- Ты не знаешь чего я хочу. - ненавидящий взгляд в стену. Боязнь взглянуть в глаза собеседнику, отчего обвинительный тон фразы кажется смешным.
- Не знаю. Мне на самом деле все равно. - полуулыбка и маленькая искорка в глазах, сменившееся тут же безразличием.
Поздняя весна, деревья уже покрылись листвой, но как-будто еще не привыкли к ней. Темно, но еще не вечер, просто тучи закрыли небо. Ветер, свежий, то и дело меняющийся.
Здание в четыре этажа, белое, с решетками на всех окнах, кроме тех, что на первом этаже - там расположены кабинеты, подсобные помещения и комната отдыха персонала.
Палата на шесть коек, две свободны уже четыре месяца, одна аккуратно застелена. На койке, той что ближе к окну, сидит девушка. Бледная, худая и с растрепанными волосами, но даже так ее можно было бы назвать красивой. Взгляд ее направлен на дверь, просто потому что дверь прямо перед ней. Сознание этой девушки не может пробиться в реальность. Или не хочет туда пробиваться...
На другой койке, напротив, полулежа расположилась еще одна пациентка. Поступила она сравнительно недавно, месяц или полтора назад. "Склонность к суициду", как написано у нее в карточке. Темные круги под глазами, на правом запястье тугая повязка с красной полосой - последняя из попыток. Взгляд ее, обычно апатичный, теперь никак не мог остановиться на одной точке, то возвращаясь к таинственному собеседнику, то быстро от него убегая.
И, наконец, человек, которого в этой палате быть никак не может. Лежит, положив руки под голову. Глаза закрыты, на лице застыло выражение безмятежности, как-будто он до конца наслаждается минутами тишины.
- Почему ты пришел именно сейчас? - произнесла девушка, тут же спохватившись: вроде бы он не отвечает на вопросы, как она слышала.
- Раньше ты звала достаточно громко и искренне, но ты звала не меня.
Минута молчания растянулась на час, если такое вообще возможно.
- Ты окружила себя странными людьми, на твой призыв не откликнулся никто. Если тебя это утешит они просто не знают тебя так хорошо, чтобы понять что с тобой происходит. Им нужно слишком много подсказок и намеков, а это скучно и имеет мало смысла. То, что ты так исправно режешь себе вены безусловно плохо. Нельзя относиться к жизни столь импульсивно. Кстати, таблетки, которые ты копишь под матрасом, могут вызвать лишь сильное отравление, тебя этот результат не удовлетворит... Впрочем я отвлекся, как я уже сказал раньше ты звала не меня. Сегодня я решил ответить на твой призыв.
- Ты не знаешь чего я хочу... - та же самая фраза, но так тихо, будто предназначена только для себя.
- Расскажи мне.
Тишина. Человек опять закрывает глаза и кладет ногу на ногу.
Рядом с основным корпусом клиники, в пяти минутах ходьбы через рощу, засаженную кустами и низенькими тонкими деревцами, есть одноэтажное здание с высокой покатой крышей. Это мастерская. Здесь трудятся относительно благополучные пациенты, которым можно без опасения доверить дрель, молоток, пилу. Рядом есть садик, в котором больные пытаются ухаживать за растениями, стригут траву и кусты. Как правило каждые полгода персонал засаживает сад заново. Трудотерапия или просто самовыражение благополучно сказывается на выздоровлении, возвращает интерес к жизни, хотя обычно только к некоторым ее проявлениям. Вне зависимости от результата труда или цели, которую пытался достичь больной.
- Смерти ты не хочешь. Так что подумай лучше. - произнес человек, только девушка приоткрыла рот.
Почему-то не захотелось спорить. Ну и что, что последние полгода были только попытки уйти из жизни. Раз он сказал, что смерть ей не нужна, значит так оно и есть. Вне всякого сомнения.
У пациентов, таких как девушка с перевязанным запястьем, практически нет личных вещей. Есть одежда, которую выдает клиника, стандартный набор: пижама(брюки и футболка) и повседневная одежда, которая мало чем отличается от пижамы(на тон темнее). Есть набор для умывания: полотенца, которые рвутся так же легко как туалетная бумага, зубная щетка, паста, мыло и шампунь выдают на месте, чтобы не было возможности преднамеренного отравления.
Еще есть индивидуальные блокноты, в которых пациенты могут выражать свои мысли, альбомы, где могут рисовать. Конечно это только желательно, ведь заставить больных весьма трудно. Но, как правило, если связь с реальностью сохраняется, есть потребность в самореализации. Сочинения и рисунки в конечном итоге попадают на стол врача и становятся подтверждением диагноза, показателем хода лечения, или при удачном стечении обстоятельств свидетельством выздоровления.
- А если бы я позвала бога? Он бы пришел?
- Бессмысленный вопрос. С каких пор ты в него веришь? - спросил человек. Ни иронии, ни интереса.
Опять тишина.
Он встал и подошел к окну.
Снаружи была такая тьма, что нельзя было разглядеть даже силуэтов. Звуки исчезли. Казалось реальность вокруг перестала существовать, свернувшись до размеров больничной палаты. Время как-будто тоже остановилось.
Девушка ощутила, что воздух вокруг стал таким тягучим, что нет сил вдохнуть.
- Попроси, чтобы сегодня был последний день, когда ты видишь меня.
Он повернулся к ней и, казалось, с ним поворачивается вся материя.
- Можно рассуждать сколько тебе захочется. О жизни и смерти. О смысле и долге. Об интересе и замысле. Но все это старо как мир.
Девушка сжалась на своей койке, поджав колени к груди. Теперь ее начал переполнять страх.
- Я в праве потребовать плату. Ведь ты позвала меня.
Три шага к ее койке. Это все реально?
- Это реальнее того, что будет дальше происходить в твоей жизни. До тех пор, разумеется, пока снова не приду я.
Темно. Уже ночь. Нет ни ветра, ни туч, ничего. Как будто больничная палата на мгновение вдруг стала центром вселенной...
- Будем считать это МОЕЙ ошибкой. До встречи...