.
  - Освальд пришёл домой. Цель его прихода непонятна, по крайней мере, лично мне, так как он сразу же покинул дом. Из окна автомобиля он был опознан полицейским, патрульным - Джей Пи Типпитом. При попытке задержать подозреваемого полицейский был убит. Освальд совершил несколько выстрелов из пистолета. Затем...
  Глеб сделал паузу, за время которой провёл свободной рукой по голове, приглаживая волосы. Непонимание отражалось на его лице.
   - ...Далее Освальд направился в кинотеатр, где и был задержан. Он снова пытался воспользоваться пистолетом, но в этот раз обошлось без выстрелов. Был скручен и обезоружен. Некоторые источники сообщают - его пистолет дал осечку.
   - Биография этого несчастного, - тихим голосом сказал Игорь.
   - Что? - спросил Глеб, поднимая голову.
   - Биография этого... бедолаги у тебя выписана?
   - А как же! Игорь, обижаешь. Все детали учитываем. А его биография не деталь, это деталище... Сейчас... Сейчас, сейчас... Я проглядел несколько статей. Сделал выжимку...
   - Давай, - махнул рукой Зайковский. - Выкладывай коротенько выжимку, как ты говоришь, из любой статьи.
   - Родился 18 октября 1939 года в Новом Орлеане, или Нью-Орлеане, где как пишут.
   - Всё равно, нам там не жить, - бросил Зайковский.
   - Уверен? - усмехнулся Глеб.
   - Хотя... Жизнь такая штука... Чёрт его знает, может, и в этом Орлеане побывать доведётся. Давай дальше.
  - Его отец умер, когда мать была беременной. То есть отца никогда не видел. Детство было... не позавидуешь. Три года пребывал в сиротском приюте. Потом мать забрала сына. Учился кое-как. Не доучился. Бросил школу. Завербовался в морскую пехоту США. Из армии убыл в 1959 году. Причина - сказал, что у матери плохое здоровье и требуется его забота. Получается, что врал. Дома он был недолго, три дня... Потом начинается самое интересное. Крутой вираж в биографии, аж дух захватывает. Освальд обыкновенным туристом приезжает в СССР. И просит предоставить ему советское гражданство. В этом ему отказывают. Он совершает попытку самоубийства, точнее - имитирует самоубийство. Ему разрешают остаться. КГБ его серьёзно не воспринимает. Жил в Минске. Работал на заводе радиоэлектроники. Женился на Марине Прусаковой. Выделили квартиру, родилась дочь. За два года разочаровался в советском образе жизни. В 1961 году решил вернуться в США. Жена возражений не имела. Да и власть не препятствовала этому решению. А вот на родине он...
  На лице Глеба появилась слабая улыбка.
  - ...вёл себя как-то загадочно и странно. Заявлял, что является настоящим марксистом. Имел какие-то контакты с антикастровскими организациями... Ударился в политику. Фигурируют такие политические течения и группировки - "Китайское лобби", левая прокубинская "Честная игра", Коммунистическая партия. Бросается парень из стороны в сторону. Игорь, не поймёшь, кто он был - то ли шпион, чёрт его знает чей? ЦРУ? КГБ? То ли самый обыкновенный сумасшедший.
  - Идеальная кандидатура для... - Зайковский не договорил.
  - Для подставы? - щурил взгляд Глеб.
  - Ага, - ответил Игорь.
  Он наклонился, взял со столика бутылку минералки. Вода с мягким шипением наполнила стакан. С явным удовольствием отхлебнул.
  - Потом его быстренько убрали, - сказал Игорь.
  - Да, - кивнул Глеб. - 24 ноября Освальда выводили из полицейского участка. В этот момент в него выстрелил Джек Руби. Точнее, как некоторые пишут, Джек Рубинштейн, владелец ночного клуба в Далласе. Убийство смотрели миллионы американцев в прямом эфире. Велась трансляция. В подземной автостоянке полицейского управления к Освальду сквозь толпу репортёров протиснулся Джек Руби. Он воткнул револьвер под ребро предполагаемому убийце Кеннеди и выстрелил. Причину своего поступка он объяснял так - он это сделал ради Джеки и не хотел, чтобы Жаклин Кеннеди переносила страшные душевные мучения, когда будет вершиться правосудие над Освальдом. Согласно выводам комиссии Уоррена Ли Харви Освальд действовал в одиночку. Без чьего-либо совета, не прибегая к помощи кого-то, действовал из своих личностных побуждений. Приказом Джонсона, уже как президента США, а не вице-президента, 29 ноября этого же 1963 года была учреждена специальная комиссия по расследованию обстоятельств убийства Джона Кеннеди. Во главе был назначен председатель Верховного суда США Эрл Уоррен, по его фамилии комиссия и получила название. В комиссию вошли - Ричард Расселл, сенатор от штата Джорджия, Демократическая партия; Джон Шерман Купер, сенатор от штата Кентукки, Республиканская партия; Хейл Боггс, член Палаты представителей от штата Луизиана, Демократическая партия; Джеральд Форд, член Палаты представителей от штата Мичиган, Республиканская партия; Аллен Даллес, бывший директор ЦРУ; Джон Маклой, бывший президент Всемирного банка.
  - Исчерпывающе, - сказал Зайковский. - Молодец. Вот уж не думал, что так глубоко копать будешь. Фамилии, фамилии, фамилии...
  - Мне продолжать? - сурово спросил Глеб.
  - Да-да!
  - Опрошено 552 свидетеля за почти девять месяцев работы комиссии... Про выводы комиссии я говорил. А в целом мнение общественности такое - загадок больше, чем ответов на них, выводы комиссии неубедительны. За спиной Ли Харви Освальда кто-то стоял. Только вопрос - кто? Вот такой штрихпунктирный контур одной из загадок двадцатого века.
   - Сведения освежили! - вытягивая руки, воскликнул Зайковский. - А теперь присмотримся вот к чему... К странностям, нестыковкам в работе комиссии этого... Уоррена. У тебя много их там?
   - Сутками можно зачитывать, - Глеб помахал листками.
   - Ну, сутки - это долго... Какие тебе странности и нестыковки больше всего приглянулись? Так сказать, на каких затормозил взгляд?
   - Ух, - Глеб принялся перебирать листы. - Изумлённый взгляд только тем и занимался, что тормозил... Начать стоит вот с чего... Вот - особенность оружия, его надо перезаряжать, передёргивать затвор. Успел бы Освальд произвести три выстрела в интервале, как пишут, от 4,8 до 5,6 секунды? Сомнительно. Ему надо было прицелиться, выстрелить, передёрнуть затвор, снова прицелиться. Тем более в армии Освальд был аттестован как стрелок между низшей и средней снайперскими категориями. Неважный был стрелок, весьма неважный. И дерево ему мешало, растущее под окнами книгохранилища. Позицию он упустил - начал стрелять в тот момент, когда дерево служило помехой. И прицел на карабине был дешёвый, японский. Это что касается оружия и места снайпера Освальда. Дальше... Отмечается - масса свидетелей слышали выстрелы не со стороны книгохранилища, а с травяного холма, находившегося на правой стороне улицы. Из-за забора. Третье - тот самый Бреннан, который увидел Освальда в окне шестого этажа и дал описания, не опознал его в полицейском участке в тот же день. Затем почему-то опознал... Четвёртое - поведение Джеки Руби, человека прожжённого, имевшего связи с преступным миром. Это что же на него нашёл такой сентиментализм? Так он трогательно озаботился чувствами Жаклин Кеннеди. Пятое - после покушения, в течение двух лет при удивительных обстоятельствах ушли из жизни более шестидесяти человек, которые могли давать хоть какие-то показания, относящиеся к делу напрямую. Шофёр такси, который отвёз Освальда домой от книгохранилища, погиб через неделю... Хотя все эти факты я взял из интернета. Чёрт его знает, каким стоит верить, а где врут ради дешёвой сенсации... Ещё зачитать?
   - Достаточно, Глеб, - сказал Игорь. - Картина ясная.
   - Что же здесь ясного?
   - Дело ясное, что дело тёмное... Вот идиотская метафора! Глеб, видно невооружённым взглядом - убивали топорно, но, видимо, этого и хотели, следы заметали ещё топорнее... Ты фильм "Джон эф Кеннеди. Выстрелы в Далласе" смотрел?
   - Нет. Но слышал про такой. Натыкался на название в интернете.
  - Как-нибудь посмотри обязательно... Я в своё время посмотрел. Понравился. Ай! Давай-ка перейдём к версиям! Их много гуляет по страницам всемирной паутины?
  - Больше чем до фига.
  - Давай рассматривать.
  - Подожди, - сказал Глеб. - Вернёмся к фильму, который ты мне рекомендуешь. Не смотрев фильма, скажу тебе сразу - это кино художественное, а не документальное для строго служебного пользования, и кино, снятое американцами. И это значит - во главу угла ставится сюжет, интрига, сенсация, касса.
   - Ну, где-то так и есть... Идея фильма, как я её понимаю, такова - комиссия Уоррена подсунула общественности туфту, а не качественное расследование. Это был заговор. Настоящий, хорошо спланированный заговор. Как президента вывели под перекрёстный огонь. Было как минимум три снайпера. Честно говоря, я так и не понял из расследования Гаррисона - это главный герой фильма, который на свой страх и риск расследует покушение, - так кто же заказал Кеннеди? В фильме гремучая смесь разрозненных и разноплановых фактов! Непонятно - кто же такой Освальд? Он эмигрировал в СССР, женился на русской, ближайшие родственники которой как-то состоят при разведке, вернулся в США, получил ссуду, мечется от одной политической организации к другой. В фильме нагромождение и всего остального - кубинцы, мафия, ЦРУ, ФБР, вице-президент Линдон Джонсон, война во Вьетнаме и военно-промышленный комплекс, заинтересованный в её продолжении. Оставим в покое фильм. Глеб, рассмотрим версии, которые нашли своё отражение в СМИ и интернете. Извлекай первую.
   - Так!.. Начать стоит с... - Глеб задумался, скользя взглядом по страницам, развёрнутым веером.
   - Да начинай с любой, - проявлял нетерпение Игорь.
   - Ну, начать стоит вот с этой... "Рука Москвы". Освальд жил в СССР, женат на русской...
   - Стоп! - морщась, крикнул Игорь. - Эту версию отбрасываем сразу. В свете тех несуразиц непонятно зачем было комиссии прикрывать действия врага номер один, которым являлся СССР. С ума сойти! Бред! Агенты КГБ организуют убийство президента США. И зачем? От этого изменится политический строй Америки? Там бросятся строить коммунизм? И главное - в Америке не дураки сидят. Разведка работает. Провернуть такое дело - это тебе не так просто. И главное - зачем? Коммунистов можно за многое ругать, но недалёкими людьми их назвать нельзя. Экономистов среди них было мало, а хороших политиков много.
   - Нет, а всё-таки, Игорь, почему сразу отбрасывать эту версию? - поднимал в удивлении брови Глеб; его немного оскорбило, что первую же озвученную им версию назвали бредом. - Игорь, почему?
   - Потому! Ерунда всё это. В КГБ, может быть, и догадывались, к чему там дело идёт, но чтобы самим организовать выстрелы...
   - Хорошо... - соглашался и Глеб, откладывая листок в сторону. - Как скажешь... Ерунда так ерунда... Вторая версия. Мафия.
   - Ну-ка, ну-ка, - сказал Зайковский, скрещивая руки на груди. - И что там за расклад вытанцовывается?
   - Джозеф Патрик Кеннеди, отец президента, имел какие-то контакты с мафией.
   - А именно какие контакты? И когда?
   - В предвыборные годы. Отец Джона был весьма амбициозным человеком и проталкивал сына в президенты. Как пишут, он встречался с руководителями мафии, чтобы заручиться их поддержкой во время выборов. Американская мафия готова была поддержать Линдона Джонсона, конкурента Кеннеди. В результате договорились - боссы мафии окажут поддержку именно Джону в борьбе за президентское кресло, но выдвинули ряд условий.
   - И какие же?
   - Линдон Джонсон будет вице-президентом. Роберт Кеннеди, родной брат Джона, уходит из политики, не любили его в тех кругах. Пусть Роберт уедет куда-нибудь послом. Может на историческую родину - в Ирландию. Ведь в Ирландии корни Кеннеди.
   - Так, - твердеющим голосом произнёс Игорь.
   - Условия были приняты, вроде так. Но... Линдон Джонсон стал вице-президентом, а вот Роберт стал министром юстиции и начал активнейшую борьбу против мафии...
   - Хм, - вырвалось у Игоря. - Всё-то они знают. Кто с кем договаривался... Писаки... Как могла мафия надавить на комиссию Уоррена, чтобы та составила липовый отчёт? Как она могла изменить маршрут кортежа президента? Ты вычитал этот факт? Ведь маршрут же был изменён.
   - Был, - кивком головы соглашался Глеб.
   - Как она могла... - Зайковский замолчал, не развив мысль до конца. - Можно смело переходить к третьей версии.
   - Третья...
  Глеб запутался в листах.
  - Третья... вот, - нужные страницы наконец-то нашлись. - ЦРУ и ФБР, так сказать, силовые структуры США. Разведывательное управление провалило ряд крупных операций. Джон Кеннеди был недоволен. Приводятся такие его злые слова - "разорвать ЦРУ на тысячу кусочков и пустить их по ветру". Кеннеди снял с должности не только директора ЦРУ Аллена Даллеса, но и его ближайшее окружение. Кстати, Аллен Даллес вошёл в состав комиссии по расследованию убийства президента. Некоторые считают, что не надо удивляться тому, почему результаты работы комиссии выглядят такими странными - убийца Освальд, действовавший в одиночку... Вот ещё версия из разряда "силовые структуры". Всесильным директором ФБР был Эдгар Гувер. Скоро ему должно было исполниться 70 лет, а в таком возрасте уходят на пенсию в обязательном порядке. Если, конечно, президент особым указом не продлит срок нахождения Гувера на посту директора ФБР. А Джон Кеннеди терпеть не мог Гувера. Тому ничего не оставалось, как...
   Глеб не договорил. Смотрел на Зайковского.
   - Понятно... - кивнул тот головой. - Переходи к четвёртой версии.
   - А четвёртая смешанная, - сказал Глеб.
   - Это как?
   - А там и ФБР и мафия. У ФБР свои мотивы, у мафии свои. Цель общая. Вот и договорились.
   - Пятая версия есть?
   - Кубинская разведка. Месть Фиделя Кастро за попытку Кеннеди свергнуть его.
   - О! - воскликнул Зайковский. - Отбрасываем! Очень легко представить, что стало бы с этим островом Свободы, когда все политические силы США поняли - чьих рук дело. Остров бы перестал существовать. Утопили бы бомбами... И Советский Союз не помог бы. Нет, попытался бы помочь, но... Кастро не сумасшедший затевать такую авантюру. Дальше.
   - Есть и вот такая интересная версия... Кеннеди начал выпускать казначейские билеты США и тем самым перешёл дорогу финансовым воротилам. Они через Федеральный Резерв контролировали выпуск банкнот. Линдон Джонсон, как только стал президентом, тихо возвратился к старому порядку денежного обращения.
   Лицо Зайковского стало серьёзнее некуда.
   - Вот это... пожалуй... хотя... - через значительные паузы задумчиво произносил он. - Про это я не слышал. Как-то вот такие деяния Джона Кеннеди оказались вне зоны моего внимания. Не знал... Не знал. Спасибо, Глеб, тебе за предоставленную информацию, весьма расширяющую мой кругозор.
   Глеб, перебирая листы, глянул на Игоря мельком исподлобья, чтобы понять - иронизирует он или говорит серьёзно.
   - Всё? - спросил Зайковский.
   - Есть ещё и такие версии: стреляли не в Кеннеди, а в губернатора Конналли...
   - Ага! Другой возможности не было, как убивать губернатора на глазах президента. Ага! Другого времени не нашли! Ерунда. Дальше.
   - Кеннеди узнал о связи влиятельных кругов США с пришельцами из космоса и собирался огласить данный факт...
   Игорь так посмотрел на Глеба, что тому стало не по себе.
   - Я же не виноват в том, что существует такая версия! - оправдывался Глеб.
   - Дальше, - махнул рукой Зайковский.
   - Кеннеди хотел убить сам себя. Он заказал убийство, - сказал Глеб и швырнул листы на стол.
   - Это почему ещё?
   - Был болен. И правда, Игорь, он был очень больным человеком. И хотел уйти... красиво, что ли...
   - И это полная ерунда, а не версия. Он проводит кампанию, чтобы остаться президентом на второй срок, и одновременно заказывает сам себя... Глеб, у тебя есть ещё информация?
   - Больше нет. Это всё, вынужден констатировать я.
   - И какие твои выводы?
   Глеб засмеялся.
   - Игорь, ну какие могут быть выводы? Ты издеваешься? Гора фактов, версий, предположений - ну, какие могут быть выводы?
   Зайковский отвёл взгляд...
  
  
  --- 7 ---
  
   - Глеб, а теперь ты послушай, какую я вычитал информацию. На листочки не выписывал, так как пока не жалуюсь на память... Обстоятельства покушения, версии - это, конечно же, интересно. Более того - с этого, несомненно, и стоит начинать. Но ведь есть масса других фактов, на которые ты не обратил вообще никакого внимания. А если обратил внимание, то не посчитал важными.
   - Интересно, а на что ты обратил внимание и чему ты придал огромное значение?.. А я-то, глупый, названия улиц выписывал, по которым ехал кортеж президента. Имена и фамилии полицейских... Предчувствие у меня - всё зря. Не здесь суть зарыта, не здесь. Если, конечно, суть вообще имеется. Выкладывай свои мысли. А я подумаю - соглашаться с тобой или нет.
   Глеб закурил. Зайковский поднялся и стал прохаживаться по комнате, заведя руки за спину.
   - Глеб, я не знаю, покажутся тебе интересными те факты, за которые зацепился мой взгляд, будет ли интересна та информация из всемирной паутины, которая привлекла моё внимание. Главное же - те выводы, к которым я пришёл. А потом можешь соглашаться со мной, можешь не соглашаться.
   - Игорь, не томи. Предисловие затягивается.
   - Хорошо-хорошо... Джон Фицджеральд Кеннеди, - объявил Зайковский несколько торжественно и громко, но затем сделал голос тише. - Родился в штате Массачусетс, в городе Бруклайн двадцать девятого мая тысяча девятьсот семнадцатого года...
   - Год-то какой! - вставил реплику Глеб.
   - Какой? - не понял Игорь.
   - Революционный.
   - Это у нас революционный, а у них обычный.
   Выдержав паузу, Зайковский продолжил:
   - Происходит из состоятельной семьи. Предками Джона по отцовской линии являются - дед Патрик Джозеф Кеннеди, бабка Мэри Аугустина Хики. По материнской линии - дед Джон Фрэнсис Фицджеральд, бабка Мэри Джозефина Хэннон. Отец Джона - Джозеф Патрик Кеннеди. Родился в тысяча восемьсот восемьдесят восьмом году, умер в тысяча девятьсот шестьдесят девятом...
   - Пожил старик, - глубокомысленно произнёс Глеб.
   А затем добавил:
   - Игорь, а вот всех этих Фицджеральдов и Джозефин ты легко запомнил?
   - Легко, Глеб, легко... Когда мне надо, я запомню. Мне и не такое приходилось запоминать.
   - Ага... Изволь поинтересоваться - по какой причине возникла нужда в цепкой памяти? Тренировался?
   Игорь как будто не расслышал вопроса, продолжал:
   - В семье было девять детей. Президент Джон второй. Его отец, Джозеф Патрик Кеннеди, был известным политиком. Способствовало неплохой политической карьере и то обстоятельство, что женился он на дочери бостонского мэра - Розе Элизабет Фицджеральд. Ну... что ещё можно про него сказать?.. Был банкиром, помощником главного управляющего компании "Бетлихем стил", где сколотил свой первый миллион. Во времена сухого закона в США занимался нелегальной торговлей спиртным. Был управляющим инвестиционного банкирского дома. Скупает сеть кинотеатров в Новой Англии. Затем занимается кинокомпаниями. Реформирует их и успешно перепродаёт. Во времена Великой депрессии избежал банкротства. Даже наоборот, заработал на финансовом кризисе. От политики не отходил. В тысяча девятьсот тридцать втором году на президентских выборах поддержал Франклина Рузвельта. В тысяча девятьсот тридцать четвёртом году получил от Рузвельта должность председателя Комиссии по ценным бумагам и биржам. Как пишут, у политиков и финансистов это назначение вызвало возмущение. Рузвельт реагировал на протесты словами: "Лучше всех ловить воров сможет лишь специалист в обхождении законов". В тысяча девятьсот тридцать восьмом Джозеф Кеннеди отправляется послом в Англию...
   - Да-а-а, - протяжно сказал Глеб. - Прожжённый был папаша у будущего президента США. Ловчила. Опытный боец за денежные знаки.
   - Глеб, - серьёзно сказал Зайковский. - Надо понимать, в какой среде воспитывался будущий президент... Такой отец решится на то, чтобы сделать сына президентом... И есть ещё один момент... Ты его упоминал.
   - Это какой же?
   - Ирландия.
   - И что?
  - Они были ирландцами. Католиками и ирландцами. Точнее американцами ирландского происхождения.
   - И о чём это говорит? - на лице Глеба появилась слабая ядовитая улыбка.
   Сигарета яростно затушена в пепельнице.
   - Игорь, так о чём говорит сей факт?
   - О многом... Если не обо всём... Послушай... Пока ты никак не можешь поймать нить моих рассуждений... Будем двигаться в рассуждениях медленно, рисуя полномасштабную картину маслом... Массовый наплыв ирландцев в США пришёлся на сороковые и на первую половину пятидесятых годов девятнадцатого века. Причина массового переселения в том, что несколько лет был неурожай картофеля. Голод. Численность населения сократилась на треть. Один миллион умер, полтора миллиона бросились искать спасения в Америке. Ирландия когда-то давным-давно завоёвана Англией. Многие считают именно Англию виновницей голода. Глеб, протестантскую Англию. А кто основал Соединённые Штаты? Ты знаешь?
   - В основном англичане, - ответил Глеб. - Насколько я помню.
   - Правильно. Английские протестанты. И вот католики-ирландцы бегут от голода из родной страны, завоёванной протестантами, в страну, которая основана протестантскими же переселенцами. Именно англичане отбили земли у индейцев, они основали колонии, произвели распашку земли, обустроили и облагородили новую родину на свой манер, затем отмахались от метрополии, завоевали себе независимость. Они хозяева, они диктуют правила. Ждет ли ирландцев тёплый приём в такой стране? Первые же статьи в интернете, на которые я наткнулся, говорят о том, как жизнь их была... ох какой тяжёлой. Большинству предначертана участь жить в нищете, в убогих тесных квартирах. Их кварталы грязны. Болезни - тиф, холера, туберкулёз. Высочайший уровень преступности. Им уготован низкоквалифицированный труд, мизерная зарплата... И вот, в эти тяжкие времена, в конце сороковых годов девятнадцатого века, а может, и в пятидесятом году, не важно, на американский берег шагнул с корабля Патрик Кеннеди. Родился в тысяча восемьсот двадцать третьем году, если верить написанному. Умер в тысяча восемьсот пятьдесят восьмом году, от холеры. А через несколько месяцев родился дед будущего президента - Патрик Джозеф Кеннеди. Вот ему уже суждено было стать владельцем некоего салуна, где в те времена делалась политика, вслед за тем быть избранным в палату представителей и затем в сенат от штата Массачусетс.
   - Игорь, я проглядывал мельком эту информацию, но не посчитал важной... Туда кто только не ехал. Ну, первооткрывателями были англичане. Ну, задали тон, определили правила игры. И что? Потом же там осели и шведы, немцы, голландцы. Плавильный котёл наций. Вот что ты рассказываешь - это так важно?
   - А до важного я ещё не дошёл, - сказал Игорь. - Кстати, Швеция и Голландия протестантские страны. Слушай дальше. Отец президента - Джозеф Патрик Кеннеди. У него неплохой плацдарм, с которого можно было смело шагать в политику и бизнес, не страшась... Чего не страшась?
   Зайковский смотрел вопросительно, с каким-то лёгким ехидством в глазах.
   Глеб глядел на него исподлобья.
   - Не знаю, чего они страшились, - наконец-то ответил он.
   - А была преграда.
   - И какая же?.. Ладно, кое-что я понял. Преграда связана с Ирландией.
   - Да! Глеб, да! Бостон, Новая Англия, всё пронизано англосаксонским пуританизмом, элита протестантская. А они католики и ирландцы. В те времена это существенно. И что ни статья в интернете, то каким-то образом подчёркивается ирландское происхождение Кеннеди и их католическое вероисповедание. Джозеф Кеннеди старался завести связи и, представляясь, называл только первое имя - Джозеф. Опуская второе - Патрик, которое явственно говорило об Ирландии.
   Зайковский перестал прохаживаться. Остановился в двух метрах от кресла Глеба.
   Продолжил:
   - Начальное образование Джозеф получил в католической школе, но далее учился в Гарварде вместе с представителями протестантской элиты. Учился неплохо, но не смог попасть ни в один из клубов выпускников Гарварда. Как-то вот католики не входили в тот круг. Глеб! Когда в тысяча девятьсот пятьдесят шестом году Джозеф предложил своему сыну Джону сделать рывок и занять место президента, то самыми главными, основными проблемами на пути к поставленной цели были - молодость, слабая поддержка в демократической партии и...
   Тараща глаза, Зайковский на один шаг ближе подошёл к Глебу.
   - ...католическое вероисповедание. Вот такие расклады, Глеб... Вот такие... Католичество... Был такой политик в демократической партии - Эл Смит. Кажется, в тысяча девятьсот двадцать восьмом году он шёл кандидатом в президенты. И заявил, что его верность католической церкви выше верности конституции. И всё!.. - Игорь резко проткнул пальцем воздух сверху вниз. - Глеб, и всё! Американцы не поняли его. Путь в президенты был для него закрыт! Железный шлагбаум преградил путь. Даже не шлагбаум, железобетонная плита. И Джон Кеннеди в ходе предвыборной борьбы постоянно как бы... оправдывается в своём католичестве... Вот идёт президентская гонка. Противостояние Кеннеди и Хэмфри. Штат Висконсин. Пятьдесят пять процентов проголосовало за Кеннеди, а сорок пять за Хэмфри. И аналитики говорят - здесь преобладает католическое население, и Кеннеди должен был набрать больше! Кеннеди проигрывает в тех округах, где большинство избирателей протестанты! Постоянно проходит красной нитью: католики - протестанты, католики - протестанты, католики - протестанты. Из штата в штат. Чтобы победить, Кеннеди вынужден применить следующую тактику - он в своих выступлениях сам поднимает католический вопрос, и этим играет на опережение своих конкурентов. Его слова - "Нельзя человеку отказать в праве быть президентом только потому, что он католик". Глеб, он стал не только первым президентом, который родился в двадцатом веке, не только самым молодым президентом, он стал первым президентом-католиком. Первым!
   - Игорь! Стоп! Теперь я скажу. Отыграем немножко назад. По поводу низкого уровня жизни первых переселенцев-ирландцев. То, что было в девятнадцатом веке, ни о чём не говорит. Я бы не сказал, что сегодня ирландцы в США одна из самых бедных этнических групп. И бедными они уже не были во времена президентства Кеннеди. Да, когда-то они жили в замкнутых городских общинах. Пускай грязных и неблагополучных. Там кто только с нуля не начинал, взять тех же итальянцев. Не они первыми приехали в Америку, не они заложили основы американского общества. Но уже к середине двадцатого века ирландцы расселились по всей Америке - от больших городов до малых. У них уже нет ощущения полной принадлежности к некому целостному, к одной общине. Женились, перемешивались с другими национальностями. И по поводу религиозной принадлежности... Ну, католики! Ну, влияет как-то на политику...
   - Не как-то! - вернул себе слово Зайковский. - Америку основали протестанты. Они старались максимально отказаться от всякой иерархии и начали с духовной. Для них было одинаково, что выбирать священников, что губернаторов. Для них быть американцем - значит быть свободными от короля, от папы римского, от кого бы то ни было. Тот, кто держит в голове жёсткую иерархическую модель устройства общества, считается отсталым, чужим, не годным для Америки. И в девятнадцатом веке в Америке появляются ирландцы-католики. Для них главная власть - власть папы римского, а не светская власть той страны, в которой они живут. Если для американца-протестанта англосакского происхождения считается нормальным самостоятельно думать о вопросах веры, морали, самому принимать решения, не смотря снизу вверх на кого-то, не опираясь на мнение кого-то за морями-океанами, то у ирландцев-католиков не так. Появляется и разрастается конфликт миропонимания. В основе религиозные взгляды. Для американца-протестанта католическая вера несовместима с демократическим устройством общества, которое он строит, для которого он завоевал независимость. Его не устраивает даже англиканская религия в его когда-то родной Англии, что тогда говорить о католичестве. И спрашивает англосакс-протестант - что важнее для иммигранта-католика? Та страна, в которой он живёт, или римская католическая церковь? Как совместить власть кардиналов, епископов и демократические принципы?.. Глеб, а есть ещё экономическая подоплёка этого вопроса.
   - Это какая же?
   - Англосакс-протестант через профсоюзы завоёвывает себе право на лучшую жизнь, на высокую зарплату. А появляются ирландцы-католики, их в любой момент можно использовать в качестве запасной рабочей силы за меньшие деньги. Конфликт. Есть светлая мечта - добиться успеха в жизни упорным трудом. Подняться вверх по социальной лестнице. Как можно этого добиться, когда рядом люди, которые довольствуются малым. Для протестанта добившийся успеха, богатства избран богом. У католиков другая концепция. Конфликт...
   - Игорь, это было давно...
   - Глеб, я не стал бы пренебрегать прошлым. Из него произрастает настоящее.
   - Игорь! Всё равно - критерии, воззрения, суждения девятнадцатого века не всегда подходят для века двадцатого!
   - Уф!!!
   Зайковский подошёл к своему креслу. Сел.
   - Глеб, своё мнение я не навязываю. Что я увидел, что прочитал, из того и сделал выводы. Настоящая американская элита - англосаксонские протестанты. Их предки установили правила политической игры. Клан Кеннеди - это намного позднее сформировавшаяся влиятельная группа людей. У них есть деньги, влияние. Но при больших деньгах и при большом влиянии существует другая элита. Первая и главная. И Кеннеди не входят в этот круг. Не знаю, как сейчас, а тогда точно. Как Джон Кеннеди пришёл к власти? Механизм выдвижения кандидатов был основан на решениях, которые принимал довольно узкий круг лиц. Внутрипартийный круг. А что делают Кеннеди? Они устраивают открытую, шумную кампанию. Другого шанса просто нет. Денег не жалеют, благо Джозеф Кеннеди миллионер. Напор и стремительность. Такого до них не было. Политика была закрытой. А здесь шумиха на полную мощность. А если рассмотреть теледебаты между Кеннеди и Никсоном. Идея теледебатов, кстати, принадлежала штабу Кеннеди. Не было раньше такого. Не бы-ло! Никсон согласился в них участвовать, и это было его роковой ошибкой. Чем Никсон хотел задавить своего оппонента? Молод ещё и...
   Зайковский скривил рот в хитрой улыбке.
   - ...принадлежность к католической конфессии. Джон отбился. Он не потерял политических очков, он их только набрал. Обаяние, шарм, элегантность, улыбка успешного человека! Герой, сошедший с экрана кинотеатра. Телевизор сделал своё дело. Старая политическая система дала сбой. Кеннеди с каким-то копеечным перевесом выиграл. И... сделал первый шаг навстречу своей смерти. Он рулит страной, не согласовывая свои решения с Госдепартаментом и сенатом. И что он там нарулил?.. Объявил программу "Новые рубежи". Снижение налогов, социальное страхование, решение проблем расового неравенства. Идеи неплохие, кто ж спорит, но как-то старая элита не готова к таким прямо-таки революционным преобразованиям. Тем более что её мнение не спрашивают. Кеннеди вмешивается в экономические и финансовые дела. Недовольных масса! А международная политика? Берлинский кризис в шестьдесят первом году и жуткий карибский кризис в шестьдесят втором. Во втором случае мир вообще поставлен на грань атомной войны. Элита лучше найдёт возможности как-то сосуществовать с советской системой, чем погибнуть под ядерными ударами. Можно вспомнить и провальную операцию по свержению режима Кастро. У президента сложные отношения с ЦРУ и ФБР... Он был чужим... Чужим...
   Зайковский взял паузу. Смотрел прямо перед собой, глаза словно стеклянные.
   - Глеб, - снова заговорил, не смотря на собеседника, - расскажу тебе две истории. Реальные. Существовал один коллектив... Хотя почему существовал? Наверно, и сейчас существует. В него влился один человек. Он сделал то, что до него ни у кого не получалось. Но это ещё не всё. Он был не из их круга. Он был не из этого города. Он окончил не тот институт, в котором обучались остальные. У него были другие интересы, он смеялся над теми шутками, которые остальные выслушивали молча и непонимающе. И вот небольшое совещание. Сидят пятнадцать человек. В комнате стул, у которого сломана ножка. Об этом факте знают все. Заходит он, тот самый не из их круга. Он кладёт портфель на стол, ищёт взглядом, на что сесть. Видит свободный стул. Тот самый - со сломанной ножкой. Подходит, берёт за спинку... У всех присутствующих была возможность сто раз предупредить его о том, что именно этот стул брать нельзя. Но никто не предупредил. Никто ни слова не проронил... Потому что он чужой, не просто чужой, а успешно замахнувшийся на то, на что, по мнению остальных, не имел права замахиваться... Вторая история. Завод. Компания, которой предприятие принадлежит с недавнего времени, назначает нового директора. На заводе за долгие годы утвердилась традиция - директор должен пройти путь от мастера. Он должен быть своим, поднявшийся наверх через все ступени. Собрать все трудности карьерного роста. Мордой пройтись по всем ухабам и кочкам. А новый директор из банковских структур. Не производственник. Он чужак. У него конфликты со старыми кадрами по любому поводу. Но новый директор был упрям и твёрд. Гнул всех под свою линию. И вот случается пожар. В заводоуправлении горит коридор. Предупредили всех. Погиб только один человек. Заживо сгорел. Это новый директор. Когда он спохватился, то путь к спасению был отрезан огнём. Десятки человек знали, что он находится в кабинете, десятки знали номер его сотового телефона. Но никто не позвонил.
   - Это что ж, даже секретарша спаслась, а директор погиб? - проявлял сарказм Глеб.
   - Она в момент возникновения пожара по каким-то мелочным делам оказалась в другом конце здания. А потом суматоха, крики... Глеб, Кеннеди был чужаком. Никто его не предупредил. Это ж сколько людей было задействовано - подготовить снайперов, изменить маршрут следования кортежа, убрать главного обвиняемого. Чтобы комиссия сделала нужные выводы... Система дала сбой при выборах президента, но исправила ошибку кровью. Кеннеди согласны были терпеть один президентский срок, а он пошёл на второй. Такой ошибки с его братом Робертом уже не допустили. Убили, пока он не успел стать президентом. Кстати, после Кеннеди были введены серьезные ограничения на деньги под избирательные кампании. Для подстраховки. Вдруг новый папа-миллионер захочет возвести на президентский трон своего сына или... племянника, не важно. Президент должен быть правильный, не травмировать нервную систему элиты.
   - Ну, ты подвёл доктрину... - сказал Глеб. - Так кто конкретно убил Кеннеди?
   - Ах, да! Людям интересны именно такие детали. Кто входил в круг тех истинных властителей? Кто именно давал указания? Как имя и фамилия человека, инструктировавшего снайперов? Роль Гувера и Линдона Джонсона во всей этой кровавой истории? Люди любят сенсации и детективы на основе реальной жизни. Лично мне это неинтересно. Я вижу суть, и мне этого хватает... Если деревянный дом пропитан парами бензина, то какая разница, кто бросил окурок? Десятки людей стояли вокруг, курили, и очень многим выгодно подпалить дом. Не одному, а многим. Иначе этого одного быстренько бы скрутили... Глеб, предлагаю под интеллектуальным вечером подвести черту...
   - Подожди! - запротестовал Глеб.
   - Не подожду. Уже ночь-полночь. В семь утра будем на заводе. Обкатываем оборудование в жёстком режиме. Показываем заказчику и после обеда выезжаем.
   Зайковский поднялся. Его вид говорил, что в своём решении он непоколебим.
   - Спокойной ночи...
  
  
  --- 8 ---
  
   Глеб не пошёл спать. Он дольше часа сидел, курил, выпуская дым к потолку. Ночь вошла в свои права. Свет не включал. За распахнутым окном неистово стрекотали насекомые. Половинка луны светилась в чёрном небе... Глеб думал.
   А каким он помнит Зайковского до всей этой истории?.. Воспринимался он как человек, способный к нестандартным умозаключениям? Очень нестандартным. Как человек, способный увидеть то, что не увидят другие? Как человек, ярко выделяющийся на фоне серости остальных? Странный парень... Упакован в загадку. Живёт - скромная обитель, обставленная скупой доисторической мебелью, какие-то табуретки, на выходные куда-то уезжает...
   Вспомнил Глеб, реставрировал свой взгляд на людей месячной давности - нет, он не обращал на Зайковского никакого внимания, как, впрочем, и на других. Обычный инженер, правда, толковый, грамотный, но более ничем не выделяющийся. Чеканов, если отбросить и не рассматривать визгливо-склочную составляющую его характера, специалист в чём-то не хуже. Но Чеканов заметен, он постоянно на виду, если не увидишь его, так обязательно услышишь. Коля Колотов... - да Глеб чаще замечал невозмутимого и медлительного Николая, чем Зайковского. Если бывал у них в кабинете, то потом определённо мог сказать - Коля был на рабочем месте, когда он разговаривал с Чекановым. Или - Чеканов присутствовал, если в тот день беседа велась только с Колотовым. А Зайковский?..
   Глеб отчаянно припоминал - ведь бывали же такие ситуации, когда подойди к нему и спроси: "А Зайковский на месте? Ведь ты только что вышел от них". И Глеб не смог бы точно ответить - сидел ли Игорь за своим столом или временно отсутствовал...
   А потом он вспомнил тот блёкло-зелёный листок...
  
  
  * * *
   Ситуацию взорвал один случай. Закрутилась история с бешеной скоростью, покатилась огненным колесом к логическому (или нелогическому - как посмотреть) завершению.
   Через два дня, когда они вернулись из командировки, вечером, идя домой после трудового дня, Глеб вошёл на территорию своего двора. Осталось только пересечь детскую площадку, стоянку для автомобилей (вечно заставленную так, что не втиснуться), пройти мимо скамеек около подъезда - и можно считать, что он уже дома.
   Сразу же он обратил внимание на непривычную многолюдность двора. Хотя... количество людей, возможно, было не больше, чем обычно. Разница была в том - как вели себя люди и где они находились. Они не рассредоточились как всегда по скамеечкам у подъездов, у детских лесенок и песочниц. Пацаны не гоняли мяч. Мужчины в возрасте не сидели за деревянным столиком в тени тополя, где вечно шли разговоры, "кто больше видел в этой жизни и больше знает о ней". Все были на ногах и небольшими группами толпились в левой части двора. Лица взбудораженных людей. У некоторых в глазах возмущённость, у некоторых растерянность, у других испуг. А есть и такие, у которых отражается всё вместе: и первое, и второе, и третье - все эти далеко не радостные чувства. Слышались нервные восклицания, исходящие как от мужчин, так и от женщин. Но были представительницы прекрасной половины человечества, которые не повышали голоса, они перешёптывались, обжигая друг друга испуганными взглядами. Можно было увидеть фуражки людей, представляющих закон. Около соседнего дома стоит милицейская машина.
   В уединении, на некотором отдалении от основной массы народа, стоял Эдмон - высокий парень. Но точнее будет сказать, не высокий, а длинный - именно так чаще всего отзывались о конституции его тела. Наверное, по той причине, что он был страшно худ, что только ещё больше подчёркивало его высокий рост - более двух метров; длиннющие руки; лицо имел вытянутое; причёска высокая, то есть заметно, что в процессе причёсывания главная цель была придать волосам вертикальное положение - в общем, какой-то весь устремлённый ввысь. Глеб подошёл к нему. Эдмон повернул и опустил голову, их взгляды встретились. В молчании состоялось рукопожатие.
   - Эд, это что за вавилонское столпотворение? - спросил Глеб. - Нет, я ошибаюсь. Не слышу разноязыкую речь. Эти люди мои соотечественники, они говорят на том же языке, что и я. Что заставило их устроить некое подобие стихийного митинга? На территории нашего двора собираются строить супермаркет, и этот факт разжёг гнев в сердцах людей?
   Эдмон молчал, смотрел сверху вниз немигающим взглядом.
   - Так что случилось-то? Эд, введи меня в курс народных волнений.
   - Человека сбили, - наконец-то ответил высоченный Эдмон.
   - Как сбили? Кто сбил? Когда?
   - Минут двадцать назад. "Скорая" только что уехала.
   И замолчал, поедая глазами Глеба.
   - Ого! - удивился Глеб. - Во дворе сбила машина! Они совсем с ума сошли! Это с какой же скоростью надо было нестись!
   - Из арки вылетел. Сбил и между домами ушёл, - Эдмон вытянутой, длинной, как шлагбаум, рукой указывал направление. - На Виноградова выехал, а дальше, поди, по Жукова ушёл.
   - Дела-а-а... - в осуждении качал головой Глеб.
   Эдмон смотрел на него не отрываясь.
   - Ты что на меня так уставился?
   - Это... оно... Глеба... - длинное тело Эдмона пришло в движение.
   Он так и говорил - не "Глеб", а "Глеба", чёрт его знает, по какой причине отдавая предпочтение именно такому варианту произношения имени. Говорил всегда - ещё с тех времён, когда бегали в детских шортиках, когда ещё ходили в школу.
   - Что "оно"? - не понимал Глеб.
   - Оно-то ведь как... Я-то ведь... Оно-то как подумал-то... Думал-то, что ведь оно... Глеба, оно ж ведь на тебя... Не-е-е, не на тебя, а про тебя подумалось...
   - Что ты на меня или про меня подумал?
   Эдмон замер.
   - Ну?!! - выпалил Глеб.
   У него начала затекать шея - неудобно смотреть снизу вверх, задрав голову.
   - Оно ж ведь... Я думал, что тебя.
   - Что меня?
   - Это... оно... тебя сбили.
   - Меня сбили?
   - Оно ж... тебя.
   - Меня?!!
   - Да, - твёрдо сказал Эдмон.
   - А... почему ты решил, что сбили меня?
   - Оно ж... волосы, как у тебя... Глеба, лицо... почти как у тебя... И... оно ж... куртка, как у тебя.
   Он осторожно ткнул длинным пальцем в нагрудный карман джинсовой куртки Глеба.
   Лицо стало серым. Глеб тяжело задышал. Ярость ослепляла. Теперь он ничего не слышал, ничего не видел. Прошла минута. Мелькнул горящей искрой проблеск здравого смысла, и Глеб понял, что идет в соседний двор, а не к своему подъезду. Осмотрелся. Эдмон стоит всё там же и смотрит на него изумлёнными круглыми глазами. Толпа рассеивается. Люди возвращаются к лавочкам-скамейкам.
   Глеб резко развернулся, взял курс на свой подъезд.
   - Настал пункт "F", - горячим шепотом вылетали слова. - Пока я тут наблюдал, присматривался... Ликвидировать, значит, удумали...
   ...Уже в квартире он поставил стул, встал на него. Из дальнего угла антресоли извлечена коробка. С этой объёмной коробкой из-под небольшого телевизора прошёл в прихожую. Летели в разные стороны, отбрасываемые судорожной рукой, какие-то пакетики, свёртки, стопки тетрадей, перевязанные тонкой верёвкой. Со дна коробки вытащил некий предмет, завёрнутый в синюю материю.
   Развернул... Это был обрез.
  
  * * *
   Дед у Глеба был боевой. В прямом смысле этого слова. Прошёл Великую Отечественную войну. С ноября сорок второго до дня победы. Грудь в орденах и медалях.
  Два ранения. А потом, как говорили люди и как помнил Глеб, он всю жизнь неистово работал. Крепкий деревенский дом, большая семья и работа, работа, работа. Дети выросли и разъехались. Но отчий дом не забывали. Когда Глеба на каникулах отвозили к деду, он был счастлив.
   Глеб часто просил его рассказать про войну.
   - Зачем? - по-доброму щурил глаза дед.
   - Как зачем? Расскажи!
   - На рыбалку завтра пойдёшь? - решительно менялась тема.
   - Да!
   - В четыре утра поднимемся. Встанешь?
   - Встану! А про войну расскажешь?
   - Ещё раз спросишь, на рыбалку не возьму, - сурово говорил дед.
   А на рыбалку так хотелось, приходилось принимать условия.
  Дед никогда ни на что не жаловался. Глеб не раз видел - в какие-то моменты дед хотел разразиться руганью на жизнь, такую неладную, и вот-вот это должно было случиться, лицо наливалось краской гнева, глаза вспыхивали, но сдерживался и... шёл работать. В свой сад. Или брал лопату, грабли и шёл в огород.
   Это был пример мудрости, стойкости, трудолюбия.
   Когда дед умер, съехалась вся родня. Глеб на похороны не успел. Опоздал на день. Когда приехал, то увидел такую картину: разбирались вещи - кто и что возьмёт себе. Кому дом достанется, кому мотоцикл. Глебу это было неинтересно. С двоюродным братом Димкой нашли в шкафу коробку с орденами и медалями.
   - Ух ты! - воскликнул брат. - Это знаешь сколько стоит?
   - Не понял? - сказал Глеб.
   - Если продать, - уточнил Дмитрий.
   Глеб шумно выдохнул.
   - Дима, есть такие вещи, за которые сразу бьют в морду. Получи...
   И он замахнулся.
   - Ты что?!! - кричал тот. - Я же так... Типа пошутил.
   - Дима, - сказал Глеб, - есть такие вещи, над которыми не шутят.
   Он сделал шаг ближе, но Димка поспешно покинул комнату.
   А на чердаке Глеб обнаружил этот самый обрез. Зачем он был нужен деду? Было ли у деда ружьё, из которого в какой-то момент получился обрез?.. Глеб осторожно потом расспрашивал родственников - говорят, что когда-то было. Но толком никто не помнил и наверняка сказать не мог. Зачем деду понадобилось отпиливать стволы? Теперь и не спросишь - только догадывайся, смутно предполагай. Жил крестьянской мудростью - на Бога надейся, а винтарь припрячь? Мало ли что? Обрез сподручней ружья? Сосед рассказал, что одно время жил у деда, квартировался, некий Михась - тёмная личность. Имел какие-то дела с председателем. Деревенским он не понравился. Прожил недолго и покинул деревню поспешно. Так, может, это его обрез?..
   Глеб забрал себе ордена и медали деда, с согласия родных, и... уже молча присвоил обрез, смутно предполагая - зачем он ему? Видимо, сработал инстинкт тяги мужчины к оружию. Так и пролежал обрез в коробке на антресоли до этого дня. Никогда Глеб из него не стрелял. Даже не знал - рабочий или уже просто боевая декорация.
  
  
  --- 9 ---
  
   Обрез брошен в пакет. Выскочил из дома. На остановке взял такси. Через пятнадцать минут стоял у квартиры Зайковского. Утонула кнопка звонка... Звонил долго, не сразу убрал палец с кнопки даже тогда, когда понял - звонить бесполезно, хозяина нет дома. Давил механически...
   Поднялся на площадку между вторым и третьим этажом и стал ждать, нервно ходя туда-сюда. Ждал около часа. Курил не переставая. Два раза в подъезд заходили люди, но жили они на первом этаже. За это время сверху никто не спускался.
   Наконец-то бухнула входная дверь подъезда, раздались шаги. По звукам можно определить, что человек поднимается выше первого этажа. Осторожно выглядывая со своей позиции, Глеб увидел - к квартире подходит Зайковский. Перепрыгивая через три ступеньки, кинулся вниз. На ходу распахнул пакет. Выхватил обрез.
   Игорь резко обернулся.
   - Глеб? - его глаза расширились в удивлении.
   Затем опустил взгляд и увидел оружие. По выражению лица можно было точно сказать - он не верил в то, что видел.
   - Глеб, это что? Это...
   - Молчать! Руки поднимаем вверх! Быстро!
   Зайковский подчинился. В левой руке у него пакет с продуктами, в правой приготовленные ключи.
   - Без резких движений, медленно открываешь дверь. Медленно опускаешь руку с ключами и открываешь.
   - Глеб, на тебя что нашло? Что происходит?
   - Ты ещё спрашиваешь?!! Открывай!
   - Спокойно-спокойно. Глеб, я открываю.
   Щёлкнул механизм первого замка. Небольшая заминка - Зайковский никак не мог попасть в скважину вторым ключом... Справился.
   - Руку с ключами снова вверх! Открывай дверь.
   - Я как смогу одновременно держать руки поднятыми и открыть дверь?
   - Присядь и надави на ручку локтём... Вот так... Заходи... И только дёрнись. Шмальну из двух стволов...
   - Глеб, спокойно... спокойно...
   - Смотри на меня! Иди спиной вперёд. Смотри на меня, чтобы я глаза твои видел. Удумаешь дёргаться - по глазам увижу. И сразу пальну. Иди!
   - Как скажешь...
   Они в квартире.
   - Пакет положи на пол, - командовал Глеб. - Брось ключи.
   - Просто разжать кулак?
   - Да!
   Упав, связка ключей громко звякнула.
  - Руки заведи за голову... Вот так.
  Не отводя взгляда и оружия с Игоря, Глеб отступил на шаг назад и налёг спиной на дверь - закрылась.
  - Теперь проходи в комнату... Только без импровизации. Героя из себя делать не надо. Стреляю сразу...
  - Глеб, как скажешь...
  В комнате было темновато.
  - Садись на диван!
  - Сажусь, Глеб, сажусь...
  - Чёрт, где у тебя включается свет?
  - Выключатель слева за дверью.
  Вспыхнул свет.
  - Глеб, мы в квартире. Резких движений я не совершаю и совершать не намерен. Теперь ты можешь объяснить - что происходит? Ты с ума спятил?
  - Ах, какие мы неосведомлённые! Подумать только!
  - Глеб, что происходит?
  - Ты не знаешь?
  Зайковский пожал плечами.
  - Можно я опущу руки? И не направляй на меня обрез.
  - Ага! Сейчас!.. Ладно, ручонки опусти...
  - Спасибо. А теперь объясни - чем вызвано такое... прямо-таки милитаристское нападение на меня? В чём я провинился?
  - Ты не знаешь?
  - Нет.
  Глеб пододвинул ногой табурет. Сел напротив Зайковского.
  - Сегодня во дворе моего дома... Ну, не в самом дворе, а на асфальтированной площадке чуть левее машина сбила человека.
  Глеб взглядом буравил Зайковского.
  - Так, - отозвался тот, слабо и как-то вымученно улыбнувшись.
  - Какая святая наивность! Посмотрите на него, - жёг сарказмом Глеб. - Трогательная неосведомлённость. Игорь, мы так с тобой лихо погружались в события, связанные с покушением на Кеннеди, но какое нам дело до того, что там приключилось на другой стороне земного шара. У нас тут своих приключений хватает.
  - Как я понял... Глеб, во дворе твоего дома... Или где-то рядом... Машина сбила человека. Это событие тебя потрясло. Глеб, но я задам сверхлогичный вопрос - а я-то здесь при чём?
  - Не знаешь?
  - Нет.
  - Я тоже - нет. Вот и пришёл разобраться. Сейчас ты мне всё расскажешь. Всё выложишь на тарелочке.
  Зайковский затряс головой.
  - Наш разговор скатывается в какой-то полнейший абсурд. Глеб, я повидал на свете немало дураков. Должен отметить - ты не из них. Тебя что-то потрясло... Имел место несчастный случай, и простреливает тончайшая логическая связь со мной.
  - Угу, простреливает. Аж так простреливает, что уши закладывает и кровь остаётся на асфальте. Парень-то, которого сбили, так похож на меня. Причёской, волосами, куртка на нём джинсовая, как у меня.
  - Как я понял, - веско ронял слова Зайковский, - тот несчастный имел сходство с тобой?
  - Имел!
  - Так... И что дальше? Глеб, спрашивай. Я готов ответить на любой твой вопрос.
  Глеб хищно оскалился.
  - Что, Зайковский? Настал пункт "F", согласно которому меня необходимо ликвидировать? Так?.. Тебе ничего не говорят - пункты "А", "B", "С" и так далее до "F"? На зелёненьких таких листочках. У тебя на работе в ящике стола лежат. Хотя... чёрт его знает, возможно, уже где-то здесь хранятся.
  Игорь замер, в глазах отображается усиленная работа мысли, затем последовал проблеск понимания. Он медленно поднял руки и сдавил ладонями виски.
  - Господи! - раздался громкий крик. - Так вот в чём дело!
   А потом он засмеялся. Громко. Его сложило пополам. Повалился набок, правую ногу прижимал к животу.
   Глеб вскочил. Табурет грохнулся на пол.
   - Что ржёшь?!!
   Он так сжал обрез, что побелели пальцы.
   - Сел прямо!!!
   - Глеб... спокойно... спокойно... Глеб, это нервное... Не каждый же день на тебя наводят... стволы. Всё! Всё! Извини, сейчас я... успокоюсь.
   Успокоение пришло не сразу. Зайковский раскраснелся.
   - Сядь, пожалуйста, - просил он. - И не наводи на меня оружие. Глеб, всё, всё! Я успокоился...
   - Сволочь! Смешно тебе.
   - Сядь, прошу тебя... Это хобби...
   - Что?!!
   - Увлечение. Хобби.
   - Какое ещё хобби? Зайковский, у тебя сейчас очень трудная задача - ты хочешь меня обмануть, но постарайся сделать так, чтобы я тебе поверил. А лучше всего сказать правду. Сразу, не виляя.
   Мгновенно Игорь стал серьёзным.
   - А... ты откуда узнал о... бланках?
   - Наткнулся. Случайно. Пришёл за документацией. Тебя нет. Коля и говорит - посмотри в ящике стола. Я выдвинул и наткнулся.
   - Ах, Коля паразит...
   - Давай-ка, мил человек, Колю трогать не будем. Ответ не ему, а тебе держать.
   Зайковский глубоко вздохнул.
   - Глеб, у меня есть хобби...
   - Послушай, если ты намерен...
   - Не намерен! - крикнул Игорь. - И отведи обрез. Я не супермен. Я не собираюсь проделывать резкий кульбит, выбить ногой оружие из твоих рук и завладеть ситуацией.
   - Плохо просишь, - ядовито сказал Глеб.
   - Ну, направь хотя бы в пол.
   - Ты про хобби рассказывай. Это что же у тебя за увлечение?
   Глеб чуть опустил обрез, направив его на ноги Игоря.
   - Очень просто. Я моделирую в голове ситуацию, - сказал Зайковский.
   - Что ты делаешь?
   - Воображаю некую ситуацию. Выдумываю.
   - Зачем? - искренне удивился Глеб.
   - Хобби такое, - приглаживая рукой волосы и не отводя взгляда от Глеба, сказал Зайковский.
   - И что дальше?
   - И... отбираю несколько человек.
   - Кого именно?
   - Когда как. А чаще тех, с кем работаю. Они на виду, видишь поведение, характеры.
   - Ты дурак, что ли?!! Моделист-конструктор виртуальный! Какая ещё ситуация? Какие ещё люди? Что ты мне здесь втираешь?
   - Глеб, уважай чужие слабости. Я тебе говорю серьёзно.
   - Давай-ка, парень, с самого начала. Не улавливаю я суть твоего хобби.
   - Как скажешь. Глеб, только дослушай до конца, а уж потом дураком будешь обзывать.
   - Я весь внимание. За тем и пришёл.
   - Я представляю себе ситуацию. Предположим... несколько человек нашли деньги. Беру бланк. Там пункты...
   - Знаю, - зло вставил Глеб.
   - Первый пункт, предположим... сто рублей. Второй пункт - тысяча. И так по возрастающей. Последний пункт... ну... десять миллионов.
   - А какие-то люди здесь при чём?
   - Отбираю человек пять и... присматриваюсь к ним. И заполняю пункты - как они себя поведут. Пункт "А" - как себя поведёт в данной ситуации Чеканов или Коля Колотов... Или ты. Потом переходим к пункту "В"...
   Зайковский замолчал. Они во все глаза смотрели друг на друга. Игорь хотел понять, какое впечатление произвели его слова. А Глеб покусывал нижнюю губу, и в принципе был понятен ход его мыслей - над ним или тонко издеваются, или всё-таки... поверить?
   - А где ты... эти бланки берёшь?
   - Глеб, вот это проще простого. Идёшь в типографию, которая шлёпает буклеты, открытки, календарики. Делаешь заказ. Потом приходишь, расплачиваешься и забираешь.
   - Ты... сумасшедший... Нет такого хобби. Не бывает.
   - Глеб, каждый из нас сходит с ума по-своему. Мне кажутся сумасшедшими собиратели... скажем, бабочек. Что за радость такая? Насекомыми в стеклянных коробочках стены увешивать.
   - Значит, при возникновении ситуации, которой соответствует пункт "F", когда я, Чеканов и Колотов найдём десять миллионов... Они придушат меня? Огреют металлической трубой по голове? Это им так как бы рекомендуется? А что они мне там должны будут разъяснять? Контролировать и разъяснять. Чтобы я им добровольно отдал?
   - Нет, - взмахнул руками смеющийся Зайковский.
   Глеб мгновенно поднял обрез.
   - Спокойно сиди! И улыбку убери с лица. Пока неубедительно ты здесь лопочешь.
   - Всё, всё, всё! Глеб, спокойно-спокойно!
   Зайковский поднял руки. Затем медленно стал их опускать. Улыбка пропала.
   - Глеб, спокойно... В отношении тебя я нарисовал в воображении... другую ситуацию.
   - Это какую же?
   - Представь себе... Надвигается опасность. Серьёзная опасность. И ты это осознаёшь.
   - Какая опасность? Конкретнее нельзя?
   - Глеб, не важно какая. Важно другое...
   Взгляд у Зайковского немного затуманился.
   - ...Опасность серьёзная. Очень серьёзная. Начинаем рассматривать варианты. Пункт "А" - об угрозе стало известно за месяц. Здесь я поставил прочерк. За это время можно подробно рассказать всем, и лично тебе, о сути опасности, принять меры оборонительного характера. Даже продумать способы не только обороны, но и наступления. И здесь присутствует вот какой момент - за месяц ты сам поймёшь... Глеб, если тебе ничего не будут объяснять напрямую, ты сам прекрасно во всём разберёшься. У тебя будет время присмотреться, осмыслить, проникнуться. Когда будет выстраиваться линия защиты, ты будешь понимать и видеть, почему так происходит. Будешь ли ты соглашаться именно с таким построением оборонительных порядков или нет - другой вопрос. Самое главное - есть время разобраться самому. Пункт "В" - времени две недели... Тоже вполне достаточно - рисуем прочерк. Пункт "С" - неделя! Тоже, думаю, времени хватит, если работать по двенадцать часов в сутки. Прочерк. Двигаемся дальше - пункт "D". Здесь временной интервал от того момента, как стало известно об угрозе, до момента, как угроза оказалась в непосредственной близости - три дня. Глеб, при возникновении такой ситуации...
   Туман во взгляде Зайковского пропал - смотрит ясными глазами.
   - ...надо будет проводить разъяснительную работу, а с тобой в обязательном порядке. Лично с тобой!
   Он ткнул пальцем в сторону Глеба.
  - Парень ты решительный, склонен к импульсивным поступкам, но... энергия твоих поступков может иметь не тот вектор. Не туда направлена... Предположим, враг наступает. Чтобы затруднить продвижение войск противника, кто-то выдвигает идею - взорвать мост. Автором такой идеи можешь быть ты. Запросто. И больше не рассуждая, не разглагольствуя, ты начинаешь действовать. Глеб, тебе уже надо разъяснять. Чтобы ты правильно оценивал ситуацию - тебе надо растолковывать, разжёвывать. Дать как можно больше информации. И когда тебя проинформируют в достаточном объёме, ты поймёшь, что первая же мысль, влетевшая в твою голову, неправильная - мост взрывать нельзя. Пока он нужен для быстрого отхода наших войск, для вывоза раненых и стратегически важного оборудования. А на этой стороне уже идёт полным ходом перегруппировка войск. Через день мост будет нужен для решительного контрнаступления. Осуществить быструю переброску войск и выйти на оперативный простор... Оставим военную тематику. Возьмём пример из реальной жизни. Помнишь проект с "Мотор сервис"?
  - Помню, - ответил Глеб.
  Он выглядел уставшим, плечи поникли, словно на плечах лежал невидимый груз.
  - Так вот, - продолжал Зайковский, - я же присутствовал при той аварийной ситуации. Сергиенко нас всех туда кинул. И как ты себя повёл?
  Глеб не ответил, он смотрел на Игоря тяжёлым суровым взглядом.
   - Ты же... - Зайковский мягко, как-то осторожно заулыбался. - Глеб, ты сразу бросился менять трансформатор и блок питания. Ты уже был склонен заменить всю систему управления. Остановил тебя Коля Колотов. И вовремя. Ещё бы полчаса, и ты бы всё демонтировал к чёртовой матери, всё бы разобрал. И только бы усугубил положение. И как ни удивительно звучит - ты был прав! Глеб, ты был прав, когда действовал в рамках того объёма информации, который тебе предоставили. Но у тебя не возникло и тени мысли о том, что ты чего-то не знаешь, что могут быть другие варианты разрешения проблемы. Вот как оно есть, так оно есть - ты действуешь в рамках имеющейся информации, и действуешь решительно. А Коля тебя остановил, он довёл до тебя другую информацию. Ту, которой ты ещё не владел. Разъяснил тебе. Разъ-яс-нил! И ты снова, действуя быстро и решительно, справился с проблемой. Но теперь твои прямо-таки яростные действия были направлены в нужное русло... Глеб, это я уже фактически перешёл к пункту "Е", когда при возникновении опасности, аварийной ситуации именно тебя надо в первую очередь взять под контроль. Контролировать и разъяснять. Чтобы ты дров не наломал. А теперь...
   - А теперь перейдём к пункту "F", - хищно заулыбался Глеб.
   - Ага, - кивнул Зайковский. - Рассмотрим самый аховый случай. Опасность появилась неожиданно. Только что было всё нормально, и вот раз - шарахнуло! Никто не может понять, в чём дело! Кругом гарь и огонь. Корабль угрожающе кренится. А это может быть и не корабль. Группа людей находится на некой подводной станции, или в космосе, или глубоко в недрах земли, или высоко в горах, или в тайге, или на антарктической станции. Эта команда выполняет некую задачу. Ты можешь себе это представить?
   - Могу! - зло выпалил Глеб.
  - Отлично! Ты находишься в составе этой команды. У тебя конкретная задача, и ты над ней работаешь. Тебе не очень интересно, чем занимаются другие. Биолог там с пробирками возится, физик проводит какие-то эксперименты. И вот произошла авария. Глеб, ты врываешься в некий кабинет и видишь человека за пультом. Ты не знаешь, что этого человека нельзя отвлекать. Он ежесекундно отслеживает ситуацию. Лихорадочно перебирает причины катастрофы. Он включает системы резервного обеспечения. Он ежесекундно борется за жизнь корабля, станции и всего экипажа. У него рука на пульсе. Ещё десять секунд - и он начнёт отдавать чёткие приказы, кому какую позицию занять, какие системы отключить в срочном порядке, какие отсеки заблокировать. А ты, Глеб...
   Глеб тяжело дышал, заметно поднимались и опускались плечи, как будто он только что пробежал марафонскую дистанцию...
   - ...Ты не понимаешь этого. Импульс рвёт твою душу. Тебе надо действовать, но, что делать, ты не знаешь. Тебе кажется, что остальные занимаются не тем, чем надо. Надо срочно что-то предпринимать. А предпринимать в твоём понимании - значит, нестись сломя голову, в единицу времени производить как можно больше движений. Не сидеть, уставившись в монитор, не раздумывать, а действовать. Ты хватаешь человека, сидящего за пультом, за шкирку. Ты выволакиваешь его на середину кабинета. Ты кричишь: "А чего расселся?!!" Глеб, ситуацию можно было спасти, если никого не трогать, дать быстро и спокойно разобраться. А ты... А ты тронул... Человек вынужден тратить драгоценные секунды на разъяснение, на объяснение своих действий... Пока он тебе втолковывал, время упущено - погиб он, ты и все остальные.
   Зайковский с силой провёл ладонью по своему лицу. Шумно выдохнул.
   - Вот так-то, Глеб. И если он выхватит пистолет и всадит в тебя пулю, то... в чём-то будет прав.... Но это крайний случай. "Ликвидировать" у меня имеет более широкий смысл. Это не значит - убить. Это вывести из активного обращения. Это нейтрализовать на время - закрыть в чулане, в каком-нибудь кубрике, связать руки-ноги... И эта история, про которую ты рассказал, с которой ты ко мне пришёл. Как я был прав! Впрочем, как всегда. Кого-то, очень похожего на тебя, сбила машина... Ты имеешь отрывочные сведения. Но ты сразу же схватился за обрез. Сразу... Кстати, откуда он у тебя?.. Ты бы ещё с вилами прибежал...
   - Не важно, откуда... - выдавил из себя Глеб.
   В воздухе повисло тяжёлое молчание.
   Оборвал его Глеб:
   - Выходит так, что ты меня в... придурки записал.
   - Нет... Никуда я тебя не записывал. Глеб, я не записываю, я не назначаю кого-то кем-то, я наблюдаю и констатирую.
   - При возникновении аховой ситуации меня надо нейтрализовать, ликвидировать, вплоть до убийства, запереть, повязать... Интересно... Интересно... Слово-то у тебя с двойным дном получается - "ликвидировать"... А на кого ты ещё заполнил бланк?
   - Ну... На Чеканова.
   - И что же там?
   - Там... А там ничего интересного, всё просто. Напротив буквы "А" записано - "немедленно отстранить". Напротив буквы "В" - "как, он ещё не отстранён?" Дальше повторяется, только в каждом последующем пункте добавляется знак вопроса. В третьем пункте их уже два в конце предложения, в четвёртом - три...
   - Понятно. И, правда, всё просто. Проще не бывает. Мне кажется, что я оказался в более выгодном положении, чем Чеканов. У меня хотя бы три прочерка, а у него ни одного. Вот уж не знаю - радоваться мне сейчас или нет?
   - Глеб, - Зайковский подался чуть вперёд. - А в конце я провожу контрольный, так сказать, итоговый анализ. Составляю список. Для пункта "А" подойдут вот эти люди, при возникновении ситуации, которая обозначена буквой "В", нужны вот эти кадры. И так далее. Чаще всего последнему пункту соответствует очень короткий список. Если изначально было десять человек, то остаётся два-три... Но это смотря какую ситуацию моделировать. Бывает и так, что под первый пункт подходят два-три человека, а под последний все десять... А хочешь, я тебе расскажу, как ты себя вёл, когда обнаружил бланк?
   - Попробуй.
   Игорь откинул голову назад.
   - Так... Глеб, сначала ты растерялся. Это нормально. Ты вышел... Подумал немного. Скорее всего, на лестничной площадке между этажами. Там ты частенько останавливаешься покурить. А потом... бросился назад... Ты готов был меня растерзать, схватить за грудки, душу из меня вынуть... Я прав?
   Он опустил голову и смотрел с хитринкой.
   - Прав... Гениальный провидец, - ответил Глеб.
   - Тогда почему проблема сразу не разрешилась?
   - Закрыто у вас оказалось... Разбрелись вы все по разным направлениям. Тебя Сергиенко на базу отправил. Чеканов отсутствовал, Коля тоже вышел... А потом я остыл... И решил понаблюдать за тобой.
   - Понятно, - сказал Зайковский.
   Он смотрел на обрез.
   - Глеб, а ещё я вот что хочу тебе сказать - если ты настроен так решительно, то курки бы на оружии взвёл... И ещё - а обрез-то у тебя заряжен? Там патроны-то есть? Ты чем собирался стрелять в меня, если уж дело до этого дошло бы?
   Опустив взгляд, Глеб смотрел на обрез, лежащий на коленях, так, словно впервые увидел его. У него никогда не было патронов. Соответственно он ничем не мог зарядить этот обрубок ружья. И почему он не подумал об этом очевиднейшем факте, когда доставал коробку с антресоли? Когда ехал в такси? Когда поджидал Зайковского?
   - Вот видишь, Глеб, - сокрушённо качал головой Игорь, - как у тебя жажда действий перекрывает здравый смысл. Ноги на километр впереди головы. При... возникновении... аховой ситуации...
   Глеб приподнял обрез, вздохнул тяжко и положил оружие на стол. Раздался тяжёлый гулкий звук при соприкосновении металла с деревом.
   Зайковский поднялся, прошёл к окну.
   - У тебя курить можно? - спросил Глеб.
   - Курить? - поворачивал голову Игорь. - Да... пожалуйста. Сейчас я банку из-под кофе принесу. Под пепельницу пойдёт... Кстати, давай уж чай попьём. Тебе чаю или кофе?
   - Кофе, - буркнул Глеб.
   - Тогда подожди немного. Чайник на плиту поставлю... Ах, да - тебе же пепельница нужна. Сейчас принесу, а затем кипяток организую.
  
  
  --- 10 ---
  
  На столе появились дымящиеся чашки. По комнате распространился запах кофе. Теперь они оба сидели на табуретах напротив друг друга. Задумчиво помешивая ложечкой ароматную жидкость, Глеб поднял глаза и сказал:
  - Вот такое, значит, у тебя хобби... Да-а-а... Живи и удивляйся. Кто-то бабочек коллекционирует, кто-то крепко подсел на филателию, кого-то интересуют купюры, а ты, значит, составляешь списки... Игорь, а ведь ещё много вопросов к тебе имеется.
  - Спрашивай, но постарайся не переходить рамки дозволенного.
  Глеб скривил рот в какой-то вымученной усмешке.
  - Конструктор Саня Иванов как-то видел тебя в кафе в компании с очень... важным господином... Это кто был? Он тоже попал под увеличительное стекло твоего хобби? И каким образом?
  - Это как тебя понимать? - сказал Игорь, сохраняя улыбку на лице. - Ты обо мне с Ивановым беседовал? Специально?
  - Угу, - произнёс Глеб, глубоко затягиваясь сигаретой.
  - Возможно, возможно, - Зайковский весело щурил глаз. - Возможно, и видел меня Иванов с кем-то, а может, ему почудилось.
  - Игорь, не возможно, а видел. И ничего ему не чудилось.
  - И что удивительного и загадочного в данном факте? - не понимал Зайковский. - У меня есть личная жизнь. С кем хочу, с тем и встречаюсь. Ну, сидел с кем-то в кафе. И что?
  Во взгляде Зайковского утвердилось недоумение.
  - Насчёт второго утверждения я с тобой согласен. Твоя жизнь, как хочешь, так и живи, главное, не ущемлять интересы оказавшихся поблизости людей. А насчёт "удивительного и загадочного"... Э-э-э нет, Игорь, Иванова данный факт удивил. Удивительное выражало себя вот в чём - важный был господин, серьёзный, денежный. Такие просто так в кафе не заходят. Не чета тебе господин... Охранник при нём...
  Зайковский добродушно рассмеялся, словно ему рассказали свежий анекдот, и рассказал человек, от которого трудно было ожидать короткой смешной истории.
  - Эх, Глеб... чёрт с тобой... Раз у нас с тобой пошёл такой разговор... Глеб, я тебе расскажу одну историю... У меня есть друг. Друг детства. Хороший друг, настоящий. По молодости мы были не разлей вода. Но... Годы-то летят, в детстве, молодости общались часто, но потом пути-дороги разошлись. У меня обозначились одни интересы, у него сформировались свои приоритеты. Бывает. Кто-то генералом в тридцать лет становится, а кто-то до пенсии в простых слесарях проходит. И стал он... большим человеком. Стоит во главе компании. Встретились мы как-то... Посидели, поговорили. Он на жизнь жаловался. Я заметил одну странность - чем выше человек на социальной лестнице, тем красочней он расскажет тебе о своих проблемах, не задумываясь над тем, что кому он жалуется, может иметь ещё больше проблем.
  - Ага, - ехидно соглашался Глеб. - У кого одна рубаха, и та дырявая, а кому жемчуг мелкий. Жемчуг - это серьёзно, а про рубашку даже скучно разговаривать. Сюжет, заезженный веками.
  - Ну-у-у... где-то из этой серии, - сказал Зайковский. - Опустим это не всегда точное и справедливое социально-психологическое наблюдение, перейдём к фактам. Проблемы у него в компании. Конкуренты поджимают. Новых тем нет, а на старых долго не протянешь. А я тогда находился в состоянии свободного полёта. Если сказать просто, то нигде не работал. И предлагаю другу - могу поработать у тебя месяца два. А он - почему два месяца? Если хочешь, то можешь оставаться дольше. Короче... не об этом речь. Я стал работать у него. Общаться с людьми. А к концу второго месяца встретился с другом и...
  - И сказал, что кругом одни бестолочи? - вставил Глеб. - Всех уволить!
  - Нет... Я никого не оскорблял. В бестолочи никого не записывал. Я ему положил на стол список.
  - Какой ещё список? Кого пристрелить сразу же, как только на горизонте появится угроза? Только появился слабый призрак банкротства - схватить пистолет и разрядить всю обойму. Наверно, начать стоит с главного бухгалтера.
  - Нет... Глеб, нет. Стрелять в кого-либо не надо. А надо... Кого и куда назначить. Кому что доверить. Кому с кем лучше работать и почему. К чьему мнению прислушаться, и почему надо прислушаться. Кого отгородить от всех, чтобы никто не влиял на его умственные процессы, не советовал и не подсказывал, не давил и не создавал нервозной обстановки. Список носил исключительно рекомендательный характер. Здесь я не моделировал некую абстрактную ситуацию. Я исходил из реальной жизни. Оперировал реальными людьми - их характерами, возможностями...
  - И что друг? Какое впечатление на него произвёл список?
  Зайковский скривил губы.
  - Сначала отнёсся с недоверием, но этого и следовало ожидать. Нормальная реакция, легко прогнозируемая... А потом решил попробовать. Терять-то всё равно нечего... И получилось...
  - Хм, - произнёс Глеб с сомнением.
  - Но не это главное, - нотки сожаления засквозили в голосе Зайковского.
  - А что главное?
  Игорь помолчал, отхлебнул из чашки.
  - Свинью он мне подложил...
  - Ого! - воскликнул Глеб. - Не понял? Что ещё за свинью? Насколько я понимаю, свинью жирную, хорошо упитанную, не распространяющую тонкие запахи французской парфюмерии.
  - Где-то именно такую. Он стал... меня рекомендовать знакомым. Далеко не всем, но... в определённых кругах я известен. И главное, он стал это делать, не спрашивая меня, не советуясь. А поступать так нельзя.
  - Игорь! А что здесь плохого? - Глеб выглядел немного растерянным.
  - А то! - взгляд у Зайковского стал жёстким и непримиримым.
  - Нет, ты подожди, - Глеб водил пальцем над столом. - Тебе же не в руднике предложили работать. Не кайлом же махать. Сидишь где-то тихо-смирно, зыркаешь по сторонам. Списочек свой кропаешь - кому надо в рот заглядывать, не совершая резких движений, кого наручниками друг к другу пристегнуть, чтобы даже в туалет вместе ходили, кого в подвал посадить, а на люк, туда ведущий, положить бетонную плиту - мало ли, вдруг кто-то его отвлечёт, и в такой момент, когда гениальную идею почти схватили за ускользающий хвост.
  - Глеб, - Зайковский смотрел на него с сочувствием, так смотрят на человека, интеллектуальные способности которого неожиданно оказались ниже рассчитываемого уровня. - Это у меня хобби. Понимаешь? Хобби - значит, когда хочу, тогда и делаю, исключительно в своё удовольствие. Под настроение. В охотку. Если же это работа, то - хочешь, не хочешь, а делать надо. Надо выполнять взятые на себя обязательства. А дело это щекотливое...
  - Если ты встречался с тем господином в кафе, то выходит так, что иногда у тебя это не хобби, а выполнение заказа... - начал Глеб.
  Но Зайковский его довольно грубо перебил:
  - Это у меня хобби, временами переходящее в работу. Точечный заказ. Не для всех.
  - Странно... Игорь, странно... Что-то не сходится у тебя. Быть инженером тебе по душе, а составлять...
  - Да! По душе... Тебе кипятка ещё подлить?
  - Можно, - Глеб пододвинул свою чашку.
  После того как Зайковский разлил воду и поставил чайник, он бухнул перед Глебом высокую фигурную банку.
  - Кофе ещё бери.
  Волна чувств захлестнула Глеба. Он вскочил.
  - Что ты мне здесь втираешь?!! - крикнул он.
  - Не понял? - удивлённо сказал Зайковский.
  - Игорь, во главе компаний стоят неглупые люди. Ох, ты! Проблема - людей расставить! Увидеть - кто на что способен! Подумаешь, какое сложнейшее уравнение с десятью неизвестными. Люди работают годами, отлично друг друга знают. Руководитель почти каждый день раздаёт задания, даёт указания, распоряжения. Он видит - кто и как справляется, кто на что способен. Он оценивает людей по реальным делам. Но! Дела у него идут не так, как хотелось бы. И тут появляется гений Зайковский. Он посидел за столом, вприщур присматриваясь к коллегам, временным коллегам, надо сказать, походил туда-сюда, не переставая цепко присматриваться. И в один прекрасный момент - бац! Он знает, он всё понимает. Никто догадаться не смог. А он смог! Игорь, чтобы хорошо узнать одного-то человека, требуются годы. А ты, гениальный наш, за два месяца всех насквозь увидел! Всех! Никто до тебя ничего не видел и не понимал!
  Произнося эту тираду, Глеб раненным и разъярённым тигром прохаживался вдоль стола. Оборвав речь, он остановился, упёрся руками в стол, заглянул в глаза Зайковского.
  - И ты хочешь, чтобы я тебе поверил? - спросил он. - Хочешь, чтобы я серьёзно воспринял твой рассказ.
  - Не верь, - усмехнулся Зайковский. - Глеб, я не настаиваю на том, чтобы ты поверил. Ты спросил, я ответил. А про что-то рассказал по доброй воле. В этот момент ты на меня обрез не наводил. И мне плевать - веришь ты или нет.
  - Та-а-ак...
  Глеб сел на табурет.
  - Закончим разговор, - произнёс подытоживающим голосом Игорь.
  Проползла длинная минута, в течение которой Глеб набирался смелости на следующий вопрос. Он закурил новую сигарету. Жадно затягивал.
  - Говорят, что тебя хотели у нас в заместители назначить? - наконец-то вырвались слова.
  - Да, было дело...
  - Это благодаря... твоему хобби? Геннадий Викторович в курсе твоего увлечения?
  - Про увлечение он не знает, и ни к чему ему о нём знать... Помнишь проект "Алмаз"?
  - Помню, - кивнул Глеб.
  - Я в него душу вложил, - зло сказал Зайковский. - А всё пошло наперекосяк. Мало того, что поставщики комплектующих подвели, так мы сами себе необязательные проблемы создали. Глупые проблемы. По предварительным результатам выходило так, что уходим мы в глубокий минус. Чеканов, придурок, лезет, куда его не просят, ещё больше путаницы наводит. Конструктора в расчётах ошиблись, исходя не из тех начальных данных... Увидев такое положение дел, я плюнул и зашагал к Геннадию Викторовичу...
  - И что? - подался вперёд Глеб.
  - Выдвинул ему предложение. Список положил на стол. На словах дополнил, обрисовал расклад. Старик минут пятнадцать думал. Попросил через час зайти... Через час я поднялся к нему... Он согласился со мной. Через две недели проект завершили.
  Зайковский опустил голову.
  - Понравилось ему, как я всё расписал... Ну, а ещё через неделю должность при нём предложил... - еле слышно сказал Игорь.
  - Списки составлять? - спросил Глеб.
  - Где-то так...
  - Игорь, но ты же... ты же...
  - Что?
  - Много на себя берёшь. Ты кто?.. Господь Бог, чтобы судить и миловать? Кто тебя уполномочил? Не тебе же решать! Что ты лезешь туда, куда тебя не просят? Составитель списков...
  Зайковский вздёрнул голову и обжёг взглядом Глеба.
  - Ты говори, да не заговаривайся. Я ничего не решаю! Я никого не сужу, я ни на кого не наговариваю, я никого не подсиживаю, я не оцениваю недостатки, я отбираю в людях позитивное в проекции на конкретную ситуацию - кто и чем может быть полезен, я объективно оцениваю и предлагаю.
  Слово "предлагаю" было выделено интонацией.
  - И уже право человека принять предлагаемое мной или отказаться... Кстати, - Зайковский откинулся чуть назад, злым прищуром всматриваясь в Глеба. - А скажи-ка мне... Кто из нас троих самый ценный специалист?
  - Ты, Чеканов и Колотов? - уточнил Глеб.
  - Да... Хотя можешь дальше не продолжать. В каком порядке ты расставил фамилии, и есть готовый ответ.
  - Подожди, - Глеб остервенело тушил окурок в банке. - Игорь, ты хороший инженер, это тебе каждый скажет. Чеканов тоже, даже с поправкой на его поганый характер. А Коля...
  - Самый ценный у нас Коля Колотов, - ошарашил Зайковский.
  - Чего-о-о? - лицо у Глеба вытянулось, на нём застыло изумление. - Коля Колотов?
  - Да. Коля Колотов... Глеб, вот представь себе... Дремучий лес. От горизонта до горизонта, - Зайковский провёл ладонью над столом. - Ставится задача: построить здание. За дело берётся Колотов. Он вырубает лес. Выкорчёвывает пеньки. Откатывает в сторону валуны. И это ещё не всё. На образовавшейся площадке Коля выкапывает котлован. Заливает фундамент. И это ещё не всё. Он ещё до вырубки леса и до фундамента прорубает просеки, прокладывает дороги, ставит столбы, протягивает провода. Вдоль дороги выкапывается траншея, и в неё кладутся трубы. Через месяц на стройке есть всё, что необходимо для успешного строительства - электричество, вода, подъезды, вагончики для строителей. Можно строить. И здесь появляюсь я. И начинаю строить дом. Потом подтягиваются отделочники, электрики, сантехники, кровельщики. Они видят только того, кто строит вместе с ними дом, то есть меня, а не Колю Колотова. Наличие всех коммуникаций они воспринимают как должное, не догадываясь о том, какой колоссальный объём работы был проделан. Глеб, кто прибил последнюю красивую расписную доску, ещё не значит, что построил весь дом. У нас семьдесят процентов работы выполняет Коля Колотов. Не я, не Чеканов, а незаметный парень Коля Колотов. Он как маленький трактор с неограниченным запасом горючего. Глянешь - вроде как копается, пыхтит не спеша. А посмотришь через неделю - мать родная! Триста гектаров вспахал! Работает медленно, но методично, верно, рассчитывая каждый шаг. Если вернуться к стройке - он ни одного дерева лишнего не срубит, ни одного лишнего столба не поставит! Бетона будет залито столько - сколько надо! И он бы сам дом построил. Легко и непринуждённо! Но работает не так быстро, как все хотят. И правильно - его основательность, методичность, расчётливость только потеряют при повышении скорости. Потеря качества при повышении скорости. Коля же, когда я и он что-то вместе прорабатываем... всё распишет, комментарии оставит, ссылки все укажет, всё сверит, у него цифра в цифру сходится всегда и везде. Глеб, после его подготовительного задела песня, а не работа! Песня!
  Зайковский взял паузу. Шумно глотнул остывшего кофе.
  - И проект "Алмаз", - продолжил он. - Его на восемьдесят процентов вытянул Колотов. Мои двадцать процентов.
  - Подожди, - непонимание сквозило во взгляде Глеба. - Ты сказал, что душу в этот проект вложил? И только на двадцать процентов?
  - Вот на эти двадцать процентов и вложил! Сколько было моих процентов, настолько и расстарался.
  - А Чеканов?
  - Ну... Чеканов тоже постарался. Я рассчитывал на полпроцента, а он выдал аж целый процент. Чёрт с ним - пускай у меня будет не двадцать, а девятнадцать процентов. Один запишем на Чеканова, а то мы как-то забыли про него.
  - Игорь, Чеканов же...
  - Стоп! - ударил ладонью по столу Зайковский. - Чеканов - это... Если рассматривать людей под футбольным углом, то Чеканов ярко выраженный форвард, вальяжно прогуливающийся на чужой половине поля. Бегает впереди и ждёт классной передачи. А Коля Колотов трудяга. Он отработал в обороне, перешёл в линию полузащиты, обвёл полкоманды соперника и выдал отличный пас Чеканову - тот только ножку подставил. И гол! Ура-а-а! Наши победили! Чеканов принимает поздравления, после матча раздаёт автографы, даёт интервью журналистам. А если ему плохо пас дали? И он не забил гол? Ведь не всегда же Коля Колотов полкоманды легко пройдёт... Вот здесь Чеканов начинает орать - не так пинаешь, не так головой играешь, неправильно позицию занимаешь и ноги у тебя не из того места растут. Чеканова видят все. Он орёт, и всем весело, пока у него до зрителей дело не дойдёт. Развлекаловка. Шоу! Победный гол, внимание зрителей, лавры победителя достаются Чеканову...
  Зайковский опрокинул в рот остатки кофе. Опустил руку и запустил по гладкой поверхности стола пустую чашку - та скользнула и остановилась в десяти сантиметрах от края.
  - Глеб, давай завтра обойдём весь наш славный коллектив?
  - Зачем?
  - Спросим их мнение о Коле Колотове.
  - Зачем ноги топтать... Я тебе и так скажу...
  - Вот! - в глазах Зайковского сверкнуло ожесточение. - Правильно! А сколько лет вы все его знаете?!! Сколько лет он работает под руководством Сергиенко?!! И для всех - Коля Колотов такой вот медлительный, тормознутый, не совсем тупой, в чём-то даже соображает, сидит за компьютером, на клавиатуре щёлкает. Что он там щёлкает? Кому он там щёлкает? Людям неинтересно. Они не видят его титанического труда. Даже отработав рядом с Колотовым годы - не видят! Не видят такие же, как он, что уж говорить о Геннадии Викторовиче... Придурок Чеканов для всех специалист! Скандальный, склочный, эмоциональный, но специалист. Сделает на копейку, а в крике зайдётся на червонец! Люди видят эмоции и яркие краски! Суть же, которая серым фоном перед лицом у каждого, - не видят! Образно выражаясь - Чеканов в окружении толпы кнопку "пуск" нажал, и машина заработала. Все в восторге! А кто схему разработал? Кто смонтировал и топливо залил? Кто всё подготовил?.. Это людям неинтересно. Интересен процесс нажатия кнопки. Интересен конечный результат, а при конечном результате почти всегда Чеканов или... я. И о-о-очень редко Коля.
  - Да-а-а... - протяжно выдавил из себя Глеб.
  Он покусывал нижнюю губу и бросал на Зайковского короткие взгляды.
  - Да-а-а... - снова произнёс он. - А ты прав... Прав... Как-то я не обращал должного внимания на Колю... Сидит себе... Работает... Игорь, а скажи мне...
  Глеб извлёк из пачки очередную сигарету.
  - ...На меня произвёл впечатление пример с Колотовым... А неужто... Если рассмотреть ситуацию в общем. Неужто есть люди, которые готовы воспринимать всерьёз твои списки?.. Я представляю себя на месте Геннадия Викторовича.
  - И что?
  - Ко мне заходит инженер Зайковский... Я - Геннадий Викторович. И кто такой для меня Игорь Зайковский? Так себе - ну, инженер. Ну, неплохой инженер. Ну, есть у него некоторые соображения.
  - Глеб, я тебе привёл пример только с Колей Колотовым, и на тебя он произвёл сильное впечатление. Ты же не слышал мои аргументы, которые я выложил перед Геннадием Викторовичем. Ты же не знаешь, что я ему сказал.
  - Не знаю.
  - А раз не знаешь, то лучше промолчи.
  - Так выкладывай сейчас свои аргументы. Я их с большим интересом выслушаю.
  - Не буду.
  - Почему?
  - По кочану... Глеб, а лучше расскажу я тебе одну историю...
  - Какую ещё историю?
  - Ты слушай, заноси в резервную область памяти. Складируй в подвалах подсознания. Не каждый день тебе такое расскажут...
  
  
  --- 11 ---
  
   В кабинете с высокими потолками полумрак. Шторы задёрнуты не плотно, дневной свет проникает сквозь неширокую щель; отчётливая светлая полоса на длинном столе, стоящем в центре кабинета. За столом, на самом дальнем конце от окна, напротив друг друга сидят двое. Это Первый и Второй.
   Кроме этих двоих, присутствовал ещё один человек. Он сидел на стуле с высокой спинкой, но не за столом, а чуть дальше. На нём френч. Сапоги до колен. В руке дымящаяся трубка. Пронизывающий взгляд внимательных глаз. Вот он поднимает свободную руку и бережливым движением приглаживает усы. Смотрит то на Первого, то переводит взгляд на Второго.
   Молчание продолжалось недолго. Первый поднял и повернул голову. Они встретились взглядами.
   - Говори, - сказал человек во френче. - Я же вижу, что ты хочэшь что-то сказать.
   В его голосе явственно присутствовал мягкий акцент. Речь была неторопливой, слова произносились немного нараспев. Он затянулся трубкой, и на несколько мгновений его цепкие глаза скрыл клуб сизого табачного дыма.
   - Коба, - заговорил Первый, смело и одновременно с этим как-то печально смотря на человека с трубкой, - как ты думаешь, а кто является главным врагом революции?
   - Хм, - во взгляде Кобы появилась хитринка.
   Он ещё раз затянулся. Затем вынул трубку изо рта, мягким движением повёл ей в сторону Первого.
   - Я отвэчу на твой вопрос. И ты знаешь, что я отвэчу. В твоём вопросе есть подвох. Те, кого лишили власти, отобрали заводы и фабрики, и есть главные враги рэволюции. Капиталисты и помещики. А кто ещё враг?
   Первый глубоко вздохнул.
   - Коба, я очень долго думал. Я размышлял... И пришёл к такому выводу - главный враг революции тот, кто... революцию сделал.
   Брови Кобы поднялись в удивлении.
   - Почэму? - спросил он. - Что заставило тэбя думать так?
   - Не все враги, но кто-то становится врагом, не желая этого. Становится из-за своей природной сущности. Из-за того, что не в силах переделать себя... Когда-то мы все были единым целым, несмотря на наши разногласия, несмотря на то, кто и как из нас относился, например, к подписанию мира с Германией, кто и как из нас относился к политике военного коммунизма. Мы делали революцию, мы защищали революцию, и мы её защитили. Ты, я... Троцкий, Каменев, Зиновьев, Бухарин, Киров, Томский, Сокольников, Рыков, Радек... Мы имеем разные характеры, у нас разные взгляды на некоторые моменты. Кто-то из нас верил каждому слову Ильича, а кто-то с ним спорил. Мы отличаемся, но для врагов мы были и будем единым целым - большевиками. Нас объединяла общая цель - свергнуть и разрушить старое. И вот мы победили. Разбиты все белые армии. Идейно разбиты меньшевики, анархисты, левые и правые эсеры. Не осталось попутчиков. И вот здесь начинают проявляться коренные различия. После того как все разбиты, после того когда надо уже не разрушать, а строить. Строить новую жизнь. Вот здесь уже начинаются расходиться наши пути-дороги. Их три. Когда-то одна дорога, по которой мы шли все вместе, разветвляется на три, если не считать мелких тропинок, по которым бредут сомневающиеся, отколовшиеся и разочаровавшиеся. И новые пути ведут в разные стороны. И чем дальше от Октября, тем дальше мы уходим друг от друга.
   - Хм, - вырвалось у Кобы.
   Он медленно поднялся и стал прохаживаться, попыхивая трубкой.
   - Кто идёт по этим дорогам? - спросил он.
   - По первой идут разрушители... Да, Коба, да. Только так их следует называть. Это те, кто был и остался разрушителем. Рушили старое мы все вместе, но кто-то может остановиться, пересмотреть свои взгляды, перейти от одной теории к другой, а кто-то не может, в силу свой природной сущности. Они умеют только разрушать, бить, сворачивать горы. Смелые и решительные, безжалостные и уверенные. Они прошли тюрьмы, ссылки...
   - Мы все прошли через это, - сказал Коба. - Или почти все.
   - Да - все, - кивнул головой Первый. - Или почти все. Но только...
   Первый замолчал.
   Человек с трубкой остановился и смотрел на него, не отрывая взгляда.
   - Что "только"?
   - Только... пройдя долгий путь революционера, они овладели в совершенстве наукой конспирации, террора, экспроприаций. Они умеют создавать тайные типографии, печатать листовки и под покровом ночи расклеивать их. Они, как никто другой, умеют скрываться и прятаться, вести подпольную работу... Они всегда были против власти, они посвятили себя борьбе с властью, но что делать, когда теперь они сами власть?.. Что?
   - Иосиф, - обращался к человеку с трубкой Второй, - вспомни двадцать седьмой год.
   У него был густой, насыщенный низкий голос.
   - Я помню этот год, - ответил Коба-Иосиф.
   - Годовщина Октября, - продолжал Второй, - ОГПУ находит в Москве подпольную типографию троцкистов. Вспомни, что творилось в Ленинграде - демонстрации, драки с милицией. Я до сих пор не могу понять, почему у них не получилось, но не получилось, а задумка была ох какая серьёзная. Иосиф, это планировался переворот. И не какой-нибудь, а военный переворот. Где, как не в армии, детище Троцкого, много его сторонников. Все всё видели и понимали... А что было до этого? Вспомни - на три года раньше. Вспомни. Это ты же сказал: "Существует ли ЦК, единогласные решения которого уважаются членами этого ЦК, или существует лишь сверхчеловек, стоящий над ЦК, сверхчеловек, которому законы не писаны?"
   - Они будут бороться против того, кто сейчас власть, - сказал Первый. - Если же они при власти, то уйдут в оппозицию. И не важно, как эта оппозиция будет называться. Даже согласятся быть троглодитами.
   В ответ на эти слова Коба сдержанно засмеялся. Появилась слабая улыбка на лице Второго, он сказал:
   - Нашли оппозиционеры, где собираться - в пещерах под Кисловодском. Вот за это и прозвали их так...
   - Коба, а почему они так и не дойдут до конца? - спросил Первый. - Хотел бы Троцкий взять власть, встать над ЦК, над всей партией, он бы так и сделал. Почему он не поддержал тех, кто хотел вернуть ему лидирующие позиции?
  Человек с трубкой снова принялся прохаживаться, но только теперь вдоль стола за спиной Второго.
  - Почему не возьмут власть? - продолжал задавать вопросы Первый. - Почему не согласились с твоими отставками? Ты же просил отставки в августе двадцать четвёртого, в декабре двадцать шестого и в декабре двадцать седьмого. Зачем для них все эти игры в оппозиционные блоки и платформы?
   Повисло молчание.
   Коба остановился - стоит рядом со Вторым.
   - И почэму? - пыхнув трубкой, спросил он.
   - А потому, что страна лежала в руинах, разрушать больше нечего. Из того, что осталось, пожар мировой революции не разожжёшь. У нас не было нормальной, мощной промышленности, не было металлургии, не было станкостроения, не было машиностроения, у нас не было боеспособной армии, у нас была аграрная страна, представленная миллионами частников, обрабатывающих жалкие наделы. И что делать? Строить индустриальную страну? Вооружить армию современным оружием?.. Так это же скучно, даже когда умеешь и имеешь представление как. А если не умеешь строить, так ещё скучнее... Вследствие этого Лев Давидович Троцкий читал книжки на заседаниях Политбюро, когда приходил, а приходил он не так часто. Нудную лямку хозяйственной работы пускай тянет кто-нибудь другой. Например Коба...
   Первый замолчал. Все погрузились в размышления. Человек с трубкой бесшумно прошёл к своему стулу и сел.
   - Про эту дорогу я понял, - сказал он. - А кто идёт по второй?
   Оставив раздумья, Первый зашевелился, провёл рукой по щеке, повернул голову.
   - Коба, во второй дороге нет ничего интересного. Она банальная, вытоптана за века. Суть в чём - стать новыми вельможами, князьями на местах. Вкусить плоды победы. Ты был никем, а стал кем-то. Многие выбрали именно такую дорогу. Шагая по ней, шибко сладким не наешься, но время-то идёт... Интересен третий путь...
   Трубка перестала дымить, но Коба продолжал держать её.
   - Кто идёт по нему? - спросил он, снова махнув трубкой в сторону Первого.
   - Те, кто умеет не только разрушать, но и строить. Те, кто не испытывает желания быть в вечной оппозиции, вести вечные споры не важно по какому вопросу, разводить дискуссии, по сто раз на дню менять мнение, тонуть в липком болоте демагогии. Они не собираются на квартирах, в пещерах под Кисловодском, они не пишут обращения к народу, смертельно уставшему от всех этих передряг, они не сочиняют манифестов. Они засучивают рукава и начинают работать. И результат есть. Коба, я сижу здесь и говорю тебе всё это потому, что теперь у нас есть промышленность. Мы сделали рывок, и получилось. Получилось, несмотря на то, как нам совали палки в колёса. У нас есть металлургия, есть станкостроение, автомобильная и тракторная промышленность, у нас есть химическая промышленность. Ещё четыре года назад мы могли видеть только чистое поле, ничего не было. А теперь есть. Есть на пустом месте. Есть - несмотря на саботаж, вредительство, подрывную деятельность тех, кто выполнял указания наших врагов. Несмотря на саботаж вечных оппозиционеров. Есть! Перечислять можно часами - успехи в производстве электрической энергии, в производстве сельскохозяйственных машин, самолётов, в добыче нефти и угля. У нас теперь есть армия! Есть кого посадить за штурвалы своих самолётов! На Западе, разинув рот, с изумлением смотрят на наши успехи. Мало того - они начинают у нас учиться. Они заимствуют и перенимают... И теперь, Коба...
   Первый замолчал. Он положил растопыренную пятерню на стол. Стал с силой водить, словно что-то стирал написанное мелом на поверхности стола.
   Продолжил Второй, смотря на Кобу чуть расширенными глазами, в которых вспыхнули огоньки:
   - А теперь есть что разрушать. Теперь есть что кинуть в топку мировой революции. Теперь есть что делить. Теперь есть то, над чем можно сесть новыми вельможами. Иосиф, партия уже давно разделилась на враждующие лагеря. На троцкистов, бухаринцев, зиновьевцев, на сторонников тебя и на приверженцев Каменева... Революцию не делают румяные молокососы-романтики. Революцию делают люди, которые найдут в себе смелости проломить череп врагу... И сколько этих черепов было проломлено? Они застоялись, они уже давно без настоящего большого дела. Переплетаются комбинации. Троцкисты наводят мосты с теми военными, которые плевать хотели на их идею перманентной революции. Эти военные играют свою игру. Кто в какую - кто за, а у кого свои планы. В ОГПУ разрабатывают свои сценарии. Все прощупывают контакты с Западом. Кто-то крутит шашни с Англией, кто-то с Германией. А кто-то со всеми подряд. Ребята из Коминтерна хотят иметь свой интерес. И у всех он разный. Перебираются комбинации... Иосиф, я предвижу большой террор... Большой. Во что-то, да выльется. Когда-то, да как вспыхнет. Если этого не произойдёт, я удивлюсь. Все готовы искать и находить врагов народа... Врагом будет проигравший. А тебе только бы Днепрогэс строить... Хотя... тебе виднее. Ты знаешь то, о чём мы только можем догадываться. Мы на великой стройке, мы при деле и только по далёким отзвукам можем судить о том, в какие на самом деле играют игры в высоких кабинетах. И порой отзвуки такие, что и глухой услышит.
   Второй закашлял. Обхватил ладонью горло. Лицо покраснело. Прокашлявшись, уже сухим голосом добавил:
   - Иосиф, мне всегда импонировало в тебе, что ты умеешь слушать и учиться. Ты всегда видел далеко. Увидь и сейчас. Это просьба.
   - Тебе надо подлечиться, - сказал Иосиф. - Я решу этот вопрос.
   - Не время сейчас, - воткнув взгляд в стол, ответил Второй.
   - Завтра уедешь, - мягким, но уверенным голосом ответил Иосиф.
   - Завтра не могу... И ещё - на работу в наркомат я не пойду. Я знаю свои возможности. Если только партия скажет...
   - Пока лечись, - оборвал его человек с трубкой.
   Затем он перевёл взгляд на Первого и сказал:
   - Я прочитал твой список.
   Теперь у Иосифа в одной руке была трубка, а во второй сложенный вчетверо листок бумаги.
   Первый так и не понял - в какой момент и откуда листок был извлечён.
  И вот уже трубка не в руке, а во рту, листок бумаги разворачивается.
  - Коба, это те... кто умеет строить, - сказал Первый. - Напротив краткая характеристика.
  - Я понял, - ответил Коба, скользя взглядом по листку. - Я не вижу Николая.
  - Не видишь, значит, его нет...
   - Твоё мнение почти полностью совпало с моим... И это лишний раз подтверждает, что мы на правильном пути...
  
  
  --- 12 ---
  
   На этом Зайковский закончил рассказ.
   - Кто такой Коба-Иосиф, я догадался, - сказал Глеб. - А кто такие Первый и Второй?
   - Не важно, - махнул рукой Зайковский.
   - Как это не важно, - возмутился Глеб. - Что ты мне сейчас рассказал, идёт вразрез с устоявшимися мнениями.
   - Ну, не всегда вразрез. Главное что, если двадцать человек палят друг по другу из револьверов и в живых остался только один, то это ещё не значит, что именно он виновник бойни. Тем более если не он первым выхватил оружие и не он первый выстрелил.
   - Игорь, - Глеб водрузил локти на стол, сжал кулаки, - откуда тебе известна эта история? И что это был за список?
   - История, - Зайковский смотрел вверх и влево, туда, где стена сходилось с потолком, - в некотором роде семейное предание. Что был за список? Понятия не имею. И не бери рассказанное мной в голову. Главное...
   Он опустил взгляд и резко подался вперёд, и так резко, что Глеб непроизвольно вздрогнул и дёрнулся назад, локти сорвались со стола.
   - Главное... - звенящим шёпотом повторил Зайковский. - Всегда кто-то где-то составляет списки - наградные или расстрельные, на вселение или выселение, на разрешение или запрещение. Ладно бы списки на текущей момент жизни, а бывают и списки впрок.
   - Не совсем понимаю тебя, - сдавленным голосом произнёс Глеб и прокашлялся.
   - Не понимаешь?..
   Зайковский встал, обошёл стол, взял дистанционный пульт с дивана, направил пульт на телевизор - через две секунды экран вспыхнул.
   - Кино будем смотреть? - спросил Глеб.
   - Подожди...
   Кнопка на пульте нажималась. Шёл процесс смены каналов. Картинки быстро менялись. Где-то играли в футбол; на следующем канале женщина со строгим лицом зачитывала новости; дальше парень в футболке и бойкий старичок учили телезрителей правильно ловить рыбу...
   Поиск закончился на каком-то музыкальном канале.
   - Можно остановиться здесь. Смотри, - сказал Зайковский.
   На экране гремела ритмичная музыка, временами стиль менялся, музыка становилась подвывающей и одновременно с этим какой-то дёрганой. Девушка-певица в условном обтягивающем платье (выше колен до полного неприличия, открытые плечи) страстно изгибалась и ворковала текст песни в микрофон. Наезжала камера, лицо девушки становилось ближе. Она высовывала язык, облизывала им губы, веки полузакрыты, подбородок вперёд. Камера отъезжала, и становилось видно, что девушка на каком-то подобии сцены не одна, она поёт в компании - позади неё ещё пять-шесть девиц в таких же условных платьях, но других расцветок, они повторяли движения девушки-певицы, изгибались, водили руками, словно гладили невидимые фигурные столбы. Глеб прислушался к тексту песни. Многословие здесь однозначно отсутствовало:
  
  Любить... Любить... Любить...
  Любить всегда... Любить всегда...
  Люби меня... Люби меня...
  Любить... Любить... Любить...
  
   - И что? - спросил Глеб, отводя взгляд от экрана и смотря на Зайковского.
   Тот развалился на диване, закинул ногу на ногу.
   - Моделируем ситуацию! - громко объявил Игорь. - Общество добивается значительных успехов, когда встаёт на платформу жёстких моральных ценностей. Вспомни наш с тобой разговор о Кеннеди.
   - Ну? - сказал Глеб.
   - В том скорострельном расследовании мы с тобой мимоходом отметили - Америку основали протестанты. Ударный труд от восхода солнца до заката. Никакой праздности. Супружеская верность. Высокие моральные принципы. Переселенцы англосаксы заложили фундамент великого государства, что уж скрывать. Создали задел, который можно вырабатывать десятилетиями. А вспомним первых христиан. Десять заповедей позволили им не только выжить, достойно перенести травлю и гонения язычников, но стать главными в этом бушующем мире. Они принесли другое миропонимание, другой взгляд на жизнь. Христианство победило язычество. Мораль, стоящая на принципах - не укради, не убей, не возжелай и так далее, это крепкий фундамент, на который вставали новые правители. Языческая империя пала, языческий мир рассыпался, не выдержав духовной конкуренции. Мы можем вспомнить с тобой историю Европы. Те страны, которые приняли христианство, то есть заложили в основы социально-политических институтов десять заповедей, завоевали нехристианские страны. Под ударами немцев-христиан пала Вендская держава бодричей, лютичей и поморян. Тевтонский орден завоевал Пруссию. Рыцари шагнули железной поступью в Прибалтику. А дальше была православная Русь, которая врезала им по первое число. Движение на Восток крестоносцев остановилось.
   - Это ты к чему такой экскурс в историю? - не понимал Глеб.
   - Сейчас поймёшь... Может настать такой момент, когда... государство окажется в сложном положении.
   - Это в каком ещё сложном положении?
   - Угроза исчезновения, уничтожения, распада, вымирания.
   - И кто является носителем такой угрозы?
   - Да хоть кто... Носители другого взгляда на этот мир. Как в техническом плане, как в духовном плане, как... в разных планах. Они пришли занять жизненное пространство. Например инопланетяне.
   - Кто?!! - невольно на лице Глеба заиграла улыбка.
   - Не важно, - серьёзно смотрел Зайковский. - Важно другое. Чтобы выжить, сохранить себя, надо сплотить общество. Требуется полная самоотдача каждого члена сообщества. И в основе сплочения должны лежать высокие моральные принципы. Здесь ты их видишь?
   Зайковский кивнул на экран телевизора.
   Глеб промолчал.
   - Не видишь, - заключил Игорь. - Этих девиц трудно представить у ткацкого станка, работающих по двенадцать часов в день под плакатом "Всё для фронта, всё для победы!" Их трудно представить верными жёнами, которые ждут солдат с войны.
   - Так, - сказал Глеб.
   - И вот, предположим, к руководству страны приходит некая группа людей. Духовно-моральная ситуация сложнейшая. Десятки тысяч молодых дурёх, насмотревшись такой субкультуры, такого стиля жизни, уже не хотят жить в своих провинциальных городках. Они не хотят рожать и растить детей, не хотят работать на фабриках. Ведь до чего дело доходит - если в певицы или танцовщицы им не выбиться, то они готовы быть даже проститутками в столицах, но только не хранительницами домашнего очага в своей деревне, в своём маленьком городке, который стоит на красивом и высоком берегу реки. Понятие "стыдно" стёрлось до нуля. Они готовы жить в джунглях из стекла и бетона... Глеб, я тебе могу привести другие примеры, просто телевизионный канал такой попался - со страстно танцующими девушками. Но, думаю, направление развития моей мысли ты правильно уловил. Напрашивается вывод - такая субкультура нам не нужна.
   Зайковский нажал кнопку на пульте, и экран потух.
   - И что дальше? - спросил Глеб.
   - Дальше... Носителей такой субкультуры, такого образа жизни надо изъять. Ярких представителей. И чем быстрее, тем лучше.
   - В смысле изъять?
   - Ну-у-у... Глеб, ты как маленький. Изолировать. Какой от них толк? Не сеют, не пашут, только своим поведением ещё дальше отодвигают других от крепкого фундамента десяти заповедей. Их изымают...
   И снова, как тогда за столом, Зайковский резко подался вперёд. Только теперь Глеб уже не вздрогнул.
   - Согласно спискам, - еле слышно сказал Игорь.
   - Спискам?
   - Ага, спискам. Списки-то уже составлены. Я же тебе говорил - всегда кто-то где-то составляет списки на все случаи жизни.
   После этих слов Зайковский заговорил совсем тихо.
   - Тысяч пятьдесят изымаются из активной жизни страны. К станкам их не поставишь, в рудники не отправишь - работать-то не умеют. Их даже учителями не назначишь. Чему они могут научить? И в библиотекари они не сгодятся. И свезут их к... оврагу. Поставят пулемёты или выстроят взвод автоматчиков... И тра-та-та-та-та-та...
   Пулемётом или автоматом у Зайковского служил вытянутый указательный палец, который дёргался вверх-вниз и двигался по горизонтальной дуге.
   - Ну... ты здесь наговорил, - замотал головой Глеб.
   - Шучу, - Зайковский заговорил, как прежде, ровным, хорошо слышимым голосом, он похлопал Глеба по колену, - шучу, Глеб... Это я так... Немного фантазия разыгралась. Страшненький сценарий?
   - Да уж... дыхнуло из ледяной темноты.
   - Глеб, когда припрёт... общество забывает про демократические ценности. Во времена Второй мировой войны в Америке арестовали больше ста тысяч японцев. Американцев японского происхождения, то есть полноправных граждан страны. Их обвиняли чёрт знает в чём... Например, что высаживают клумбы так, что цветы указывают на важные объекты, то есть указывают, что надо бомбить. А в столице одной европейской страны заарестовали всех преступных элементов. Военное время, церемониться не стали - вывезли за город и поставили под пулемёты. Тра-та-та-та-та-та... Одной головной болью стало меньше, одну проблему разрешили. Сказали сами себе - вот выиграем войну, тогда и вспомним про демократические ценности. Будут и суды и адвокаты... А пока только так...
  
  
  --- 13 ---
  
   Глеб обвёл комнату взглядом.
   - Да-а-а... Это ты, значит, вот так живёшь...
   - Смеёшься, что ли, - усмехнулся Зайковский. - Это не моя квартира. Снимаю.
   - Ага... - Глеб глубоко затянулся сигаретой. - Вот оно как раскрывается. А живёшь ты там, куда уезжаешь вечером в пятницу или рано в субботу.
   Зайковский молчал, он спрашивал взглядом.
   - Да, Игорь, да... Отследил я, - немного оправдывающимся голосом сказал Глеб. - Как ты уезжаешь, лично сам не видел. Рассказал мне об этом Лёха Щербаков. Живёт он...
   - Знаю, - перебил Зайковский. - В доме напротив... Меня удивляет - как ты плотно мною заинтересовался.
   - Ну, а ты как хотел... И что ты делал бы на моём месте?.. Так, значит, уезжаешь туда, где у тебя настоящее лежбище.
   - Глеб, ну ты и слово употребил - "лежбище"... Я уезжаю туда, где мой настоящий дом. Семья. Четыре часа на дорогу. Если сильно устану за неделю, то отъезжаю в субботу. Если настроение и самочувствие отличное - в пятницу.
   - Большая семья-то? - спросил Глеб.
   - Нормальная... - опускал взгляд Зайковский. - Жена и трое детей.
   - У тебя трое детей?
   - Да. Два парня и дочка.
   - Удобно ли так жить? А, Игорь? Ты неделю здесь торчишь, жена где-то там.
   Зайковский водрузил локти на стол, подпёр кулаками подбородок.
   - Глеб, я живу так, как полагаю нужным. Ещё вопросы есть?
   - Есть... Есть, Игорь... Вспомни город Мартовск.
   - Помню. И что?
   - Мне Паша Маслов рассказывал...
   - Ты и с Пашей обо мне разговаривал! - искренне удивлялся Зайковский.
   - Да, разговаривал.
   - И что такого загадочного обо мне рассказал Паша?
   - Вы производили модернизацию...
   - Понял, - махнул рукой Зайковский. - Тебя интересует - почему я продолжил работать, когда остальные побросали пассатижи и отвёртки? Так?
   - Так, - кивнул головой Глеб.
   - Господи, - на лице Зайковского отражалось разочарование, - какие вы все легко прогнозируемые, какие легко читаемые. Мысли у вас, как метровые буквы на заборе, напрягаться не надо, только глянул и прочитал. Сам-то как думаешь?
   - Не знаю, - ответил Глеб и глупо улыбнулся. - Только одна мысль приходит на ум.
   - И какая же, позволь полюбопытствовать?
   - Упёрся, как баран. Пошёл на принцип.
   - Ага, - губы Зайковского скривились в недоброй улыбке. - То, что мы не в силах понять, объявляем или глупым или сумасшедшим. Глеб, а я хороший специалист?
   Глеб растерялся от такого поворота в разговоре.
   - Хотя ты сам себя поставил на второе место после Коли Колотова, но специалист ты хороший, каждый скажет.
   - Скажи мне - а почему я являюсь хорошим специалистом?
   - Ну, - Глеб смотрел исподлобья. - Игорь, разговор скатывается в плоскость примитивизма. Ты работаешь, как надо, к делу относишься серьёзно, не останавливаешься на достигнутом, соображаешь...
   - Дурак! - гримаса недовольства исказила лицо Зайковского. - Я учился тогда! Учился! Глеб, специалистами становятся не на пустом месте. Не просто так! Просто так никогда ничего не бывает. Сегодня ты так себе, а завтра раз - и уже специалист или подающий надежды. Теория - это хорошо, но в три раза дороже - практика! Прак-ти-ка! Тогда же появился уникальный шанс на деле опробовать, обкатать свои познания. Работа с правом на ошибку! Кто и когда предоставит такую возможность?! Это была школа! И не только закрепить свои познания, на деле, на реальном деле научиться тому, чему ты будешь учиться годами по книжкам!
   - Угу, - произнёс Глеб.
   - Угу, - передразнил его Зайковский. - То, что я умею и знаю сейчас, на восемьдесят процентов я наработал тогда. На заводе в Мартовске! Потом только дополнял и улучшал, засовывал в мозги новое, подгоняя новое к старому.
   - А зачем так демонстративно уволился? На какой-то глупый принцип пошёл...
   - А ты думаешь, я век собирался работать на том заводе. Я выработал тот завод и зашагал дальше. Почему остальные не понимали причину, по которой я уволился? Это надо спрашивать у них. Хотя я тебе отвечу - по той же причине, почему Коля Колотов сейчас у всех проходит за второсортного специалиста. Горлопан Чеканов имеет рейтинг в сто раз выше, чем упорный и тихий трудяга Колотов. Люди слепы! И это не их вина, это их беда!
   - Понятно, - сказал Глеб.
   - Есть ещё один момент, - сверкнул взглядом Зайковский.
   - Это какой же?
   - А такой... Глеб, ты патриот? Россия для тебя как? Пустое сочетание звуков или к чему-то обязывающее?
   - Игорь, - Глеб смотрел недоумённо, закуривая новую сигарету, - к чему весь этот пафос?
   - Пафос, говоришь? А вспомним мы с тобой опять Кеннеди. Как он сказал?.. "Не спрашивай, что страна сделала для тебя, спроси, что ты сделал для страны". У меня что-то за времена молодости развилось чувство национальной обиды. Как-то вот оскорблён я национально. Как только разрешили говорить и печатать всё что угодно, и понеслось...
   Зайковский говорил сквозь зубы.
   - Всё охаяли правдолюбцы чёртовы... Всё грязное бельё вытащили на белый свет. По всей истории российской прошлись. Александр Невский, оказывается, с монголами дружил. Московские князья, что Русь в единый кулак собирали, видите ли, были коварные, хитрые и жестокие. А то где-то в других местах строители государства были белые и пушистые. Сенсацию они вынесли на суд людской... Про Ивана Грозного и говорить нечего - тиран, сатрап, изверг. Петра Первого чуть ли не в сумасшедшие вырядили... И так до самого двадцатого века. Последний царь - Николай, никчемность. Ленин - злой гений. Сталин... Ох, здесь чёрной краски вёдрами не жалели. Грязь самосвалами вываливали и вываливают. За двадцать лет до того, как Сталин реально получил власть в стране, миллионы крестьян умирали от скотской жизни как таковой. В царской России они умирали так обыденно, буднично. Умирали от голода, лишений, болезней. Средняя продолжительность жизни - тридцать лет! Но эти миллионы крестьян никто не помнит. А несколько сот тысяч осуждённых за политику помнят. Про репрессии, когда одни разрушители сжирали других разрушителей, помнят! Страна стала поголовно грамотной, совершили индустриальный рывок. Через кровь, лишения, труд двигались вперёд семимильными шагами! Вперёд! От сохи сделали скачок к атомной бомбе в рамках одного поколения. Выиграли великую войну, которую начали в неимоверно трудных условиях, тяжелейших условиях. Так нет же - у нас, оказывается, всё в минусе, всё очернили. Идём дальше. Хрущёв - кукурузник, а не государственный человек. Брежнев - олицетворение застоя... Глеб, а чем мы гордиться-то будем? А? У нас что осталось-то в сухом остатке? Ответь мне!
   Зайковский обжигал Глеба взглядом и широко разводил руки.
   - Игорь... - Глеб силился найти подходящие слова. - Подожди... Не кипятись... Я понимаю... Я даже согласен с чём-то... А завод здесь при чём?
   - А при том! - Зайковский бухнул кулаком по столу. - В одном конкретном городе, на одном конкретном заводе модернизация была доведена до логического конца. И благодаря этому факту завод не был превращён в склад бананов и консервов "килька в томате". Он остался заводом! В конкретном городе не был сделан шаг назад! Пускай маленький, микроскопический в масштабах страны, но шаг вперёд!
   - Понятно, понятно, - сказал Глеб.
   Он боялся посмотреть в глаза Зайковскому. Откуда-то из глубины души поднялось мерзкое чувство. И не понять, в чём причина. Почему? Какая-то гремучая смесь стыда, душевного дискомфорта, растерянности. Глеб чувствовал себя так, словно сейчас он сидит перед прожжённым фронтовиком, который совсем недавно на поле боя сдерживал натиск превосходящих сил противника. И сдержал, и выжил, и вернулся... А Глеб не по своей воле отсиживался где-то в безопасном месте, решая проблемы тылового обеспечения. Он бы пошёл в бой, он бы не побоялся крови и смерти. Но обстоятельства сложились так, как сложились, его не послали в бой, и не ему носить боевые ордена.
   - Эх, - Глеб сдавливал ладонями виски.
   - Засиделись мы, - спокойным голосом сказал Зайковский. - Уже ночь - за полночь.
   - Да-да, я сейчас пойду... Только ответь мне на последний вопрос. Если, конечно, захочешь.
   - Какой? Спрашивай.
   Глеб поднял на него красные глаза.
   - Почему ты никогда не отвечаешь на телефонные звонки?
   - О-о-о-о... Тоже мне вопрос. Во-первых, далеко не всегда, а только последний год. А во-вторых... Глеб, очень многие хотят, чтобы моё хобби на некоторое время стало работой. Высокооплачиваемой. И звонят, звонят, звонят.
   - И что же ты?
   - Я отключил звук у телефона. Отвлекает. Потом достаю телефон, просматриваю непринятые вызовы. Если звонил Коля Колотов или Сергиенко, то перезваниваю.
   - А если жена позвонит? Вдруг срочно надо будет с тобой связаться?
   - С женой и детьми... у меня другой канал связи. Не переживай.
   - А карту на телефоне не пробовал поменять?
   Зайковский рассмеялся.
   - Глеб, а смысл? Кому надо - узнают и новый номер... Ты мне ещё страну предложи поменять... И пойми - я абы для кого списки не составляю. Только при наличии высокоморальной составляющей. Когда дело идёт в большо-о-ой плюс. Для людей, для страны, для державы. Так у меня.
   - А если тебя силой заставят? - спросил Глеб, обильно добавляя ядовитости в голос. - Если найдут способ прижать тебя и сказать - а ну-ка, парень...
   - Это тот способ, который ты сегодня предпочёл? - спросил Зайковский. - Вооружившись обрезом, прибежал прояснять историю с бланком.
   - А хотя бы с обрезом. Но обрез - это прошлый век. Могут ограничиться банальным пистолетом, приставленным к голове.
   - А я геройствовать не буду, - спокойно отвечал Зайковский. - Составлю списочек. Только цена такому списку будет две копейки. Меня спросят - почему не работает? А я отвечу - ребята, вы поверили в эту ерунду? Это же чушь, полная чушь. Человек, который составляет какие-то списки. Серьёзные люди в такое не верят, как вы могли поверить?.. Ай-ай-ай, как же вы так оплошали? Ведь я же идиот. Какой спрос с идиота?
   И Зайковский сделал глупое выражение лица - скривил рот, закатил глаза и резким движением взлохматил себе волосы.
   - Хитёр, - сказал Глеб. - А как насчёт пулемётов? Которые - тра-та-та-та...
   - А я не один такой, списки составляющий. Кто-то работает более... широко и глубоко, смотря в туманное будущее и видя контуры того, как же оно будет.
   - Это что же у вас... некое сообщество? Тайный клан? Съезды устраиваете? Делитесь мнениями и методами?
   Зайковский посмотрел так, что заставил Глеба отвести взгляд.
   - Пора расходиться, - сказал Игорь. - Извини, но засиделись. Нового я тебе больше ничего не скажу. Тем более... И так наговорил тебе сверх положенного.
   - Пора, пора, - Глеб поднялся.
   Уже в коридоре, когда переминались с ноги на ногу перед входной дверью, когда шуршал у Глеба в руке пакет, в который завернули обрез, был задан последний вопрос:
   - Игорь, а почему ты не просишь меня?
   - О чём?
   - Ну... чтобы всё произошедшее сегодня и рассказанное тобой осталось строго между нами.
   - Хм... Странный ты, ей-богу... Рассказывай, если хочешь посмешить людей. А лучше... держи рот на замке.
   - Хорошо, - сказал Глеб и повернулся к двери...
  
  
  --- 14 ---
  
   Через месяц Зайковский уволился. Но он нашёл время встретиться с Глебом.
   - Прощай, - сказал Игорь. - Может, судьба когда-нибудь поставит нас снова лицом к лицу.
   - Так что - уезжаешь по той причине, что хобби временно превратилось в работу? - спросил Глеб.
   - Ага, - ответил Зайковский. - Зовут меня дороги в туманную даль. Как минимум год меня ожидает увлекательный процесс психологического отсеивания...
   Он не договорил. Щурясь, смотрел куда-то в конец коридора, где не горел свет и царил полумрак. Там мелькали силуэты людей. Слышались нервные голоса переругивающихся работников - кажется, там что-то перетаскивали.
   - Чернил хватит? - еле сдерживая улыбку, спросил Глеб.
   - Чернил-то хватит... Уж чего-чего, а чернил хватит...
   - Ну, прощай, Игорь. Удачи желать тебе не буду, так как глупо желать успеха в том деле, о котором не имеешь представления. Чёрт знает, чем ты займёшься на этот раз, кого подведёшь под монастырь, а кого-то поднимешь на вершину - совпадёт ли моё мнение о том, что хорошо, а что плохо, с твоим мнением, с твоим взглядом на жизнь и людей. Ты же всё равно не расскажешь - куда уезжаешь и зачем. И я так и не понял - что ты за человек. Спорные у тебя воззрения, спорные. Так что - удачи я тебе пожелать не могу.
   - И правильно, - ответил Зайковский. - А я тебе пожелаю. Глеб, желаю тебе оказаться в хорошем списке, который будет тебе по душе. В каком-нибудь ты всё равно окажешься рано или поздно, если уже не оказался занесён, впрочем, как мы все... Ибо всегда кто-то где-то составляет списки... Вопрос только в одном - какие?..
  
  * * *
   На следующий день Глеб встретился на выходе из столовой с Колотовым.
   - Приветствую вас, - сладким голосом сказал Глеб, излишне театрально протягивая руку для рукопожатия.
   - И я рад тебя видеть, - ответил Николай.
   - Как дела? Каких высот достигла ваша трудовая деятельность?
   - Дела идут нормально, - буркнул Колотов. - Высоты берутся по мере их появления на горизонте.
   - Ага... Тяжеловато вам будет без Зайковского. Уволился.
   От внимания Глеба не ускользнул тот факт, что в душе Николая идёт борьба, так бывает, когда человек в сомнениях - высказать то, что думаешь, что лежит тяжёлым камнем на сердце, или сдержаться - промолчать, оставить в себе гнетущие мысли, которые так и не будут обращены в слова.
   Борьба была недолгой - победило желание вынести наружу, сказать.
   - Уволился... Глеб, я не жалею об этом. Я даже рад.
   - Ого! Коля, объяснись. Аргументируй свою позицию по данному вопросу.
   Колотов вздохнул, посмотрел себе под ноги.
   - Глеб... страшный он человек.
   - А что в нём страшного? Отвисших ушей, крючковатого носа, косматых бровей, злобного взгляда на окружающий мир я не наблюдал.
   - Я не внешность имею в виду, - Колотов смотрел осуждающе.
   - Ага, - тёр подбородок Глеб. - Внешность выносим за скобки. Остаётся внутренний мир. Так?
   - Так, - непривычно решительно ответил Николай. - Глеб, не ты, я с ним работал. Это не человек.
   - Оборотень? - Глеб изобразил страх в глазах, прикрыл рот ладонью. - Вурдалак? Явился к нам из мира теней?
   - Иди ты к чёрту, я хотел с тобой серьёзно поговорить...
   Колотов сделал шаг в сторону.
   - Ну, Коля, Коля, подожди, - Глеб схватил его за рукав. - Только без нервов. Ну, шучу я неудачно... Кстати, о тебе он был высокого мнения.
   - Да?
   - Да... А ты ему отказываешь в праве называться человеком. Почему?
   - Фу-у-у, - шумно выдыхал Николай. - Зря я сказал тебе. Дёрнул чёрт за язык.
   - Раз сказал "а", то огласи и "б". Раз уж чёрт заметил твой язык и решил дёрнуть за него, то продолжай.
   Колотов смерил Глеба пронзительным взглядом.
   - Рентген-аппарат он, а не человек.
   - В смысле?
   - Послушай, - тяжёлая рука легла на плечо Глеба. - Он... Он... насквозь всех видел. Он словно постоянно разыгрывал в голове гигантскую шахматную партию. Партия на доске размером с три футбольных поля. Мы все для него пешки. А он даже не ферзь, не король, он парит над всем этим. Кружит сверху. И душу каждого насквозь видит. Ходы просчитывает. И знает - кто и куда шаг сделает. И складывается впечатление, что, куда он подумает, туда человек и шагнёт. Фу-у-у...
   Лицо Колотова покраснело, рука соскользнула с плеча. Стоит боком и говорит слова в пространство перед собой:
   - Он знал на десять ходов вперёд. Ты только подумаешь, а он уже готовый результат знает. Я утром дома с женой поругался, пришёл злой, слова никому не сказал. Так он парой фраз со мной перекинулся, глазками своими цепкими на меня посмотрел, а затем говорит - Коля, все с жёнами ругаются, ты не исключение, всё нормально, вечером помиритесь... Глеб...
   Николай резко повернулся.
   - ...и он не трус.
   - Это как? - спросил Глеб, ошалевший от таких признаний Колотова.
   - А так! Не знаешь, что ли, какие трусы бывают?
   - Знаю. А это ты к чему?
   - К тому... Глеб, бывают люди умные, имеют острый, отточенный ум, аналитический. Разыгрывают они некую комбинацию. Одному что-то на ухо шепнут, другому. Интриганы, одним словом. Но в открытую не играют. Боятся. И влияние имеют, их слушают, они своим словом перешибить хребет любому могут, карьеру под откос пустить, крови попортить. Вот Зайковский такое же влияние имел. Это я тебе точно говорю, кой-какой информацией владею. Но те интриганы трусоваты, а Зайковский нет... А Зайковский... Один раз Чеканов раскричался на кого-то. На нервах весь. В такие моменты все предпочитают с ним не связываться - псих! Зайковский обычно спокойно относился к его визгу, сидит за столом и виду не подаёт. Но почему-то только не в этот раз. Подошёл, пронзил взглядом, ладонь на лицо положил и припечатал к столу, мордой да об стол, со словами: "Заткнись, мразь". Я подумал - эх, сейчас крику будет, эх, сейчас драка будет, только йод и бинты подноси. Нет! Глеб, Чеканов затих, слова в ответ не сказал, сидит с таким видом, словно ничего не произошло. Чеканов не дурак, если он понял, что на скалу налетел или скала сама к нему пришла, быстро успокоился... А один раз я видел, как Игорь дрался... Глеб, те двое были выше его на голову, здоровые быки. Он один против двоих. Глеб...
   Колотов наклонял голову и уже не говорил нормальным голосом, а шептал горячими словами.
   - ...он один против двоих. Мочалили они его по полной программе. А он как ванька-встанька. Его сшибли, а он через секунду снова на ногах. И прёт на них, как будто смерти ищет. И мирные переговоры не он, а они начали. Они заднюю скорость включили и его успокаивать стали, стараясь не потерять своего лица.
   - И чем дело закончилось? - спросил Глеб.
   - Потом они вместе за одним столом сидели. Те парни уважительно на Игоря смотрели, так и норовил каждый ему в рюмку плеснуть... Вот так, Глеб. Не трус он!
   - Подытожь, Коля. Что-то много ты наговорил, да всё как-то несвязно - Зайковский и мысли читает, и людей насквозь видит, и не трусоват парень...
   - Как ты не поймёшь, - рубанул рукой Колотов. - Это не человек, а танк! Который нашпигован сверхэлектроникой, сверхчувствительной, сверхинтеллектуальной. Танк сам по себе как боевая единица. Противник только за пригорком ножкой или ручонкой пошевелить задумал, а танк уже снаряд туда запустил! Стрелять будет, пока пригорок с землёй не сравняет. И едет дальше этот танк, стволом водит, пространство приборами прощупывает. И не боится он, что по нему прямой наводкой стрелять будут. Будут стрелять бронебойными, так он переть будет, давя всех и вся! Будет переть, пока сам не решит остановиться. Глеб, я с ним работал. Сидишь за столом, голову поднимешь и видишь, как этот танк на тебя ствол навёл. Смотрит на тебя Зайковский, чёрт его знает, какие мысли у него в голове. То ли стрельнуть захочет, то ли... От этого взгляда у меня сердце с желудком местами менялись... Так что, Глеб, ты как хочешь, а я радоваться буду. Уволился - дай Бог ему счастья и удачи. А я в сторонке посижу... И знаешь, что ещё...
   - Что, Коля?
   - Ты представь себе, что кто-то...
   Колотов закатил глаза, как будто хотел каким-то образом увидеть своё темечко.
   - ...захочет этот танк себе на вооружение поставить. Вот уж он постреляет... Ладно, я пойду.
   Николай хлопнул Глеба по плечу и зашагал.
   - Коля! - Глеб остановил его криком.
   - Чего?
   - Ты же в столовую шёл! Она в другой стороне.
   Глеб шагнул в сторону, развернулся и сделал пригласительный жест - волнистым движением рук указал на распахнутые двери столовой.
   - Аппетита что-то нет... Пропал, - ответил Колотов.
   - Коля...
   - Чего тебе ещё?
   - А ты долго в сторонке не засиживайся. Кто отсидеться хочет, по тому чаще всего и проезжает танк. Сверхинтеллектуальный. Или стрельнет - снаряд прямо в норку ляжет, куда ты спрятался. Без вариантов!
   - Глеб Савельев, иди ты к чёрту... А лучше сразу к дьяволу! Иногда мне кажется, что ты с ним на одном языке разговариваешь.
   Колотов зло махнул рукой и пошёл дальше.
   - Эх, Коля-Коля, - сказал Глеб, смотря на его спину. - Вот интересно, а в каком ты списке окажешься?.. Ведь и спросить-то уже не у кого. Нет Зайковского... Такие люди по земле ходят - и не знаешь, что делать. То ли за обрез хвататься, то ли молиться начинать...
  
  
  
  * * *
  Пролетело два месяца. Серёга Трунов, старинный приятель Глеба, купил квартиру. Попросил помочь с переездом. Квартира оказалось той самой... Зайковской. Очень уж тесен этот мир. Глеб решил не говорить новому хозяину о том, что за человек здесь жил. Зачем?
  Но Зайковский дал знать о себе. И как!
  - О! - сказал Сергей, когда они затащили раритетный комод и сели перекурить. - До меня здесь один кадр интересный жил... Смотри, что я нашёл за холодильником. То ли письмо кому-то, то ли для себя записал.
   Он достал из кармана листок и протянул Глебу. Холодок заструился под сердцем. Взгляд побежал по строчкам.
   "Какие бы ни были у тебя помыслы, какие бы ты ни говорил слова, какие бы ты ни совершал поступки - всегда найдётся тот, кто их зафиксирует, и твой грех и твою добродетель, неизбежно кто-то сделает очередную запись в книге твоих помыслов и деяний. Ты хочешь заглянуть в эту книгу?.. Ты готов заплатить любые деньги?.. Ты готов отдать самое дорогое, что у тебя есть?.. Наивный, можешь считать, что тебе крупно повезло, если кто-то удосужился перенести на бумагу увиденное в тебе, подмеченное за тобой, сотворённое тобой. И ты знаешь кто записал, и твоя рука дотянулась-таки до заветных страниц, но очень часто самое важное о тебе в чужой голове, а не на бумаге.
   Помни! Человек, который составляет списки, всегда где-то рядом. И добро сотворённое тобой и зло будут взяты на карандаш... И тебе остаётся только ждать, когда настанет время того списка, в который ты занесён. От этого не спасает даже смерть... Дорогой ты мой атеист. И поверь мне, лучше успеть расплатиться здесь, чем там".
   Глеб поднял глаза.
   - Я когда прочитал, то чёй-то так сильно проняло, - с чувством сказал Сергей.
   - Понимаю, - кивнул Глеб.
  
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список
Сайт - "Художники" .. || .. Доска об'явлений "Книги"