Шаги в пустом коридоре раздаются четко и слышны далеко. Вокруг только железобетонные стены и окна из оргстекла - прозрачного, а кое-где затемненного. В этих комнатах проводятся эксперименты, знать о которых рядовым сотрудникам лаборатории совсем не обязательно. И даже лучше, чтобы они не знали.
Следуя за главой Института Современных Наук, Наблюдатель неуютно ежился. Он был здесь уже не первый раз. Но даже впервые он вошел в эти двери с меньшим волнением, нежели сегодня.
Волнение? Губы мужчины перекосило некое подобие улыбки.
Волнение, нетерпение, возбуждение, тревога, радость, грусть, скука и еще многие другие обозначения эмоций давно должны были уйти из их языка, как сами эти эмоции ушли из их жизни с тех пор, как человек сумел, наконец, возобладать над своими чувствами.
Больше не было бесплодных метаний творчества, опасного горения страсти, нежности, смысл которой был давно уже позабыт, и ненависти, крушившей все на своем пути, и любви, которая для их предков на протяжении веков оставалась оправданием для любых безумств.
Люди больше не сходили с ума. Они даже на мгновение не теряли здравый рассудок - и это было величайшим достижением прогресса.
Такие понятия, как дружба и вражда, честность и лицемерие, верность и предательство, отвага и трусость, канули в Лету. Сомнения и споры, мучившие людей сотни лет, их неукротимое стремление к эфемерной свободе были забыты.
Человек обрел уже то, к чему стремился больше всего. Совершенство. А совершенные люди не сомневаются. Они не предают, не лицемерят и не трусят. Они лишь следуют доводам разума, которые не могут быть, в свою очередь, подчинены ни чувствам, ни морали, ни, тем более, глупым предрассудкам и верованиям. Их сознание очищено от всего лишнего. Они всегда четко видят свою цель. И ничто, кроме нее, не имеет для них значения вот уже больше полувека.
Так им казалось.
Войдя в комнату для переодевания следом за главой ИСН, Наблюдатель остановился посреди нее, позволив лаборантам облачить себя в специальный костюм и маску. Такие предосторожности были необходимы, поскольку ученым было еще не до конца ясно, способно ли Существо выдержать соприкосновение с современным внешними миром. То есть, как бы нелепо это ни звучало, но ученые до сих пор не были уверены в том, что это Существо сможет выжить вне пределов зараженной зоны, где оно было найдено.
Существо обнаружили случайно при изучении города, пострадавшего во время Последней войны, но довольно неплохо сохранившегося, тем не менее. Историки надеялись найти там что-нибудь интересное для своих хроник. А нашли ее. Да, к удивлению Наблюдателя, Существо оказалось женской особью.
Когда на место прибыли биохимики и медики, они были поражены. Ни новейшее по временам Последней войны оружие, ни время нисколько не повредили Существу. Оно спало в полуразрушенной комнате, в кресле-качалке, укрытое истлевшим пледом, и книга на его коленях все еще была заложена на той самой странице, которую, должно быть, оно читало перед тем, как уснуть.
"Это был сборник автора начала двадцатого века, Александра Беляева, - сказал глава ИСН Наблюдателю при их первом разговоре, - Фантастика. Так им казалось, - он едва заметно усмехнулся и протянул собеседнику потрепанный том, - Оно читало "Держи на Запад", когда шла бомбардировка. Кстати, мы нашли в комнате полное собрание этого автора. Мы осмотрели дом. Оно единственное не укрылось в убежище. Но, по предварительным результатам, его организм нисколько не пострадал. И то, что оно сохранило молодость, спустя столько лет, и то, что оно столько лет пробыло в этом доме, и ничто из внешней среды ему нисколько не повредило, - он помолчал и закончил убежденно, - Это потрясающе! Возможно, в наших руках ключ к разгадке всех тайн человеческой жизнедеятельности и психики!"
"Но оно все еще спит?" - поинтересовался Наблюдатель недоверчиво.
Глава ИСН согласно кивнул.
"Да. Мы поместили его в помещение, обстановку и среду которого постарались максимально приблизить к тем, в которых обнаружили, - ответил он, - Мы перенесли туда все уцелевшие предметы из его дома. Вы сами увидите. И мы постоянно контролируем все его показатели и следим за работой мозга. Но, к сожалению, до сих пор оно не приходит в себя, хотя и проявляет некоторую активность".
"То есть?" - нахмурился Наблюдатель.
"Вы сейчас все сами увидите..." - повторил ученый.
И он впервые ввел его в комнату, в которой проходил эксперимент с Существом.
Ученые были отгорожены от основного помещения затемненным стеклом, из-за которого они могли управлять всем экспериментом. Но, по мнению Наблюдателя, управлять здесь было нечем, и они просто-напросто бездельничали.
Комната, в которой поместили Существо, была просторной, но казалась маленькой из-за обилия всяческого рода ненужных предметов, уже давно вышедших из употребления. Даже до Последней войны мало кто использовал, например, кресла-качалки и устилал пол коврами, или навешивал на стены такие огромные полки с обилием пыльных печатных книг. Интернет был куда удобнее. Но Существо, похоже, было занятной особью.
Оно лежало в большом прозрачном кресле, висящем горизонтально полу посреди комнаты, и из-за стекла Наблюдатель долго не мог понять, как это кресло держится на весу. Только приглядевшись хорошенько, он заметил под ним тонкие железные ножки, регулирующие его высоту и положение.
Наготу Существа прикрыли платьем из темно-серой материи, как у остальных подопытных, а волосы обрили налысо, чтобы датчики от приборов лучше контактировали с кожей головы. И теперь сотни проводков тянулись от его безвольного тела во все стороны, через всю комнату, показывая ученым, как бьется его сердце, как работает его мозг, и еще сотни других вещей, понять которые Наблюдатель не мог. Но он привык уже видеть безвольных существ в робе и с шлемами, напичканными датчиками, на головах, и это его не трогало.
"Вы сказали, его мозг, предположительно, не пострадал, - произнес он, отвернувшись от окна, - Как Вы поняли это? Ведь оно до сих пор не пришло в себя. И, кстати, - он недовольно поморщился, покосившись на динамик над своей головой, - Что это?"
Из динамика раздавалась очень быстрая и громкая музыка на непонятном Наблюдателю языке, и это раздражало его. Больше полувека такую анархичную музыку не пропускали в массы. Улыбнувшись, глава ИСН сделал ему знак следовать за собой и шагнул в дверь, отделяющую наблюдательную комнату от помещения для подопытного.
"Сейчас увидите, - произнес он медленно, словно смакуя каждое слово, - Подойдите сюда. Посмотрите ему в лицо. Видите? Оно улыбается".
Наблюдатель нахмурился, но все же подошел к креслу и заглянул в лицо Существу.
Это была совсем еще юная девушка, и, действительно, она улыбалась. Не так, как улыбались все вокруг последние полвека. Она улыбалась искренне.
Отвернувшись от Существа, Наблюдатель нахмурился снова. Должно быть, его блокатор дает сбои.
"Эти диски мы нашли в его комнате, - произнес ученый задумчиво, - Нам стоило большого труда восстановить их. Но Вы сами можете видеть результат: его мозг реагирует на знакомые звуки. А теперь, прошу Вас, посмотрите еще раз, - Наблюдатель снова посмотрел на Существо, и ученый приказал в микрофон, - Лара, смени музыку!"
Из динамиков зазвучала привычная современная музыка. И лицо Существа, еще мгновение назад счастливое и безмятежное, исказилось гримасой боли. И оно простонало, попытавшись поднять руки, привязанные ремнями к подлокотникам кресла.
Наблюдатель перевел на ученого изумленный взгляд.
"Вы думаете..." - дальше этой фразы его мысль не пошла.
Триумфально улыбнувшись, ученый жестом пригласил его посмотреть на подопытного снова.
"Лара, смени музыку!" - приказал он.
Снова непонятная, непривычная, отвратительная своей непоследовательностью музыка наполнила помещение, и снова лицо Существа расцвело счастливой улыбкой.
"Теперь Вы видите? - улыбнулся ученый, провожая Наблюдателя к выходу, - Оно реагирует на простейшие раздражители. Значит, есть вероятность вернуть ему сознание..."
"Будем надеяться..." - невнятно пробормотал тот.
И на этом они расстались в тот, первый раз. Вторично им пришлось встретиться, спустя несколько месяцев, и не по самому приятному поводу.
Все это время опыт с Существом проходил удачно. Оно реагировало на все те внешние раздражители, на которые должен реагировать человек. Оно все активнее проявляло свои эмоции при звуках музыки. И ученые ИСН уже строили грандиозные планы по изучению примитивных основ психической деятельности человека на примере этого - уникального, по их мнению, - подопытного.
"Это Существо - самая примитивная человеческая особь на планете на данный момент! - заявлял глава ИСН торжественно, - И изучение его примитивной психики откроет нам путь к познанию тайн психики более развитых существ, то есть, нас с вами - современных людей! Это, определенно, будет прорыв в науке!"
В своих отчетах он сообщал Наблюдателю об удачном течении эксперимента и, в качестве подтверждения, прикладывал записи с камер. Существо уже вставало. И не просто поднималось на ноги. Оно танцевало! И, не смотря на то, что его зрение до сих пор не восстановилось в полной мере, можно было сказать с уверенностью: эта особь чрезвычайно живуча и способна к удивительно быстрому восстановлению.
Вечерами, устроившись в кресле с бокалом вина в руках, Наблюдатель включал эти записи и смотрел. Смотрел на нее часами. Эта девушка танцевала с закрытыми глазами. Ученые говорили, что, возможно, ее зрение повреждено настолько, что не восстановится уже никогда. Но ее слух был безупречен. И она кружилась, кружилась, кружилась в своей стеклянной клетке под непонятные старые песни, и серая роба обвивала ее стройную девичью фигурку и закручивалась вокруг худых ножек.
В отчетах главы ИСН говорилось, что ее первый танец закончился обмороком, а второй - приступом рвоты.
Но она продолжала танцевать, не смотря ни на что. Она больше не путалась в длинных проводах, идущих от ее головы к приборам в разных концах комнаты. Не теряла сознание и не терялась в пространстве. Она на ощупь изучила свою тюрьму, по звуку голоса узнавала каждого тюремщика.
И однажды они тоже услышали ее голос. Она всегда шелестела губами во время танца, но до того дня это не было даже шепотом. А в тот день курьер привез Наблюдателю срочный пакет.
Она запела. Он слышал на записи нечто похожее на прерывистые хрипы, но это, без сомнения, была песня. Она подпевала певцу со своих дисков все это время и вернула себе голос одним лишь усилием воли - так, как прежде вернула способность двигаться.
Скоро она распевала так, что от ее пения у дежурной за пультом закладывало уши.
А Наблюдателю нравилось это, вопреки всему. И нравилось, как она зажигательно танцует, как весело смеется ни с того, ни с сего. Только иногда в танце она проводила руками по лысой голове снизу вверх, словно поднимая волосы, и, не находя их, так печально хмурилась. Наверное, раньше у нее были длинные волосы, и она все еще не могла смириться с их потерей.
Странно, но Наблюдатель часто размышлял о ней и любил на нее смотреть. Особенно ему нравилась одна запись. Она абсолютно ничего не давала в плане изучения Существа, и, тем не менее, он пересматривал ее раз за разом.
Девушка лежала в своем прозрачном кресле - сонная, расслабленная. Сотни проводков тянулись от ее головы, стелились по полу, уходили куда-то за область съемки. Звучала тихая печальная музыка, и она печально улыбалась, слушая ее. И она была похожа в это мгновение...
Наблюдатель улыбался, думая об этом.
Ну конечно, она была похожа на головку Нефертити, не ту, старую, обколотую, а другую - где будущая царица запечатлена еще юной и чистой - высокий лоб, гигантские глаза, чувственные, все еще немного детские, губы. Да, она была похожа на Нефертити. У той головки тоже не было волос. Собственно, не было верхней части черепа, но это не так важно.
Волосы девушки уже отросли. Они быстро отрастали, и их тут же сбривали вновь, чтобы они не мешали снимать четкие показания. И почему-то каждый раз Наблюдателю больно было вновь видеть ее лысой. Это блокатор дает сбои...
Оторвавшись от просмотра записи, Наблюдатель ответил на телефонный звонок. Это был глава ИСН. И он сказал лишь одну фразу.
"К ней вернулась память".
Когда Наблюдатель прибыл в лабораторию, Существо было уже обезврежено и обездвижено. Как говорил глава ИСН, многие работники пострадали при этом. Впрочем, сам разгром на месте боя доказывал, что Существо не сдалось до самого конца.
"Думаю, она уже давно видела, просто скрывала это, чтобы ослабить нашу бдительность, и вот, нанесла удар, - рассуждал ученый, пока они шли по коридору, - Она планировала побег. Откуда ей было знать, что вот уже полсотни лет, как никто не сбегал отсюда! Что?"
Он остановился и прямо посмотрел в лицо Наблюдателю, не понимая, почему тот так странно смотрит на него.
"Вы говорите о Существе "она", - тихо произнес тот.
Ученый улыбнулся.
"Вы - нет? Бросьте! Одно дело - совещания наверху, и совсем другое - здесь, между нами, - произнес он, - Мы можем признавать ее примитивным по развитию человеком, но мы не можем не признавать ее человеком. Со всеми вытекающими последствиями".
"Но тогда получается, что мы ставим объектом опыта человека..."
Ученый снова обернулся и посмотрел в глаза собеседнику.
"А вот дальше того, о чем я сказал, я бы Вам не советовал развивать эту мысль!"
"Вы правы..." - тихо согласился Наблюдатель.
Нет, это, наверняка, сбои в работе блокатора! Раньше ему и в голову бы не пришло сказать нечто подобное малознакомому человеку.
"Нам удалось обездвижить ее, но, судя по ее поведению, она не собирается останавливаться, - снова заговорил ученый, - Все это время, до сегодняшнего дня, она ничего не помнила, как она сказала. А сегодня вдруг вспомнила и осознала. Она не смирится с подобным положением, и мы должны принять решение относительно нее. Можем ли мы рисковать? Будет ли этот риск оправдан? Или лучше провести для начала хотя бы поверхностную чистку сознания, стереть ее память, прежде чем продолжить опыт? Я не могу решить этого без Вас".
"Она притворяется! - уверенно произнес ученый, встав рядом с ним и посмотрев на девушку, привязанную к кровати, - Она шла на все виды уловок, чтобы выбраться отсюда. Менее развитые формы жизни, действительно, более приспособлены к выживанию..."
Задумчиво поджав губы, ученый отошел от двери.
"Пусть ее развяжут".
Остановившись, ученый изумленно посмотрел на Наблюдателя.
"Что, простите?"
"Пусть ее освободят, - повторил тот твердо, - Я хочу поговорить с ней, как с человеком".
"Я должен предупредить Вас об опасности..." - начал ученый сердито, но смолк, увидев улыбку на лице, на котором не видел улыбки никогда.
"Я знаю".
Дверь открылась, и двое охранников подошли к кровати. Двое стояли за их спиной, держа наготове оружие. И еще двое дежурили в дверях.
"Нехило! - усмехнулась пленница, потирая затекшие запястья, - Вшестером на слабую девушку. Деградация, однако. А ты что расселся, будто и не боишься?" - обратилась она к мужчине, присевшему на кровать рядом с ней.
"Я не боюсь, - тихо откликнулся он, - Ты зря устроила все это. Мы не желаем тебе вреда..."
Огромные синие глаза сверкнули ему в лицо.
"Ты себя-то послушай! Вы на мне опыты ставили!"
"Это нужно человечеству".
"А я? Я не нужна человечеству?"
Они долго молчали.
"Который год, хотя бы? - спросила она, наконец, - Мои родители..."
"Их нет. Была война".
"Война, - повторила она медленно, - Ясно. Все-таки, добились своего..."
"Что?" - не понял он.
Девушка не обратила на этот вопрос внимания.
"А они мне все время снились, - пробормотала она, - Изменение личности - это как тот мой сон?"
"Возможно. Мы не знаем..."
Девушка поднялась на ноги и прошлась по комнате.
"Мужик в белом сказал, вы можете изменить мою личность, чтобы я подчинилась вам".
"Это крайняя мера, - откликнулся он печально, - Мне бы не хотелось идти на это. Но, если ты не подчинишься..."
"Я не подчинюсь!"
Они еще долго разговаривали. Блокатор Наблюдателя дал сильнейший сбой, и они проговорили до утра - обо всем на свете. О музыке, которая была и есть. О книгах - печатных и электронных. О победах человеческого разума и поражении человеческого духа. О любви и нежности, которую нельзя стереть никакими новейшими устройствами. О том, что жестокость всегда остается жестокостью, предательство - предательством, лицемерие - лицемерием, и их нельзя оправдать какой-то расплывчатой, пусть даже и великой, целью. О том, что всегда и в любой ситуации у человека есть выбор. И о человеческой воле выбирать, которая была дана человеку не просто так.
А наутро, выйдя из комнаты, Наблюдатель, не глядя на ученого, твердо произнес: "Зачищайте!" - и ушел, не оглядываясь.
"Ася! Ася! Уже восемь, ты в школу опоздаешь!"
Перевернувшись на кровати, девушка простужено кашлянула и довольно улыбнулась. Отличный предлог не ходить сегодня в школу!
Проскакав босиком по мягкому ковру, она повисла на шее у отца, потом чмокнула в щеку мать и влетела в ванную комнату, отпихнув сестру с дороги.
"А я в школу не иду! - объявила она, выйдя оттуда, - Слышите, как хриплю? Простудилась! - пригнувшись от подзатыльника сестры, она тут же выпрямилась и показала ей язык, - Дура!"
"Что ж ты тогда лезешь вперед!" - огрызнулась та, закрывая за собой дверь ванной комнаты.
Ася хрипло рассмеялась и плюхнулась в любимое свое кресло-качалку.
"А надо быстрее ногами перебирать!"
Родители переглянулись и не смогли сдержать смех.
"И чем займешься, лентяйка?" - поинтересовался отец, надевая куртку.
Девушка задумчиво подняла глаза к потолку, накручивая на палец длинные волосы.
"Устроюсь в кресле, накроюсь пледом, врублю музыку и буду читать Беляева!" - выдала она после минутных колебаний.
"Ну, я так и думал, - снисходительно улыбнулся отец, целуя на прощание жену, - Всем пока! Я ушел!"
"Пока! До вечера!" - хором откликнулись Ася и мама.
"Пока, пап!" - высунулась из-за двери ванной взлохмаченная голова сестры.
У нее все губы были перепачканы пастой, и щетка торчала изо рта, и при виде такой картины Ася снова зашлась веселым хриплым смехом.
"Пустосмех!" - фыркнула сестра беззлобно и снова скрылась в ванной.
А мама ласково провела ладонью по голове.
"Иди завтракать, болезная!"
Отвернувшись от стеклянного окна, Наблюдатель медленно побрел по коридору.
Здесь вокруг был только железобетон и окна из оргстекла. Кого-то привозили в эти комнаты, чтобы исправить научным путем пороки, полученные при рождении, а кого-то увозили, достигнув необходимого результата. Иногда бывало достаточно просто блокатора. Иногда требовалась основательная чистка сознания. Но всегда они добивались своей цели.
И только эта девушка в третьей капсуле слева в нижнем ряду, даже спустя годы, продолжала помнить, не смотря ни на что. Она улыбалась.