Эта история правдива от начала и до конца, это моя история, которую, я думаю, по прошествии нескольких лет пора рассказать. Рассказать хотя бы потому, что на этом белом свете много историй о мучениях и не разделенной любви или, того хуже, о любви несчастной, но мало кто рассказывает о любви счастливой. Эта история о счастливой любви.
И, наверное, для начала мне стоит упомянуть о предпосылках того, что произошло со мной и о чем я хочу рассказать. Дело в том, что в детстве я страшно не любила себя. И не любила я себя потому, что, как мне тогда казалось, я была толстой. На самом-то деле, толстой я не была, я была просто пухленькой (со временем от моей "объемности" не осталось и следа). К тому же мама все время пыталась воплотить во мне идеал такой себе русской красавицы, длинноногой с такой же длинной косой. Но ростом я, увы, не вышла, а коса была до того тощей, что мама в конце концов поддалась на мои уговоры и косу мне обстригли. Из-за всего этого да еще и низкой самооценки, как теперь принято выражаться, хотя я была круглой отличницей и просто пай-девочкой, в классе меня явно недолюбливали, если даже не ненавидели. Факт всем известный и достоверно доказанный многими поколениями школьников: в каждом классе есть человек, которого все в классе не любят и над которым весь класс измывается. Эта участь выпала на мою долю. И этот факт вполне объясняет состояние моей души и мою психологию, когда я поступала в университет и училась на первом курсе (сейчас все уже по-другому). И, может быть, именно это поможет вам, мои дорогие читатели, объяснить себе, почему я тогда поступила так, а не иначе. Хотя, если посмотреть с другой стороны, наверное, именно поэтому я и стала счастлива. Короче говоря, судите сами.
Когда это случилась мне было 17. Время, когда мир предстает во всем своем многообразии и тебе кажется, что ты сам знаешь, куда тебе идти, и все будет так, а мир не желает зла. Но розовые очки рано или поздно приходиться снимать. И так бывает всегда и у всех, в разное время и по-разному. Вот только мне пришлось снять их, едва успев надеть, а судьба преподнесла весьма "милый" подарок, раз и на всегда окрасив мой первый опыт жизни в мрачные тона.
Так вот, история. Когда мне было 17 лет, на годовщине свадьбы моей подруги я познакомилась с молодым человеком. Вернее, нас познакомили. Наверняка это была чья-то не совсем удачная шутка (в свете того, чем это знакомство для меня закончилось), но я и сейчас могу лишь строить догадки о том, кого мог осенить столь черный юмор. Молодого человека звали Саша. Простo сказать, что он был немного не в себе, значит ничего не сказать. Представьте себе на минуту, о чем бы вы подумали, увидев перед собой почти двухметровую дылду 23 лет от роду, которая не интересуется ничем, кроме книг Толкиена, ролевых игр по этим книгам и которая неуемно распространяется о своей почти готовой дипломной работе, не интересующей абсолютно никого? Вы бы, наверное, подумали, что он, мягко выражаясь, идиот. О том же подумала и я.
Празднование годовщины быстро подошло к концу. Большая часть гостей убралась восвояси под тем удобным и благовидным предлогом, что, мол, будний день и завтра опять рано вставать. Остальные разошлись под шумок, тихо, по-английски, не прощаясь.
Я очень быстро забыла об этом молодом человеке, через какое-то время я бы даже не вспомнила как его зовут. Он, однако, нет и следующая наша встреча произошла (якобы!) случайно у все той же подруги. Мы с ней жили пососедству - только дорогу перейти - и потому постоянно заседали друг у друга в гостях, обсуждая местные сплетни и общих друзей. В том числе и этого Сашу.
- Мне кажется, ему нужно женское внимание. Ну знаешь, чтобы он не был таким занудой,- сказала мне как-то подруга за очередным чаепитием.
Я чуть не подавилась печеньем. Чего онa хочет от меня? Чтобы я его развлекала? Или кормила с ложечки? Так кормить с ложечки - у нас с ним габариты не совместимые. Нет уж, дудки, пусть сама этим занимается. О чем я и не приминула Кате сказать.
- Не будь у меня мужа, я бы об этом с удовольствием подумала. Ну как, возьмешься?
Я еще не успела и слова вымолвить, как позвонили в дверь. На пороге, легок на помине, стоял Саша и прежде, чем я успела что-либо сказать или хоть как-нибудь выразить свой протест, Катька уже выляпала "милому" Саше о нашем разговоре и о том, что я якобы согласилась образовывать этого двухметрового обалдуя. Несмотря на свой громадный рост, сие чадо взвилось чуть ли не под потолок. Отступать было поздно и некуда, пришлось крепко-накрепко прикусить язык.
Честно вам сказать, поставленная передо мной задача была не из легких. Образовывать это чудо в перьях было ой как непросто: он перечил абсолютно всему и ставил под сомнение каждое мое слово и не потому, что я пыталась подавить его своим авторитетом, а скорее просто так, от нечего делать. Вскоре мне, однако, удалось найти с ним общий язык и перебороть его извечное сопротивление всему новому. Я считала его не более чем своим хорошим приятелем, он же, по всей видимости, думал иначе. Во время одной из наших встреч у Кати он предложил мне, как это теперь модно говорить, встречаться. Я тупо уставилась в компьютер, лишь бы не дать ему понять, что краснею и не хочу всего этого слышать. Но... Я не знаю, чем я думала, когда соглашалась. Пройдет мнoго времени прежде чем я пойму, что же я тогда натворила.
Спустя какое-то время Саша сделал мне предложение. Это было ужасно. Когда перед тобой встают на колени и, заикаясь и запинаясь, начинают лепетать слова любви и предложения руки и сердца, а тебя заливает краска и ты не знаешь, что сказать и сделать, и со дна души поднимается стыд и страх, начиная душить, волей-неволей охватывает ужас. Я совершенно растерялась и пролепетала, что подумаю, хотя совсем не хотела этого.
Я действительно думала над его предложением, но чем больше я думала, тем больше я запутывалась в своих желаниях и нежеланиях. Тогда мне хотелось доказать всему миру, что я все-таки чего-то стою, что я не хуже всех, а то и лучше. А кроме того, мне безумно хотелось романтики. По крайней мере, слово "свадьба" звучало для меня романтично. И в то же время... В тоже время мне казалось, что это отнюдь не лучший способ доказать свое превосходство. Сказать, что в таком состоянии я провела несколько ночей, - значит намеренно солгать, ничего подобного не было и в помине. Я просто через день ответила ему согласием. Где-то через месяц мы подали заявление в ЗАГС. И наша свадьба "на обочине" была еще не самым страшным по сравнению с тем, что ожидало меня впереди.
Переконтовавшись ночь у нашего общего друга, мы переехали к родителям Саши. Я не могу сказать, что они плохо ко мне относились, но их дом был для меня чужим, а со своим уставом, в чужой монастырь не ходят.
Когда я поняла, что идиллия закончилась, так и не успев начаться, для меня наступил ад. Мой муж оказался далеко не таким идеальным, как предстовлялся мне в самом начале. Это был тиран мелкого, домашного пошиба, который на людях превращался в кроткую овечку. Хотя он работал, денег, которые он получал, я не видела, они появлялись пред мои ясные очи только в день зарплаты. Посему я вынуждена была ходить в университет пешком, три километра туда и столько же обратно, и в университет я уже приходила смертельно уставшая. На учебу после часа изнурительной ходьбы сил практически не оставалось. Но не это было худшим. Худшим было то, что, учась во вторую сменy, я возвращалась домой уже затемно, особенно зимой и меня никто не встречал. Самыми тяжелыми моментами во всем этом были те, когда я, подходя к подъезду в сумерках, должна была подниматься по лестнице, где не горел свет, на 14 этаж: я всю свою сознательную жизнь боюсь лифтов. И нет ничего удивительного в том, что через 2 месяца супружества я начала прогуливать пары. Сначала потому, что мой перенепряженный организм требовал отдыха, потом потому, что я уже не могла остановиться (как мне удалось тогда не вылететь с треском и позором из университета - ума не приложу).
Мои дни протекали как попало. Я вроде бы весь день чем-то занималась, бегала по городу, но на самом деле моя суета и беготня ни к чему не вела. В итоге, к наступлению весны мое здоровье, не только физическое, но и психическое, было подорвано капитально. Нет, с ума я не сходила, но была почти на грани сумашествия.
Наступил день, когда у нас в очередной раз не было денег, и мой муж решил, по-видимому, доконать меня окончательно. Мы как раз собирались ехать к другу и возле метро встретили общего приятеля, с которым, однако, я особых контактов никогда не поддерживала. Потихоньку речь зашла о политике, по ходу разговора выяснилось, что этот приятель, Федор, устроился подрабатывать на ближайших президентских выборах. Я не знаю, который из многочисленных бесов моего мужа потянул его за язык, но этому бесу я буду благодарна, наверное, всю свою оставшуюся жизнь.
- Слушай, Фэд, а мою ты там приткнуть можешь?- сказал мой муж, даже не пытаясь обратить хоть какое-то внимание на мою реакцию. Мне до сих пор интересно: он ее хотя бы заметил?
- Да без проблем. У нас как раз людей не хватает. Только тебе, Машут, надо бы с шефом поговорить. Положено так.
Они договорились о встрече в ближайшую среду на Хоббитке, постоянном толчке ролевиков, толкиенистов, всевозмoжных неформалов и прочей "нечисти". Фэд клялся и божился, что и его непосредственный начальник должен там появиться. Я долго сопротивлялась уговорам мужа согласиться на эту работу. Мои интересы были безгранично далеки от политики, я не разбиралась в ней да и не хотела разбираться. К тому же, тогда эта работа и это знакомство с начальником Фэда были для меня неразрывно связаны с тесным, узким мирком моего мужа, из которого я хотела вырваться любой ценой. Вскоре, однако, мое сопротивление было сломлено. К счастью, как я теперь понимаю. А в следующую среду Фэд подвел меня к молодому человеку не намного старше его самого, шефу, как Фэд называл его.
Наверное, это была любовь с первого взгляда. Я до сих пор не понимаю что в нем может быть такого, что вызвало во мне подобную волну. Он не был красивым, с явно разбитым когда-то, а потому неровным носом и такими же, по всей видимости, когда-то перебитыми пальцами и с сединой в русых волосах. Но просто... Это невозможно передать словами, его нужно просто видеть, когда он поворачивает голову и лицо видно в профиль (все греческие боги сдохли б от зависти) и волосы ложатся на воротник; когда он разворачивает плечи и они становятся вдруг широкими и крепкими. Именно на такие плечи хочется опереться, когда плохо, в такиe руки, как его, пусть и не сильно мускулистые, но уверенные и сильные, хочется упасть, оступившись, и на время забыть о проблемах. И быть счастливой. Во время нашей первой встречи со Стасом (а именно так его звали) меня преследовало стабильное ощущение дежа вю: казалось, я уже где-то, когда-то видела это лицо, эти глаза, которые, казалось, проникали на самое дно твоей души, только тогда у их обладателя было совсем другое амплуа.
- Все понятно?
- Да. Когда приступать?
- Да хоть завтра.
Я прищурилась, постаралась сделать лицо как можно лукавее и спросила:
- А проверять работу будете, Станислав Анатольевич?
- Значит так. Обойдемся без "вы" и отчества, я пока на пенсию не собираюсь. А проверять буду. Из вредности. Только потому, что ты об этом спросила.
На следующий день я приступила к своим обязанностям. Стасу давно нужна была секретарша и я добротно выполняла ее функции. И несмотря на то, что я теперь работала с таким человеком, как Стас, который в любой ситуации мог разрядить обстановку, поднять настроение, улыбнуться или подарить знакомой девушке абсолютно без всякой задней мысли цветы, ад в моей душе нарастал. А может быть, он именно поэтому и нарастал. Работать со Стасом, кстати, было очень хорошо: он был требователен и подчас работать приходилось даже ночами, однако, сама демократичность и при хорошо выполненнной работе не скупился на премиальные. Но иногда... Иногда, и я это знаю, испытав на собственной шкуре, он впадал в ярость, становясь жестоким и деспотичым и тогда топтался по головам даже близких людей, добиваясь своей цели. В такие минуты его доброта и демократичность исчезали без следа. Но это бывало лишь иногда и, чтобы довести Стаса до такого состояния, нужно было сильно постараться.
Находиться с ним рядом каждый день и не быть с ним было невыносимо. Я хотела быть с ним рядом каждый день, каждый час, каждую минуту, хотела иметь возможность любить его, как никого и никогда до него, хотела, простите за невольную грубость, дорогие читатели, спать с ним и быть его целиком и полностью. Хотеть и не сметь сказать ему об этом - что может быть хуже? И всякому терпению есть предел, даже ангельскому, а мое ангельским никак не назовешь. И когда мое терпение не выдержало таких нагрузок, я не вытерпела и сказала ему, что хочу его. Это абсолютно не в моих правилах, предлагать мужчинам нечто подобное первой, но мои нервы были на исходе. О, сколько раз мне еще предстояло изводить иx! Стас, как принято сейчас выражаться, выпал в осадок, несколько минут помолчал и, к моему удивлению, когда я уже собиралась идти на попятную, согласился.
Признаюсь честно, второй раз я такое не повторю, даже если мне заплатят очень большие деньги: только тогда, находясь в последней степени отчаяния, я была cпособна заниматься любовью с человеком, которого знала не очень хорошо, когда в квартире находилось еще три ничего не подозревающих человека. Именно с этого дня мы начали потом отсчет наших с ним отношений.
Это был самый обычный служебный роман, каких, быть может, тысячи, по крайней мере, он был таким в самом начале. Мы встречались на работе, в обеденный перерыв шли куда-нибудь якобы обсуждать планы дальнейшей работы, на самом же деле занимались любовью как придется и где придется и обсуждать вопросы, никак с работой не связанные. Потом я показывалась на пару-тройку часов для отвода глаз в универ, а потом шла пешком 3 километра домой, чтобы с нетерпением ждать следующего дня, когда снова можно было пойти на работу и увидеть там его. Мне кажется, мой муж уже тогда начал что-то подозревать и закатывал мне бурные сцены ревности. Не зная, что меня может ждать, я боялась приходить домой и все чаще оставалась ночевать на работе, хотя, и в этом, мои дорогие читатели, вы будете абсолютно правы, это был не лучший выход из ситуации. Не меньшие "огорчения" подстерегали меня и на работе: я была беспрестанно мучима ревностью. Меня угораздило влюбиться в мужчину, который не флиртовать и не крутить мелкие романчики просто не мог и который даже не догадывался о том, сколько боли этим он причинял мне. Много раз он подавал мне поводы для ревности, хотя умом я прекрасно понимала, что у меня нет на него прав, я сама была не свободна.
Именно в это время я поняла, что люблю Стаса, люблю сильнее, чем могу передать словами. Я бы с удовольствием растворилась в нем, если бы могла, я бы с удовольствием пожертвовала ради него всем, даже собой, если бы ему была нужна такая жертва, если бы он смог принять такую жертву. С каждым днем я любила его все сильнее и все больше боялась сказать ему об этом. Проходили месяцы, а я мучалась ревностью и молчала. За время нашего знакомства всего лишь два или три раза были моменты, когда слова любви едва не сорвались с моих губ, но что-то внутри меня самой заставляло меня молчать. В конце концов и этот невидимый барьер пал и на одной вечеринке я, немного выпив, призналась ему в любви. В тот момент мне было глубоко наплевать, что нас кто-то услышит (хотя в сплетении голосов и музыки приходилось кричать, чтобы расслышать друг друга), было наплевать, что вот-вот может прийти мой муж и услышать мои слова, было наплевать, что сам Стас может сказать и подумать. Мнe было важно выплеснуть все это и наконец-то почувствовать облегчение. Но облегчения не было, потом стало только хуже: я протрезвела и попыталась раскаяться, но и раскаяния почему-то не было. Стас молчал, казалось, мое признание не впечатлило его. Но даже его молчание в последовавшие за признанием несколько минут было лучше, чем категорический отказ.
Потом я много раз в трезвом уме и здравой памяти говорила ему о своей любви, но он ничего не отвечал мне, лишь повторял, что сначала мы все-таки недельку вместе поживем, как собирались, а потом видно будет. Мне оставалось только с ним соглашаться.
А однажды произошло непредвиденное. Наступило лето, особо не сговариваясь мы перенесли наши обеденные встречи на природу и в какую-то среду, прогуливаясь по парку, чтобы убить время до Хоббитки, он неожаданно обнял меня, хотя раньше никогда не делал этого в местах, где нас могли увидеть общие знакомые, и так же неожиданно спросил:
- Так что мы с нашими чувствами делать будем?
Сначала мне показалось, что я ослышалась, потом, что он пьян.
- Скажи мне, ты сошел с ума?
Он спокойно повторил мне то же самое. Потом добавил:
- С ума сходить я не собираюсь. Знаешь, мои родители затеяли ремонт перед моей свадьбой.
- Твоей свадьбой?- переспросила я и сердце мое упало. В моей душе слилось все: боль, ревность, нежелание отдавать его той, другой, осознание того, что мне рядом c ним делать больше нечего. В глазах потемнело.
- Ну да, вот как один человечек ко мне переедет, поживет недельку, а там глядишь и согласится. Я люблю тебя, малыш, прости меня за все, умоляю. Я знаю, как было больно. Я такой идиот! Прости меня, прости, прости...
Я не знала, что мне делать: смеяться или плакать. Этих слов я уже давно перестала ждать, я уже давно смирилась с мыслью, что мне не видать его рядом с собой. И вот тебе, приплыли. Но я была уверена в нем, я ни на минуту не усомнилась в искренности его слов, по нему было видно, что он не лжет. В тот же день я вместе с вещами перебралась к маме, а через несколько дней подала на развод.
Когда через месяц я гордо продемонстрировала Стасу паспорт с новым, сияющим свежей краской штампом о разводе, его первой фразой было:
- Есть Бог на свете.
Однажды, уже после моего переезда к Стасу, я рассказала ему об одном своем детском воспоминании. Оно было старым, полустертым в памяти и оттого очень походило на сон. Мне было тогда лет 13. Как-то раз я спускалась после уроков со второго этажа и на первом возле аквариума у маленького спортивного зала стоял молодой человек с усиками в темно-синем костюме, при галстуке, который ждал кого-то. Мы лишь посмотрели друг на друга, я пошла дальше, он остался стоять. Я помнила, как обернулась, но он уже не смотрел в мою сторону. К тому моменту, когда я вспомнила об этом случаe, с того дня прошло почти шесть лет, но все эти шесть лет я помнила об этом молодом человеке, лелеяла переодически мечту встретиться с ним когда-нибудь (особенно, правда, на это не надеясь) и, наверное, все-таки ждала его.
- Почему ты рассказываешь мне об этом?
- Просто хочу, чтобы ты знал,- ответила я, а внутри все похолодело: сейчас в нем подымется ревность.
Он затянулся, задержал дым в легких, потом проделал это еще раз. Я ждала.
- Ты, наверное, удивишься, но этот молодой человек...