- Ты голый и старый. А я голодная, - сказала она и накрутила на палец юный локон.
Я посмотрел на неё с обидой и ушёл в кино. Через минуту она уже прижималась холодными сосками к моей шершавой спине с редкими седыми волосами и пигментными пятнами.
- Что ты здесь делаешь? Дуешься?
- Думаю, чем тебя кормить, - ответил я, с тоской заглядывая в холодильник. Внутри только пачка одиночества и пара забытых страстей. Можно сделать неплохие бутерброды.
- У меня подозрение, что в этой комнате какой-то аллерген, - пробурчала она и громко чихнула.
- Может быть это я?
- Не начинай. Лучше налей мне чаю. Или хотя бы воды.
- Воды нет третий год. Будешь водку?
- Давай, только с хлебом.
- Хлеб я не ем. У меня от него мигрени.
- О боже, - она закатила глаза и плюнула на пол бензиновым пятном.
Я подмёл его щёткой и высморкался радугой.
В дверь позвонила ненависть. Сегодня четверг - её смена. Я открыл, отдал все свои силы и мусорный пакет. Она отсыпала мне горсть быстрорастворимых слёз и шлёпнула под зад сушёной болью.
- Где ты был? - спросила она, размазывая по тарелке утро.
- Во сне.
- Так мы будем есть или я пошла пятнами?
Я взял спагетти и насыпал в тостер. Она осталась до постели и исчезла только под ветер.
***
Ты взяла яйцо и покатила его по полю.
Поль был не против - он спал, - добрый безотказный малый.
Я спросил, зачем ты его любишь. Ты сказала: "за домом". Дом был хороший, старый. Крупные мазки гуаши на толстом сухом холсте делали его объёмным и живым.
Я предложил продать дом детям. Ты сказала, что только что купила новые занавески с крупными жёлтыми маками и совсем не хочешь переезжать. Я спросил, почему маки жёлтые. Ты ответила: "по цвету" и стала собирать ужин - две спелых джомолунгмы в черничном соусе и один гранд-каньон средней прожарки. Я аккуратно развернул хрупкие надежды и посыпал поверх пустых обещаний.
Ты докатила яйцо до края поля и разбудила его, укусив за локоть.
Мы сели ужинать, мечтая о красных маках и глотке красивого крепкого времени.
