Такого позора, как на том торжественном заседании, посвящённом тридцатилетию Великой Победы, Кардаш не испытывал за все свои неполные пятьдесят пять лет. И какого его вообще понесло на это собрание? Да, 1975 год, тридцать лет Победе. Ну так что? Никогда ведь не ходил, а чем этот год лучше? Хотя, ежели быть объективным, и не было у него прежде такой возможности. Нет, в той деревне на юге Урала, где Кардаш последние до переезда Север годы жил и работал наблюдателем в областном Управлении гидро-метео службы, участники войны конечно были. Были, но мало. Только семидесятые на дворе, а вон поди ж ты, фронтовиков в деревне по пальцам сосчитать можно было. Может с экологией что не так? Или просто не возвращались фронтовики в родную деревню после войны? Кардаш и сам-то появился в той деревне году в шестидесятом. Как освободился из лагеря на поселение, так и осел в одной из окрестных деревень. Довольно быстро сошёлся с одной из местных вдов. Спросом Кардаш у дам пользовался значительным - даром, что венгр и по-русски с акцентом тогда говорил. Времена послевоенные на мужиков вообще были голодные, а Кардаш не инвалид был, руки-ноги на месте, и не пил, практически. То есть пить-то он пил, но с молодых лет привык к вину (а откуда ж такая роскошь в глухой уральской деревне в послевоенные годы) и крепких напитков на дух не переносил. Непьющий мужик у баб в России завсегда в почёте был. А лагерь? Что лагерь? Так полстраны тогда сидело. И фронтовиков среди "сидельцев" тоже хватало. Немало было и тех, что ещё в годы войны село. Так, что Кардаш, попавший в лагерь в середине войны, "белой вороной" там не был. Ежели быть объективным, так тот лагерь на юге Урала, в котором Кардаш провёл почти десять лет, был во многих отношениях лучше донской мясорубки лета 43-го, куда он попал со своим батальоном на исходе второго года войны. По крайней мере, жив остался. В общем, как бы то ни было, но ни в одном "торжественном собрании" вместе с другими ветеранами Кардаш до того дня не участия принимал. И в этот раз не пошёл бы, официально его никто не приглашал, но мужики на работе уболтали. Придя с утра наряднее обычного, большинство побрилось даже, приняли для затравки по сто пятьдесят и, судя по всему, работать до конца дня - в смысле до праздничного собрания - вовсе не собирались. Трепались, то в курилке, то на рабочем месте, сменяли продолжительные перекуры не менее продолжительными чаепитиями, вяло отгавкивались от начальства, не слишком настойчиво пытавшегося всё же наладить производственный процесс. Где-то к обеду мужики обратили внимание, на Кардаша, склонившегося над токарным станком (профессию токаря Кардаш освоил в лагере, всё лучше было, чем лес валить) и практически не участвовавшего в предпраздничном безделье. - Михалыч! А, Михалыч! Бросай ты это грязное дело, давай к нам! Праздник сегодня или как? Михалычем Кардаш стал в России. Вообще-то отца его покойного звали Миклош, но за все годы, проведённые в России Кардаш мог припомнить от силы раза два-три, когда его назвали по отчеству - Миклошевич. А так везде его, не сговариваясь, начинали звать Михалычем. Миклош - Миша. Наверное, действительно похоже. А какая по большому счёту разница? Имя своё, Имре, Кардаш вспоминал только, когда надо было по какой-нибудь нужде паспорт открывать. Вообще, странно, конечно! Есть ли ещё какой народ в мире, чтоб имя опускали, а звали по отчеству? Кардаш, по крайней мере, такого раньше не встречал. Вот и на Камчатке, куда он с женой приехал полгода назад(пенсию повыше заработать да может на дом свой скопить) , Кардаш тоже сразу стал Михалычем. - Ты ведь, Михалыч, тоже воевал? - в качестве то-ли вопроса, то-ли аргумента в пользу, что "ну её, эту работу, в праздничный день на хрен", - cказал кто-то из мужиков. Кардаш не припоминал, чтоб он с кем-то делился фронтовыми воспоминаниями - он вообще о войне не любил вспоминать, уж слишком много она в его жизни изменила - но спорить не стал: - Воевал, было дело, - ответил он без энтузиазма. - Ты где войну-то закончил? - На Дону. В сорок третьем. Отвечал Кардаш односложно, не отрываясь от работы, в надежде, что коллеги оставят его в покое. Но коллеги не оставляли. - Михалыч! Мать твою! Так ты ж ветеран! Ну точно ветеран! Два года отвоевал. А ты чего? На собрание не собираешься что ли? Ты чего не по-параду? А, Михалыч? В общем, кончилось всё тем, что через полчаса Кардаш, к удивлению жены, уже вынимал из шкафа выходной кримпленовый костюм, купленный с первой северной получки, а через час - уже входил вместе с коллегами в украшенный знамёнами и картонными орденами актовый зал управления. - Михалыч! А, Михалыч? А где ж твои ордена-то? Неужто за два года не заслужил? - обратил внимание на чистый от орденов и прочих знаков отличия костюм Кардаша техник Витька, самый молодой в бригаде. Сквозь глухой гул голосов в зале то тут, то там, слышалось бряцание орденов и медалей. В воздухе плыли запахи недорогих одеколонов и спиртных напитков. - Так получилось, - буркнул Кардаш и двинулся вслед за мужиками к свободным местам, ещё остававшимся в середине зала. Торжественная часть продолжалась где-то около часа. Кто-то из начальства - Кардаш, за недавним сроком работы на новом месте, ещё не успел выучить их по именам - поимённым списком поздравлял ветеранов войны и труда. Вручали грамоты и какие-то подарки, обёрнутые в красную - в тон празднично украшенным стенам зала -бумагу. Сначала - ветеранам войны, а потом - труда. Первые, решил пребывавший в полудрёме в ожидании праздничного концерта Кардаш, очевидно ценятся выше. Самого его не назвали ни среди первых, ни среди вторых. К окружающей действительности Кардаша вернул голос всё того же Витька: - Секундочку! Позвольте! А почему Михалыча не назвали? - крикнул с места подвыпивший правдолюбец. - Да! Почему? Михалыч тоже ветеран! Он у нас недавно работает! - Нехорошо получается! - забубнили с мест сидевшие тут же мужики. Взгляды всех не спавших на тот момент присутствующих в зале обратились на Кардаша. - Какого это Михалыча? - поднялся со своего места в президиуме кто-то из начальства. - А Кардаша! Из монтажного управления! - хором выкрикнули несколько правдолюбцев. - Не волнуйтесь, товарищи! Сейчас, товарищи, перерыв пятнадцать минут, а потом концерт. А мы тем временем всё выясним и сразу по окончании концерта наградим и товарища Кардаша. Никто не забыт, ничто не забыто! Отдыхайте, товарищи! В перерыве предчувствовавший приближение неприятностей Кардаш попытался улизнуть домой. Заботливые сослуживцы перехватили его в районе туалета, где они пополняли процент алкоголя в крови, заметно упавший за время торжественной части, предусмотрительно прихваченной чекушкой и увлекли обратно в зал: - Пойдём, Михалыч! Там уже концерт начинается. А апосля тебе грамоту с подарком вручат. Разве не повод? Обмывать пойдём! Спорить с подвыпившим коллективом было бы себе дороже и Кардаш вернулся в зал. Концерт, длившийся около часа, оказался на редкость неплохим, а завершавший концерт родной "Чардаш", исполненный на аккордеоне дочерью кого-то из сотрудников управления, крохой ростом чуть больше инструмента, так и вообще вышиб у Кардаша слезу. - Михалыч! А, Михалыч! Вы случайно не родственники? Он "Чардаш", а ты Кардаш! Гыыы! - беззлобно изгалялся рядом уже сильно набравшийся Витька.
С последними нотами бессмертного произведения Монти на сцену поднялся мужик с очень решительным выражением на гладко выбритом лице и в галстуке, столь же решительно не подходившем к костюму, и направился к микрофону. - Председатель парткома, - шепнул Кардашу сосед, - сейчас тебя награждать будут. - Так! - произнёс комиссар, - Где этот ветеран? Кар... как его? - Кардаш! Михалыч! - подсказали ему с мест приятели Кардаша. - Кардаш, значит! - каким-то недобрым тоном произнёс председатель парткома, - Давай поднимайся на сцену, Кардаш! Пусть народ посмотрит на ветерана. Деваться было некуда, с начальством сколько помнил себя никогда не спорил, протиснувшись меж сидящих Кардаш поднялся на сцену и стал рядом с председателем. Чуть позади него. Так, что обращаясь к Кардашу, тому пришлось повернуться к залу спиной. - Ты где воевал, ветеран? В какой части? Когда войну закончил? Как закончил? - Третий батальон. Девятая пехотная дивизия, вторая армия, - заученно произнёс Кардаш, опустив голову и не глядя в зал. - Войну завершил летом сорок третьего, - упустив лишние подробности, закончил Кардаш. - Михалыч! Ты не скромничай, подробней давай! - не унимался в зале Витька. - Да, товарищи, Кардаш у нас скромный! Скромный ветеран! - прервал Витьку председатель парткома, - он у нас очень важные подробности упустил. То, что во второй армии воевал он нам сказал, а вот в чьей армии не сообщил! В зале в недоумении загудели: - Как это в чьей армии? - А так это! И на каком фронте Кардаш сражался он нам не сообщил. А всё почему? - продолжал нагнетать атмосферу оратор, периодически бросая взгляды на стоящего за ним с опущенной лысой головой, быстро покрывавшейся красными пятнами, Кардаша. - У нас тут в зале много ветеранов. Так вот Кардаш с ними по разные стороны фронта воевал. Он нам забыл сообщить, что вторая армия - это Вторая Венгерская армия, воевавшая на стороне фашистской Германии. - То есть мы на нашей стороне фронта воевали, а Кардаш - на другой стороне - заключил "лектор" и "для особо тупых" ещё раз уточнил, - на сторонe фашистской Германии. - Гы-ы-ы! "Мы на нашей стороне, а он на их" - SidebySide! - опять заржал рядом Витёк, - Как холодильник, прямо! Михалыч, ты прямо, как холодильник. С нескольких мест в зале раздался смех. Кардаш заплакал и начал спускаться со сцены. Слёзы скатывались по, как всегда гладко выбритым, щекам немолодого человека и огромными каплями - не хуже орденов и медалей присутствовавших в зале и возмущённо гудевших ветеранов - блестели на кримплененового костюма.