Близился комендантский час. Скоро выключат свет. Тир с деланным бесстрастием слушал ускоряющийся бег сердца и отсчитывал секунды. Проклятые секунды неумолимо, исчезающие в пучине времени. Последние двенадцать секунд угнетали своей безнадежностью, набатом отбивая тяжелую звенящую дробь старинных еще механических часов, какие висели у него дома, выполненные по ветхим чертежам, сохранившихся на голографиях и купленных мамой, страстной любительницей всего древнего и земного.
Опустилась тьма. Исчезли мигающие разноцветные огоньки медицинских датчиков. Темнота стала вязкой. Как истинная хозяйка Тьма не спешила пользоваться положением, медленно, не торопясь, предвкушая развлечение. Спустя две ночи, проведенные здесь, Тир обрел уверенность в том, что Тьма - живая, чувствующая. И от нее не скрыться. Он забирался под одеяло - она окутывала мягким, усыпляющим бдительность теплом, прятался под подушку - тепло сменялось прохладной тяжестью, зажмуривал глаза - она властвовала под веками. Темнота надвигалась неумолимо, клубясь и извиваясь, красуясь безмятежным могуществом, распыляясь до грязного смога и собираясь воедино, принимая формы знакомых и незнакомых людей, зверей, птиц, монстров...наделяя их лишними конечностями, травмами, несовместимыми с жизнью, затем калейдоскоп оттисков, искаженных в страшных гримасах морд и лиц, сменялся сценами охоты, жизни, танцев, обедов, но заканчивалось всегда, всегда тьмой и смертью, смертью и тьмой, поглощающей и развоплощающей все на своем пути до изначального Ничто.
Тир смело распахнул глаза навстречу неизбежному. Духота. Тишина. Что ты мне приготовила сегодня? Шелест. Будто ветерок легонько колышет шторы. Сердце тревожно заколотилось, предчувствуя опасность. Резко попытавшись встать, ударился головой о что-то твердое. Руки бесцельно зашарили, ощупывая нависшую поверхность в надежде опознания. К рукам присоединились ноги. Ящик. Большой и продолговатый. При движении шелест усилился. Бумагу скомкали и обложили его со всех сторон? Новая игра?
Ему чудились вибрации, сминающие рубашку. Вздрогнул, ощущая легкие поглаживания. Прохладно и гладко.
Дернул ногой.
Шипение?!
Разворошил гнездо!
На его тело, уже не церемонясь, набросились ползущие, перебирающие лапками...кто?!
Шелест, шелест... шелест... шелест... шелест...
Догадка...догадка скреблась, в отказывающийся открывать ей дверь мозг. Отказывающийся, принимать это знание.
Шипение?
Змеи? Он сглотнул.
Они разом зашевелились. В волосах, одежде, забиваясь в раскрытый в крике рот и уши. Впрочем, крик оборвался почти сразу. Он сомкнул зубы. Раздался отвратительный писк и хруст. Тир забил руками, лихорадочно извиваясь в тщетной попытке скинуть, избавиться, выплюнуть горчащую слизкую дрянь.
Атьен наблюдал за бившимся в невидимых путах телом мальчишки. Что эта сука навеяла пацану?
- Ини! Ини! Ини! - надрывался малолетка, одновременно отплевываясь и сбрасывая с себя каких-то невидимых гадов.
Свою работу Атьен ненавидел, ненавидел тоскливой обреченностью человека лишенного другого выбора. Ничего нуднее в специальности инженера-оператора психо-диагностических машин, фиксирующего проявления реакции он представить не мог. Сбор, сбор и сбор информации обо всех этих в будущем высокопоставленных, но уже сейчас подавляющих своим снобизмом магов его неимоверно тяготил. Его снедала ностальгия по родной Апвэй. Сейчас под пыльным налетом ежедневного монотонного труда на протяжении десятка лет, Апвэй виделся самым прекрасным местом во вселенной, с его бесконечными каменными изваяниями и белыми, связанным из шерсти горных баранов домах, зависшими на разных уровнях над поверхностью. Отсутствие бурных проявлений природы, температура воздуха всегда позволяла ходить в летней одежде, а ...Атьен подзабыл, что планета выживала за счет субсидий Межгалактического Союза планет и тотальная безработица являлась нормой. Ее пытались раскручивать как курорт, но странных изваяний, о которых до сих пор велись вялые перепалки ученых о происхождении и "летающих" домов для завлечения туристов не хватало, а размеры субсидий не позволяли планетарному правительству выделить средства на развитие туристического бизнеса. Он забыл о талонах, минимальных ставках по заработной плате и трудностях, связанных с покиданием планеты. Никому не нужны нищие оборванцы. Он видел то, что было перед глазами. А перед глазами жировала кучка надменных зажравшихся магов, погрязших в жалких сварах за больший кусок пирога, который требовался не для утоления голода, а так, для игры, для доказательства своей сверхъестественной уникальности. Одно из таких доказательств он наблюдал сейчас. Маленький обычник, бьющийся в истерическом припадке.
Его ор раздражал и Атьен выключил звук. Когда уже придет эта тварь? То, что она придет, когда доведет парнишку до нужной ей кондиции, он был уверен. "Спасет" своего "малыша", вдоволь поиздевавшись перед этим.
Лицемерная дрянь!
Его выводила из себя ее прелестная внешность и жесткие, бескомпромиссные методы работы. Падаль! Он презирал ее всеми фибрами души и одновременно подобный контраст заводил его еще больше. Хотелось сорвать маску притворной невинности и обнажить ее уродскую суть. Унизить, уничтожить, чтоб исчезла эта невозмутимая маска, эта ничем не обоснованная гордость! Желание сломать, втоптать в грязь, использовать низкопробную шлюху - иного она не заслуживала, становилось невыносимым. Чтоб она валялась в его ногах, умываясь кровавыми слезами и умоляя о снисхождении! Атьен сам не замечал пагубного влияния "высокомерных снобов" на его мировоззрение. Он с жадностью приник к экрану - Она вошла в палату.
Молодая женщина включила свет и подошла к постели. Мальчишка продолжал кричать. На одной высокой ноте. Она дождалась момента, известного ей и рывком содрала с него наушники.
Обычник от неожиданности замолчал, заморгал глазами, мгновенно заслезившимися, зеленоглазая - да, он часами изучал оттенки ее изменяющихся глаз, сейчас они были почти черными, с искрами, как топь в ясную лунную ночь - змея что-то сказала.
Спустя несколько секунд, оторвавшись от пожирания глазами гибкой фигурки, он вспомнил о выключенном звуке.
Щелчок.
Комнату наполнил неожиданно сильный, яркий, чуть вибрирующий женский голос, с легкой хрипотцой, сознательно понижаемый.
Он не слишком прислушивался к словам, безраздельно перекинув все внимание на очередной контраст, обнаруженный в тьери. От такой хрупкой нимфетки ожидаешь звонкого, тонкого как колокольчик, голоска. Но фраза:
- Это был только сон...Все прошло, - заставила Атьена сардонически усмехнуться. Ну, ты и дрянь, малышка.
Она сдержала слово. И просидела на краешке узенькой кроватки почти до утра, не высвобождаясь из удерживающих детских ладошек. Атьен не обольщался. Иногда стоит проявить сочувствие, понимание, заботу, тем больнее станет внезапно нанесенный удар. Предательский. Потому что нанесен с тыла, казавшимся защищенным. От человека, которому доверял. И оттого более болезненный.
****
Поутру Тир очень решительно и очень по-взрослому доказывал удовлетворительное состояние своего здоровья. И доказал. Завтракать его отправили в блок.
Тир завтракал. Неожиданно перед глазами в белой массе, по виду и консистенции напоминающей творог, промелькнули нечто пушистое. Тир моргнул. Показалось? Да нет, он видел короткие волоски. Поворошил ложкой, ничего подозрительного не заметив, набрал полную и внимательно присматриваясь, поднес к губам. Начал жевать, между перетирающими кашицу кальциевидными наростами раздался мерзкий хитиновый треск. Кинул еще один взгляд на тарелку, из творога торчали тонкие суставчатые лапки, мелко подергиваясь. В агонии? Тошнота подкатила к горлу и Тир бросился из-за стола в сан-блок. Не добежав каких-то полметра его, вывернуло наизнанку. Что это? Из-за Лана? Притулился к стене, дрожа всем телом, слезы потекли из покрасневших глаз. Она опустилась рядом с ним на колени, провела по слипшимся от пота волосам, коснулась лба.
Стыдно и неловко. Тир не мог смотреть Ини, как он называл про себя тьери Альерерум, в глаза. Он сильный, поддался слабости.
Наказание. И, кроме того, уборка - подумал. Сил не было даже отодвинуться от слизкой жижи.
- Встать можешь?
Слабое отрицательное покачивание головой, глаза в пол.
- Все будет хорошо. Сейчас отнесу тебя в лазарет.
- Нет! - вскрик, он резко хватает ее за руку, вглядываясь в ее глаза, ожидая решения. Все проблемы начались с проклятого лечебного центра и прятавшейся там тьмы.
- Тш-ш-шшшш...
- Я...я сейчас все уберу, тьери Альерерум! - с непонятно откуда взявшейся энергией почти крикнул Тир.
Посмотрела на него. С жалостью? О, нет, только не она! В нем поднималась отчаянное недоверие. Нет, пожалуйста! Только не она!
- Не надо. Все нормально. Не хочешь в медблок, тогда в спальню.
Тир начинал злиться. Причем здесь спальня?! Он сильный! Он сможет со всем справиться! Зачем его в спальню?
Вспомнилась тварь. Передернулся. Тьери подняла его на руки и понесла в сторону детской. Она действовала на него успокаивающе. Он позволил себе расслабиться. Тремор продолжался, но сам Тир уплывал в сладкий сон, не подозревая о последующих в него кошмарах.
Тьери Альерерум не имела привычки бросать начатые дела.
****
При спуске с Восточного склона открывался захватывающий дух вид на Ферусский Ботанический Сад, плавно переходящий в заповедные нетронутые места. В южном полушарии планеты сохранялась дикая природа и кроме запрятанной, как драгоценный камень в огранке, Гимназии в окружении горной гряды, не было никакой инфраструктуры.
В изножье гор разливает свои широкие рукава река Отилия, направляя свои воды на северо-восток и юг материка, огибая его и впадая в океан Ванахейм, славящийся своими частыми 9-10-ти балльными штормами.
Солнце слепило глаза, ярко-оранжевый свет просвечивал сквозь полуприкрытые слезящиеся веки, вызывая мельтешащие цветные пятна с черной точкой в центре, припекало, насыщенный кислородом, ветерок, спускаясь с гор не теряя прохладной свежести, наполнял легкие, стремившиеся казалось запастись им впрок.
Мир дышал свежестью и благодушным спокойствием, выспавшись за ночь и умывшись прохладной росой. Я ему завидовала. Он был как обеспеченный старик на заслуженной пенсии, не потерявший остроты ума и с удовольствием пользующийся своими знаниями, стабильное состояние подтверждалось сведенным балансом друзей и врагов - кажется, обе половинки счета исчезли со счетчика и сие доставляло ему безграничное удовольствие.
Хорошо. Я с удовольствием вдыхала аромат горных цветов. Благолепие не нарушало даже осознание буксира в виде почти двух десятков детишек. Нянечка благополучно справлялась с их количеством и качеством. Рассказать о цветочках-деревьях-травке дежурный проводник в состоянии. Можно наслаждаться неожиданным выходным. Подошел проводник. Сегодня им был Лорио, второй сын смотрителя. Он - наглядное олицетворение юга, его знойной красоты, страсти, томного очарования. Медовая текучесть кроваво-золотистых песков отражается в дочерна загоревшей коже упругим коконом охватывающей его тело, порывистая легкость рваных движений присущая морскому бризу, шелест опаленной травы выжженных на солнце волос и чернота его глаз сравнима лишь с темнотой моря в безлунную ночь...
Опустила ресницы. Неплохой аутотренинг. Однако Лорио что-то говорил.
- Вы в порядке, тьери? Рад видеть вас вновь.
- Да, Лорио, - ресницы опускаются, скрывая выражение глаз и придавая некую томность облику.
- Насколько я знаю, гимназия просто так никого не отправляет погулять...- вопросительные интонации. Самую малость. - Просто так.
Умница. Знаешь, что от тебя все равно потребуют...
- Просто...все очень просто. Нужно проследить за детьми. Мало ли...вдруг кто-нибудь потеряется?
Хотелось шагать, не останавливаясь, а лучше бежать до свиста ветра в ушах, задыхаться воздухом, перенасыщенным ароматом луговых трав...Мечты, мечты. Никто никуда, естественно не побежал. Выбрав подходящую полянку и, растянув над ней "облачко", вытянулась во весь рост, понизила восприятие мира до базового условного - лишь бы не пропустить значимые изменения в окружающей среде. Вывела на сетчатку глаза информацию о местонахождении малышни, поместила ее в буфер с обновлением и сигналкой в случае изменений в условной безопасности, предварительно внеся показатели нервного напряжения и временные точки, в которых эмоциональный всплески будут сильнее - опыты никто, к сожалению, не отменял. Как лицемерно с моей стороны. Раскрыла заготовленные статьи о присвоении кода личности и освоении ею материнских навыков в пубертатный период - диссертацию также никто отменить не соизволил. Да и попробовали они сделать это!
Я углубилась в книгу, сравнивая ее текст со статьей одного из своих "коллег", все донимающего меня положительной рецензией. Зловеще улыбнулась. Будет тебе рецензия, копипастер несчастный, положительная! Хоть бы форму изменил. Нет, слово в слово передрал. Я понимаю, что книга старая, Риэра с Эриком найдя старые сканы, повели себя почти как "черные археологи" скопировав все на что хватило места и скрываясь от охраны с поспешностью недостойной благородного нээртани и весьма достойной преподавательницы. Это Эра еще не знает...стоп. Вот восприятие на ранних стадиях зарождения мелких терринов... Да и доступны архивы избранным, но настолько наглое использование чужих исследований, пусть неполных и основанных на гипотезах, либо опровергнутых, либо видоизмененных до неузнаваемости...
Потянулась, переворачиваясь на другой бок, "облачко" упруго прогнулось под моим весом. Неплохо, несколько формул расчета демографического прироста, с учетом фактором влияющего на него, расчет коэффициента смертности и дальнейшего развития вплоть до воспроизведения цикла, сравнивая в динамике и прогноз для нескольких систем, оказались неплохи. Обязательно вставлю их в новый задачник, да и методичку пора бы обновить. Люблю студентов. Вареных, возле голопроекций, готовеньких. В любое время дня великолепная закуска и захватывающее зрелище.
Отчего-то вспомнилась Гая. Ее образ лег на образ другой девочки. Та ситуация не закончилась столь плачевно.
-Ну же отпусти, - соблазняющий, ослабляющий волю, голос мягким прохладным шелком вливается в ухо, пальцы из последних сил сжимают чужую потную ладошку. Из разрезанной вены ручейками стекает кровь, делая сжатые руки липкими и скользкими. Кисть постепенно немеет, теряя чувствительность.
- По-омоги-и, - отрывистым шепотом, - пожалуй...
Рывок.
И просить больше нет необходимости.
Перед глазами стоит прощальный взгляд облизывающейся, с удовлетворением, сытой бездны из глаз девочки, которую я не удержала.
- Она...- облизываю, разом пересушенные губы.
- ...уже рассказывает "правдивую" историю прогулки на Запретный балкон в кабинете ректора, - заканчивает фразу ленивый голос.
- Я...- неуверенно.
- Да, специально. Тебе больно? - с любопытством.
Сердце разрывается на кусочки. Мелкие, хрусткие как маленькие фигурные крекеры.
Предательство. Аритэя, почему? И почему мне так больно?
- Почему? - вырывается вслух. Непроизвольно. Правая рука потирает вену левой, смутно сознаю, что последняя какая-то не такая на ощупь. Чешется и ноет. А еще она мокрая. И омерзительно липкая. Пот?
- Боюсь, она видела рядом с тобой Золотце, - с наигранным сочувствием заметил Краи'ваал, - ах, эта пора расцвета девичьих чувств!
- Но...- беспомощно.
- Она поспорила, что сегодня он ее пригласит на Охоту. Не знала? А еще думаешь, что вы лучшие подруги.
Действительно, это тот, кто знает о тебе больше всего. Тот самый враг, которого держишь ближе всех. Держишь, касаясь кончиком кинжала яремной вены, а он - тебя. Это доверие больше и ближе которого нет. Пока вы держите на прицеле друг друга, оплетенные паутиной подвешенных, весьма негуманных домашних заготовок, где стоит задеть одну и цепная реакция запустит все. Шаг и пат...
Тяжелая голова и давящая боль в виске, ощущение большей усталости привечают меня, заснувшую на полуденном солнце. Заснувшую?!
Стоп.
Дети.
Ну, конечно.
Как я могла расслабиться?
И почему-то совсем без удивления, встречаю черно-фиолетовую бездну безжалостных глаз человека, которого по-прежнему не в состоянии благодарить за "науку". И даже видеть. Вспоминать отказываюсь. Но раз за разом рушащего как мыслеблоки, постоянно мелькая воспоминаниями, так и навязывающего свое внимание в реальности.
- Ты сбежал?
- Что ты! Я уже совершеннолетний.
Кончики пальцев ласково поглаживают мою щеку. Как я тебя ненавижу. До скрученных судорогой пальцев. До свернутых узлом внутренностей. До головокружения. До беспамятства. Моя ненависть столь же всеобъемлюща, сколь сильна была тогда, шестьдесят лет назад твоя власть надо мной. Я пестую и шлифую ее десятилетия. И одновременно, до дрожащих коленей и трясущейся мелкой дрожью тела - я боюсь тебя. Страх мой перед тобой, твоей личностью почти суеверный, ты привил мне его как условный рефлекс в связке c болезненным наслаждением. Как подопытной крысе, перемежая стимулирование центров удовольствия с болью. Когда-то и подобное было. Ненавижу. Больше, чем свою отравленную кровь. Чем это тело, испорченное, исковерканное, изуродованное. Тобой. Моя кожа наслаждается прохладной гладкостью твоих рук. А я сама готова выть в бессилии скинуть их. Если nodus действительно похож на эту борьбу тела с разумом, то я действительно счастлива, что обезопасила себя. Если нет - слава Королеве мне станет безразлично. Острый запах имбиря щекочет ноздри. Тошнота подкатывает к горлу, я онемеваю, все тело словно деревенеет, скручивается в предвкушении, знакомой жажде. Что за?.. даже сопротивляться не могу. Ненавижу. Горячие капли ползут по лицу. Слизывает соленую влагу. Медленно проводит языком. Наслаждаясь. Садюга.
Улыбается и отстраняется. Разочарование едва ли не сильнее облегчения. Едва ли?