материнства и эротизма, вымаливая сдавленным голосом её взгляд:
"вселенная бросила меня
вселенная молчит на меня...
отвернулась и грызёт батарею белыми зубами.
вселенная- одно слово, выдавленное амбициями.
вселенная- один ничтожный взгляд,
заставляющий меня заикаться,
вселяющий всё человеческое отвращение в мой переполненный пустотой желудок.
вселенная- огромная снежная грязь, размазанная по спинке стула.
дави меня, пока я не могу смотреть тебе в глаза..... "
она прикоснулась к его губам,
когда бетонные плиты этого дома сложились стенками карточного домика.
они сдавились друг другом в песочном пепле на безграничной строительной площадке,
которая была незначительной частью бесконечновысокого строящегося жилого комплекса.
спустя плавленый круг минутной стрелки механических часов,
на этом места теплились ростки серого подорожника...
02: emptiness on credit
пустота....
вокруг пустота...
белое
как снег
перед глазами только снег
пустота.....
белая тишина
перед глазами
слепая тишина
слепой снег
пустота вокруг
пытаюсь на собственной подошве зафиксировать пустоту утроби своей впечатлительности.
эмоциональная пустота- утопая в безразличии к несмолкаемому движению вокруг, перед глазами не нахожу
даже серой плёнки разочарования или ослепительного солнечного света, только обнажённая окаменевшая
прозрачность кожаной пустоты, холодящей хрупкие механизмы собственной впечатлительности.
пустота перед глазами и внутри. находиться между этажами жизни и смерти,уже ничего не чувствовать
и ничего не желать, хотя ещё что-то всматривается на тебя со ступеней жизни. а в глазах- бездыханное
неподвижное поверхностное созерцание пустоты. поворачиваешь голову вправо и -ничего- бесконечность,
устремлённая в себя, в несуществующий смысл каждого шага по этой дороге.
поворачиваешь голову влево- то же самое. под ногами и над головой ничего нет. ничего, кроме пустоты и
тишины. как онемевший созерцаешь свою пустоту в пустоте бесконечной вселенной, но ясно одно: то, что ничего
не испытывает- конечно, и после его кончины следует точно такая же тишина и продолжение пустоты.
я вышла из огромного магазина с двумя бумажными пакетами, набитыми картонными коробками молока
и пакетами овсяного печения. я села в ближайший автобус по маршруту до тебя; прислонившись головой
к холодному стеклу, опустила глаза на дорогу ,бешенонесущуюся подо мной и под бумажными пакетами
с твоим ужином. в это время я думала о тебе- о том, что ты сейчас делаешь- смотришь в окно, которого не существует в твоей комнате или броским взглядом перелистываешь свежий номер вечерней газеты.
я думаю о том, почему ты нашёлся в моей жизни так поздно- когда ты уже начинаешь готовиться к смерти,
а я заканчиваю элегантно тратить своё время на поездки до магазина и обратно, чтобы ты мог наслаждаться своим традиционным ужином. я думаю о том, почему в твоём ежедневнике, заброшенном где-то в углу чердака,
где на пожелтевших страницах всё твоё время жизни расписано по минутам, нашёлся огрызок времени и для
меня.
я подошла к трёхэтажному серому зданию без окон, только небольшая железная дверь в половину моего
роста. я пригнулась,чтобы поправить шерстяной носок на правой ноге. всё-таки иногда они стаптываются.
поправила юбку, спустив её окончание к самой земле,и присмотрелась в осколок зеркала, что всегда
ношу с собой в правом внутреннем кармане вязаной жилетки. к чему эти механические действия, но я их совершаю каждый раз, когда подхожу сюда, будто оправдываю своё предчувствие ожидаемой меня неожиданности за этой дверью.
поставив пакеты на землю,я ,как всегда, с трудом открыла дверь, согнувшись перешагнула высокий порог.
дверь моментально захлопнулась. моё тело погрузилось в глиняную темноту, издававшую запах сонного
тебя с примесью отсыревшего беспамятства, мои глаза начали слезиться от пресной перемены света, в мои
ноздри просачивался этот запах с бОльшим давлением, вызывая тошноту и головокружение- я не могла себя
сдержать ни одной минуты больше- меня вырвало. рвота опрокинулась на что-то лежащее на полу. это что-то
лениво переползло справа налево и снова растворилось в гремящем шорохе тошнотворного запаха.
из трещины в глубине подвала показалась бархатная ветвь солнечного света, но я не решилась ступить
вперёд даже на один незначительный шаг- пол казался мягким и,казалось, с каждым шагом я буду вдавливаться
в него, в его мягкую тёплую кожу, как вдавливается игла обезболивающего укола в бледную кожу младенца.
мне казалось, что с этого момента я никогда не смогу прикоснуться к ручке двери, ведущей к тебе.
справа от меня раздался сдавленный хрип и в середине комнаты вспыхнул свет. яркий ослепительный
бордовый колючий пробуждающий грязный. на полу слева от меня лежал старик в луже крови, моя левая нога
находилась на его раздавленной ладони. от увиденного я вскрикнула и выронила бумажные пакеты с твоим
ужином: картонные пакеты молока лопнули и его кровь на полу приобрела ядовито-циничный оттенок, овсяное
печение разлетелось колёсиками игрушечного паровоза по полу из мягкой глины, впитывая в себя остатки
молока.
- дедушка, прости меня, я не думала, что ты будешь выходить из своей комнаты.
я помогла тебе подняться и усадила на твоё любимое кожаное кресло. перевязала руку бинтом и подала свежий
номер вечерней газеты с журнального столика.
- внучка, это всё лишнее, что ты делаешь. я бы и сам справился.
- тебе не стоит так говорить, это обижает меня и тебя. меня- потому что я твоя внучка и люблю тебя и никого дороже в моей жизни больше нет. тебя- потому что ты мой дедушка, у которого нет ничего, кроме годовой подписки на ежедневные вечерние газеты и к ним ежедневного вечернего приложения- твоей единственной внучки.
произнося эти слова, я оглядела комнату и нашла ещё одну пустую бутылку водки в углу комнаты, вчера их было ещё 20, сегодня- на одну больше.
- опять ты смотришь туда.
- но ты же обещал, что вчера была последняя.
- я ничего не обещал. я предполагал... подойди ко мне.
я подошла к тебе.
ты обнял меня за талию и посадил на свои костлявые колени, и тогда, в эту секунду я почувствовала к тебе не только невинную детскую родственную любовь,но и обвинительную взрослую жалость, какую может испытывать ребёнок к умирающему старику. жалость не в том, что он умирает( ребёнок ещё не понимает значение этого слова. он думает, что смерть- это жизнь с чужими людьми, в другом городе, но всегда есть возможность навестить или позвонить, но не увидеть) : он стареет, изнашивается, но ещё хочет казаться жизненным, отчего выглядит смешно и нелепо, но от стремления доказать обратное себе и окружающим- в ребёнке рождается жалость.
я сидела на твоих коленях, а ты протянул мне большую красную розу:
- внучка, с днём рождения.
я знала, что ты выращиваешь красные розы во дворе этого жуткого серого здания, и всегда помнила и даже ждала, что каждый день, когда на ужин я приношу тебе молоко и овсяное печение, ты подаришь мне ещё одну из своих совершенных роз в поздравлении с днём, которого никогда не существовало в моей жизни.
сейчас я сижу на зелёной табуретке перед твоим гробом и проговариваю всё это. ты, как всегда, спокойный- полузакрытые глаза, расслабленные синеватые уголки губ- даже сейчас ты неумело скрываешь свою беззащитность, ранимость и старческую беспомощность.
я с трудом, с оцарапыванием кончиков пальцев открываю тяжёлую железную дверь из душного подвала.
серый запах разлагающегося трупа пропитал мой мозг.
я исполнила традицию- три дня в ожидании похорон перед гробом умершего.
я задыхаюсь.
я хочу дышать и видеть хотя бы кончик бархатной ветви солнечного света.
я хочу бежать открытыми глазами и хватать клубы морозного воздуха, жадно проглатывая их...
но сейчас моих сил хватает только на то, чтобы свалиться лицом в лужу возле двери и созерцать окаменевшую прозрачность кожаной пустоты...