Таня лежала в ванне и наблюдала, как зеркальный потолок отражает причудливое подводное движение её волос.
Где-то в глубине квартиры зазвонил телефон.
Таня нехотя выбралась из ванны. Осторожно, боясь поскользнуться, пробежала на цыпочках к телефону, оставляя на полу мокрые следы и лёгкие комочки мыльной пены.
Звонок неожиданно стих. Таня остановилась посреди кухни - некуда больше торопиться.
За окном крупными редкими хлопьями парил снег, и, казалось, что он никогда не упадет на землю. Но, наверное, всё-таки падал, потому что квадратик двора - там внизу - стал за ночь белым. Школьники и спешащие к метро взрослые уже успели проложить по нему узкую черную диагональ.
...Утро начиналось уютным жёлтым светом кухни и громким фырканьем кофеварки.
Таня с наслаждением растёрлась мохнатым полотенцем.
Потом, уже закутанная в халат, со вкусом пила кофе. Покончив с завтраком, прошла в детскую. Постояла, любуясь уютным мирком, рассадила плюшевых зверей на кроватке. И, наконец, принялась серьёзно и вдумчиво одеваться, испытывая удовольствие красивой женщины - от своего отражения. Она была почти готова к выходу, когда в дверь позвонили.
- Вадим Вадимович, из риэлтэрской компании, - представился ранний посетитель. - Татьяна Михайловна? Супруг должен был вас предупредить. Вы очень разумно поступили, что всё-таки согласились посмотреть квартиру. Поверьте - очень разумно! - Он говорил, не делая пауз и не ожидая ответа, всё время показывая в улыбке ряд стальных зубов, что очень не шло к его в общем-то респектабельной внешности. - Квартира за выездом, запущенная. Ну, вы понимаете? Но большая! И очень недорого... Поверьте, очень недорого.
- Я готова. Едем! - решительно прервала его Таня. И столкнулась взглядом со слепым отсветом толстых стёкол очков агента.
- Это в соседнем доме. Можно пройти пешком. Но как Вам будет угодно... Как Вам удобнее.
Кода Таня входила в подъезд, три невероятно грузные старухи, сидевшие на лавке, как древние идолы, прервали разговор и с тяжелым любопытством, почти с испугом принялись рассматривать её яркую спортивную машину.
...Дверь подъезда с шумом захлопнулась, и Таня почувствовала, что теряет уверенность:
- Здесь кровью какой-то печёной пахнет. Что это, а?
- Печёнку с луком кто-то жарит... Подгорело... Консьержки пока нет, но со временем... Вы понимаете... Третий, нам на третий этаж, - улыбался Вадим Вадимович.
Они остановились у двери, выкрашенной красным. На долгой настойчивый звонок никто не отвечал.
- Пойдемте. Нет никого, - Таня будто хваталась за соломинку.
- Там старик живет парализованный... Пока дойдет. А бабки, видно, нет дома, - неприятно пригнувшись, Вадим Вадимович прижался ухом к двери:
- Шебуршится... Ползёт.
Время тянулось невыносимо долго, и Тане всё время хотелось уйти. Но она почему-то не решалась.
Наконец, дверь открылась.
- А, опять квартиру смотреть. Ну, проходите. Проходите, - старик единственным глазом рассматривал Таню.
Она двинулась по квартире, стараясь не смотреть по сторонам. И видела перед собой носки собственных чёрных лакированных ботинок, осторожно ступающие на затёртый линолеум.
Вдруг в одной комнате, почти пустой, она остановилась. Перед ней стояла двухъярусная детская кровать. Каждая постель была застелена голубым пикейным покрывалом, и над каждой висел крестик.
- Внуки вот, ребятишки дочкины всё болеют. В школе сейчас.
Таня вздрогнула от неожиданности и, обернувшись, увидела старушку, незаметно появившуюся в комнате и уже энергично снимающую пальто - она встряхнула пальто от тающего снега:
- Потеплело вот. Хорошо, застала вас-то. А сын и так всё спрашивает: мол, нашлись покупатели-то? Куда нам такие хоромы? Сын в армии заболел. Врачи ревматизм признали. Одну вот операцию на сердце сделали. Профессор говорит - вторая нужна. А вы как думаете, деньги нам заплатят, не обманут?
- У мужа летом был инфаркт - тоже вот... ждём операцию, - зачем-то сказала Таня. И застыдилась своих жалких слов. - Должны заплатить - фирма солидная.
- Ну, уж, - неожиданно оживился старик.
И Таня с ужасом увидела пустую глазницу, заполненную сморщенной кожей... И ещё широкие жёлтые рёбра, не прикрытые застиранной фланелевой рубашкой.
- Уж если, говорю, врачи во внутренности залезли, в сердце вот - считай покойник, - старик повернулся к Тане радостно заблестевшим глазом.
- Для них мы квартиру уже подыскали. Ремонт, конечно, требуется. Ну, вы понимаете, а планировка...
- Вы всегда были риэлтэром?
Лицо Вадима Вадимовича вдруг остановилось в своём движении, и Таня увидела ясный и твёрдый взгляд за линзами очков.
- Нет, я был военным лётчиком. Остановите здесь, пожалуйста. Метро...
Вернувшись домой, Таня бросила на кровать испорченное манто. Переоделась в старые треники и принялась снимать косметику, бросая на стол грязные кусочки ваты. Ей показалось, что вместе с гримом стираются черты самого лица - такой серой и безжизненной вдруг стала кожа.
Она посидела минуту, вглядываясь в зеркало, словно не узнавая себя. Потом машинально перевернула чашку из-под выпитого утром кофе и стала рассматривать медленное движение чёрной гущи по белому глянцевому фарфору. Ей почему-то хотелось плакать.
Она вздрогнула от телефонного звонка. Подняла трубку:
- Да, да... Карантин по ветрянке? И вы только теперь говорите мне об этом! Ну что значит и так была в контакте? Всё равно надо было сказать. Я еду. Да, прямо сейчас.
День из белого стал серым. С крыш капало. Снег превратился в грязное месиво - оттепель.
Увидев маму, бегущую к ней навстречу, Юлька не удивилась и как будто не очень обрадовалась. Она стояла в луже и, указывая красной пластмассовой лопаткой на блестящую галошу, с деловитой серьезностью сказала:
- Помыла.
- Ну вот, потрудилась, умница моя. А теперь да-а-мой - скорее!
Таня подхватила Юльку на руки и побежала к машине. Но что-то разладилось, наверное, от сырости во внутренностях заграничного чуда. Что-то там напрягалось и рвалось в невидимом и бесплодном усилии. Машина не заводилась.
...А потом они долго стояли на обочине, пытаясь поймать такси. Машины проезжали мимо, обдавая их грязью: мамаша с ребёнком - много не заплатит.
Размазывая капли грязи по лицу и стараясь не заплакать, синими от холода губами Таня уговаривала Юльку:
- Всё, не берёт нас никто. А мы в метро покатаемся? Знаешь, что это - метро? Там такие поезда бегут. Вагончики голубые-голубые. И люстры огромные.
- У меня головка болит. Я спать хочу, - и в самом деле сонным, больным голосом сказала Юлька.
...В метро Таня сидела, прижимая дочку к себе. Ребёнок капризничал, вырывался, всё время сползая с коленей.
А потом девочка уснула. Таня смотрела на спящую Юльку. На щеках у девочки разгорался температурный румянец. От неё тошно пахло детсадовской едой. И тут Таня заплакала. Мучительно, без слёз. Это было похоже на глухое куриное кудахтанье.
Вдруг Таня почувствовала, что кто-то трогает её за плечо. И в тот же момент увидела прямо перед собой смятые купюры. Она почувствовала, как кровь заливает ей лицо. Невероятным усилием она заставила себя поднять глаза - деньги протягивали именно ей.
Их держал в руке кавказец.
- Вы что?! Да вы с ума сошли! - вспыхнула Таня.
- Вазми, вазми. Дочки што-нибудь купышь.
Он засунул деньги Тане в карман куртки.
...Поезд из туннеля вышел на улицу. Таня смотрела, как то ли дождь, то ли снег - оставляет длинные косые следы на широких стёклах вагонного окна.
- Юлька, мы приедем домой, приедем... Скоро-скоро...
Дочка заснула крепко.
А серые, в грязных потёках окна всё мелькают и мелькают...