Аннотация: Развитая технология для посторонннего наблюдателя неотличима от магии.
Наследники
Уже полгода я вкалывал как заведённый. Работа-дом, работа-дом, работа - наша кельтская группа - дом. Если вы когда-нибудь слышали про то, что учёные скоро смогут наблюдать работу отдельных нейронов человеческого мозга, то это к нам.
Нет, не надо сразу волноваться. Прочесть ваши мысли мы вряд ли сможем. Верней, мы можем научиться читать мысли какого-нибудь Михеля, но где при этом гарантия, что мысли Петера будут выглядеть так же? А вот помочь бедолаге, страдающему эпилептическими приступами, не выжигая у него здоровенный кусок мозга - это запросто.
Мне прочили научную карьеру, но в конце концов я ушёл в разработку медицинского оборудования. Немцев-теоретиков и так слишком много.
Немцев, играющих кельтскую музыку, тоже немало, если кто разбирается. Когда меня спрашивают, почему я ей занимаюсь, я советую собеседнику для начала изучить карту расселения кельтов. Обычно помогает.
Ну да, услышав немецкую народную песню, не могу не подпеть про себя. И Шуберт временами до слёз прошибает. А петь это на публике - не хочу.
Брат мой всегда увлекался разным фолклором. И меня в это затащил. Подходил серьёзно, давал читать разные статьи, ну, скажем, герра Мюллера. Мюллер тогда уже старенький был. И вот отыскал я его статью сорокового года. Кровь и почва, страсти в клочья, "в то время, как наша доблестная молодёжь...". Скверно мне стало. Кому-то наплевать, а мне скверно. Лучше уж я почитаю настоящие предания, записанные занудными ирландскими монахами, которые раньше были занудными друидами, а не что-то, адаптированное к нуждам времени. Пропаганда хорошо научилась мозги сносить - тут убрать немного, там прибавить...
В группе мне тоже сейчас непросто приходилось. Осваивать ирланскую волынку - это похуже любой работы. У нас Иоганн на ней раньше играл, археолог, но он исчез без предупреждения года на полтора. Очень известный археолог, мировая величина - к нам и такие иногда ходят. Нас всё донимал разговорами об аутентичности.
Народная музыка разных людей друг с другом сводит. У меня всё-таки приличное физическое образование, я, глядя на волынку, высчитываю - вот здесь на звук такой эффект, вот тут - этакий. А Гюнтер наш, шофёр, идёт по наитию, он и нот-то не знает. Играет отлично. Инструменты в те времена, я полагаю, вряд ли делали по специальному стандарту, а вот такая игра по наитию - она и есть самая аутентичная. И нечего тут особенно обсуждать.
Я ко всему привык от ума подходить - часть в силу характера, частью по убеждению. А вот играешь вместе со всеми, и такое тебя несёт...
Всадники скачут от Нок-на-Рей,
Мчат над могилою Клот-на-Бар,
Кайлте пылает, словно пожар,
И Ниав кличет: Скорей, скорей!
Выкинь из сердца смертные сны,
Кружатся листья, кони летят,
Волосы ветром относит назад,
Огненны очи, лица бледны.
Призрачной скачки неистов пыл,
Кто нас увидел, навек пропал:
Он позабудет, о чем мечтал,
Все позабудет, чем прежде жил.
Скачут и кличут во тьме ночей,
И нет страшней и прекрасней чар;
Кайлте пылает, словно пожар,
И Ниав громко зовет: Скорей!
И неважно уже, кто шофёр, а кто профессор.
Иоганн две недели назад вернулся. Где был - молчок. Договор о работе на некую фирму, подписка о неразглашении. Я подозреваю, что где-то в Скалистых горах - он об очень специальных прививках меня до отъезда распрашивал.
Я прохлаждался на ударных. Дарбука там, бойран. Даже пивка после репетиции пошёл со всеми выпить. Русские сказали бы, что мы до зелёных чертей допились. На самом деле до разговоров о зелёных человечках.
Иоганн сказал с убеждением:
- Они не появляются потому, что не хотят мешать. Ресурсов у них хватило бы для освоения любой планеты. В массовом порядке. Но как только они поняли, что здесь есть свой разум...
- Идеалист ты, - хохотнул я. - Слишком хорошо о людях думаешь.
- О людях - нет. О НИХ - да.
- Ох, темнишь ты что-то. Хоть намекнул бы, какой эпохой в последнее время занимался.
- Ну, тысяч триста-двести пятьдесят лет назад.
Я судорожно попытался протрезветь.
- Тогда ещё и неандертальцев-то не было.
- Вот именно...
Иоганн хорошо в тот вечер набрался. На следующий день всё смотрел на меня, видно понять пытался, что он сказал и что я услышал.
А через неделю у нас концерт. Мы играем, вокруг вспышки. Снимают нас, славы дождались. Ну, в своём, понятное дело, масштабе. К нашим флейтисту и арфисту с камерами вообще вплотную подбираются. И добро бы только с обычными, так ещё с этими новомодными игрушками, которые якобы ауру снимают. На них видно вокруг каждой фигуры цветное свечение, и цвет у каждого свой. Я вам на досуге объяснил бы, как такое может получаться. Ну, у нас на концертах много странного народу, эльфы ещё ничего, вот когда друиды появляются...
А Иоганн психанул, начал тех, которые с модными камерами, из зала выгонять, кричит, аж перекосился. Странное дело, он же вообще-то к самым разным верованиям спокойно относится, что к своим, что к чужим. Одного парня так шуганул, что тот аппарат свой возле сцены оставил. Надо бы спрятать сразу, отдать потом, чтобы претензий не было. Иоганн ковыряться в нём полез, подцепил какую-то шторку, там странная такая штучка стояла - овальной формы и совершенно чёрная. Словно света вообще не отражает. Я хоть и специалист по электронике, но не знаю таких, не видел никогда. Иоганн долго смотрел на неё, словно выломать хотел, потом всё-таки сдержался, отложил аппарат.
А через день - известие не из весёлых. Флейтист наш в больницу угодил. Звезда группы, его как раз снимали больше всех. Подозревали лейкемию, я знакомых медиков растормошил. Потом диагноз вроде сняли, другого не поставили, а парню всё равно поганенько. Все говорят - долго ему отлёживаться придётся. Одна надежда - природа лечит, даже если врачи не разберутся.
Мы к Иоганну с расспросами, а он в молчанку играет. Сказал только, что слушателей с этими камерами в зал теперь запустят только через его труп. Тут ещё на известных археологов мор напал - человека три скончались. Я бы сроду внимания не обратил - старенькие они, профессора почтенные. Журналисты раскрутили, вспомнили опять проклятие фараонов. Какие тут фараоны, никто из покойных египтологом не был.
Я флейту теперь осваиваю, недосып страшенный, руководитель мой на меня ругается. Как всегда в таких случаях, на ферму к брату отправиться предлагает.
Петер же фанатик органического земледелия. К нему уже школьников на ферму водят - вот образцовая компостная куча, а вот образцовая органическая грядка. Alles klar!
Мы с ним спорили раньше. Я всё толковал, что не самые бедные люди его овощи покупают. И доходы у них не самые чистые. Вот и получается, что в Германии он землю бережёт, а где-нибудь в Африке эрозия почвы начинается. А брат одно твердит - не может уже больше земля, кто-то должен начинать по уму всё делать. Зря ругались, всё-таки хороший он парень.
Послал меня шеф в клинику, ума набираться. Привозят девочку с последствиями родовой травмы. Года три подряд был приличный прогресс в движениях, ходить уже сама стала. И месяца за два - обратное развитие. Диагноз неправильный? Или ещё какая-нибудь болезнь наложилась?
Моё дело маленькое - карту активности мозга построить. Картинка получилась - лучше чем у иного здорового. И уж точно лучше, чем у неё же год назад. Такое впечатление, что что-то нервные импульсы уже по дороге к мышцам перехватывает.
Клиника, так клиника. Я потом в палату к ней зашёл. Лежит маленькая такая, рядом кукла дорогущая. Матери в неврологии, даже небогатые, последнее время часто таких кукол детям покупают. Она же движется, считай, мысленными приказами, патент сверхзакрытый, даже я не вполне понимаю, как там и что. Почти неподвижному ребёнку нравится кого-то ходить заставить или там ручками махать. А у Марты она, оказывается, и танцует, и гимнастику делает. Сидим мы с Мартой, а я судорожно вспоминаю, что мне про этот патент известно. Ничего почти не известно. И не понятно ничего. Куклу у такого ребёнка отобрать - хуже не придумаешь.
Назавтра я опять Марту повёз данные снимать. И куклу тихонько так, за компанию - на другую установку. В животе у неё штучка такая, в одной из проекций овальная, поглощает, считай, в любой части спектра. Большая, больше, чем в камере стояла. Кукла, благодарение Богу, не повредилась, как танцевала, так и танцует. Или не стоит за это благодарить?
Субординация у нас в крови. Неудобно давить на почтенного человека, профессора, к тому же старше тебя намного. А надо. Чувствую, что надо.
После репетиции пошли мы с Иоганном пиво пить прямо под открытым небом, я проставился. Вовремя пошли. Он теперь и сам рассказать всё хотел. Тут уж непонятно, что хуже - и говорить опасно, и молчать опасно.
Участок в Скалистых горах известная фирма купила. Охрана как для межконтинентальных ракет, новые технологии, патентная безопасность, всё такое. Только кроме крупных инженеров она зачем-то известных археологов наняла.
Зелёные человечки или не знаю уж кто на Земле действительно базу пытались устроить. Лет так двести семьдесят тысяч назад. Заселить не заселили, но под скалами хранилище разных приспособлений расчитано было человек так тысяч на пять. Или особей тысяч на пять? Там уже двести пятьдесят тысяч лет никто не был - ни они, ни мы. То ли действительно решили разумным не мешать, то ли база не нужна оказалась.
А технологии там нечеловеческие совершенно, большая часть законсервированной техники - или псионики, или ещё чего - целёхонькая лежит.
- Погоди, - перебил я Иоганна. - Ну, хотят они из этого земную технологию какую сварганить. Но там же любой девайс изучать надо десятилетиями.
- Ты не понимаешь. Я тоже так думал, технологический прорыв, новые открытия. Здесь только до меня дошло. Они же быстрых денег хотят. Там всё в тысячах экземпляров. И в каждом таких элементов не один и не два. Сколько им для опытов нужно - десятки, ну, сотни. Принцип действия понять - это и правда десятки лет надо разбираться. А может и больше. А понять, ЧТО этот девайс делает, быстро можно. По-глупому понять, по-человечески. Так бы дикари решить могли, что ракета нужна, чтобы пламя извергать. Встроить в земную технику, рекламу раскрутить, чтобы за эксклюзивные возможности цена побольше была. И впарить за хорошие деньги.
- Боишься, что уберут тебя, чтобы не проболтался?
- Загодя уберут. Мне теперь кажется, что проболтаться, пожалуй, и безопаснее будет.
И совесть чище станет. Или ты уже не веришь, что у меня она есть?
- Отчего ж не верю? Ты ведь не знал, во что ввязался.
- Вот пакет с записями. Я заранее всё готовил. Уеду сегодня вечером, куда - не скажу.
И тут я понял, что действовать надо прямо сейчас. Иначе уже никаких шансов. Чтобы среагировать не успели - пока они с хозяевами всё согласуют. И понял, кого просить надо. Поймал такси и поехал на вокзал. У нас недели две русские кельты гостили. Играли вместе. Понравились мне очень, особенно когда я их английский, наконец, начал понимать. Мрачноватые с виду ребята, и подколоть любят. Но без всякой злобы, с юмором, не то что французы занозистые. Есть в них такая немецкая душевность.
Я успел минут за десять до отхода поезда. Сувенир тому, сувенир другому. Толю - журналиста, который по-немецки понимает, чуть в сторонку. За три минуты всё объяснил и пакет ему передал тихонько. Этот спрячет, русские в таких делах давно насобачились.
Вернулся домой и уснул без задних ног - меня всегда, как подёргаюсь, сон сваливает. Назавтра поехал на работу, по дороге всё следил - нет ли хвостов, вроде не было ничего. С обеда пришёл и вижу - кто-то в моих бумагах копался, и на столе, и в ящики залезал. И дома потом посмотрел - вроде и замок нормально заперт, и всё на своих местах, а вот всё же не там немного. Я ведь немец, зануда.
Недели две потом ждал, что встретит меня кто-нибудь в безлюдном переулочке. Ничего, вроде обошлось. Ну, не создан я для приключений и подвигов.
У русских жёлтой прессы, пожалуй, даже больше, чем у нас. Но Толя хорошо сработал. Честно. То, что до нас через другие страны дошло, искажений почти не содержало. И сам он кое-что по делу откопал.
Чёртова это фирма производила всё, от фотокамер до миксеров. И что они куда ещё засунули - понять было совершенно невозможно. Вдобавок много было маленьких таких фирмочек, которые отношения к ней вроде бы не имели. А может быть и имели...
Шум поднялся большой. То тут расследования требовали, то там. Я радовался, дурак. Не понимал, что не рациональная это реакция - в миф людям попали. Миф о картине, которая душу отбирает, о кукле, которая человека подменяет. Так вот получилось неудачно. Может и не случайно, кто знает. Может чужая технология, не своя, не заработанная, для нас в любом случае миф.
А через две недели Гюнтер на репетицию пришёл с фонарём под глазом. И довольный - прямо сияет. У них в районе толпа магазин бытовой электроники разгромила. Видел я этот магазин. Там ничего сложнее плеера и стиральной машины с программным управлением не бывает. Не тот район, чтобы эксклюзивную технику предлагать.
Я в шоке был. Мы ведь все в группе как братья, а тут стоишь - будто с пришельцем объясниться пытаешься. И Гюнтер вовсе не дурак - техношулле, как-никак, кончил. Сейчас ведь без этого и шофером не устроишься. Толкую ему, что земная это техника, земная. Я каждое её действие объяснить могу, спрашивай только, дорогой друг. А он в пол уставился и всё твердит, что надо ещё разобраться, когда это самое хранилище нашли. Может вообще лет сорок назад.
И тут до меня дошло. Это ведь мне объясняли, как что работает, на каких принципах. А многим другим хоть и говорили что-то такое, про Ньютона, про Фарадея, про Гельмгольца, а всё-таки для них что был этот Ньютон, что не было его. Так вот, братцы.
Поворочался я всю ночь на простыне. Наутро кое-какие мысли по работе пришли. Достаю в метро наладонник, начинаю по экрану стеком водить. Не поднимая глаз уже чувствую, что смотрят на меня соседи как-то странно. Бить будут? Нет, пересаживаются, только пересаживаются на другой конец вагона, глаза отводят.
Шеф не любит на работе посторонних разговоров. Но тут уже и он спросил, что за вид у меня кислый. Я начал. А он не перебивает, как обычно: "Вернёмся к делу...". Только смотрит. Так смотрит, что понятно - подробнее рассказывать надо.
"Значит так, Генрих, - слышу я. - езжай-ка ты к Петеру на ферму. У меня уже несколько больных от обследования отказались. И меня устроишь в случае чего". Гляжу на шефа и понимаю - не шутит он в этот раз...
Что же делать-то мне теперь?