Загадочная штука память. Живешь ежедневными делами и заботами, и вдруг, как вспышка молнии, в памяти проявится какой-то далекий и забытый момент твоей жизни. Такое произошло и со мной. Случилось совсем в неподходящий момент - во время разговора по скайпу с товарищем детства Иваном Берестень. Годы нас давно развели и состарили. Он сейчас живет в Витебске, а я в Смоленске. Не каждому из прежних школьных товарищей довелось дожить до таких солидных лет. Вот мы и вспоминали тех, кто тем или иным образом оставил в нашей памяти о себе след. И вдруг ни с того ни с сего мне вспомнился один эпизод, связанный с моим деревенским детством.
Это была весенняя пора второй половины пятидесятых годов. Горячие дни полевых работ. Не зря про это время народ поговорку придумал: весенний день - год кормит. Люди буквально разрывались между колхозными делами и своими. А уж получить лошадь для обработки огорода в такие дни и вовсе считалось большой удачей.
Многие соседи уже запахали свои огороды, а у нас работы было еще непочатый край. Хотя наша семья считалась очень трудолюбивой. Мать Евдокия Николаевна уже много лет трудилась на ферме. А в те годы это была одна из самых трудоемких работ. Но мать старалась не за страх, а за совесть. Не случайно ее как одну из лучших животноводок района посылали зимой в Москву на ВДНХа, где она обменивалась опытом с такими же простыми работницами, как и сама. Старший брат Александр учился на механизатора и одновременно много работал в колхозе, я учился в школе и помогал матери по уходу за животными. А вот на свое подворье времени не хватало
.
Особенно поджимали сроки посадки картофеля, а участок, отведенный под него, все еще оставался невскопанным. И вот однажды во второй половине дня брата окликнул бригадир и сказал, что он закончил обработку своего огорода и Сашка может взять Чалую. Мы с братом обрадовались вдвойне. Это была удивительная лошадь. Давно зарекомендовала себя настолько послушной и старательной, что даже пятилетний малыш мог с ней управиться. А старательность была даже излишней. Чалая без понукания тягала постромку до тех пор, пока у нее не начинали дрожать и подкашиваться ноги. И многие, к сожалению, пользовались этими её качествами самым бессовестным образом.
Но увиденное воочию, когда брат привел во двор Чалую, нас окончательно расстроило. Лошадь была сильно исхудавшей, со впалыми боками, и выглядела поникшей. Несмотря на теплый день от тела животного исходила испарина. Видать, бригадир сильно торопился закончить пораньше работы на своем огороде.
Сашка отвел Чалую в тень и поставил перед ней ведро с овсом. Не для нее этот овес был предназначен, но брат понимал, что, не дав передохнуть, лошадь можно просто загубить. К вспашке мы приступили только, когда солнце уже клонилось к закату. Лошадь поела и успела даже немного полежать в тени. И все равно последние борозды мы делали с большим трудом. Чалая тянула изо всех сил, но дело в том, что эти самые лошадиные силы были у нее уже на исходе. Мы с братом помогали ей тащить плуг как могли.
И когда, закончив с пахотой, стали впрягать Чалую в постромку с бороной, я вдруг увидел, что у нее из глаз текут слезы. Сказал об этом брату. Он бросил поводья, подошел посмотреть. Какое-то время гладил ее исхудавшую морду, а потом молча стал выпрягать. Обращаясь ко мне, сказал:
--Пусть отдыхает. Мы сами борону потягаем.
Принес ей остатки овса. А мы впряглись в постромку с братом вдвоем , и до темна бороновали вспаханный участок. А когда мать пришла с фермы, присоединилась к нам.
А я и не собирался садиться на Чалую верхом, как это делали всегда, когда отводили лошадей на ночной выпас. Взял под узды и повёл. Так и шли километра два вдвоем, не торопясь, хотя нас то и дело обгоняли другие мальчишки и взрослые, галопом проносившиеся мимо.
В поле я снял с Чалой уздечку и, прощаясь, как и старший брат, легонько погладил ее по доверчивой морде. В ответ лошадь несмело ткнулась ею в моё лицо, а потом положила свою тяжелую голову на моё мальчишеское плечо. Так мы стояли несколько минут, пока к нам не подошел ночной сторож и не поинтересовался не случилось ли чего.
--Все в порядке. Мы просто устали,- ответил я.
--Ничего. Ночь впереди, отдохнет ваша Чалая. Сама виновата - уж очень старательная.
Отходя, сторож сказал:
--Можешь не стреноживать её. Чалая точно никуда не убежит. Совестливое животное.
Целая вечность, казалось бы, пролетела с тех пор, а надо же - помнится лошадь. Многие ли люди могут похвастаться тем, что оставили о себе добрую память? Вот и выходит, что у некоторых животных больше человеческих качеств, чем у иных людей. Особенно в наше время.