Чуть отдышавшись и глотнув еще разок из Лумумбиной фляжки, я попыталась вспомнить, что видела, когда была собакой. Закрыла глаза, сосредоточилась... Образы хлынули, как горный поток. В стробоскопических вспышках замелькали бледные испуганные лица, судорожно сжатые кулаки, вибрирующие высокие голоса...
- Не торопись, - подсказал Базиль. - Не пытайся объять необъятное. Сосредоточься на деталях.
Мысленно я постаралась восстановить то, что запомнила на месте преступления. Жирная, с черным отливом и белесой пеной на поверхности, громадная лужа крови. Она успела частично впитаться в дорожную пыль, но по размерам пятна можно догадаться, сколь много её было. Посреди этой лужи лаково блестит тёмный холмик. В сознании собаки он выглядел довольно аппетитно и пах соответственно, но, переведя собачье восприятие на человеческий язык, я зажала рот рукой и, добежав до ближайшего куста, согнулась пополам.
Тёмный холмик посреди лужи был ногой. Человеческой ногой, только лежащей отдельно, без всего остального человека. И нога была девичья: различался изящный изгиб стопы, маленькая круглая пятка, небольшое колено... Пышное бедро заканчивалось четким, как в мясной лавке, срезом, посреди которого белело круглое колечко кости, окруженное какими-то синими, на вид резиновыми, трубочками...
Мир завертелся и ушел куда-то в бок, рот вновь наполнился горькой, едкой слюной...
- Вот поэтому лучше вспоминать на голодный желудок, - Базиль сочувственно похлопал меня по спине. - Ну, ничего, ничего... Сейчас пройдет.
- Не пройдет, - сев на землю, я уткнулась лицом в колени. - Я больше никогда не буду есть, - опять мелькнуло видение трубочек, к горлу подкатил новый спазм, но в желудке ничего не осталось. Даже слюна кончилась.
- Всё проходит. Привыкнешь.
- Ага. Посидите голым задом на раскаленной сковородке. Может, тоже привыкнете.
- Думай об этом, как о головоломке, которую нужно решить.
- Тогда я - Алиса, а вы - Безумный Шляпник. Мы попали в Зазеркалье, и должны найти дорогу назад.
- Скорее, отыскать Червовую королеву.
Вдохнув запах влажной земли, я подняла голову. Попыталась думать отстраненно. Не охватывая всю картину целиком, а вспоминая отдельные детали, как советовал наставник.
- Это какой должен быть нож, чтобы так ровно отрезать?
- Циркулярная пила, например.
Я представила: привязанная к доске девушка медленно подъезжает к бешено вращающимся зубьям пилы... Нет. Не отвлекаться. Думать только по делу.
- Были запахи. Боль, например, пахла, как снег.
- Всё имеет запах. Нищета. Горе. Радость...
- А еще - гречневая каша. И кислые щи со сметаной, - перебила я.
- Прямо на улице? Может, из ближайшего кафе занесло?
- Такой же запах был в борделе у госпожи Лады, - вспомнила я. - Когда мы с Ванькой зашли в комнату Лидочки, пахло кашей.
Солнце, как потерявшийся воздушный шарик, трепыхалось над горизонтом. Небо было очень белым, просто ослепительным. От него резало глаза и постоянно наворачивались слезы.
Лумумба верно подметил: этот город никогда не спит. По деревянным мостовым, ревом клаксонов разгоняя зазевавшихся прохожих, грохочут автомобили, магазины с огромными, во всю стену, витринами, предлагают такое море разных товаров, что разбегаются глаза, по тротуарам шныряют лоточники, от них пахнет жареной рыбой, пирожками и пивом.
Внимание привлекло яркое изумрудное пятно, и я подошла поближе, чтобы рассмотреть. Оказалось, это модный магазин, а в витрине красуются платья. Пышные, похожие на бутоны роз, юбки, расшитые жемчугом лифы... Я вздохнула. С теми деньгами, что я выиграла у Сигурда, я могу купить хоть десять. Только кого я обманываю? Надев даже самое дорогое платье, красивой не станешь.
- Кто-то сказал, что уже такое видел. - сказала я, отворачиваясь от витрины. - Вы слышали?
- Да. Один из дружинников. Пару месяцев назад мальчишка упал под поезд, и ему отрезало ноги. Что характерно... - взявшись пятерней за подбородок, Лумумба завис.
- Что характерно? - переспросила я, устав ждать.
Мы медленно брели по деревянному тротуару, на витрины я уже не обращала внимания. Привыкла, наверное.
- Ногу опознала одна из женщин. По шраму возле колена... Она сказала, что нога принадлежала их домработнице, Глаше. Девушка как раз сегодня не вышла на работу. Кстати, Глаша была немая. А мальчик, которого нашли на путях - сын этой самой женщины, ему тогда было двенадцать лет.
- То есть, всё сходится на этой тетке? Попавший под поезд сын, теперь - домработница. Так может, это она...
- Рано делать выводы, - оборвал наставник. - Нужно всё хорошенько разведать. Связь между этими событиями есть, я это чувствую. Вопрос - какая?
- Кому могли помешать молодые девушки? - спросила я. - Сначала - Лидочка, теперь - Глаша...
Обе они были... как бы это сказать? Незначительными. Не представляющими ценности. Шлюха и немая уборщица. И в то же время - не из тех, чьей пропажи никто и не заметит...
- А что вы узнали в княжеском тереме? - спросила я Лумумбу.
Захотелось отвлечься, переключить внимание. А то на каждом углу начнут мертвые девушки мерещиться.
- Одновременно довольно много, и ничего конкретного, - поморщился наставник. - Терем оборудован видеокамерами, на которых видно: в спальню, кроме княжеской четы никто не заходил. И в тереме тоже: никаких следов постороннего, а тем более, враждебного присутствия.
- Может, его всё-таки отравили? Бывают же яды, которые действуют не сразу. Подсунули в каком-то другом месте, князь спокойно пришел домой, и только потом почувствовал себя плохо...
- Они сделали анализы. И вскрытие. Яда не обнаружили.
- Я читала, бывают такие яды, которые имитируют сердечный приступ, например. Или спазм сосудов головного мозга. Нельзя это проверить?
- Тело сожгли, ты же помнишь.
- Но был же кто-то, кто делал это самое вскрытие? Его-то не сожгли...
Лумумба остановился и посмотрел на меня со странным выражением.
- Я как раз думал, не навестить ли мне доктора, который давал заключение о смерти. Есть его адрес...
- Нам. Не навестить ли НАМ доктора, который давал заключение. Я ваша ассистентка, не забыли?
- Тебе нужно отдохнуть. Поесть, выспаться... грешно эксплуатировать детей круглые сутки. Так что беги домой, под крылышко к коту, он о тебе позаботится.
- Ни есть, ни спать я теперь дней сто не смогу. И вообще... Бабуля всегда говорил: от душевных страданий лучше всего помогает работа. Так что ходимте, господин начальник. Где живет этот ваш доктор?
Лумумба достал из кармана бумажку, а следом за ней - очки с круглыми прозрачными стеклышками. Очки он нацепил на нос и попытался прочитать, что написано в бумажке. Собрал брови домиком, наморщил лоб, пошевелил губами...
- Дайте, я.
Нетерпеливо выхватив у него листок, я отвернулась.
- Почерк у сыскного воеводы... - смущенно пробормотала через минуту.
- М-да. Я б сказал, у него вообще нет почерка.
Повертев бумажку, я бессильно пожала плечами.
- Поступим проще, - взяв листок, Лумумба остановил прохожего. - Любезнейший! Как пройти по этому адресу?
Прохожий, толстый усатый мужчина в сером лапсердаке и картузе, сначала тоже нахмурился, но тут же просветлел лицом.
- А! Это ж адмиралтейский госпиталь! - выдохнул он с облегчением. - Во-он шпиль, видите? Это он и есть. Вот по этой улице, квартала два. Не заблудитесь.
Госпиталь был построен из камня. Как айсберг возвышался он над деревянными теремами, а покрытая золотой жестью крыша, отражая солнечные лучи, создавала впечатление нимба.
- Очень похоже на церковь, - задрав голову, я пыталась рассмотреть фигурку на шпиле.
- Скорее, собор. Или храм, - Лумумба задумчиво читал выгравированные на бронзовой доске письмена. - Основан в год тринадцатый от Распыления Великой Княгиней Ольгой Романовой. - произнес он вслух.
Взяв за руку, я потянула наставника в ворота.
За воротами оказался тенистый парк. По нему неспешно прогуливались люди в серых теплых халатах - видать, больные. Само здание стояло в глубине, к нему вели высокое крыльцо и гладкий бетонный пандус. Рядом с пандусом стоял грузовик с красным крестом на боку, из нее выгружали кого-то, привязанного ремнями к каталке, с кровавым, быстро расплывающимся пятном на груди. Из-под простыни виднелись ноги в черных форменных штанинах и берцах. К раненому бежали люди в зеленых халатах, таких же чепчиках и штанах. На нас никто не обращал внимания. Единственным, кто стоял неподвижно, был водитель скорой. Прислонившись к дверце машины, он неторопливо курил.
- Что с ним случилось? - спросила я, кивая на раненого. Каталка как раз скрылась за двустворчатыми дверьми.
- Поножовщина в тринадцатом доке, - водитель равнодушно сплюнул в пыль. - Грузчики взбунтовались.
- Взбунтовались?
- В тринадцатом доке загружают галеоны, - я всё еще не понимала. - Сухогрузы, которые возят золото. А докерам шестой месяц зарплату не дают.
Вспомнились платья с центрального проспекта. Жемчуг, бриллианты, золотая канитель...
- А где найти доктора Борменталя, не подскажете?
- Главврача? - подбородком он указал на здание. - Внутри пошукайте...
Кабинет главврача был совершенно не похож на остальную больницу. Там, в освященных белым электрическим светом коридорах кипела шумная, но упорядоченная деятельность. Здесь же, за тяжелыми дубовыми дверьми, было тихо. Звуки глушили толстый ковер на полу и бархатные занавески. Свет, льющийся из-под зеленого абажура настольной лампы, создавал камерную, почти интимную атмосферу.
За столом, устроившись головой на бумагах, мирно спал человек. Лумумба громко кашлянул. Спящий не пошевелился. Пахло спиртом и почему-то йодом.
Пока мы осматривались, мужчина всхрапнул, приподнял голову и попытался устроиться на другой щеке. Блеснули стекла очков. Лумумба кашлянул еще раз. Храп прекратился. Затем голова поднялась и доктор, поспешно поправив съехавший на бок колпак, поспешно сел прямо. На первый взгляд он показался совсем молодым, едва ли старше Ваньки, и только когда снял очки, стали видны лучики морщинок у глаз и глубокие складки, избороздившие лоб.
- Ч-чем могу служить? - подслеповато прищурившись, он принялся протирать очки куском марли, извлеченной из кармана белого накрахмаленного халата.
- Нам нужен доктор Борменталь, - вежливо произнес Лумумба. Доктор пристально посмотрел на наставника.
- Вы - сыщик из Москвы, - сказал он. - Не думал, что вам будет интересна моя персона... Впрочем, присаживайтесь.
Я, конечно, удивилась, но потом сообразила: наверное доктор, как и сыскной воевода, пообщался с княгиней Ольгой. А она не скрывала, что отправила в Москву за помощью. Базиль, по-моему, тоже так решил.
- Моя помощница, - коротко бросил наставник в мою сторону, устраиваясь в гостевом кресле.
Что мне нравилось в Лумумбе, так это то, что он чувствовал себя свободно в любой обстановке. Не то, что я... Вечно ляпаю невпопад, и не знаю, куда деть руки.
- Итак... Чем могу? - встав из-за стола, доктор направился к ширме и скрылся за нею.
- Я хотел бы поговорить о результатах вскрытия Великого князя, - повысил голос Лумумба в направлении ширмы. Там зашумела вода.
Шло время. Наконец доктор вышел, вытирая обнаженные до локтя руки вафельным полотенцем.
- Простите, не могли бы вы повторить? Я ничего не слышал, - но, только Базиль открыл рот, доктор вновь заговорил сам: - Вторые сутки на дежурстве. То одно, то другое... Рубашку сменить некогда.
Бросив полотенце, он направился к шкафу на другом конце комнаты, открыл его и стал громыхать чем-то стеклянным. Базиль, сложив ладони домиком перед подбородком, терпеливо ждал. Доктор вернулся за стол, держа в руках трехлитровую банку и две небольшие колбы.
- Выпьем? - спросил он так буднично, словно такое предложение было здесь в порядке вещей. - Простите, о чем мы говорили?
Не дожидаясь ответа Лумумбы, он наклонил банку над колбой.
- Самогон тройной очистки, - пояснил доктор. - Крепость такая, что волосы на груди кучерявится начинают. Так что вам, барышня, не предлагаю... - и подмигнул, хотя до этого не обращал на меня никакого внимания.
Приподняв свой сосуд, он опрокинул его в рот. Проглотил, смачно зажмурился, а потом потянулся к блюдцу, накрытому бумажной салфеткой. Снял её, тщательно осмотрел два засохших бутерброда с сыром, и брезгливо отставил. Поискал глазами по столу, обнаружил пузырек с йодом, и, свинтив крышечку, длинно и глубоко вдохнул.
Лумумба, понюхав из пробирки, осторожно поставил её на стол, так и не пригубив.
- Приходится гнать в медицинских целях, - объяснил доктор чуть севшим голосом. - Нормального спирта нет, а то, что они выдают за водку, даже не горит, - и он налил снова. Самогон был таким прозрачным, что банка казалась пустой. - Вообще-то я не пью, - пояснил он, опрокинув в себя вторую колбу. - Точнее, не пил. Но этот город... Эти белые ночи... Вот вы - африканец.
- Я москвич, - мрачно поправил Лумумба.
- Это всё равно. Я имею в виду, что полгода тьмы - это слишком.
- Зато потом полгода свет.
- Ваша правда, - доктор налил третью как бы уже между делом, хлопнул, занюхал йодом и продолжил, как ни в чем ни бывало: - Но оказывается, сплошной свет - еще хуже, чем тьма. Человек - животное упорядоченное. Ему нужно, чтобы солнце всходило каждое утро, и заходило, по возможности, каждый вечер. Я схожу с ума, - глаза его посоловели, язык уже чуть заплетался.
- Давно вы здесь? - спросил Лумумба, всё так же глядя на доктора поверх кончиков сложенных домиком пальцев.
По-моему, он Базилю не нравился. А вот мне доктора было жалко: спит на рабочем месте, питается какими-то столовскими бутербродами, еще и прибухивать начал. Душу вот взялся изливать совершенно незнакомым людям...
- Приехал, как и все, за мечтой. Новый город в новом мире, - Борменталь налил себе новую порцию, поднес ко рту, подержал, а затем аккуратно вылил самогон назад в банку. Закупорил капроновой крышкой и отставил на край стола. - Думал, может, здесь будет по-другому, - он впервые посмотрел в глаза Лумумбе. - Но знаете... Люди не меняются. Меняются времена, условия, но люди? Мы только при-спо-сабливаемся, - сказал он по слогам. - Но не меняемся.
- Чтобы что-то изменить, нужно приложить усилия, - как-бы нехотя ответил Лумумба.
- Вы правы. Но...
Соскучившись, я потихоньку отошла от Базиля, и стала рассматривать корешки книг за стеклянными дверцами шкафа. "Практическая Анатомия". "Введение в физиологию". "Органическая химия".
В следующем шкафу, на специальных подсвеченных полочках, лежали довольно странные вещи. Мне стало интересно. Потемневший от времени огрызок на блюдечке с голубой каемочкой. Под ним, на бумажке, написано: "Яблоко молодильное". Под банкой, внутри которой в прозрачной жидкости плавала пластиковая фигурка супермена, раскрашенная в красное и синее: "Гоммункулус обыкновенный". Большая прозрачная бутылка, внутри - будто бы небоскребы, башни... На бумажке написано: "Город Кандор в миниатюре", и в скобках: пл. Криптон.
- В микроскоп можно увидеть улицы и даже жителей. - доктор, стоя у меня за спиной, тоже смотрел на бутылку. Пахнуло самогоном.
- Что это?
- Артефакты нового времени. Их продают с развалов в переулке Последних Вздохов. Я, знаете ли, коллекционер.
- Так они - магические? - к нам подошел Лумумба. - Странно, я не чувствую эманаций.
- Большей частью, они нет, - щелкнув тумблером, доктор выключил свет в шкафу и вернулся за стол. Казалось, он уже протрезвел. По крайней мере, язык не заплетался.
- Так почему вы не хотите говорить о князе? - спросил Лумумба. Борменталь загрохотал ящиками стола. - Бросьте, доктор. Вы же знаете, без ответов я не уйду.
Тот вздохнул, с надеждой посмотрел на банку с самогоном, затем на дверь...
- Черт с ним, в крайнем случае, наймусь судовым врачом на китобой, - пробормотал он и вновь открыл банку. - Выпьем?
- А давайте, - решился Базиль. - Завьем волосы на груди... - я фыркнула.
Они чокнулись колбами, выпили, и на несколько секунд воцарилась тишина. Мне даже показалось, что на глазах наставника выступили слезы.
- Рассказывайте, - сказал он наконец очень мягко, почти по-отечески.
- Стыдно, - потупился доктор. - По Фрейду: удар по самолюбию для мужчины является самой болезненной из психологических травм.
- И что у вас за травма?
- Я, дипломированный патологоанатом с докторской степенью НГУ, не смог распознать, отчего скончался пациент. Вы ведь читали отчет?
- Ни в коем случае, - качнул головой наставник. - Мне нужны свежие впечатления.
- Впечатления... - взяв ланцет за концы, доктор поднял его на уровень глаз. - А впечатления таковы, что князь скончался "по щучьему велению".
- То есть, вы хотите сказать...
- Я - не хочу. Но другого объяснения просто не вижу. Князь был здоров, как бык. Я сам обследовал его не далее, чем месяц назад. У нас - очень продвинутая клиника. Самая лучшая в этой части Европы. МРТ, УЗИ, электронные микроскопы, зонды, рентгены, черти лысые... У него был организм двадцатилетнего. Гемоглобин - сто сорок, давление - сто двадцать на восемьдесят. В прежние времена сказали бы, что с таким здоровьем надо в космонавты.
- Аллергия? Яд? Опухоль мозга?
- Цитология, гистология, биопсия... Ничего. Был человек - и нет его.
- И поэтому вы решили, что Игорь умер от магии?
- Если отбросить всё невозможное, то, что останется...
- Ясно. Значит, вы тоже думаете, что его убила княгиня.
- Не я! - доктор вскинулся, как цепной пес. - Ольга просто не могла... Вы бы видели, какой они были парой! Ой, простите. Кажется, я сморозил бестактность. Она же ваша бывшая...