...Он подцепил ее на входе в клуб "Тропикана". Она назвалась Элеонорой, хотя, наверное, на самом деле ее звали просто Ленкой, или как-то еще незамысловато. Невысокая шатенка с красивыми, длинными волосами одиноко маячила у входа и, судя по взглядам, которые она бросала на проходившие мимо парочки, у нее самой не хватало денег на входной билет. Но она пыталась выглядеть независимо, при этом неумело затягиваясь тонкой сигаретой. А ему сейчас ох как хотелось женской ласки, тем более что Вика уже вторую неделю была в бизнес-круизе, якобы осваивала профессию менеджера. Зная кошачью любвеобильность этой сучки, наверняка можно было предположить, что Вика уже нашла себе хахаля. В свою очередь, и Виталий не терял времени даром, уже третий раз наведываясь в "Тропикану".
-- Ну, чего уставился?! Не музей, чай...
Долговязый парень, только что пытавшийся подбить клинья к девчонке, получил от ворот поворот. Кинул в ее сторону что-то обидное, но все же отошел. А красотка уже смотрела в сторону бизнесмена, приближающегося к входу в клуб.
-- Привет!
-- Привет! -- ответил Виталий, вглядываясь в черты ее лица. -- Мы с тобой уже встречались?
-- Пока нет. А что, я тебе не нравлюсь?
Ее откровенность его подкупила. Он усмехнулся и кивнул в сторону дверей, за которыми маячил секьюрити с металлодетектором:
-- Я сегодня один, составишь мне компанию?
Она пожала плечами:
-- Почему бы и нет? Только за вход и выпивку платишь ты.
Виталий едва не рассмеялся; ну что можно противопоставить этой детской непосредственности?
Из клуба, разгоряченные танцами и напитками, они вывалились уже за полночь. Поигрывая ключами от машины, новоиспеченный кавалер кивнул в сторону своей "Тойоты":
-- Прокатимся?
Она раздумывала всего мгновение.
-- По ночному городу на иномарке... Круто! А ты не боишься, что гаишники остановят, ты же под градусом...
-- Эля, гаишники -- мои лучшие друзья! Особенно когда получают в руки сотенную. Короче, садись в машину, поедем ко мне.
Она мгновение колебалась, затем заправила за маленькое ушко локон и игриво прищурилась:
-- А может, ко мне лучше? Я живу одна, там мы сможем расслабиться по-настоящему.
-- Ладно, показывай, куда ехать, -- легко согласился он, памятуя о своих всевидящих соседях.
Они петляли по городу минут двадцать, пока, наконец, не остановились у ветхого с виду четырехэтажного дома. Ни одно из окон не горело, что показалось Виталию странным. Обычно кто-нибудь, да обязательно встанет ночью: водички попить, покурить, или нужду справить, есть такие оригиналы, что и чаевничают по полночи... А, к черту, сейчас рядом с ним симпатичная девчонка
-- Интересное у тебя место жительства, -- пробормотал он, галантно помогая новой знакомой выйти из "Тойоты".
-- Внутри будет еще интереснее, -- усмехнулась она, и что-то в ее тоне Виталию не понравилось.
Подъезд выглядел явно нежилым, дверь висела криво, лампочки не горели...
-- Идем, идем, -- подбодрила его Элеонора, когда он с сомнением принялся вглядываться в темноту коридора.
Она чиркнула зажигалкой, освещая дорогу. Стены подъезда были исцарапаны надписями, прославляющими как альтернативные направления в музыке, так и половые органы человека.
-- Знаешь что, Эля, -- негромко сказал он, сглотнув ком в горле,-- что-то мне не хочется заниматься любовью в таком месте. Может, все-таки ко мне?
-- Осталось совсем немного, милый. Только тише, а то соседей разбудишь.
Следом за ней он поднялся на второй этаж, девушка толкнула фанерную дверь с намалеванным на ней белой краской номером 28, и они оказались в прихожей. В этот момент ее неожиданно зажигалка потухла. Наступила абсолютная темнота, которую нарушало только его дыхание. Элеонора же, казалось, и дышать перестала.
-- Темнота -- друг молодежи! -- нарочито бодро сказал Виталий, шаря в кармане брюк. -- Подожди, сейчас я достану свою зажигалку.
Зажигалка у него была хорошая, в серебряном корпусе, купил он ее в прошлом году в Таиланде за 10 долларов и старался всегда носить с собой, хотя курил от случая к случаю. Когда вспыхнул огонек на конце фитилька, он с удивлением обнаружил, что девушки перед ним нет. А спустя мгновение услышал сзади легкое движение и почувствовал боль в ягодице.
-- Ой!..
Схватившись за ужаленное место, Виталий обернулся, и увидел в руке своей новой подружки небольшой шприц, наполовину наполненный темной жидкостью.
-- Ты чего, совсем офонарела?
Элеонора ничего не ответила, лишь только как-то странно посмотрела. Он хотел вырвать у нее шприц, отвесить этой шлюхе оплеуху... Но тут же понял, что не может двинуть не то что рукой, а даже повернуть голову. Он моментально превратился в самое настоящее бревно, которое принялось медленно оседать по стене на грязный, покрытый кирпичной крошкой пол, все еще сжимая пальцами зажигалку
Девушка надела на иглу пластмассовый колпачок, затем убрала шприц в ридикюльчик. После этого взяла Виталия подмышки и затащила в комнату, бросив прямо посередине.
В этот момент из-за облаков как раз выглянула луна, осветив через большое окно почти пустую комнату, если не считать стоявший у стены диван и несколько пустых бутылок в углу.
Элеонора присела рядом с ним на корточки, и он увидел над собой контур ее лица, освещенный серебристым светом луны.
-- Ну что, страшно, милый?
Ему и впрямь стало страшно. Только сейчас он осознал весь ужас происходящего. О ночи страстной любви, похоже, можно было забыть, а предположения о том, что может ждать его впереди, отнюдь не вызывали у Виталия оптимизма. Если бы он мог кричать, то заорал бы что есть мочи. Но спазм сжал его гортань, и он мог только смотреть в глаза той, что нависала сейчас над ним. Самое жуткое, что эти глаза не принадлежали больному, свихнувшемуся существу, а глядели на него совершенно бесстрастно, может быть, лишь с малой толикой интереса, как, наверное, глядел Павлов на своих подопытных собак, вставляя им в глотку или в желудок очередную фистулу.
В следующее мгновение едва не лишившийся от ужаса чувств бизнесмен узрел перед собой блестящее в лунном свете лезвие скальпеля. Элеонора, казалось, залюбовалась игравшими на нем бликами. Затем отложила скальпель в сторону, и занялась раздеванием мужчины. Через пару минут на нем совсем не осталось верхней одежды. Виталий чувствовал кожей спины холод цементного пола и дискомфорт от мелких камешков.
Но это было еще не все. Девица откуда-то извлекала несколько свечей, расставила их по периметру комнаты и подожгла своей, оказавшейся исправной зажигалкой. Стало намного светлее, и Виталий втайне понадеялся, что, быть может, кто-нибудь с улицы заметит свет и зайдет сюда.
-- Мы будем играть с тобой в одну интересную игру, Сканер, -- сказала девушка. -- Или Алексей, это уж как тебе больше нравится.
Виталий скосил глаза и попытался повернуть голову, чтобы увидеть того, к кому она обращалась, и это ему почти удалось. Кажется, действие парализовавшего его яда понемногу заканчивалось. Впрочем, он так и не увидел загадочного Сканера-Алексея.
-- Игра что-то вроде шахмат, только фигурами в ней будут люди, -- продолжила между тем Элеонора, поворачиваясь к бизнесмену. -- Вот этот приятный во всех отношениях мужчина на полу, посредством которого я с тобой общаюсь, стал первой жертвой в игре, первой съеденной мною пешкой. Ты можешь попытаться предотвратить следующую смерть, если тебе удастся расшифровать послание, которое я здесь оставлю. Так что следующий ход за тобой, я жду неделю. Это достаточный срок, попробуй уложиться.
Девица улыбнулась, обнажив жемчужно-белые зубы.
-- Ну, милый мой Виталик, а сейчас тебе будет немного больно. Но на самом деле боль принесет тебе освобождение, ты просто этого пока не понимаешь. В жизни так много неприятных моментов, смерть же от них избавляет, а это дорогого стоит.
Виталий сделал последнюю попытку хоть что-то предпринять, ему даже удалось согнуть пальцы правой руки, но было уже поздно. Остро отточенное лезвие скользнуло от горла к паху, и, удивительное дело, он почти не почувствовал боли. Она пришла, когда у него удаляли желудок, а затем поочередно еще несколько жизненно важных органов. Из глаз его потекли слезы, он молил Бога, чтобы тот лишил его сознания, но Бог не слышал его, и по мере того, как от него отнимали очередной орган, боль все сильнее рвала его никак не желавшее умирать тело. Тьма заполнила его только тогда, когда скальпель перерезал сердечную аорту.
Глава 1
Алексей Клёст открыл глаза, возвращаясь в реальность холодной, мрачной утробы морга. После сеанса, как обычно, его бил озноб, а по лицу стекали крупные капли пота. Проталкивая вниз застрявший в горле ком, убрал ладонь с поседевшей головы девочки, и повернулся к замершему в напряженном ожидании следователю областной прокуратуры Виктору Леонченко:
-- Это мужчина 30-35 лет, с небольшим родимым пятном на лбу, вот здесь, -- он прикоснулся пальцем к левой стороне лба. -- С собой он может носить черный кожаный дипломат... Впрочем, сейчас все равно поедем к криминалистам, минут за десять я набросаю его портрет.
-- Жалко девчонку, -- вздохнул следователь областной прокуратуры Виктор Леонченко, пряча протокол осмотра в потертую кожаную папку. -- На мою Лизуньку чем-то похожа. Каким же ублюдком надо быть, чтобы поднять руку на ребенка! Прямо в лифте ее дома...
-- Нормальный человек вряд ли стал бы насиловать девятилетнюю девочку.
-- Да понимаю я все, но... Не могу смириться, не могу, хоть режь меня! Кстати, Леш, там, в коридоре сидит мать девочки. Мы ее уже допрашивали, может, и тебе стоит с ней поговорить?
Алексей на мгновение задумался, затем отрицательно покачал головой:
-- Да нет, все, что она может сказать, не имеет к убийству ее дочери никакого отношения. Идем отсюда, а то я уже порядком замерз.
-- Да уж, и меня колотит, -- согласился Леонченко, направляясь к двери.
И все же, увидев в холле сгорбившуюся на лавочке женщину, Клёст не выдержал, и подошел. Выглядела она на все пятьдесят, хотя вряд ли ей было столько на самом деле. Он уже не раз сталкивался с подобными ситуациями и знал, как горе (тем более, когда теряешь очень близкого человека) старит людей. Женщина посмотрела на него безучастным взглядом, в котором даже не было намека на живую мысль.
-- Умирая, Таня боялась, что вы поругаете ее за невыученные уроки... Простите ее.
Поза ее оставалась прежней, но глаза обрели некое выражение, как бывает, когда человек просыпается от глубокого сна.
-- Что... ЧТО вы сказали?
Но он уже уходил, твердым шагом направляясь в сторону двери. Она провожала его взглядом, в котором странным образом переплелись боль и в то же время какая-то непонятная надежда.
На рисунок много времени не ушло. Улыбающееся лицо убийцы все еще стояло перед его глазами. Довольно приличный набросок получился минут за десять.
-- Типчик-то с виду приличный, -- сканируя портрет и размножая его на ксероксе, отметил Валентин Степанович Совцов, слывший легендой приволжской криминалистики.
Это был абсолютно лысый человек худощавого телосложения, никогда не расстававшийся со своими видавшими виды очками, хотя одно из стекол треснуло еще несколько лет назад, когда Совцов в очередной раз напился и элементарно упал физиономией в асфальт. Одно время криминалист пытался кодироваться, но в итоге плюнул на все и снова принялся за старое.
-- Вот такие приличные с виду и становятся серийными убийцами, -- оживился дремавший на стуле Леонченко. -- Вспомните Чикатило, всегда в очочках, при костюме...
-- Хм... Я попросил бы вас при мне не выражаться, товарищ следователь.
Виктор сдержал улыбку, при этом незаметно подмигнув Алексею. Все были в курсе, что Совцов ненавидит, когда при нем упоминали имя Чикатило, потому что ему за глаза дали именно это прозвище, и он об этом прекрасно знал. Криминалист и в самом деле чем-то внешне напоминал знаменитого маньяка, лысый и в очках, только что избегавший костюмов, и тем более никогда не одевавший галстуков, он не мог похвастаться тем, что женщины падали к его ногам, словно спелые груши. Впрочем, в отличие от знаменитого серийного убийцы, мальчики его совсем не привлекали, впрочем, как и девушки, не достигшие совершеннолетия. Совцова всегда возмущало, если приходилось участвовать в расследовании дела об очередном педофиле. Возмущало в том смысле, что эксперт предлагал таких моральных уродов сразу же кастрировать.
Но в целом характер Валентин Степанович имел добродушный, и если, что бывало крайне редко, он и выходил из себя, то через короткое время снова превращался в немного застенчивого человека, любящего повозиться с компьютером, где хранились переведенные в электронный вид досье на тысячи преступников.
Единственной его слабостью была 40-градусная злодейка, порой становившаяся причиной недельного запоя. Правда, начальство все же ценило Совцова и прощало ему этот грех. Знали это и сотрудники угро, и частенько, чтобы подмазаться к местному Чикатило с какой-нибудь просьбой, приходили с поллитровкой в кармане.
-- Ладно, Степаныч, мир, -- поднял ладони вверх Леонченко. -- С меня причитается. Ты мне, кстати, распечатай отдельно десятка два портретов этого изверга. Так, на всякий случай.
-- Да на вас бумаги не напасешься, в самом деле! Привозите с собой, что ли, а то ишь, взяли моду... Ладно, ладно, не кривись, Витя. Все будет в ажуре, сейчас напечатаю я тебе твоего красавчика, как и просил, аж целых двадцать раз.
Пока ксерокс размеренно выдавал на гора портрет убийцы, Алексей вновь и вновь прокручивал в памяти увиденное несколько часов назад в холодном, мрачном морге. Вроде бы и привык уже чувствовать смерть во многих ее проявлениях, однако, примерив в этот раз на себя переживания и боль, испытанные 9-летней девочкой, ощущал себя весьма неважно. А улыбающееся лицо насильника так и стояло перед глазами...
-- Ты мне все-таки объясни, как это у тебя получается? -- вывел его из прострации голос Степаныча.
-- Что получается?
-- Ну, это... Видеть глазами мертвецов.
Как это у него получается... Дар это или кара божья -- он и сам затруднялся определить. Сколько раз он уже вспоминал тот, первый случай, когда умер отец. Батьку по пьяни порезали собутыльники, прямо за сараем, где они и распивали бутылку купленной у шинкарки жидкости. Что стало причиной ссоры -- никто из бывших дружков покойного так вспомнить и не смог. А повязали их всего через несколько часов, сладко спящих на какой-то зачуханной квартирке, где и продолжилось веселье.
Поскольку их семья жила весьма скромно даже по советским меркам, отца хоронили в простом гробу. И вот тогда-то, у свежевырытой могилы, это и случилось с Лешкой впервые.
Склонившись над телом родителя, чтобы согласно придуманной кем-то православной традиции поцеловать его в лоб, он оперся о край домовины, стоявшей на двух шатких табуретах, и вдруг почувствовал, как вместе с гробом скользит куда-то вниз. В следующее мгновение он уже летел в разверстую пасть могилы, перед глазами мелькнула красная обивка гроба, а затем последовал удар спиной о землю. Миг спустя Леха увидел падающее на него тело отца, и интуитивно выставил перед собой руки. Правая ладонь уперлась точно в лоб покойнику, и тут же Лешка увидел словно киноленту, прокрученную задом наперед. Причем не только увидел, но даже почувствовал. Жуткая боль в районе печени, сверкнувший в руке нож, бездумно-пьяные глаза убийцы...
Потом он помнил, как его с причитаниями вытаскивали из ямы. Словно сквозь вату, слышал далекие голоса:
-- Дайте мальчишке нашатыря, он же сознание теряет...
-- Господи, неужели, ему-то каково в двенадцать лет...
После этого мальчишка потерял сознание, и пришел в себя только на третьи сутки, в палате реанимации областной детской больницы. Сидевшая возле его постели мать беззвучно заплакала, когда он открыл глаза. Тут же появилась медсестра, затем материализовался старенький доктор с бородкой клинышком, ставший оттягивать ему зачем-то нижнее веко, щупать пульс и приговаривать: "Так-c, так-c, замечательно. Организм молодой, еще бы не справился..."
Вскоре Лешку выписали. Повинуясь какому-то внутреннему табу, он даже матери не стал рассказывать о том, что видел. Единственный, кому он поведал о своем видении, был его самый близкий друг Пашка Яковенко, который поклялся обо всем молчать. Они дружили еще с садика, пошли в один класс, и были с ним, что называется, не разлей вода.
Забыть увиденное он, конечно же, не смог. Пережитый ужас смерти, которую Алексей примерил на себя, изменил его. В школе стали замечать, что в поведении мальчика появилась рассеянность. От матери тоже не укрылись изменения, но она отнесла это на счет пережитого стресса в связи со смертью отца. И чтобы мальчик хоть как-то развеялся, отвела его в художественную школу, благо сын неплохо рисовал.
Но та кошмарная, и вместе с тем загадочная история, случившаяся на кладбище, не шла у него из головы. Теория требовала доказательства, и вскоре Лешка понял, что действительно обладает неким даром. Причем способен видеть не только глазами умершего, но и живого, правда, только если тот находится в бессознательном состоянии. Однажды вечером мать, уставшая после тяжелого рабочего дня на текстильной фабрике, просто уснула в кресле перед телевизором. Лешка, делавший уроки, посмотрел на нее, и ему стало так жалко мать, что в горле встал ком. Повинуясь непонятному чувству, он встал, подошел к матери, и ласково положил ладонь ей на лоб. И в то же мгновение перед его глазами, словно в ускоренной съемке, пронеслись последние минуты ее бодрствования. Вот тогда он и уверился, что способен на нечто, недоступное простому смертному.
Используя друга с его согласия в качестве подопытного кролика, он пробовал проделать эксперимент с бодрствующим человеком, однако успеха не добился. Из чего сделал вывод, что способен проникать в сознание только к мертвым и спящим.
Окончив художественное училище, Клёст отправился отдавать долг Родине. В отличие от многих своих знакомых (в том числе и Пашки, кое-как переваливающего с курса на курс политехнического института), отлынивать от армии он не собирался, считая службу в рядах Вооруженных Сил хорошей школой жизни. К 18 годам он вымахал под метр девяносто, и когда на сборный пункт приехал "покупатель" -- капитан из десантной части, базирующейся под Самарой -- то сразу обратил внимание на высокого крепыша.
-- Хочешь быть десантником? -- спросил капитан Клеста. -- Высоты не боишься?
Тот пожал плечами, и уже через неделю совершил свой первый прыжок с парашютом. Как и полагается новичку, прыгал с вытяжкой. Первые несколько секунд свободного падения он от ужаса не мог открыть глаза. А когда все же открыл, его охватило чувство щенячьего восторга, захватывавшего дух.
Проведя полгода в учебке, Алексей попал в горячую точку. Под Гудермесом принял свой первый бой. В этой мясорубке он потерял друга, Серегу Прыгунова, который, как и он, призывался из Приволжска.
Они познакомились на призывном, и как-то сразу сдружились. Серега оказался разговорчивым малым, то и дело виртуозно травил байки, якобы случившиеся с ним самим, хотя в это верилось с трудом. Сам он был родом из села, в Приволжске закончил техникум железнодорожного транспорта, и в будущем мечтал стать машинистом, зарабатывать много денег. У него было две сестры и брат, все младшие. Отец работал в котельной, мать -- дояркой, так что семья, мягко говоря, не каталась, словно сыр в масле. Вот Сергей и мечтал зарабатывать столько, чтобы ни он, ни его родные ни в чем не нуждались.
В тот день рубка была жуткая, чехи вовсю палили из минометов и гранатометов. Вместе с другом он прятался в развалинах двухэтажного дома без крыши, когда туда угодила мина. Прыгунову оторвало ногу, и как Клёст ни бился, так и не смог остановить поток крови. Его и самого немного посекло осколками, но его раны на фоне того, что случилось с Сергеем, казались легкими царапинами.
Минут через двадцать Сергей умер. За несколько мгновений до того, как покинуть этот грешный мир, он схватил липкую от крови ладонь товарища и, едва шевеля посиневшими губами, прохрипел:
-- Леха, мне совсем не страшно умирать... Ты видишь ангелов? Вот же они, спускаются прямо сюда.
Клёст непроизвольно поднял голову, и увидел белые купола парашютов. К ним шла запоздалая помощь, но ликования от осознания этого факта он не испытывал. В этот момент он почувствовал, как хватка Сергея ослабла, и скосил взгляд вниз.
Тот лежал, глядя широко открытыми глазами в чужое небо. Алексей подумал, что надо бы закрыть товарищу глаза, так часто делали в фильмах про войну. Он протянул руку и, едва коснувшись лица Сергея, провалился в чужие воспоминания...
Глава 2
Примерно через полгода после демобилизации Алексей лишился матери. Она задремала на рабочем месте, у станка, и вместе с куском ткани ее руку затянуло между валами. Пока кто-то догадался нажать на кнопку "Стоп", большая часть тела несчастной уже оказалась внутри агрегата. Она скончалась еще до приезд "скорой".
Для Алексея это был удар. Почти год он выходил из шока. А потом раскрыл первое в своей жизни убийство. Он тогда заночевал у знакомой в студенческом общежитии. До этой ночи Клёст с ней встречался всего месяц, и после того не больше. В ту ночь они немного выпили, так что воспоминания о сексе у него остались мутные, словно все было в каком-то тумане.
Как бы там ни было, наутро в соседней комнате обнаружили зверски избитую и задушенную девушку. Когда карета "скорой помощи" приехала на место, несчастная уже не дышала.
Что случилось ночью в комнате -- неизвестно. Накануне здесь гуляла компания, но последние из гостей покинули хозяйку за полночь. А утром соседка зашла к ней попросить лаврушки для супа и обнаружила бездыханное тело.
Капитан из РОВД, не теряя времени даром, расспрашивал соседей убитой по общежитию. Однако никто ничего не видел и не слышал, поэтому, как догадался Алексей, шансы найти убийцу по горячим следам равнялись практически нулю.
"Скорая" уехала восвояси, вместо нее прибыла "труповозка". Тело предстояло везти в морг, проводить судебно-медицинскую экспертизу, хотя вроде бы причина смерти итак была ясны. Очень уж явно выделялись на шее странгуляционные полосы. Толпа любопытных к тому времени почти рассосалась, и только Алексей в числе немногих зевак еще торчал во дворе общежития. И когда на крыльце появились носилки, на которых лежало накрытое простыне тело, неожиданно для самого себя рванулся вперед:
-- Можно, я посмотрю...
Присутствующие разом повернули головы к нему.
-- Что посмотрите? -- не понял капитан.
-- Девушку посмотрю, если вы не против.
-- Ты ее знал, что ли?
-- Как вам сказать... -- Сейчас он совсем не был уверен, что это хорошая идея. -- Честно говоря, мы с ней были незнакомы, но я думаю, что все же смогу быть полезным.
Капитан озадаченно почесал затылок, сдвинув фуражку на лоб, перевел взгляд с Алексея на убитую и обратно, после чего изрек:
-- Гляди, мне не жалко.
Несмотря на скептицизм, написанный на лице представителя органов внутренних дел, конечный результат оказался ошеломляющим. Образ убийцы, его перекошенный ненавистью рот, настолько четко вырисовались в сознании Клеста, что тот даже покрылся липкой испариной.
Преступником оказался бывший хахаль девушки, которого она отвергла, и чего он так и не смог ей простить. Заявился тот к ней сразу после ухода теплой компании. Попытка примирения, новая ссора, и подвыпивший парень душит бывшую любовницу ее же колготками.
Убийца раскололся сразу, на первом же допросе. А через пару дней Клесту пришла повестка в милицию, с просьбой явиться к майору Крутову к 9 часа утра. Наверное, все по тому же убийству, подумал Алексей, хотя ничего нового он добавить не мог. Если только... если только следователя не заинтересовал способ, каким он определил, кто преступник. Впрочем, утро вечера мудренее. Размышляя таким образом, он лег спать, а утром отправился в УВД.
Майор при появлении визитера вышел из-за стола, одернул мундир и, что совсем уж смутило Алексея, протянул ему руку:
-- Крутов Владимир Виленович. Отца называли в честь Владимира Ильича Ленина, отсюда и такое отчество необычное.
Затем кивком указал на пачку болгарских сигарет "Ораl", лежавших на обычном письменном столе.
-- Курите?
-- Спасибо, у меня свои.
Он достал из кармана пачку "Примы", выудил из нее сигарету и закурил от услужливо поднесенного майором огонька.
Между тем его собеседник, словно, наконец, собравшись с духом, решительно сказал:
-- Алексей Викторович, мне рассказали, как вы дотронулись до трупа Светиковой, и после этого выдали внешность ее убийцы. Я, чего греха таить, подумал было, что вы как-то причастны к этому делу, ну не может человек вот так, сразу... Но тогда тут терялся весь смысл, какой интерес вам был ввязываться в эту историю? Короче, как вам это удалось? Только честно, без шуточек.
Клёст немного опешил. Он не ожидал такого вопроса в лоб, и теперь мялся, не зная, что ответить майору.
--Ну, Алексей, смелее. Просто расскажите и все...
Ой, да черт с ним, с этим его даром! Ну и расскажу, подумал он, так что в этом такого?! Чай, не убудет меня.
Клёст и рассказал. О своих предыдущих откровениях с отцом и матерью, про гибель друга в Чечне, а о том, что знает об его даре только один человек, Пашка Яковенко, решил умолчать. Нечего друга сюда впутывать.
Майор слушал внимательно, не перебивая, будучи опытным психологом, он давал собеседнику выговориться. Выслушав, задумчиво помолчал пару минут, глядя в хмурившееся за окном небо. Затем загасил в пепельнице бычок (гость сделал то же самое), откинулся на спинку стула и протянул:
-- Да-а, если все то, что вы мне рассказали, правда...
Алексей усмехнулся, поскольку и не надеялся, что майор ему поверит. А не поверил -- оно и к лучшему, ни к чему ему лишние проблемы.
-- Ладно, я помозгую на досуге над вашим рассказом, -- вынес вердикт Крутов. -- А вы отправляйтесь домой, и о нашем разговоре постарайтесь никому не рассказывать.
Майор выписал пропуск, с которым визитер и покинул его пропахший табаком кабинет.
Звонок с просьбой явиться в управление раздался уже на следующий день. Алексея встретил тот же майор, сразу перешедший на "ты":
-- Короче, Клёст, я поговорил с начальником УВД нашего родного Приволжска насчет твоих способностей. Он к этому делу относится с некоторой долей скепсиса, но если мы будем использовать тебя как нештатного сотрудника, без лишней афиши, то обещал препон не чинить, а напротив, даже согласился помогать по мере сил. Если, повторяю, ты будешь помалкивать о том, кому помогаешь. И если действительно результат будет налицо. Ну, как, по рукам?
-- Что-то быстро вы как все за меня решили. Я вообще-то ни в какие такие дела ввязываться не собираюсь...
-- Погоди, брат, не горячись.
Майор поднялся, подошел к Алексею и по-отечески положил руку ему на плечо:
-- Понимаю, сейчас в молодежной среде, если можно так выразиться, не модно сотрудничать с органами правопорядка. Но ведь какое-то чувство долга перед Родиной должно у тебя быть! Представь, сколько пользы может принести твой дар, скольких подонков мы сможем отправить за решетку до того, как они еще кого-нибудь зарежут или забьют насмерть... А если завтра вечером один такой нелюдь встретит в подворотне твою мать и...
-- Моя мать умерла два года назад...
-- Ах, да, прости, я и забыл. Это же указано в твоем личном деле.
-- Что, на меня уже и дело завели?
-- Ну, у нас шустрые ребята работают, -- не без гордости произнес майор. -- Так как на счет моего предложения?
-- Можно мне хотя бы пару дней подумать?
-- Конечно, я же понимаю, что такие вещи с кондачка не решаются. Ступай, и помни; о нашем разговоре никому... Вообще много народу знает о твоих способностях?
Алексей подумал, стоит ли упоминать Пашку Яковенко, и решил, что нечего его впутывать в это дело.
-- Да, чуть не забыл, -- сказал напоследок майор. -- Если все же надумаешь, то сначала пройдешь полное медобследование. Это уж так в нашей системе заведено. Сотрудник прежде всего должен быть здоров физически, а о душе думает его начальство...
Через несколько дней Алексей Клёст стал нештатным сотрудником уголовного розыска. Медицинский осмотр с применением новейших на тот момент приборов не обнаружил в нем никаких отклонений, могущих вызвать к жизни столь необычный дар. Алексея даже возили в Москву, где его мозг исследовали светила нейрологии. Но и их вердикт был однозначным; никаких аномалий не обнаружено. На всякий случай Клёст съездил в деревню к тетке, Клавдии Петровне Макаровой, расспросил, не было ли у них в роду людей с необычными способностями? О причине своего интереса он предпочел умолчать. Клавдия Петровна припомнила, что его прабабушка славилась в Кочетовке как прорицательница, но таких уникумов и тогда хватало, а сейчас и подавно пруд пруди. Поди разберись, кто действительно обладает даром, а кто просто дурачит народ. Впрочем, на всякий случай Клёст взял себе на заметку историю с прабабушкой.
Уже спустя неделю после возвращения из златоглавой для Алексея нашлось задание, с которым тот справился блестяще. На обочине железнодорожного полотна сотрудники линейной милиции нашли труп подростка, причем, по всем признакам, бедняга погиб, выпав из тамбура поезда. Алексей просканировал память погибшего, и оказалось, что мальчишка -- учащийся второго курса приборостроительного техникума -- выпал отнюдь не сам. Он возвращался в Приволжск из деревни, куда он ездил на выходные навестить родителей и заодно затариться продуктами. Уже на подъезде к городу парень вышел в тамбур покурить, и здесь у него возникла перепалка с молодым человеком, судя по наколкам на пальцах которого, успевшим отмотать срок. Поспорили из-за сущей ерунды -- отношения к зонам. Потенциальный смертник уверял, что нормальные люди на зону никогда не попадут, ни при какой ситуации. На что его визави заорал:
"Да ты, чмо, хочешь сказать, что я ненормальный?! Может, я вообще петух?"
Завязалась драка, в которой у более крупного соперника оказалось куда больше шансов на победу. Оглушив студента мощным ударом в солнечное сплетение, ценитель неволи открыл дверь и вытолкнул его наружу. Возможно, у парня и были бы шансы уцелеть, однако если уж не везет, так во всем. На скорости под семьдесят километров в час он врезался в опору головой... В итоге нарисованный Клестом портрет убийцы оказался настолько точным, что когда того поймали -- сыщики просто ахнули.
Кстати, в первое время вычленить из памяти покойника то, что представляет настоящую ценность, было весьма непросто. Обрывки чужих воспоминаний обычно проносились в его мозгу хаотично, и лишь со временем он научился отсеивать ненужное, отделяя зерна от плевел. Пришлось попотеть и над умением переворачивать слова в обратном порядке, но вскоре он довел свое мастерство до автоматизма.
А еще он выяснил, что есть лимит времени, прошедшего с момента смерти, по истечении которого его дар оказывается бессильным. Однажды, когда его попросили просканировать найденный на окраине Приволжска труп десятидневной давности, он ничего не увидел, о чем честно сообщил следователю. Тот сделал соответствующую запись в протоколе, и в последующие несколько дней эксперты проводили с Клестом опыты в морге на предмет того, какой давности труп он способен просканировать. Выяснилось, что это время измеряется примерно неделей. Примерно потому, что случалось, и на девятый день он видел картину смерти, но это были весьма редкие исключения, подтверждающие правило. Случалось -- впрочем, гораздо реже -- когда и на шестой день он не мог толком воспроизвести подробности убийства. В итоге эксперты сошлись на мнении, что мертвецы недельного срока давности -- это предел для Клеста, и на более древние трупы его больше не вызывали.
Как бы там ни было, за последующие шесть лет с его помощью удалось раскрыть около трех десятков преступлений, которые могли бы кануть в Лету как висяки. И ни разу он не ошибся. И хотя об Алексее знали считанные единицы, вскоре в милицейской среде даже зародилась поговорка: "Нужно найти убийцу? Обращайся к Сканеру". Именно такое прозвище Алексей получил у сыщиков. Впрочем, те, если им доводилось вдруг становиться свидетелями того, как Клёст работает над телом, могли лишь догадываться, что тот делает на самом деле. А слухи среди ментов ходили один удивительнее другого. Порой, услышав о себе очередную байку, Алексей не знал, смеяться ему или огорчаться.
В последние пару лет его практически постоянным напарником стал следователь по особо важным делам из областной прокуратуры Виктор Леонченко. Сначала просто так выходило, что Алексея отправляли к нему на помощь, поскольку тот брался за расследование самых сложных и запутанных дел, по большей части убийств. А затем они как-то притерлись друг к другу, начальство это заметило, и дало негласную санкцию на то, чтобы они работали в паре. Характер у Клеста был немного сложноват, с незнакомыми людьми он не всегда сходился. А с Леонченко сразу почему-то почувствовал себя комфортно, в чем вынужден был признаться даже самому себе.
Виктор одно время был женат, даже обзавелся дочкой Лизой, но брак просуществовал чуть больше года. Тем не менее, с бывшей женой он отношения поддерживал, а по выходным старался проводить время с семилетней дочкой. Правда, в то же время его видели в обществе то одной, то другой барышни. Неизвестно, питали ли они какие-то планы относительно замужества, однако обычно через пару месяцев Леонченко бросал очередную пассию, и отправлялся на поиски новой жертвы. И получал от этого несомненное удовольствие.
Алексей же получал премию. Вознаграждение ему выдавали по итогам каждого года от лица руководства УВД, но прожить на это, понятное дело, было невозможно, и он сочетал халтуру в милиции (как он это сам называл) с халтурой художественной. Обычно он подрабатывал оформителем, не гнушаясь браться за любую работу, а для души в свободное время рисовал картины. Его квартира давно превратилась в мастерскую, пропитанную запахом масляных красок. Для него этот аромат стал едва ли не наркотиком, без которого он, как ему казалось, даже не мог уснуть.
Картины Алексея отличались своеобразной манерой письма. Это было что-то среднее между сюрреализмом Дали и работами Андрея Рублева. Кто-то из его знакомых-художников назвал этот стиль неосимволизмом, так это название и прижилось.
Тем не менее, картин становилось все больше и больше, и вскоре в его карман стали капать деньги от их продажи. Продажей занимался некто Виктор Егоров, исполнявший обязанности своего рода художественного дилера. В прошлом подававший надежды как живописец, он все же забросил это ремесло, и вот уже лет пятнадцать занимался перепродажей картин. Работал Егоров с несколькими самыми известными художниками Приволжска, работы которых оседали не только в квартирах местных нуворишей, но и в коллекциях питерцев и москвичей. А некоторым полотнам даже посчастливилось оказаться за границей. Егоров же, понятно, занимался этил делом не ради любви к искусству; как посредник, он имел вполне реальный доход, иначе как можно было объяснить то, что за последние годы он обзавелся новыми квартирой и машиной.
Как человек Алексею он особо не нравился, слишком уж был мелочным, и к тому же хамоватым. Хотя и понимал, что работа тоже отложила отпечаток на характере Виктора. Однако деньги за картины он приносил исправно, не кидал, и это немного нивелировало антипатию Клеста к торгашу.
Во всяком случае, подобного рода заработок позволял Алексею не голодать. Он даже купил себе подержанную "шестерку", хотя, признаться честно, в машинах и не особенно разбирался. Хорошо еще, что пока ничего не ломалось, а то с его "познаниями" в технике пришлось бы гнать "Жигуль" на станцию техобслуживания...
Однажды Клеста пригласили в местное управление ФСБ. Его завели в кабинет к начальнику, которого Алексей видел впервые в жизни. Тот представил гостю полковника из столицы, приехавшего якобы специально, чтобы поговорить с человеком, получившим прозвище "сканер". Получилась весьма "задушевная" беседа. Мило улыбаясь, полковник сказал, что во времена КГБ с ним церемониться не стали бы, а просто увезли бы в столицу, и трудился бы Клёст на благо Родины. А так он предлагает ему добровольно стать штатным сотрудником и, соответственно, неплохой оклад. Но Алексей к идее "золотой клетки" отнесся без особого энтузиазма. И напрочь отказался от предложенной негласной охраны, каким бы ценным кадром фээсбэшники его не считали.
-- Понадобится моя помощь -- со всем моим удовольствием. А следить за мной не надо. Не думаю, что ЦРУ и Моссад заинтересуются моей персоной настолько, что посчитают своим долгом выкрасть меня и заставить на себя работать.
Расстались, тем не менее, по-доброму. На прощание полковник сунул ему визитку со своим московским телефоном. А присутствовавший при беседе начальник Приволжского УФСБ -- свою. В свою очередь Алексей дал подписку о неразглашении, поскольку его дар одномоментно определили как секрет государственной важности. И, несмотря на обещание полковника не приставлять к нему охрану, Клёст первое время неоднократно замечал вроде бы неприметных личностей, висевших у него на хвосте.
Он не был уверен, что и дома у него не стоят подслушивающие устройства. Но истерик по этому поводу благоразумно решил не устраивать, понимая, что переть против такой махины, как ФСБ, просто бесполезно. Со временем он просто перестал обращать на "хвосты" внимание. А потом как-то попробовал вычислить наблюдателя, но бесполезно. В итоге Клёст пришел к выводу, что чекисты уверились в том, что ему ничего не угрожает, и перестали тратить на него время.
В личной жизни Алексею не очень везло. В двадцать три он женился, и как оказалось, поспешил. Лида быстро навела порядок, запретив ему дома доставать мольберт и краски. Мол, надоела эта вонь, даже в туалете красками несет. Можно подумать, лучше, когда там пахнет дерьмом... Алексей попробовал упереться, однако вскоре понял, что эту битву он проиграет. Пришлось в итоге арендовать помещение под мастерскую -- комнатушку в полуразваленном двухэтажном доме постройки XIX века.
О своем даре он жене не рассказывал. Случавшиеся время от времени звонки (в том числе и среди ночи), и следовавшие за этим отлучки объяснял наличием в родне двоюродной бабушки, которой то и дело становилось плохо с сердцем. Вот он якобы и мотался к ней ночами. Естественно, в телефонных разговорах приходилось маскироваться, называя собеседника (обычно это был сам Леонченко) Валентиной Петровной. Леонченко к такому псевдониму долго не мог привыкнуть, тихо матерясь в трубку. Лида верила, или делала вид, что верит.
А меньше чем через год он застукал жену в постели с любовником. В тот день с утра у него болела голова. Поехал в мастерскую, предупредив благоверную, что приедет не раньше вечера. Но и там его не посетило вдохновение. Промучавшись с час, понял, что где-то подцепил простуду или, того хуже, грипп, и решил вернуться домой, выпить аспирина и завалиться в постель. Открыв дверь своим ключом, он перешагнул порог квартиры, и тут же увидел незнакомые мужские ботинки с острыми носами.
Подкравшись к спальне, он услышал характерные стоны, очень похожие на те, которые издавала Лида, совокупляясь с ним время от времени. Увы, такие моменты между ними случались все реже, и Клёст в последнее время стал замечать, что не особо и расстраивается по этому поводу.
Сейчас же его законная супруга издавала стоны, обычно предшествующие бурному оргазму. Чувствуя, как в груди растет ледяной ком, он толкнул дверь спальни, и увидел чью-то волосатую, равномерно вздымающуюся спину, которую царапали наманикюренные ноготки его второй половины. Его так и не заметили, и поэтому пришлось кашлянуть, чтобы привлечь внимание парочки.
Незнакомец тут же замер, Алексей заметил, как волоски на его спине буквально встают дыбом, а затем увидел и лицо повернувшегося к нему человека. Это был парень лет двадцати с небольшим, южной наружности, и грудь его была еще более волосатой, чем спина. Он ойкнул, натягивая на себя одеяло, ЕГО одеяло, Алексея Клеста, купленное им специально перед свадьбой, и это его еще больше расстроило.
Лидка взвизгнула, и зачем-то принялась выталкивать из кровати кавказца, хотя это уже ничего не решало...
Для бывшего десантника разобраться с непрошеным гостем не составило особого труда. Впрочем, он особо и не марался, так, влепил пару оплеух. Схватив в охапку свои вещи, брюнет резво покинул квартиру, не удосужившись даже натянуть штаны. Досталось и неверной супруге. Та орала, что подаст на мужа в суд за рукоприкладство, и Алексей в сердцах сказал, что тогда точно ее грохнет. Грохнуть он ее, конечно, не грохнул бы, да и просто по шее надавать вряд ли решился бы. Как-то уж противоестественно было поднимать руку на женщину. Когда он застукал ее с любовником -- другое дело, тогда в нем взыграло уязвленное самолюбие.
В результате бракоразводного процесса Клёст благородно разменял доставшуюся ему от родителей 3-комнатную квартиру на две однокомнатных, и одну из них презентовал Лиде, пожелав ей на глаза ему больше не попадаться...
После этого случился длительный запой, из которого его не без труда вывел штатный психотерапевт местного управления ФСБ. И закодировал на всякий случай от ненормированного употребления спиртных напитков. С тех пор вино и водку он мог пить в пределах 100-150 граммов, большая доза вызывала у него отвращение. Зато он мог вливать в себя пиво в сколь угодно больших количествах, это была своего рода поблажка от психотерапевта.
Сам начальник УВД вызывал Алексея к себе на ковер, по-отечески пожурил, сказав, что у многих из его подчиненных случаются в жизни неприятности, но это еще не повод, чтобы срываться. На что Алексей ответил, мол, он не подчиненный, а нештатный сотрудник. И вообще берет отпуск на месяц, в течение которого просил бы его не тревожить.
Целый месяц он провел у тетки в деревне, наслаждаясь чистым воздухом и ежеутренним парным молочком из-под буренки. С утречка отправлялся на пленер, рисовал сельские пейзажи, возвращался обедать, и вторую половину дня просто гулял по окрестностям, или купался в местной речушке со смешным названием Кутяйка. В общем, психику удалось более-менее привести в норму и, вернувшись, он с удвоенной энергией взялся за раскрытие новых преступлений.
Глава 3
-- Ну, так ты расскажешь, как у тебя получается сканировать мертвых, или это твой профессиональный секрет?
Клёст очнулся, стряхивая с себя груз воспоминаний, и посмотрел на Степаныча, словно видел того в первый раз. Потом сильно сжал лицо ладонями, надавив пальцами на прикрытые веками яблоки глаз так, что в них запрыгали яркие пятна.
-- Извини, дорогой, но я и сам бы не прочь получить ответ на этот вопрос. Это происходит само собой, я просто вижу глазами мертвеца то, что видел он сам в последние минуты своей жизни. И честно сказать, каждое такое сканирование изрядно действует на психику. Так что, Степаныч, если ты вдруг надумаешь мне завидовать -- лучше не надо.
-- Да я и не завидую, была охота, -- пробурчал криминалист. Однако что-то подсказывало Алексею, что Степаныч как раз исходил черной завистью. И с удовольствием поменялся бы с ним местами.
Домой он вернулся в половине восьмого вечера. Кастрюля сваренных им же щей, которую он доедал уже несколько дней, вчера неожиданно закончилась. Ведя холостяцкий образ жизни, Алексей поневоле научился поварскому искусству. Вернее, его азам, как-то приготовлению салатов, варке каш, супов, щей и борщей, не говоря уже о картофельных блюдах и банальной яичнице.
В этот раз готовить что-то серьезное было неохота, и Алексей просто пожарил ту самую банальную яичницу из четырех яиц, добавив в болтунью еще несколько кружочков докторской колбасы. Колбаса была настоящая (даром что дорогая), и не расплылась по сковороде, а загнулась тонкими аппетитными ломтиками. А когда к яичнице добавились свежие огурчики, помидоры и зеленый лук -- ужин и вовсе показался царским.
Поужинав, он бросил сидящему в аквариуме скорпиону парочку специально купленных в зоомагазине мадагаскарских тараканов. Членистоногое тут же выбралось из песка, где коротало большую часть времени, и накинулось на добычу.
Скорпиона привез полтора года назад из Средней Азии Пашка. Он мотался в Узбекистан по каким-то своим делам, вот и приглянулась ему местная диковинка. А дома жена Наталья, увлекающаяся эзотерикой, устроила ему разнос, с ужасом заявив, что скорпионы навлекают беду. Выбрасывать такую экзотику на помойку было жалко, вот он и притащил его Алексею, благо тот к тому времени уже вернулся к холостяцкой жизни. Новый хозяин не только приютил жителя пустынь, но и дал ему имя Курт. В честь Курта Кобейна, который свел счеты с жизнью при помощи охотничьего ружья. Скорпионы ведь тоже могут убить себя собственным жалом. Хотя такое имя больше подошло бы, наверное, каракурту.
Клёст не стал смотреть, как Курт питается парализованными ядом тараканами. Это было зрелище не для слабонервных, хотя Клёст отнюдь не считал себя хлюпиком. Просто в каких-то экстремальных ситуациях приходится действовать, стиснув зубы, но зачем же издеваться над собственной психикой, когда есть возможность заняться более приятными вещами. Например, послушать музыку.
Он включил комп, и на экране медленно проявилось лицо длинноволосой девушки. Прообразом для этой своего рода Ananova, которую он называл по-домашнему Клавой (в том числе и по аналогии с клавиатурой) послужила фотография молодой Шарон Стоун, в которую Алексей влюбился после "Основного инстинкта". Программку сделал знакомый программист из отдела "Р", Петя Шапиро, в прошлом хакер и автор какого-то крутого вируса. После того, как менты его взяли за жабры, ему ничего не оставалось делать, как принять предложение сотрудничать с органами правопорядка. С Петром Клёст как-то сконтачился по одному делу, и теперь в случае нужды мог запросто обращаться к нему за помощью. А Клава была просто подарком, старой его разработкой, которой только оставалось приклеить лицо на выбор.
-- Привет! -- прожурчала девица, качнув бюстом. -- Надеюсь, у тебя все в порядке? Хочешь посмотреть письма?
-- Сейчас посмотрим, -- пробормотал Алексей, -- только музыку включу.
Он нажал кнопку CD-R, и бокс, помедлив секунду, учтиво выдвинул поддон, на который Клёст поставил пиратский диск с полной дискографией "Led Zeppelin". Роберт Плант запел про лестницу, ведущую в небеса, а Алексей тем временем просмотрел электронную почту. Опять накидали спамов, рекламирующие курсы хатха-йоги, дешевые загрантуры и прочую хрень. Нет, пора обзавестись программой, которая убивает спамы. Шапиро давно уже предлагал подогнать, только у Клеста все как-то руки не доходили.
Что-то душновато. Даже несмотря на открытую форточку. Капли пота стекали за шиворот майки, и продолжали свой бег вниз по спине, тормозя где-то в районе резинок шорт. Эх, накопить бы еще и на кондиционер, подумал он, а лучше на сплит-систему. Но пришлось по старинке воспользоваться вентилятором.
Расправившись с письмами, Клёст задумался над дилеммой -- идти принимать прохладный душ или попытаться дописать незаконченную работа под рабочим названием "Лето". Над одиноким, стоящим в поле раскидистым деревом, ветви которого украшали... черепа, парили два ангела. Вместо лиц у них были белые пятна, и Алексей давно уже мучался, так и не находя нужного образа для этих ангелов. Он знал только то, что они не должны быть похожи друг на друга.
Может, сейчас наконец его посетит вдохновение? Он взял кисть, палитру, выдавил на нее краску, но так и застыл, слепо глядя в холст. Из головы не выходила та задушенная в лифте девочка. Ангельское личико, огромные синие глаза, тонкая, ну совсем лебединая шейка... Кто же тот сатана, что посмел надругаться и лишить жизни невинное дитя?!
Тут же он понял, что нужно делать. Отбросив кисть, схватил карандаш, и принялся рисовать лик ангела -- лицо убитой насильником девчушки. Алексей не замечал, как летело время, потом уже накладывая на карандашный рисунок слой краски... Ангел получился настолько похожим на Таню, что ему стало не по себе.
Пока он корпел над холстом, прошло почти полтора часа. Совершенно вымотанный, Клёст отправился в ванную, включил душ и с наслаждением подставил лицо под прохладные струи воды. Минут десять он просто стоял, чувствуя, как в его тело возвращается жизнь.
Затем он улегся на старый, скрипящий пружинами диван, также доставшийся ему в наследство от родителей. Наверное, они и его зачали еще на этом диване. А они с Лидой -- бывшей женой -- опять же на нем пытались продолжить род Клестов. Но не судьба. Идти к врачу, выяснять, кто из них двоих не в состоянии иметь детей, Лидка отказалась наотрез. Силком не потащишь, пришлось втихую идти проверяться самому. Анализы показали, что как мужчина он вполне здоров, следовательно, все претензии к супруге. Но он ничего говорить ей не стал, жаль было травмировать психику. Ее психику. Знал бы, что она окажется змеей подколодной...
А может, с другой-то стороны, и хорошо, что детей не сделали. А то потом как ее бросил бы, с ребенком на руках? Нет, помогать материально он стал бы, конечно, алименты бы платил, все как положено... Но все равно между ними осталось бы связующее звено в виде мальчика либо девочки. А он не хотел иметь с этой двуличной стервой ничего общего...
Примерно через месяц для Алексея вновь нашлась работа. Резкая трель телефона подняла его на ноги в половине шестого утра. Спросонья он не сразу сообразил, кто с ним говорит на другом конце провода. Оказалось, Леонченко.
-- Алексей, извини, что в такую рань тебя разбудил... В общем, объяснять долго, и разговор, если честно, не телефонный. Может, подъедешь в одно не очень приличное местечко? Я уже и машину за тобой послал, чтобы ты свой бензин не тратил.
-- Без вопросов, -- с напускной бодростью ответил Алексей, хотя больше всего на свете сейчас ему хотелось послать следака куда подальше и завалиться спать.
-- Ну и ладненько. Я ведь и прокурору области уже звонил, случай тут очень уж... непростой. Машина-то его, между прочим, шеф специально выделил.
-- Ладно, Вить, ладно, я уже одеваюсь.
Машина прибыла через десять минут. Снизу раздался настойчивый гудок клаксона, повторившийся через несколько секунд. Отодвинув штору, Алексей увидел белую "Волгу", из окна которой выглядывал водитель. Клёст помахал рукой, и тот чуть заметно кивнул в ответ.
Наскоро ополоснул лицо холодной водой, Клёст оделся, уже через пару минут плюхнувшись на сиденье рядом с угрюмым водителем. Алексей ограничился коротким приветствием, всю дорогу просидев с полуопущенными веками. Спать уже не хотелось, тем более что из автомобильных динамиков доносился хриплый голос какого-то, неизвестного ему исполнителя шансона. Певец, если его можно было так назвать, пел о несчастной арестантской доле, о том, что он сел он за убийство мента, изнасиловавшего его подругу. Алексей никогда не понимал, почему блатняк в нашей стране называется шансоном. Вот Азнавур, тот другое дело. И вообще, куда смотрит начальство этого водителя? Наверняка у него какое-то звание, а слушает про "мусоров отмороженных". Или по уставу это не запрещается?
-- Приехали.
"Волга", перевалившись через бордюрчик, остановилась во дворе четырехэтажного дома красного кирпича, зиявшего темными глазницами окон. Дому, как отметил про себя Алексей, было лет сто, не меньше. Судя по всему, какая-то организация затеяла капитальный ремонт здания. Потолки тут наверняка высокие, комнаты просторные, и вполне вероятно, что после евроремонта стоимость квартир по сравнению с их прежней ценой возрастет в десятки раз. Да, в таких хоромах ему с его относительно скромной зарплатой жить вряд ли придется.
-- Привет!
Рукопожатие Леонченко было крепким, а сам он, в отличие от большинства своих разленившихся коллег, чем-то походил на борзую собаку. Такой же поджарый, готовый в любой момент сорваться в любом направлении.
-- Извини еще раз за ранний звонок, -- сказал он на ходу, пока они поднимались по лестнице. -- Меня самого подняли из постели, а я там пребывал с такой фифой... Мы часа в три с ней только любиться закончили, а тут знакомый капитан из РОВД звонит, говорит, дело нашлось для Леши Клеста, а поскольку вы, мол, с ним в паре, то и расхлебывайте вместе.
-- И в чем суть дела?
-- Объясняю в двух словах. Дом, как ты успел заметить, на ремонте, но работы временно заморожены. Будет на этом месте элитный жилой дом или банк -- про то мне неведомо, да и к делу, собственно говоря, не относится. Охраняется чисто символично, сторож сидит на отшибе в своей будке и дрыхнет всю ночь. Так вот, один бомжара сюда иногда заходит переночевать. Этой ночью он и обнаружил кое-что интересное.
Толкнув фанерную дверь, следователь вместе с Алексеем миновали прихожую, в которой курили фотограф-криминалист и Чикатило. Валентин Степанович поздоровался с Алексеем, но ничего не сказал, и они прошли дальше, оказавшись в просторной комнате. Из всей мебели в ней был только допотопный диван, на котором лежала стопка одежды. -- Ну наконец-то, -- недовольно буркнул мужчина в белом халате, лицо которого показалось Алексею смутно знакомым. -- Товарищ следователь, когда можно будет собрать органы?
-- Потерпите еще несколько минут. Сейчас гражданин Клёст проделает свою работу, и делайте потом, что хотите.
Алексей почти не вслушивался в разговор. Все его внимание было сосредоточено на трупе обнаженного мужчины. Над его распоротыми внутренностями кружили две мухи, которых толстый капитан из РОВД лениво отгонял папкой, при этом свободной рукой прижимая к лицу носовой платок. Запашок и впрямь стоял -- не приведи Господи. Но больше всего Алексея впечатлили внутренние органы, аккуратно разложенные рядом с покойником. Печень, селезенка, желудок, сердце, почки, и еще что-то, незнакомое Клесту.
Алексей непроизвольно отвернулся, поблагодарив себя за то, что не успел позавтракать.
-- Что, впечатляет?
Виктор подошел и по-отечески похлопал его по спине.
-- Мне тоже поначалу не по себе стало. Это не просто убийство, а убийство с особой жестокостью. Представляю, как он мучился, пока из него все это вытаскивали по частям.
-- Так вот, -- продолжал Леонченко, -- на простые дела, как ты знаешь, мы тебя не вызываем. Ну а здесь просто нонсенс, вся прокуратура и УВД уже, наверное, на ушах стоят. Кстати, я за тобой не только поэтому послал. Видишь надпись?
Следователь подошел к стене, и Алексей увидел то, на что поначалу даже не обратил внимания. На уцелевшем куске штукатурки неровным почерком было начертано одно только слово:
Клёст
От темных букв вниз шли дорожки потеков.
-- Между прочим, написано это, если эксперт не ошибается, не чем иным, как кровушкой, -- сказал Леонченко, оборачиваясь к Алексею. -- Вряд ли писавший имел в виду безобидную птичку. Давность трупа на глаз около двух суток, но эксперты обещали определить точнее. И еще кое-что... Хотя не уверен, что это имеет к делу отношение, возможно, это и не убийца писал.
Леонченко указал на противоположную стену, на которой тоже чем-то темно-красным были нарисованы иероглифы.
-- Я лично ни хрена не понял в этой китайской грамоте, -- признался Виктор. -- Хотя криминалисты должны перевести. Чикатило обещал постараться. Ты случайно не учил китайский?
-- Случайно нет, -- пробормотал Клёст, подходя ближе. Для него эта надпись значила не больше, чем для Леонченко. Ладно, по иероглифам пока непонятки, и еще не факт, что это дело рук убийцы, а вот его фамилия на стене -- это уже существенно. Не намек ли это давал убийца, чтобы его, Алексея Клеста, вызвали на место преступления? И если да, зачем он это сделал? Хотел, чтобы его быстрее нашли?
Впрочем, догадки можно строить разные, но лучше будет просканировать покойника, и возможно, многое после этого прояснится.
-- И еще эти органы, -- продолжал зудеть Леонченко. -- Убийца или свихнулся, или просто шутник. Хотя уж и не знаю, каким отморозком нужно быть, чтобы опускаться до таких шуток.
-- А личность погибшего удалось выяснить?
-- В одежде убитого мы нашли паспорт на имя некоего Рогозина Виталия Сергеевича, 28 лет от роду. Будем надеяться, этот документ действительно принадлежит погибшему. Редко кто с собой сейчас паспорт носит, а этот словно специально подготовился, -- следователь незаметно перекрестился, хотя особой набожности Клёст за ним никогда не замечал. -- В общем, по базе уже пробили. Он бизнесмен средней руки, живет -- вернее, жил -- с молодой женой, и как он здесь оказался -- все это еще предстоит выяснить. Отработаем его связи, не исключено, постарался кто-то из конкурентов. Только вот надпись меня смущает. Обычно конкурентов взрывают в машинах, стреляют из снайперских винтовок, в крайнем случае ножом пырнут -- и готово. А тут просто картинная галерея. Надеюсь, твое мастерство поможет следствию.
Да уж, в конце концов, непросто же так он сюда прибыл ни свет, ни заря. Немало покойников он сканировал, попадались экземпляры и похлеще, вовсе полуразложившиеся трупы, так что чистоплюйство здесь просто неуместно.
-- Только, если можно, без зрителей, -- попросил он.
-- Так, ребята, не в обиду, -- сказал Леонченко, подталкивая коллег к выходу. -- Всего на несколько минут.
Впрочем, эксперт все же не удержался, чтобы не пробурчать что-то обидное. Но Клесту было уже не до него. Вздохнув, Алексей собрал волю в кулак и, стараясь не наступить на узор из человеческих органов, склонился над трупом, прикоснувшись кончиками пальцев ко лбу покойника. Как обычно, сначала его пронзила легкая судорога, взорвавшаяся в мозгу ослепительной молнией, а затем в сознании возникла смутная тень, которая через несколько секунд обрела более четкие очертания...
Спустя пятнадцать минут он поднял веки, непроизвольно хватаясь за грудь. Гримаса боли с лица Алексея не сходила еще несколько секунд.
-- Ну, ты и стонать! -- прокомментировал куривший у окна Виктор. -- Как-будто это тебя так кромсали.
Дым его сигареты безмятежно растворялся в свежем, еще не загаженном выхлопными газами утреннем воздухе. В такое спокойное, прохладное утро не хотелось думать ни о чем плохом. Алексей достал из пачки сигарету и тоже закурил.
-- Ну рассказывай, не томи, -- чуть ли не умоляюще попросил следователь.
Рассказ занял не так уж много времени. По мере продвижения сюжета лицо Виктора становилось все более удивленным. А тихо стоявший рядом Совцов наоборот, был задумчивым, словно думал о чем-то своем.
-- Молодая девушка по имени Элеонора, -- пробормотал Леонченко. -- Ты уверен, что не ошибся?
-- Я был бы только рад, если бы ошибался. Но я одного не пойму: эта Элеонора, похоже, знает о моих способностях, в разговоре с Рогозиным она упомянула не только мое имя, но и прозвище. А если знала, что я смогу ее описать, то зачем вообще все это затеяла?
-- Постой-ка, она сказала, что через четыре дня нужно ждать следующей жертвы, -- спохватился следователь. -- А если трупу примерно два дня, то значит...
Он посмотрел на Алексея. Тот тоже произвел в уме немудреный подсчет.
-- У нас есть еще от силы пара дней в запасе, сказал Клёст. -- А дальше он прикончит кого-то еще.