Менее чем через полчаса на нашу карликовую страну обрушится огромный огненный шар диаметром в три тысячи километров, потому что производитель йогуртов наступил на ногу бизнесмену.
Мы расселись по разным углам и в идеально сконструированной тишине внемлем агонии. Сидим на полу, на коленях держим тетрадь, в руке - ручку, и пишем. Нам незачем прощаться друг с другом, незачем вымаливать друг у друга прощения, незачем избегать одиночества...
Я говорю "мы", потому что нас не существует по отдельности. И если честно, то это не я говорю, а мы говорим. В нашей стране больше не существует "я"... Ничьего. Справа от меня, у выступа облупившейся стены, сидит имиджмейкер, и тихонечко сопит. Но на самом деле это не совсем так. Нет ни меня, ни имиджмейкера - это все мы, все вместе, сидим у выступа стены и тихонечко сопим... Теперь, под навесом рыжеватых языков пламени, мы начинаем это понимать, а раньше...
Раньше жизнь в нашем крошечном государстве журчала ручейком, ползла себе бесхитростной улиткой... До тех пор, пока в стране нашей не приключилась одна, незначительная на первый взгляд, но жуткая - если вдуматься, история.
Однажды директор завода по производству зонтов заболел и в приступе горячки приказал приостановить работу вплоть до его выздоровления. Так как монополия процветала у нас во всех отраслях, качественной продукции не было, и именно по этой причине через каких-нибудь две неделе запасы зонтов у народа иссякли.
Между тем, начинали накрапывать дожди. Капали, капали, а потом как высморкалось небо всеми тучами разом, - так и обрушились на нас все мыслимые и немыслимые беды. Дожди без устали хлестали по затопленным мостовым, полоскались в расплывшихся лужах. Плевались на людей. А директор продолжал болеть. Конечно, он мог бы прекратить капризничать и приказать работникам возобновить производство зонтов. Но нет, раз уж он болен, то пусть катится к черту весь мир.
Все мы тогда изнервничались, искусали от злости губы, разворчались, бубня себе под нос проклятия, но официальных жалоб в адрес эгоистичного директора, разумеется, не последовало. Так уж у нас повелось: никогда ни во что не вмешиваться. Возмущения, негодования, недовольство - можно бубнить про себя сколько влезет, пожалуйста. Но вслух - Боже упаси. Хотя за совершение подобного действия никаких санкций законом не предусматривалось, все же что-то заставляло нас чтить традиции.
Дожди не переставали, а люди становились все злее и злее. Прохожие толкались локтями, обзывались нехорошими словами и вообще вели себя непорядочно. Производитель йогуртов, следуя всеобщему умонастроению, нарочно наступил на ногу бизнесмену.
- Ты что, офигел? - возмутился тот и замахнулся на обидчика кулаком.
Завязалась драка. Производитель йогуртов до полусмерти избил бизнесмена, а толпа, свесив челюсть, глупо моргала глазками.
В нашей стране это нормально. Людей можно публично избивать, резать, четвертовать, пытать испанским сапогом. Будьте спокойны, никто не осмелиться вмешаться. Но бизнесмен, который и без того пребывал не в лучшем настроении вот уже несколько дождливых недель, решил отомстить и нанял киллера.
Надо отметить, что нашего киллера бессмысленно в чем-либо обвинять, ибо не таит он злодеяний своих от народа. Производитель йогуртов как раз собирался переходить дорогу на главном городском перекрестке, когда киллер, - из приличия нацепивший на голову черный чулок, - подошел к нему на виду у всех пешеходов, и направил к его виску дуло пистолета.
С тех пор мы не пробовали йогуртов. И, казалось бы, все это ничего, все это можно пережить. И пережили бы, черт возьми, если бы не имиджмейкер, который жить не мог без этих проклятых йогуртов! Поначалу он еще кое-как мирился с исчезновением любимого продукта с лотков супермаркетов, но спустя некоторое время впал в беспросветную депрессию и, таким образом, наша эстрадная певица осталась без имиджа. Стала некрасивой, немодной. Имя ее падало на нижние строчки рейтингов, а постепенно и вовсе с них исчезло. Вдобавок ко всему выяснилось, что певица была влюблена в своего имиджмейкера и именно эта возвышенная любовь и воодушевляла ее к блистательным выступлениям. С тех пор, как имиджмейкера перестала заботить карьера певицы, она, мало того, что "вышла из моды"... лишенная вдохновения - разучилась петь.
Если бы беды на этом закончились... Суетились бы мы сейчас в своих серых норках, с опаской переходили бы сумасшедшие шоссе ... Я смотрю... вернее, не я... мы смотрим наверх. И тот человек, что справа от... от всех нас, - еле сдерживает слезы. Мы еле сдерживаем слезы и понимаем, что больше нет того человека, что сидит справа, и нет того, кто пишет эти строчки... Есть только мы, послушное стадо, смиренно ожидающие своего конца... Потому что привыкли молчать. Потому что у нас закон: никогда ни во что не вмешиваться.
Осталось совсем немного. Огненный шар разрастается в диаметре, тянется к земле... Разве могло бы такое случиться, если бы не мусорщик?
Мусорщик, который оказался ярым фанатом эстрадной певицы. Настолько ярым, что лез с кулаками к каждому, кто смел корчиться от смеха в благословенные минуты ее бездарного выступления по общественному каналу. К сожалению, любителей подшутить и позлорадствовать над неудавшейся карьерой певицы оказалось предостаточно, и в итоге мусорщик со всеми переругался, объявил всему народу бойкот и перестал исполнять свои обязанности.
Мусорные баки оставались переполненными месяцами. Пришлось выбрасывать мусор на улицы, в парки, в переходы метро... Куда попало.
Отчаялся и парикмахер. Ему не удалось примириться с вонью, расползающейся по стране. Долго он мучился. Злился, хрустел пальцами, скрипел зубами. Но пожаловаться, ясное дело, никуда не мог. Не выдержав, сошел с ума.
И тогда-то произошло самое страшное. Король, порядком обросший, вызвал к себе парикмахера, а тот, лишенный здравого ума, отказался стричь.
- Это почему же? - ласково поинтересовался король, которому ни до чего не было дела.
- Видите ли, я боюсь.
- Чего ты боишься? - от удивления у короля приподнялись внутренние уголки бровей.
- Вас, ваше величество. Я хоть и лишился рассудка, но идти против власти никогда не осмелюсь.
- Весьма мило, - король призадумался. Все-таки приятно, когда боятся. Значит, уважают. Но, вспомнив о прическе, продолжил: - но ты ведь именно от страха и стриг меня всю жизнь!
- Да. Но тогда я пребывал в здравом уме, а теперь с него сошел. И не уверен, смогу ли вас подстричь хорошо. Словом, я этого делать не стану.
Парикмахера заточили в тюрьму. А король так и остался обросшим.
Если бы на том и окончилась наша печальная история! Мы, переросшие друг в друга, так бы ничего и не поняли... Мы, потерявшие свою самость, жили бы и жили... Без зонтиков, без лучшей певицы, без йогуртов. Но ведь не было бы никакого огненного шара и не дрожали бы коленки наши, не тряслись бы руки наши пишущие.
Мусор расползался по всей стране подобно раковым клеткам, и уже начал появляться на трансграничных территориях. Тогда-то в нашу столицу пожаловали международные эксперты и изъявили желание выяснить, что здесь происходит, ибо страна наша стала представлять собой экологическую угрозу всему миру.
- Оставьте меня в покое, - попросил печальный и безразличный ко всему король. - Ничего я не знаю, и знать не хочу об этой проклятой стране! Я опечален и убит горем!
- Позвольте же узнать, ваше величество, в чем таится причина вашего горя? - осведомился один из экспертов.
- Парикмахер! - уверенно заявил король. - Он во всем виноват!
Отправившись к парикмахеру, эксперты выяснили, что виновником всех бед является вовсе не он, а мусорщик. Но мусорщик разразился гневными проклятиями, а потом заплакал и сказал, что причиной всему - певица. Певица же отправила международных экспертов к своему бывшему имиджмейкеру, который, по ее словам, и является первоисточником нависшей над миром экологической катастрофы. Не тут-то было! Имиджмейкер воздел руки к небу, всплакнул и заявил, что во всем виноват киллер! Из-за него теперь нигде нет йогуртов! Киллер, в свою очередь, посетовал на бизнесмена, а бизнесмен - на производителя йогуртов. Если бы производитель йогуртов был жив, он, несомненно, направил бы их к директору завода. Но в живых его не оказалось, а остальные, следуя основному правилу нашей страны, молчали. Еще бы, кому охота вмешиваться в дела государственной важности?
Не обнаружив возле могилы главного виновника ничего, кроме завядшего венка и пары пустых баночек из-под йогуртов, эксперты вернулись к королю и потребовали немедленно предпринять срочные меры в борьбе со всемирно расползающимся мусором.
- Вы что, не видите, сколько у меня личных проблем? - вознегодовал король. -Меня некому подстричь! Пусть этот вопрос решает кто-нибудь другой, оставьте меня в покое!
Но, сколько бедные эксперты ни искали, "кого-нибудь другого" нигде не оказалось. И тогда, посовещавшись, они объявили о своем решении через громкоговоритель:
- Если "кто-нибудь" сейчас же не отыщется, мы уничтожим вашу страну! Испепелим ее в качестве огромной мусорной ямы!
Ну и испепеляйте себе. Кто из нас станет потакать вам? Решать чужие проблемы? Нет уж, это не для нас. Имиджмейкер в депрессии - ему не до этого, директор завода все еще болен, а короля некому подстричь. Столько личных хлопот, о какой надвигающейся экологической катастрофе может идти речь?
Совсем скоро....
Но чем ближе конец, тем больше мы понимаем. Сейчас, рассевшись по разным углам, выцарапывая строчки в полуисписанной тетрадке, каждый из нас знает, о чем пишут остальные... И пишет то же самое. И каждый из нас бубнит себе под нос:
- Почему директор магазина так поступил с нами? Он виноват...
Но каждый понимает:
- Но почему мы не пожаловались на него? Почему не остановили киллера? Почему мы не уговорили имиджмейкера вернуться к своим обязанностям...
- И короля...
Не подстригли, не изгнали, не заставили считаться со всеми нами! И сами не согласились стать "кем-нибудь другим".
Так мы и поняли, что нет никакого короля и никакого мусорщика... все это - мы сами...
Минута.
Нам осталась минута, и мы умрем с сознанием того, что каждого из нас - нет...
Огненный шар готов ниспасть, вот-вот международный эксперт надавит подушечкой указательного пальца на яркую кнопочку... Чтобы выжечь мусор, нас, безличностное стадо...
Считанные секунды.
...Но, знаете... сейчас, в последние мгновения, каждый из нас смотрит вправо - на своего соседа. А потом опускает голову, не сдерживает слез, и выводит трясущимися пальцами... Нет, я надеюсь, Я надеюсь! Что не знаю того, что напишут остальные!
Но я пишу:
"Справа от меня сидит имиджмейкер. Он что-то пишет, но последние его строчки превращаются в жирные кляксы... потому что он плачет... Имиджмейкер плачет!
...и шепчет:
- Во всем виноват я... Я не смог преодолеть тоски по йогуртам и обрек несчастную певицу на провал... Но не только в этом я виноват... Я не помешал киллеру, я не выразил своего возмущения королю, я позволил производителю йогуртов наступить на ногу бизнесмену... я не смог стать тем самым "кем-нибудь другим"".