Дачный поселок: кое-где над мокрыми крышами поднимаются дымки. На голых ветках высоченных тополей, теснящихся вдоль дороги, изредка перекрикиваясь, хохлятся угрюмые вороны. Дорога разбита вусмерть, в колеях - черные лужи от недавней оттепели. Машина в них переваливается, как беременная утка. Сырой, пахнущий углем воздух оседает жирными каплями на ветровом стекле. Дворники размазывают их в серые полосы. Михалыч то и дело поглядывает в зеркало заднего вида: всё время кажется, что за нами следят.
...Весь мир утыкан камерами. На улицах, на загородных трассах, у входов в супермаркеты, заправочные станции - везде, куда ни плюнь. Камеры в телефонах, а над головой - спутники... Аэропорты, госучреждения, общественные центры...
- Романыч, вроде похожий забор, глянь? И деревья...
- Не скажи... Вон на том участке - одни елки да туи, вдоль дороги - ветлы, а внутри этого, как на фотке - яблони... Видишь, стволики побелены? И крыша вроде такая же. Только мужика с лопатой не видно. Зайдем, посмотрим?
Я оглядел виднеющийся за кованым забором участок. Правда похоже. Но свет не горит, дыма из трубы тоже не видать... Ладно, в крайнем случае скажем, что ошиблись.
Добротная кованая калитка с легким скрипом отворилась. Михалыч пошел первым, непринужденно засунув руки в карманы. Я - за ним. Дорожка к входной двери чистая, видны следы метлы на тёмно-красной, ромбами, плитке; по бокам - подтаявшие, ноздреватые кучи снега.
Я оглядел сад. Пусто... Только голые деревья, в которых мой напарник опознал яблони. Низкое багровое солнце светит сквозь забор, отбрасывая длинные, решетчатые тени... Где-то далеко грохнуло, я от неожиданности вздрогнул. С деревьев взвилась туча ворон и повлеклась прочь.
Снова мурашки. Матерые такие, в подкованных армейских берцах.
Входная дверь приоткрыта. Чуть заметно, на щелочку. Что за дела? Забыли запереть? Или специально оставили? Не скрываясь, я достал пистолет.
Вошли, потопали в коврик, покашляли... Тишина. В прихожей сумрак, не видно толком ни стен, ни того, что находится дальше...
- Эй, есть кто дома? - мы прошли в пустой холл.
- Добро пожаловать. - голос шел с лестницы, которая вела на второй этаж.
Я вскинул пистолет.
Легонько касаясь перил, вниз сошла темная фигура: в тусклом свете, льющемся из дальних окон, больше ничего не было видно.
- Не вы ли случайно являетесь гражданином Калиевым? - задал витиеватый вопрос Михалыч.
- Не случайно - я. А вы - господин Иван Свиридов.
- Можно просто Михалыч, и без господина. - напарник убрал оружие. - А... откуда вы узнали?
- По голосу. А вы... - он повернулся в мою сторону.
Я тоже спрятал пистолет, сделал несколько шагов вперед.
- Воронцов. Илья Воронцов. Крестник, кстати сказать, покойного Кремлева...
Сам не знаю, почему начал именно с этого.
- Потеря, ощутимая для всех нас. - Калиев вышел на свет.
Он был высок - выше меня, и очень широк в плечах. Борец, - сразу пришло на ум. Волосы короткие, серебристо-белые, что сильно контрастирует со смуглой кожей. Одет в вязаную кофту на пуговицах, белую сорочку, открывающую крепкую коричневую шею, мягкие штаны и домашние шлепанцы.
- Можете включить свет. - предложил он. - Я привык обходиться так, но вы - гости. Входите, я вас ждал.
- Ждали?
Я был более чем удивлен.
- Разумеется. Я знал, что вы, господин Воронцов, ни в коем случае не поверите в случайную смерть вашего крестного. - он развернулся, и повел нас вглубь дома. - А значит, в скором времени мы познакомимся. Во всяком случае, я постарался сделать всё возможное в данных обстоятельствах, чтобы это случилось.
Мы с Михалычем только переглянулись.
- А откуда вы знакомы с Константин Петровичем? - Михалыч профессиональным взглядом обшаривал просторную, но скудно обставленную гостиную. Тяжелые, плотные шторы, пара плюшевых кресел, овальный столик, диван...
- Простите за неуют. - будто уловив мои мысли, произнес Калиев, игнорируя вопрос Михалыча. - Сам я спартанец, гостей не принимаю. Да и жилье это - временное.
- Вы прячетесь? - спросил я, по его приглашению опускаясь в одно из кресел. - После смерти Кремлева?
- Гораздо дольше. Три месяца, после похищения одного моего коллеги... Собственно, когда стало ясно, что я - следующий. Константин тоже был под ударом, но скрываться не пожелал. Не тот характер.
Я вскочил. Прошелся по вытертому ковру, под которым скрипели половицы. Выглянул в окно...
- Ни-че-го не понимаю! Какие-то шпионские игры, право слово...
- Я всё расскажу. Во всяком случае, ту часть, которая напрямую касается вас. - он был спокоен, как индеец под пыткой.
- На меня тоже покушались, знаете ли... Три раза, по меньшей мере.
- И это не конец. - он наконец улыбнулся, сверкнув белыми, крупными зубами. - Но не расстраивайтесь. У вас удивительный талант выживать, господин Воронцов. И у вас, - он кивнул Михалычу.
- Другие с войны не возвращаются. - хмыкнул мой напарник.
- Ваша правда. - он склонил голову. В черных стеклах мелькнуло отражение моего лица.
Он всё это время был в темных очках. То есть, сначала мне показалось, что у человека просто плохое зрение, но потом я понял, что линзы непроницаемо черные.
- Вы с дороги. Чай? Кофе? Горячий обед?
- Кофе! - единодушно решили мы.
Калиев кивнул, поднялся, и скрылся за одной из портьер. Я сел рядом с Михалычем.
- Странный тип. - сказал он шепотом.
- Согласен. - кивнул я. - Надеюсь, пользы от него окажется больше, чем загадок. А то развели тут...
- Детектив. "Шпион, пришедший с холода".
Я вопросительно поднял бровь.
- Да ты что, Романыч, совсем не читаешь? Ле Каррэ! Это у них такая секретная метафора: когда шпион работает под прикрытием, он как бы "на холоде". Не дома, значит.
- Художественная правда. - я, тоже шепотом, согласился. - Вот в последние несколько дней я прям чувствую, что у нас не все дома... Отец темнит, этот Рашид темнит...
- "Этот Рашид" сейчас вам всё объяснит! Простите, у меня довольно тонкий слух.
Войдя, он поставил на столик поднос, снял с него фарфоровые чашки с блюдцами, одну подал мне, другую - Михалычу. Я осторожно пригубил кофе.
- По-венски. Вам не мешает взбодриться. - объяснил хозяин.
- Вкусно... - деликатно кивнул Михалыч. Он явно был озадачен.
Я, признаться, тоже не был уверен в своих ощущениях. По точности движений, силе тренированного тела было ясно, что наш собеседник - незаурядный боец. Но иногда, на доли секунды в нем вспыхивала искра неуверенности. Рашид замирал, слегка откинув голову, как бы прислушиваясь, но затем быстро приходил в себя.
То ли из-за этой мгновенной растерянности, то ли из-за темных очков создавалось впечатление, будто он чего-то ждет. Как если бы дикого зверя поместили в клетку, и он с нею свыкся, смирился с неволей, но иногда инстинкты заставляют принюхиваться к ветру... А может, я просто заразился мистикой из папок Шефа.
- Итак, господа: начну с того, что я - старинный друг Константина Петровича и вашего, господин Воронцов, батюшки...
- Вы знаете, кто убил Кремлева?
Он замолчал. Побарабанил пальцами по подлокотнику, будто решая, что нам сказать.
- Кто - не знаю. Простите, господин Воронцов...
- Давайте без господ. Как-то попроще. А вообще... Программа распознавания определила вас как преступника. Я, конечно, не уповаю до такой степени на технический прогресс, но с чего я должен вам доверять?
- Эти фотографии подсунул вам я. К сожалению, не смог быстро придумать иной способ привлечь ваше внимание.
- Но... Зачем такие сложности? Можно было просто встретиться... Позвонить, в конце концов!
- А вы бы мне поверили по телефону?
- Скорее всего, нет. Но это уже не важно, так что... - я гостеприимно махнул рукой. - Давайте, рассказывайте.
Я не хотел быть невежливым, но в последние дни случилось столько всякого... Всё время было ощущение, что нас водят за нос.
- Вы, надеюсь, имели возможность ознакомиться с материалами? - я кивнул. Он подождал немного, и продолжил: - Наверняка вы сильно удивились.
- Даже я сам не сказал бы лучше.
- И кое с кем вы уже встретились, не так ли?
- Вы о Мерфи? Кстати, где он?
Была у меня надежда... Макс ведь сказал, что он сел на поезд до Смоленска... А Вязьма - как раз по пути. Я надеялся, что застану Мерфи у этого Рашида, и хоть часть загадок разъяснится.
- Всему свое время. Потерпите, Илья. Если я начну забегать вперед, вы ничего не поймете, а это вас только разозлит.
И тут он снял очки и принялся неторопливо протирать стекла носовым платочком.
АЛЕКС МЕРФИ, СИРИЯ.
На следующее испытание я шел, как на праздник. Не улыбался, конечно - незачем вызывать лишние подозрения, но внутренне ликовал.
Зачем-то посчитал ступени, ведущие из нашей душегубки глубоко вниз, на подземные уровни. Лестница была узкая, выдолбленная в скале. Местами она напоминала тропу: до того стерся и искрошился рыхлый сланец.
За мною шли два охранника с автоматами. Интересно: в случае чего, как они собираются стрелять? Стоит мне пригнуться и ловко уйти за поворот, и они будут только зря палить в стены... Раньше я этих деталей не замечал. Вообще ничего не замечал, кроме собственных страданий.
Мы спустились в обширный зал, подпираемый множеством тонких колонн. На капители каждой был выбит барельеф: стилизованные крылья... Точно такой же, как и татуировки на запястьях тех, кого я здесь видел.
Эхо разносило шорох шагов. Любой звук: свист дыхания, шарканье ног, кашель - усиливались многократно. Было прохладно, почти холодно. Веками не видевший солнца камень леденил босые ноги. Не замечал... Ничего не замечал.
Охранники подвели меня к стене. По периметру зала, на уровне глаз, всё те же крылья... В свете факелов поблескивает металлический прямоугольник двери: плита беззвучно отошла в сторону и мне показали, что нужно войти.
Комната пуста, лишь на дальней стене - огромный экран. Он засветился, проступили очертания такой же комнаты, как эта. Любительская съемка: камера прыгает в руках у оператора...
И вдруг мне захотелось броситься в этот экран головой. Из обрывков мрака, мятущегося света факелов и странных звуков сложилась картинка. И как только мой разум её осмыслил, я сошел с ума. Заметался, разбивая о стены голову, плечи, локти, кулаки... Взгляд всё время возвращался к экрану, разум выискивал всё новые подробности, вызывающие очередной приступ ярости...
Это Ассоль. Там, на экране... Кидальчик говорил, что здесь нет и не может быть женщин!
Руки связаны над головой и притянуты к стене. Она обнажена, тело чем-то облито... Что-то черное, глянцево поблескивающее в прыгающем свете... Крупный план: глаза - черные дыры, ввалившиеся и пустые, глядят прямо в камеру. Щеки впалые, подбородок заострился. Твердая полоска рта... Волосы свисают спутанной массой на грудь, с кончиков капает. Мне подробно, дюйм за дюймом, показывают её тело. Глубокие царапины, порезы, из которых сочится... Кровь! Она вся, с головы до ног, покрыта кровью! Не двигается.
Бесстрастный оператор скользит камерой по темному треугольнику внизу живота, по тонким, сплошь изрезанным ногам... Возвращается к лицу: на виске бьется жилка...
Я заревел, как дикий зверь, оторвал экран от стены и с размаху швырнул на пол. Одна-единственная мысль овладела мной, одно желание: найти Ассоль, а затем всё в этой крепости разнести. Камня на камне не оставить. Ни один, участвующий в этом, не должен уцелеть! Земля не должна носить таких уродов! И они должны испытать Боль! Такую, что затмит собою все их грязные фантазии...
В припадке ярости я стал "щелкать", как сумасшедший.
Раздался скрежет, в стенах открылись невидимые до сих пор заслонки, и на пол тягуче упали черные струи. Пошел мазутный, маслянистый запах. Сразу заболела голова, виски сдавило, а в живот как будто сильно ударили. Сырая нефть. Я злобно оскалился: решили утопить? Факелы висят в железных кольцах, на уровне моих плеч... Прибывала нефть довольно быстро, набралось уже по колено.
В панике я обшаривал взглядом помещение: комната - глубоко под землей, никаких окон, дверь - толстый пласт металла. Там, снаружи - колесо запирающего механизма, как в сейфе... Сколько понадобится времени, чтобы заполнить помещение до отказа?
Мысли путались. Густой, насыщенный миазмами дух проникал в легкие. Казалось, что вместо крови у меня - черная, тягучая жижа...
Я поскользнулся. Взмахнул рукой чтобы не упасть, и окунулся по плечо... Отведя руку в сторону, несколько секунд смотрел, как стекают капли. Нефть поднялась до бедер. Еще немного... Минут десять, если я не свалюсь раньше, отравившись парами.
Как там Кидальчик? Я ведь обещал ему свободу... Вдруг вспомнил про дрейдл. Он в кармане! Слава богу, еще не намок.
Вытащил игрушку чистой рукой и поднес к глазам. "Чудо великое было здесь". Сглотнул слюну. Густую и горькую...
Медленно подняв испачканную нефтью руку, раскрыл ладонь в подобие столика. Опустил острие волчка, и крутанул.
Дрейдл бешено закрутился, грани слились, перед глазами вспыхивали буквы чужого алфавита... "Это подсознание" - подумалось вяло. - "Глаз не может проследить за быстрым вращением волчка". Не пытаясь следить за мелькающими буквами, я наблюдал, как меняются вероятности: "всё", "ничего", "половина", "ставь"... И, когда пришло время, быстро сжал ладонь, не давая волчку упасть.
Стены содрогнулись, раздался грохот и треск. Пол наклонился, затем еще раз дрогнул и провалился. Я метнулся к стене и ухватился за ржавое кольцо, чтобы не упасть.
Факел вывернулся из гнезда, и начал путешествие к черной, маслянистой поверхности нефти. Задержав дыхание, я вытянул руку, пытаясь его схватить, но пальцы соскользнули. Вот, сейчас... Все мои усилия погорят вонючим пламенем.
Ирония, или злой сарказм? Всегда боялся смерти в огне...
Факел зашипел, и... всё. Разобрал нервный смех. Как я мог забыть? Это же знает каждый школьник... Сырую нефть очень трудно поджечь! Простой спичкой, зажигалкой, даже факелом - это почти невозможно.
Оскальзываясь на сильно накренившемуся полу, цепляясь за железный штырь, в котором крепилось кольцо, я смеялся. Орал что-то презрительное в адрес тюремщиков, сопровождая неприличными жестами. Маленькая игрушка старого еврея спасла мне жизнь...