Большая часть новогодних праздников осталась позади, однако город не спешил расставаться с их безудержным, искристым весельем. На площадях во всю шумели ярмарки и балаганы, из окон подмигивали разноцветные гирлянды, а радушные хозяйки ещё не устали готовить диковенные яства и каждый вечер зазывать к себе гостей. Взрослые наносили и отдавали визиты, дети проносились по улицам с коньками наперевес, строили снежные крепости и с визгом скатывались с крутой горы позади высокого здания университета. На ратушной площади ошалевшие от каникул студенты каждый вечер устраивали представления, не хуже цирковых. Надо сказать, устраивали они их и в трактирах, и близ морского вокзала, но туда благоразумные хозяюшки любопытных детей не пускали.
Казалось, все захвачены, одурманены единой развесёлой круговертью, город застыл в одном, самом радостном мгновении праздника. Но была одна фигура, резко диссонирующая, выбивающаяся из общего ритма и настроения. Её не радовала украшенная свечами и настоящими мандаринами красавица ёлка, установленная посредине самой большой площади; она не оглядывала с восхищением праздничного убранства улиц; даже не обернулась в сторону магического университета - к тайной гордости горожан, маги расстарались, и всегда чуть мрачноватую башню храма науки, будто непрестанной метелью, окутывали голубоватые и серебряные искры. Не взглянув ни на уличных артистов, ни на торговцев всякой приятной глазу ерундой, девушка пересекла площадь и попыталась найти свободное местечко в одной из многочисленных, но переполненных в этот час кофеен. Из поминутно открывавшихся дверей доносился запах булочек с корицей и яблочных штруделей. В окне она заметила перемазанную шоколадом, совершенно довольную мордашку ребёнка. Но ничто не могло вызвать её улыбки.
Место удалось найти лишь спустя четверть часа, в одном из трактиров, расположенных чуть поодаль от ратуши. Есть не хотелось. Глинтвейн в надтреснутой глиняной кружке, подаваемый сегодня всем за счёт заведения, давно остыл и подёрнулся тоненькой плёночкой. Она думала, что вот так же и её разум, затуманенный отчаянием и безысходностью, подёргивается плёночкой безразличия, что жизнь её, как и остывший глинтвейн, теряет всякий смысл. Сквозь оцепенение до неё доносились громкие голоса, взрывы смеха, грохот (который невозможно было назвать звоном) сдвигаемых в тосте кружек. Обоняние раздражали резкие запахи кухни. Ей неприятно было сидеть в этом душном зале, пососедству с компанией подгулявших студентов. Но, возможно, среди них есть и её сокурсники. Она никогда не делала попыток сблизиться с ними. Раньше. "А теперь,- подумала она почти безразлично, -это моя жизнь. Никаких изысканных блюд и рафинированного общества".
***
В связи...
По законам рода...
Изменением...
Статуса рода...
Лишена...
Привелегий рода...
Владений рода...
Магии рода.
Чадят факелы. Магические факелы не могут чадить. Звон в ушах. Или звон от прозвучавших слов. Прозвучавшего гонга. Гонг звучит в конце оглашения. Оглашения. Оглашения. Лишения.
По законам.
И можно только не упасть. Остаться стоять прямо. С прямой спиной. С поднятой головой. Можно думать о церемониальной причёске. Чтобы не думать о том. Или сфокусировать взгляд на потёртой позолоте у подножия трона. Чтобы не смотреть. Никуда. Чтобы оставаться спокойной. До конца.
Боли не было. Только пустота.
Рассказывали, что те, кого лишают магии рода, испытывают нестерпимую физическую боль. Может быть. Она не почувствовала. Только пустоту.
Развернуться. Пройти под такими огромными для человека сводами. Не смотреть. Не думать.
В уже-не-её комнате застыть на мгновение. На стене чудесная мозаика, подаренная на совершеннолетие: парящий высоко в небе золотисто-медный дракон, а под ним, в озере, угадывается отражение огненноволосой красавицы в бальном платье. Мозаика, созданная мастером своего дела, всё же была придворным заказом и не отражала действительности. Никогда не выглядела она столь изящно ни в одной своей ипостаси. Чешуя никогда не отливала таким золотом. Волосы, чуть рыжеватые, никогда не укладывались в столь элегантную причёску. Никогда не умела она держать себя с таким истинным величием, как та, в отражении.
Лишь среди людей пыталась она соответствовать своему положению. Единственная на факультете... Владеющая изначальной магией драконов... Происхождение... Статус... Честь рода. Это внушалось ей здесь, во дворце, перед поступлением в магический университет. Подтверждалось и поддерживалось в стенах университета. Предполагалось,-так она себя и держала,- что среди сокурсников нет ей равных в происхождении, воспитании, способностях. Однако исключительные способности - ещё не знания и не умение ими пользоваться. А высокое происхождение... Таковым могла похвастаться не она одна. Да и где это происхождение теперь?
Всё это предстояло осознать.
И начать жизнь с нового листа.
Без поддержки рода.
Без магии рода.
Без крыльев.
***
Город был взбудоражен предчувствием, предвкушением новогодних гуляний. Отцы семейств приглядывали подарки на открывающихся ярмарках, матери припоминали заветные рецепты самых лакомых кушаний, дети украшали дома смолистыми, пахнущими хвоей и праздником ветками. Студенты магического университета помогали в зачаровывании главной городской ели, чтобы свечи на ней не гасли даже в метель, а мандаринов хватило бы всем желающим. Студенты, а тем более недоучившиеся волшебники, народ непостоянный. Наставникам приходилось следить в оба, укрощая фантазию недобровольных помощников. Вот, наконец, все свечи закреплены, вспыхнули... Мертвенно-зелёным пламенем. Молодёжь хохочет - наставник понимает, что легче исправить самому - зачинщика искать до новогодней ночи можно (как будто он не догадывается, чьих рук это дело!). Пока разбирался с цветом свечей, студенты, разделившись на два лагеря, используют мандарины по назначению: вместо снежков... Ну что же, разве наставник сам не понимает? Всё он понимает! Сам лишь два года назад университет закончил, готовится к защите диссертации. Ему и самому бы присоединиться к этой ватаге, кидаться мандар... Снежками, хохотать до упаду... Так нет же, держи лицо, будущий преподаватель, а то слушаться и уважать не будут.
А так будут?
А сейчас, можно подумать, уважают и слушаются! По струнке, можно сказать, ходят!
-Студенты!! Да угомонитесь же вы на минуту!! У меня два важных объявления!- Пришлось откашляться, окинуть скептическим взглядом развернувшееся побоище, щелчком пальцев (картинно ленивым- - жаль, никто на него не смотрит) поднять на несколько метров от земли и закрутить маленьким огненным (из-за цвета кожуры) смерчем все уцелевшие снаряды. И, удовлетворённо оглядев восхищённые лица, в благословенной тишине повторить призыв. -Долой утверждённый план украшения ёлки! Да здравствует фантазия и импровизация! И второе!!!- успел он прокричать до того, как волна ликования захлеснула на миг притихшую толпу. -Если управимся до темноты, научу вас, как нужно развлекаться на новогодних кани...
Всё. Более сдерживать рвущихся в бой студентов было бы не под силу никому.
И такой нарядной, по-домашнему приветливой ёлки город никогда ещё не видел.
Конечно же, они управились задолго до захода солнца!
Высокие склоны позади университета ещё с начала зимы укатали лыжами и санками, кое-где залили крутые ледяные спуски. С утра и до самого вечера слышится оттуда задорный смех и восторженный визг. Катаются все от мала до велика. На крепко промёрзшем к этому времени заливе так же виднеются ниточки лыжней. А кое-где снег счищен до зеркального льда, поставлены скамеечки для отдыха и ледяные фигуры для красоты. После обеда, когда самое катание, туда же подтягиваются торговцы пирожками и горячими напитками. Вечером вокруг катков зажигаются огни. Допоздна кипит там жизнь.
Но, кажется, сегодня студентам захотелось чего-то новенького. Не выделывают они чудеса акробатики на крутых склонах, не изображают галантных кавалеров, вальсируя на льду с зардевшейся горожанкой. Их ватага, предводительствуемая... Судя по цвету плаща - преподавателем?.. Удаляется от берега по снежной целине. Кто-то тащит то ли нарты, то ли обычные детские санки. Кто-то какой-то рулон. Все в ожидании необычного развлечения. Чуть ни впереди всех - известная в студенческой, да и городской среде, компания: две девушки и парень. Парень и одна из девушек улыбаются с одинаковыми ямочками на щеках, рассыпают одинаковые задорные искры из одинаковых зелёных глаз - брат и сестра. Вторая девушка бросила заправлять под шапку непослушные рыжеватые пряди, она всегда улыбается чуть застенчиво и смотрит на мир с детским удивлением и ожиданием чуда.
И если близнецов,- которых обожали и от которых в голос выли все профессора,- Витан знал с первого дня их обучения, то другую девушку заприметил относительно недавно. В середине прошлого года она перевелась с другого факультета. И попала в группу, где он - недавний выпускник и будущее светило науки - проходил преподавательскую практику. Не его одного подкупила детская улыбка и наивный взгляд. Но Витану казалось, что ей и правда многое, многое внове. И что она нарочно стремится испытать самые различные впечатления, ощущения и эмоции. На этой почве - стремлении к необычному и неизведанному - она и сошлась с Радой и Радом - неугомонными близнецами. И, похоже, их дружба стала куда глубже совместных шалостей. Хотя, как мог судить проработавший в этой группе несколько месяцев аспирант, с людьми новая студентка сходилась сложно. Тянулась к ним, никогда не отталкивала, но будто бы не пускала за определённую черту.
Будущий преподаватель оглянулся: достаточно ли отошли отберега? Солнце садилось - не будет слепить глаза. На порозовевший снег ложились глубокие синие тени. Небо было чистым, с несколькими пёрышками облачков. При помощи Рада и ещё нескольких парней быстро собрали требуемое... Средство передвижения?
-Ну что, кто первый?- с улыбкой обернулся преподаватель снежных наук к боящимся поверить догадке ученикам. Да, кто бы сомневался: чуть не подпрыгивает на месте, глаза горят, огневеющая в лучах заходящего солнца коса вот-вот окончательно вывалится из-под шапки.
Над головой гудит туго надувшийся парус. Навстречу только ветер и снег, снег и небо, небо и ветер. Она смеётся. Ветер относит её смех в небо. Снег смеётся. Небо у неё на губах. Она вдыхает небо, она становится ветром, снег подхватывает её дыхание. Она такая маленькая на огромной белой равнине. Она мчится быстрее ветра. Небо знает её такой, какая она есть. Вся жизнь - в этом мгновении движения. В рвущемся навстречу небе, искристом ветре. В том, что у этого мгновения нет ни начала, ни конца. Как у неба или снежной равнины. В том, что это движение вечно, как ветер.
Она летит, управляя детскими санками при помощи паруса. Она не помнит, кто она, где, что было вчера и что будет завтра. Есть только ликование этой минуты. Есть сошедший с ума от радости мир, перемешавший невозможное с мечтой и подаривший ей полёт на земле, парус на снегу, очищение небом, опьянение ветром. Сбывшееся чудо.
-Рада, Радушка! Это!.. Это!..- Растрёпанная и абсолютно счастливая девушка бросается к друзьям. Но, недобежав до них, уже заспоривших, кто следующий, оборачивается и кидается к нему: - Спасибо, спасибо огромное! Вы... Вы просто не представляете!..- И обнимает его от переполняющих её чувств.
Польщённый и смущённый Витан пытается спрятать довольную улыбку. И чувствует себя дедом морозом, сделавшим ребёнку самый заветно желаемый подарок. И отмахивается от ощущения, будто всей глубины, истинного смысла подарка сам он и правда не представляет.
-Радек!- Возвращается она снова к близнецам, -Ты не поверишь - это лучше, чем тогда, летом, на тарзанке над обрывом!
Витан закатывает глаза. История вышла нашумевшая. Но имён главных действующих лиц доподлинно никто не знал. А стоило бы догадаться!
До наступления темноты все успели прокатиться не по одному разу. Поодиночке и парами, стоя и сидя, а кто-то даже начал планировать гонки на ближайшее же время - дай только освоиться и запастись парусиной!
И только Искра (он был уверен, что это прозвище, а не имя, но не слышал, чтобы её называли иначе) больше не каталась. Стояла со спокойной, светлой улыбкой, наблюдала за друзьями, но на их уговоры не поддавалась. Будто берегла то первое чудесное впечатление.
***
День выдался замечательно погожим. То, что надо в разгар каникул и праздников. Она ждала друзей возле их любимой ледяной, с несколькими неожиданными виражами, горки. Катающихся было много. Но она стояла чуть в стороне, любуясь открывающимся с обрыва видом. Внизу, у её ног, бурлили празднично разукрашенные улицы с почти игрушечными человечками. А впереди открывался слепящий своей бескрайностью простор.
Близнецы задерживались. Витан, после памятного вечера полюбивший присоединяться к их компании (конечно, в нерабочее время!), отошёл к ближайшему павильончику за чем-нибудь согревающим. Поддавшись безмятежности этого дня, она совершенно расслабилась и оказалась не готова к появлению того, кого рассчитывала не увидеть более никогда в этой жизни. Посланца из жизни прошлой.
Посланник повелителя стоял рядом, источая столько надменности и презрения к окружающему, что, казалось, они окутывали его осязаемым коконом. Она знала, что гораздо более опасным коконом всю его фигуру окутывает огненная магия драконов. Но не видела её. И была этому рада.
-Условия изменены. Повелевается...
Дальше она не вслушивалась. Всё, как обычно: повелевается, предписывается, безотлагательно - всё в одностороннем порядке. Говорилось что-то об изменении статуса, частичном восстановлении - возможном изменении и возможном частичном восстановлении, если... Если немедленно, если безотлагательно, если интересы рода, если... Она смотрела в это холодное лицо, видела высокомерные черты, будто тончайшей татуировкой, покрытые рисунком чешуи. И ничего не всколыхнулось в её душе. Ничего из той, прежней жизни.
Посланник, не видя единственно возможных, по его мнению, восторга и благодарности, отступил от предписанных церемониалом фраз и продолжил:
-Вы осознаёте степень благосклонности повелителя? Вам ясны требования? Вы понимаете возможные перспективы? Постепенное восстановление в правах. Частичное обеспечение благосостояния. Возвращение в подобающий круг. Возможно...- Он на миг запнулся - это был последний аргумент, который он уполномочен был использовать. -Возвращение магии. И,если на то достанет ресурсов Вашего организма и Вашего дара, возвращение изначальной ипостаси и возможности летать.
Она смотрела на него и понимала, как же изменилась за прошедший год.
Он говорил, что в её распоряжении полчаса. Что ей следует переодеться. Что - он брезгливо поморщился - следует начать отвыкать от людских вещей. Он сожалеет, что в силу ряда известных событий они не смогут полететь, как подобает. Придётся воспользоваться другими средствами, которые требуют сил и времени. И он недоумевает, почему она до сих пор молчит, теряя драгоценные минуты.
А она слушала и вспоминала друзей. Вспоминала весь этот год. Как тяжело ей было вначале. Как приняли её, ни о чём не спрашивая, близнецы. Вспоминала все их совместные проделки. Из-за плеча посланника улыбнулась махнувшему ей издали Витану. Она уже почти чувствовала в руках горячую тяжесть грубой керамической кружки с глинтвейном. Шероховатые бока этой кружки уже почти грели ей не только руки, но саму душу. Пряный парок уже почти щекотал ноздри, обещая много-много тепла и радости впереди.
-Посланник,- самым возмутительным образом перебила она его на полуслове, -как Вы думаете, что я преобрету, последовав за Вами?
Ему едва удалось сдержать возмущение:
-Я же уже...
-Нет, посланник, -снова не посчиталась с этикетом она. -Вы говорили о том, чего не знаете. Скажите, как Вы думаете, что такое полёт?
Он едва не поперхнулся то ли её дерзостью, то ли нелепостью вопроса.
-Полёт - это... Какое это имеет значение?!
-Вот видите, посланник. Для Вас не имеет значения то, чем Вы пытаетесь прельстить меня. Вы даже определения подобрать не можете. А вот мне теперь известна радость полёта, посланник. Нет-нет, не удивляйтесь. Именно теперь! Именно среди людей, так Вами презираемых, я научилась ценить радость полёта. Эти люди, жизнь которых так коротка, по Вашему мнению, умеют ценить каждое её мгновение. Умеют замечать и радоваться мелочам. Скажите, посланник, давно ли Вы замечали, как прекрасна земля, над которой Вы пролетаете? Какого цвета море? Какого оттенка? А как разнообразно и огромно небо, которое Вы считаете себе подвластным? Приближаясь к земле, Вы замечали, как постепенно становятся видимыми, вырисовываются детали пейзажа? Или Вы парите слишком высоко, Ваши движения доведены до автоматизма, а мысли заняты государственными делами? Знакомо ли, наконец, Вам чувство ликования от полёта, единства с ветром? Не думаю, посланник. Я долго пыталась вспомнить свои первые детские впечатления от полётов. Но мне мало что удалось. Знаете ли Вы, посланник, что такое крылья? Не усмехайтесь. Это когда бьющий в лицо ветер разворачивает что-то в твоей душе. Это когда ты сливаешься с небом в восторженном единстве. И достичь этого можно... Лишь мимолётно. Лишь на грани. Но стремиться можно каждую минуту.
Выбравшись наконец из очереди за глинтвейном, Витан отыскал взглядом знакомую фигурку у самого обрыва. Приставшее "Искорка" подходило ей сейчас как нельзя лучше. Солнце, запутавшись в растрёпанных косах, высверкивало налипшими снежинками. Улыбка засияла радостью при виде Витана (или кружек у него в руках?). В глазах светились одновременно глубокая уверенность и робкая надежда. На носу даже сейчас, посреди зимы, проступали веснушки. Рядом с ней стоял... Гм, кто-то, чьи магические силы насторожили будущего великого волшебника. Но не успел он забеспокоиться по-настоящему и поспешить в сторону этих двоих, как неизвестно откуда (впрочем, как всегда) выскочили неугомонные близнецы, набросились, повалили смеющуюся девушку и гурьбой понеслись с ледяной горы.