Маркелова Софья Сергеевна : другие произведения.

Пасть

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Для умирающей от рака Дианы уже не осталось надежды: она прекрасно понимает, что на этом свете нет ничего, способного вылечить её. Но однажды женщина находит в почтовом ящике странный конверт с человеческим зубом внутри, который двигается сам собой. А знакомые онкобольные начинают один за другим чудесным образом исцеляться. 16+
16+

Аннотация: "Для умирающей от рака Дианы уже не осталось надежды: она прекрасно понимает, что на этом свете нет ничего, способного вылечить её. Но однажды женщина находит в почтовом ящике странный конверт с человеческим зубом внутри, который двигается сам собой. А знакомые онкобольные начинают один за другим чудесным образом исцеляться".

  Диане всегда казалось, что невозможно вот так взять и в одну секунду лишиться любой надежды. Обязательно ведь должно остаться хоть что-нибудь, хотя бы одна последняя крупица, затерявшаяся где-то на донышке истомившейся души. Люди вообще любят цепляться за жизнь, отчаянно искать выходы из замкнутых лабиринтов бытия и приписывать своему существованию смысл, которого там отродясь не было. Диана тоже любила, а потом она перегорела, как лампочка. Неожиданно и безвозвратно. Ещё миг назад она чувствовала в себе свет, тёплый и мягкий, как вдруг р-раз, сломался внутренний стержень, сгорела вольфрамовая нить. Она поняла, что устала бороться, устала светить. И решила, пусть будет мрак. Пусть будет так, как будет.
  Пошатываясь от слабости и тяжело опираясь на трость, совсем недавно купленную ей дочерью, Диана брела по пешеходной дорожке. От диспансера до дома было всего ничего, рукой подать. Раньше, до всех этих операций, химии и лучевой терапии, Диане хватало пяти минут, чтобы, не торопясь, дойти из пункта А в пункт Б. Теперь у неё это занимало от четверти часа до получаса. Она шла, останавливаясь каждые несколько шагов, переводила дух, сглатывала подступавшую тошноту, а потом вновь заставляла себя сделать следующие пару шагов, до побелевших костяшек впиваясь пальцами в рукоять трости.
  Эта проклятая старушечья палка вообще была главным символом её поражения. Диана ненавидела тросточку всем сердцем, но ходить без неё не могла совсем - слабость в теле нарастала с каждым днём. Иногда её брала такая злость на саму себя: всего-то шестьдесят два года, а без палки - ни порог переступить, ни мусор вынести - ничего нельзя сделать!
  Соседи и знакомые торопливо проходили мимо, здоровались, кивали, сочувственно поглядывали на свою некогда активную подругу, заядлую театралку Диану Олеговну из пятого подъезда, и убегали прочь, не желая продолжать беседу. Будто боялись, что могут заразиться. Что если они постоят на мгновение дольше возле Дианы, то рак непременно приклеится к ним, как какая-нибудь гадостная инфекция.
  В сумраке голого подъезда Диану опять скрутил приступ тошноты. Она склонилась было над корзиной для макулатуры, запрятанной в углу, но из горла с протяжным рычанием вырвались лишь пузыри воздуха. Желудок сжимался от спазмов, а исторгнуть из себя ничего не мог, лишь вязкая струйка слюны стекла по подбородку и шлёпнулась на выброшенную газету.
  Диана крепко зажмурилась, чтобы не захлебнуться очередным приступом жалости к самой себе.
  Зачем она всё это делала? Ради кого или чего продолжала терзать тело, не справлявшееся с болезнью? Давно нужно было оборвать это подобие жизни, смириться с неизбежным и просто прекратить трепыхаться. Она-то всё это понимала с необыкновенной ясность. Яна не понимала - упрямая дочь, никак не желавшая сдаваться.
  - Медицина сейчас развивается невиданными темпами! Каждый год что-то новое придумывают, находят, изобретают! Есть случаи, когда с четвёртой стадией людей вытаскивали! Нельзя расслабляться, нужно бороться до последнего! - первое время твердила дочь, и Диана послушно ковыляла в больницу и позволяла резать себя, вливать в вены убийственный коктейль лекарств, от которых волосы, брови и ресницы резво осыпались с головы, слушала врачей и покорно всё сносила. Тогда от надежды дочери занималось пламя и в её душе.
  Потом была плохая гистология, другие виды терапии, множественные метастазы. Яна чуть меньше стала верить в современную медицину и, как любой простой человек, переключила внимание на альтернативную: пошли иглоукалывания, банки, вонючие скипидарные ванны, а следом за ними и траволечение. Диана видела отблески надежды в глазах дочки и следовала за ней, как потерявшийся в океане корабль за светом маяка.
  Когда результаты анализов стали ещё хуже, Яна не смирилась и тут - заметалась меж двух огней: религией и колдовством. Её, в общем-то, не волновала их взаимоисключаемость. Она была готова поверить в какую угодно выдумку, если бы заметила признаки улучшения у матери.
  Но их не было.
  Яна ещё надеялась, ещё искала новые методы, препараты, ведунов и знахарок. Бегала в храм ставить свечки, целовать мощи, подавать милостыню, а после спешила в провонявший дешёвыми благовониями салон экстрасенса в пятом поколении, чтобы, удостоверившись в присутствии порчи, проспонсировать одних шарлатанов и сразу устремиться к другим - в гомеопатическую аптеку, закупаться чудодейственными гранулами без доказанной эффективности.
  Для Дианы же больше надежды не было. Всё, закончились внутренние ресурсы веры в чудо. Будь её воля, отказалась бы от всех препаратов, кроме болеутоляющих, уехала бы к себе в старый домик в дачном кооперативе, да тихо дожила бы там оставшиеся ей месяцы. Только ради дочки и терпела всё это дальше. Потому что Яна со слезами на глазах умоляла мать ещё немного полечиться, ещё кое-что попробовать, ещё подержаться за жизнь.
  А разве ж это жизнь? Сплошная агония. К чему её растягивать?
  Диана выпрямилась, крепко вцепившись в свою столь ненавистную палочку. Загремев ключами, открыла почтовый ящик, привычно выгребая оттуда рекламу, счета и письма. Писем, как и всегда, было много. Тем целителям и ведьмам, к которым Яна не могла отвезти мать, она слала письма, десятки писем с мольбами. И ответы приходили довольно часто. В основном, конечно, жалкие отписки. Никто не желал работать бесплатно, все зазывали на дорогостоящие приёмы.
  Поднявшись в квартиру и кое-как, по стеночке, добравшись до кухни, Диана рухнула на стул. Сил не было даже сделать себе чай. Полчаса или час она просидела без движения, прислушиваясь к тиканью часов в гостиной и к собственному изнемогавшему организму. Стрелки отсчитывали последнее отмеренное ей время, а Диана думала лишь о волне нараставшей дурноты и боли.
  Рак глодал её изнутри, как голодный пёс. Точил клыками косточки, с урчанием вгрызался во внутренности и жадно лакал кровь. Скоро от неё не должно было остаться ничего.
  Заставив себя принять горсть таблеток и закинув в рот мятный леденец, чтобы хоть как-нибудь отвлечься от тошноты, Диана взялась перебирать письма, отсеивать рекламу и бессодержательные послания.
  Один из конвертов заметно отличался от остальных. Бумага его была коричневатая, шершавая на ощупь и, кажется, пахнувшая канализацией. Диана несколько раз подносила письмо к носу, чтобы убедиться, что мерзкая вонь шла именно от этого конверта. На нём не было ни марок, ни адреса, ни строчки, ни буковки - вообще ничего. Просто пустой конверт, крепко заклеенный с обратной стороны.
  Диана подивилась, надрезала бумагу ножницами, вот только письма внутри не оказалось. Тряхнув конверт, она ошарашенно уставилась на вещицу, выпавшую ей на ладонь.
  Это был желтоватый хорошо поеденный кариесом человеческий зуб.
  Диана сглотнула, чуть не подавившись мятной конфеткой, и с трудом сдержала первый порыв - отбросить прочь отвратительную находку. Но что-то её удержало. Наверное, то, что зуб вдруг ожил. Он медленно сдвинулся на её ладони влево, а через несколько секунд сместился ещё на миллиметр.
  Диана пять минут молча и с каким-то внутренним содроганием наблюдала за попытками зуба сбежать с её ладони. Тот целенаправленно полз в одну сторону.
  Чей это зуб? Зачем его прислали Диане, да и ей ли вообще предназначалось послание? И, конечно, главный вопрос: как он мог двигаться? Это ведь не жучок какой-то с лапками, в самом деле!
  На время бросив скверное содержимое посылки на блюдце, Диана вернулась к конверту. Внутри так ничего и не нашлось. Женщина категорически не понимала происходящего. Зуб, что двигался сам собой. Чертовщина какая-то, честное слово! Либо чья-то безумно глупая шутка.
  На блюдце зуб шевелиться отказывался. Покорно лежал на месте, но, стоило Диане вновь взять его в руки, сразу оживал. Какое-то время понаблюдав за странной вещицей, перекладывая её с места на место, Диана пропустила тот момент, когда в замке входной двери застрекотал поворачиваемый ключ. Яна пришла с работы на обед.
  Не особенно отдавая себе отчёт в действиях, Диана бросила зуб на блюдце и торопливо спрятала его в выдвижной ящик обеденного стола. После прикрыла всё уголком скатерти и сделала вид, что внимательно изучает рекламу пластиковых окон.
  - Мам, я дома! - звонко крикнула Яна, разулась, вымыла руки и только после этого появилась на кухне.
  - Ты опять брала такси от работы? Яна, это ведь страшно дорого, - мягко пожурила дочь Диана, тем не менее послушно подставляя щёки под поцелуи.
  - Зато быстро. Я смогу больше времени провести с тобой, накормить тебя полноценным обедом.
  - Я и сама справлюсь, - уязвлённо заметила Диана, торопливо разгрызая остатки мятного леденца.
  - Знаю я, как ты справишься! Опять до вечера только сушки сосать будешь и конфеты, - озорно улыбнулась Яна, поправив на носу вечно сползавшие очки.
  - А что делать?.. Аппетита ведь нет.
  - Ничего! Сейчас появится! - не терпящим возражений тоном припечатала дочка и накинула поверх белой фирменной рубашки кухонный фартук, крепко стянув завязки. Будто и не была она уже давно взрослой умудрённой жизнью спокойной женщиной, а всё ещё оставалась той настырной девчонкой-школьницей, какой её так хорошо помнила мама. Упорной до одурения, с самых начальных классов больше всего на свете любившую ставить перед собой недостижимые цели и достигать их - всё, лишь бы мать могла ей по праву гордиться.
  И, кажется, даже эту безнадёжную болезнь Дианы дочь воспринимала исключительно как очередную невыполнимую задачу, своего рода личный вызов её настойчивости.
  - Давай я быстренько приготовлю что-нибудь лёгкое для нас, а ты мне лучше расскажи, как прошла сегодняшняя процедура, - попросила Яна, заглядывая в холодильник, пока мама тихонько любовалась ей со стороны. - Как ты себя сейчас чувствуешь?
  Блуждающая улыбка медленно сползла с лица Дианы. Приглушённая лекарствами боль вяло завозилась в животе, сжимая внутренние органы острыми когтями. Даже история с присланным зубом как-то незаметно сдвинулась на второй план и забылась.
  - Всё по-прежнему, Яночка, - наблюдая за хозяйничающей на кухне дочерью, призналась Диана. - Тяжело. Плохо. Ты знаешь, вряд ли я смогу до конца пройти этот курс. Сегодня вон едва доковыляла обратно до дома... Как какая-то немощная старуха, честное слово...
  - Нет, мама. Нужно пройти обязательно. А потом ещё кое-что попробуем, если не поможет. Мне тут на работе по знакомству дали телефон одного бурятского шамана. Говорят, он и на "Битве Экстрасенсов" был, представляешь? Да сам ушёл, сказал, что энергетика там, на шоу, дурная.
  - Да неужели?
  - Ага. И я хочу позвонить ему на выходных, рассказать о тебе. Может, получится договориться.
  - Яна... - тихо позвала мама.
  - С шаманами мы с тобой ведь ещё не связывались. А я в интернете почитала, что все эти шаманские энергетики - очень мощная штука. Звуки бубна, песнопения, пляски - исцеляет многих!.. - продолжала вещать Яна, нарезая овощной салат и одновременно отправляя в микроволновку отварную куриную грудку.
  - Яночка, - ещё раз позвала Диана.
  - А?.. Ты что-то сказала?
  - Яна, может, хватит?
  - Что "хватит"? - не поняла дочь, не отвлекаясь от огурцов.
  - Всё хватит.
  Мягко звякнул нож, когда Яна положила его на разделочную доску и повернулась лицом к матери. Диана постаралась придать себе спокойный смирный вид.
  - Хватит терзать себя и меня, - мягко и осторожно произнесла она. - Мне тяжело. Я устала. И ты жизни сама не видишь, всё бегаешь со мной. Давай закончим это, а? Просто дай мне тихо дожить отмеренное время на паллиативах...
  - Нет! - чересчур резко оборвала её Яна, вскидывая голову. - Да как ты только можешь говорить о подобном, мама?! Нужно бороться до конца!
  - У меня сил уже нет.
  - У меня есть! Я буду бороться за нас обеих!
  Она вдруг подбежала к матери, присела и схватила её ледяные бледные пальцы, крепко сжимая их в своих ладонях, как часто делала в детстве, когда ей хотелось тепла прикосновений.
  - Не надо так! Не сдавайся. Я же не сдаюсь. Я попробую что угодно, поеду, куда надо, отдам последние деньги - всё ради того, чтобы ты выздоровела, мама! Не надо, не опускай руки, не бросай меня!
  Яна прижалась сухими губами к костяшкам Дианы.
  - Яночка...
  - Нет, мама. Я тебя не отпущу, даже не проси. Ты всё, что у меня есть, ты - моя жизнь. И ты не можешь вот так просто сдаться, позволив болезни победить. Мы с тобой обязательно найдём способ вылечить тебя. Обязательно. Верь мне, мама. Пожалуйста, верь мне. И будь со мной.
  Диана, чувствуя, как сжимают горло подступившие слёзы, лишь слабо кивнула.
  Разве могла она бросить свою девочку одну, когда та так в ней нуждалась?
  
  В очереди возле кабинета химиотерапии, как всегда, собрались сплошь знакомые лица. Сплетни лились рекой, так и норовя выйти из берегов. Тесный коридор с рядами одинаковых лавочек по обеим сторонам был забит битком, а на гвалт голосов из кабинета постоянно выходила немолодая желчная медсестра Танька и грозно шикала на пациентов.
  - Ведите себя тише! Невозможно работать!
  Сидящие в очереди на несколько минут приглушали голоса, но потом, вновь ввязавшись в популярные здесь споры на медицинские темы, либо добившись от импозантного завсегдатая дяди Вани очередного непристойного анекдота, заполняли пространство коридора прежним уровнем шума и квакающими смешками. Чтобы через четверть часа Танька в который раз выместила на них своё раздражение.
  - Вы у меня доиграетесь! Так иглу засажу каждому, чтоб надолго запомнили, здесь вам не цирк - не повышайте голос!
  - Ага, доиграемся, как же! - крякнула полненькая Антонина Михайловна, едва медсестра вновь скрылась в кабинете, с грохотом захлопнув за собой дверь. - И так уже живого места нигде нет.
  Все согласно покачали голова, украдкой разглядывая исколотые покрытые синюшными и желтоватыми пятнами руки. Здесь каждый мог похвастаться подобным украшением.
  - Ох, миленькие мои, с какой же радостью вырвусь я из этого гиблого места! - мечтательно продолжила Антонина, кокетливо поправляя вязаную шапочку, прикрывавшую голову, ещё не обросшую пушком. - Забуду всё как страшный сон!
  - А вы, что же это, планируете скоро нас оставить? - галантно поинтересовался дядя Ваня, чуть наклоняясь вперёд, чтобы лучше видеть собеседницу.
  - А как же! Ещё немного, и мне тут больше нечего будет делать.
  - Во брешет! - неверяще буркнул кто-то со стороны. Диана, как и многие другие сидевшие здесь завсегдатаи, мысленно поддержала это заявление, но продолжила прислушиваться к беседе.
  - Неужели есть улучшения от процедур? - удивлённо вздёрнул остатки бровей Ваня.
  - Ещё чего. Он этой отравы только больше организм хиреет! Для себя я другое средство отыскала. Уникальное! И уже чувствую себя куда лучше, - хвастливо улыбнулась Антонина Михайловна во весь рот, блеснув чёрным провалом на месте клыка. - Вот увидите, сегодня я с вами кукую последний день - врачу так и скажу. Завтра ноги моей тут не будет! Иду на поправку!
  Взволнованно зашушукались две старухи-подружки, сидевшие напротив Антонины, но дядя Ваня только нетерпеливо махнул рукой на них и полным скепсиса тоном обратился к собеседнице:
  - И что это за чудесное средство, позвольте поинтересоваться?
  Антонина Михайловна, уловив сомнения в его голосе, горделиво бросила:
  - Уникальное, я же сказала. В единственном экземпляре и предложенное мне одной. В магазинах подобное не продают. А я получила личное приглашение и согласилась принять эту помощь.
  - Какую помощь? - негромко спросила Диана.
  Усмехнувшись, Антонина уставилась на неё хищным взглядом прожжённой интриганки и, придав себе таинственный вид, проникновенно протянула:
  - С той стороны.
  В очереди на несколько секунд повисло молчание, а потом раздались отдельные шёпотки, перемежаемые смешками. Шум всё нарастал и нарастал, пока дядя Ваня не прервал болтовню одной едкой фразой:
  - Да вы, видно, последний разум растеряли, голубушка! Какая ещё "та сторона"?
  Антонина Михайловна дёрнулась, заёрзала на месте, уязвлённая в самое сердце.
  - Не ваше дело! - резко ответила она. - Не верите - не надо!
  - Да вы сами толком ничего объяснять не хотите...
  - И не буду! Это моё дело! Я-то хотела вам по секрету доверить эту маленькую тайну, чтобы вы порадовались вместе со мной. А вы!.. Вы! Да вы просто завидуете! Что я победила рак, а вы тут все так и сгниёте в этой бесконечной очереди!
  На пороге кабинета показалась измученная Танька, но не успела она открыть свой большой рот, чтобы возмутиться стоявшему в коридоре гвалту, как Антонина Михайловна подорвалась с места и пролетела по коридору в сторону выхода, по пути грубо толкнув медсестру в плечо.
  - Пошли вы...!
  Все проводили женщину в вязанной шапочке озадаченными взглядами, а Танька даже передумала возмущаться на шум и только негромко заметила:
  - Ну вот и местечко освободилось.
  Пациенты завозились, возвращаясь к своим мирским заботам и привычным темам для разговоров. Одна только Диана всё сидела, опершись на нелюбимую трость, и поглядывала на пустовавший край лавочки, где минуту назад теснилась полноватая Антонина Михайловна. И маленькая, вроде бы совсем не стоившая внимания деталь никак не давала ей покоя. Всё крутилась и крутилась в голове назойливой скользкой рыбкой, не позволяя себя схватить за хвост.
  Куда делся клык Антонины - главный предмет её гордости - единственный во всём рту золотой зуб?
  
  В среду Диана едва нашла силы, чтобы сесть утром на кровати. Её мутило так, будто весь мир вокруг был бушующим океаном, а она - маленьким утлым катером, не по своей воле попавшим в эту бурю. Яна позвонила, отпросилась с работы и убедила мать, что сводит её в диспансер.
  - Да ты что, я сама дойду как-нибудь, - вяло отнекивалась Диана.
  - И упадёшь в кустах где-то по дороге? Нет уж. Идём вдвоём.
  И они пошли. Вернее, медленно и с остановками побрели в сторону больницы. Ради дочери Диана старалась держать спину ровно и не жаловаться, хоть кости ныли так, будто изнутри их грыз целый рой жучков-точильщиков. Диане даже казалось, что порой её слуха достигало их мерное низкое жужжание - звук тысяч челюстей и жвал, без остановки глодавших кости.
  В коридоре возле кабинета химиотерапии в этот раз было не так многолюдно. Правда, шум стоял прежний. А причиной горячих обсуждений стала, как это ни странно, Антонина Михайловна.
  - Видела её вчера в парке! Гуляла со своей собачкой, этим маленьким милым шпицем. И, что бы вы думали, сияет, как солнце!
  - Да что вы говорите?
  - Румянец на щеках, вся бледность и желтизна куда-то исчезли. Бегала за собакой своей, совсем как молоденькая девушка, с улыбкой на лице.
  - Не может быть!
  - Да вдруг всё дело в самоубеждении? Как это модно нынче говорить, эффект плацебо! - скрестив руки на груди, непримиримо возразил дядя Ваня, хмуро поглядывая на возбуждённо гомонивших соседей. - Напридумывала она всякой чепухи, сама же в неё и поверила, и вот оно - кратковременное улучшение. Но дальше-то всё вернётся, как было. Смерть не обманешь.
  - Да вы что, какая смерть! - жарко набросилась на него одна дама, вечно до этого молча сидевшая с любовными романами в самом конце коридорчика. Диана даже имени её не знала, потому как дама в общих обсуждениях ни разу не участвовала, а только жадно поглощала дешёвое чтиво, проходила процедуры и исчезала в неизвестном направлении, чутка покачиваясь.
  Теперь же лицо её пылало, книжка с целующейся парой на обложке была отброшена подальше, и дама силилась доказать всем и каждому, что Антонина Михайловна-то, оказывается, не врала.
  - Мне ведь тоже это самое приглашение пришло! - взволнованно призналась она. - С той стороны! Всё, как Антонина Михайловна говорила. Я сразу, как письмо увидела, поняла, что это оно, то самое... Спасение моё.
  Диана невольно вздрогнула, когда услышала о письме. Непрошенная мысль о забытом в ящике стола зубе всплыла на границе сознания, вызвав волну мурашек. Слава богу, Яна ничего не заметила, поскольку с приоткрытым ртом прислушивалась к общей беседе. Дядя Ваня же на слова дамы с книжкой лишь демонстративно закатил глаза, но её уже бомбардировали вопросами старушки-подружки, как всегда желавшие быть в курсе всего, что творилось вокруг.
  - И что же там?
  - И как оно? Помогло ли?
  - Как добыть-то?
  Дама придала себе важный вид, вытянула худую жилистую шею и шёпотом заговорила:
  - Я сразу к Антонине Михайловне пошла. Она мне вот как сказала: "Следовать за содержимым. Ничего не бояться. Отдать то, что просят".
  - И что это значит? - нарушила повисшее в коридоре молчание Яна. Диана мягко толкнула её локтем в бок, чтобы не лезла в разговор сумасшедших, но дочь не шелохнулась.
  - Я всё сделала, как надо, - сухо ответила дама с книжкой. - И получила своё лекарство...
  - Значит, вы теперь думаете, что вылечились? - язвительно перебил её дядя Ваня.
  - Точно не знаю, но очень надеюсь. Мне сегодня уже куда лучше. Буду наблюдать.
  Одна из старушек, нетерпеливо дёрнув уголки повязанного вокруг головы платка, воскликнула:
  - Да как получить-то лекарство? Куда звонить надо, записываться? Куда ехать? Адрес дайте!
  - Без приглашения - никак. Но если придёт письмо - идите без сомнений.
  Очередь загалдела громче. Сразу стало ясно, что в этот день Таньку подменяла другая медсестра: иначе желчная женщина давно бы уже пробкой вылетела из кабинета и утихомирила пациентов. Дядя Ваня в полный голос уверял собравшихся, что всё сказанное - бред чистой воды, но людям хотелось верить в чудо, и они наседали на даму с любовными романами, убеждая её раскрыть подробности. Яна, не сдержавшись, пересела от матери и тоже подключилась к допросу, ухватившись за очередное волшебное средство, способное помочь Диане. Но допрашиваемая только и делала, что твердила о каком-то письме.
  На Диану голодными коршунами набросились тревожные мысли. Она начинала догадываться, что странное послание с зубом, которое она получила недавно, могло иметь прямое отношение к происходившему. Если гнилой зуб и был "приглашением опробовать лекарство", то едва ли имелся хоть шанс понять это без подсказок. А таинственные напутствия вылечившейся Антонины Михайловны только вносили больший сумбур в ситуацию.
  И, конечно же, едва очередь была высижена, а процедуры сделаны, Яна под руку потащила обессиленную мать домой, не уставая твердить о "чудо-средстве".
  - Яночка, да это же выдумки всё. Прав Ваня, они просто сами себя убеждают, что им полегчало.
  - Но ведь двоим уже помогло! Я сама видела румянец у этой женщины в очереди - она выглядела совсем как здоровая, глаза блестели. И даже после химии чувствовала себя отлично: улетела из больницы кометой, разве что дымящегося хвоста позади не хватало!
  - Да всё это как-то сомнительно... Неясные приглашения только для избранных, так таинственно и туманно...
  - Просто это экспериментальное лекарство, я думаю, - предположила Яна, помогая маме шагнуть в лифт, и с силой вдавила вглубь кнопку с цифрой пять. - Учёным нужны добровольцы для тестирования, вот и приходится их искать осторожно, соблюдая секретность.
  - Так это же незаконно.
  - Ну и что? А вдруг они не сегодня завтра совершат революцию в сфере медицины? Вдруг они, эти самоотверженные исследователи, эти загнанные в подполье филантропы, творят историю? Вдруг они нашли лекарство от рака? Разве это не волнительно, мама?
  Диана была с ней не совсем согласна. Всё же выводы дочери казались ей скоропалительными, необдуманными и довольно-таки спорными. Но она смолчала.
  - Боже, если бы только нам с тобой пришло это письмо! Если бы нас тоже пригласили поучаствовать в эксперименте! Такой шанс! - вздыхала Яна, придерживая маму, пока та шла от лифта до квартиры. Диана слышала в её голосе явную обиду на несправедливую судьбу, но так и не решилась сознаться, что письмо-то как раз у них имелось. Вот только это послание выглядело не совсем так, как ожидала Яна. И едва ли оно походило на приглашение от каких-то там учёных.
  
  Ближе к вечеру Диана была готова молить о смерти. Каждая косточка в её теле, каждая мышца и клетка стонали от боли. Она чувствовала, как умирает плоть, умирает в мучениях, а беспощадная болезнь ликует, резвясь над поверженными врагами, как стервятник над трупами.
  С трудом добравшись до кухни, Диана села у окна, не включая раздражавший глаза свет. Кружка с давно остывшим мятным чаем стала её спасением: так тошнота немного отступала, давая желудку иллюзию покоя. Маленькими глотками потягивая напиток, Диана нащупала рукой ящик обеденного стола и выдвинула его. Внутри на блюдечке по-прежнему покоился жёлтый человеческий зуб с чёрными кляксами кариеса.
  Поколебавшись мгновение, женщина вытащила его и положила на ладонь. Зуб сразу стал целеустремлённо двигаться в одну сторону, как и в тот день, когда Диана его только получила.
  В слабом свете фонарей, струившемся с улицы, Диана пила холодный горький чай, наблюдала за удивительным зубом и думала о том, как же она устала. Вот даже теперь: перед ней лежал своеобразный компас, указывавший путь к мифическому спасению, а она была готова избавиться от него и ни о чём не сожалеть, лишь бы закончить эту непрестанную борьбу.
  Сжав зуб в ладони, Диана медленно поднялась. Отодвинув стул с протяжным скрипом, она развернулась к окну и с усилием его распахнула. В лицо пахнуло вечерней свежестью, и Диана занесла руку, намереваясь раз и навсегда избавить себя от любой надежды.
  - Ты что тут в темноте делаешь, мама? - прозвучал за спиной обеспокоенный голос Яны, и зажжённый свет на пару секунд ослепил Диану.
  Она не успела ничего сделать, как дочка уже разжала её слабый кулачок, забрав зуб.
  - Ой, мамочки... - испуганно выдохнула Яна. - У тебя зубы стали выпадать? Я и не думала, что от химии такое бывает! Это какой зуб выпал? Ну-ка открой рот, покажи мне.
  Диану усадили обратно на стул, не слушая её возражений, бесцеремонно залезли в рот.
  - Погоди. У тебя все зубы на месте.
  - Это не мой.
  - А чей же? - ещё больше удивилась Яна, опустившись за стол напротив мамы и не переставая перекатывать между пальцами жёлтый зуб.
  Диана прикрыла глаза, осознавая, что в таком плохом состоянии не сможет выдумать что-то достоверное и солгать дочери. И она сдалась, покорно рассказав и о письме, и о зубе.
  - Мама, так ведь это же замечательно! - чуть ли не задохнулась от восторга Яна, и её широко распахнутые глаза упоённо блестели за толстыми линзами очков. - Это то, о чём говорили в больнице! Приглашение опробовать экспериментальное лекарство!
  - И тебя ничуточку не смущает мой рассказ? - опешила Диана, облизывая пересохшие губы.
  - А должен?
  - Если это приглашение, то почему бы не прислать обычную визитку с адресом? Зачем они положили в письмо чей-то зуб? И как он двигается?!
  Диана отобрала у дочери вышеназванную вещицу и положила себе на ладонь. Не теряя времени, зуб пополз к краю. Яна сглотнула, но страха или удивления не выказала, лишь заговорила увереннее:
  - Их странные методы связи меня не волнуют. Меня волнует только, могут ли они дать тебе лекарство или нет. Всё.
  - Ты, что же это, предлагаешь с ними связаться?! Да ведь это такой риск...
  - Плевать, - резко ответила Яна, мотнув головой. - Если они поставят тебя на ноги, остальное будет уже неважно.
  - Я сразу говорю, что я против, - упорствовала Диана.
  - Значит, я поведу тебя туда силой, против твоей воли.
  Яна подняла на мать взгляд, тяжёлый и суровый, в котором читалось неверие в компромиссы и такая дикая безудержная надежда, что у Дианы не нашлось слов.
  - Собирайся.
  - Мы что, пойдём прямо сейчас, на ночь глядя? - испуганно прошептала мать.
  - А разве у тебя осталось лишнее время, чтобы тратить его на ожидание утра?
  Дом они покинули в тревожном молчании. Яна поддерживала маму под свободную руку и то и дело поглядывала на гнилой зуб, который медленно ползал по ладони Дианы, указывая направление. В чужой руке, кроме Дианиной, работать он напрочь отказывался, мгновенно теряя все свойства.
  Шёл одиннадцатый час ночи, на улицах было малолюдно, и даже автомобили, казалось, старались ездить потише, крадучись передвигаясь в полумраке. Яне так не терпелось добраться до тайного места, что она буквально тащила мать под локоть, не замечая, как делает ей больно. Но Диана стойко терпела, смирившись с судьбой. Похоже, она давно уже не распоряжалась собственной жизнью, но почему-то до сего дня этого упорно не замечала.
  Бесшумно елозя по ладони, как жук с желтоватым хитиновым панцирем, зуб вёл мать с дочерью тёмными неосвещёнными улочками мимо спящих домов. Когда впереди показался знакомый забор онкологического диспансера, Диана даже не удивилась. А поскольку зуб продолжал подрагивать, Яна быстро протолкнула исхудавшую мать через узкую дыру в ограде, и сама ловко перемахнула через верх, будто всю жизнь занималась прыжками в высоту.
  - Ну, и куда тут дальше? - быстро оглядевшись, поинтересовалась дочка, а Диана лишь передёрнула плечами, опираясь на палку.
  В ночи окна онкодиспансера горели холодным приглушённым светом. Здание, словно затаившийся старый зверь с мудрым взором, пряталось в тени и терпеливо дожидалось своих гостей. Там, внутри, изнемогали от боли и отчаяния десятки больных, которых оно уже приютило. Они стонали на жёстких койках, забыв о сне, поглаживали шишки вздувшихся лимфоузлов и мечтали о конце. И здание обещало подарить им его, такой желанный и долгожданный конец.
  Диану сжала в тиски небывалая тоска. Она знала, что её место было там, вместе с остальными, с теми, кто шёл к вечному покою через тернистый путь страданий. Но Яна настойчиво тащила её прочь от тусклого будто внеземного света, в жерло ночи, в пелену абсолютного мрака, где, как ей думалось, скрывалось спасение.
  Зуб замер в тот миг, когда узкая заросшая бурьяном тропа вывела женщин к заброшенному корпусу в дальнем углу обширной территории больницы. Некогда крепкое здание давно превратилось в руины: окна были забиты досками, на крыше прорастали берёзы, и крошево кирпича под ногами отзывалось в ночи громким хрустом, словно землю устилали хрупкие кости.
  Яна подсвечивала себе путь фонариком на телефоне. Он-то и высветил рваный пролом в стене, за которым простиралась густая тьма, лениво плескавшаяся в своих границах. Сюда явно нечасто захаживали люди, разве что какие-то подростки-вандалы, разрисовавшие стены граффити и оставившие под окнами целую гору смятых жестяных банок.
  - Мы должны пойти туда? Внутрь? - с опаской прошептала Диана, боясь заглянуть в темноту пролома. Потому что ей казалось, будто оттуда за ней кто-то безмолвно наблюдал.
  - Видимо, это вход. Пойдём, мама. Помнишь, что сказала Антонина? Ничего не бойся.
  И Яна бесстрашно шагнула в проём, помогая матери перебраться следом за ней через кирпичные и мусорные завалы. Под ногами со стеклянным звоном катались бутылки, на обуви оседала мутная пыль, и из провалов пустых помещений за женщинами следила тьма. Они шагали осторожно, потихоньку, подсвечивая дорогу фонариком и чувствуя себя бестолковыми диггерами, малолетними и совершенно беспечными, готовыми залезть в какую угодно дыру ради расплывчатой цели, маячившей впереди.
  - Тут совсем никого нет.
  - А я тебе что говорила? Пойдём обратно, домой. Это всё просто выдумки...
  Диана замолкла на полуслове, когда сбоку, из бездонного пролома в полу, уводившего в какие-то неизведанные глубины ада, послышался резкий звук и вдруг дохнуло тёплым сухим воздухом с отчётливыми нотками канализационной вони - будто где-то открыли дверь, устроив сквозняк.
  - Ты слышала? - посеревшим голосом спросила мать, и дочь лишь слабо кивнула. Обе они не отводили взгляд от дыры, обрамлённой комьями сухой земли и кирпичным крошевом. Среди гнутых железных прутов, остатков деревянных полов и битого стекла явно что-то возилось.
  Послышался ещё один звук. На этот раз куда более громкий - вниз скатилась бутылка, разбившись о дно чёрной пропасти. Диана вцепилась сведёнными от ужаса пальцами в предплечье Яны, ту мелко потряхивало, но с места при этом она не сходила. Свет фонарика дрожал, однако он не мог разогнать мрак, сочившийся из глубокой дыры в полу заброшенного здания.
  Когда из-под завалов строительного мусора вдруг вырвалась плотная тень и метнулась в неосвещённый угол комнаты, Яна взвизгнула, как маленькая девочка, а Диана схватилась за сердце, отбивавшее в груди рваный ритм.
  - Кто здесь?! - испуганно затараторила Яна, пытаясь навести луч света на угол. Но тени отказывались расступаться, а, казалось, становились лишь гуще. - Покажись!
  В углу шумно завозились, и из мрака неожиданно совершенно отчётливо соткались три пары конечностей, длинное туловище и голова, напоминавшие человеческие. Закутанная в рваньё фигура резко дёрнула вывернутыми суставами рук и ног, а после вдруг по-жучиному поползла прямиком по стене и ловко перебралась на потолок.
  - Мамочки... - чуть не плача, просипела Яна.
  И в этот момент создание с хрустом развернуло голову на сто восемьдесят градусов, уставившись на двух прижавшихся друг к другу бледных женщин, замерших в проходе.
  С землистого, осыпавшегося клочьями влажной кожи лица на Диану и Яну смотрели глубоко запавшие чёрные глазки. А под щелями ноздрей раскинулась огромная жуткая пасть. Порванные до самых ушей щёки открывали вид на зубы. Отвратительная пасть ощетинилась десятками, сотнями кривых зубов: гнилых, жёлтых, железных, дырявых, золотых, заточенных, раскрошившихся, сломанных, керамических, крошечных и непомерно крупных - зубы рядами и вереницами торчали из бледных дёсен, уходя до самой глотки, а над всей этой бездной длинным скользким змием извивался язык.
  - Где моё? - заговорило вдруг существо, и голос его, исковерканный и шипящий, рассёк тишину заброшки острейшим лезвием.
  Диана боялась даже пошевелиться, даже вздохнуть лишний раз. Она была уверена, что сердце её вот-вот не выдержит, остановится, как отслуживший свой срок механизм.
  "Ничего не бойся, ничего не бойся. Не бойся", - как мантру повторяла она мысленно, надеясь, что виденное ей - не больше, чем кошмар, который непременно скоро развеется.
  - Где моё?! - взревел Пасть, негодующе замотав безобразной головой.
  - Отдай ему зуб, - едва слышно произнесла Яна, дёрнув мать за руку.
  Дрожа, Диана послушно вытянула вперёд ладонь, на которой ютился гнилой зуб. Тварь мгновенно заткнулась, а длинный язык в её пасти растянулся до невозможности и метнулся в сторону женщин. Влажный отвратительно смердевший орган коснулся пальцев Дианы и слизал оттуда зуб. Прямо на глазах ошарашенной мамы и дочки, Пасть деловито вставил потерянную запчасть в десну, потеснив остальные такие непохожие друг на друга зубы, и широко улыбнулся.
  От этой неестественной, невероятной и такой неправильной гримасы хотелось сжаться в комок.
  - Уродцы пожаловали.
  - П-простите, - сбиваясь, нашла в себе смелость заговорить Яна, - нам с-сказали, что вы можете помочь моей м-маме. Она больна раком. М-мы слышали, что у вас есть лекарство.
  - Маленькие, жалкие, хрупкие уродцы, - как-то сочувственно пробормотал Пасть, не переставая улыбаться, а после переполз с потолка на ближайшую стену, откуда лучше было видно двух гостий.
  Диана хотела шарахнуться в сторону, подальше от вонявшей твари, но Яна стальным захватом впилась ей в руку и удержала на месте.
  - Ваша плоть так слаба, так недолговечна. Рассыпается пылью после смерти, - продолжало шептать существо, а склизкий язык трепыхался над скалистой грядой зубов алым лоскутом. - Но я могу помочь. Могу сделать вас краше, крепче... Могу прах превратить в идеал.
  - А избавить от боли? - осторожно спросила Яна.
  - Боль превратить в улыбку.
  Яна робко улыбнулась в ответ, глядя прямо на безобразное страшилище, будто узрела в нём воплощение мечты и теперь её не смущало даже то, что вместо врачей в старом корпусе больницы она отыскала какую-то инфернальную тварь, какие могли существовать только в кино и ночных кошмарах.
  - Что вы хотите за то, чтобы вылечить мою маму?
  - Яна, не надо, - сдавленно попросила Диана. - Давай уйдём отсюда. Это же чудовище. Не надо ничего у него просить...
  - Это чудовище может и хочет тебе помочь, разве ты не понимаешь? - сдвинув брови к переносице, строго произнесла Яна, глядя на мать поверх очков. - Это наш шанс победить болезнь, мама. Продлить твою жизнь. Антонине и другим ведь помогло.
  А после, вновь повернувшись лицом к Пасти, дочь твёрдо повторила:
  - Что вы хотите? Что нам нужно сделать?
  Тварь как-то сдавленно то ли всхлипнула, то ли хихикнула и, передвигая вывернутыми конечностями, подползла ближе к женщинам. Теперь их разделяло буквально полтора метра, и до Дианы явственно доносился гнилостный запах нечищеных зубов, от которого её привычная тошнота накатила новой волной.
  - Дай. Дай частичку. Дай дар. А задобрю костяных богов, я вознесу им хвалу.
  - Какую частичку? Какой дар? - сглатывая и прикрывая рукой рот, выдавила из себя Диана.
  - Дай себя! Дай! - необыкновенно яростно и требовательно заверещало чудовище, замотав головой, и каждое её движение сопровождалось щелчками шейных позвонков. - Дай себя! Я верен богам! Я докажу преданность! Отдай мне!
  - Что тебе нужно? - пытаясь перекричать разошедшуюся тварь, спросила Яна, но её вопрос остался без ясного ответа. Пасть так и продолжал крутиться на месте, улыбаясь и вопя.
  - Яна, я не хочу ничего ему давать...
  - Зуб! Точно! Тебе ведь нужен её зуб, не так ли? - неожиданно осенило дочку. Она даже подалась вперёд всем телом. - Ты явно их собираешь, верно?
  Существо её услышало. Оно замерло, успокоилось, возвратило голову в обычное положение, если можно было назвать обычным положением то, что голова оказалась повёрнута на спину. И, продолжив широко и пугающе улыбаться, уставилось на Яну.
  - Дай.
  - Х-хорошо, - запнувшись, выдохнула Яна. - Значит, тебе нужен один её зуб, так? Эм... Мама?
  Яна уже без прежней уверенности повернулась к матери, но Диана лишь испуганно закрыла обеими руками рот, не планируя расставаться с зубами.
  - Давай же, не бойся. Всего один зуб, и мы получим лекарство. Это малая цена.
  Диана, вытаращив глаза, в ужасе замотала головой, не опуская руки.
  - Мама, я тоже не хочу этого делать, но разве годы долгой и здоровой жизни того не стоят? Маленькой жертвы, а? Ты ничего не почувствуешь, обещаю! А, как выздоровеешь, я обязательно отведу тебя в хорошую клинику, и мы поставим новый зуб. Ну, пожалуйста, мама. Доверься мне. Я так желаю тебе помочь, так хочу победить твой рак. Чтобы мы могли жить вдвоём, как раньше. Бок о бок, в любви и гармонии... Я не переживу, если потеряю тебя.
  Всхлипнув, Диана медленно и неуверенно отняла ладони ото рта. Она понимала, что Яна в любом случае добьётся желаемого. Она была упрямой девочкой. Очень упрямой. Диана ведь сама её такой воспитала, так что винить можно было лишь себя.
  Яна медлить не стала. Она знала всё, что творилось с зубами матери: сама же вечно и заставляла её через "не хочу" ходить к стоматологам. Знала, какие болели, какие давно шатались, а какие целиком состояли из пломб. И, ухватив ногтями старый ходивший в десне зуб, пятёрку, принялась её расшатывать. Заскулив от боли, Диана хотела отпрянуть - Яна не позволила, лишь сильнее дёрнула. Пасть же с плохо скрываемым удовольствием со стены наблюдал за происходящим, ворочая языком.
  - Потерпи немного, мамочка, - шептала Яна. - Я почти вытащила его. Потерпи, ради меня.
  И Диана покорно терпела боль, как терпела её все месяцы до этого, практически сроднившись с мерзавкой. И сквозь слёзы смотрела на сосредоточенную дочь, которая настолько не желала расставаться с матерью, что была готова собственноручно причинять ей боль.
  - Вот! Готово! - с ликованием Яна продемонстрировала желтоватый зуб в каплях крови. Диана даже толком не успела его рассмотреть, как монстр уже выхватил языком положенную ему плату и стал пристраивать новое украшение в пасти, довольно пофыркивая.
  - Мы дали, что ты просил! Где лекарство? - немедленно потребовала Яна.
  Улыбнувшись ещё шире, хоть казалось, что это совершенно невозможно, Пасть вдруг резко провёл языком по веренице острейших клыков, расположенных в левой стороне его рта, и вытянул безобразный обрубок к Диане. С языка капала густая, как мёд, кровь. Капли опадали на пол, на строительный мусор, на кирпичную крошку и прибивали пыль к земле.
  - Что это значит? - сглатывая собственную кровь, наполнившую рот, спросила Диана, ещё не успев отойти от вырывания зуба, как ей уже предлагали новое испытание.
  - Видимо, ты должна попробовать его кровь.
  - Что?.. Боже, нет! - отвернулась Диана. Ощущение неправильности происходящего душило её, но ничего поделать она не могла. И даже сил сопротивляться, когда Яна сунула ей в рот вымазанный в чужой крови палец, не было. Диана покорно сглотнула солоноватую слюну.
  - Плоть больше не будет такой слабой и уродливой, - проронил напоследок Пасть и, перебирая жучиными конечностями, отполз к провалу в полу. Ни Яна, ни Диана даже не успели ничего сказать, как он прыгнул в темноту и растворился в ней. Будто его никогда и не было. Только дохнуло в лицо нездешним тёплым воздухом, да кошмар наконец оборвался.
  - Пойдём домой, мама. Теперь ты поправишься, я уверена. Теперь ты будешь жить.
  
  Сон стал для Дианы настоящим утешением. Сперва она боялась, что, стоит ей закрыть глаза, перед внутренним взором вновь возникнет исковерканное лицо Пасти, этого жуткого монстра, существование которого в нашем мире казалось чем-то невообразимым. Но, едва её голова в ту ночь коснулась подушки, разум просто отключился, спрятавшись в спасительной пелене забытья. Не было ни жутких образов, ни терзавших её сомнений и страхов, ни обиды на дочь.
  А утром всё забылось, стоило ей проснуться. Потому что впервые за долгое время Диана вынырнула из сна не из-за ноющей боли во всём теле, а потому что выспалась и хорошо отдохнула. Она лежала на спине, сложив руки над головой, и прислушивалась к собственному организму, с удивлением отмечая изменения в состоянии. У неё ничего не болело, не ломило и не тянуло, не было привычной изматывающей тошноты, предательской слабости с самого утра. Она словно очнулась не в своём теле, а в каком-то чужом, давно забытом и утраченном...
  В теле здорового человека.
  Сев на постели, Диана долго неверяще ощупывала живот, но от прикосновений и пальпации его не простреливало, как это обычно бывало, резкой болью. Напротив, мягкий и податливый живот сводило приятной голодной судорогой. Зверский аппетит, которого женщина давно не испытывала, накатил на неё волной и вынудил чуть ли не бегом броситься на кухню.
  О, с каким наслаждением она сварила себе кофе! Горячий, ароматный, сладкий, с густыми сливками, как она раньше любила! А к нему Диана поджарила хрустящие тосты, яйца и немного диетической ветчины из индейки. Хищно набросившись на исходившую невероятно соблазнительными запахами пищу, мать даже не заметила, как на кухне бесшумно появилась Яна. Помятая, поправляющая сползавшие очки, не успевшая умыться и толком проснуться.
  Она замерла на пороге как вкопанная, лишь хватая воздух открытым ртом, когда увидела розовощёкую Диану, жадно глотавшую куски жирной яичницы прямо со сковородки.
  - Мама... Мамочка! - только и выдавила Яна, а потом вдруг разревелась, как маленькая девочка. Слёзы счастья водопадом хлынули по её лицу, и дочь упала на колени перед матерью, обнимая её за талию, крепко прижимаясь, словно боясь даже на мгновение ослабить объятья.
  - Получилось, мама! У нас всё получилось! - твердила Яна. Диана и сама поверила в эти слова. Она больше не чувствовала себя больной, не чувствовала себя слабой и истощённой. Она была полна сил, энергии, ей хотелось петь и плясать, бежать по улицам, заливисто смеясь, любоваться чистым небом, закинув голову, достать из недр шкафа какое-нибудь красивое платье, которые она давно не носила, сделать макияж, улыбаться незнакомцам в общественном транспорте и верить в то, что жизнь может быть прекрасной.
  Что жизнь стоит любых жертв, любых страданий и мук.
  Весь день она порхала по квартире, не чувствуя собственного веса, казалось, даже не касаясь ногами пола. Собственная лёгкость и отсутствие боли так непомерно пьянили, что, невзирая на недовольство дочери и просьбы остаться дома, Диана решилась тем же вечером сходить в театр.
  Как давно она там не была! Как соскучилась по неповторимой атмосфере театра: волнительным переливам звонков, зазывающих в зал, таинственному блеску люстры в полумраке, шороху поднимаемого занавеса, за которым поджидало ярчайшее действо. Ухватив в кассе последний льготный билет, Диана в элегантном беретике, скрывавшем отсутствие волос на голове, и в лучшем своём платье приютилась на балконе.
  Душа её пела. И не было ничего, способного разрушить долгожданное счастье.
  Она уже простила дочери её поступок, забыла о страшной ночи и даже в какой-то мере порадовалась, что именно Янино упорство привело её к спасению. И весь вечер после театра они провели вместе, обнявшись, гоняя чаи на кухне, не в силах нарадоваться, что болезнь отступила.
  Уже перед сном, когда Диана умывалась, она долго разглядывала себя в зеркале, подмечая, как порозовели губы, как оживился взгляд, заиграл на впалых щеках румянец. Она гладила лицо пальцами и улыбалась, всё шире и шире растягивая губы.
  А после обомлела, заметив в отражении шокирующее несоответствие. На месте вырванного Яной пятого зуба поблёскивал белоснежный преемник. Новенький, совершенно чистый и крепкий зуб стоял там, где ещё недавно, пошатываясь, гнездился старый. Тот самый, что Пасть забрал себе и пристроил в частоколе чужих зубов в провале уродливого рта.
  Диана потрогала новичка пальцем, попробовала его раскачать. Зуб сидел надёжно. Она удивлённо закрыла рот, и улыбка истаяла на её лице.
  Кровь чудовища излечила её болезнь, а теперь ещё и вырастила заново утраченный зуб. Но раз лекарству был нипочём такой страшный недуг как рак, неужто могло показаться странным, что он сумел вернуть ей один-единственный маленький кусочек кости?
  Подавив неожиданный приступ нервозности, Диана мысленно убедила себя, что всё было в порядке, что волноваться было не о чем и отправилась в кровать.
  Наутро ничего не изменилось, волшебство не рассеялось. Диана по-прежнему была полна энергии, но всё же пришла к мысли, что пропускать очередную процедуру химиотерапии не стоило. Чудо чудом, а уверить врачей в действенности химии было куда проще, чем доказать, что её исцелила кровь неведомого науки существа. И тем не менее опостылевшую тросточку Диана намеренно оставила дома, направившись в диспансер лёгким быстрым шагом.
  Что её удивило, так это вымерший практически пустой коридор. Перед кабинетом химиотерапии сидело всего несколько человек, из которых Диане был знаком лишь неизменный дядя Ваня в выглаженной рубашке. Остальные пациенты явно посещали сие печальное место впервые: это было заметно по их нервозности, лихорадочному румянцу и не выпавшим пока волосам.
  - А что так тихо? - изумлённо поинтересовалась у старого знакомого Диана, присаживаясь на лавку рядом.
  Дядя Ваня окинул её хмурым взглядом, сразу подметив и розовые щёки, и отсутствие палочки, и бодрый вид. От увиденного он вмиг насупился ещё больше, весь как-то сжался, стиснул колени.
  - И вы, значит, скоро вслед за ними отправитесь... Очень жаль, вы красивая женщина.
  - Вслед за кем? - не поняла Диана.
  - За всей этой дружной компанией, которую утащила вместе с собой в ад Антонина Михайловна.
  - О чём вы?.. - оторопела Диана.
  - Да неужто вы не понимаете сами?! - неожиданно взъярился Ваня, поджав бледные губы. - Почему все вдруг решили, что стали избранными, что смерть можно обмануть и сбежать от неё, а? Если на роду написано сгинуть, то никак этого не изменить! Ни чудесами, ни снадобьями. И эта бестолковая баба, Антонина Михайловна, со своим длинным языком, как магнит, все ваши грешные души за собой потянула! А теперь нет пути обратно! Всё! Дорожка ведёт на смертный одр, а затем в могилу. И вот стоило оно того? Стоило урезать последние часы своей жизни ради призрачной надежды? Тут хоть сколько бы ещё пожили, химии поглотали бы, да... Но ведь это лекарство проверенное. Может, кому бы и помогло, в самом деле. А вы...
  - Где Антонина Михайловна? - едва ворочая пересохшим языком, спросила Диана, чувствуя, как над её безоблачной новообретённой жизнью сгущаются сизые грозовые тучи, не предвещавшие ничего хорошего.
  - Там же, где и остальные. - Дядя Ваня демонстративно поднял взгляд на потолок. - Пока в палате, никого к ним не пускают, не велено самим главврачом. Но скоро они выше переселятся, прямиком на небеса. Степановна и Захаровна вон с утра уже туда отправились первым рейсом.
  У Дианы перехватило дыхание. Образ двух весёлых старушек-подружек, вечно влезавших в любые разговоры, которыми тешилась очередь, встал у неё перед глазами особенно чётко и ярко. А теперь, выходило, что их весёлые деньки подошли к концу. И то же самое грозило всем, кто рискнул последовать за присланным зубом и попробовать на вкус кровь жуткого чудовища. Похоже, таких оказалось немало.
  Когда Диана, ни живая ни мёртвая, оказалась усажена в кресло, а по её венам полился химический коктейль лекарств, в себя её привёл только угрюмый голос Таньки:
  - Что это вы сегодня без тросточки своей? Только с ней же ходили последнее время, Диана Олеговна. Неужели лучше себя чувствовать стали?
  Диана перевела потускневший взгляд на немолодую медсестру и неуверенно соврала:
  - Забыла её дома.
  - А, ну это ничего. Со всеми бывает, - удивительно мирно отозвалась Танька, поглядывая на катетер. - Я уж думала, вам лучше стало. А то вон у нас тут целая палата ваших товарищей и знакомых собралась. Всем внезапно лучше стало. Ну и что же? Теперь, чёрт его знает, от чего их лечим! Я такого никогда за всю свою жизнь не видела! Жуткое зрелище, скажу я вам. Так что вы это... если вдруг состояние улучшится, сразу к нам бегите, не ждите. Может, поможем... Хотя, признаться, не очень-то я верю, что мы с этим что-то сделать сумеем... Завтра консилиум присланных из столицы специалистов собирают, а мне что-то подсказывает, что и они не помогут.
  На последних словах Танька совсем понизила голос, глаза её беспокойно заблестели. Диана никогда раньше не видела эту желчную склочную медсестру такой растерянной и испуганной.
  - А что с ними?..
  - Простите, распространяться не велено начальством. Я и так много лишнего сболтнула, - тряхнула головой Танька и быстрее отошла в другой конец кабинета, к новенькой пациентке, которая явно собиралась завалиться в обморок.
  Диана с трудом досидела до конца процедуры. Новости растревожили её душу, всполошили сердце. Было ясно одно: следовало любыми способами добыть больше информации о том, что её ждало в ближайшем будущем, но попасть в палату к товарищам по несчастью не представлялось возможным, а времени оставалось всё меньше.
  Из кабинета она вылетела пушечным ядром, вот только направилась вовсе не домой, а резво поспешила к ближайшему магазину. Выбрав лучший горький шоколад, который только лежал на полках, Диана быстро вернулась обратно, без очереди заскочив в кабинет химиотерапии.
  Танька уставилась на неё круглыми глазами, не скрывая удивления.
  - Пустите меня в палату, Танечка. На одну минуту! Я вас очень прошу. Обещаю, что ничего трогать или делать не буду, только с Антониной поговорю. Вопрос жизни и смерти. Ну очень нужно!
  Никогда прежде не занимавшаяся взяточничеством Диана робко протянула медсестре две плитки элитного горького шоколада. Она давно уже знала, как сильно Татьяна любила это лакомство. В то время, пока пациенты, лёжа в креслах, с утомлённым видом поглядывали на капельницы, откуда в их вены попадало убийственное лекарство, Диана предпочитала наблюдать за медсестрой. Та вечно после сделанной работы мышкой подбиралась к столу и украдкой доставала из ящика кусочек шоколадки. Думая, что никто ничего не видит, она упоённо его поглощала. Диану это всегда забавляло - Таня не могла отказать себе в маленькой слабости даже на рабочем месте.
  - Вы что же это... Вы зачем это, Диана Олеговна?.. - смутилась медсестра, опасливо оглядываясь на других пациентов, будто ей предлагали вовсе не шоколад, а наркотики.
  - Пожалуйста, Таня.
  - Нам строго-настрого запретили посторонних туда пускать, - чуть понизив голос, произнесла Танька. - Да и зачем вам это надо, я не понимаю...
  - На одну минуту, на полминуты, Таня!
  И Таня сдалась. Ловким движением забрала шоколадки, спрятав их под халатик.
  - Только потому, что вы были самой хорошей моей пациенткой, Диана Олеговна. Самой тихонькой из всех. Никогда не шумели, не жаловались, не мешали мне работать. Только поэтому.
  Она быстро выскользнула из кабинета, поманив за собой Диану, и поспешила в сторону лестницы на второй этаж. Идти оказалось недалеко. Первая же палата с предупреждающей надписью на листке "Посторонним вход воспрещён!!!" и стала конечной точкой маршрута.
  - Через минуту я вернусь за вами, только на пост быстренько заскочу. Но я вас предупреждаю, Диана Олеговна, за ширмы не заглядывайте. Не надо. Поверьте мне.
  И Танька, придерживая рукой шоколадки, так и норовившие выпасть из-под халатика, устремилась к сестринскому посту, а Диана быстро и бесшумно прошмыгнула за дверь.
  Первое, что её поразило, было количество пациентов: она и подумать не могла, что столько людей добровольно согласились пойти в старый корпус больницы и пережить всё то же, что пережила и сама Диана. В десятиместной палате все койки, кроме двух дальних, были заняты. И все были отгорожены плотными белыми ширмами.
  Одинокий женский плач доносился с кровати, располагавшейся ближе всех к двери. На тумбочке возле неё кто-то оставил потрёпанную книгу с надорванной обложкой, на которой сплелись в страстных объятьях красотка и мускулистый герой.
  С соседней койки немедленно раздался сиплый раздражённый голос:
  - Да замолкни ты уже! Ну сколько можно реветь? Да почему же ты никак не желаешь понять, что всё не зря! Мы страдали не просто так! Мы излечились, мы остались живы.
  - Во что я превратилась?.. - сквозь слёзы жалобно протянул голос с крайней койки. - Лучше умереть...
  - Многие умрут, не все переживут превращение, - согласно протянула её собеседница. - Но будут и те, кто останутся. Избранные. И они будут жить. Будут жить долго. Я стану такой!
  Ответом ей послужил лишь скулящий надрывный плач. Диана передёрнула плечами и приблизилась к ширме той пациентки, что не плакала. Голос и амбиции принадлежали Антонине, сомнений в этом не было никаких.
  - Антонина Михайловна, - негромко позвала Диана и замерла в одном шаге от ширмы. - Антонина Михайловна, это я.
  - Кого это тут к нам занесло? Хм? Знакомый голос. Дианка, ты, что ли?
  - Я.
  - Ну вот и ты пришла, милочка. Насовсем или так, утолить любопытство?
  - Я... Я, кажется, скоро к вам присоединюсь. Я ведь тоже там была...
  В палате стало совсем тихо. Плач дамы с книжками стих, чтобы через мгновение грянуть с небывалой силой. Будто она оплакивала теперь не себя одну, но и бедняжку Диану Олеговну.
  - И правильно сделала, - категорично отозвалась Антонина. - Не слушай эту плаксу!
  - Мы все стали чудовищами. Совсем как ОН! - срываясь, проревела женщина с угловой койки.
  Застонал кто-то с постели возле окна, заворочался, но ничего не сказал.
  - Чудовищами?.. - сглотнув, опасливо переспросила Диана.
  - Не слушай её! - строго повторила Антонина. - Дура не понимает своего счастья. Мы излечились, излечились от рака и от всех болезней, понимаешь? Мы обновились, переродились, чтобы сиять теперь с небывалой силой! Мы будем жить долго, и после смерти тело наше не станет прахом и гнилью, а сверкать будет во славу костяных богов! Всё, как говорил ОН!
  Диана даже отступила на один шажок назад, сметённая волной неистового фанатизма.
  - Мы были избраны! Только мы! Мы были отмечены! Лишь нам дали семя, что переродило наши тела! Сделало их идеальными!
  - Неужели всех без исключения ждёт это... перерождение? - дрожащим голосом спросила Диана.
  - Всех, - сказала как отрезала Антонина. - Кроме одного жалкого труса.
  - Он единственный спасся! Ему повезло больше всех нас! - возразила дама с книжками.
  - Он думал обмануть костяных богов! Думал схитрить, принеся в дар чужие мёртвые зубы! Думал, что он самый умный! Какая подлость и низость!.. А теперь считает себя чуть ли не святым, искренне верит, что он везунчик, потому что ему было отказано в крови. Но одного Ванька не понимает... Не понимает, кого разозлил. ОН придёт, чтобы наказать негодяя.
  Диана передёрнула плечами, и на миг в её голове мелькнула мысль, что дядю Ваню ждала участь куда более страшная, чем смерть от рака. Не замолкая, не прерывая экзальтированные выкрики, Антонина Михайловна всё голосила про избранность, про служение и счастье перерождения. Диана её не слушала. Было ясно, что женщина медленно и верно сходила с ума от всего, что с ней случилось. Но что именно?
  Белая складная ширма отгораживала от Дианы правду. Нужно было лишь протянуть руку, чуть сдвинуть ткань и одним глазком заглянуть туда, где лежала переродившаяся Антонина. Но страх лицом к лицу встретиться с тем, что саму ждало её впереди, глодал сердце и заставлял подрагивать пальцы. Что там? Чудовище, как говорила дама с книжками? Либо же идеал, как твердила Антонина? Колеблясь, Диана коснулась ткани, чуть-чуть её отдёрнула...
  - Диана Олеговна! Я же просила! - раздался от двери стальной голос Таньки, и Диана быстро опустила руку.
  Как добралась до дома, она не помнила. Всё было словно в тумане. Тумане страхов, сомнений и тревог. Уже не так радовало обновлённое здоровое тело. Кажется, сама того не ведая, Диана заплатила за излечение от рака непомерную цену. И теперь с этим ничего нельзя было поделать.
  Дожидаясь, пока дочь вернётся с работы, Диана просто молча сидела на кухне, уставившись в окно. Будто кукла с негнущимся пластиковым телом, она до самого вечера, не шевелясь, разглядывала мир за пределами дома. А мир был красив: он переливался всеми возможными цветами, дышал свободой и жизнью, манил к себе.
  Диана думала, какую страшную ошибку она совершила, позволив дочери всё решить за неё.
  Яна сперва не поверила рассказу матери. Посмеялась, придерживая пальцами очки, но лишь заметив осунувшееся бледное лицо Дианы, сообразила, что шуткой это не было. Заставила маму объяснить всё подробнее, а потом с задумчивым видом принялась заваривать чай и после с пышущей паром кружкой разгуливать по кухне, от стены к раковине и обратно.
  - Но ведь они остались живы, так? - наконец спросила Яна.
  - Не все. Две бабушки умерли. А сейчас, может, ещё кто скончался, - тихо ответила ей мать.
  - Однако большинство выжило, да? И Антонина сказала, что все их болезни исчезли.
  - Яна... Ты будто меня не слушала. С ними случилось что-то нехорошее! Эта поганая кровь изменила их тела! Нам с тобой стоило подумать о возможных побочных эффектах, прежде чем пить кровь! Ну почему? Почему умные мысли всегда посещают меня с задержкой?..
  - Но они же в сознании, эти люди, - упрямо возразила Яна, поставив кружку на стол. - Они мыслят, говорят, помнят, кто они. Их мозги работают, как раньше! Только рака больше нет...
  - Ты понимаешь, что, избежав смерти, они обрекли себя на страшное существование в обезображенной оболочке! - не выдержав, повысила голос мать. - Они даже ходить не могут! Что там с ними случилось? В кого они превратились? В чудовищ или обездвиженных кукол? Я не знаю! Но я не хочу, чтобы и со мной так было... Не хочу!
  - Мама, но ты уже выпила кровь.
  - Я знаю! Знаю! - Диана зарыдала, обхватив руками лысую голову. - И мне безумно страшно! Кем я стану не сегодня завтра? Что со мной будет? Уж лучше бы я умерла от рака...
  - Не говори так!
  - Зачем я только послушалась тебя, пошла в эти развалины?.. Зачем позволила опоить себя этой призрачной надеждой на счастливую жизнь? Чудес ведь не бывает!
  - Ты сделала это ради меня. - Яна приложила ладонь к груди. - Чтобы мы всегда были вместе.
  - А если я не хочу этого больше? - вскинула голову Диана, уставившись прямо в глаза дочери через толстые линзы очков. - Я люблю тебя, Яна. Но жить так, превратившись в непонятно что, я не хочу. Не хочу, чтобы ты видела чудовище каждый день. Пусть живое, пусть здоровое, но всё же чудовище... Давно надо было всё это закончить.
  Диана резко поднялась со стула, решительность была напечатана на её лице огромными буквами, как лозунг на красной ткани транспаранта.
  - Куда ты? Что ты хочешь сделать? - забеспокоилась Яна.
  - Я постараюсь всё исправить. Отправлюсь к этому монстру в его дыру и попрошу вернуть всё, как было. А если не выйдет или он откажет, то лучше спрыгну с крыши. Что угодно, лишь бы не становиться ещё одной неподвижной полубезумной грудой плоти за белыми ширмами в той палате. Уж лучше смерть.
  - Нет! Мама! - Яна грудью загородила проход с кухни. - Не надо, пожалуйста! Мы ведь ещё толком не знаем, как проходит это превращение, кем ты станешь. Вдруг всё не так страшно!
  - Яна, я в любом случае не горю желанием меняться, что бы там меня ни ждало. Я хочу быть сама собой и умереть сама собой.
  - Нет, нет, нет! Ты не посмеешь! Не поступай так со мной!
  Неожиданно озверев, Яна вдруг кинулась на мать, растопырив пальцы и вцепившись ей в плечи когтями, как хищная птица. Диана и не подозревала, что её дочь на такое способна.
  - Не поступай как отец! Не смей бросать меня! - В голосе Яны проскользнули визгливые истеричные нотки, и мама, взмахнув рукой, отвесила ей крепкую увесистую пощёчину. Первую в жизни пощёчину - никогда раньше любимую и единственную дочь она не била.
  С Яны слетели очки, упав на плитку, и одна из линз сразу дала трещину. А молодая женщина так и застыла, будто приросла ногами к исшарканному кухонному полу, приложив ладонь к пылающей щеке. Она так опешила, что не пошевелилась, даже когда мать прошла мимо неё в коридор.
  - Только я могу распоряжаться собственной жизнью, она мне одной принадлежит. Только мне решать, когда жить, а когда умирать. Твоё упрямство здесь не играет роли.
  Быстро переобувшись, Диана протянула пальцы к рукояти входной двери, когда позади неё удивительно близко раздался едва различимый шёпот:
  - Ты ошибаешься. Ты принадлежишь мне.
  Яна всегда умела ходить по квартире почти бесшумно, часто ночами пугая маму, но теперь в этом не было ничего забавного. Почти сразу же Диана почувствовала, как ей на голову опустилось что-то увесистое и холодное. Удар выбил из неё весь воздух, будто фура на полном ходу врезалась ей в затылок. И почти мгновенно со вспышкой ослепительной боли разум утонул в пучине мрака.
  
  В себя она приходила медленно, то вскрикивая от кратких всполохов привидевшихся ужасов, то чувствуя, как горит всё тело, а кожа словно лопается от жара и трескается, как стонут кости и сводит мышцы. Голос Яны раздавался издалека, слова сливались в единую многозвучную массу, не позволяя ничего толком разобрать. А после, когда закрытые веки обожгло солнечным светом, обозначившим наступление утра, Диана почувствовала, как по её лицу водят влажным полотенцем и что-то приговаривают.
  - Всё будет хорошо. Всё будет хорошо, мамочка.
  Попытавшись завозиться, Диана не сразу поняла, что она лежит на кровати, обвязанная ремнями и разорванными на лоскуты простынями. Тряпки сильно врезались в тело, а чувствительность кожи почему-то вдруг показалась необычайно обострённой. Голова покоилась на груде подушек, и в ней до сих пор пульсировала боль от сильного удара чугунной сковородой.
  Диана заворочала языком в пересохшем рту, пытаясь что-то сказать, и, к своему изумлению, наткнулась на лишние зубы. Зубы, которые природой изначально предусмотрены не были. Несколько гнездились на правой щеке, другие - под языком, а ещё один прощупывался возле самой гортани. Зубы были такими же реальными, как и головная боль.
  - Что?.. - только и смогла она выдохнуть.
  - Ох, мамочка, ты проснулась? С добрым утром! Хочешь, я приготовлю завтрак? - заботливо поинтересовалась сидевшая рядом Яна и продолжила поглаживать влажной тряпкой лицо мамы.
  Только в тот момент Диана решилась распахнуть глаза. И то, что она увидела, зародило в её груди полный отчаяния и ужаса крик, сотрясший старый многоэтажный дом до основания.
  Всё её тело, каждый сантиметр кожи был покрыт белыми блестящими зубками. Они теснились повсеместно - клыки, резцы и коренные - лишайными пятнами зубы проступали на всех частях тела, мешая двигать ногами и руками, не давая даже толком пошевелить головой. Будто уродливый панцирь, с которым она оказалась навечно срощена.
  Диана чувствовала, как ремни и простыни, которыми она оказалась стянута, неприятно впивались в её зубы, как холодная капавшая с тряпки вода вызывала короткие вспышки боли в зубах на лице. Она знала, что под кожей тоже сидели зубы - десятки и сотни крепких зубов, составлявшие теперь большую часть тела. Ей хотелось реветь от безысходности, расправлявшей крылья в измученной душе, и как можно скорее броситься вон из окна, чтобы оборвать этот кошмар, но она могла только дико вращать налитыми кровью глазами и мямлить:
  - Убей меня! Убей! Я чудовище! Чудовище!
  Тихонечко улыбаясь, Яна гладила брыкавшуюся маму по лицу, скользя пальцами по чувствительным зубам. За разбитыми линзами очков горели заботой ласковые родные глаза: - Всё в порядке, мама. Ты жива и здорова, ты рядом со мной. А я люблю тебя любой. Иногда ради жизни нужно уметь чем-то жертвовать и быть готовым измениться, правда ведь? Зато теперь мы с тобой ещё долго будем вместе. Теперь всё будет хорошо. Всё будет хорошо... Ведь твоя боль наконец превратилась в улыбку, как ОН и обещал...
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"