На зореньке сыскала его. Брела по тропинке за плетуньей - путь скучный... вдоль дороги кусты да муравы, ни озерца, ни прудочка. Не так далече трава надобная растет, как от скуки кажется. Солнце восстало недавно - пригреть не успело. Чтоб не уныло было, я плетушкой по травам бить взялась - бабочек стращать. И вот незадача: пальцы расцепились - лукошко выпустили, и ухнуло оно в заросли сураки. Трава высокая, с крошечными цветочками желтыми. Лютая она - силы отымает. Надо, к примеру, супротивницу с ног скинуть, нарви сураки, приготовь настойку и насыть негодную. А можно немудренее: заманить в самую чащобу, зайдет вражина чуточку и падет немощная.
Конечно, боязливо было идти туда, но плетушка ладная, справная... Прежняя умелица почила недавно, другая не народилась небось, кто ж лукошко сплетет? Да и талисман у меня при себе - бабуля даровала - плоский камешек, узорами точеный, из чего сделан, не ведаю. Только учила прародительница: "Нелегко тебе сделается, прикуси Гу (это она камешек так кличет) и все ладненько будет". Так-то я и поступила.
Иду, сураку раздвигаю, плетушку выискиваю, во рту Гу закусан. И тут Он!
Подивилась я: откуда мужичонке у нас явиться? Последний давненько ушел - с нелюдем биться - я, небось, в люльке еще орала. Маменька сказывала, что мужчины из мальчиков удаются, а они в деревне нашей не рожались никогда. Дивилась родительница: "Водица что ль неверная..." Но на лубках много я мужичков видывала! Кто медведя сваливал, кто дровишки рубил.
Ну... занятно стало на невидаль такую глянуть...
Присела рядышком - рассматривать, значит, взялась. Чудной он, но не обличьем - тут все как у лубочных мужичков: грудь широкая, да волос короток - одежей чудной. Рубаха на нем с недолгими рукавами, кроенная не по-нашему, и юбка дивная, между ног сшитая, ступни в лапти диковинные облачены. А ноги-то - смех один - шерстью окутаны густо-густо, как у животины, и руки такие ... жилистые, волосатые. А там, где юбка зашита, что-то... тоже ни как у нас, очень выпукло... Мне занятно сделалось, что там выпирает-то, но тронуть не осмелилась - боязно...
Потом шевельнулся мужичонка, иль почудилось мне... К голове метнулась, нагнулась над ним - кудри мои на лик его упали. Я еще спужалась, что пробудится, потом смекнула, что слаб он - пособить надо. А как... Зелья не сварю - бежать за надобной травой далече, на себе не утащу - он в два раза здоровее... Куда там!
Ну я и... Это нельзя было делать! Бабка строго настрого наказала - беречь, не терять, не делиться: покуда талисман с тобой - и удача будет...
Делать-то нечего - мужичонку спасать надобно! Я и просунула Гу ему в рот, из своего не вынимая. Губами, помнится, его губы тронула... Мягкие, но с виду сухие. Чудилось на ощупь, точно подошва у собаки будут, ан нет...
Очи он свои вмиг приоткрыл, зажмурился от света, точно котенок.. Потом на локтях поднялся и на меня уставился. Смутилась я: глаза-то близенько... темные, настырные...
Улыбнулся чему-то, руку ко мне протянул... Спужалась я страшно - съежилась, бежать готовая. А он ничего, кудри со лба моего откинул и дальше смотрит.
Тут я совсем опешила... Ну, думаю, хватит в гляделки играть. Стала я назад пятиться, его за собой приглашать бровями приподнятыми. Мужчина разумным оказался - талисман мой со рта не отпустил, вместе привстал. А потом разом схватил меня на руки и потащил...
Я-то присмирела... Сердце часто-часто заколотилось, то ли от боязни, то ли еще от чего неведомого... А он несет... Только дыхание чаще сделалось. Чудной... вроде и здоровый, что ему такая нетрудная ноша, как я.
Вышли в место неопасное, он меня на землю поставил и помалкивает. Вырвала я Гу изо рта его и спросила:
- Ты по-нашему смекаешь немного?
- Конечно, - отозвался и, словно забавной зверюшке, улыбнулся, - меня Русланом зовут.
- Чудной ты... имя чужое! - и чего поразилась, притопал неизвестно откуда, как есть - не наш. - Меня Луу кличут.
Ухмыльнулся он и кивнул, а потом уж спохватился:
- Да, красивое...
Почуяла я - разлучаться пора, спасла его и...
- Ну, бывай... Ты иди своей дорогой, а я своей, - буркнула, а самой покидать страх как не хотелось. Зарумянилась от его взгляда, и душа в груди заворочалась... как от думки дурной. И чувство незнакомое взяло: словно не чуточку мы знакомы, а давным-давно, может, с рождения, а может... Неведомо... Не к добру все это... Хватит, решила - оторваться от его глаз и бежать!
Развернулась и прочь пошла, быстро-быстро. Подумала, дойду вон до дерева, отдышусь, а там и пореветь нестыдно...
- Постой! - голос его послышался. - Возьми меня с собой!
Через деревню решила не вести, лучше околицами - наших бабонек подготовить надо, что мужичок объявился. Вон по дороге Руа-дурочка повстречалась. Упала Руслану в ноги и запричитала, чтобы не оставил горемычную, утешил несчастную, совсем, мол, без мужика исстрадалась, ребеночка ей подавай! Еле сдержалась, чтоб не подбежать, да космы сумасшедшей не выдернуть. Дрянь какая! Хотя... и Руслан мне никто...
Только не успела я в дом его завести, как колокол деревенский зазвонил. Руслана я в сараюшке спрятала, а сама вместе с маменькой и бабушкой на лобное место кинулась.
Там вся деревня столпилась, бабоньки шепчутся, головы задирают, ждут чего-то. Мы с родительницами к ним примкнули, стали соседок пытать, что стряслось-то, они только плечами в ответ пожимают. Вскоре главная ведунья показалась. От ее вида еще боязливее сделалось: лицо заостренное, недоброе... и чудится мне - плакала недавно. Подняла она руку, чтоб народ утихомирить, и сказала надрывным голосом:
- Беда пришла, сестры! Нечисть сюда прет! Сомкнуться надо - отпор дать!
Тут шум нечеловеческий поднялся. Завопили бабоньки: одни запричитали о беде, словно плакальщицы, другие заорали, мол, не бабское это дело, третьи мужей своих и сыновей павших поминать взялись...
Притихла я, забоялась, что Руслана видел кто, кроме дурочки той, я ведь по сторонам не шибко глядела - могла и не приметить. Да и уяснила, что неспроста он к нам пожаловал... Ох, неспроста... Столько лет не было мужичков - тут на тебе - объявился и нелюдь попер сразу, ведь не совались они к нам столько лет!
Так вот... Молча стояла, травинки на земле рассматривала, боялась с кем-нибудь взглядом столкнуться. И тут голос послышался:
- Есть мужик! Чистая правда есть! Нынче видела! Луу с ним была. Да вон и сама она!!
По толпе гул пронесся. Жутко мне стало, забоялась пошевелиться и глаза поднять. Чую, бить начнут или еще чего хуже выдумают. Мысли мои заносились, что делать, куда бежать?
Бабоньки на меня напирали, со всех сторон вопили. Кто-то уж и руки тянул: "Отдавай!" Я головой только мотаю, мол, не ведаю ничего, и ведать не желаю.
Подцепили меня под руки и поволокли насильно к дому. Упрямилась я. Кричала, что в одиночку он не сладит с нечистью, да не слушали бабоньки.
У дома толпа разделилась: часть Руслана искать побежала, часть меня сторожить осталась. Выволокли его во двор, объяснили, что к чему.
- Хорошо, бабы, не случайно я пришел к вам, - нежданно сказал Руслан. - А чтоб мир ваш спасти и мужиков ваших вернуть!
Стали бабы со всей деревни снаряжение для Руслана стаскивать: кто кольчугу принесет, кто медный таз, кто наручи. Милый мой добро перетряхивал - нужное выискивал. Любовалась я им издали, у самой слезы наворачивались. "Это что же, - подумалось, - только повстречались и опять разлучаться?" Чую - не смогу его отпустить, поперек дороги лягу, на шее повисну, но не пущу!
- Иди с ним! - маменька подошла, за плечи обхватила... и с такой тоской посмотрела, что сердце скукожилось... - Меня-то родительница с отцом твоим не пустила: не одна я была - тобой тяжелая! А ты ступай... ступай, доченька... Только знай: назад оба не вернетесь! Так что лучше бы и тебе... Ступай к нему - проси ребеночка! Хоть после себя кого оставит...
Не сдержалась я, уткнулась и заревела навзрыд.
- Не плачь, горемычная, - и бабушка подошла. - Есть выход, есть! Кузнечиха хвасталась, что камень чудный на опушке нашла, с неба свалившийся, и меч из него выковала особый! Сказала - нужда придет - отдаст меч тот! Так что идите...
Подивилась про себя, чем меч-то Руслана сохранить поможет, возле меня оставить?! Но бабушке поверила, кивнула ей - дескать, поняла, родимая, и к Руслану пошла про меч рассказывать. Он все амуницию себе выбирал. Глаза веселые, словно забавляет его это. На цыпочках поднялась, до его уха дотянулась и шепнула:
- С тобой пойду.
Он брови вскинул:
- Зачем?
- Нужна я тебе... Меч у кузнечихи особый имеется - забрать надо. Ты дорогу-то без меня не отыщешь!
Пошли мы к кузнечихе. Руслан спереди - я за ним. Иду, спину глазами буравлю. Думку думаю, лучшее взвешиваю: пропасть вместе или ребеночка родить, как матушка поучала. Дорога прямая, но неблизкая. Руслан мотив неведомый под нос напевает, а я извелась от мыслей горестных.
- Жарко тут у вас, - сказал и рубаху долой. - Дай воды хлебнуть.
Протянула ему бидончик с водицей, сама глаз от груди волосатой оторвать не могу. Вроде ничего особливого, а сила притягательная имеется. Прикоснуться к кудрям хочется, пальцами потеребить да щекой прижаться.
Не сдержалась: в лицо ему глянула - глаза серьезные, прямо в мои смотрят. Смутилась я, в землю уставилась, что дальше делать, не ведаю. Чувствую только - краска щеки заливает, больше взглядов меня выдает. Убежать страх как захотелось. Но не могу!
- Ну, пойдем, что ли, - буркнул и вперед потопал.
Кивнула в спину, а слезы предательские сочатся, словно нужны они... Погибнуть -это геройство, но прок от погибели какой? А так и я цела, и ребеночек при мне... Вот только попросить не знала как... Думала, смеяться он будет так, что умру на месте.
Кузнечихин дом показался, и запаниковала я не на шутку. Отчего-то почудилось, что возьмет он меч и сгинет незнамо куда. Или меня прогонит, а сам на нечисть пойдет. Решилась я, хоть и зазорно было...
- Руслан, - позвала, - зачни мне ребеночка! - и пунцовая вся сделалась.
- Запросто, - нешуточно так ответил. - Иди сюда.
Остановился посередь дороги, руки в стороны раскинул - меня ждет. Приблизилась на ногах негнущихся... Холодно вдруг от беспокойства сделалось - задрожала, словно ручеек... Сердечко заухало - чую, взорвется сейчас.
- Тебе матушка говорила, как дети делаются? - шепнул нежно так... прямо в ушко.
Я головой мотнула и в грудь ему уставилась, волосья рассматриваю, жду, когда ж начнется. Волнение к тому времени поутихло немного, должно быть, оттого, что на глупости всякие не отвлекаться решилась - произойти должно важнейшее...
И тут завязалось... Одну руку он мне на талию положил, другой подбородок задрал. В глаза глянул. "Не бойся, это не больно!" - сказал и губами губ моих коснулся, постоял так маленько, а после и говорит:
- Все! Скоро станешь мамой.
Ощутила я счастье редкостное. Легкость в груди неслыханную. Думаю, подпрыгну и полечу! Я стану матерью! Рожу ребеночка от милого! Представился мне розовый карапуз, какого я на лубке видела, на всю жизнь запомнила, лежит мое дитятко в колыбельке, ножками елозит, мамке что-то сказывает. От виденья захотелось скакать на месте, вертеться, словно собачонке, вокруг Руслана и орать во все горло! Насилу сдержалась. Скорей бы, скорей! Мамонька говаривала, что детишки не сразу появляются - время пройти должно.
И все равно, как бы ни ликовала я тогда, думка о том, что Руслан верней всего не вернется, шибко душу грызла. Вредно мне тревожиться... вредно, ведь и ребеночек мой тоже, небось, страдал и маялся.
Подумалось мне, что пока дитенок не родился, смогу я с милым на нечисть пойти. Близко соваться не буду: взгляну на ворогов одним глазком и убегу бабонькам сказывать - они то нелюдей не зрели никогда. Проку-то от меня лучшего быть не может...
Пока Руслан с кузнечихой говаривал, я на лавке возле дома ейного сидела и измышляла себе успокоение, чтоб о гибели милого ближайшей не печалиться. И так усердно мыслила, что губы до крови изъела и додумала-таки: он ведь не наш - Руслан-то, откуда взялся, неведомо, геройству предстоящему обрадовался как щенок, значит, особый! Значит, выживет! Да, выживет... Если так, зачем и терзаться?
Вернулся милый, подмигнул мне и кивнул - пошли, дескать. Меч волшебный через плечо перекинул, словно травинку, а не тяжелую железяку, и вперед потопал, а я поодаль шла. Улыбалась, как полоумная: представляла, как кинусь к маменьке и бабушке и расскажу о ребеночке. Они обрадуются, должно быть.
Только кузнечихин дом из виду скрылся, все и произошло: как-то потемнело вокруг нежданно, птицы стихли, кузнечики. Солнышко в миг исчезло. Перепугалась я. На небо глянула - ничего не уразумела - тучи грязные все небо застлали.
Руслан меч с плеча скинул, двумя руками за рукоять схватился, вокруг себя обернулся и мне грозно так приказал:
- Беги! Кажется, началось!
Я словно зверюга, на волю отпущенная, побежала было в сторону деревни, да одумалась - остановилась. Смотрю на милого своего и чую, плохо мне становится. Вернулась я - на шею ему бросилась
- Одумайся! - крикнула. - Не сладишь один!
Он только шепнул чуть слышно: "Уходи!"
Отбежала я немного и за деревом схоронилась.
И показалась из леса толпа нечисти. Такого страха никогда не испытывала! Темные такие, волосами густыми покрытые, о двух ногах... смердящие... аж стошнить пожелалось... да трава жухнуть стала. Ступали быстро - к Руслану стремились.
Вижу, милый мой напугался малость: глазами широкими на нелюдей глядит и шепчет что-то мне неслышное.
И вот они к нему подошли, лапы страшные к груди тянуть стали. Он взмахнул мечом и сразу троих поперек грудины чирикнул. Упали нелюди, как подкошенные, а по ним следующие идут, на милого напирают. В сторону теснят. Он и этих уложил.
Понадеялась я - если так, то и остальных сокрушить сумеет.
Да только убитые поднимались и ... тут я глазам своим не уверовала: темная кожа на них синим пламенем вспыхнула и в один миг на землю обрушилась, и предстал предо мной мужичок нестарый... Обождал неуверенный, озирался ошеломленно, словно дурной он немного. Приметила я: крикнул Руслан ему что-то мне не слышное, мужичок кивнул и побежал в сторону, издали наблюдать за боем принялся.
Мало помалу нечисть в людей обернулась. Только и новой прибавились: если кого из мужиков убьют, да отбежать он не поспеет - сызнова гибнет и в нелюдя оборачивается.
Руслана моего далече от дороги загнали... Вижу - уморился он, а нелюди напирают, в сураку тиснут. Боязно мне стало - чую, смертушка к милому приспела. Думать я тогда забыла, потому подхватилась и к Руслану рванула. Он в заросли уже на много шагов зашел - удары нерезкие стали, меч из рук валился, глаза помимо воли смыкались.
Мчалась я к нему, как шальная, на ходу Гу с шеи срывала. Успела таки... На силу в губы милые талисман свой вклинила... еще чуть-чуть и запоздала бы... Помню, глянул он тогда одурело... а в миг и взгляд трезвее стал. Только чую, сил нет - свою силу милому вручила - надежда последняя осталась, что успею до дороги спасительной добежать. Кинулась туда, да рухнула обессиленная.
Когда опомнилась, увидела лицо маменькино.
- Жива, - выдохнула она, рыдать принялась и я с нею.
Потом, когда наплакались мы вдоволь, маменька мне все и поведала.
Мужики стали в деревню ворочаться.... те, что много лет назад на битву с нечистью уходили. И все такие по возрасту, как уходили. Папка мой среди них был, мамке в сыновья годящийся... Меня-то он не видывал никогда, потому другой мужичок принес: ведь не очнулась я после сураки, а Гу у Руслана осталась... Только не воротился он, пропал милый мой...
Долго рыдала я тогда, маменька успокоить никак не могла...
Когда утихомирилась чуть, про дитенка поведала. Родители мои возрадовались! Маменька одежки шить принялась, бабушка носочки вязать, а папенька люльку из деревца выточил. Только и разговоров было...
А я страдала... ой как маялась... Каждый день зелье особое пила да в заросли сураки хаживала - милого искала... Мамонька успокаивала, забыть приказывала, а я не слушала ее... Как одержимая полдня в мураве проводила, травку за травкой осматривала, думала, может, не милого, так Гу найду - талисман мой...
Как снег выпал, маменька неладное заподозрила. "Вон у бабонек животы повырастали, - сказала, - а у тебя и в помине нет..." Долго пытала родительница, как дело-то было, как ребеночка мы с милым зачинали.
Рассказала все...
Обманул меня Руслан... Горевали мы тогда сильно, оскорбилась я на нечестного, искать его перестала и не думать о нем решила.
Вчера ко мне деревенский паренек посватался - он раньше жениться не успел - на битву холостым ушел. Симпатичный вроде... Свадьба у нас будет и ребеночек настоящий, а не.... Эх...