Марин Олег : другие произведения.

Гидрономикон. Часть 1

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Владеющий водой владеет миром, гласит старинная китайская пословица. Инга получает странное сообщение, которое мог послать лишь ее отец, посвятивший жизнь изучению воды и пропавший год назад в районе горы Куньлунь. В надежде узнать, что с ним случилось, Инга с друзьями отправляется в сплав по труднопроходимой горной реке.
  Владеющий водой - владеет миром.
  Китайская пословица
  
  Вот кто-то решив: "После нас - хоть потоп",
  Как в пропасть, шагнул из окопа,
  А я для того свой покинул окоп,
  Чтоб не было вовсе потопа.
  В.С. Высоцкий
  
  
  1. ИНГА
  
  Миг половодья так недолог, а потому так сладок он.
  И вот уже закончен волок, весла о камень слышен звон.
  В шивере вал встает чугунный. Накроет - меркнет белый свет.
  Не доверяйте деве юной весло, рюкзак и спасжилет.
  
  Народная на мотив "Песенки кавалергда"
  
  
  Гидрокостюм не продувался, но лицо замерзло будто в родном городе поздней осенью. Инга снова повернулась спиной к ветру. Минуты три блаженствовала, ощущая, как расслабляются заледеневшие щеки. Потом ветер спохватился и в тысячный раз поменял направление.
  М-да... Здесь вам не равнина, здесь климат иной!
   Казалось бы, в середине августа в Китае должно быть жарко и засушливо, а фигушки! Солнце-то светит, но не греет.
   Инга переступила с ноги на ногу, вздохнула. Надоело быть женщиной-флюгером. Еще и в неопреновых ботинках! Все равно что босиком по скалам.
   Взгляд на реку -- скоро он там? Только время зря теряем.
   Оранжевое веретено каяка находилось где-то на середине порога. Извините, каскада, саркастически поправила сама себя Инга.
  Когда добрались до места чалки , и она, стуча зубами от пробирающего до костей холода, поинтересовалась, последний ли это на сегодня порог , Горец в своей обычной манере, едва разжимая губы, поправил: "Каскад". Инга не стала уточнять, в чем разница. Не хотелось получить еще один презрительный взгляд и объяснения сквозь зубы. Но тут вмешался Герман, руководитель похода, и принялся многословно рассказывать, что порог это такое... локальное... в смысле, небольшое, препятствие, а каскад -- это целая цепочка порогов, идущих один за другим, без возможности зачалиться... Горец прервал его на полуслове:
  -- Я пойду первым, посмотрю, что там и как. Если найду кусок попроще, встану на страховку внизу, а вы потихоньку двинете следом. Ждите отмашки, ясно? Сами не лезьте.
  - Очень надо... - фыркнул Левушка. - Тут три километра смерти! Тебе камерамэн еще пригодится, небось, рекорды фикси...
  Хмурый взгляд Горца заставил Левушку замолчать на полуслове. Похоже, хозяин оранжевого каяка не нуждался ни в зрителях, ни в рекордах, ни в каком-то фотографе.
  - Колхоз дело добровольное, - смилостивился инструктор. - Хочешь снимать, ползи на тот выступ. Оттуда должен быть виден конец. И рацию не забудь.
  Левушка, бесконечно шмыгавший носом, залился краской.
  -- Нет, ну сколько можно?! Один раз, один единственный разочек оставил эту самую рацию на катамаране ! Что теперь -- всю жизнь меня шпынять?! Скажи ему, Сема!
  -- Один на кате оставил, у другой батарея села, -- скривился Горец. -- Как в анекдоте, честное слово. А в результате я по скалам вверх пер как сайгак! Потому что вас за поворотом не видно, и связи нет!
  Герман ткнул его локтем в бок.
  -- Ребята стараются...Терпимее надо быть, Гор, и люди к тебе потянутся.
  Жалкая попытка сгладить острые углы снова окончилась ничем.
  -- Я пошел, -- не слушая, бросил Горец и легко запрыгал вниз по каменистому откосу.
  Судя по тому, как раздувались ноздри Германа, хамские манеры напарника его тоже порядком достала. Он даже привычных "семь футов под килтом" не пожелал. Вообще-то, подумала Инга, как руководитель похода и владелец компании, давно мог бы объяснить, что такое поведение неприемлемо. Будь ты хоть трижды супер-пупер опытный экстремал и чемпион. А уж если вспомнить, какие деньги они отвалили за этот тур...
   Инга в очередной раз отвернулась от ветра. Среди унылых скал с редкими кустиками растительности, невозможно потребовать жалобную книгу или компенсацию за моральный ущерб. Невозможно оставить язвительный отзыв на вебсайте турагентства, чтобы раз и навсегда испортить ему репутацию. Нормальная человеческая жизнь -- с интернетом и большой чашкой капучино по утрам, с престижной работой, ужинами в модных ресторанах, обязательным фитнес-клубом и маникюром -- осталась где-то в параллельном мире. Да что там говорить! Уже две недели, чтобы справить нужду ей приходилось, коченея от холода, корчиться среди камней.
   Знала, что будет тяжело, но чтобы настолько!
   Чего ради она притащилась в это забытое Богом место? Надо было послушать дядю Лешу. Он единственный был против этой затеи, а остальные... Давай-давай, будет интересно, говорили они. Приключение всей жизни, говорили они. Дочерний долг, память об отце и прочая чепуха...
   Ладно Герман с Горцем. Для одного это просто бизнес, для другого - образ жизни. Им все равно, куда и кого вести. Они так на жизнь зарабатывают, что называется, заплати и лети. Они и не знают ничего, но "неразлучники"? Эти за каким лешим в горы навострились?
   Она оглянулась на Семена с Левушкой, которые напряженно вглядывались в кипящие воды горной реки. Творческие, понимаешь ли, люди, им вдохновение черпать где-то надо. Наверняка сами уже не рады, что ввязались.
  А Санька, гад, куда смотрел? Молчел называется. Почему он, прагматик, не сказал, что это бредовая идея? Что Инга гонится за тем, чего уже нет? Куда там: больше всех суетился, поездку проспонсировал, за тренировки взялся с невиданным энтузиазмом. А во время тренировок из-за бешеных нагрузок дала знать о себе старая травма колена. Да так, что пришлось ложиться на срочную операцию. Повезло, что и говорить! Он все еще надеялся, что успеет восстановиться, но инструктор был неумолим. В аэропорту Санька ковылял в фиксаторе и с тростью. Дулся, закатывал глаза и бросал испепеляющие взгляды на невозмутимого Егора. На Германа Санька отчего-то не смотрел вовсе, может, потому, что тот был на голову его выше и в полтора раза шире в плечах? Надо отзвониться ему, как только выберемся...
  О чем она вообще думала? На что можно надеяться год спустя, если даже спасатели никого не нашли? Ни-че-го. Ни тел, ни палаток.
  Папа-папа! Разве мифический долг и жажда познания, о которых ты всегда твердил, стоили этого? Слышишь ли ты меня? Скажи, что я не сошла с ума. Подай мне знак, как тогда в апреле...
  
  ***
  Капли весеннего дождя превращали окно в калейдоскоп. Огни машин, фонари, вывески - все это дробилось, сверкало и образовывало загадочный, постоянно меняющийся узор.
   М-да, типичная "ночь, улица, фонарь, аптека", подумала Инга. И тут же поправила себя - какая там ночь, девять вечера, детское время. Да и назвать Московский проспект улицей как-то... Улица это что-то такое, уютное, тихое, а тут - сплошной поток автомобилей двадцать четыре часа в сутки, бьющая по глазам реклама и толпы людей. Вот насчет фонаря возразить нечего - что есть, то есть! Много. Ярко.
   Сказочно мерцающие потоки воды на стекле дрогнули и сложились в... буквы? "К-А-П". Инга растерянно моргнула - ветер? Случайная флуктуация магнитного поля? Галлюцинация?
   Она заворожено следила, как прозрачные ручейки изгибаются, меняют направление движения, образовывая чуть кривоватые, но вполне понятные слова. Инга дотронулась кончиками пальцев до стекла. В тот же миг на окно снаружи будто дохнул сказочный Дедушка Мороз - буквы подернулись инеем, застыли, расцвели причудливым узором.
   "К-А-П-А"
  Инга испуганно отдернула руку, спрятала за спину как нашкодившая маленькая девочка. Что обещал прогноз? Внезапные ночные, то есть, тьфу, вечерние, заморозки? В одном, отдельно взятом окне? Перевела взгляд левее - по второму окну бежали все те же водяные змейки - разноцветные и бессмысленные.
   Шутка? Как говорится, при нынешнем уровне развития печатного дела на Западе... Дистанционный принтер надписей на окнах, компактный замораживатель воды... Ну и чушь лезет в голову! Да и кому бы так шутить? Санька на подобные безумства не способен органически, максимум, на что его хватило за год общения - первого апреля прислать смску "вы выиграли три миллиона рублей, позвоните прямо сейчас!" Со своего номера. Вот придурок, хоть и юрист!
   Да и не стал бы он так шутить. Но, возвращаясь к нашим баранам, кто?.. И, черт возьми, как?!
   Порыв ветра ударился в окно с такой силой, что Инга вскрикнула и отшатнулась. Зато морозная надпись исчезла, будто стертая ластиком.
   Инга, не сводя глаз со стекла, вытащила из кармана мобильник, на ощупь придавила кнопку...
   - Але... Дядь Леша? Да, это Инга. Здравствуйте!.. Да потихоньку... Спасибо, я вполне... Нет, что вы, это совершенно необязательно! Закрутилась как-то... Конечно, обязательно зайду! Дядь Леш, скажите, а есть такие приборы, чтобы... э-э-э... Ну чтобы из воды делать надписи как бы? Ну, например, на стекле. Нет, это... Надо, в общем. Думала знакомому сюрприз сделать. Подумала, вдруг вы знаете...
   Пока стариный папин друг и коллега монотонным голосом читал ей лекцию об электромагнитных полях, кристаллической решетке, структуризации и прочих достижениях современной науки, Инга осторожно подошла к окну и потрогала стекло. Ничего особенного. Холодное, гладкое. Мокрое со стороны улицы.
   - ...никогда не слышал. Но, сама понимаешь, Ингуша, наука сейчас развивается такими темпами, что все возможно. Впрочем, по моему глубокому убеждению, использовать подобные технологии в, так сказать, бытовом масштабе... хм... нецелесообразно...
   - Спасибо, дядь Леш, - невежливо перебила Инга. - Я поняла. Придется отказаться от этой идеи. Извините, мне бежать надо... Ага... Да, и тете Люсе тоже... Обязательно зайду... До свиданья!
   Значит, кандидат технических наук считает, что такой фокус малореален. Инга зачем-то еще раз дотронулась до стекла и пробормотала: "Чушики, чушики... Совсем не фонит... И переливается..."
   Зажатый в кулаке мобильник взвыл как бегемот, которому отдавили лапу. Санька. Сигнал был подобран специально - стоило пропустить звонок от молчела, как тот начинал обижаться, устраивать трагические сцены с заламыванием рук и скорбными взглядами. А безумный вой прищемленного дверью слона Инга слышала даже сквозь уличный шум.
   - Але?.. Я помню, Сань... Уже одеваюсь! Нет. Ты не поверишь, но мне только глаза накрасить!.. Ну приезжай и убедись сам!
   Инга сердито швырнула трубку на диван и заметалась по квартире - про "глаза накрасить" было наглым враньем, она совершенно забыла, что через полчаса уходить...
  
   - Нюшка, солнце мое! - завопил Санька, вваливаясь в квартиру. - Вижу - глаза накрашены! Поскакали, зая, опаздываем неимоверно!
   Инга поморщилась - что за манера орать по поводу и без? И кличка эта дебильная. Понятно, что Санька с детства без ума от "Смешугликов", но скажите, в каком месте она похожа на тупую мультяшную свинью?
   - Куда опаздываем, Сань? Мы же, вроде, в клуб собирались. Или там как в театре - после третьего звонка не пускают?
   - Елки-иголки, Нюшка... - молчел скорчил рожу, по его мнению, выражающую укор. - Я же тебя предупреждал: шоу начинается ровно в десять. Самое интересное пропустим! Да и перед ребятами неудобно - столик на меня заказан, они там будут торчать на улице...
   - Ребятами?
   - Да все свои, - забегал глазами Санька. - Я ж в курсе, что ты чужих... не очень-то. Гелька, Вован и "неразлучников" твоих позвал для оживляжу. Ну что ты сразу, Нюш?..
   - Ничего. Все отлично, Сань, - Инга постаралась, чтобы по голосу было четко понятно, что вовсе не отлично, а совсем даже наоборот. Но не торчать же в пятницу вечером одной перед монитором. А суетиться, искать прямо сейчас другой вариант... Пф! Она вздохнула и скомандовала: - Поехали.
  
   В клубе оказалось все "как положено" - темнота, грохот музыки, мерцание подсветки, колыхание тел на танцполе. Санька, рассекая толпу как ледокол береговой припай, довел компашку до заказанного столика и тут же закурил.
   Инга брезгливо отодвинулась, полистала на встроенном дисплее меню. Рядом плюхнулась Гелька, защебетала в ухо, силясь перекричать музыку:
   - Инга, вы здесь были уже да? Клевое место! И публика приличная! Оторвемся сегодня, да, Инга?!
   К счастью, пока Инга листала виртуальные страницы и делала заказ, Гелька успела переключиться на своего нынешнего бойфренда.
   Спустя два часа и шесть коктейлей раскрасневшаяся Инга хохотала, обнимая одной рукой Гельку, а другой одного из "неразлучников" - Сему Дежнева - и думала, как прекрасен этот мир! Люди вокруг собрались исключительно приятные. Музыка накатывала волнами, заставляя кровь пузыриться и приятно щекотать кожу изнутри. Левушка делился последними сплетнями, отпуская язвительные, но очень точные замечания. Сема благодушествовал. Санька брызжел... брызгал... в общем, фонтанировал анекдотами и был душой компании. Мультяшный голубой заяц на его футболке подмигивал и улыбался.
   - Ингуль, пойдем?.. - заговорщически проорала на ухо Гелька.
   - К-куда? - почему-то слегка заикаясь, удивилась Инга. - Тут х-хорошо!
   - Носик попудрить!
   - А-а-а... - сообразила Инга. - Ну, п-пойдем. Хотя я... А, ладно... Пшли!
   Гелька ринулась в темноту. Пол слегка покачивался, как бы приглашая потанцевать, и Инга вдруг обнаружила, что скачет, бешено размахивая головой и выкрикивая что-то бессмысленно-восторженное. Это было классно! Но тут откуда-то вынырнула противная Гелька, схватила ее за руку и вытащила с танцпола.
   В туалете оказалось тихо, прохладно и слишком светло - Инга зажмурилась, недовольно замычала. Моргая слезящимися глазами, подковыляла к умывальнику, отвернула кран. За спиной, в кабинке, весело материлась Гелька - похоже, ей никак не удавалось расстегнуть молнию на джинсах.
   Инга плеснула в лицо холодной водой. Подняла глаза - из зеркала на нее смотрела растрепанная краснощекая девица. М-да... "И пьяницы с глазами кроликов "ин вино веритас" кричат". Зазеркальная Инга наморщила нос и высунула язык. Ах ты так, разозлилась Инга-здесь. Набрала полную горсть воды и швырнула прямо в наглое смеющееся лицо...
   - Вау! - восторженно протянула выпавшая из кабинки Гелька. - Как ты это... Чего это... - и, подумав, с чувством добавила: - Ну ты ваще!
   Она качнулась к зеркалу и потыкала пальцем в сложенную из капелек воды надпись "КАПА"
   - Это не я, - ответила очень трезвая и очень испуганная Инга.
   - А... к-кто? - Гелька всплеснула руками, оглядывая пустой туалет. - Тут больше никого н-нет!
  
   Капой ее называл отец. Согласно семейной легенде, когда маленькую Ингу принесли из роддома, положили на стол и распеленали, папа задумчиво сказал: "Типичная капля - маленькая, но заключает в себе целый мир!" Мама, согласно той же легенде, страшно обиделась такому сравнению, но отец с самого первого дня иначе дочь и не называл. Когда Инга заговорила, сложное для ребенка слово "капля" превратилось в Капу, да так и осталось на всю жизнь.
   Вот уже год, как Инга не слышала этого прозвища. С тех пор, как папа пропал в горах с нелепым названием Куньлунь...
  
  ***
  
  Она старательно дышала ртом - пахло кошками, мокрой псиной и чем-то еще, тяжелым и неприятным. Может быть, временем, застывшим внутри этого дома как муха в янтаре?
  Неужели это сюда она когда-то приходила с папой? Странно, что от тех визитов в памяти осталась только большая комната, которая казалось тесной, потому что от пола до потолка была забита книгами. Все остальное забылось. Мраморная, с вытертыми до ям ступенями, лестница; лепнина на потолке и стенах - ангелочки, листья, виноградные гроздья; кованые раздвижные двери лифта; перила, похожие на ограду Литейного моста... И двадцать три - Инга дважды пересчитала - двадцать три кнопки звонка у одной двери!
  Но больше двух десятков звонков, больше вычурной лестницы и витых перил Ингу поразило то, что дверь в квартиру оказалась не заперта. Этого ее современный, воспитанный на передачах криминального канала мозг понять не мог. Стукнув костяшками пальцев в приоткрытую створку, Инга неуверенно шагнула внутрь и чуть не столкнулась с маленькой женщиной, с головы до ног закутанной в черные тряпки.
   - У вас тут открыто, - попыталась Инга объяснить свое вторжение, но женщина, почему-то отворачиваясь, проскользнула мимо и исчезла.
  А Инга отправилась по бесконечному коридору на поиски дяди Лешиной комнаты.
  Неужели дядя Леша и тетя Люся всегда здесь жили? Современное благополучное дитя, Инга полагала, что таких коммуналок в реальности давным-давно не существует. Да, что-то подобное можно увидеть в кино про войну, про старые времена. Да, папа рассказывал, как его родители получили первую комнату на Ваське и месяц ходили точно пьяные от счастья, не замечая шесть соседских семей. Но сейчас, в двадцать первом веке, жить в таких адских условиях?!
   Коридор все не заканчивался. Где-то глубоко в чреве квартиры звучала арабская музыка и шумели голоса. "Люди-и-и... - тихонько позвала Инга. - Здесь прошли люди. Я их найду!" Она засмеялась и тут же испуганно вскрикнула - слева открылась дверь, выпуская в коридор широкий луч света, ритмичные звуки барабана и человек десять азиатов-гастарбайтеров, которые молча уставились на Ингу. Женщина в цветастом платье вышла вперед.
   - Ты кому ходыш?
   - Из-звините, - промямлила Инга. - Я к... Артемьевым.
   - А-а-а, профессор, - протянула женщина и махнула рукой. - Далше. Как велсапет пройдешь, там сразу евошная комната.
   Дверь захлопнулась. Инга поморгала, опять привыкая к темноте - как они сами-то тут ходят? С фонарями что ли? Оглянулась - обратный путь выглядел ничуть не более привлекательным. Да и тетка сказала, что уже недалеко. Вроде бы...
  
   Тот самый "велсапет", который должен был послужить опорной точкой, едва не оказался финишной чертой. Обогнув очередной угол, Инга задела плечом что-то твердое, услышала металлический звук и едва успела отпрыгнуть - со стены рухнула велосипедная рама, похожая на скелет гигантского железного насекомого.
   - Гос-с-споди, - прошипела Инга, чувствуя, как проваливается куда-то...
   Она навалилась на дверь, которая гостеприимно распахнулась под весом нежданной гостьи. Инга спиной вперед влетела в чью-то комнату, взмахнула руками, пытаясь удержать равновесие - сбоку зазвенело и посыпалось - и шлепнулась на пол, оказавшийся неожиданно мягким. Пол взвыл нечеловеческим голосом, полоснул по бедру острыми когтями и превратился в кота - огненно-рыжего и ужасно сердитого.
   - Муська, успокойся!
   Инга, моргая ослепшими от слез глазами, неловко заворочалась, пытаясь встать. Нога полыхала болью, а к горлу почему-то подкатывала тошнота.
   - Сейчас помогу! - Чьи-то руки осторожно, но твердо ухватили Ингу подмышки, и поволокли вбок. - Сто раз Ибрагишке говорила: убери ты свой велосипед поганый! Ведь кто ни придет, все пугаются! Нет, коридор общий, что хочу, то и ворочу! Да еще Муська, зараза, вечно под ноги лезет!
  Проморгавшись, Инга обнаружила, что сидит на крохотном диванчике без спинки. Перед ней стояла тощая встрепанная девчонка.
  - Инга? Вот так сюрприз!
  Когда резкость вернулась, а тошнота, наоборот, прошла, Инга разглядела лучики морщинок, бегущие от уголков черных глаз, пигментные пятна на руках, седые нити в туго заплетенной косе...
   - Тетя Люся! А я думала - обозналась. Сто лет у вас не была. Вы извините, что без звонка, а дядя Леша дома?
   - Что ты, мы тебе всегда рады. Леша на кухню пошел, чайник ставить. Мы как раз чай собрались пить. Как же здорово, что ты пришла! Располагайся, я сейчас его позову, - тетя Люся растворилась в темном коридоре.
   Инга принюхалась. В комнате пахло сладковатым шоколадным запахом старых книг. Они тут были повсюду: возвышались башнями, облепив стены, как ракушки скалы, заползали на столы, шкафы, подоконники, облюбовали каждый свободный уголок пространства. Дядя Леша и тетя Люся Артемьевы чувствовали себя в этих бумажных джунглях просто замечательно. Они точно знали, где какая книга обитает и умело лавировали по узким тропинкам, проторенным между входной дверью, рабочим столом, кроватью и оттоманкой.
  Раньше Инге нравилось бывать в этом мирке. Когда она была маленькой, они с отцом часто приходили сюда. Бывало, она засыпала где-нибудь в уголке над тяжеленным атласом с картинками под бесконечные разговоры папы и дяди Леши. Потом сквозь сон чувствовала, как папа несет ее на руках и укладывает на кровать, и беседа снова возобновлялась.
  После того, как папа не вернулся, мама, пятнадцать лет назад переехавшая в Израиль с новым мужем, звала ее к себе. Но, во-первых, Инга представить не могла себя в другом культурно-языковом контексте, а, во-вторых, тут у нее была своя жизнь, работа, друзья, Санька. Дядя Леша и тетя Люся вполне заменяли ей семью. С кем было советоваться, если не с ними?
  - Дядь Леш, а папа вам не рассказывал, зачем он вообще в этот Китай поехал? Что он там искал? - спросила Инга, глотнув обжигающего чаю, и поставила чашку на крохотный кофейный столик. Как они только такой горячий пьют?
  - Доказательства.
  - Чего?
  Дядя Леш и тетя Люся переглянулись.
  - Гм-м... В частности -- теории появления воды, - с опаской сказал дядя Леша.
   Папе не удалось привить дочери любовь к точным наукам, как он ни старался. Наверное, Артемьев заметил замешательство в ее взгляде. Он крякнул и принялся объяснять:
   - Видишь ли, точно неизвестно каким образом Земля, образовавшейся из камня и лавы, не имевшая ни атмосферы, ни озонового слоя, превратилась в планету, более чем на две трети покрытую водой. Многие считают, что молекулы воды уже содержались в камне и стали океанами, когда Земля остыла. Федор считал эту теорию ошибочной. Во-первых, по его мнению, воды, содержащейся в камнях, не хватило бы, чтобы наполнить океаны. Во-вторых, если она там и была, то испарилась бы из-за близости Солнца. А в-третьих, эта теория никак не объясняет появления Луны, которая так же содержит воду. Так вот, другие, в том числе и твой отец, считают, что четыре с половиной миллиарда лет назад Земля столкнулась с космическим телом, состоявшим не из камня, а изо льда и воды.
  - Погодите, дядь Леш, а в Китае-то он что хотел найти?
  - Обломки планетоида. Один из учеников Федора на основании кое-каких древних источников рассчитал, что ледяной гигант мог предположительно упасть в районе современного северного Тибета.
  - Это какой ученик? Чернюшок что ли?
  Артемьев кивнул.
  
  Гришу Чернюшка папа любил, как родного, и все надеялся, что Инга проявит к нему благосклонность. Ну как же, молодой ученый, без пяти минут доктор геолого-минералогических наук с большими перспективами и золотым сердцем. Ага, застегнутый на все пуговицы зануда, который в тридцать два года жил с мамой. Отца это не волновало, у них-то всегда находились темы для разговора. Инга встретилась с Гришей разок, чтобы папа отвязался. Два часа Чернюшок, уставившись в чашку с кофе, картаво нудил о водных кластерах и динамической теории. За это время она успела початиться с Гелькой, просмотреть свежайшие работы Левушки и пару популярных роликов, ответить на новые письма и смертельно заскучать. Когда Инга больше не могла сдерживать зевоту, Гриша вдруг сделал ход конем: предложил ей руку, сердце и свой бежевый Рено. "Мама не будет нам мешать, - клятвенно заверил он. - У меня даже есть собственная двушка, пг"авда на окг"аине... Так что г"ешение за тобой". Инга его душевного порыва, увы, не оценила. Нет, а на что он вообще рассчитывал?!
  Как же убивалась Гришина мама во время гражданской панихиды в Университете...
  
  - В общем, один международный фонд выделил солидный грант на его изыскания. Не мог же он от такой чести отказаться...
  - Да уж... А во-вторых?
  - Что во-вторых?
  - Ну, вы сказали, во-первых, значит должна быть и вторая причина...
  Артемьев переглянулся с женой, но промолчал.
  - Т-а-а-к! Это как-то связано с семейными легендами? Понятно, - сказала она, хотя ей было совсем не понятно.
  - Ты же знаешь, как он увлекался фольклором.
  - Не слушай этого старого скептика, - замахала руками тетя Люся. - Фольклор! Много он понимает! Куньлунь - это ось мира, там истоки жизни. Это не фольклор, это - история.
  - А зачем ему понадобился этот... астероид или что там?
  - Это связано с его экспериментами и, конечно, рукописью.
  - Папа писал книгу?
  - Он тебе не сказал?
  - В последнее время мы редко виделись, - голос дрогнул.
  - Не кори себя, Капа, - сказала тетя Люся. - Кто же знал, что вот так выйдет...
  Выпей еще чаю, а то остынет.
   Инга послушно взяла чашку, поднесла ко рту. И поставила на столик, так и не сделав глоток.
  - Дядь Леш, а у вас этой рукописи нет?
   Артемьев покачал головой.
   - Распечатка была, ты же знаешь, мы с Люсиндой на цифре не читаем, только бумагу. А потом мы с твоим отцом поспорили немного, и Федор у меня рукопись забрал. У него, наверняка, должны были какие-то записи сохраниться или хотя бы файлы на компьютере.
   У Инги руки так и не дошли разобрать отцовские архивы, хотя Санька обещал помочь с публикацией его работ и "увековечиванием наследия". Но она почему-то боялась касаться отцовской личной жизни, чтобы не узнать лишнего, способного отравить светлую память о нем.
   - А из-за чего поспорили?
   - Потому что мой муж - упертый консерватор, и дальше своего носа ничего не видит, - буркнула тетя Люся. Видимо это был давний их спор.
   - Очень уж у Федора необычные идеи были, - поморщился Артемьев. - Я сказал, что если эту книгу кто-нибудь издаст, то это может серьезно повредить его репутации как ученого биохимика.
  
  В детстве она любила отца так сильно, что даже слезы на глаза наворачивались. Семейные легенды, которые он рассказывал дочке перед сном, сблизили их еще больше. Отец показал ей древнюю тетрадку, переходившую из поколение в поколение и пачку старых фотографий. Инга гордилась, это был их большой секрет, о котором никто больше не знал, даже мама. В десять лет, когда родители разошлись, Инга заявила маме: пусть едет куда хочет, а она папу не бросит. Никогда!
   А вот из-за Саньки они отдалились. На предыдущих ее мужчин папа внимания не обращал, а Саньку невзлюбил, хотя тот делал все, чтобы понравиться потенциальному тестю. "Будь он просто примажоренным инфантилом, я бы не нервничал. Ты у меня большая, - сказал папа. - Но он же проходимец, Капа, неужели сама не видишь?"
  И вовсе не проходимец, а юрист! Да, напористый, пронырливый, иногда нагловатый... Между прочим, в наше время это плюс. А то, что с ума сходит по мультяшным героям, так это даже мило. Но папе этого не объяснить. Он всю жизнь был человеком долга, жил вприглядку. Ему кругом мерещились негодяи, посягающие на его научные труды и семейное наследие. Было бы на что посягать! Городские легенды и ничего больше.
  Наверное, Инга и сама бы бросила Саньку через месяц, но тогда, дура, взяла и обиделась. Решила доказать отцу, что он ошибается. Потом папа пропал, а Санька остался. Без него она этот год не протянула бы.
  
   - ...живое существо. Понимаешь, как это звучит, Ингуша? - продолжал бубнить Артемьев. - В общем, он, конечно, не одинок был в этих взглядах. Еще в конце двадцатого века такие исследования проводились. И Федор считал, что любые физические и химические воздействия на воду приводят к изменениям, которые относительно устойчивы в течение некоторого времени. То есть вода меняется структурно и обладает "памятью". Правильнее будет сказать, является носителем информации. И, уже исходя из этого, делал вывод, что вода, попав на Землю вместе с планетоидом, принесла с собой из глубин Вселенной память о некоей живой материи. Ну или, скажем, зашифрованный код. А потом, благодаря своим уникальным физическим свойствам, создала благоприятные условия и породила жизнь. Гипотеза, несомненно, интересная. Я бы даже сказал, красивая. Только очень противоречивая. Не один ученый на ней погорел. А Федор ведь еще дальше пошел!
   Тетя Люся легонько шлепнула его по плечу:
   - Не заводись. Понимаешь, Ингуся, большинство у нас на это косо смотрят. Леша просто не хотел, чтобы у твоего отца были проблемы.
  - Вот именно! - Артемьев уже не мог остановиться. - Реноме ученого, вещь, как говорится, нежная. Одно дело с нами за чаем такое обсуждать, потому как Люсинда у меня большая любительница теории невероятности. И совсем другое - выходить с этим на публику. Зачем? Чтобы одним неосторожным словом погубить все, чего достиг за долгие годы? Чтобы каждый неуч мог пальцем у виска крутить, мол, у Звягинцева крыша поехала.
  - Леша!
  - Прости, Ингуша. Не стоило мне... Ты только, ради Бога, не думай, что я считал твоего отца сумасшедшим, - добавил он извиняющимся тоном. - Просто у него слишком радикальные идеи возникали. Сама посуди, вода - инопланетное разумное существо. Солярис, понимаешь! Климатом сознательно управляет, с людьми на контакт идет. И все это на полном серьезе, с выкладками! Я ему говорил: "Ты, Федор, лучше художественную литературу пиши, если на то пошло". За фантастический роман точно никто не осудит. И Ефремов писал, и Саган, и Азимов...
  - Дядь Леш, я вам хочу кое-что показать. Идите за мной.
   Она неуклюже поднялась с диванчика - нога болела просто адски - и приковыляла к подоконнику.
   - Можно? - Инга показала на опрыскиватель для цветов.
   Люсинда молча кивнула.
   Инга примерилась и несколько раз пшикнула на окно...
   Водяные буквы получились были не такими четкими, как у нее дома, и гораздо быстрее теряли форму, но все равно легко читались.
  - Не может быть, - выдохнул дядя Леша после долгой паузы. - Мистика... Да нет, не может этого быть. Ты нас разыграть решила? Это какой-то оптический обман?
   Тетя Люся подошла ближе и вдруг резко мазнула ладонью по стеклу, стирая остатки надписи. Несколько мгновений она, прищурившись, смотрела на окно, потом с удовлетворением произнесла:
   - Не восстанавливается.
   Инга грустно хмыкнула и вновь надавила на курок распылителя.
   "КАПА"
  - Вон оно как... - протянула Люсинда, рассматривая водяные буквы. - И давно это?
   - Три дня, - мрачно ответила Инга.
   - Угу-угу...
   - И что это такое? - спросил дядя Леша.
   - Вот вы мне и скажите. Что это? Духи? Загробная жизнь? Разве можно всерьез в такое верить?
   - А что в нее верить? - удивилась тетя Люся. - Ты веришь в лето? Или во вторник? Что тут непонятного? Я тебе, Леша, говорила, что у него получится. Федор его нашел, и научился управлять водой.
   Дядя Леша нахмурился.
   - Люсинда, ладно ты его поощряла, но девчонке-то голову чепухой не забивай.
   - Тоже мне выискался, воинствующий материалист! У тебя глаза есть? Это тебе ни о чем не говорит?
  - Погодите, вы о чем?.. - шанс вернуть происходящее в границы разумного стремительно таял.
   Тетя Люся хотела ответить, но Артемьев посмотрел сердито.
  - Цыц, Люсинда! Не надо, он не хотел...
  - Что не хотел?
  - Тебя во все это дело втравливать, Ингуша. Давай вот как поступим... Ты разрешишь мне покопаться в архивах отца? Может, я его рукопись сумею найти или наброски к ней. Глядишь, и пойму, как он этот фокус провернул.
   - Конечно, дядь Леш, так будет даже лучше, - Инга вздохнула и поставила опрыскиватель на место. - Ладно, пойду я, извините за беспокойство.
   - Тебе надо туда поехать, - буркнула ей в спину тетя Люся.
   - Куда? - Инга отпустила дверную ручку и изумленно уставилась на Люсинду. - В Китай?!
   - Угу.
   - Зачем?
   - Ну как зачем? - Люсинда показала на окно. - Зовет ведь...
  
  ***
  
  Дорога в тысячу ли начинается с одного шага.
  Спустя четыре месяца Инга торчала где-то посреди Кунлуньских гор, на выступе, с которого "виден конец каскада". В каскаде плясал каяк инструктора, отправившегося на разведку.
  Отсюда с высоты, оранжевый лепесток казался таким крошечным на фоне отвесных скал. Вот он на мгновение задержался на гребне очередной волны, и тут же ухнул вниз, исчез в бешеном круговороте воды и пены. Инга затаила дыхание, отсчитывая секунды. Двадцать один. Двадцать два... двадцать пять... Вынырнул.
  Несмотря на дикий холод, Инга была рада передышке. У нее болело все: голова, мыщцы, кости и, кажется, сердце. Хотелось лечь и больше никогда не двигаться.
  
  Дорога в тысячу ли начинается с одного
  шага, - гласит пословица. Жалко, что от него
  не зависит дорога обратно, превосходящая многократно
  тысячу ли. Особенно отсчитывая от "о" .
  
  В первый день похода она надеялась во время сплава ухватить взглядом на берегу яркую точку спасжилета или клочок палатки. В душе трепыхалась глупая надежда, что отец выжил. Например, смог укрыться в пещере. Вода есть, кустики какие-то с ягодками растут. Наверняка мелкие животные встречаются. Пусть один шанс на миллион, но вдруг... Даже если предположить страшное, что ему пришлось питаться останками своих товарищей... Инга смотрела по сторонам, забывая выполнять команды.
  - Не крути головой! - орал Горец. - Греби! Не видишь, нас лагом несет?
  Стремительно надвигалась гранитная стена, словно скала вознамерилась рухнуть и утащить их за собой в ледяную могилу. Инга взвизгнула, оказавшись по уши в воде, и едва не захлебнулась.
  - Упрись веслом! Давай! ќ- кричал сквозь рев воды Горец и яростно ругался.
  Инга наугад ткнула в сторону веслом, навалилась всем телом...
  - Давай! Еще! Еще!
  И вдруг солнце вновь заиграло меж ресниц.
  Уф-ф-ф, пронесло!
  Перед отбоем Горец тронул ее за руку:
  - Поговорить надо, ќ- буркнул он и отвел ее за круг света от костра. Инга, слегка опьяневшая от выпитого спирта, горячего ужина и собственной сегодняшней храбрости, приготовилась слушать неуклюжие комплименты неотесанного инструктора...
  - Будешь ворон считать, кильнешь нас, - жестко сказал Горец.
  - Что?
  - Что-что... Перевернешь кат и ага... Это хоть и отдых, но активный, поэтому нужно сосредоточиться и грести, а не любоваться красотами. Понятно? В следующий раз, в случае неправильного выполнения команды или недостаточно быстрой реакции, буду бить веслом по чему попало.
  Мужчины не позволяли себе так с ней разговаривать где-то с третьего класса. Инга не нашлась, что ответить.
  - А...
  - А для этого турью каски и выдаются.
  Понижать голос Егор не считал нужным, и разговор слышали все, сидевшие у костра. Герман потом шепотом устроил партнеру выволочку.
  - Клиент должен остаться доволен, - шипел он. - Хочет смотреть на красоты, пусть смотрит. Имеет право, за это они и платили. Твое дело сделать все, чтобы им понравилось.
  - Знаешь что, Гермоген, развлекать - это, скорее, по твоей части.. А моя задача вытащить их отсюда живыми. Маршрут для новичков сложнейший, и она головой должна работать, а не глазеть по сторонам.
  - Да что ты как с цепи сорвался? Нельзя то же самое сказать по-другому?!
  - Нельзя.
  - Почему?
  - Потому что по-другому они не понимают. И вообще, терпеть не могу жонглировать словами.
  - Бирюк! Вот поэтому женщины тебя не любят. Злой ты, и прямой, как палка, Гор. Кому это понравится?
  - Я не червонец, чтобы всем нравиться.
  На следующий день Горец рассекал в каяке в гордом одиночестве, а слева от Инги сидел Герман.
  А спустя несколько дней она не чувствовала ничего, кроме опустошения. Пришло тяжкое осознание - в одиночку отец не мог бы здесь выжить, даже если бы нашел убежище. Но тогда как? Как он донес до нее свое послание сквозь тысячи километров?!
  
  Одна ли тысяча ли, две ли тысячи ли -
  тысяча означает, что ты сейчас вдали
  от родимого крова, и зараза бессмысленности со слова
  перекидывается на цифры; особенно на нули.
  
  
  ***
  Отблескивая на солнце, замелькали лопасти весел. Левушка резво защелкал камерой. Каяк поменял направление, ящерицей скользнул в щель между двумя огромными валунами, обошел торчащий посреди потока клык ...
  Ну, пройдем мы этот каскад, тоскливо подумала Инга, так вон еще сколько придется тащиться, чтобы выбраться отсюда. А папу так и не нашли.
  По расчетам Германа, руководителя группы, выходило, что до точки выброски идти еще дня три. А может и все четыре. Все зависело от сложности предстоящих порогов. Горец с Германом без конца сверялись с электронным навигатором, просматривали проекции русла реки, что-то просчитывали и вымеряли.
   Интересно, от человека здесь хоть что-нибудь зависит? А то Горец так "пальцы гнет", а посмотришь - его вместе с каяком несет течением куда придется.
   Инга отвернулась. Подумаешь, порог шестой категории сложности . Горцу просто хочется потешить раздутое самомнение. Только она в его фанатки не записывалась. Очень нужно!
   -- Хорошо идет, - пробормотал рядом Герман.
   - Красиво, - согласился Семен.
   -- Нет, это все прекрасно, - тут же встрял Левушка, не отрываясь от камеры. - Но, по-моему, на такое решиться может или безрассудно смелый, или ну абсолютно глупый человек. То, что друг наш экстремальненький там прошел, это понятно, тем более, он на такой... м-м-м... компактной лодке плывет. Но я интересуюсь знать: каким образом мы там пройдем? Наши... м-м-м... каты вон в ту, к примеру, узость не пролезут!
   -- По правому берегу пойдем, - не отрывая взгляда от пляшущего на волнах каяка, сказал Герман. - До середины каскада. Потом налево. Егор же все на пальцах показал...
  Где он показал? Когда?
  - А это не опасно? - спросил Семен.
  Герман не ответил, бросился к самому краю и со свистом выдохнул сквозь зубы:
  - Ох, черт! Куда ты лезешь? Черт бы тебя побрал с твоим киллерским духом! Лева, ты снимаешь?..
   Фотограф кивнул, ни на секунду не отрываясь от камеры.
   Каяк на несколько секунд задержался посреди реки, будто раздумывая, а потом решительно повернул направо, туда, где поток сливался в сплошную череду валов, завихрений и страшно вспухающих подводных гейзеров.
   -- Пижон, -- проворчал Герман, и Инга не поняла, чего больше в его голосе - восхищения, зависти или злости. -- Чертов пижон! Думает, у него девять жизней?
  До конца каскада оставалось совсем немного. Сейчас он доплывет и скажет, что теперь наша очередь, тоскливо подумала Инга. Не хочу! Руки болят. И колени, мои бедные колени... Кто придумал эту пытку - сидеть целый день с упором на колени?! А еще мне мокро, холодно, и страшно. К черту эту реку! И Горца с его каскадами! К черту!
   Она зажмурилась, не пуская наружу подступившие слезы.
   -- Ну, давай же! - яростно крикнул Герман.
  Инга открыла глаза, несколько раз моргнула. Оранжевой запятой нигде не было. Прошел?
  Она вопросительно оглянулась на руководителя маршрута и почувствовала, как в груди сжимается ледяной скользкий комок. Герман, козырьком приставив ладонь ко лбу, напряженно вглядывался в беснующуюся воду. На переносице у него залегла глубокая складка, и скулы торчали непривычно остро.
  - Ребята, с ним же все будет океюшки? Да? - заволновался Левушка.
  Ему никто не ответил. Инга тоже уставилась вниз. "Я не считала, - беспомощно подумала она. - Я не видела, как он скрылся под водой и не начала считать. Сколько прошло? Пять секунд? Десять?"
   -- Где он? - хрипло спросил Семен. - Ты его видишь?
   Герман оскалился и вдруг сорвался с места, побежал вниз по осыпи, туда, где были привязаны их катамараны. На бегу обернулся, махнул рукой непонятно кому:
   -- Давай!
   -- Нет, как хотите, а я туда не полезу! -- с надрывом крикнул Левушка. -- Я жить хочу!
   Герман полоснул его бешеным взглядом.
   Он собирается пойти следом, поняла Инга. Горца еще можно спасти. Надо за ним, но на катамаране нельзя плыть в одиночку. Что-то темное первобытное внутри нее - может, инстинкт самосохранения -- не давало сделать шаг. Будто во сне Инга видела, как мимо пробежал Семен, догоняя Германа. Рядом причитал Левушка.
  Река внизу все так же бесилась.
  Оранжевого веретена не было.
  
   Следующие несколько часов превратились в череду стоп-кадров, выхваченных из течения реальности взбесившимся стробоскопом.
   ...Левушка висит на плече у Семена и, захлебываясь, вопит, что ни за какие коврижки не отпустит его на верную смерть. Дежнев молча и целеустремленно прет вниз по склону, будто не замечая любовника...
   ...Герман отвязывает катамаран -- дрожащие пальцы то и дело упускают мокрую веревку -- матерится сквозь зубы, бросает сердитые взгляды на "неразлучников". Потом вдруг выпрямляется и отчаянно пинает гладкий, серый баллон. Раз, другой, третий. Хватает вытянутый яркий мешок -- смешно называющийся "морковка" , вспоминает Инга -- бросает второй такой же Семену. И устремляется обратно, вверх...
   ...Они все бестолково бегут, перепрыгивая через камни, с трудом удерживая равновесие на крутом склоне. Герман с Семеном впереди. Инга смотрит в их спины, механически переставляя ноги: раз-два, раз-два... Левушка что-то тараторит за ее левым плечом, но слов не разобрать -- воздух с надсадным хрипом вырывается из легких, заглушая все. Каждый вдох кажется последним, горло все туже стягивает невидимая удавка. Предательская осыпь скользит под ногой. Инга падает. Боль прошивает ее навылет -- от левого бедра до правого плеча...
   ...Никого нет. Инга ковыляет, цепляясь разбитыми в кровь пальцами за что придется. Тропинка делает поворот, еще один, и вдруг Инга видит мужчин. Далеко внизу, у самой кромки беснующейся воды, суетятся три микроскопические фигурки в ярких квадратиках спасжилетов. Неужели нашли, думает Инга, и сразу же, без паузы: сволочь, какая же сволочь, во что ты нас втянул?! Она не понимает, к кому относится эта мысль: к отцу, Горцу или некой обезличенной высшей силе. Но почему-то заключенная в ней злость придает силы. И она снова и снова повторяет: "Сволочь! Сволочь! Сволочь!" пока слово не обессмысливается и не превращается в мантру, бьющуюся в пустоте черепной коробки в такт шагам...
  
   -- Надо возвращаться, -- негромко сказал Семен.
   Герман сжал кулаки.
   -- Да ты!..
   -- Темнеет, -- терпеливо пояснил Дежнев. -- У нас вещи там. И вообще. В темноте смысла нет. Еще кто-нибудь свалится в реку, завтра будем двоих искать.
  Герман нахмурился, открыл рот, собираясь что-то сказать. Закрыл. И с явным усилием кивнул.
   Левушка облегченно выдохнул:
   -- Ну вот и ладушки. Завтра с утречка прямо, со свежими силами... Погоди, Сема, а-а-а... ты кого имел в виду? Хочешь сказать, что я или Ингушка... Не думал, что ты такой...
   Задохнувшись от возмущения он надулся и демонстративно пошел вверх по тропе. Семен вздохнул и спросил:
   -- Думаешь, еще есть шанс, что он... -- он сглотнул и все-таки договорил, умоляюще глядя на руководителя экспедиции: -- Что он жив?
   - Шанс всегда есть, - пожал плечами Герман. И отвел глаза.
   Обратный путь показался Инге бесконечным. Подстегиваемые выплеснувшимся в кровь адреналином, они умудрились уйти далеко за конец каскада. К тому же сгустились сумерки, а путешествие по горным склонам в полумраке -- не самое приятное занятие. Когда внизу мелькнули серебристые вытянутые тела катамаранов, Инга не закричала от радости только потому, что на это не было сил.
   В угрюмом молчании они добрели до своих суденышек. Перетаскали наверх, на более-менее ровную площадку, рюкзаки. Пока мужчины ставили палатки, Инга начала готовить вечернюю пайку.
  Синий огонек газовой горелки шипел и дергался, вода никак не хотела закипать, а серо-коричневые кубики сублимированного мяса вызывали тошноту. Желудок скрутило болезненным узлом, от которого слабели ноги и дрожали пальцы. Но она справилась. Когда из темноты вынырнул Герман, ослепив ее лучом налобного фонарика, в большом котелке пыхтела гречка, а маленький распространял терпкий аромат крепкого чая.
   Ужин прошел в тишине, лишь изредка прерываемой короткими будничными фразами: "Соль передай, пожалуйста" -- "Кому добавки?" -- "Спасибо, очень вкусно"... В самом начале унылой трапезы Герман разлил по железным кружкам спирт и яростно выругался, когда Левушка дернулся выпить свою порцию не чокаясь. Ни к еде, ни к спирту Инга даже не прикоснулась. Кусок в горло не лез. Только чаю хлебнула, чтобы согреться.
   Потом она долго лежала без сна в своей палатке, похожей на кокон гигантской гусеницы. Нервы были взвинчены до предела.
  Полотняный купол палатки трепыхался, по нему гуляли диковатые, изломанные тени. Неподалеку вполголоса привычно ссорились "неразлучники". Левушка упрекал друга в том, что тот совсем о нем не заботится, что он бросил несчастного Левушку одного посреди этой глуши, ради гида, который довыпендривался и, вообще, сам виноват. А еще говорил, что если бы бесчувственный Дежнев хоть немного любил его, то немедленно отвез бы его домой, вместо того, чтобы искать труп. Семен оправдывался и успокаивающе гудел в ответ.
  С другой стороны доносился богатырский храп Германа. Вот уж у кого железные нервы, думала она. Полкотелка каши выжрал, заполировал сверху кружкой разведенного спирта, и хоть бы хны. Как можно спать, когда твой друг где-то там?
  Она снова вспомнила апельсиновую корку каяка, которую швыряло кипящим потоком. Представилось худощавое тело Горца, выброшенное на камни, безвольное и изломанное, словно тряпичная кукла. Но вместо небритой физиономии, окруженной копной непослушных соломенных волос, отчего-то всплывало в памяти лицо отца. Неужели и с ним такое случилось... Невозможно представить, что его больше нет. Совсем нет. Нигде!
  В горле и груди сжало так, что вздохнуть больно. Ужасно хотелось, чтобы кто-то большой и сильный обнял или хотя бы подержал за руку.
  Я больше никогда не смогу заснуть, подумала Инга отрешенно. И отключилась.
  
  ***
   - У меня работа, Нюшка, - заявил Санька, когда она продемонстировала надпись из воды. - И вообще... Слушай, давай попа позовем, а?
   - На фига? - не поняла Инга.
   - Квартиру освятить. Или что там попы делают? Пусть это... экзорцизмом займется, прогонит злого духа, так сказать.
   - Сам ты злой дух, - обиделась Инга. - Это, между прочим, мой папа!
   Санька демонстративно приложил ладно ей ко лбу.
   - М-да, ежа надо спасать. Он долго не протянет.
  Инга недовольно дернула головой, стряхивая его руку. Молчел вздохнул:
   - Елки-иголки! Какой папа, Нюш? Ты знаешь, я твоего отца всегда уважал, но... Его больше нет. Пора уже с этим смириться и жить дальше. Может все эти... - он помахал руками перед лицом. - Явления эти... Может, ты сама их и провоцируешь.
   - Что-о?!
   - А то! - бредовая идея явно понравилась ее автору. - Ты скучаешь по отцу и, сама того не желая, искажаешь энергоинформационное поле и моделируешь...
   - Надписи из воды? - саркастически спросила Инга.
  - Не хочешь попа, давай позовем голотерапевта.
  - И этот туда же. Ты сам-то здоров, Сань? Короче, не хочешь мне помогать - без сопливых обойдемся!
   - Елки-иголки! Ну почему сразу не хочу, - заюлил он. - Как раз таки, наоборот. Я только сказал, что не могу вот так все бросить и рвануть неизвестно куда непонятно зачем.
   Инга обиделась. Выставила его за дверь, решив, что пора уже ставить точку. На следующий вечер Санька взял квартиру приступом. Притащил цветов, корзину с шоколадом, вином и прочими глупостями. Бил себя пяткой в грудь, чистосердечно раскаиваясь в содеянном и умоляя о смягчении приговора. И когда она дала слабину, заявил:
  - Я знаю, кто может нам помочь!
   Инга хмыкнула. Нам? Ну-ну...
   - Неразлучники! - гордо объявил Санька, не замечая ее скептицизма.
   - С чего это? - фыркнула Инга.
  - У них знаешь, сколько знакомых? Посоветуемся с умными людьми.
   - Да о чем с ними советоваться?
  - Как о чем? Мы же в Китай едем искать твоего отца.
  - Мы?
  - Нюшка, я все решил! Это серьезное мероприятие, так что даже и не пытайся возражать. Сейчас я им звякну и...
  Пока Санька тыкал в экран мобильника, Инга, страдальчески морщась, рассматривала подживающие кошачьи царапины на бедре. Ну почему она такая невезучая? Вечно с ней что-нибудь случается! То в лифте застрянет, то но равном месте рухнет, запутавшись в собственных ногах. Если в метро едет, так обязательно в ее вагоне свет выключится. М-да... Именно во глубину китайских руд и переться с такой кармой!
   - Все! - объявил Санька, захлопывая мобильник.
   - Что все?
   - Они сейчас подъедут.
   - Сдурел? На фига они мне тут сдались?!
   - Какое тяжёлое у тебя настроение - никак не поднять! Просто кол с минусом ему за поведение! Ну, что ты в самом деле, Нюшка. Сядем, потрещим за рюмкой чая...
   Кретин, устало подумала Инга. Только сладкой парочки мне сейчас и не хватает для полного счастья! Но заставить Саньку перезвонить и отменить встречу нереально, это она знала по собственному опыту. Так что пришлось отдирать измученное тельце от дивана и срочно приводить себя в божеский вид - жили неразлучники в пяти минутах езды.
  
  - Круто! - восхищенно выдохнул Левушка, просматривая только что отснятые кадры.
   - Что круто? Ничего крутого не вижу! - ощетинилась Инга.
   Чувствовать себя гибридом дрессированного медведя с великим фокусником прошлого Гарри Гудини ей порядком надоело. Идиотская водяная надпись не вызывала уже ничего, кроме раздражения. И вообще - глупо все это! Как в третьесортном голливудском ужастике - загадочные буквы, сгущающаяся опасность... Чушь собачья.
   Инга с грохотом швырнула в ванную распылитель душа, из которого минуту назад поливала кафель, создавая на стене обращение неизвестно от кого.
   - Слушай, а если на пол плеснуть? - с любопытством спросил Левушка. - Ну просто - взять и из кружки шмякнуть.
   Инга молча притащила из кухни бокал, налила воды и выплеснула на линолеум в коридоре.
   "КАПА"
   - Кру-у-у-уто... - опять поразился Левушка и снова принялся щелкать навороченной камерой. - А если...
   - Лео, хватит, - пробасил Семен. - Не видишь, что ли - ей не нравится.
   Инга испытала короткий, но острый приступ благодарности - впервые с начала всей этой фигни (по-другому и не скажешь!) кто-то отнесся к ней с сочувствием. Она даже не обратила внимания на некультурное именование себя в третьем лице. Но низкорослый вертлявый Левушка не желал сдаваться просто так.
   - Сема, ты не врубаешься в тему! - пафосно заявил он. - Мы стали свидетелями реально необъяснимого явления! Ты сколько лет про всяких барабашек пишешь?
   - Много, - угрюмо отозвался Семен и бросил на Ингу извиняющийся взгляд - мол, что возьмешь с дурачка...
   - Вот! - Левушка воздел кверху палец с наманикюреным ногтем и спросил: - А хоть раз было, чтобы ты описывал то, что на самом деле не имело объяснения? Нет! Потому что... Э-э-э... Не знаю почему.
   - Потому что нет ничего необъяснимого, есть необъясненное.
   Фотограф его проигнорировал и повернулся к Инге:
  - Так где он, говоришь, погиб?
   - Пропал, - подсказал тактичный Семен и постучал пальцем по лбу. - Доказательств гибели нет.
   Инга вздохнула:
   - Они пошли на Аркатагский хребет, - и зачем-то пояснила: - Папа искал астероид какой-то. В районе реки... Не помню как называется.
   - Интересненько. Короче, столкнувшись с реально нереальными силами, мы просто обязаны тщательнейшим образом изучить природу данного явления! Всесторонне, так сказать, обследовать...
   - Зачем? - перебила Инга.
   - А? - растерялся Левушка. - Что - зачем?
   - Изучить зачем? Нобелевку хочешь получить, Подольский? Как первооткрыватель великого духа воды?
   - Ну, нобелевку не нобелевку, а что-нибудь с этого поиметь можно. И потом - чтобы свести тебя с нужным человеком, мне сначала надо подготовить теоретическую базу. А то человек начнет вопросы задавать, а я ни в зуб ногой. Некрасиво получится, несолидненько...
   - Ладно, изучай, - смирилась Инга.
   Спустя сорок минут она печально обозрела загаженную ванную.
   - Ладно, пожалуй, материала достаточно, - смилостивился Левушка. Бросил осторожный взгляд на Ингу и быстро добавил: - Сема, прибери тут, океюшки?
  
  Инга всегда недоумевала, почему Дежнев, самодостаточный и зрелый человек, позволяет собой помыкать. Знала она его еще с университета, а вот подружились, когда он взял ее на работу. Журналистскую карьеру Сема начал еще студентом. Сначала писал для мужского глянца, через полтора года возглавил в том же журнале службу специальных проектов. Вскоре после окончания универа его пригласили работать на ведущий телеканал. Года три Дежнев подвизался редактором нескольких развлекательных программ, потом перешел в политические. Занимал не последний пост в предвыборном штабе известного политика, бывшего кандидатом в президенты. Ему прочили блестящую карьеру. А потом руководство канала узнало о его личной жизни. Конечно, Сема никогда свои предпочтения не скрывал, но и не афишировал. Официально его уволить не могли, но настоятельно предложили публично покаяться в грехах молодости и по возможности "предъявить бабу". Инга предложила подыграть и даже при необходимости оформить фиктивный брак. Сема растрогался, пустил скупую мужскую слезу на ее плече. Сказал, что ценит ее отношение, и не задумываясь предложил бы ей руку и сердце, но лгать не станет даже ради карьеры. Закончилось тем, что он написал заявление по собственному желанию.
  Через месяц Сема окончательно пришел в себя и устроился на развлекательный канал, где труба пониже и дым пожиже, зато никому нет дела до того, кто с кем спит.
  Сема был чрезвычайно эрудированным, но никогда не грузил своими знаниями. Пару лет назад он привел в их компанию Левушку Подольского, которого подобрал где-то в юго-восточной Азии, во время одной из многочисленных командировок. Носился с болтливым фотографом, как с писаной торбой. Благодаря Дежневу, Левушка прочно обосновался в северной столице, обзавелся модным прикидом и кучей полезных знакомств. Впрочем, он умел очаровывать людей своей непосредственностью и харизмой. Даже Семина мама приняла его, не зная, что мелкий тиран и деспот изводит ее сына беспричинными вспышками раздражительности и бесконечными капризами. Семен тактично молчал и никогда не жаловался, хотя Инга знала, чего это ему стоит. За два года непростых отношений Сема утратил остатки некогда роскошной шевелюры и обрился наголо. Как-то раз Инга не утерпела и откровенно спросила друга, как он все это выносит. Тот смущенно улыбнулся.
  - Знаешь, говорят, таланту можно все простить, не?
  Инга фыркнула:
  - Тоже мне талант. Подумаешь, пара мелких фотовыставок и несколько публикаций в глянце. Да и то благодаря твоим связям.
  - Это вопрос времени и удачи. Просто его еще не заметили, - мягко сказал Дежнев и закрыл тему.
  
  Пока невозмутимый Семен смывал следы экспериментов, Левушка прочно утвердился на табуретке посреди кухни и принялся вещать:
   - Итак, что мы имеем с гуся? Загадочная надписеобразовательная сила действует везде. По всей квартире, на лестничной клетке и даже на улице. Проводить дальнейшие эксперименты по изучению дальности действия силы, ввиду позднего времени, считаю неразумным, так что...
   - Я же говорила, что у дяди Леши все тоже прекрасно получалось! - не выдержал Инга.
   Подольский взглядом выразил свое отношение к тем, кто перебивает оратора, и продолжил:
   - Во-вторых. Фокус работает только с водой. Попытки создания надписи посредством томатного сока, чая, кофе и... Что там в кастрюльке было?
   - Борщ, - подсказал Санька.
   - Ага. И борща успехом не увенчались. Причем! Вода тоже подходит не всякая. Газированная и кипяченая образует обычные лужи. Таким образом, можно придти к выводу, что...
   - Что? - нетерпеливо спросил Санька. - Чего замолчал?
   В дверях кухни возник Семен, неторопливо вытирающий руки полотенцем.
   - Инга, там телефон надрывается.
   - Что?.. Ой, спасибо, Сема.
   - Ингуша, - раздался в трубке голос Артемьева. - Рукопись я обнаружил. Плюс мемуары, может, они тебя тоже заинтересуют. Скину на ящик. Если тебе еще что-то нужно...
   - Спасибо, дядь Леш. А материалов по экспедиции там случайно не было?
   - Были... - он осекся и добавил после паузы: - Инга, ты что же, серьезно в Китай собралась?
   - Да не то чтобы... Просто хотелось бы во всем разобраться.
   - Даже не вздумай, и Люсинду мою не слушай!
   - Дядь Леш! У меня тут народ сидит... В общем, если что, я могу на вас рассчитывать?
   - Конечно, Ингуша, - вздохнул Артемьев. - Конечно.
   На кухне кипел ожесточенный спор. Левушка и Санька, красные и взъерошенные, орали и размахивали руками. Семен, стоя к ним спиной, домывал последнюю тарелку. Инге стало неловко.
   - Сема, ну, зачем ты?
   - Да мне не трудно. Я люблю, когда в доме порядок, - пробасил он и, убрав тарелку в сушилку над раковиной, тщательно протер кухонную столешницу.
   Спорщики продолжали орать.
   - Очень просто объяснение, дубина! При кипячении в воде разрушается кристаллическая структура! Именно поэтому кипяченая вода - "мертвая"! - Левушка пристукнул кулаком по столу.
   - Сам дубина! - выкрикнул Санька. - А сырая вода, по-твоему, живая? Елки-иголки! Давай, экспериментатор, набери в бутылку, и поехали в ближайший морг. Я устрою. Сбрызнем пару покойничков, сотворим чудо! Что, слабо?!
  Инга вздрогнула. Рассказать им о папиных гипотезах или не стоит?
   - Только полные идиоты все и всегда понимают буквально! - отрезал Левушка. - Ты вообще когда-нибудь слышал про четвертое агрегатное состояние воды? Ну конечно, это тебе не похабень с балалайками. Ну так спроси у Семы, он тебя просветит.
  - А может дело не в кипятке с газировкой и не в борще с соком, а в тебе? Если ты напряжешь свой микроскопический мозг... или хотя бы мозжечок, за неимением другого органоида, способного думать внутри черепушки...
   - Да ты... - Левушка стремительно побледнел.
  - Давай, луноход, подходи! Сейчас ты узнаешь, что такое боевой кролик в действии!
  Левушка вскочил и принял замысловатую позу, которую, видимо, считал оборонительной стойкой.
   - А ну-ка, прекратили базар! Брэк! - Инга ловко вклинилась между скандалистами. - Сели все на места и успокоились. А ты чего молчишь? Не мог их остановить?
   Семен усмехнулся - мол, пусть резвятся детишки.
   - Слу-у-ушай, - протянул Левушка. - А может Санька прав, и надо было вместе с тобой экспериментировать? Повторим?
  - Ну уж нет! Хватит с меня, наигралась. Давай мне координаты твоего человека и... спокойной ночи!
   - Хм... Это... Тут такое дело... - неожиданно заюлил "экспериментатор".
   - Что?
   - Ну, в общем... Как бы тебе сказать...
   - Ты что - все наврал? - с ужасом спросила Инга, понимая, что сейчас кого-то убьет.
   - Ну что ты сразу, Ингушка... Зачем так... Я, действительно, хотел разобраться. Возможно, по ходу могли появиться какие-то...
   - Скотина ты, Левушка! Катись отсюда! - голос опасно зазвенел, и Инге пришлось отвернуться - не хватало еще рассопливиться перед этим клоуном!
   - Жжентельмены! - зашипел Санька, выпроваживая гостей из кухни. - В самом деле, поздно уже и... И говоря откровенно, свинья ты, Лев, порядочная!
   - Это я просто выгляжу, как свинья, а в душе я - бабочка.
  - Тигры бабочек не едят! - радостно заорал Санька и, тут же забыв обо всех разногласиях, с чувством пожал Левушке руку.
  Боже, еще один смешугликофил?
   - Инга, - позвал Семен.
   - Что? - не поворачиваясь, спросила она. Совсем у людей совести нет!
   - Я знаю, кто может помочь... Ну, в смысле, организовать поездку...
   - Что?!
   Она все-таки повернулась и уставилась на смущенного Семена с надеждой и недоверием.
   - Только тут такое дело... - опуская глаза, протянул тот.
  - Какое?
   - Он... Как бы это... Деловар. У него компания, которая организует экстремальные туры. Параллельно антиквариатом вроде занимается и еще чем-то. Ну и знается со всякими такими людьми...
   - С какими?! - нервно спросила Инга. - С бандитами, что ли? С уголовниками?
   - Не, ну почему сразу с уголовниками. С экстремалами, с черными копателями да мало ли. Он вообще половину Питера знает.
   - Ну и? - Санька ткнул замолчавшего Семена в бок.
   - Он может помочь, но вряд ли на такое согласится.
   Инга махнула рукой:
   - Ладно, мальчики. И правда, поздно уже... Спасибо, Сема, что хоть попытался.
   - Эй! - Левушка ловко проскочил мимо стоящего в дверях Саньки и, приплясывая от возбуждения, затараторил: - Ты Вайса имел в виду? Того самого, что пробил тебе доступ в Фукусимскую Зону?
   - Его.
  - Это же то, что надо! Что ж ты раньше не сказал, друг мой молчаливый?! Сейчас мы ему звякнем, и все будет в шоколаде.
   - Левушка, - устало сказала Инга, - тебе же русским языком сказали - он на это не согласится.
   - А зачем на это? Надо подкинуть человечку то, что он хочет! Помахать морковкой перед носом.
   - В каком смысле?
   - В прямом. Он, конечно, тип, склонный к авантюрам, но Сема прав, в такое мутное дело, как поиск пропавшего ученого, не впишется. Надо его как-то заинтересовать и желательно материально, - Левушка скривил рожу и уставился в потолок, прикидывая варианты.
  Поправляя галстук, Санька, солидно сказал:
   - Само собой. В этом плане можешь рассчитывать на меня, Нюшка.
   - Спасибо, конечно, но...
  - Придумал! - радостно воскликнул Левушка. - Пусть Вайс ищет сокровища.
   - Какие сокровища? - окончательно растерялась Инга. - Зачем нам сокровища?
   - Ну, не знаю как тебе, а мне бы пригодились, - ухмыльнулся Подольский и тут же посерьезнел. - Все просто. Не будем посвящать его в истинные мотивы нашего путешествия. Вообще про твоего отца рассказывать не будем. Что он там искал?
   - Обломки астероида или планетоида, который столкнулся с Землей, - Инга поморщилась -- звучит ужасно глупо. Но Левушка даже глазом не моргнул.
   - Нет, это не прокатит. Чтобы Вайс купился, надо что-нибудь посущественнее. Скажем, что в тех краях спрятана сокровищница вымершей китайской династии Цинь.
   - Цинь-минь. Сказки какие-то, - отмахнулась Инга. - Если он специалист, сразу поймет, что это ерунда полная.
   - А мы реальную легенду сочиним! Сема же у меня ходячий гугл. У него таких историй воз и маленькая тележка. Что скажешь? Классненько? Сделаем все, как надо: с подтверждениями: картами, дневниками, свидетельствами очевидцев.
   Семен нежно сгреб его в охапку.
   - Каких очевидцев, Левушка? Сам сказал - династия вымершая.
   - Придумаешь что-нибудь, ты же у нас голова. Главное -- сочини, а уж уболтать я его сумею.
  Инга фыркнула:
  - Разве нормальный человек в такое поверит?
   - Нормальный, конечно, не поверит, - задумчиво сказал Семен. - Но... я бы не стал утверждать, что Герман с Егором - нормальные...
  
  ***
   Во сне Инга снова и снова наблюдала за прыгающей по волнам оранжевой скорлупкой. И каждый раз, стоило на секунду отвести взгляд, каяк исчезал. Инга выныривала из сна в зыбкую ночную реальность -- тоскливые крики неизвестных птиц в вышине, далекий шум реки, храп Германа -- и снова проваливалась в сон, успев поклясться, что уж теперь-то ни на мгновение не оторвет глаз от пластиковой скорлупки. И снова отвлекалась в самый ответственный момент.
   Когда серый рассвет неуверенно осветил внутренности палатки сквозь тонкую ткань, Инга поняла, что больше не вынесет этой пытки. С трудом выпуталась из спальника и на четвереньках выползла наружу. Встать в полный рост удалось только в три приема. Все тело ныло как подточенный кариесом зуб, колени отчаянно хрустели, а в глаза точно песку насыпали.
   Спустилась к реке, цепляясь за что придется, и все-таки дважды упав. Поплескала в лицо ледяной прозрачной водой. Поняла, что забыла взять умывальные принадлежности и чтобы почистить зубы, нужно проделать весь этот путь наверх, а потом опять вниз.
   "Надо, надо умываться по утрам и вечерам", -- пробормотала Инга. С надеждой глянула в сторону лагеря -- вдруг кто-нибудь из мужчин как раз собирается спускаться и сможет захватить ее "мыльное"? Как бы не так.
   Она тяжело вздохнула, опускаясь на гладкий, обточенный водой валун у самого потока. Папа-папа... Неужели твоя вера в чудесные свойства обыкновенной воды оправдывает все жертвы? Егор уже шестой, кто не вернется с этих мрачных берегов.
   Стоп, оборвала себя Инга. Еще не все потеряно. Герман считает, надежда есть. Как раз во время последнего перехода, перед этим злополучным каскадом, он рассказывал о группе русских, сплавлявшихся в этих же местах, только по другой речке. Выжили двое из всей команды. И нашли их... через неделю, кажется. Или через месяц. Неважно. Главное, что нашли и, причем, живых, только слегка похудевших. Ну, или не слегка...
   Мда, Горцу худеть некуда, с мрачной иронией подумала Инга. Пока толстый сохнет, худой сдохнет, как говорится. Тьфу! Да что за слова-то в голову лезут! Все, хватит рассиживаться, надо завтрак готовить. Мужчины скоро проснутся.
  
   Комковатую переслащенную овсянку сжевали молча. Запили слишком крепким чаем. С самого начала похода так сложилось, что готовку оставили за ней, хотя она и дома-то не слишком часто подходила к плите. Мужчины ставили лагерь, таскали воду, натягивали веревки, на которые потом развешивали вещи сушиться, и ждали, что она приготовит горячий ужин. Инга же, сдирая с себя мокрый гидрокостюм, думала, что и пальцем двинуть не сможет, не то что готовить ужин на толпу голодных мужиков. Только кого это интересовало? Шовинисты! А, собственно говоря, почему она?! Что за патриархальные гендерные стереотипы?
  В первый вечер Горец, закончив с делами, распаковал гитару и лениво перебирал струны, глядя, как Инга мыкается с горелкой и котелками. Хмыкнул презрительно и пропел на мотив песни из старого фильма про декабристов:
  
  Зажав в руке половник с миской,
  Ты смотришь преданно в глаза.
  На завтрак будет только каша,
  На ужин - только колбаса.
  С котла потянет сизым дымом,
  Его на углях повело.
  Не доверяйте деве юной
  Вы в этой жизни ничего.
  
  И еще раз издевательски:
  
  Не доверяйте де-е-еве ю-ю-ю-юной
  Вы в этой жизни ничего-о-о!
  
  После этого, как ни в чем не бывало, отложил гитару и взялся за горелку: "Сегодня пайку я приготовлю, жрать очень уж хочется. Но с завтрашнего дня будешь кашеварить сама. Учись".
  Но и в следующие дни он постоянно терся рядом, мешая непрошеными советами: "Хорош сахару уже! Водички еще плесни! Огонь-то убавь, не видишь, что ли?!" Инга огрызалась, но Егор в пререкания не вступал, пожимал плечами и сам доливал воды, помешивал, пробовал, что-то сыпал в котелок... И каша всегда получалась в меру сладкой и без комков, а мерзкое сублимированное мясо становилось похоже на настоящую говядину. Еда не пригорала и доваривалась, а добавки было всегда вдоволь.
  Инга впихнула в себя еще пару ложек овсянки, понимая, что если она не поест, то дальше идти не сможет.
   -- Если мы выживем, нам будет все нипочем! -- наиграно-бодро вдруг заявил Левушка.
  -- Не каркай, -- буркнул Герман, пристально изучая размазанные по миске остатки каши.
  Левушка моментально надулся:
   -- Сема, что они все ко мне придираются? Я просто хотел слегка разрядить обстановку! Могу я вздохнуть спокойненько, раз уж наш угрюмый друг больше не...
   -- Заткнись! -- рявкнул Герман, вскакивая.
   Звонко брякнула о камни отлетевшая миска. Левушка испуганно съежился и попытался слиться с пейзажем.
   Герман постоял, тяжело дыша, сжимая и разжимая кулаки. Потом с видимым усилием взял себя в руки и опустился обратно на пенку. Жестко прищурился, вдруг став удивительно похожим на Горца, и заговорил, скупо роняя слова:
   -- Каскад нам не пройти. Будем обносить . Дальше пойдем аккуратно. Мы с Ингой первые, вы следом. Смотреть в оба.
   -- Хренушки! -- с отчаянной храбростью смертника вякнул Левушка из-за спины Семена. -- Меня туда, -- он ткнул пальцем в сторону реки, -- больше и под пистолетом не загонишь! Я, можно сказать, только жить начинаю!
   -- А что ты предлагаешь? -- окрысился руководитель похода. -- Я уже понял, что на Горца вам положить с прибором, но дальше-то что? Лечь на берег и ждать конца?
   Инга зачем-то подняла руку, как школьница на уроке, и неуверенно спросила:
   -- А телефон? У нас же был спутниковый телефон на крайний случай?
   Герман отвел глаза.
   -- Гор при себе все держал. В гермике. Вместе с документами.
   -- А если...
   -- Нет никаких если, -- оборвал он. -- По этой реке не ходят и искать нас никто не будет.
   -- Вернуться можно? -- спросил Семен.
   Герман покачал головой:
   -- Десять дней на маршруте... Триста километров. По таким горам, с барахлом, без снаряжения... Нереально.
   - А по берегу? - пискнул Левушка.
   - Много ты тут берегов видел? Да вы поймите, осталось-то -- раз плюнуть! Главное, этот каскад обойти. И еще пара-тройка переходов до выброски. Как два пальца об асфальт!
   Инга встрепенулась.
   - Погоди, как это до выброски? А пещера? Мы так не договаривались...
   Герман смерил ее тяжелым взглядом исподлобья. Да, она понимала, как это выглядит со стороны. Человек пропал, а бессердечная стерва вспоминает о каких-то глупых обязательствах. Только что же, выходит, все было напрасно? Месяцы ожиданий, боль, кровь, пот, слезы, лишения... Все зря? Что случилось с папиной экспедицией, они так и не узнали, и другого шанса уже не будет. Пусть считают ее чудовищем, бездушной тварью, но не спросить она не могла!
   Герман отвернулся и заговорил скучным протокольным тоном:
   - Вас предупреждали, что руководитель похода, то бишь я, имеет право прекращать движение по маршруту, изменять маршрут и график движения, возвращаться или поворачивать в ближайшие населенные пункты при резком ухудшении погоды, во время стихийных бедствий и при других обстоятельствах, делающих дальнейшее продвижение по маршруту опасным. Согласие на это вы дали в письменном виде. Сейчас именно такие обстоятельства, и дальнейший поиск пещеры я считаю нецелесообразным. Так что идем к точке выброски. Всем понятно?
   ― Я за, ― поддержал его Семен.
   -- Ага, -- заныл Левушка, -- а если там еще один этот... каскад? Или не один!
   -- Судя по картам, серьезных препятствий до конца маршрута больше нет, -- заверил Герман.
   -- По ка-а-артам... -- не унимался Левушка. -- Знаем мы эти карты! Да у тебя ее, наверное, вообще нет. Думаешь, я не слышал, как пару дней назад вы с Горцем обсуждали, что это река с блуждающим руслом, и она вообще не соответствует лоции.
   Инга переглянулась с Семой.
   - Это правда?
   Герман поднял руку и, не вдаваясь в подробности, отрезал:
  -- Вы знали, что река сложная и по ней мало кто ходил, но вас это не остановило. Все, минутка демократии закончена. Я теперь не только руководитель похода, но и гид-проводник в одном лице, и...
   Инга поднялась, собрала посуду и отправилась к реке. Был бы тут Санька, наверняка смог бы доказывать, что форсмажора никакого нет, и им полагается неустойка. Только, какой толк препираться? Герман прав -- теперь он за главного, ему и решать. И Левушка это понимает не хуже остальных. Просто страх сильнее разума. Так всех нас в трусов превращает мысль...
   Она разложила на камнях миски, ложки, кружки. Посидела, бездумно глядя на бегущую воду. И заплакала.
  
  ***
   Мокрая веревка дернулась как живая и выскользнула из рук.
   - Я же сказал: держи! - рявкнул Герман. Досадливо поморщился: - Ладно, проехали. Извини. Сядь вон на камушек, отдохни, я сам закончу.
   Инга послушно направилась к обломку скалы, валяющемуся на берегу. Села, принялась разглядывать ладони. Мозоли, подживающие и свежие ссадины, траурная кайма под ногтями... Зачем я здесь? Предки были хранителями тайны! Подумаешь! Тоже мне, тайна. Пара-тройка баек. У всех коренных питерцев есть такие семейные легенды. Как можно было поверить в тот бред, что несла тетя Люся и отправиться к черту на куличики?!
   Отчего-то, после того как Герман принял решение, ей стало легче. Делай что должно, и будь что будет, говорил папа. Вот и буду делать что должно, строго сказала себе Инга. Если верить Герману, осталось всего два перехода. Сегодняшний день можно уже вычеркивать, самое страшное - обнос порога - позади, ходу до стоянки, по словам Германа, не больше часа. А завтра вообще не о чем говорить - полдня и мы в точке выброски!
   - Ну что, всё забыли? - прервал ее размышления привычный окрик "адмирала". Она поперхнулась. Это был любимая присказка Горца. Он задавал этот вопрос, когда они собирались вставать на воду после очередной стоянки. На него следовало отвечать: "Ничего не взяли!", но сегодня все промолчали.
  - Стартуем, - пробурчал руководитель похода, сообразив, что дал маху. - Давайте, шевелитесь! Раньше сядем - раньше выйдем.
  
   На воде все оживились. Герман размеренно окунал весло, после каждого гребка делая странное обратное движение. Инга не сразу поняла, что таким образом он компенсирует ее слабое участие в поступательном движении их суденышка. На мгновение ей стало неловко, но... Солнце нежно гладило плечи и затылок, пронзительно-голубая вода легко несла яркие сдвоенные тела катамаранов, а главное - путешествие вплотную приблизилось к финалу! Можно расслабиться и получать удовольствие. Вон Левушка напевает себе под нос, да и на лице Семена расползается непривычная улыбка.
   Будто подслушав ее мысли, Герман мотнул головой в сторону "неразлучников", усмехнулся:
  - Втянулись твои подружки-то, а? Глядишь, сделаем из них настоящих водников еще!
  - Не успеем, - пожала плечами Инга.
  - Да ладно, - возразил Герман. - Знаешь, как Гор говорит: рано еще, ребята, сосать друг другу...
   Он запнулся, мотнул головой, точно отгоняя назойливую муху. Инга сочувственно вздохнула. "Друг, оставь покурить! - А в ответ тишина..." Она и сама никак не могла осознать, что Горца больше нет. Казалось, вот сейчас, за следующим поворотом, закачается у берега оранжевая капля, резанет по глазам отразившийся от мокрого весла солнечный блик и знакомый голос недовольно спросит: "Долго еще кота за яйца тянуть будем, господа тур-р-ристы?! Шевелите булками, если не собираетесь на воде ночевать!"
   Герман откашлялся и хрипло сказал, глядя в сторону:
  - Ты это... Смотри по сторонам.
  - Я смотрю.
  - Сейчас река успокоится маленько, наверняка улова будут. Только внимательно смотри, его могло... Ну, мало ли, под камни забить или еще что...
  - Я смотрю, - повторила Инга.
  
   Когда пришла первая телеграмма про отца, было такое же ощущение нереальности проходящего. Она выскакивала в коридор, едва заслышав чьи-то шаги на лестничной клетке; бросалась на телефонную трубку как сова на мышонка; каждый час бегала к почтовому ящику; вздрагивала, увидев в толпе сутулую мужскую фигуру в серой куртке. Поверить, что папы больше нет, Инга смогла лишь спустя несколько месяцев. Да и то, видимо, не до конца, раз ввязалась в эту авантюру.
  
   Некстати вспомнилась легенда о пещере, рассказанная жуликоватым проводником Тахиром. Исполнение желаний, злобная и ненасытная богиня Си Ван Му, путь на Ту Сторону Мира...
   М-да, подумала Инга, привычно находя подходящие к случаю строки. Я не знаю кому и зачем это нужно, кто послал их на смерть недрожащей рукой...
  - Что?
   Она дернулась от неожиданности, чуть не свалилась с катамарана и поняла, что произнесла последние слова вслух. Герман смотрел вопросительно.
  - Да так, - смутилась Инга. - Это просто... стихи такие.
  - А-а... Стихи дело хорошее, - рассеяно проговорил Герман, вновь принимаясь обшаривать глазами берег. - Я, правда, в стихах не очень-то... А вот на гитаре мы в юности лабали, было дело. "И в беде, и в радости, и в горе только чуточку прищурь глаза-а-а" - фальшиво пропел он. Но Инга подхватила:
  - В флибустьерском дальнем синем море бригантина поднимает паруса.
  Герман покосился. Не поймешь как, благодарно или сердито, но ей стало неловко. Он друга потерял, какие уж тут песенки? Вчера, когда она заканчивала домывать посуду, ночь зазвучала вдруг перебором струн. Ингино сердце ухнуло в район желудка. Забыв о посуде, она пошла на звуки музыки, но это был всего лишь Герман. Он задумчиво перебирал струны, не замечая, что "неразлучники" смотрят на него как на привидение. Герман услышал Ингины шаги, поднял голову.... Прибил ладонью звенящие струны и излишне суетливо принялся упаковывать гитару обратно в драйбэг . А на другой день Инга заметила, что их кат стал на один рюкзак легче. Гитара осталась сиротливо лежать на берегу, похожая на труп в черном полиэтиленовом мешке.
  Его можно понять. Инга с "неразлучниками" скоро сядет в самолет и вернется в нормальную жизнь. А Герману еще в полицию заявлять, объяснения какие-то писать, наверное. Да и родным Егора сообщить надо. Интересно, кто у него есть? То есть, был. Нет, это Горец - был, а его близкие пока еще есть. Родители? Жена? Инга попыталась представить себе ту, которая могла бы жить с мрачным и колючим Горцем, слушать его песни, готовить ему еду, спать с ним, целовать, провожая в экспедиции... Вот и допровожалась, хмуро подумала Инга.
  - А у Егора... - осторожно спросила она, - Горца... В общем, он женат? Был женат?
  - Был. В смысле, разбежались они. А раньше времени Гора хоронить не надо. Мы с ним, знаешь, из каких передряг вылезали? Он мне как брат! Я бы почувствовал, если... Тьфу!
   Он замолчал и принялся яростно грести. Инга тихонько вздохнула. Этот и еще один переход. Дотерпеть до завтрашнего вечера. Потом можно будет выкинуть эти две недели из головы, забыть как страшный сон. А "еще более потом", наверное, у нее получится даже вспоминать обо всем с улыбкой: помнишь нашу поездку в Китай? Как кашу горелую жевали и сухари в чае размачивали? А как я рюкзак плохо привязала, он с катамарана упал, и все шмотки промокли? А как Левушка чуть в порог не нырнул?.. И все в таком духе. Будет что вспомнить на свалке, как говорится.
   Если мы до нее доживем, мрачно сказал внутренний голос. Молчи, вежливо попросила его Инга, просто молчи, пожалуйста!
  - А куда это наши братцы-кролики запропали? - вдруг поинтересовался Герман. - Вроде за нами только что шли.
   Инга оглянулась. Скалы, вода, редкие корявые деревья.
  - За поворотом, может, - неуверенно предположила она.
   Минут пятнадцать они молча гребли. Потом Герман негромко выругался и приказал:
  - Суши весла! Подождем. Впереди спокойно, конечно, но... Подождем.
   Инга пристроила весло в середине катамарана, потянулась, разминая ноющую спину. Прозрачная вода негромко журчала, закручивалась водоворотами, тут и там вспухала неожиданно блестящими гладкими пузырями. Это называется "поганка" , вспомнила Инга. А вон тот гладкий камень - обливняк . В первые дни похода она не понимала половины того, о чем разговаривали между собой Герман и Горец. А сейчас и сама может изъясняться как заправский водник.
  - Притабань-ка , - велел Герман. - Что-то нас несет. Если эти попугаи зачалились, так до ночи нас не догонят.
  - Зачем им чалиться? - не поняла Инга. - Скоро же конец. То есть, выброска.
   Герман дернул уголком рта, ответил ворчливо:
  - Да кто их знает...
   Инга возмущенно вытаращилась на него.
  - Ну, в смысле, может им в кусты приспичило, - пояснил Герман. - А ты что подумала? Слушай, зацепись за скалу, а. Течение тут...
   Каменный бок скалы оказался неожиданно теплым. Странно, подумала Инга, здесь же тень. Наверное, за день нагрелся. Пальцы сорвались и она чуть не нырнула в быстрый поток, пытаясь вновь уцепиться за какой-нибудь выступ.
  - В упоры , быстро! - взревел Герман чужим злобным голосом. И добавил витиевато и непечатно.
   От испуга Инга в мгновение ока продела колени в неудобные лямки. Поймала дрожащими руками весло, завертела головой: что происходит?
  - Табань! - орал Герман. - Давай! Работай!
   Катамаран, будто взбесившись, стремительно летел вперед. Сливаясь в серую пелену, проносились скалы, обжигали лицо колючие брызги. Порог? Откуда? Ведь по картам...
  - Греби, мать-перемать!
   Она опомнилась, наугад ткнула веслом. Руки едва не оторвало. Если бы не упоры, вылетела бы за борт. Тонкая аллюминиевая трубка весла мелькнула в потоке и сгинула.
  - А-а, зар-р-раза! - Герман выгнулся каким-то немыслимым образом, чуть ли не по рукоятку погружая свое весло в бурлящую воду. - Запаску доставай! Живей! Шевелись!
   Запаску? В мозгу Инги мелькнула безумная картина - черное колесо, крепко принайтованое к корме. Ох, нет, это он о запасном весле! Скотч! Оно же примотано! Инга беспомощно повернулась к Герману, но помощи от него ждать не приходилось - капитан отчаянно сражался с взбесившейся рекой. Нож. У меня есть нож, на спасжилете! Стропорез , подсказал призрачный голос Горца. Хоть кошкодав, отмахнулась Инга, главное - весло! Она успела достать этот самый стропорез. И больше ничего. Катамаран швырнуло вбок и крепко приложило об скалу. Мелкой рыбешкой нож вывернулся из мокрых ингиных пальцев и радостно прыгнул в реку - догонять весло, не иначе.
   Потом стало темно. Катамаран по-прежнему швыряло и било обо что-то, непрерывно матерился Герман, шумела вода, и кто-то тонко кричал на одной ноте.
  Это продолжалось целую вечность.
  
  
  ***
  Грохот беснующейся воды остался где-то за спиной. Инга наконец-то осмелилась открыть глаза, но ничего не увидела. На какой-то миг ей показалось, что она ослепла. Темнота была такой густой, что она не видела даже своих рук.
  Река под землей присмирела, словно пещера задавила ее тишиной. Катамаран больше не крутило, как белье в стиральной машине. Река спокойно несла его вперед, устав от бессмысленной борьбы. Судорожно вцепившись в весло, Инга гребла наугад, механически. Слева тяжело дышал Герман.
  - Живая? - спросил он.
  Она промычала что-то. Оглушенная падением, Инга не могла ни говорить, ни плакать. Даже думать толком не могла. В голове навязчиво, как испорченная пластинка, крутились некстати всплывшие в памяти строки: "Я в лодке Харона, с гребцом безучастным. Как олово, густы тяжелые воды" .
  Самым главным казалось не уронить весло в жуткую чернильную реку.
  "Туманная сырость над Стиксом безгласным. Из темного камня небесные своды".
  Я в лодке Харона... в лодке Харона... Харона... Харона...
  Это продолжалось целую вечность, пока слева не вспыхнул спасительный фонарь. Герман, ругаясь сквозь зубы, крутил головой и пытался разобраться, куда их занесло.
  Луч налобника выхватил из темноты беловато-розовые струны натёков, волнами сбегающие со свода к основанию. Кажется, ещё секунда, они дрогнут, зазвучат, и по залам разольется чарующая музыка подземного органа. Золотисто-зелёными искрами вспыхнули стены и свод, словно кто-то зажег для них новогоднюю гирлянду. Пещера ожила и задышала в такт с людьми. Свет фонаря рассыпался на воде тысячей золотых бликов. Разглядеть эту красоту, вобрать ее в себя, не хватало ни глаз, ни воображения.
  - Ребята! Это вы? - разделся сзади отчаянный вопль. Инга оглянулась, с удивлением вспомнив, что она тут не одна. В узкой полоске света, вырванной из темноты налобником, отчаянно размахивал веслом Левушка:
  - Вайс! Ингушка! Эй! Здесь! Мы живые!
  Она помахала ему. Левушка то ли рассмеялся, то ли зарыдал в ответ.
  - Еще бы громче орал, - хмуро проворчал Герман. - Ладно, хотя бы нашлись. Инга, не зевай. Работай веслом. Держись за дядю Германа, и все будет тип-топ!
  Она испытала острый приступ благодарности. Есть такие люди, который считают, что мир вращается вокруг них, причем только после отданной команды. Герман был из этой породы, из тех, кому проще отдаться, чем объяснить почему "нет". Самоуверенный, по-мужски красивый. Этакая смесь будьдозера с котом Базилио. В отличие от некоторых ее подруг, той же Гельки, Инге подобные ярковыраженные самцы никогда не нравились. Но сейчас квадратная челюсть с ямочкой и свирепо сведенные к переносице брови внушали уверенность.
  Такое ощущение бывает во сне: вроде и страшно, но знаешь, что на самом деле ничего ужасного случиться не может, потому что рядом человек, который знает, что нужно делать. Здесь не имели значения ни ее внешность и связи, ни Санькины финансовые возможности, ни творческие амбиции Левушки, ни энциклопедические знания Семы. Все уперлось в личные качества того, кто работал веслом слева от нее. От него одного сейчас зависела Ингина жизнь и благополучие.
  И вовсе не похож на Харона, подумала она. Очень даже участливый. С самого начала обо всех заботился, и старался сделать так, чтобы им было хорошо. Оттого и попросил своего приятеля пересесть на каяк, а сам занял место рядом с ней. Как хорошо, что Горец, а не Герман проходил каскад на каяке и...
  Инга помотала головой. Нет, нельзя так думать. И вообще, нужно думать о позитивном, чтобы изменить реальность, так как тебе нужно. Никакой это не Стикс. И все идет по плану. Мы с самого начала собирались искать пещеру. Герман привел нас сюда, Герман нас отсюда выведет. Да, именно так!
  А может... Может то, что нас сюда занесло и есть знак, о котором я просила? Папа-
  папа, скажи, что это так.
  Тихий плеск был ей ответом.
  Впервые с того момента, как оранжевая скорлупка каяка растворилась в
  белой пене, спазм, скрутивший внутренности тугим узлом, немного отпустил. Инга выдохнула, сжала зубы и навалилась на весло, стремясь попасть в такт с Германом. Раз-два, раз-два. Плевать, что руки и плечи налились свинцовой тяжестью. Плевать, что давно не чувствуются колени. Раз-два, раз-два.
  Когда она окончательно выбилась из сил, Герман ткнул веслом прямо перед собой.
  - Встаем на чалку здесь. Отдохнем и будем решать, куда двигаться дальше.
  Уткнувшись в небольшой треугольник пологого берега, река раздваивалась, убегая в темноту.
  
  Холодно. Стоит перестать двигаться, сухой прохладный воздух пробирается под одежду. Девять градусов по Цельсию -- не то что бы мало, но щеки стягивает холодной маской. Инга потерла ладони друг о друга, сунула под мышки, чтобы хоть как-то согреться.
  Пещера была большой, но видно лишь то, что пападает в круг света от налобного фонарика, остальное скрывается во мраке. Подземный мир, чужой, одномерный, навязывал людям свои правила. Вверх-вниз, вперед-назад; можешь идти, можешь стоять. Вариантов не много.
  Инга села на камень. Рядом, свернувшись в клубок, лежал на спальнике Левушка.
  
  Как только Подольский почувствовал под ногами твердую землю, с ним случился нервный срыв. Он набросился на Германа с кулаками, колотил его по груди, возбужденно выкрикивая нечто нечленораздельное. Семен успел вовремя оттащить бойфренда, спася от неминуемого хука правой. Левушка забился в его руках, зарыдал. Потом обмяк, повалился в песок и перестал реагировать на окружающих.
  - Все, сломался ковшик, - констатировал Герман.
  Зрелище было ужасное. Левушка -- жалкий, похожий на мокрую мышь, -- глядел остановившимися глазами куда-то в темноту. Волосы слиплись сосульками. Руки у него тряслись, а губами беззвучно шевелились.
  - Ты меня слышишь, Лео? - Семен тормошил друга, как тряпичную куклу, и сам был близок к истерике. Высокий лоб покрылся каплями пота, несмотря на холод.
  - Бесполезно. Клаустрофобка, тут уговорами не поможешь, - Герман достал фляжку и, разжав фотографу зубы, влил немного спирта в рот.
  Левушка жалобно застонал, но спирт проглотил.
  Семен заботливо упаковал приятеля в спальник и длинно прерывисто вздохнул.
  - Будем надеяться, что проспится этот... твой и придет в себя, а то... - Герман осекся, а затем сказал излишне бодро. - Ну что, силы еще остались?
  - В каком смысле? - удивился Семен.
  - Надо осмотреться. Решить, что дальше. Пойдешь со мной.
  - А... Левушка как же?
  - Инга присмотрит. Да? - Герман перевел взгляд на нее. Инга судорожно кивнула, чувствуя, как пересохло во рту.
  - Вот и отлично. Значит, остаешься за старшую. С этого глаз не спускай, чтобы не отчебучил чего. Отсюда не шагу. Все понятно? Минут через пять выходим.
  Изнутри поднимался черный как вода страх. Сейчас они уйдут. Растворятся в темноте. Она больше никогда их не увидит. Ее бросят. Они с Левушкой останутся одни в каменном мешке. Двум здоровым мужикам проще выбраться. Зачем тащить за собой женщину и хилого нетрадиционала...
  Инга бросилась следом, схватила за рукав, прижалась всем телом к широкой спине. Слова накатывали изнутри, пузырясь на губах:
  - Герман, возьми меня вместо Семы. Ну, пожалуйста! Не оставляй меня здесь. Я буду делать все, как ты скажешь. Я совсем не устала. Я заплачу, сколько нужно. Мы можем договориться. Вытащи меня отсюда, слышишь, Герман? Не бросай меня, пожалуйста. Я не хочу... Я не хочу умирать здесь.
  Кровь стучала в висках и обжигала щеки. Инга ненавидела себя за липкий бабский страх, за трясущиеся руки и срывающийся голос. Ненавидела стоящего перед ней самца, свидетеля и виновника ее унижения. В обычной жизни этого бы никогда не случилось, а тут... Форсмажор. Ей нужен союзник, если она хочет выжить.
  Герман повернулся, обхватил ее сильными ручищами, притиснул к намечающемуся животу. Квадратная физиономия расцвела плотоядной улыбкой.
  Что я наделала, ужаснулась Инга...
  ...и вдруг обнаружила, что сидит на камне, рядом с "неразлучниками". Семен качал на руках завернутого в спальник Левушку, словно большого младенца.
  - Всем понятно? - спросил Герман. - Инга?
  Она через силу кивнула.
  - Выходим минут через пять.
  Инга встала, как во сне сделала несколько шагов за ним.
  - Герман...
  - Да?
  - Вы... скоро придете?
  - Как получится.
  - А можно... можно я пойду вместо Семы?
  - Зачем? - удивился он.
  - Мы же с тобой вроде как напарники, столько дней на одном кате, -- Инга старалась говорить небрежно. -- Да и Семен просто так Левушку не оставит. Они же "неразлучники".
  Герман хмыкнул:
  - Ты в пещерах раньше была?
  - Была, - не моргнув глазом, соврала она. - В Крыму. И еще в Малайзии.
  - Значит, кое-какой опыт имеется. А друзья твои в такой ситуации, похоже, впервые.
  - И что?
  Герман взял ее за плечи, заглянул в глаза.
  - А то! Держишься ты молодцом. Значит, не побоишься одна остаться. Справишься. Я присмотрю за одним, ты за другим, и все будет тип-топ.
  Она раздраженно высвободилась.
  - Издеваешься, да?
  - Даже и не думал. Постарайся отдохнуть, хорошо? Силы нам еще понадобятся.
  - Плевать я хотела на "неразлучников", - голос опасно зазвенел. Сейчас Инге было все равно, что ее могут услышать и как это звучит со стороны.
  - Думаешь, я ничего не соображаю? Хочешь бросить нас с Левой? Не выйдет! Ты должен взять меня с собой! Слышишь? Ты должен... Должен!
  В следующий миг она оказалась на песке. Левая щека взорвалась болью, словно к ней приложили горячий утюг.
  - Прости, я не хотел... - вздохнул Герман, протягивая руку, которой только ударил ее...
  
  - Все понятно?
  Инга оглянулась. Что, черт побери, происходит? Она коснулась левой щеки, неприятных ощущений как не бывало. Она с ума сходит или спит на ходу?
  Герман продолжал инструктаж:
  - Выходим через пять минут. С этого пятачка никуда не отлучаться. Захочется по нужде - дальше того валуна не ходить. В воду не соваться. Инга, ты в порядке? Инга?!
  Он озабоченно посмотрел на нее.
  - Я... мне... нужно умыться, - она помотала головой, сделала пару шагов к реке и плеснула холодной воды в лицо.
  - Постарайся отдохнуть. Силы нам еще понадобятся.
  - Да я не устала совсем, - заверила она.
  - Ага, то-то я вижу, носом клюешь и глаза мутные.
  Инга еще раз дотронулась до щеки и быстро сказала:
  - Слушай, у меня, конечно, туристического опыта мало, но мы же вроде как напарники. Возьми меня с собой.
  Сомнение во взгляде Германа сменилось заинтересованностью. Впервые с начала похода Инга увидела в его глазах уважение вместо привычного мужского интереса.
  - Не боишься? Для чайника, в смысле новичка, это большая редкость. Я сам-то первые три-четыре захода в пещеру трясся, как заяц.
  - Мне не впервой, - сказала она, как можно увереннее, предусмотрительно умолчав, что весь ее опыт ограничивался благоустроенными пещерами с дорожками, лестницами и светомузыкой.
  - Ладно. Я тогда скажу Семену и уложу в драйбэг самое необходимое. Готовься.
  Она пошла к катамаранам, села привалившись спиной к скале, слушая, неразборчиво бубнящие мужские голоса.
  
  И всё мне здесь кажется странно-неважным,
  и сердце, как там, на земле, - равнодушно.
  
  Инга не чувствовала радости от того, что удалось, не теряя лица, уговорить Германа. Самое ужасное, что она не была уверена в реальности происходящего. Что если это очередной выверт утомленной психики?
  
  Я помню, конца мы искали порою, и ждали,
  и верили смертной надежде...
  Но смерть оказалась такой же пустою...
  И так же мне скучно, как было и прежде.
  
  Луч налобника выхватывал из темноты стену на другом берегу подземной реки. Гладкую, темно-коричневую, как школьная доска из старых фильмов. Сверху из темноты струилась вода, стекала извилистыми струями по шоколадной глади. Хотелось прижаться щекой к отполированному веками камню. Или лизнуть, и он непременно окажется теплым и скользким, как шелковые простыни...
  Вода на мгновение прекратила свой бег, а затем потекла снова, образовав затейливый узор.
  Вспомнилось, как однажды, через пару лет после развода, отец надолго уезжал в экспедицию и условился с мамой, что она заберет Ингу к себе на все лето. Встретились в аэропорту Бен-Гурион. Пока отец передавал маме документы и скучным голосом рассказывал последние новости, Инга, разинув рот, смотрела на чудо-фонтан. С ниспадающего стеклянного купола лился дождь, складываясь в узоры, картинки и непонятные буквы. Потом объявили папин рейс, и пора было прощаться, но она никак не могла оторваться от рукотворного дождика. Это был последний раз, когда их семья собралась вместе. Теперь папы нет, а мама думает, что дочь отдыхает с друзьями на модном курорте в Китае.
  
   Ни боли, ни счастья, ни страха, ни мира,
   нет даже забвения в ропоте Леты...
  
  Инга шмыгнула носом и вдруг заметила, как что-то неуловимо изменилось в водяном узоре. Он заблестел, словно кто-то включил дополнительную подсветку. Инга пригляделась. Каменная поверхность сдвинулась назад, между ней и стеной из воды появилась мужская фигура. Причудливо изломанная бегущими струями, но...
  - Папа? - прошептала она.
  Ей не ответили, словно тот, кто прятался за водным занавесом, не догадывался, что кто-то следит за каждым его движением.
  Инга слышала, как Герман дает Семену последние наставления, и поэтому точно знала, что не спит. Она даже ущипнула себя за руку, чтобы убедиться в этом.
  Она заворожено смотрела, как поток продолжает играть, складываясь в узоры. Прямые полосы, косые. В какой-то миг вода разошлась, как занавес и снова сомкнулась.
  Сердце забилось так часто, что, казалось, сейчас выпрыгнет изо рта. Инга охнула, прикрыла рот рукой. Краткого мгновения хватило, чтобы узнать в сутулой фигуре... Гришу Чернюшка.
  Бред! Этого не может быть...
  Инга вдруг вспомнила все до мельчайших подробностей - бисеринки пота и веснушки на носу, нервные пальцы, перебирающие скатерть, монотонный голос...
  
  - Мы хотим доказать, что водные кластег"ы служат ячейками памяти, на которыг"ые записывается все, что ощущает вода. Пг"ичем каждая из них контг"олиг"ует опг"еделенный вид реакции на окружающую среду. Это уникальный пг"иг"одный компьютег" с собственным кодом, пг"едставляешь? И мы с Федог"ом Андг"еевичем пытаемся его расшифг"овать. Тебе совсем не интег"есно?
  - Ну что ты, что ты, это так увлекательно. Продолжай, пожалуйста, - сказала она, набирая под столом очередное сообщение Гельке. Информационный шум ей никогда не мешал. Да и не сидеть же молча.
  
  Неужели это в самом деле он? Но если Гриша выжил, то, значит... Есть надежда!
  Чернюшок размахивал руками и шевелил губами, но Инга никак не могла уловить смысл. Вода дрожала, картинка ускользала и распадалась, превращаясь в несложный паттерн.
   Рядом суетился Герман, перепаковывая рюкзак. Инга хотела позвать его, но боялась отвернуться. Вдруг Чернюшок исчезнет, как Горец в том каскаде? Нельзя отводить взгляд.
  Гриша перемещался за водной стеной как рыба в аквариуме, не подозревающая, что за стеклом целый мир. Одичал? Сошел с ума? Конечно! Он не в себе. Если Левушка такое выкинул, не пробыв и пары часов в темноте, что говорить о человеке, который выживал тут почти год.
   Инга пододвинулась чуть ближе к краю берега и тихо позвала:
   - Гриша... Ты меня помнишь?
  Чернюшок испугано втянул голову в плечи, прижался к стене. Беспорядочно замахал руками. Мельтешение струй стало сильнее. И вдруг из воды проступило лицо отца.
  Ошибки быть не могло. Крупные черты. Высокий лоб с вечной вертикальной складкой. Даже когда он улыбался, казалось, что он недоволен. Старомодные очки, глубокие глаза, слегка обрюзгший тяжеловатый подбородок.
  Изображение было недолговечным, но четко запечатлелось в памяти. Когда оно исчезло, Инга снова увидела Чернюшка. Он смотрел как тогда, когда она подробно объяснила, что ему ничего не светит.
  Мысли, одна бредовее другой, проносились в голове. Неужели этим водяным шоу управляет Гриша? А что, если на самом деле никто никуда не пропадал? Просто отец со всей группой решили переселиться сюда, чтобы на практике проверить эту свою динамическую теорию? Может они расшифровали код и научились управлять водой?..
  Гриша вновь замахал руками, и на сотканном из струй экране начали появляться новые картинки.
   Река. Четыре человека стоят на утесе. Смотрят, как волны кидают каяк. Снова лицо, но совсем другое. Острое, опасное, глядящее хмуро и насмешливо.
   Что все это значит? Зачем он ей это показывает? Они оба живы? Или оба мертвы? Что нужно сделать? И откуда Чернюшок знает Горца?
  Или все это очередная галлюцинация? И не Чернюшок сошел с ума, а она...
   Напряженные глаза щипало, слезы бежали по щекам, но Инга не моргала, боясь нарушить водяную магию.
   Оба лица вместе на шоколадной стене. Четкие, словно вырезанные из камня.
  Стоп-кадр.
  Отец и Горец. Как живые, словно кто-то поставил их жизнь на паузу. Словно ей предлагали выбрать между ними. Но почему?
   Отец. Горец. Отец. Горец.
  Отец...
  
   Когда ей позвонили и сообщили страшную весть, она не поверила. Все думала, что это чья-то злая шутка. Но о погибшей экспедиции раструбили по всем СМИ. Звонили друзья отца и родственники остальных пропавших. Одни приносили соболезнования, другие обвиняли отца в том, что погибли люди. Инга ничего не чувствовала. Ни через месяц, когда спасательно-поисковую операцию объявили завершенной, ни во время поминок. Осознание пришло гораздо позже, когда шумиха улеглась, и жизнь пошла своим чередом. Тогда ее и накрыло жесточайшим приступом депрессии. Хорошо, что рядом были Санька и Сема. Даже мама прилетела ненадолго. И, спустя какое-то время, Инга привыкла к мысли, что отца больше нет, хоть и продолжала мысленно разговаривать с ним.
  
   Горец...
  
  Поначалу она даже ощутила к нему симпатию. Оттопыренные уши придавали инструктору некоторую простоватость, но зато в нем чувствовались независимость. Он был настолько не похож на большинство ее прилизанных и приглаженных приятелей, что сперва Инга приняла его грубоватую манеру поведения за своеобразный мужской шарм. Ее всегда все любили. Друзья, учителя, сотрудники, многочисленные приятели и знакомые. И она хорошо относилась к людям. С Горцем не получилось. При более близком общении выяснилось, что его неотесанность совсем не так привлекательна, как показалось вначале. Это не было убежденностью опытного ловеласа, который твердо верит в принцип "чем меньше женщину мы любим...". Не было и завуалированной симпатией третьеклассника, который выбивает из рук понравившейся девочки портфель и дергает за косы. На ее женские уловки он смотрел с презрением и был непробиваем как стена. Даже улыбаться при встрече не считал необходимым, не то что сказать или сделать что-нибудь приятное. Во время тренировок она еще как-то терпела, но за неделю похода тощий асоциальный элемент умудрился взрастить в душе Инги жгучую неприязнь к себе.
  
  Сейчас уязвленная женственность вновь всколыхнулась в ней. Но совесть кричала, что он пропал лишь вчера. Значит, шанс, что он жив, есть. Очень большой шанс.
  Но почему она должна выбирать? Почему она? Разве это справедливо?
   Экран стал прозрачным, и она прочитала по губам Чернюшка: "Ты готова!"
   - Ты готова? - спросил Герман.
   Она вздрогнула от неожиданности, но не потеряла угол зрения.
  Герман нагнулся, озабоченно заглядывая ей в лицо. Инга, ни на секунду не отрываясь от призрачной тени, мелькающей за бегущей по стене водой, слегка толкнула его, чтобы не загораживал обзор.
   - Нет!
  Герман оглянулся, но ничего не заметил, потому что в этот самый момент Чернюшок слился со стеной.
  - Передумала? Если ты хочешь остаться, я пойму.
  "Г"ешение за тобой!".
  Это тупик! Она не может взвалить на себя такой груз! Последние несколько месяцев она просыпалась и засыпала с одной мыслью - найти отца, но отнять у другого человека шанс на жизнь она тоже не могла.
   - Я... я не знаю!
  - Потерпи немного, лапуль. Все образуется, - Герман дотронулся до ее щеки теплой ладонью. - Ладно, я все-таки Семена возьму тогда. Вернемся через пару часов. У тебя все получится, ты сильная. Постарайся поспать. Да, и вот что... Налобник придется выключить, когда мы уйдем. Надо экономить аккумулятор.
  Инга не отодвинулась от него, не отреагировала на пошлое, фамильярное обращение. Нужно сделать выбор.
  Бриллиантовые брызги угасали, подтверждая, что время истекает.
  "Г"ешение за тобой".
  Шоколадная стена постепенно становилась обычной, мертвой, как прежде. Струи воды лениво сочились по ней, словно волшебного водного представления никогда и не было.
  Да что со мной, сердито подумала Инга, пытаясь стряхнуть наваждение. Не нужно ничего решать. Все это стресс и сенсорная депривация. Нет ни Чернюшка, ни водяных картин. Ничего! Очередной выверт подсознания. Пора к врачу.
  Она представила, как будет лежать на удобном кожаном диване и рассказывать обо всем своему психоаналитику в элегантном жемчужно-сером костюме. Та будет внимательно слушать, кивать идеально уложенной головой, и делать пометки в блокноте. За окном будет шуметь город, и постепенно ужасная река и пещера превратятся в кошмарный сон. Только и всего.
  А раз это всего лишь сон, выбор очевиден...
   "Как тебе будет угодно", - прошептал Чернюшок.
  
  Когда Герман с Семой скрылись в чернильной темноте пещеры, Инга вскочила. Метнулась ко второму катамарану. Переплыть на другой берег, положить конец этому сумасшествию! Убедиться, что там никого не было! У самой воды она зацепилась ногой за что-то мягкое и упала. В свете налобника под камнем остро блеснуло что-то небольшое, четкой прямоугольной формы.
  Откуда тут это взялось?
  Инга протянула руку и извлекла желтоватый водонепроницаемый пакет, который практически сливался с песком. Расстегнула. Внутри лежала идентификационная карта-паспорт международного образца. С фотографии смотрел ее отец. Звягинцев Федор Андреевич, семидесятого года рождения.
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"