Все права защищены. Произведение распространяется только в электронном варианте. По вопросам использования обращайтесь к автору.
Марк Певзнер, gendalf@hotmail.com
Солдатики Ватерлоо.
Жена в очередной раз застряла на кафедре истории в университете, упорно готовясь к защите докторской. Я же, под приглушённое бормотание телевизора, остался валяться на диване, потягивая пиво, добытое из холодильника, надзирая за нашим пятилетним сыном и лениво перебирая уже проработанные книги и статьи, которые жена аккуратной стопочкой сложила у себя на столе.
Собранная литература имела отношение к Наполеону, к его многочисленным битвам и победам, была испещрена подробными картами и картинками, пестрила немыслимым калейдоскопом дат и имён и... была для меня, откровенно говоря, несколько тяжеловата.
Наш малыш возился на полу, старательно расставляя своих солдатиков. А солдатиков у него было много, и он их любил. Каждый раз он выпрашивал у меня всё новых и новых, и я не мог устоять перед его жалостливо-умоляющей мордочкой. Да и моя сестра, добрая душа, подливала масла в огонь, принося чуть ли ни с каждым своим посещением новый пакет солдатиков. И так уж получилось, что мой сынишка в конце концов перестал признавать какие-либо игрушки кроме солдатиков. У него не было ни машинок, ни детского конструктора, ни маленьких забавных пистолетиков. Он их попросту ломал или выбрасывал, оберегая только своих драгоценных солдатиков. Он мог часами расставлять и передвигать маленькие кусочки пластмассы и олова, что-то бормоча себе под нос, сталкивая и роняя их. Наверное, у него были многие сотни солдатиков, возможно даже более тысячи, никто никогда не считал.
Совершив вылазку к холодильнику за очередной баночкой пива, я снова устроился на диване, наблюдая искоса за сынишкой и пробегая по диагонали анализ деяний кровавого француза. Радовали глаз красочные изображения кирасир, гренадеров и улан, каре, ощетинившиеся штыками, пушки, выпускающие облачка киношного дыма, лихо подкрученные усы гвардейцев, и мчащиеся в атаку всадники с высоко поднятыми саблями и знамёнами. Однако, когда я подумал о том, что большинство из них полегло, разорванные на куски картечью и ядрами, порубленные и проколотые штыками, корчась от ужасных ран и обливаясь кровью, мой романтический настрой тут же улетучился, уступив место мрачной подавленности.
Между тем мой сынишка деловито сопел на внизу, расставляя и передвигая свои армии на паркете, напольных весах, под покрывалом дивана, ниспадавшим до самого пола. Часть солдатиков он зачем-то расставил между цветочных горшков на подоконнике, не поленившись залезть для этого на табуретку. В одном строю находились викинги, индейцы, американские коммандос и древнерусские дружины, псы-рыцари и бравые конники Будёного. Попадались и тщательно вылитые и раскрашенные фигурки солдат времён походов Наполеона. Их моя сестра привезла любимому племянничку из Лондона, заплатив немалые деньги в специальном игрушечном магазине. Подрастёт ещё чуть-чуть, буду учить его играть в шахматы. Пусть применяет свои стратегические способности.
- Это кто? - спросил я, указывая на одну игрушечную армию.
- Флансусы, - тут же отозвался мой наследник, продемонстрировав отсутствие нескольких зубов. Я внутренне улыбнулся.
- А эти? - махнул я рукой в другую сторону.
- Аглисяне, - ответствовал он, ничуть не смущаясь наличием среди них индейцев, крестоносцев и даже белогвардейцев.
- А кто это на подоконнике? - упорствовал я в своём желании завязать разговор.
- Не касю! - хитро зыркнул на меня юный полководец.
- И что это за битва? - предпринял я последнюю попытку диалога.
- А... давно, низко,.. на воде.., - уклончиво ответил он, явно более не желая поддерживать беседу.
- Ну на воде, так на воде, - хмыкнул я, удивляясь закулисной работе воображения подрастающего поколения, и отвалился на диван, побулькав пивом в виде компенсации, и возобновив прерванное чтение былых кровопролитий.
И тут меня как током ударило. В мозг прокралась страшная догадка. Низко. На воде. Низко... На воде... Низкая вода! Ватерлоо! 18 июня 1815 года!
- А где Император? - вкрадчивым тихим голосом спросил я сына. Не поворачивая головы он безошибочно указал на лагерь "флансусов".
- А Веллингтон? - не унимался я, дрожа противной дрожью всем телом. Маленькая ручка на этот раз указала на "аглисян". Снова не подымая головы.
Я лихорадочно стал раскидывать аккуратно собранные материалы жены, ища нужное место в книге и в статьях. Ну где же оно?! Нетерпеливые пальцы листали непослушные странички. Послышался подозрительный звук. Это я слишком сильно дёрнул за лист, разорвав его. К чёрту! "Ну ты, мужик, пива-то перепил," - попробовал подать аргумент голос разума в моей голове. "Заткнись!" - рявкнул я на него. Вот! Карта, она самая. Я впился глазами в синие и красные квадратики с подписями и цифрами, сравнивая их с расположением кусочков пластмассы и олова на полу.
Вот он, центр англичан - Мон Сен Жан, с каким-то мрачным удовлетворением подумал я. Здесь и замок Гугумон - давно пустующая клетка для канареек, и левый фланг - ферма Ге Сент, в которую превратились старые тапочки. А под диваном, значит, тысяча четыреста резервных кавалеристов Сомерсета? Три с половиной тысячи отборных французских кирасир маршала Нея, бесстрашных ветеранов в броне, расположились на напольных весах, в некотором возвышении над паркетом. Стоп! Я снова истерично зашелестел страницами. На моём лбу внезапно выступили крупные капли холодного пота.
Ватерлоо - единственная проигранная Императором битва. Несмотря на тщательную подготовку и верный выигрышный план, Наполеона преследовала в этот день цепочка каких-то фатальных неудач, глупых помех и недоразумений, которые в конечном счёте и привели его к поражению. Большая часть отборных гвардейцев-кирасир погибла самой глупой смертью на Оэнской дороге, ведущей из Оэна в Брем-л-Алле. Коварный проводник случайно или намеренно скрыл от Наполеона предательский перепад местности, и лавина несущейся конницы просто передавила сама себя, не в силах остановиться... Совсем как солдатики, падающие с напольных весов вниз. Солдатики, управляемые чьей-то рукой. Я с безмолвным ужасом наблюдал, как маленькие пушечки увязали в мокрой половой тряпке, притащенной к полю военных действий, имитируя грязевое болото, в которое превратились холмы Ватерлоо от прошедших накануне, 17 июня, дождей, обесценивая атаки конницы и использование артиллерии. У меня тошнота подступила к горлу, когда я понял, что за войска прячутся между цветочными горшками. Это был, несомненно, Блюхер, так вовремя и в нужном месте (словно ведомый невидимой управляющей рукой) подошедший на помощь к англичанам, и упрямо гонявшийся за Блюхером Груши, так прямолинейно выполнявший приказ (как если бы кто-то нарочно заслонял от него необходимые факты), хотя его сорок четыре тысячи в сражении при Ватерлоо могли бы изменить вкорне исход боя. Вся эта роковая цепь случайностей, казалось, направлялась каким-то высшим злым разумом, предрешая исход важнейшей для Наполеона битвы. Единственной проигранной им битвы. Высший разум или рука Судьбы противостояли гениальному полководцу. Рука Судьбы? Руки моего маленького сынишки сейчас управляли многотысячными армиями! Разнородные солдатики затуманились, а когда зрение вновь обрело чёткость, я увидел разноцветные мундиры, все, однако в строгом соответствии с обмундированием солдат противоборствующих армий образца 1815 года. Английские гренадёры, проявившие беспримерное мужество на редутах, чрезвычайно эффективные шотландцы, практически все уничтоженные вместе с зарубленным волынщиком, быстрые французские уланы, мощные кирасиры, чумазые артиллеристы, так любимые Бонапартом.
Я видел их всех через дым орудий, прогорклый и застилающий глаза, я слышал крики боли, страха и ярости. Передо мной одна за другой вставали ужасающие и одновременно прекрасные какой-то дикой, завораживающей красотой картины кровавого побоища, резни, тысяч и тысяч смертей и искалеченных навсегда жизней.
Мой сынишка полностью повторял маневры и атаки обеих армий. Полноте! Он управлял ими, верша события почти двухсотлетней давности. Я отмечал, как быстро мелькают его руки, как хищная ухмылка появляется на его таком бывшем ранее милом личике, приоткрывая внезапно заострившиеся целые ряды зубов, как глубокие тени пролегли под горящими чёрным огнём глазами, отражающими реки крови и развороченные животы и черепа. Передо мной более не находился пятилетний мальчуган, но вершило суд какое-то злобное кровожадное божество. Божество войны, боли и смерти. Мой маленький сын являлся той таинственной роковой дланью, направляющей ход битвы и предрешившей её из далёкого будущего! Я не знал, как такое возможно, но твёрдо был уверен в смысле происходящего. И беззвучно вопил от переполнявшего меня ужаса.
Не в силах пошевелиться, я следил за атаками французов, прогибании линии фронта в центре, стойкой обороной мужественных англичан, внезапно начавшейся из-за ошибки в цвете мундиров (ещё одна случайность!) паникой среди войск Бонапарта, так удачно подоспевшим Блюхером со свежими силами. Казалось у маленького демона отрасли чёрно-алые крылья, он яростно хлопал ими с высоты, упиваясь видом побоища, паря над разрушенными редутами, усеянными грудами изуродованных трупов. Я видел своими глазами полный разгром французов и тысячи людей и коней, застреляных, заколотых, зарубленных, разорванных на куски.
Я видел Смерть в сером императорском сюртуке и обязательной треуголке, медленно и торжественно вышагивающую по полю боя.
Когда оцепенение спало и зрение вернуло меня в знакомую квартиру, передо мной снова сидел мой любимый малыш, счастливо улыбаясь среди разбросанных на полу солдатиков.