Полуденное солнце первых июньских дней пекло невыносимо. Трава стала сухой и жесткой. Косцы решили отложить работу, пока не схлынет жара. Выключили жужжащие, как назойливые шмели, бензиновые косы и укрылись в тени кто где.
Мария спряталась под навесом, куда сгребала свежескошенную траву. Обмахиваясь платком от мух, поудобнее разлеглась на мягком ложе. И сразу же над ухом раздался смешливый голос Якова Смирницкого:
--Всякий, кто дорос, поспеши на сенокос! - И не дожидаясь её реакции на свою прибаутку, плюхнулся рядом.- А у тебя здесь здорово: и тень, и ветерок продувает.
Маша давно замечала на себе чувственно-блудливые взгляды Якова, но всерьёз не воспринимала его. В коллективе фабрики за ним прочно закрепилась репутация бабника. Не пропускал мимо ни одной юбки. В том числе и замужних женщин. Впрочем, что касается последних, то справедливее было бы сказать: это они, и особенно постарше, не давали парню прохода. При каждом удобном случае пытались обратить на себя его внимание. А он только рад был этому.
На швейной фабрике все знали эту слабость инженера по технике безопасности Смирницкого к женщинам. Вот и директор, отправляя его руководителем лагеря отдыха на летний период , без обиняков заявил:
--Пусть отдохнет на природе, а то всех баб перепортит. Уйдут в декрет, а кто работать будет. Хороших швей и так не хватает. А о безопасности труда мы и сами позаботимся.
Для Маши была непонятна нездоровая тяга женщин к Якову. Парень как парень. Чуть выше среднего роста, плечистый. На голове копна русых волос. Вытянутое рябоватое лицо с вечно насмешливым взглядом. Любил побалагурить, но когда надо - умел быть серьезным и даже строгим. Любительниц нарушать технику безопасности труда наказывал без скидок на личные отношения. На её взгляд, на фабрике немало ребят было и посимпатичней.
Но не только поэтому Маша держала Якова на расстоянии. Она верно и терпеливо ждала из армии своего любимого. До возвращения Петра домой оставались считанные дни. Этим и руководствовался директор, назначая её старшей в бригаду по подготовке летнего лагеря отдыха к сезону. Он так и сказал при всех:
--Знаю, что краснеть за тебя не придется, как за некоторых ветрениц.
За предыдущие дни их бригада успела сделать многое. Подкрасить, подновить, расставить... Осталось скосить и убрать вымахавшую на майских дождях траву. И тогда они завтра с легким сердцем могут встречать районную инспекцию. Тем более, что раньше, чем к обеду, ожидать её не стоит. Чиновники не любят рано вставать.
Увидев, что Яков потихоньку стал пододвигаться к ней, Маша решительно оттолкнула его, на что парень только шире заулыбался.
--От мух тебя лишь уберечь хотел.
Маша повернулась к нему и, приподнявшись на локте, с кокетливым любопытством спросила:
--С мухами я и сама как-нибудь справлюсь. Лучше скажи, до чего надо дорасти, чтобы спешить на сенокос?
--До любви! До чего же ещё! - ответил Яков и весело захохотал. И снова сделал попытку приблизиться к девушке. Более того, недвусмысленно дал понять, что собирается обнять её. Тут бы в самую пору Маше рассердиться, но она лишь вяло отвела руку парня в сторону. Что-то было в нем такое, что порождало легкое томление в девичьем теле. Это чувство было ей знакомо. Оно возникало у нее всякий раз, когда раньше оставалась с Петром наедине. И усиливалось с каждым мгновением близости.
Воспоминание о Петре привело её в чувство. Она резко отпрянула от парня и встала. Прибрав волосы под платок, громко крикнула, стараясь, чтобы её услышали все рабочие:
--Предлагаю перекусить и ударно заканчивать уборку. - Взглянув на Якова, уже тихо продолжила: - Тебя это, кстати, тоже касается.
--Испугалась?- вместо ответа, сказал он, глядя на нее насмешливо и в то же время с сочувствием.
--Ничуть! Мне нечего бояться,- негодующе вздернула плечики Маша.
--Ты себя испугалась, - настаивал на своем Яков.- Своих чувств.
--В своих чувствах я разберусь сама. В них тебе места нет,- с вызовом ответила девушка и пошла по направлению к столовой.
--Ну-ну!- ехидно улыбнулся парень и вольготно раскинулся на свежескошенной траве.
К вечеру духота спала. Подул легкий ветерок и быстро нагнал с запада темные тучи. На улице стало еще темнее. Уличное освещение повсеместно до приёма лагеря комиссией решили не включать. Мало ли что замкнет или перегорит, а электрика под рукой нет. Включили фонари только возле жилых домиков.
Когда по металлической черепице застучали первые капли дождя, Маша задернула занавески на окне и, забравшись в постель, поплотнее укуталась одеялом. Но сон не приходил. Воспоминания о событиях дня переплетались с мыслями о Петре. Они чуть ли не каждый день переговаривались по телефону. Сегодня Петр даже похвастал, что купил для нее колечко и настаивал: как только приедет, они сразу подадут заявление в загс. Увидев легкую заминку с ответом, спросил обеспокоенно:
--Ты что не рада?
--Рада, еще как рада! - поспешила с ответом Маша.
Она действительно была очень рада. Но что-то мешало ей полностью отдаться этому чувству. Попросила Петра:
--Ты только быстрее приезжай. Я очень соскучилась по тебе.
Нежась в мягкой постели, представляла долгожданную встречу с любимым. Объятия, поцелуи... Вдруг послышалось, как будто кто-то вошел в домик. Всмотрелась в темноту, но ничего не увидела. Только сетка от комаров, которая закрывала дверной проём, продолжала колыхаться. В волнении привстала на кровати. С уст уже было готово сорваться тревожное: "Кто здесь?", как в торце кровати возник расплывчатый силуэт со светлой копной волос на голове.
--Не волнуйся, это я,- поспешил заявить о себе Яков.
--Ты что здесь забыл? Твоих подружек здесь нет,- успокаиваясь, сдержанно произнесла Маша. И снова откинулась на подушку.
Конечно, она понимала, что было бы правильно накричать на парня и выгнать из домика. Но что-то мешало ей сделать это. Шум дождя , доносящийся с улицы, волнительные фантазии о скорой предстоящей встрече с Петром делали и без того осточертевшее за год одиночество невыносимым. А с Яковом в домике как будто стало уютнее, теплее. Тем более, он спокойно заверил её, что никакие прежние подружки ему не нужны. Добавил с особой теплотой в голосе:
--Они все вместе твоего одного мизинца не стоят.
Чем вызвал у нее чувство благодарности. И когда, обойдя кровать сбоку, спросил:
--Можно, я присяду на краешек.- Маша уж слишком торопливо подвинулась, уступая для него место. И совсем неожиданно для самой себя почувствовала то самое томление, которое растревожило её еще днем.
Если кто-нибудь смог бы наблюдать, что потом происходило, наверняка имел право подумать, что Яков взял её силой. Но только сама Маша знала, что в душе она хотела, чтобы это случилось. А сопротивлялась больше для вида, для того, чтобы иметь хоть маленькое оправдание перед собой. Это было нечто вроде игры, которая очень скоро переросла в подавляющие все другие чувства любовную страсть. Когда парень был уже близок к заветному, она пылала нестерпимым огнем желания.
Их любовное безумие продолжалось всю ночь. Теперь Маша уже сама удерживала Якова. Соскучившееся по мужскому вниманию её молодое тело требовало все новой и новой ласки. И Яков щедро откликался на желания девушки.
Прервал этот любовный марафон неожиданно ранний звонок Петра. Он радостно сообщил, что начальство отпустило его на два дня раньше и он уже завтра вылетает домой. И спросил:
--Ты меня встретишь, любимая?
--Конечно, встречу, - задержав возбужденное дыхание, ответила Маша. И чтобы хоть как-то заполнить возникшую паузу, спросила:- А ты что так рано звонишь?
Петр радостно рассмеялся.
--Ты забыла, что у нас в Сибири день начинается на четыре часа раньше? Я разбудил тебя или сон тревожный приснился - дышишь тяжело?
--Нет, я делаю зарядку,-нашлась Маша, непроизвольно отвечая на нетерпеливые движения Якова.
Отключив телефон, она безвольно опустилась на грудь парня.
--Что я наделала?- прошептала она.- Целый год ждала!
--Ничего плохого не случилось. Обычное дело,- стал успокаивать её Яков. - Никто ни о чем не узнает.
Он крепче прижал Машу к себе и, осыпая поцелуями, говорил и говорил, не переставая. Убеждал, что лучше её у него никого не было, она клад для любого мужчины, и он не отпустит, если она того пожелает. Потихоньку добился своего. Маша снова отдалась чувству, словно не было никакого звонка. Но тех ярких ощущений, которые она испытывала ранее, больше не возникало.
Уговаривать Якова уйти, долго не пришлось. Он быстренько оделся и выскользнул из домика в предрассветную тишину.
Весь следующий день дождь шел с небольшими перерывами. Комиссия не приехала, отложила прием лагеря отдыха на сутки. Якову пришлось притормозить отъезд бригады. Мало ли какие претензии могут возникнуть у приемной комиссии.
Маша на людях вела себя как всегда уверенно и энергично. Только в её голосе, когда она отдавала команды, не было той открытой, беззаботной звонкости, которая непременно вызывала улыбку у тех, кому эти команды адресовались. При каждом удобном случае старалась уединиться.
Когда стало ясно, что комиссия не приедет, Маша, сославшись на недомогание, и вовсе скрылась в домике. Свернувшись калачиком на кровати и укутавшись в одеяло с головой, раз за разом мысленно прокручивала события минувшей ночи. Хотелось найти хоть маленькую причину для оправдания измены.
Якова она ни в чем не винила. Он, по её мнению, поступил так, как она позволила ему, как позволяли другие женщины. И она не замечала, чтобы они терзались последствиями. Так что же тогда её так сильно мучают переживания? А если бы Петр не позвонил в самый неподходящий момент, она так же бы терзалась? Или ночь запомнилась бы исключительно яркими моментами, от которых, даже при мимолетных воспоминаниях, тело и сейчас наполнялось истомой? И, о странно! Стоило только на секунду воспоминаниям переключиться на подаренную Яковом бурю страсти, как Маша почувствовала теплую симпатию к нему, и огонёк желания снова зажёгся в ней. Даже разозлилась на себя. Еще не хватало, чтобы эта мимолетная слабость каким-то образом повлияла на её чувства к Петру. Целый год она жила этими чувствами. Помнила, как ей казалось, каждый миг их отношений.
Они уже собирались пожениться, как неожиданно Петру пришла повестка в военкомат. Он понимал, что на этот раз от службы в армии ему не отвертеться. Вот-вот исполнится двадцать шесть лет. Собственно, он и раньше от армии не прятался. Просто так получалось, что ему давали одну отсрочку за другой. То институт заканчивал, то мать тяжело болела, а ухаживать за ней некому было. Отец умер, когда Петру не было и десяти лет. А прошедшей зимой похоронил и мать.
Самым близким и родным человеком для него оставалась только Маша. Познакомились они на фабрике. Петр к этому времени работал ведущим инженером в техотделе. Заприметил молоденькую девушку во время модернизации швейного цеха. Она, в отличие от других работниц, активно вмешивалась в процесс технологических изменений. Причем, делала замечания весьма квалифицированно.
Скоро Петр уже знал, что девушка работает не просто швеей. Она является оператором швейных автоматов. Год назад закончила технический колледж и настойчиво "пробивала" в администрации идею внедрения цифровых технологий, и за счет этого сократить межоперационные потери времени. Что для мелкосерийного швейного производства давало огромный выигрыш.
Парню сразу понравилась настойчивая, уверенная в себе девушка. У них нашлось много общих производственных тем для разговоров. А при более близком знакомстве оказалось, что у них много и других схожих интересов. И вскоре романтические конфетно-букетные отношения переросли в крепкую любовь. Маша не мыслила себя и дня прожить без Петра. От его горячих поцелуев и объятий она теряла голову, полностью растворялась в неизвестных ей ранее чувствах.
Повестка в военкомат отнимала у них радость общения. Может еще и поэтому последние ночи перед уходом в армию были необыкновенно яркими. После одной из таких они решили в память о своих чувствах посадить под окном дома Петра по березке. Девушка присмотрела на окраине березовой рощи высокое деревце с тонким гибким стволом. Петр же подошел к делу с выдумкой. Он договорился с городским зеленхозом и с его помощью рядом с Машиной березкой высадил уже довольно рослую березу с крепким белоснежным стволом.
--Приживется ли она? - засомневалась девушка.
--Будешь ждать и ухаживать, пока я буду служить в армии, - приживется!- заверил её Петр, нежно обнимая любимую.
--Вот моя точно приживется,- любуясь своей березкой, похвасталась Маша. - Потому что я люблю тебя.
Это была своеобразная клятва молодых людей в вечной любви. И обе березки, словно отвечая на их чувства, не просто прижились. Этой весной их кроны стали гораздо гуще, были щедро усыпаны зеленой листвой.
А вчерашняя ночь перечеркнула всё, корила себя Маша, и всеми силами отгоняла от себя мысль, которая то и дело вклинивалась в невеселые размышления. Если это плохое и постыдное, что у нее случилось с Яковом, то почему ей было так хорошо? И Яков уверял, что ничего подобного он раньше не испытывал.
Мысли постепенно стали принимать другой оборот. Перед глазами снова замелькали картинки прошедшей ночи. Только они доставляли уже не горечь, а вновь пробуждали то сладостное чувство, в котором купалась всю предыдущую ночь.
Маша понимала, что будет вдвойне неправильным то, что она собиралась сделать. Но ничего поделать с собой не могла. Решительно встала с постели и вышла на улицу. Ноги сами привели её к домику Якова. Он сидел на высоком крыльце с девушкой из будущих работниц лагеря и пил прямо из бутылки пиво. Увидев её, отослал свою подружку и поспешил к Маше. Она тоже прибавила шаг навстречу...
Проснулись утром поздно. Взглянув на часы Маша поняла что к самолету, если добираться на перекладных, уже не успеет.
--Я тебя подвезу,- пришел на выручку Яков.- У меня машина на ходу.
--А как же комиссия?- заволновалась девушка.
--Договорюсь с кем-нибудь,чтоб поводили комиссию по лагерю. А на обратном пути заеду в администрацию, подпишу что надо,- беззаботно ответил Яков и поспешил за машиной.
Петра они увидела еще издали. Он уже получил багаж и стоял с объемной спортивной сумкой на плече у входа в помещение аэровокзала. Нетерпеливо переминаясь с ноги на ногу, окидывал взглядом привокзальную площадь. И все равно увидел Машу в самый последний момент. Она, смешавшись с толпой спешащих людей, тихо подошла с боку.
В армейской форме он казался ей каким-то незнакомым, суровым. В то же время во всем его облике просматривалось что-то родное, близкое. Не дойдя нескольких метров, окликнула парня и не очень уверенно бросилась к нему. Но когда Петр сжал её в своих сильных объятиях, Маша забыла про все свои терзания.
Яков, не выходя из машины, напряженно наблюдал за встречей. Одно время ему показалось, что Маша подойдет к Петру и скажет ему все. Он же ночью ясно дал ей понять, что она очень нравится ему, и он готов связать с ней свою жизнь. Маша тоже, буквально захлебываясь в чувствах, отвечала ему взаимностью.
--Вот только встречу и обязательно скажу, что полюбила другого, - страстно шептала она между горячими поцелуями.
Сейчас, наблюдая за их встречей, Яков с горечью понимал, что девушка сделала выбор не в его пользу. Подождав ещё некоторое время, пока такси с Петром и Машей скрылось из вида, развернул машину и медленно поехал следом в город.
По приезду домой Петр первым делом навестил березки. Еще на подъезде к городу погода стала резко портиться. Тяжелые свинцовые тучи быстро затягивали небосвод. Того и гляди - пойдет дождь.
На земле ветер тоже разгулялся не на шутку. Под его порывами березки тревожно шелестели листьями и низко гнулись. Но стоило ветру ослабеть, как они снова распрямлялись и гордо устремляли вверх свои вершины. Глядя на них, Петр радовался как ребенок.
--Дождались, мои родные! Похорошели!
Он с умилением трогал их стволы, ласково перебирал пальцами зеленые веточки. Потом нежно обнял за плечи Машу и с необыкновенной теплотой в голосе сказал:
--Теперь нас ничто не разлучит.
Девушка только теснее прижалась к крепкому плечу парня.
В этот момент налетел особенно сильный порыв ветра. Тонкая березка, которую посадила Маша, прогнулась чуть ли не до самой земли, но тут же снова выпрямилась. А ствол другой, прогибаясь, натужно заскрипел, а потом и вовсе раздался слабый треск. Петр с тревогой всмотрелся в деревцо. Но стоило ветру ослабеть, как оно тоже распрямилось. Правда, не до самого конца. Осмотрев надтреснутый ствол, Петр оптимистично объявил:
--Укреплю подпорками, обмажу ствол глиной и будет жить.
Но Маша сочла это происшествие дурным знаком. И без того неспокойное настроение, от которого ей полностью так и не удалось освободиться, усилилось тревожно гнетущим состоянием. Оно мешало ей окончательно и бесповоротно отринуть произошедшее. Где-то там, глубоко в душе, оно проложило незримый ров между ней и Петром.
Может, поэтому, когда за праздничным столом Петр попросил Машу стать его женой и, получив согласие, надел красивое обручальное кольцо на палец, она расплакалась и долго не могла успокоиться. Петр утешал её, как мог. Уверял, что все препятствия к их любви устранены. Главное, что она его дождалась.
Но так до конца он и не смог растопить её легкой отрешенности. В их отношениях того яркого эмоционального накала, каким сопровождались их встречи накануне армии, не возникло ни в эту ночь, ни в последующие. Сначала Петр списывал это на преодоление отчужденности, возникшей за год. Потом Маша призналась, что забеременела. Тут уж не до близости! А когда родился Андрейка, и вовсе стало не до выражения особых чувств. Вся любовь обоих супругов была посвящена ему.
О Якове Маша если и вспоминала, то редко. До ухода в декретный отпуск виделись на фабрике только издалека. Было похоже, что Яков сознательно избегал её. Однажды о нем заговорил Петр. Посмеялся, что парень бегал, бегал за юбками, а жениться пришлось по залету на одной не самой привлекательной работнице.
Встретила Маша Смирницкого случайно в городе. Был выходной день, и Петр охотно согласился повозиться с малышом, а Машу отпустил побродить по магазинам. Она уже купила себе несколько обновок и шла в очередной супермаркет, когда рядом взвизгнули тормоза легковой машины. Высунувшись из окна, Яков весело предложил:
--Садись, подвезу. Поговорим, повспоминаем.
--О чём, Яша?- грустно отозвалась Маша.
--Неужели нам не найдется о чем поговорить? - Он вышел из машины и взял из её рук пакеты.- А я очень часто вспоминаю тебя. Зря тогда согласился подвезти тебя в аэропорт. Думал, будет правильным, если ты сама всё решишь. Теперь понимаю: ошибся! Да и ты, похоже, тоже. Что-то я не видел тебя счастливой.
--Тебе куда?- спросил он, когда они сели в машину. И не дожидаясь ответа, потянулся к ней. В следующую секунду Маша с трепетом ответила на его объятия и поцелуи. Оторвались друг от друга ровно настолько, чтобы отъехать на пустырь, а потом с новой силой неистово и надолго сплестись в любовных чувствах.
Домой Маша вернулась усталая, но довольная и счастливая. Петр с Андрейкой, вдоволь нагулявшись на свежем воздухе, спали вместе на кровати. Порадовавшись, что не придется отчитываться, где она так надолго задержалась, Маша пошла готовить ужин.
Этой ночью Петр не мог не нарадоваться женой. Она отдавалась ему с давно забытой страстью. Сказывались неостывшие яркие эмоции от встречи с Яковым. А потом постепенно их отношения снова вернулись в привычное русло обыденности и холодности.
Маша и сама не могла до конца понять, что с ней происходит. И особенно считала несправедливым то обстоятельство, что мимолетная связь с Яковым лишила её радости жизни с другим, некогда очень любимым человеком. Приходилось ссылаться то на усталость, то на головные боли. Иногда, чтобы избежать близости с мужем, сознательно провоцировала его на ссору. А тут на выручку подоспела и вторая беременность.
Но все равно чувствовала, что серьезного разговора с мужем не избежать. Его, молодого, сильного мужчину, явно не удовлетворяло состояние отношений с любимой женой. И однажды такой разговор состоялся.
Поужинав, Петр попросил жену задержаться за столом. Склонив голову, какое-то время раздумывал с чего начать, потом, стараясь ничем не проявить своих эмоций, тихо заговорил:
--Что-то у нас с тобой, Маша, не так. А что - не пойму. Вроде, я как и прежде люблю тебя. Сын у нас хороший растет, скоро еще одно прибавление в семье будет, а душевной теплоты в доме нет.
Помолчав, внимательно взглянул на жену:
--Может, у тебя есть ответ на это?
Маша встала. Скинув платок с головы, снова села. Она никак не могла справиться с волнением. Понимала, что больше молчать не может. Сцепила руки вместе так сильно, что на коже проступили синие прожилки.
--Не люблю я тебя, Петя. Разлюбила.
--И давно?- В голосе мужа появились неведомые ей раньше жесткие нотки.
Она даже вздрогнула, но её уже было не остановить.
--Давно. За два дня до твоего возвращения из армии. Прости, если сможешь. Я тогда и сама не понимала, насколько это может отразиться на всей последующей жизни. Думала, это моя женская блажь. Со временем всё станет на свои места. Любовь возродится, будет такой же, как и прежде.
-- Ты же уверяла, что верно ждала, никого к себе не подпускала?
--Так и было. Пока не переспала с Яшей.
--Это с тем самым блудливым котом?-удивленно переспросил Петр.
Слезы обильно закапали из глаз жены.
В комнате наступила гнетущая тишина. Только было слышно, как от нервного возбуждения заскрипел зубами Петр. Он встал из-за стола, нервно заходил по комнате. Потом подошел к окну и надолго неподвижно застыл. Не поворачиваясь, негромко спросил:
--Дети-то хоть от меня?
--Не знаю,- уже ревя во весь голос, выдавила из себя Маша.
Она плохо соображала, что происходило потом. Сквозь слезы видела, что Петр достал из антресолей спортивную сумку, ту самую, с которой вернулся из армии. Побросал в неё какие-то вещи, потом накинул на плечи штормовку.Порывшись в карманах, достал связку ключей и бросил их на стол.
--Поживешь у меня, пока у твоей матери не закончим ремонт. Переедешь - вернешь ключи. Детям, если они окажутся моими, буду помогать.
И ушел.
После рождения еще одного мальчика, тесты ДНК показали, что оба ребенка не от Петра. С Яковым Маша время от времени встречалась, но, когда у него в семье появилось прибавление, поняла, что надежды на совместную жизнь не осталось. Яков хоть и был бабником, но семьянином оказался крепким.
Время от времени, когда Маше становилось совсем невмоготу, она собирала детей и шла к дому, где была когда-то очень счастлива. Большая береза в надломленном месте искривилась. Не удержало крепление, выполненное Петром. А вот тоненький гибкий ствол березы, которую когда-то посадила Маша, окреп. Превратил её в сильную белоствольную красавицу с могучей кроной. Некоторые ветви прогнулись под тяжестью листвы до самого окна. В сильные порывы ветра они с тревожным шумом стучали в стекла.
Было такое ощущение, что пытаются заглянуть в чужое окно и понять: что же случилось в доме? Почему в нем не слышно прежнего радостного смеха? Почему это окно стало чужим?
Маша и сама как-то задумалась: почему именно береза Петра пострадала? Ведь это она не смогла соответствовать той большой любви, в которую верили оба. Поняла, что своей изменой именно она отняла жизненную силу в их отношениях. Сломала не только свою жизнь. В еще большей степени сломала жизнь мужа и детей.
Андрейку же очень сильно огорчал уродливый изгиб березы.
--Мама, а березка когда-нибудь выпрямится?- спросил он однажды.
Он долго смотрел на маму, ожидая ответа. Но Маша, зная что дереву таким придется доживать весь свой век, молчала. Не хотела огорчать малыша. Пусть верит, что в жизни все можно исправить.