Зимин Д., Зимина Т. : другие произведения.

Бог играет в кости. гл. 41-45

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
 Ваша оценка:
  ГЛАВА 41
  
  
  
  АЛЕКС МЕРФИ, МОСКВА
  
  
  
      Воронцов сел рядом, я молча подвинул ему кружку, из которой еще не пил. Он отхлебнул, вытер пену и только потом повернулся ко мне. Выглядел неплохо: где-то раздобыл приличную одежду, умылся, синяки почти зажили... 
  
  - Я знал, что ты туда пойдешь. - сказал он вместо приветствия.
  
  - Хотел попрощаться.
  
  - Понимаю. Ну... И что дальше?
  
  - Траск.
  
  - Вот так просто?
  
  Я сфокусировал взгляд на Воронцове.
  
  - Просто? Ты, блин, считаешь, что это просто?
  
  - Не горячись. Я, может, не так выразился...
  
  - Ну так выражайся яснее! - ухватить кружку удалось не с первого раза.
  
  - Ты что, пьян?
  
  - Угадай.
  
  Я кивнул на батарею бутылок, кружек, рюмок, разодранный пакет с сушеной воблой, забитую окурками пепельницу... От всего этого, особенно от запаха рыбы, сильно мутило. Но остановиться я уже не мог.
  
  
  
      Здесь, в отвратительной, засиженной мухами забегаловке, были люди. Такие же отбросы общества, как и я. Они не смотрели с отвращением на испачканные сажей и кровью, распухшие лица, не обращали внимания на драную одежду и сбитые, не по размеру, башмаки... Здесь все были такие. Тихо сидели за столиками, негромко переговаривались, выпивали... Мы, одинокие каждый по-своему, вместе были обществом. 
  
      Когда я попытался донести до Воронцова эту глубокую, полную скрытого смысла идею, он самым невежливым образом раздвоился. Тогда я обиделся, и закрыл глаза, чтобы больше на него не смотреть.  
  
  - Тебе надо поспать. - сказал он.
  
  Самолет оставил в моей душе черную, полную обломков и человеческих останков, брешь. 
  
      Конечной точкой его падения стал госпиталь: огромный "Боинг" просто раздавил бетонные коробки зданий, сравняв их с землей.
  
  
  
  - Ты ел что-нибудь? - не отставал Воронцов.
  
  К горлу подкатила жгуче-горькая рвота.
  
  - Не говори больше о еде. Никогда. Отныне я буду только пить.
  
  - Ты серьезно?
  
  - Более чем. Алкоголь поддержит когнитивные функции на должном уровне, пока... Пока они будут мне нужны. - я начал крениться.
  
  - Послушай... - он поймал меня за шиворот. - Я знаю, что ты задумал. Считаешь, это выход?
  
  - Смотря для кого...
  
  - Для тебя! Думаешь, отомстив, ты заглушишь боль?
  
  - Нет. Но кто-то же должен. - я посмотрел в глаза Воронцову. - Ты этого не видел. Если б видел, то понял бы...
  
  - Я видел.
  
  - Что?
  
  - Я видел! Я там тоже был...  Согласен, это нельзя так оставить, но... Как же правосудие? Мы же не на диком западе, в конце концов. Суд Линча...
  
  - Ему это не помешало. "Глупые людишки почивают в теплых постельках, чем не отличная шутка сбросить им на головы самолет?" Траск - псих. Опасный псих... Представляешь, что еще он может натворить?
  
  
  
      Воронцов вдруг схватил кружку, дергая кадыком, осушил, и с грохотом поставил на стол. Затем вперил в меня злющие глаза.
  
  - А знаешь, ты прав! Давай напьемся! - воздев руку над головой, он заревел: - Официант! Пиво два раза и бутылку водки! - и вновь повернулся ко мне: - Только учти:  я тебя не отпущу.
  
  Я усмехнулся.
  
  - Знаешь, я ведь могу и обойтись... Без монаршего соизволения.
  
  - Я пойду с тобой.
  
  - Да ну? А как же дикий запад?
  
  - Обиделся? Не обижайся... Я это не со зла. - он ощерился. Губа лопнула, и показалась капля крови.
  
  - Я не обижаюсь. Надеюсь только, что ты поймешь.
  
  - Обязательно! Но для этого я должен хорошенько напиться.
  
  
  
  ***
  
  
  
  - Лёха...
  
  - М-м-м?
  
  - Ты не умеешь пить!
  
  - Еще как умею! Просто... Не пробовал никогда. Раньше.
  
  - Вот те на!
  
  - Повода не было.
  
  - Извини. Хорошая была девчонка... И старик смешной. Помянем?
  
  - Не надо. Давай лучше пойдем и замочим этого ублюдка!
  
  - Тише! Люди кругом...
  
  Я огляделся, и, на всякий случай, продолжил шепотом:
  
  - Хорошо... Давай пойдем, и замочим ублюдка.
  
  - Давай. Только я не помню, где он живет.
  
  - Я тоже не помню. Может, новости почитать? Или посмотреть...
  
  - Где?
  
  - А вот... Я телефон спер. Сейчас запущу...
  
  - Украл? Ты в своем уме?
  
  - А у нас есть выбор?
  
  Воронцов смотрел на меня с новым удивлением. Ну конечно... Идея убить человека его не смущает. Ну... Почти. А вот чужой телефон - и я уже социально опасен. Преступник...
  
  
  
      Зайдя в "Гугл", я задал поиск по слову "Траск". Ага...
  
  ... "Джон Траск, известный миллиардер, после нашумевшего скандала отбыл из Москвы. По слухам, он собирается посетить северную столицу..."
  
  
  
  
  
      ИЛЬЯ ВОРОНЦОВ, МОСКВА.
  
  
  
      Мы пялились в экран айфона, как два барана. То, что Траск может преспокойно уехать, ни на секунду не приходило нам в головы. 
  
  - Как же так? Илюха, что теперь делать?
  
  Я пожал плечами. В голове билась одна мысль: "отступать некуда..."
  
  - До Питера не так уж и далеко.
  
  - О"кей... - Алекс с трудом поднялся. - Только выпьем... На дорожку. И с собой...
  
  
  
      Дальше было вспышками:
  
  Стоим, покачиваясь, у обочины, голосуем. Ни одному из нас, кажется, даже в голову не пришло: а в ту ли сторону мы ловим...
  
      Следующая вспышка: останавливается огромная фура, мы с трудом, помогая друг другу, карабкаемся в кабину. Алекс что-то втолковывает шоферу по-английски... Тот, самое интересное, согласно кивает.  Здоровый такой дядька, с золотым "гимнастом" на шее... Угостил нас чаем из термоса, таким крепким, что защипало язык.
  
  
  
  ***
  
  
  
      ...Проснулся от непривычной тишины. Пахнет горячей пластмассой, пылью и выхлопными газами. Перед глазами - паук. Огромная животина, таких в народе Мизгирями кличут... 
  
      Моргаю. Паук застыл в капле силикона, на ручке переключения передач. От сердца отлегло.
  
  - Выметайтесь, ханурики. Приехали. - хриплый, сердитый бас.
  
  - К-куда? - я ничего не понимал.
  
  - Как куда? Питер заказывали?
  
  Я протер глаза. Сквозь мутное лобовое стекло виднеется высокая стелла: "Санкт - Петербург"... Алекс потягивается, зевает и шипит сквозь зубы - спать было страшно неудобно. 
  
  
  
      ...Выпрыгнув из теплой кабины в мокрый снег, я тут же начал дрожать. Алекс соскочил рядом, трясущимися синими руками достал сигарету. Закурил, глядя на стеллу. Двигатель фуры взревел, из-под огромных колес полетели комья грязи.
  
      Выпуская дым в стылый утренний туман и шмыгая носами, мы топтались на обочине, тщетно пытаясь согреться и прийти в себя. Друг на друга не смотрели: морды небритые, глаза безумные. Перегар, рванина с чужого плеча... Как нас еще в машину взяли?
  
  - Твоя работа? - я кивнул в сторону стеллы.
  
  Алекс пожал плечами, надвинул капюшон и пошел к городу, то и дело проваливаясь в грязный снег.
  
  
  
  - Что делать-то будем? - всю дорогу я проспал, времени составить план не нашлось.
  
  - Найдем его. Ну, а дальше... По обстоятельствам.
  
  - А ну, стой! По каким обстоятельствам? Хочешь при всем честном народе подвиг совершить? Так ведь не поймут!
  
  
  
      ...Были мы уже в пригороде. Вокруг - высотки. Люди от нас не то чтобы шарахались, но стороной обходили. Я в который раз мысленно обругал себя за идиотизм. Не надо было вчера пить! Не надо было слушать это Горе Луковое. Теперь стоим вот, как два тополя посредь дороги, и хрен знает, что делать дальше...
  
  
  
  - Слушай, Лёх, ну нельзя же просто так, за здорово живешь, убить человека. 
  
  - Он не человек.
  
  - Да кто, в самом деле, дал тебе право решать? И ты сам говорил, что не сможешь - вот так!
  
  - Это было давно. Понятно? - он дернул щекой. - Нет больше никаких правил.
  
  Он ссутулился, и побрел в сторону центра, тяжело переставляя ноги в хлюпающих башмаках.
  
  
  
      Я догнал, пошел рядом. Какая-то мысль не давала покоя, но я всё не мог её ухватить. О чем, бишь, я думал? А!
  
  - Лёх, подожди!
  
  - Че?
  
  - А как ты умудрился договориться с дальнобоем? Насколько я знаю, таких, как мы, они не подбирают.
  
  - Была вероятность, что кто-нибудь согласится? Была. Ну, и приплатил немного...
  
  - А деньги где взял?
  
  - На заправке банкомат сломался. Начал купюрами плевать... Я и подобрал.
  
  - Опять вероятность?
  
  Он, не оглядываясь, пожал плечами.
  
  - А... Еще деньги остались?
  
  - Не-а. А зачем?
  
  - Жрать охота. Да и холодно. Приодеться бы...
  
  
  
  
  ГЛАВА 42
  
  
  
  ИЛЬЯ ВОРОНЦОВ, САНКТ-ПЕТЕРБУРГ.
  
  
  
      Выходя их "Невского Пассажа", я не сознавал себя - собой. Ощущение это усугублялось нереальностью, можно сказать, сюрреалистичностью происходящего: двое бродяг спокойно входят в один из самых дорогих торговых домов. Чешут, будто так и надо, мимо охраны, мимо праздной, хорошо одетой публики... Я всё ждал, когда на нас обратят внимание и погонят в шею, но - не погнали...
  
  
  
  - Выбираем вещи, переодеваемся, и просто уходим. - говорит Алекс.
  
  - А как же платить? Кто нас выпустит с чужими вещами?
  
  - Не парься.
  
  
  
      Когда я вышел из гардеробной, Алекс мило беседовал с продавщицей, небрежно подбрасывая черный кубик. Увидев меня, он подмигнул и спрятал кубик в карман пижонского кашемирового лапсердака с капюшоном. Неожиданно девушка остолбенела, как будто к чему-то прислушивалась, а затем шмыгнула за служебную дверь, на ходу пища какие-то извинения.    
  
  - Ходу! - Алекс подхватил меня под локоть и двинул прочь. - Не кипишуй, всё нормально. У неё там авария личного характера. Когда выйдет, о нас и помнить не будет...
  
  - Как ты это делаешь? - дергает плечом и усмехается.
  
  Когда я был маленьким, ходили с отцом в цирк, смотреть на Кио... Те же самые ощущения: вроде бы уже привык, а как видишь новый фокус, опять удивляешься. Только в детстве, помнится, чудеса вызывали радость...
  
  - Помнишь, как я ушел от тебя на Лубянке? Нужно просто выбрать удобный момент. Это интуиция, немного предвидения и инстинкт: нужно просто знать, что и когда делать...
  
  
  
      Солнце пробивало тучи и слепило глаза. Надо было прихватить еще и очки... Я тут же устыдился. То, что мы сейчас делаем - неправильно. И только обстоятельства вынуждают... Твою дивизию! Никакие обстоятельства не могут оправдать кражи!
  
  
  
  - Где предпочитаешь позавтракать? - Алекс помахал у меня перед носом солидным, рыжей тисненой кожи, бумажником.
  
  - Ты что, спер его?
  
  - Нашел. Не каждый день, знаешь ли, банкоматы ломаются.
  
  Я закрыл на мгновение глаза, потер переносицу.
  
  - Лёх... Так нельзя. Цель никогда не оправдывает средств. - он вновь криво усмехнулся. 
  
  - Покончим с делом и засадишь меня за решетку, о"кей? Тебе же давно этого хочется. - и он пошел в сторону Фонтанки.
  
  Мне стало неудобно. Кто я такой, чтобы читать ему нотации? К тому же, сам только что радовался, что удалось переодеться в сухое и теплое...
  
  - Слушай, Лёх... Извини! - я догнал его, пошел рядом.
  
  - Проехали. А вообще... - Алекс на ходу закурил. - Ты сам так решил, помнишь? Я мог бы и один.
  
  - Не мог. - я прикусил язык.
  
  - Почему это? - он остановился.
  
  И тут меня прорвало:
  
  - Потому что ты - дитё. Горе Луковое. Постоянно попадаешь в ситуации, из которых не можешь выпутаться. Сначала с тобой нянчился старик, потом - девчонка... Почему все с тобой носятся? Да потому, что самостоятельно ты не можешь пальцы на руках сосчитать!
  
  Он остановился, судорожно затянулся и бросил окурок в снег. Губы белые, на ресницах и бровях намерзли снежинки.
  
  - Это неправда! Это вы меня втянули! С вас всё началось! С тебя, конкретно! - он говорил очень тихо, как будто боялся, что кто-нибудь услышит.
  
  - Да ну? Значит, удрать из родной страны, разорвав связи с семьей, жить, зарабатывая боями без правил - так ты представляешь нормальную жизнь?
  
  - А что мне оставалось? Они меня достали! ФБР, АНБ, бандиты... Отец не давал проходу...
  
  - Ах, тебя достали? И ты просто сбежал? Не пытаясь разобраться? - он кивнул, кривя губы. На скулах играли желваки.
  
  - Ты правильно сказал, я - горе. Обычно те, кто меня достает - гибнут.
  
  Тут парень прав. Люди вокруг него мрут, как мухи. Внезапно я прозрел...
  
  - Ты поэтому ушел от нас в Москве?
  
  - Да! А ты прицепился, как... ванный лист. Думаешь, это легко? Знать, чем всё закончится? Знать, что все, кто тебя окружает - обречены!
  
  В глазах слезы, злая судорога кривит лицо. Только истерики нам сейчас не хватало...
  
  - Банный.
  
  - Что?
  
  - Не ванный лист, а банный. От веника.
  
  Он долго смотрел на меня, а затем рассмеялся. Смех чуть не перешел в рыдания.
  
  - За дурачка меня держишь, да? Думаешь, я совсем ничего не понимаю?
  
  Резко отвернувшись, он перегнулся через парапет и уставился вниз, на реку. Точнее, на ровное покрывало снега, в нескольких метрах под мостом. Я на всякий случай пристроился рядом. Показалось, еще немного - и он сиганет вниз головой.
  
  - Ты, по крайней мере, можешь что-то изменить. 
  
  Он медленно выпрямился и посмотрел мне в глаза. Хотел что-то сказать, но пошатнулся, и схватился за перила. Я поймал его за воротник.
  
  - Лёха! Ты что, тебе плохо?
  
  - Я... Не знаю. Переутомился, наверное. Столько никогда не "щелкал".
  
  - Страсти какие! Ты что ж не сказал?
  
  На нас начинали оглядываться сердобольные граждане. 
  
  - Я не знал, говорю же... Сейчас пройдет. Всё. Нормально уже.
  
  - Точно?
  
  Я вновь ощутил абсурдность ситуации. Или это мы, как говорила моя покойная бабка, "с глузду двинулись"? Стряхнув наваждение, я подхватил его и повел через дорогу.
  
  - Пойдем, брат-боец. Подкрепимся, причастимся, помолимся...
  
  - Зачем?
  
  - Старинный русский обычай: перед смертью надо поесть, переодеться в чистое и вручить душу Богу.
  
  
  
  ***
  
  
  
  - Пистолет бы... 
  
  Алекс перестал жевать, и вопросительно поднял брови.
  
  - А ты думал? Из пальца стрелять прикажешь?
  
  Сидели в блинной. Тепло, вкусно пахнет выпечкой, румяная девчушка в красном сарафане несет чай, мед, сметану, соленые грузди в хрустальной вазочке... Так и чешется язык спросить лафитничек. Запотевший такой, прямо с ледника. И сало...
  
  - Вообще-то я хотел просто "щелкнуть". Может, ему кирпич на голову упадет. Или еще что...
  
  - Ага. И так восемь раз.
  
  - ???
  
  - Не обращай внимания, шутка. И - не вариант. А вдруг рядом не будет кирпичей?
  
  - Будет что-то другое, неважно. И вообще... Кто на меня недавно орал, что так нельзя?
  
  Спорить больше не было сил. Я в какой-то момент понял, что его не остановить. И решил, что дальше - по обстоятельствам. А пистолет? Береженого, знаете ли, Господь бережет...
  
  - Ну, хочешь, извинюсь? - он кивнул. - Видишь ли... Когда ты всё время "щелкаешь", а я этого даже не замечаю, получается, что я как бы не при делах. А вдруг он тебя переиграет? Если он тоже чудесник?
  
  - Я об этом думал. - обмакнул в сметану и отправил в рот сразу три блина. - Даже если он чудесник, я с ним справлюсь. Кидальчик говорил, я - самый сильный.
  
  
  
      Я промолчал. Не хотелось напоминать, что эти знатоки доморощенные, - упокой, Господи, их души, - на том свете. И по большей части из-за того, что лезли куда не надо, и рисковали почем зря...
  
  - Нужно иметь запасной план. Во избежание. Ты - "пощелкаешь", а если не выйдет...
  
  - То что? Застрелишь его? И это говорит человек, недавно чуть не удавивший меня за кошелек...
  
  
  
      Я расхохотался. Просто прорвало, честное слово. Аж слезы выступили. Лёшка недоумевал. Тогда я рассказал ему анекдот. Ну тот, где ребенок не вовремя входит в спальню к родителям, а потом удивляется: "и эти люди запрещали мне ковырять в носу..." Кажется, он так и не понял.
  
  
  
  ***
  
  
  
      В животе ощущалась приятная тяжесть. А вот на душе... На душе было хреново. Театр абсурда продолжался:
  
  - И где мы найдем пистолет? В магазинах-то не продают... - из блинной мы вышли сытые и сонные.
  
  - Пойдем на улицу, присмотримся. Авось, пройдет какой-нибудь фраер, ты к нему применишь свой фокус и вся недолга. Сумеешь?
  
  - У вас запрещено ходить с оружием.
  
  - Кому надо - ходят. Слушай, давно хотел спросить... - я придержал парня за локоть. - Вот у тебя всё так легко получается. Можешь ведь устроить, чтобы у тебя всё было, и ничего за это не было... Чего ты этим не пользуешься?
  
  - Почему я себе не нащелкал "красивую жизнь"?
  
  - Не обижайся.
  
  - Да нет... Вот Кидальчик, например, мог выиграть в казино любую сумму. Это сделало его миллионером? Можно играть на бирже - чего мелочиться? Мою мать убили просто за то, что она - была. И твоего начальника... Трудно объяснить, но это - не работает.
  
  Он отвернулся, и медленно пошел по тротуару. Наверное, всё-таки обиделся. Мне и самому было муторно, но ведь всегда есть соблазн, правда? Все мы в детстве мечтаем о волшебной палочке...
  
  
  
      К полудню развеялось. Солнце жарило вовсю, по подсохшим тротуарам прыгали бодрые голуби - весна однако. Я пристроился на низком заборчике, и стал смотреть в небо. Ничего... прорвемся. Всё еще будет хорошо.
  
      Сколько раз за семнадцать лет службы я думал: "сегодня - последний день"? Не припомню. Но вот чтобы так невыносимо, до слез, хотелось надеяться на лучшее...     
  
      Из-за поворота вышел Алекс. Правую руку он держал в кармане, напряженно зыркая по сторонам. Эх, молодо-зелено!
  
  - Держи.  - встав боком, он протянул ствол.
  
  - Спасибо. - глянул мельком: старый Макаров.
  
      Пряча тяжелый, хранящий тепло прошлого хозяина пистолет, я снова почувствовал запах цирковой арены... Сейчас артист раскланяется, а затем расскажет, в чем фокус.
  
  
  
  ***
  
  
  
      Как найти миллиардера? Должен же он где-то жить, чем-то питаться, развлекаться... Если подумать: а зачем вообще Траска потащило в Питер? Что он забыл в городе на Неве? Почему, после сокрушительного поражения в Москве, не вернулся в Лондон, зализывать раны и лелеять обиду? Я вспомнил досье, составленное Максом из сведений, почерпнутых в интернете: обыкновенный воротила. Удачливый - судя по капиталу, напористый и не слишком чистый на руку, иначе столько не заработать... Но чтобы устраивать катастрофы? Зачем ему? То, что мне не нравится его прилизанная физиономия, еще не означает, что Траск - маньяк-убийца... 
  
  
  
      Я остался один. После гибели Рашида и Кацмана, я остался один с неуправляемым чудесником на руках.
  
      О том, что их убил миллионер по имени Джон Траск, я знаю только со слов Лёшки. Мало ли бывает совпадений... Хотя Макс, например, тоже не сомневается. Это у них молодость, это пройдет. "Цель вижу, в себя верю". Так думают все молодые, кого жизнь еще била недостаточно.
  
      С другой стороны, так ли уж мало им досталось? Лёшка уехал из Штатов в надежде начать новую жизнь. Потому что больше - не мог. Устал ходить по краю, всё время опасаясь, что его действия приведут к чьей-то гибели.
  
      Макс, например, вообще с боку припека, а поди ж ты... Не ушел, не спрятался, сидит с Михалычем в Москве и держит оборону... Может они, молодые, видят то, что недоступно мне, старому вояке?
  
      Я никогда не верил в чудеса. Даже в детстве. Всегда был убежден: любому чуду есть разумное объяснение. На войне твердо знал: пуля - дура, штык - молодец; на Бога надейся, а сам не плошай; и что хороший враг - это мертвый враг...
  
      За поясом чувствовалась привычная, успокаивающая тяжесть пистолета.
  
  
  
  
  
  ГЛАВА 43
  
  
  
  
  
  ИЛЬЯ ВОРОНЦОВ, САНКТ-ПЕТЕРБУРГ.
  
  
  
  - Соедините с номером Джона Траска... Извините.
  
  - Смотри! Тут написано, где он будет вечером. - Алекс втиснулся в кабинку таксофона и ткнул в лицо свернутым газетным листом. 
  
  Я бегло просмотрел заметку: в Мариинском сегодня балет, и Траск назван в числе прочих высоких гостей. Оказывается, он - почетный член... 
  
      Заметка крошечная, напечатана в каком-то желтом листке, но я устал спрашивать, как он это делает. Вестимо, в нужный момент объявление просто попалось ему на глаза.
  
  - Я вот что подумал... - на щеках у него горели красные пятна. - Театр, это же очень много народу. Вдруг он снова готовит что-то?
  
  - Он же сам там будет.
  
  - Да, наверное... Но у меня дурное предчувствие.
  
  - Ах, предчувствие... - и я стал набирать следующий номер.
  
  В словах парня есть резон. Нужно перехватить Траска до вечера. Встретиться лицом к лицу. Не знаю, поговорить, что ли... 
  
  
  
      У меня тоже было предчувствие. Собственно, началось это еще в Москве, когда я нашел Лёшку в той занюханной рюмочной. Я тогда понял: если за ним не присмотреть - случиться может что угодно.
  
  - Ты что делаешь?
  
  - Пытаюсь найти твоего миллионщика. Вот, телефоны самых крутых гостиниц.
  
  - Дай сюда. - Лёшка вырвал у меня справочник и наугад ткнул пальцем в страницу. - Набирай вот этот...
  
  - Соедините с номером Джона Траска, будьте добры... Спасибо.
  
  - Ну что?
  
  - Попал. Только его нет в гостинице, уехал на какой-то брифинг...
  
  - Куда, не сказали?
  
  Я молча покачал головой. Не догадался спросить, садовая голова...
  
  - Ладно... - он так же, как в телефонную книгу, ткнул пальцем в карту города. - Вот сюда!
  
  - Ты уверен?
  
  - А ты нет?
  
      Пожав плечами, я вышел на улицу и поискал глазами стоянку такси. Верю ли я? Находясь в самом эпицентре чудес, я перестал удивляться. Но стал ли верить? Сомневаюсь.
  
  
  
      Нам сказали: господин Траск дал интервью и отбыл. Куда - не знаем... Вернувшись в такси, Алекс повторил фокус с картой.
      Мы мотались за ним целый день, отставая где на тридцать, где на десять минут... Каждый раз, как подбирались к цели, у меня потели ладони. Но его не оказывалось на месте. Да, - был. Но уже уехал...
  
       
  
      Лёшка аж посинел весь. Нервничал еще больше, чем я, это было заметно, но он стискивал челюсти, называл следующий адрес, и мы ехали. 
  
  - Нужно было караулить у гостиницы.  - проворчал он.
  
  - Ага. Чтоб охрану на уши поставить... Слушай, а тебе не кажется, что нас водят за нос? Если всё-таки предположить, что Траск - тоже чудесник...
  
  Он устало откинулся на спинку и прижал ладони к лицу. В такси противно пахло газом и какой-то кислятиной. Открыв форточку, я впустил свежего воздуха.
  
  - Я что-то упускаю! Не могу понять, что, и от этого злюсь. - голос его звучал глухо. - Такое чувство, что нас гонят в ловушку... 
  
  - Бред собачий! Может, этот Траск о нас и не знает.
  
  - Ты опять за свое? - он посмотрел на меня сквозь пальцы не подозрительно, а устало. 
  
  Я вздохнул.
  
  - Считаешь, он затеял очередную игру?
  
  - Всё время думаю: если ему так уж приспичило убить меня, почему просто не нанять киллера? Зачем все эти сложности?
  
  - Может, дело всё-таки не в тебе?
  
  
  
      Отвернувшись, я стал смотреть в окно на проплывающий мимо город. Давно я не был в Питере. Считай, с детства. Как-то всё недосуг - то учеба, то война... И сейчас не испытывал никакого удовольствия. С Лилькой вот мечтали съездить: Петергоф, Эрмитаж...
  
  
  
  А может, парень прав. Кто я такой, чтобы не верить в Божье провидение?
  
  - Если театр - ловушка, может, не надо в нее лезть?
  
  - А как же люди?
  
  И снова он бьет не в бровь, а в глаз. Если там что-то случится - никогда себе не прощу. А если нет - ну что ж, по крайней мере, быть глупцом не смертельно...
  
  - Сколько времени?
  
  - Начало - через час. Успеваем.
  
  
  
      Мы опоздали: не приняли в расчет пробок. Пятница, все куда-то спешат... Последние несколько кварталов пришлось бежать: Лёшка сорвался, как охотничий пес с поводка, не смог усидеть в машине. 
  
      Сегодня с утра он в буквальном смысле "летал" на крыльях вдохновения: всё получалось, всё выстраивалось в нужном порядке, как по волшебству. А потом... 
  
      Вот говорят: "сглазили" Я - не суеверен. Но, честное слово, хотелось плюнуть через плечо и постучать по дереву. "На каждую хитрую гайку..." Вот и на моё Горе нашлась управа: катастрофически перестало везти. Но я молчал. Если сам не догадывается, что дело швах, то и мне не поверит...
  
  
  
      Еле догнал его у входа, схватил за рукав.
  
  - Подожди! Обещай, что не будешь ничего делать, пока не убедишься...
  
  - Убедиться в чем? Слушай, поверь мне уже! Для него сотня людей - тьфу, пустое место!
  
  - Даже если и так, мы - не судьи!
  
  - А кто тогда? Кто?
  
  Он вырвался и шагнул в высокие двери. Я - за ним. Ожидал, даже рассчитывал, что нас завернут прямо от входа: билетов нет, к тому же опоздали... Но, к сожалению, этого не случилось. На это его удачи хватило.
  
  - Для начала - в зал. Надо осмотреться... Траск, если и вправду здесь, будет в ложе.
  
  
  
      Вбежав в яму партера, я понял, что так мы ничего не добьемся. Темно, балконы далеко - даже не видно, есть там кто, или нет. Проверять все подряд? Или воспользоваться Лёшкиной удачей? И тут меня осенило. Императорская ложа! Ну конечно! Где ему еще быть? 
  
      Лебединое... Уже близка развязка первого действия, оркестр играет всё громче, трагичнее, музыка взлетает под своды театра... Поворачиваюсь к Алексу -  никого. Я его всё-таки упустил. 
  
      Твою дивизию! Пока я хлопал ушами, он смылся. Не иначе, решил меня не впутывать. Что ж, на его месте я поступил бы так же... "Цель вижу, в себя верю".
  
      Музыка оборвалась и зал накрыло аплодисментами. Сейчас народ двинется к буфетам и начнется черт знает что!
  
      Торопливо вернувшись в фойе, я поискал глазами лестницу, ведущую к ложам. По ней спускался разодетый в пух и прах народ. Лёшки видно не было. Я побежал. Плевать на осторожность. Если он сейчас что-нибудь вытворит... Публика шарахалась в стороны, послышались возмущенные крики - пускают мол, всяких сумасшедших. 
  
      Не обращая внимания, я пробирался к балконам. Главное, делать вид, что всё путем. Если меня поймает охрана - без Алекса, я имею в виду, - в лучшем случае выкинут на улицу. А в худшем... В полицию? И что тогда будет делать моё Горе?
  
      Вот и ложи. Вышколенные ливрейные, прямо как в Екатерининские времена. В париках, мать их за ногу! Я сделал несколько глубоких вдохов, пригладил волосы, снял куртку и пристроил на стульчик - здесь же все без верхней одежды... Расправив плечи, нацепил своё самое надменное выражение, прямо как раньше, в Управлении. Главное, делать вид, что ты здесь - на своем месте. Выдох и - вперед!
  
      ...Рядом с императорской ложей пусто. Не иначе, Горе моё постаралось. Предчувствуя дурное, я заглянул за тяжелую портьеру. Так и есть! Здоровый мужик в синей ливрее и съехавшем на ухо паричке мирно сопит, прислоненный к стенке. Где-то здесь и второй... Можно даже не искать. Ладно, не убил - и на том спасибо. Но скоро их кто-нибудь обнаружит, так что надо торопиться. Вытащив пистолет, я раздвинул шторы...
  
  
  
      Сначала показалось, в темной, просторной ложе, уставленной мягкими креслами, никого нет. Потом я заметил тень, и подумал, что это Траск. Нацелил пистолет, но тут же понял, что ошибся. В голове неслось вихрем: "он не пришел?" "Лёшка его убил, тело спрятал, а теперь сидит и страдает?" 
  
      И только приблизившись вплотную понял, что Алекс держит на коленях довольно крупный "дипломат". Удивился было, откуда у него чемодан? Но тут же догадался, что это... В горле пересохло, ладони стали липкими, а спина разом взмокла. Реальность ужалась до узкого тоннеля.
  
  - Это то, что я думаю? - он кивнул. 
  
  Хотелось спросить, какого черта он держит её на коленях, но это было глупо.
  
  - Открывал?
  
  - Нет.
  
  Присев на корточки, я всё не мог оторвать глаз от черного, даже на вид тяжелого прямоугольника. Есть, конечно, опасность, что она взорвется при нажатии на замок или на крышку... Но обычно так не бывает. Те, кто оставляют бомбы, всегда хотят насладиться паникой жертвы.
  
  - Ты мне не верил! Думал, я сочиняю! 
  
  Отложив пистолет, я попытался сообразить, что же теперь делать. 
  
  - Я был прав! Он решил взорвать театр, а ты...
  
  - Успокойся. Может, там кальсоны.
  
  Если б не чемодан на коленях, он бы вцепился мне в горло.
  
  - Кальсоны? Ну так давай откроем и увидим! - Алекс взялся за крышку.
  
  - Стой! - я едва успел поймать его за руки. - Что бы там ни было, не спеши... Если старые трусы или мятые газеты, и хрен бы с ними. Полежат. А вот если...
  
  В голове билась одна мысль: "я же знал. Знал, что сегодня - последний день!"
  
  
  
      Успокаивал себя, убеждал, что Лёшка ошибается, что просто мутит воду и треплет мне нервы. Предвкушал, как буду читать ему лекцию о вреде параноидальных мыслей...
  
  - Давай так: перекладываем чемодан на стул. Потом я откину крышку, и если там бомба, ты сразу "щелкнешь". Идет? Ничего страшного! Ты её отключишь, а потом мы вынесем эту дрянь из театра. И никто ничего не узнает... - он молча кивнул. 
  
  Я взял чемодан и аккуратно, стараясь не нарушить равновесия, опустил в соседнее кресло.
  
  - Готов?
  
  Он поднялся на ноги, и опять кивнул.
  
  - Давай.
  
  
  
  Сто двадцать... Сто девятнадцать... Сто восемнадцать...
  
  
  
  Сучий потрох! Гребаный псих! Лёшка был прав, этот Траск - ненормальный!
  
  - Ты почему не "щелкаешь"? - я не мог оторвать глаз от таймера.
  
  
  
  Сто шестнадцать... Сто пятнадцать...
  
  
  
  - Я пытаюсь! Ничего не выходит!
  
  Он тяжело дышал, лицо покрылось потом, и было белым, как бумага.
  
  
  
  Сто десять... Сто девять...
  
  
  
  - Илюха! Я не могу! Не получается!
  
  
  
  Сто семь... Сто шесть... Сто пять...
  
  
  
  Спокойно... Спокойно... 
  
  
  
  - Там, на улице, была стоянка для машин...
  
  
  
  - А-А-А! Это бомба! Это бомба! - истеричный визг понесся по коридору.
  
      
  
  Я дернулся, и чуть не сбросил чемодан на пол. Оказывается, в ложу вошел кто-то из персонала. Вероятно, услышал, как мы говорим... А может, заметили, что нет охранников... Истеричные вопли удалялись и множились.
  
      Ну всё. Сейчас фойе запрудит народ, образуется давка...
  
  
  
  Девяносто пять... Девяносто четыре...
  
  
  
  - Должны быть пожарные лестницы! Главное, вынести её из здания...
  
  Я осторожно закрыл крышку, подхватил чемодан, стараясь не нарушить того положения, в котором он был, и, крякнув, выпрямился.
  
  - Давай вперед, будешь расчищать путь. У нас полторы минуты. - Лёшка кивнул, и повернулся ко мне спиной.
  
  
  
  ***
  
  
  
      Он ошибся всего один раз. Толкнул неприметную, крашеную жуткой коричневой краской дверь... Я вздохнул с облегчением. Думал, наконец-то выход! 
  
      Ярко освещенный зал. Зеркала, натертый паркет. И пятьдесят пар удивленных глаз. Мертвая тишина. Девочки - балеринки, похожие на ночных мотыльков в своих серых юбочках и черных трико...
  
  - Срочно покинуть здание! - Лёшка опомнился первым. - В театре бомба! Выходите наружу!
  
  
  
  Пятьдесят пять... Пятьдесят четыре... - в моей голове будто горело электронное табло, совсем как в чемодане.
  
  
  
  - Как пройти на крышу? - сообразил крикнуть я вслед девочкам. Одна повернулась, махнула рукой куда-то из зала.
  
  - Там... - я выскочил за дверь и огляделся.
  
  Вот! Пожарная лестница! Как мы её прозевали? Правую руку ломило, плечо выворачивало из сустава, и приходилось только молиться: не выронить бы чертов чемодан...
  
  
  
  Сорок две... Сорок одна...
  
  
  
      Лезть вверх было неудобно, Лёшка толкал меня в спину и поддерживал. Один раз я споткнулся, адски рассадил голень. В спине что-то болезненно хрустнуло и потянулось... Нечеловеческим усилием сохранил равновесие, перевел дух, и полез дальше.
  
  
  
      Крыша! Еле протиснулся в люк. Алекс - за мной. Огляделись. Невдалеке - купол главного зала, а мы - на плоской площадке, одна сторона выходит на замерзший канал, три другие - на улицы.
  
  
  
  Двадцать... Девятнадцать...
  
  
  
  - Бросай её здесь, и прыгаем! - Лёшка тоже едва дышал и был мокрый, как мышь.
  
  - Куда прыгаем?
  
  - В канал! Больше некуда! - он схватил меня за рукав.
  
  - Разобьемся! Тут метров пятнадцать!
  
  Доверься мне! Хоть раз, мать твою так, поверь мне! ДАВАЙ! БРОСАЙ ЕЁ! БРОСАЙ СЕЙЧАС ЖЕ!
      
  
  Я застыл на краю. Внизу - автостоянка, людей вроде бы не видно. Если оставить бомбу здесь, взрывом никого не заденет...
  
  
  
  - ВРЕМЯ ВЫШЛО! - он вырвал чемодан, положил на крышу и потащил меня к краю.
  
  - Там же лед! Разобьемся на хрен!
  
  Лёшка  посмотрел мне в глаза, губы продолжали беззвучно шевелиться.
  
  
  
  Четыре... Три... Две...
  
  
  
  - А хрен с тобой! Давай!
  
  
  
      Обнявшись, мы прыгнули, а сзади распухало огромное, огненное, и уже шла взрывная волна, и нарастал грохот, затылок и спину палило жаром, и потом мы ухнули в воду, пробив корку льда...
  
  
  
      ...Мне шесть лет. Перед нашим домом - стройка. Там страшно интересная яма, метра три глубиной и шесть-семь шириной. Можно играть, будто это - подземная крепость или пещера. Зимой в ней скопилась вода и замерзла. Мы с пацанами спускались на лед, и, осторожно скользя, бродили по дну, разглядывая вмерзший мусор...
  
      Однажды лед проломился, и я с головой ушел в черную, ледяную воду. Помню страх. Ноги скользят, я никак не могу встать, ворочаясь в намокшей одежде. Резиновые сапоги не находят опоры. Наконец, собрав все силы, я оттолкнулся и выпрыгнул - воды оказалось по пояс...
  
      В тот раз со мной никто не пошел. Я был совершенно один, и если бы не смог подняться, если бы наглотался воды... 
  
  
  
      Обожгло холодом. Грудь сдавило железным обручем, не мог ни вдохнуть, не выдохнуть. Барахтаясь в ледяной каше, вновь оказался в детстве. В той самой яме... Но сейчас я не один.
  
      У нас получилось! Мы спасли людей и даже, черт побери, остались живы! Постарался ли мой друг Алекс, или Господь, сжалившись, подставил свою ладонь, но мы остались целы. Нас не разнесло взрывом, и мы не расшиблись насмерть о лед канала. Значит, зачем-то мы еще нужны на этом свете...
  
  
  
  - Лёха! Ты где? Лёха... Лёх! - наверное, я рано обрадовался. 
  
  Нырнув, стал шарить по дну, но натыкался лишь на какие-то палки и прочий мусор. Вынырнув, оглядел черную воду под взломанным нашим падением льдом.
  
  
  
      Сердце сжалось, и... не отпустило. Боль в груди нарастала, темнело в глазах, поплыли цветные пятна... Нет! Нет, мать вашу за ногу! Нельзя сдаваться! Он где-то здесь, надо только хорошенько поискать. В ледяной воде смерть мозга наступает гораздо медленнее... Это я помню из курса по спасению на водах, еще с армии.
  
      Я же умею искать! Меня же Рашид учил! Надо сосредоточиться. Надо... В последние несколько дней я чувствовал себя котенком, которого мать тащит за шкирку, куда ей заблагорассудится. Я всё время был заложником разных обстоятельств - или думал, что это так. Но сейчас... Если не я, то мальчишка умрет. Захлебнется грязной водой и утонет. Действуй, полковник Воронцов! Кроме тебя - некому... 
  
      Пытаясь не обращать внимания на разрывающую грудь боль, сосредоточился, и снова нырнул. Сразу наткнулся на башмак. Нога! Я потащил её наверх.
  
      Черт! Это на улице так темно, или я теряю зрение? Вижу только расплывшиеся шары света... На ощупь исследую вытащенное тело. Это должен быть он, Лёшка! Его куртка, руки, голова... Дышит или нет?
  
  
  
  
  
  ГЛАВА 44
  
  
  
      АЛЕКС МЕРФИ
  
  
  
      "Очень красивое лицо" - это была моя первая мысль. - Таких лиц в природе не бывает. Только иногда, на киноэкране...
  
      Она глядела внимательно и спокойно, чуть улыбаясь. "Раз улыбается, значит, всё хорошо"... - я попытался сесть, но не смог. Всё тело было чем-то опутано.
  
  - Лежите. Как вы себя чувствуете?
  
  - Не знаю. Что это такое? - я задергался.
  
  Она опустила руки мне на плечи:
  
  - Это теплосберегающая плёнка. Потерпите.
  
  И тут я вспомнил.
  
  - Воронцов! Где Илюха?
  
  Вот этот серебристый, как фольга, толстый кокон, от которого вверх уходят трубки капельниц - это он? Не обращая на женщину внимания, я извивался, как гусеница, пытаясь выпростать руки. Меня придавили к скамье.
  
  - Лежите! С ним всё в порядке.
  
  - Тогда почему трубки?
  
  - Холодовой шок. Но сейчас уже всё хорошо. - у нее еле заметно дрожал голос. - Пришлось реанимировать, а теперь - капельница. Восстанавливающий коктейль.
  
  "Коктейль" говорят только военные...
  
  - Кто вы? Куда мы едем? Это скорая? - я оглядел железные, крашеные зеленой краской стенки кузова. Не скорая...
  
  - Вот, выпейте! Вам нужно пить горячее.
  
  Она протянула пластиковую бутылку с носиком. Я оттолкнул её руку.
  
  - Отвечайте на вопросы, черт вас побери!
  
  - Тише, Алекс. Только "не щелкайте", очень вас прошу. 
  
  Я онемел. Лежал, хлопал глазами и гадал, кто же она такая. Наконец смог выдавить сквозь пересохшее горло:
  
  - Откуда вы знаете?
  
  - Это не важно. Пожалуйста, выпейте... - она сделала глоток. - Вот, видите? Это не опасно... - и настойчиво придвинула носик к моим губам.
  
  
  
      Я отхлебнул. Чай. С малиной, кажется. От кокона Воронцова раздался задушенный хрип, она сразу пересела к нему. Проверила трубку капельницы и заботливо склонилась к нему. Лицо у нее  в этот момент было, как у Мадонны.
  
  
  
  - Ты что здесь делаешь? - это Илюха. Я видел кончик его носа, торчащий из одеяла. - Где Лёшка?
  
  - Здесь я. Встать не могу, замотали всего...
  
  Машину подбрасывало на ухабах, мотор то и дело взревывал. В кузове, кроме нас троих, никого не было.
  
  - Лиля... Объяснись, будь добра! - значит, Воронцов её знает. Уже легче.
  
  - Всему свое время, дорогой. Потерпи. - "Дорогой"? Да что здесь происходит?
  
  - Я всё-таки не ошибся... - Воронцов тоже попытался выпростаться, но не получилось.
  
  - В чем? - она слегка приподняла темные, очень красивые брови. Про такие говорят "соболиные".
  
  - Что это ты. Я тебя засек, довольно давно. С тех пор видел время от времени... На кого ты работаешь?
  
  - Вот так сразу, с места в карьер, да? Ни "как дела" ни "я соскучился"...
  
  - Па-апрашу без сантиментов, гражданка Гейгер! На кого вы работаете? - гаркнул Илюха.
  
  - Ну, прямо Гестапо... - женщина всплеснула руками и отвернулась.
  
  
  
  Воронцов ворочался и ворочался в своем блестящем одеяле, дергал ногами, извивался, пока наконец не смог сесть, прислонившись к вибрирующей стене фургона. На трубки капельниц он не обращал внимания. Я опомнился, и тоже стал извиваться.
  
  - Я работаю на вас. Можешь мне не верить, но это так.
  
  - Не верю.
  
  - Стала бы я тебя вытаскивать...
  
  - То есть, посмотрела бы, и пошла себе спокойненько?
  
  - Воронцов, ты слишком неблагодарен для спасенного. В конце концов, я рисковала жизнью! Волновалась. Переживала за тебя, дурака... Вот, выпей горячего.
  
  Он оттолкнул кружку и посмотрел на меня. 
  
  - Ты как?
  
  - Нормально. Только не понимаю ничего.
  
  - Да, та же фигня... Лиля! - он просительно заглянул ей в лицо. -  Объясни хоть что-нибудь, иначе я за себя не ручаюсь.
  
  - Только после того, как ты выпьешь чаю. Ну давай, за маму...
  
  - Я тебе не ребенок!
  
  - Ох, кто бы говорил... - она погладила его по небритой щеке, взъерошила волосы... Воронцов капризно мотнул головой. Но чай принял. Втягивая щеки, выпил, со шкворчаньем втянул последние капли.
  
  - Довольна?
  
  - Если бы. Ладно, ладно... Я за тобой следила. Как получила задание... То есть, с тех пор, как мы познакомились. Ну, не фыркай! Так бывает, ты же понимаешь. Нужно за кем-нибудь присмотреть, - вот как ты, за твоим Горем... - она кинула взгляд на меня. - И получается, что поручить это лучше всего красивой женщине. Она идет. Приказы ведь не обсуждают? Бросает всё: налаженную жизнь, ребенка... И выполняет работу. А еще так бывает, что к объекту опеки возникают нежные чувства. Она с ним гуляет, ест, спит, наконец...
  Проходит время, и женщина понимает, что любит этого человека. Что это больше не работа - охранять его, оберегать. А просто жизнь. Каждая женщина защищает свое сокровище, свою любовь, понимаешь? Женщины - они такие. Если у них появляется любовь - не важно, к мужчине, к ребенку... Они готовы защищать их до последнего. Зубами глотки рвать...
  
  - Это ты застрелила тех двоих. Когда я попал в аварию. И недавно еще...
  
  Она наклонилась поцеловать его в висок. Он не отстранился.
  
  - Да, я... А как же иначе?
  
  - Почему не сказала?
  
  - Ну что ты как маленький, в самом деле... Ты-то лучше других должен понимать, что такое приказ. И потом: ты же сбежал. Выбросил телефон - я всё видела, и ушел в подполье, как декабрист. Как я могла тебе рассказать? Заявиться со словами "Здравствуйте, я ваша тетя?"
  
  - А сейчас? Что изменилось?
  
  - Изменилось? - она пожала плечами. - Ну, во-первых, мне надоело наблюдать, как вы себя гробите. Нельзя же так, в конце концов... На танки, с шашкой наголо. Смешно, право слово. Я думала, ты утонул!
  
  Она вдруг зашептала страшно, жарко, до предела расширив глаза. А я сидел, ни жив, ни мертв, и всё гадал: это правда так и есть, или она играет?
  
  - Я видела, как вы прыгали! Как барахтались в этой ледяной каше... Думаешь, легко было стоять и смотреть? Ты нырял за мальчишкой, затем вытянул его на лед, а сам закрыл глаза и ушел в глубину... Господи, как я испугалась! Ты даже не представляешь, как это страшно!
  Я тогда поняла: с меня хватит. Слежки, конспирации, приказов... Я больше так не могу, понимаешь? Я не могу тебя потерять!
  
  - Не переигрывай.
  
  И она дала Воронцову пощечину. А потом спокойно переместилась на другой край лежанки, и снова наполнила непроливашку из термоса.
  
  Я закашлялся, она протянула мне кружку.
  
  - Пейте. Вам понадобятся силы.
  
  - Ты всё время говоришь загадками. - Воронцов морщился и тер щеку о закутанное плечо. - Как я могу тебе доверять, если ты водишь нас за нос?
  
  - Меня не волнует, доверяешь ты мне или нет. - она замкнулась. Стала холодна и недоступна. И похорошела еще больше.
  
  - Два года... Мы с тобой спали почти два года! И ты не могла мне сказать?
  
  - Но ты тоже мне ничего не говорил, верно? Просто растоптал телефон и скрылся. Я ведь всего лишь любовница... Зачем говорить женщине, которая ждет тебя,  которая тебя любит - что ты жив-здоров, и просто немного занят... Путь себе переживает. Ведь у нее и так никого нет. Ни единой родной души.
  
  - У тебя есть ребенок. Ты так сказала.
  
  - Был.
  
  - В смысле? - у Воронцова округлились глаза.
  
  - Пока я "следила" за тобой, мой сын успел повзрослеть. Для подростка два года - это вечность. Он научился жить без меня.
  
  - И как же ты его бросила?
  
  Глаза её сузились, как у кошки, и сверкнули.
  
  - Знаешь, поначалу я тебя немножко ненавидела. Ты ведь чурбан, думаешь только о себе... Не буду говорить, что бывают вещи поважнее, чем воспитание ребенка. Ты всё равно не поймешь.
  
  - Тебе приказали быть со мной.
  
  - И это тоже.
  
  - Куда мы едем? - мне начало казаться, что их препирательства зашли на второй круг. Сотни раз слышал подобные споры раньше, от своих родителей...
  
  Она повернулась ко мне.
  
  - На аэродром. Посажу вас на самолет, и - всё.
  
  - А Траск?
  
  - Он уже далеко. Вам нужно прийти в себя, восстановить силы, и... доучиться.
  
  - У кого? - я разозлился. - У кого мне учиться?
  
  - Не всё сразу. Успокойтесь, Алекс, всё будет хорошо.
  
  Я рассмеялся: - как эта необыкновенно красивая женщина ошибается!
  
  
  
  - А ты с нами не летишь? - Воронцов смотрел на нее насмешливо и немного грустно.
  
  - Не сейчас. Вы тут набедокурили, словно хорьки в курятнике... Нужно же кому-то прибрать. Вас же объявят в розыск. Как опасных террористов.
  
  
  
      ...Остаток пути, минут десять, мы молчали. Я сначала удивился: почему Воронцов не возмущается, что нас куда-то отправляют? Причем, неизвестно кто. Хотел возмутиться сам, но передумал. Если поразмыслить... Нас действительно могли принять за террористов. Кто-то видел, как мы возимся с чемоданом в ложе, затем - как бежим через весь театр... Здесь нам делать нечего. Нужно лететь за Траском...
  
  
  
      Высадив нас на краю небольшого летного поля, госпожа Гейгер не без сарказма попросила Воронцова беречь себя, пока её нет рядом, чмокнула меня в щеку, обдав острым запахом сирени и, по-моему, кайенского перца, забралась в кабину и укатила. Кто был за рулем, мы так и не узнали.
  
      Светало. По серому небу вились длинные и тонкие, как волосы, облака, пахло сырой землей, талым снегом и соляркой. Я зябко поежился и засунул руки в карманы кожаной куртки на меху. Как ни странно, новая куртка сидела, как влитая...
  
      В начале полосы стоял небольшой самолет. По-моему, "Цесна". Мы переглянулись, и пошли к нему. Сквозь растресканный асфальт пробивалась жухлая прошлогодняя трава. Я старался не наступать на трещины, как в детстве: "если наступишь на трещину в асфальте, несчастье будет". Что мы, дети, тогда понимали про несчастья?
  
  
  
      Воронцов шагал, расправив плечи, даже пытался что-то насвистывать. Ботинки на ходу еле слышно поскрипывали. Лилия упомянула: его вытащили из холодной комы... Интересно, что это значит? Ему она, кстати, ничего не сказала.
  
      Асфальт местами так раскрошился, что лежал отдельными камешками. Как взлетать по такой неровной полосе? Я мысленно прикидывал, сколько займет перелет до Лондона - ведь Траск оттуда, значит, поиски нужно продолжать в Англии... Подготовиться получше. Узнать его уязвимые места... 
  
      Лилия права: мы вели себя, как дети. Опрометчиво, глупо - с самого начала всё было глупо. Не надо было его злить. Надо было следить, наблюдать, вываживать, как осторожную рыбу, и только потом, расставив хорошую ловушку...
  
  
  
  
  
  ***
  
      Рядом с трапом кто-то стоял, опираясь на трость. Высокий, темный... Одет в длинный плащ. У меня оборвалось сердце. Если б я не знал, что они погибли... Нет, этого не может быть! Не сговариваясь, мы с Воронцовым побежали. Дыхание сразу сперло, заболело в груди. Черт. Раньше такого не было... Илья тоже схватился за грудь, заперхал и остановился. Торопиться уже смысла не было: рядом с первой фигурой появилась вторая - долговязая, сухопарая, легкие волосы вокруг лысины как одуванчик... Сердце забилось в горле, ладони и спина вспотели. Я ждал, задержав дыхание, когда появится Ассоль.
  
  - А мы вас ждем, ждем... Что ж вы так долго? - подходя, старик улыбался, как ни в чем не бывало. Даже захотелось его потрогать, но я опасался, что он развеется.
  
  - Умирали. Спасали кое-кого. Потом спасали нас... - прохрипел севшим голосом Воронцов. - он уперся руками в колени и опустил голову.
  
  Язык прилип к нёбу. Я пытался сглотнуть, но не получалось. Резкие порывы ветра высекали слезы. Ассоль. Где Ассоль?
  
      Приблизившись, Рашид прижал меня к груди. Я выдохнул. Затем он обнял Воронцова, отпустил и улыбнулся. "Он же нас не видит" - догадался я. - "Ему тоже хотелось убедиться"...
  
  
  
      Самолет был в облупившейся краске и с мутными плексигласовыми окошками. Кресел внутри не было, только длинные деревянные скамейки.
  
  - Надеюсь, вы не собираетесь управлять самолетом? - брюзгливо заметил Воронцов Рашиду, поднимаясь по трапу.
  
  Он тоже был зол. Все эти бесконечные, мучительные дни, каждую минуту, каждый миг я вспоминал, что их уже нет. Ни Кидальчика, ни Рашида, ни... А они просто где-то прятались! Сидели себе, и наблюдали, как мы мечемся... 
  
  - Не обижайтесь, мой дорогой друг. - Кидальчик сел рядом. 
  
  В самолете было адски холодно, пахло металлом и ржавчиной.
  
  - Это корыто вообще взлетит?
  
  - Разумеется. Пилот - Борис Митрофанович Корневой, Герой Советского Союза. Лучший летчик эскадрильи "Ромашка". Сорок сбитых "Мессершмиттов"...
  
  - Сколько же ему лет?
  
  Напротив устроился Воронцов. Рашида пока не было видно.
  
  - А сколько есть - все его. Не пугайтесь, друзья. Дело в том, что мы не можем воспользоваться современным транспортом. Все эти компьютеры, джипиэсы... Ну, вы понимаете. А Корень летает, как в старину: по местности, по компасу...
  
  - Как есть расшибемся. - Воронцов уступать не собирается.
  
  - Да ладно вам! Поверьте пожилому человеку: проверенные методы - самые лучшие. Вот раньше все так летали: и Чкалов, и Шаховская, и Ефимов... Не переживайте. Всё будет хорошо.
  
  Воронцов фыркнул, и отвернулся. Где же Ассоль?
  
  Рашид, махнув крыльями плаща влетел в салон, и захлопнул люк. 
  
  
  
  - Почувствовал, что сейчас что-то будет, но время еще есть... - он заговорил, как только сел рядом с Воронцовым. - Тогда я выдернул в коридоре каталку, усадил на нее дядю Сашу - у него опять подвернулась та лодыжка, и уложил Ассоль - у девочки была тяжелая контузия... А потом побежал. - я только сейчас понял, что он говорит о больнице. - Свез их в подземный гараж, загрузил в свободную скорую и дал газу. Предупреждать было некогда - да и не поверил бы никто, так я пожарную сигнализацию врубил.... Почти все успели выйти. 
  
  - Почему не сказали нам? - сердито спросил Воронцов.
  
  - Сначала было не до того. Потом мы вас искали, а когда нашли, вы уже уехали в Петербург. Я подумал: - не судьба... А Михалыч с Максимом привет передают.
  
  
  
      Самолет набрал высоту: прекратилась жуткая вибрация и перестало тошнить. Немного потеплело - в салоне, видимо, была печка... Но всё равно при дыхании шел пар. Страшно подумать, что будет дальше.
  
      Некоторое облегчение я испытал: Рашид сказал, что успел её вывезти. Но... Где Ассоль сейчас?
  
  - А почему вы не любопытствуете, куда мы летим? - старик кутался в лохматый шарф, из которого торчали синюшные кончики ушей. Лысина на холоде покраснела, как и длинный нос.
  
  - Если честно, то мне уже всё равно. - ответил Воронцов. - Опять вы что-то задумали, и опять втянете нас, ни о чем не спрашивая. Так какой смысл?
  
  - Огромный. - с ангельским терпением ответил старик. - Вот вы теряетесь в догадках, каким боком к нам ваша подруга, Илюша. Можете спросить.
  
  - А вы ответите? - смотрел Воронцов почему-то на Рашида.
  
  - Я тут ни при чем. - ответил тот. - Для меня участие госпожи Гейгер оказалось таким же сюрпризом.
  
  - Ого! Неожиданный поворот! И кто же тогда управляет лавочкой?
  
  
  
  Кидальчик потер кончик носа и выдохнул в шарф. Перед лицом его, на шерсти, уже намерз иней.
  
  - Ну, положим, на данном этапе - я.
  
  Кажется, я всегда это знал. Еще когда нас с таким почетом принимали в Израиле, начал подозревать... И даже не подозревать, а просто думать, что Кидальчик - не самый простой дедушка на свете...
  
  
  
  - Вы нас проверяли, да? - Воронцов не собирался легко сдаваться. - А Лилька следила, насколько быстро и изобретательно мы проскочим лабиринт!
  
  - Помилуйте, Илюша, как можно? - старик вытаращил круглые, как у филина, бесцветные от холода глаза. - Такими вещами не шутят, знаете ли...
  
  А мне показалось, что где-то Воронцов прав. Нам ничего не говорят, втягивают в... неизвестно что. Подталкивают исподволь к каким-то определенным действиям.
  
  
  
       Первое радостное удивление от встречи со стариком утихло. Я и сам не понимал, как сильно по нему горевал, пока не увидел снова... Но сейчас согласился, что в догадках Илюхи есть зерно истины.
  
  - Зачем мы вам? Выкладывайте, больше вслепую мы воевать не будем!
  
  Воронцов кивнул. Рашид усмехнулся, и нам стало неудобно. Черт.
  
  - Не смущайтесь, друзья. Тем более, ваше условие вполне справедливо.
  
  - Чем вы руководите? - Илья повернулся к старику. - И вообще, чем вы занимаетесь, Кацман?
  
  Тот снова почесал нос. Отморозил он его, что ли?
  
  - Вы заметили, дорогой Алёша, в какие нас с вами бросает крайности? В Сирийской пустыне мы подыхали от жары. Камера, которую мы делили, была натуральной душегубкой...
  
  - Мне об этом уже рассказывали. - прорычал Воронцов. Но потом сбавил тон, и сказал почти равнодушно: - Не хотите, не отвечайте, Бог с вами. Сами разберемся. - и отвернулся.
  
  Кидальчик мне подмигнул. Он и вправду был похож на птицу: острый нос, кустистые брови... Воронцов не выдержал, и снова набросился на старика:
  
  - Кремлев тоже состоял в этой вашей организации? А мой отец?
  
  - А с чего вы взяли, что непременно организация? - Кидальчик был непробиваем.
  
  - Потому что там, где есть агенты, конспирация и секреты, обязательно "Организация". Это жизнь. Как вы сами изволили заметить... 
  
  - Госпожа Гейгер - вовсе не агент.
  
  - Сказки детям рассказывайте.
  
  - Хотя вам и простительно, до некоторой степени, но все же перестаньте грубить. Пожалуйста. - вмешался Рашид.
  
  - Извините. Погорячился.
  
  - Ничего. Вам действительно досталось, так что... - Кидальчик махнул рукой. Она была серая, с синеватыми ногтями и сплошь в старческих пятнах. У меня сжалось сердце. - Послушайте! А не выпить ли нам коньячку? - преувеличенно бодро воскликнул старик. - Я знаю, когда переохлаждение - сразу нельзя, но сейчас, я думаю, уже можно. А?
  
  - Можем даже перекусить. - снова вмешался Рашид, выдвигая из-под лавки объемистую сумку для пикников. - Есть жареная курица, еще теплая, соленые огурцы, чай...
  
  - Только не огурцы... - выдохнул Воронцов.
  
  
  
  ***
  
  
  
  - Ну, вот видите! Сразу стало легче, правда? Нельзя вести серьезные темы на голодный желудок. Голод - он вообще... - Кидальчик сморщился и покрутил шеей в своем колючем шарфе. Я, конечно же, сразу вспомнил про его номер на запястье.
  
  - А я знаю, как называется ваша организация! - вдруг заявил Воронцов, догрызая исполинскую ногу от жареной курицы. - Союз Ветеранов!
  
  Старик делано пожал плечами.
  
  - Тоже мне, за рыбу деньги! У кого только нет ветеранских союзов...
  
  - Дак в этом же и цимес! Я правильно употребил данный эвфемизм?
  
  После курицы и коньяку Воронцов заметно подобрел и расслабился. А у меня болел живот. Сколько я уже не ел? Три дня? Четыре? Не помню... Но и сейчас кусок в горло не лез, так что я ограничился сладким чаем.
  
  - Продолжайте, юноша... - Кидальчик передал ему салфетку.
  
  - Слышал как-то разговор отца с дядей Костей. Они обсуждали дела и упомянули какой-то ветеранский союз. Точнее, Союз Ветеранов. Я тогда не придал значения, вы правы: мало ли каких союзов, братств, и тому подобного... Но сейчас вспомнил контекст. Союз Ветеранов - это вы. К бабке не ходи!
  
  - Ваша проницательность делает вам честь, юноша.
  
  - А госпожа Гейгер? - мне почему-то казалось, что в таком союзе должны состоять люди в возрасте. Как наш старик.
  
  - А она тоже - ветеран. Вы не знали? Чечня. Она же - хирург... Впрочем, вы, дорогие друзья, тоже славно подходите под это определение...
  
  - И много у вас народу? - гнул свое Воронцов.
  
  - Не так чтобы очень... Но есть. Войны, знаете ли, они везде. Во все времена... Вот и есть такие люди, которые, как бы это сказать, устали от текущей политической обстановки. И очень обеспокоены. Иногда собираются, обсуждают... Ветераны любят собираться. Чай с баранками, домино...
  
  - Скорее, шахматы. - перебил Воронцов. Глаза у него были добрые-добрые, зрачки - в булавочную головку.
  
  - И шахматы, как же без них! - покладисто кивнул старик. - Молодость вспоминаем...
  
  - А попутно решаете мировые проблемы.
  
  - По мере сил. - не стал отпираться Кидальчик. - Вы меня сейчас не поймете, но я всё равно скажу. Когда-нибудь вспомните... Молодым свойственно заигрываться. Вам не страшно: амбиции, тестостерон - уж извините за подробности...
  У молодых еще ничего нет: ни детей, ни прошлого... Им не жалко. Хотят выстроить новый мир на костях старого. "Мы наш, мы новый мир построим"...
  А старикам, как это ни парадоксально, есть что терять: мы ведь вкладываем в будущее. В детей, во внуков... В надежду, что они будут счастливее, чем мы... А еще старики любят тепло, уют, и чтобы чайник кипел. Домино, баранки... Разумеется, нет смысла заворачивать весь мир в мягкую тряпочку. Да и не получится. Но сгладить хотя бы самые острые углы... Самые, так сказать, мозоли... Чтобы у детей хоть что-то было.
  
  - И как, получается?
  
  - Иногда. В шестьдесят втором, например, получилось. Вы не помните, но тогда было по-настоящему страшно. Это не такая война, где все долго выстраивают позиции, собирают силы. Это... Как выстрел в голову. Раз - и пустота. Для всех - только пустота...
  
  
  
      Он шмыгал красным носом, растирал посиневшей ладошкой лысину и грустно улыбался. Лет восемьдесят ему... - вдруг подумал я. - Любит тепло, и чтобы чайник, а вместо этого трясется в ледяном самолете, на огромной высоте. А вокруг - туман, плотные черные тучи... Как он всё это выдерживает?
  
  - Нам пора. - вдруг сказал Рашид и поднялся. В рост он выпрямится не мог, самолет был маленький.    
  
  - В каком это смысле - пора? Мы что, прямо здесь выходим? - спросил Воронцов.
  
  - Именно. Прямо здесь. Насколько я понимаю, с парашютом вы прыгали?
  
  - А что, просто приземлиться - никак? Мы что, над джунглями?
  
  - Над горами.
  
  Кидальчик, как ни в чем ни бывало, запихивал остатки провизии в сумку.
  
  
  
  
  
  ГЛАВА 45
  
  
  
      ИЛЬЯ ВОРОНЦОВ, КАЗАХСТАН.
  
  
  
      ...Долина в огромной чаше, вокруг теснятся горы. Лыжный курорт Чимбулак: слепящее солнце, небо такое, что кажется - это море над головой, глубокое и прозрачное до самого дна, воздух легкий, морозно-хрустальный, им невозможно надышаться...
  
      Сугробы - по пояс. Но не грязные, ноздреватыми мусорными кучами, как в Москве, а такие... сахарные. Ветер сдувает с верхушек тончайшую снежную пыль, она искрится в солнечных лучах, и кажется, что наступил праздник.
  
      И всё гремит: гремит речка, перекатывая серые камни и намораживая причудливые голубые наросты льда; гремит небо над головой - от пустоты, от свободы, от того, что в нем ничего больше нет, кроме горных молчаливых вершин; гремит само пространство - от ветра, от огромности и мощи, ничем не ограниченной, кроме того же неба. 
  
      На горном склоне, - так, что с дороги не видно, - деревянный дом под зеленой черепичной крышей. В доме тепло и уютно, он наполнен запахами горящих смолистых поленьев, меда и смородинового чая.
  
      Дом, как часовые, обступили вековые Тянь-Шанские ели. У них плотные, голубоватые иголки и слоистая, розовая, крупными чешуйками, кора. Ели стоят тесно, безмолвно, изредка шевеля мощными лапами и роняя крепкие, темно-коричневые шишки...
  
  
  
      Последние дни пролетели, как во сне: бомба, самолет, прыжок в холодную, свистящую тьму... Попав в горы, мы будто оказались в другом мире: чистом, свежем и тихом. 
  
      Москва, с её стылыми улицами, грязью и грохотом, быстро становилась воспоминанием, картинкой на экране телевизора, эфемерным и опасным порождением человеческого гения.
  
  
  
      ...Когда на рассвете приземлились на каменистый, присыпанный жестким, хрустким снегом склон, нас ожидал альплагерь: конусы ярких палаток, чай на примусе... Высота - три тысячи метров. Вниз ехали на потрепанном, скрипящем УАЗике, которым сноровисто управлял счастливый Михалыч. Но до машины пару километров пришлось протопать пешком, вооружившись лыжными палками. В качестве награды была горячая баня и обжигающий японский суп... Повар - Кусуноги-сан, - такой же хитрый старикан, как наш Кидальчик. И непонятно, сколько ему на самом деле лет: шестьдесят, или все сто.
  
      Кидальчик зовет повара Сякэн. Тот улыбается - и лицо становится похоже на печеное яблоко, настолько много на нем морщин... На кухне управляется одним ножичком - не огромным тесаком, как любят в фильмах, а такой... заточкой. Узкое, темное, сточенное на нет лезвие.
  
  
  
      ...Что мы здесь делаем - пока непонятно. Спим, харчимся, по вечерам - хоккей по спутнику и баня. Днем не выходим: не ровен час, сфотает кто-нибудь случайно, или еще что... Мы же все как бы умерли.
  
      Макс тоже при деле: не вылезает из подвала. Там у него "Вычислительный Центр". Сказал, если только читать - можно. Не засекут.
  
      Ассоль, увидев Лёшку, бросилась к нему на шею... Аж завидно стало. Где-то. Теперь у них вроде бы всё налаживается.
  
      
  
      Однажды вечером, после парилки, старик разомлел, и начал рассказывать о приключениях в Сирии. Ну, не то, что бы рассказывать, а так, вспоминать... Как Лёшка там "дощелкался" до того, что всё взорвалось к свиням... Я киваю: знаю, мол, он это может... А Кидальчик и говорит: 
  
  - Вы молодец Илюша. Настоящий герой! Удержали нашего мальчика, можно сказать, на самом краю.
  
  Я думал, старик шутит. Мне казалось наоборот: что я совершенно не справился. То есть, в няньки я, конечно, не набивался, но... 
  
  - Если б, не приведи Господь, вы не справились, в руинах лежала бы половина Москвы.  Электричество, подземка, канализация... Всё на честном слове. Могло бы так "тряхануть", что азохн"вэй...
  
  - И что теперь, всю жизнь с ним нянчиться?
  
  - Зачем? Рашидик его обучит. Мальчик наш молодец, на лету схватывает. С нервами только... Но это лечится.
  
  - Чем, интересно?
  
  - Да как чем? - старик пожал плечами. - Доверием. Любовью. Дружбой. Он же всегда был один, даже в детстве. Другой бы на его месте пустился во все тяжкие... Алёша думал, это - несправедливо: что он - может, а другие - нет. Что это ему такое наказание.
  
  - Он всё время боится. - сказал я. - Что станет хуже, что прилетит, как он это называет, "обратка". Это так и есть? Когда что-то получаешь, что-то отдаешь взамен, правильно?
  
  - Разумеется! Закон сохранения... Но ведь можно и с умом.
  
  - И Рашид учит его, как - с умом?
  
  - В том числе, Илюша. В том числе...
  
  
  
      Мы с Лёшкой почти не виделись. Я гулял - под елками это было можно. Или ходил на лыжах: очки, балаклава, яркая цветная куртка - поди знай, кто там на самом деле. Он - сидел в подвале с Рашидом, или пропадал с Ассоль.
  
      Но вечером, перед сном, мы обязательно выходили на балкон, и курили, глядя на фиолетовый в свете луны снег. Иногда перебрасывались парой слов, но в основном - молча... 
  
  
  
      Неожиданно пришел апрель. Солнце стало ярче, сугробы утратили былую воздушность, но ночами было всё так же морозно: высокогорье. Рашид сказал, что на кок-жайляу, альпийских лугах, лето начинается к середине июля...
  
      Старички осуществляли какую-то непонятную, скрытную деятельность. Это выглядело так: идет мимо человек, рюкзак - больше него самого, в руках - лыжные палки. Останавливается рядом с нашим домом, якобы перевести дух. Сидит недолго на лавочке, пьет водичку, и... Идет себе дальше. А из дверей появляется Кидальчик, в смешной полосатой шапчонке и вязаном оленьем свитере, или Кусуноги в синей саржевой косоворотке, или Михалыч, в своем любимом тулупе... и как бы невзначай подбирают пакет, оставленный прохожим...
  
      Как-то загуляли две барышни. Белозубые, румяные, волосы - как белый липовый мед. Сказали, что заблудились, и хотят дорогу спросить. Я сперва не понял: вот же она, дорога-то! Они, падая от смеха и хватаясь друг за дружку, заявили, что подвернули лодыжку и очень нуждаются в первой помощи... Я заподозрил неладное и пригласил. 
  
      Испив горячего чаю с конфетами, поданного невозмутимым Кусуноги, девчонки, снова хором, поинтересовались, можно ли видеть пана Кидальчика. Я пошел будить - старик любил вздремнуть после обеда... Старик прискакал бодрый, румяный, как помолодевший Дед Мороз, расцеловал красоток...
  
  - Проминьтэ, - говорят барышни, - это вам от пани Иоанны. - и протягивают толстый конверт. А сами всё хихикают.
  
  - Дзэнькую! -  великосветски кланяется старик. - Пьенкна кобьета... 
  
      
  
      Или вот пожилая немецкая пара: она - в стильных роговых очках на цепочке, он - в клетчатом кепи как у Шерлока Холмса... Лучезарно улыбаясь, вытирают ноги о полосатый половичок, - Гутен так! - говорят, - и чинно, ничего не спрашивая, следуют в подвал. Я хлопаю глазами. Кусуноги-сан, с которым мы в это время смотрели хоккей, даже в лице не изменился. Встал, поклонился, как будто так и надо, и снова сел к телевизору. Когда и как немецкие супруги исчезли из нашей жизни, я не заметил...
  
  
  
  ...Я как раз собирался прогуляться, когда подошел Рашид и предложил:
  
  - Соблаговолите составить, господин Воронцов, компанию... - и кивает в сторону горы.
  
  Попривыкнув к его закидонам, я не сильно удивился.
  
  - Отчего ж не составить, - говорю. - С удовольствием...
  
  И вот мы садимся в прозрачный вагончик и плывем над черными пропастями, над частоколом острых елок, над ледовыми полями и круглыми, как следы копыт доисторического зверя Индрика, озерами...
  
  
  
      Выходим на самой верхней станции, вокруг - ни души. Только туман, пронизанный крошечными ледяными иголками. И собачий холод. Я, грешным делом, решил что и здесь, наверху, будет связной. На дельтаплане прилетит. Или как мы, с парашютом... Но никого нет.
  
      Пока становимся на лыжи, туман сгущается до осязаемого состояния, как будто вокруг нас образовался ком плотной, белой ваты. Рашид нюхает воздух и довольно говорит:
  
  - Облако поднялось.
  
  - Я думал, облака должны спускаться...
  
  - Здесь такое место: облака конденсируются внизу и поднимаются по ущелью.
  
  - А как ехать-то? - вагончик давно уполз, канатка остановилась.
  
  Рашиду хорошо, он и так слепой... А я - не он. И не Лёшка, чтобы "щелкнуть", и не убиться на склоне...
  
  - Я же вас учил, Илья, помните?
  
  Помнить-то помню, да только из меня и так лыжник аховый, а еще в тумане... 
  
  - Смерти моей хотите? 
  
  - Ну что вы! Хочу, чтобы вы расслабились. Отвлеклись. Вас ведь гнетут печальные думы? - разговор был какой-то ненастоящий. Как будто нас подслушивают, и мы это знаем. В последнее время мне всё время казалось, что нас подслушивают. И нужно просто играть роль, что-то делать, чтобы никто не догадался... о чем? - Жизнь вам кажется театральной, наши действия - показными... Это вы заскучали.
  
  - И вы решили развеселить меня таким нехитрым способом? - он кивает. Лицо непроницаемое и безмятежное, как у Будды. - Но я, в отличие от вас с Лешкой, не умею вытаскивать счастливые билетики.
  
  - В каждом человеке заложен инстинкт предвидения. - казалось, Рашид пристально вглядывается в туман. - Интуиция, предчувствия, дежа-вю... Это всё его проявления. Это умение можно развить.
  
  - Но Лёшке-то не пришлось ничего развивать!
  
  - Не скажите. Стихийный талант - скорее наказание, чем благо. Даром нужно уметь пользоваться. Алекс - потомственный чудесник, и пользуется своим даром интуитивно. Из-за этого и возникает время от времени отдача...
  
  - Потомственный? Кто-то специально культивировал эту способность? Селекция? - такая мысль мне еще в голову не приходила.
  
  - Селекция - это направленное скрещивание. В случае с нашим другом, скорее, постаралась Природа. Хотя Александр-ага думает иначе...
  
  - И что же он думает?
  
  Пар, вырываясь изо рта, присоединялся к облаку, делая его на вид еще плотнее...
  
  - Он считает, это - Божье Провидение. Миру грозит опасность и Господь, в мудрости своей, послал того, кто может всё исправить.
  
  - Я думал, что старик материалист... Он же математик!
  
  - Одно другому не мешает. - Рашид пожал плечами и развернулся вниз по склону. Все могут творить чудеса. Нужно только захотеть. - пригнувшись, он сильно толкнулся палками и исчез.
  
  Я остался один. Неуверенно потоптался, пробуя лыжами снег. Вспомнил, как нашел Лёшку в стылой, ледяной каше канала, под театром... 
  
  - А, черт с вами! -  туман глушил звуки, как пуховое одеяло. - Где наша не пропадала!
  
  И ухнул в облако, как тот самый ёжик. Елки по бокам трассы выпрыгивали, как гигантские декорации, всё остальное тонуло в молоке. Свист ветра и скрип лыж по снегу - вот и все звуки. Казалось, что я стою на месте, а навстречу с бешеной скоростью несется  мир...
  
  
  
      Вряд ли причиной тому моё мастерство, но я и вправду не убился. Лихо затормозил рядом с Рашидом, пустив из-под лыж красивый веер снежной крупы, тот только улыбнулся. Я постарался припомнить, когда в последний раз видел, как Рашид улыбается, и не смог. 
  
      Здесь, внизу, тумана как не бывало. 
  
  
  
  - Что вы замышляете? - с места в карьер спросил я, он пожал плечами, но не удивился.
  
  - Я - ничего. Как правило, я реагирую на замыслы других. Работаю с последствиями.
  
  - Ну, значит, не лично вы, а вы - вообще. Ваша шарашка. Все эти гости... Развели шпионский детектив.
  
  - А как вы представляете обмен конфиденциальной информацией в мире тотальной слежки? Только вот так, по старинке. Александр-ага и Кусуноги-сан помогли наладить. 
  
  - Значит, всё-таки замышляете! Что? И, позвольте узнать, каким боком здесь я?
  
  - В каком это смысле? - он просто хотел, чтобы я сам сказал.
  
  - В таком. Вы все - суперы. Сверхчеловеки, чудесники... А я? Обычный вояка, ать-два, равнение направо... Зачем я вам?
  
  Отстегнув лыжи, мы протопали к ближайшим елкам и присели на нагретые солнцем валуны. Я достал сигареты.
  
  - Вы нам не доверяете, правда? - Рашид снял очки и подставил лицо свету. - Вы не такой как мы, вы нас плохо понимаете, не знаете, чего ожидать, и поэтому чувствуете себя неуверенно.
  
  Поморщившись, я почесал затылок. Конечно он прав: как можно чувствовать себя уверенно рядом с обезьяной, которая вертит в руках гранату, не подозревая, что это такое?
  
  - Мое недоверие не отвечает на вопрос: что я здесь делаю?
  
  - Прячетесь. Как и все мы... Мы же погибли, помните?
  
  - Ох, как с вами сложно-то! - вскочив от избытка чувств, я неуклюже прошелся взад-вперед в лыжных ботинках. - Вы прекрасно понимаете, о чем я. И всё равно кокетничаете.
  
  - На самом деле я ответил, просто вы не слушали. - Рашид удобно привалился к мшистому камню и вытянул ноги. - Чудесники слишком надеются на свои таланты. Зачастую не могут адекватно оценить обстоятельства, слишком сильно реагируют... Привыкли кроить реальность под себя.
  Вы - не такой. Вы, господин Воронцов, вынуждены полагаться только на себя. На свои умения, чутье, реакцию... Знаете, что Алексей сказал о той бомбе? "Я бы "щелкал", пока она не взорвалась, если б не Илюха". Вы нужны, чтобы мы не заигрались.
  
  - Мне сложно представить ситуацию, в которой заиграетесь вы, Рашид.
  
  - Я? - лицо его оставалось спокойным.
  
  Я кивнул, но спохватился.
  
  - Да, вы. Почему вы влезли во все это?
  
  Казалось, он не услышал. Не дрогнул ни один мускул, ни единого чувства не отразилось на лице. Я ждал.
  
  - В детстве я частенько падал - вдруг сказал он. -  Но меня поднимали. Сильные, теплые руки помогали встать, утирали слезы, а добрый голос - мамин или папин, утешал... По сути, весь мой мир состоял из прикосновений и голосов. И вот... однажды я остался один. Проснулся, вокруг - никого. Зову, кричу - никто не отзывается. Я долго плакал, потому что очень испугался. Испугался, что остался совсем один. Родители исчезли, и отныне я буду пребывать в пустоте, пугающей и безмолвной. Потом, конечно же, пришел отец, успокоил...
  
  Он говорил, бездумно ломая на мелкие щепочки подобранную еловую ветку.
  
  - Но это чувство одиночества и беспомощности я запомнил на всю жизнь. Раз за разом мне снится... Знаете, Илья, слепцы тоже видят сны. Возможно, не такие, как обычные люди, но видят...
  В том сне я раз за разом остаюсь один не в комнате, а на всей планете. Бреду на ощупь по улице, стучусь в дома, зову... И сначала я надеюсь, что это чья-то шутка, что все попрятались специально... Но потом понимаю, что вокруг никого не осталось. В домах выбиты стекла, земля завалена обломками - некому предупредить об опасности, и я спотыкаюсь, падаю... И еще: полная тишина. Ни голосов, ни уличного шума, ни шелеста ветвей или пения птиц... Ни-че-го. Этот сон мне снится довольно часто.
  Я научился в известной степени предвидеть будущее, я больше не боюсь споткнуться о невидимое препятствие и упасть. Но ощущение пустой Земли не исчезло. Понимаете?
  
  - Думаете, ваш сон - это пророчество? - я старался подбирать слова очень осторожно.
  
  - Я в этом убежден. - он повернул голову. Казалось, его глаза, не прикрытые очками, смотрят сквозь меня.
  
  - И что? Ядерная война? Экологическая катастрофа?
  
  - Не знаю. - Рашид надел очки, поднялся, нащупал лыжные палки... - Просто боюсь этого до жути. И пытаюсь не допустить, по мере сил. Потому что, повзрослев, понял одну штуку: меня там тоже нет, в этом пустом мире. Никого нет.
  
  Поверил ли я? Наверное, да. Все мы живем, как на вулкане. И каждый решает для себя: есть ему до этого дело, или нет...
  
  
  
      Мы не спеша топали к нашему коттеджу, лавируя среди отдыхающих. Здесь можно было не слишком осторожничать: много народу, все в ярких куртках, в очках, в шапках. 
  
      Внизу, у стилизованного под теремок ресторана - веселье. Музыка, вкусный, ароматный дым шашлыков... В Москве тоже были шашлыки. Но Рашид только рассмеялся, когда я об этом сказал.
  
  - Что такое саксаул, знаете? Он дает такие горячие угли, и этот вот замечательный аромат... Ну, и мясо, конечно: молодой барашек... Специи: райхон, кинза... - я непроизвольно сглотнул. - Хотите, научу? Вот, сейчас вернемся, и попрошу привезти барашка.
  
  - Что, живого?
   - Разумеется. Вы когда-нибудь пробовали парного барашка? 
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список
Сайт - "Художники" .. || .. Доска об'явлений "Книги"