Мартовский Александр Юрьевич : другие произведения.

Смерть поэта. Книга вторая

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Исторический роман в четырех книгах. Господа графоманы спрятались от новой жизни в Доме-с-колоннами и занимаются окультуриванием России на свой лад. Пока еще мозги не встали на место, и кажется, что графоманскими методами можно окультурить Россию образца девяносто второго года.
  АЛЕКСАНДР МАРТОВСКИЙ
  СМЕРТЬ ПОЭТА
  КНИГА ВТОРАЯ
  
  
   "Мы не вправе делать несчастными тех, кого бессильны исправить".
   Вовенарг. Размышления и максимы
  
  
  ГЛАВА ШЕСТАЯ
  
  Самое везучее время для человека это период его человеческой юности. Где-нибудь между двадцатью и тридцатью годами. Человеку чертовски везет в это время. Покуда не установился, не задубел, не покрылся пылью под броней своих недостатков. Хотя достоинства еще хуже, чем недостатки. Побултыхало там или сям, глядишь, ты почти законченное чудовище на обломках, где был человек: прекрасный, неистовый, развивающийся и горячий.
  Ну, и ладно, удачливость молодого поколения есть повод для зависти старых уродов. На самом деле никакой это не повод. Просто молодое поколение стремится к большим величинам и наслаждается малой малостью, а старое поколение стремится к сплошной ерунде и воет от целой вселенной. Да и вообще, что такое "наслаждаться малостью"? А это та тучка, тот кустик, или травинка и деревце. Это и есть малость. Вздох чище, кровь горячее, мысли неистовее, помойка ушла на последнее место. Ну, я немного прибавил. Все-таки нашу родную помойку хотелось бы чуть освежить. Но освежить ее на самую малость, чтобы сюда попадали тучки, кустики, ласточки, солнце.
  И так навсегда. Пока молодой, значит везучий товарищ. Тело твое по сути храм молодости, а душа содержится в храме. Если храм созидающий и цветущий, душа не может быть жалкой и грязной. Две взаимосогласованные или исключающие величины. Грязный храм исключает прекрасную душу. Храм молодости не исключает. Это тот вариант, когда в городе Петербурге нарушены всякие принципы и приличия. Вспомнили, что есть такой город на русской земле как Петербург? Если не вспомнили, я напомню. Серый город. Смрадные улицы. Серое небо. Серый налет на домах. Серые человечки. Слякоть и старость. Вот именно, старость! Город для стариков. Тут их до неприличия много. Вокруг старики, одни старики, сплошь и рядом они, так и прется невыносимая старость.
  Не напоминайте про Петербург, не хуже вас понимаю, какой это город. Даже блеск его серый, вроде поддельный. Памятники, дворцы, музеи, проспекты. Чем больше, тем хуже. Блеск, уходящий в гиперпространство, та же помойка. Да что я опять говорю? С помойкой можно еще разобраться. Солнечный лучик, мартовский котик, детская улыбка, влюбленный взгляд молодого товарища. Где ты, черт подери? Все так сложно и чисто. Петербург счастья, Петербург солнца, сияющий Петербург. Ну, а с блеском, уходящим в гиперпространство, на недосягаемой высоте чувствуешь себя просто тварью.
  Никаких претензий к любимому городу. Вся наша жизнь чепуха. Наши помыслы слишком порушились, наши мысли чертовски убогие, наши чувства грубы и безлики, даже наша большая любовь сродни завалявшейся ветоши. Куда не направишь критический взгляд, всюду чего-нибудь рвется, дымится и ниже пояса. Не каждый потомственный петербуржец способен перенести упражнение ниже пояса, когда хочется пояс подтягивать выше и выше. А ты сидишь в своей норке, ну что там еще? А ты подглядываешь, как мимо норки ползет человечество.
  Короче, обыкновенное стадо ползет. Тварей масса. Скотов считать, не пересчитать. Индивидуальное или личностное восприятие на нуле, общественные или чужеродные глюки падают неисчислимыми пачками. Эта лужа нам не подходит! Это лужа, что ваша судьба! Я повторяю, общественная судьба. Даже деньги становятся общественные, побывав единожды в луже. Ты подумал, что деньги сработали личность. На самом деле не так. Откуда пришли, туда и уйдут деньги. Никто не заставит их действовать в личном пространстве, только по собственной воле срабатывается личность. Ты подумал, что личность срабатывается по воле богов или бога. Да хватит на бога грешить! Воля собственная, точнее, общественная воля, или воля всех тварей.
  В норке как-то виднее. Берегу молодость, радуюсь солнышку, спрятался. Снаружи чего-то не так. Ну, и ладно. Вот отсидим молодость, вот отрадуемся, вот принесут билет в старики... Я еще слишком слепенький, или маленький, чтобы тянуться за стариками. В старческом городе, на загаженной улице, в общественной луже невозможно тянуться за стариками. Как-нибудь в другой раз. Если мне повезло, что я петербуржец, я обязан подобную фишку использовать. Если мне повезло, что я молодой, то снова обязан. Если мне повезло, что люблю многое и довольствуюсь малостью, то вы не думайте, что вовсе не повезло, или какая бяка.
  Взгляд старика упирается в лужу. Никаких ограничений. Просто за одной лужей другая лужа, за другой лужей еще другая лужа, за этой другой еще и еще. Суть горизонт старика. Выполз из лужи, уперся обратно. Нет, она не старая лужа. В том заковырочка, она новая лужа. Новая лужа всегда кажется интереснее. В старой луже не так булькает. Старичок любитель побулькать. Дайте мне новую лужу! Взгляд из старой субстанции в новую жизнь. И попробуйте доказать, что перед вами не любитель всего нового. Конкретный пример, вон где старая лужа, вон которая булькает.
  Не убедил. Кипы фекалий, гавнецо, мусорок, денежный порошок. Только начинаешь задумываться, чувство такое, не убедил. Санкт-Петербург это мой город. У него слишком цепкие щупальца. Отсюда не побежать. Петербуржец либо погибает, либо остается. Петербуржец в его подвале гораздо выше непетербуржца в любом из дворцов. Это если молодой петербуржец. Старый петербуржец давно погиб. Старый петербуржец как есть попрыгунчик. Он может пуститься в бега, ничего страшного. Он может вернуться, опять ничего. Его нет. Поскольку несуществующее ничто исчезло или вернулось обратно, все равно его нет. Я не понимаю, когда несуществующее ничто подтасовывают к существующему что-то. И для меня те же фекалии разговор про старого петербуржца.
  Или опять не так? Петербург моложе Москвы, но обстоятельства сделали Петербург самым старческим городом мира. Не говорю про Россию, насчет России и так понятно. Молодой город есть город для молодой поросли. Старику завидно. Почему "молодой" петербуржец, хочу, чтобы "старый". Старик ненавидит молодежь поголовно и ненавидит любой молодой город. Старик это гений, а молодежь это скот. Но опять же скот с позиции старика. Из подвала, из норки, оттуда, где радуются солнышку молодые товарищи, все выглядит совершенно иначе. И получается совершенно иначе. То есть получается, как должно получиться. Только "молодой" Петербург, только "молодой" петербуржец, и вообще молодежь в ее двадцать лет с хвостиком на рассвете везучей, счастливой, юной России.
  Запутаться невозможно. Скоты гуляют стадами, только человек одиночка. В нашем городе он всегда одиночка. Чуть проскочил в стадо, и потерял человеческое лицо. Главный старик. В нашем городе старик всегда главный. Ну, вроде компенсация за разложение и смерть. Если подох, а еще разложился, будь номер один в старческом городе. И этот старик ненавидит личность, как все человеческое. Он любитель стадо, он почитатель масок, если желаете, он фетишист. Его фетиши это смрадный, загаженный, серый и старческий город.
  А как же насчет чистого, светлого и невинного города? Да никак. Ты обнаглел, ты пустился за счастьем, ты по грязюке канючишь за стариками. Не надо канючить за стариками, все равно не поможет. Поди разберись, где запрятано счастье.
  Течет вода,
  Огонь горит.
  Блестит слюда,
  Стоит гранит.
  Ревет буран
  Среди холмов.
  Грызет туман
  Собачий кров.
  Кусает кость
  Отпетый жмот.
  Голодный гость
  Скребет живот.
  Трещит мошна
  У дурака.
  Всегда нежна
  Моя строка.
  Среди небес
  Кипит лазурь.
  Придумал бес
  Такую дурь.
  Тут ничего не исправить. Сумасшедшее небо, сумасшедшее солнце, сумасшедшие мысли, улицы, голоса и огни, и все остальное, то есть практически все сумасшедшее в городе Санкт-Петербург. Можешь не верить, можешь ломать и крушить сумасшествие, но ничего не поделаешь - это твой город.
  
  ***
  Так получилось, что из вселенной обыкновенных жмотов, застоявшихся жуликов и негодяев, я практически мановением пальчика переметнулся в другую вселенную. Другое дело, что значит другая вселенная. Может для вас она на копейку не значит. Мир торговли, кооперации и надувательства - вот что значит для вас переход между любыми мирами, или переход из обыкновенной в другую вселенную. Соответственно, мир культуры, литературы, искусства утратил какую либо значимость. Но я и не спорю. В то время, когда торговая культура, кооперативная литература и надувательское искусство стали основной линией не то чтобы поведения, но даже самой жизни на русской земле, собственно говоря, не о чем спорить. Если сбежал от предыдущего скотства, покинул своих жуликов, отступил от идеологии раболепия и нищеты мысли, значит, тебе повезло. Да что я все про личные ощущения? культурные торгаши, литераторствующая кооперация, искусственное ворье. Вот о чем должен заботиться лапушка Громов.
  И Николая Второго не надо пристраивать вроде иконы на грязной стене:
  - Заплатил за грехи тяжкие!
  Вместо Николая Второго Иван Иванович Райский номер один:
  - Грехи придется оплачивать!
  Глаза его жгучие, то есть глаза Ивана Ивановича. Что-то такое в глазах про судьбоносный момент, про Россию, про справедливость, про русский характер. А еще про скудоумие русской земли и оборзевание русской сволочи. Хотя постойте, сволочь не может быть русской. Иван Иванович точно определил. Эти Громовы они сволочь. Дальше еще круче. Эти Громовы они нерусские. Ах, среди них затесался товарищ лапушка? Договорились, лапушка точно русский, потому что не точно Громов. Глаза Ивана Ивановича просветили и доказали, оно так. Никогда не ошибается Иван Иванович, тем более его глаза. Лапушка есть ублюдок, но ублюдок в лучшем понимании означенного слова. Громовы таких не пригуливают. Просто ошиблись разок, просто ослабили контроль за правильным производством нерусских Громовых, и вот готов среди Громовых один русский товарищ, да и тот лапушка.
  - Они еще пожалеют, - смеется поэт.
  - Я и не против, - сами знаете, откуда идея.
  - Как пить пожалеют, - сказано хорошо.
  - Не наши это заботы, - и снова не худшим образом сказано.
  Иван Иванович вроде зациклился на маромойстве семейства Громовых. Он это так не оставит. Он открыл тайну, которую невозможно пустить на самотек. Громовы паразитировали на святынях. Громовы оболгали все русское. Они страшнее врага. Они и есть паразитизм, уничтожающий русскую духовность. Если не выявить Громовых, то есть не разоблачить перед всей Россией, то немало таких же нерусских ублюдков появится снова и снова в России. Дальше не продолжаю, вывод ужасный. В двадцать первом веке у нас не останется ни одного нормального или природного русского.
  Теперь о деньгах.
  - Деньги делают человека, - первый тезис Ивана Ивановича.
  Второй тезис он как-то забыл, разворачивая первый тезис. Но первого тезиса более чем достаточно. Деньги играют ведущую роль в определении и становлении человеческой личности. Деньги это кумир. Не имеешь деньги, значит, ничего не имеешь. Но деньги надо иметь, а не только их лапать жгучими взглядами. Глаза твои жгучие обязаны сочетаться с денежной помощью. А если в наличии только глаза, если помощи нет? Значит, вырви глаза, чтобы не прожигали дыры в твоей безденежной шкуре.
  Можно еще пофилософствовать насчет перехода хорошего духа в нехорошую материю. По тезису Ивана Ивановича деньги делают русского человека. Он этого не сказал, но и так ясно. Где появляются деньги, там всегда чуть-чуть запахло Россией. Русский умелец правильно понимает и чувствует деньги. Взял копеечку, нарастил на копеечку две, а на две копеечки нарастил еще две копеечки. Вот таким образом поколения русских товарищей по копеечке на копеечку что-то выклянчивают или наращивают. Кому-то, пожалуй, не нравится подобная тактика. В первую очередь она не нравится маромоям из Громовых, но русские товарищи точно наращивают. Их копеечка еще никогда никого не испортила. Так признался Иван Иванович. Русская копеечка даже облагородила молодежь. Вот маромойская копеечка не облагородила молодежь, но испортила и убила чуть ли не лучшее в нашей России.
  Еще о маромойской копеечке. Иван Иванович разъярился. Всякие кары на лысину Громовых. Как обкрутили Ивановича? Как испоганили русского человека? Всякие кары на череп поганых уродов. Как оно перетак? Русский товарищ всегда доверчивый. Ты показал документ, что ты русский, я и доверился. Можно и не показывать документ. Сказочка на словах, что ты русский, вполне удовлетворила русского человека. Давай по стопарю, затем по копеечке, и худо-бедно взялись за русские деньги.
  Маромой начеку. Мастер заманивать русских товарищей. Никакой этики и эстетики, понимаете, совсем ничего нет. Главное, чтобы русские деньги перетранслировались в маромойские деньги. Ибо я повторяю, русские деньги развивают Россию, а маромойские деньги наоборот. Какого черта для маромоя Россия? Его родина ниже и глубже. Пускай маромой родился в России. Это пока ничего не сказало для нас. Если русский товарищ родился в России, он сбережет свою милую русскую землю. Для маромоя не существует милой русской земли. Только дойная корова, только грязные маромойские деньги.
  Иван Иванович в ударе:
  - Я докажу всю правду про Громовых.
  Парень, что надо:
  - Я растопчу эту сволочь.
  Он такой, он докажет. Дело пошло не только на принцип. Маромойская политика на русской земле погубила не одного человека. Нынче маромойская политика привилегированная политика. Деньги, деньги, грязные маромойские деньги. Высший эшелон власти допустил маромоев до власти. Так нельзя. Сталин не допускал маромоев до власти. Но Сталина отравили те же самые маромои, а после Отца Народов ни одного прозорливого отца не было. Или маромои, или их приспешники, или слепые котята. Вот котята были чаще всего. Пускай бегает и резвиться нерусская сволочь, ничего страшного не получится. Власть моя, хочу - допускаю, хочу - обратный пинок. Ан, нет. Допустить то ты допустил, но застряла нога и обратный пинок не выходит.
  
  ***
  Лапушка Громов в команде Ивана Ивановича. Ну, никак не расстанутся представители русской поэзии: он со мной, а я с ним. Ну, точно вцепились друг в друга. Или мы слишком культурные люди? Или идея одна? Да не думаю, что идея одна. Лапушка Громов не маромой, но он истинный Громов. Никто не подкидывал лапушку в мафию Громовых. Не нашлось такого урода, чтобы преподнести сюрприз известной русской фамилии. И вообще, помешался на своих маромоях Иванович. По злобе душевной или по какому недоразумению записал в маромои известную русскую фамилию. Не согласен с маромойским происхождением Громовых лапушка Громов. На сто процентов не согласен с предыдущим товарищем. Громовы не маромои, но русские. Про маромоев отдельный рассказ. Точно известно, они не Громовы, и это слабое место Ивановича.
  Таким образом, Громовскую тему замяли. Иван Иванович пошел дальше:
  - Правительство у нас не совсем русское. В сентябре девяносто первого года никто не следил за формированием правительства. Надо бы побольше русских ребятишек засунуть во власть. Но когда уничтожается коммунизм, как-то не думаешь, куда и кого засунуть. Главное, убить коммунизм. Главное, его уничтожить. Коммунизм есть маромойщина или ядро всемирного жидомассонства. Уничтожил ядро, уничтожил большую часть маромоев. Меньшая часть разбежалась, и это страшная часть. Но когда уничтожена большая часть, не всегда на примете часть меньшая.
  Слышите, ни одного слова про Громовых. Исправился товарищ Иванович:
  - Маромойский коммунизм пускай отъезжает в Америку. В Америке сплошь маромои и сплошь коммунисты. Россия только для русских. После сентября девяносто второго года от русской России не отбрыкаться. Если ты русский, если ты наш, самое время поднимать на руинах Россию. Или катись колбаской на хлеба забугорные. Границы открылись, Америка ближе Москвы. Накормят, напоят, геморрой подотрут друзья маромои.
  Чувствуется духовная подготовка Ивановича:
  - Год девяносто первый считаю за первый шаг русской духовности. Год девяносто второй считаю за шаг следующий и главный. В девяносто первом году уничтожено ядро маромойства, но в девяносто втором году появилась книга, предвосхищающая рассвет величайшей культуры всех времен и народов. Эта книга только первая ласточка. Если не будет других ласточек, первая ласточка так же закроет культуру России, как может сделать ее величайшей культурой всех времен и народов. "Предвосхищение" - вот основной момент. Появилась книга, предвосхищающая Золотой век для России. Только не надо поддаваться на маромойскую пропаганду. Если пошел на поводу маромоев, это даже не век Пушкина.
  Затем мы поговорили про Пушкина.
  - Сегодня нет Пушкина, - сказал лапушка.
  - Нет и не надо, - будто отрезал Иван Иванович.
  Дальше кадровая политика:
  - Россия держится на настоящем материале, а все мы ребята настоящие. У русской нации только одно брюхо, у маромоя два или несколько. Русский товарищ сожрет малую частицу того, что сожрал маромой. Русский товарищ отдаст последний кусок для своей родины. Он согласен поголодать какое-то время, чтобы в порядке была родина.
  Кадровая политика Ивана Ивановича совсем измучила лапушку Громова. То ли пора убежать, то ли пора спрятаться. Бедный товарищ обжирает богатого. Богатый товарищ обжирает другого богатого. Другой богатый товарищ обжирает еще одного или группу товарищей. И беднота, которая всех обожрала, становится эталоном богатства. Как же, как же? Был бедняк, теперь самый богатый товарищ. Не стоил половинки копеечки, теперь твоя стоимость миллионы рублей. А вот так! А куда смотрело начальство? Страна поручила подобрать правильные кадры. Нет никаких Громовых в списке. Все-таки разочек сорвался Иванович на дурацкой семейственности. Одного раза более чем достаточно. Громовская гопота истратила русские миллионы. Семейная система приказала долго жить. Подбираем бойцов по любви. Иначе властвует бедный товарищ, он маромой. А маромой всегда против России.
  Дальше принцип любви. Я его наполовину проспал. По крайней мере, ту часть, где говорилось о бедности маромоев. Первая реформа на русской земле - вышвырнуть всякую рвань из России. Но не получится вышвырнуть с первой попытки. Кому нужны маромои? Кто их возьмет? Даже Америка закрывается в ужасе. Более мелкие страны сидят за спиной у Америки. Простите, мы здесь не при чем, обращайтесь к нашим американским боссам. Даже на пушечное мясо никто не возьмет маромоев. Где вы встречали настолько трусливое, подлое и бесполезное мясо.
  Иван Иванович озверел:
  - Мы культура!
  И почти взахлеб:
  - Мы русское предприятие!
  Никаких намеков на товарищей Громовых. Уже хорошо. Иван Иванович разбирается в причинах зверства. Маромоев не выгнать за пределы России, но их можно прижать. Ни одной человеческой должности для маромоя. Грузчик, пожалуйста. Скотник, пожалуйста. Дворник и продавец, это по правилам. Но человеческой должности ни одной. Сначала проходишь тест с циркулем, это который тест на русский характер. После уже ничего не проходишь. Русская наука, русская культура, русская жизнь. Маромоев не учить и в школы не пускать. Разгребаем дерьмо, перетаскиваем грузы. Плюс ежедневная лекция, что здесь не Советский Союз, а наша Россия.
  Наконец, финиш:
  - Культурное предприятие - культурные русские.
  Иван Иванович положил список на стол:
  - Культурные русские - высшие сферы.
  А кто в этом списке:
  - Высшие сферы - и кое-какая загадка.
  Ну, правильно, кое-какая загадка там есть в этом списке. Иван Иванович Райский, лапушка Громов, и кто-то еще. А кто этот кто-то? Никак не думал, что встретимся в будущей культурной жизни, закрывая двери умершего предприятия Громовых. Вот не думал, а встретились. Земля русская, список на три лица. Лапушка Громов, Иван Иванович, и это лицо. Раз, два, три. Кто мог подумать, что третьим у нас секретарша Марина Михайловна Будкина?
  
  ***
  На предприятии Громовых как-то не проявила себя Марина Михайловна по причине духовного конфликта с общей бездуховной и приземленной массой. Только Иван Иванович оказался выше омерзительной бездуховности, царившей на предприятии Громовых. Что поделаешь, если поэзия стучит в твое сердце? Ничего не поделаешь. Поэзия не абы какой мусор и хлам, от которого можно отмахнуться по причине все той же бездуховности. Поэзия слишком гулко стучит, следовательно, нет вариантов, кроме единственного варианта, чтобы открыть для поэзии сердце. Вот и открыл для поэзии сердце теперь уже официальный поэт и автор судьбоносной книги Иван Иванович Райский. Вот и вошла в открытое сердце поэзия, то есть Марина Михайловна Будкина, здоровенная деваха с сочными губами.
  - Глубокая душа, - подытожил Иванович.
  - Нам повезло, - споткнулся и еще раз подытожил.
  - Подобные люди сегодня редкость, - это еще раз.
  Здесь попробовал чего-то сказать в поэтическом стиле лапушка Громов:
  - Красота - величайшее дело.
  Сам не понимаю, какого черта попробовал? И что это накатило в судьбоносный момент для России. Неужели лапушка моралист? Никогда не замечал, чтобы соседствовали рядом мораль и лапушка Громов, то есть чтобы состыковались они. Никакой ты не моралист. Скорее, крыша поехала. В начале семейной жизни еще не такое случается. Хотя не разводит семейственность лапушка и отказался от мафии Громовых, но обручальное кольцо и не таких героев обламывало. Другие краски. Другой воздух. Другой бантик в девичьих волосах. Другое соприкосновение миров внутри вечной и бесконечной вселенной. Насчет другого соприкосновения понимает и соглашается лапушка Громов. Но почему другой бантик, черт подери? Нет, ответьте немедленно на вопрос про другой бантик. Или никак не проникнуться товарищу лапушке поэтическим образом Марины Михайловны:
  - Уважаю, когда вокруг красота.
  Плюс весьма странные намеки с дальним прицелом:
  - Наша русская красота.
  Лапушке показалось, что он предельно ясен и точен. Будь русским до кончиков ногтей, будь честным до самой смерти, люби русскую землю и не пользуйся чужими объедками. Русский товарищ голодает, но не пользуется чужими объедками. Русский товарищ умирает, но снова не пользуется. Разве не об этом проповедовал Иван Иванович? Пару минут назад только об этом шла речь. Россия, отчизна русских людей, долой маромоев. Лапушка ничего не прибавил, чуть ли не слово в слово цитирует Ивановича. Ну, если не в слово, так мысль она точно Ивановича. Из прилежных учеников лапушка Громов.
  И Марина Михайловна приняла слова лапушки на свой счет с положительным знаком:
  - Хорошие вы мальчишки.
  Больше ни черта не сказала Марина Михайловна. За мальчишками слезки. Радуется, умиляется ангел небесный Марина Михайловна. Ну, точно ангел. Поглядишь, чище ее нет. Слушать не надо, и щупать, и под рентгеном. Да что там прошлое ангела во плоти? Ты думаешь, падший ангел? Может не так. Даже пот по спине. Хорошо, что надел обручальное кольцо лапушка. Хорошо, что язык его филькина грамота. А если бы выразил мысль этот глупый язык? А если бы мысль дошла до Марины Михайловны? Ну, успокоились, больше никаких мыслей. Человек очищается через радость, человек возрождается через умиление, через новый круг жизни. Начинается новый круг, то есть новый круг жизни Марины Михайловны. Просьба, не лезть через круг со всякими бесполезными подсказками. За истекший период правильно оценила себя и переоценила Марина Михайловна. Перед нами не человеческая, даже не совсем русская красота. Перед нами не человек, но во всех отношениях ангел.
  - Это не мафия Громовых, - наконец сорвался Иванович, - Это культура.
  На предприятии Громовых разрешалось поэтизировать всяким козлам и придуркам, едва вступившим в поэзию. На предприятии Громовых мог величаться поэтом недоделанный и недоразвитый лапушка Громов. Совершенно некомпетентное предприятие, никак не связанное с русской культурой. Другое дело, предприятие Ивана Ивановича. Стопроцентная компетентность. Иванович величайший друг "компетенции". Только вчера выучил столь поэтичное слово, только сегодня опробовал на одном некомпетентном товарище. И получилось, черт подери. То есть получилось очень и очень правильная "компетенция", связанная с русской культурой.
  Будем приучаться разговаривать культурными фразами.
  - Есть товарищи компетентные, - взгляд Ивана Ивановича в сторону Марины Михайловны.
  - Есть товарищи некомпетентные, - взгляд Ивана Ивановича в сторону лапушки Громова.
  Иван Иванович, как руководитель культурной организации, сразу поставил заслон некультурной мафии Громовых. Без выражений, без скобаризма, тем более без самодеятельной похабщины. Русский мат разрешается. Академия наук его разрешила официально, следовательно, он разрешается. Похабщина запрещается, это не русский язык. Новоиспеченный руководитель всего русского в городе на Неве помогает русским товарищам вернуться к культурной России. Мы отфильтруем русский язык, мы его подготовим к серьезной миссии среди других языков, мы разделаемся с нерусским мусором внутри языка и еще сделаем много интересных вещей, о чем в свое время.
  Иванович говорит:
  - Во-первых, скромность.
  Лапушка слушает:
  - Во-вторых, всеохватывающая программа.
  Марина Михайловна фиксирует:
  - В-третьих, компетентное понимание темы.
  Эта девочка, то есть Марина Михайловна, она настоящий клад, она по трем пунктам прошла. Скромность, программа и понимание темы в одном флаконе. Каждый компетентный товарищ увидит, культурная девочка. Про некомпетентных товарищей разговор никакой. Захотелось сидеть по макушку в дерьме, твои сложности. Отправляйся в дерьмо, не позорь возрождающуюся русскую культуру на предприятии официального поэта Ивана Ивановича.
  
  ***
  Но мы отвлекаемся от основной линии нашей истории. Лапушка пока не дорос до полноправного представителя русской культуры. Разговаривать можно, дальше опять не твоя компетенция. Вытащил тряпку, кое-чего подобрал или там отодрал. Вот твоя компетенция. Хочешь немного поэзии? Оно не вредно. Но не забывайся, мой мальчик, поэзия начинается с прозы. Сначала проза, сначала тряпка. Если действовать как-то иначе, тогда не выйдет поэзия, ибо не подготовлена проза. В двадцать лет с хвостиком еще на подходе поэзия, прижатая прозой. Есть более опытные товарищи, которые своевременно перешагнули через прозу и договорились с поэзией. Верх расточительства отказаться от помощи и опыта более опытных товарищей.
  - Гмы, гмы, - прикрыл ротик лапушка Громов.
  Впрочем, что еще за фигня получается? За культуру, за будущее русской земли, за развитие всего человечества, за духовный рост или взлет над вселенной, за все это разрешается пострадать. Какое там разрешается? Обязан страдать и пострадать по полной программе. Твой человеческий долг. Ты русский, ты человек, можно сказать, предтеча будущей русской культуры. Ах, ты не самый главный предтеча по версии Ивана Ивановича, но спутник предтечи. И это великое предназначение, что предтеча тобой не побрезговал, одарил своей мудростью, выбрал в спутники. Может ты дурачок, но сегодня ты трудишься для России, а вчера для придурков и сволочи.
  Опять же с культурой полный порядок. На культурном предприятии Ивана Ивановича даже тряпка культурная. Может быть, не годится на большее лапушка Громов. Его духовная сущность так или иначе сконцентрировалась на тряпке. По документам является менеджером лапушка Громов, но документы не отменяют духовную сущность и тряпку.
  Совсем в плоскости сконцентрировалась Марина Михайловна. Духовная сущность Марины Михайловны есть Институт культуры. Только два слова, но сколько в них истинной лирики, уходящей корнями в поэзию. Институт культуры. Первое слово насторожило Ивана Ивановича. Мол, мы институтов не кончали, чтобы не портить институтской рутиной поэзию. Второе слово вдохновило Ивана Ивановича. Прошу вас, вчитайтесь в слово "культура". Подобное слово никто не напишет на дурака. В Институте культуры занимаются исключительно Культурой с большой буквы. А что такое Культура с большой буквы? Во-первых, это вера в прекрасное. Во-вторых, это чувство прекрасного. В-третьих, это жертва прекрасному. По крайней мере, так утверждает Иван Иванович и так должен думать лапушка Громов.
  Хотя постойте, товарищи, в отличии от Ивана Ивановича веры в большую букву у нас нет. Мало ли чего там кто-то кончает. Если бы каждый кончающий институты товарищ на сотую долю процента разбирался в культуре, наша культура могла разбухнуть до бесконечных размеров вселенной. Слава богу, вселенная отдыхает. Каждый кончающий институты товарищ ни в чем никогда не разбирается даже на сотую долю процента. Печальный факт, который в будущем уничтожит Иванович. Сегодня Институт культуры есть вертеп маромоев. Пока не изгнали оттуда последнего маромоя, там делать нечего. Оставишь хотя бы последнего маромоя, и скоро весь Институт опять маромойский. Необходимо изгнать, так считает Иванович. Институт культуры как оплот русской культуры. Если в Институте сплошь русская нация, тогда разрешаемая задача с культурой. Неужели не хочется, чтобы тысячи девчонок и мальчишек внесли нечто светлое в наш обмирщившийся мир? Понимаю, еще как хочется. Тогда быстренько переименовываем их институт в наш институт. И да здравствует Русская Академия Культуры, из которой выходит Марина Михайловна!
  Еще раз повторяю, для лапушки это не вопрос. Что такое любовь? Почему существует нежность? Откуда пошла верность? Вот тебе вопросы. Лапушка не прельщается государственной программой Ивана Ивановича. Чтобы поверить в государственную программу, следует поверить в само государство. Чего нет, того нет. Государство слишком испортилось к середине девяносто второго года, правят государством слишком испорченные обезьянки, у которых ни рыла ни мыла. Да что вы мне говорите? Неужели испорченная обезьянка разорится на нашу культуру? Обезьянка не разорится, мать ее, никогда. Обезьянка копейки не даст. На распутных девочек даст. На всяких крутышек и потаскушек в первую очередь. Институт, выпускающий всякое распутство, есть прекрасный подарочек для обезьяньего государства. Опять же распутство просто переиначить в культуру.
  Лапушка Громов ведет себя тихо. Государство нам не поможет. Правительство нас не полюбит. Только своими силами или своими средствами можно поднять культуру. Никто не предложит помощь на данном этапе. Только ты, только так и не иначе. Сегодня культура находится в подвалах, чему пример организация Ивана Ивановича. Жуткий подвал, жуткая сырость, жуткая вонь. Называется Дом-с-колоннами. Но именно здесь сегодня культура. Береги этот самый подвал, уважай его, наведи в нем порядок.
  Вот задача "номер один" для лапушки Громова. Звездочки катятся с неба, тучки не то чтобы набегают, ветерок не то чтобы тормозит по щекам. Все-таки хорошо, когда существует задача. Ты не пустые стаканы, ты не ослиный хвост, ты не геморроидальное существо. Прикрыли навсегда ротик, не набиваем его кашкой. Кашка на завтрашний день, доколе разберемся со всеми препятствиями, мешающими развитию русской культуры. А на сегодняшний тряпка.
  В который раз хорошо. Моя Мохнатенькая не понимает:
  - Я говорила, Иванович из уродов.
  Хочется поспорить:
  - Начало всегда уродское.
  Но Леночку не переспорить:
  - Уродство и яркий свет не спасет.
  А очень хочется:
  - Может когда-нибудь, может в другой жизни...
  Это уже философия, и улыбается Леночка Громова:
  - Хорошо, если культурный урод без вреда для России.
  За улыбку спасибо, она в помощь:
  - Видит бог, без вреда.
  Но иначе подумала Леночка Громова. Улыбчивый взгляд только на пару секунд. И вообще, что такое урод от культуры? Говорят, что безвредный урод. Культура не производит пищу, машины и рухлядь. Она нечто неосязаемое в физическом отношении, можно сказать, нечто несуществующее. Но на самом деле она существует, даже если вне производства. Культура та же политика, только насчет мысли. Производство и мысль! Мысль и еще кое-что! Так подумала Леночка Громова. Если мысль настоящая, то и культура возвышенная. Если мысль из поддельных и в приказном порядке, то проституирующая культура. Сегодня проституирующая культура. Мохнатенькой не докажешь, что это не так. Сам Иванович в курсе, какая сегодня культура. А в будущем неужели изменится наша культура?
  Леночка не верит:
  - Безвредный урод есть кандидат в негодяи.
  Я сопротивляюсь:
  - Только не Иван Иванович.
  Но Мохнатенькая не верит в который раз:
  - Иванович в первую очередь.
  Ее нежные губки изрыгнули хулу на всех дураков и уродов, ставших тиранами, подонками и убийцами, а затем поплатившихся за это. Она процитировала Платона. Очень убедительный, очень правильный мужик во всех отношениях. Ад Платона против рая Ивановича. В аду сплошные уроды, которые в предыдущей жизни безвредные, зато в последующей чума и дерьмо на родную землю.
  Спорить глупо, я соглашаюсь. Лучше запомню кое-какие доводы и запишу:
  - Государство всегда некультурное.
  Оно пригодится:
  - Только дурак за культурное государство.
  В подвале Ивана Ивановича иногда не мешает хорошая встряска.
  Если многого жаждует тело
  От души недобитой, дебелой,
  То сама еще жажда не значит,
  Что душа больше чертовой клячи.
  И у этой красотки устои
  Не шмоняют, ну точно помои.
  И сама дорогая милашка
  Краше дырки в портах и рубашке.
  Необходимо время от времени устраивать встряску. Или совсем затошнит от культуры Дома-с-колоннами.
  
  ***
  Впрочем, предприятие Ивана Ивановича развивалось ни шатко ни валко по принципу ненавистного предприятия Громовых. Пока оно не давало доходов, а составляло одни за другими расходы. Иван Иванович слонялся в Москву, кого-то там уговаривал, пудрил кому-то мозги. Плюс добрая лесенка аргументов и контраргументов, "против" чего уговаривал, требовал, надсаждался, просил товарищ Иванович. Мол, не понимают ответственные товарищи, как архиважно сохранить подобное предприятие на русской земле в период развала и чужеродной культуры. Затем снова требовал, но теперь уже "за", надсаждался и напивался товарищ Иванович. Не говорю, что свинья свиньей наш великий радетель культуры, но из Москвы возвращался совершенно другой человек. Даже не человек, одна опухшая или слезливая морда.
  Чертовски трудно в Москве! Никто не спорит, Москва не Санкт-Петербург. Тупость, злоба, крамола и отрицание всего русского только там, под ихними звездами. Я не говорю, что звезды там настоящие. Они поддельные, как остальная Москва. Кто не щупал московские звезды, тому не понять, что такое подделка. Иванович щупал Московские звезды. Хуже нет города, вообще не придумаешь. А кто говорит, что придумаешь? По крайней мере, подобную глупость говорит не поэт. Иванович в слезах и заплатах. Во москали порезвились, во потрепали нашего питерца! И культура для них не указ. Лучше стоять у лотка. Вытащил помидорчик, обвесил на яблочко! Или лучше быть грузчиком, нежели общаться с москалями в их извращенной Москве, да еще представлять москалям нашу родную культуру.
  Жалко товарища. Денег нет. Все деньги ушли на поездку в Москву. А что пришло из Москвы, так то на аренду подвала. Все-таки не Васильевский остров. Все-таки центр и четыре метра до Невского проспекта. Чувствуете, это не просто подвал. Это твердыня или оплот Петербургской культуры. За четыре метра можно раздеться и трусики снять, скажем, с Марины Михайловны. Пускай трусики, это не жертва, но долг. Вы понимаете, что есть долг перед родиной, Санкт-Петербургом, Невским проспектом и русской культурой? А раз понимаете, значит, аренда. Деньги москалей не самое главное. Деньги москалей есть мусор, а четыре метра до Невского проспекта есть победа культуры. Это понимает не только Иванович. Москали с понятием. Как не кривляются москали, но хочется в Петербург. Тем более, чтобы выжрать стакан и выйти на Невский.
  Еще остаточек. После аренды подвала есть кое-чего на конфеты. Во-первых, для Ивана Ивановича. Во-вторых, для Марины Михайловны. Первому товарищу за Москву, сам привез - сам поел. Второму товарищу за готовность снять трусики. Готовность опять же великая вещь. Сегодня не подготовился, завтра не подготовился, но послезавтра, видит бог, за отсутствие готовности схватят за горло, а за ее присутствие принесут кое-чего на конфеты. Ты живешь сегодня и завтра ради этого послезавтра. Дальше не продолжаю. Жадная Москва, наглая Москва, крохоборная, мать ее так. Для Ивана Ивановича и Марины Михайловны есть, а для лапушки Громова всего только тряпка.
  Радуйся, парень! Облагодетельствовали, вытащили из мафии, дали работу. Раньше была мафиозная работа. Раньше уборщик. И в трудовой книжке написано, что уборщик. Скажи спасибо, не написали про рекреации или что-то еще в трудовой книжке. Но все равно работает на мафию только уборщик. А теперь менеджер. Или ущемило, что менеджер? Другой престиж, другой статус, другая запись в твоей трудовой книжке. При неизменившейся тряпке как же ты изменился, мой мальчик. Вытираем из трудовой книжки запись "менеджер", записываем туда "инженер". А деньги тебе не нужны. Поэт в деньгах не нуждается. Ты хочешь в поэты? По глазам вижу, что хочешь. Зачем тебе деньги?
  Кажется, убедительно. У лапушки жена. У жены накопления кое-какие и еще кое-какая зарплата. Двоим много, даже больше, чем надо. Прожираются накопления, прожирается зарплата. Сегодня худенькие товарищи, сегодня красивенькие, сегодня похожи на петербуржцев. Завтра все прожирается. Жирные, мерзкие морды на нас так и лезут из завтра, и сходство с каким-нибудь москалем. Здравствуй, москаль! Привет, москалиха! Да поцелуй меня... Ну, представляешь куда. Неужели ради этого стоит ломаться, жить, продавать богоподобную душу?
  Я не спорю. Лапушка не берет чужое, тем более если это культура. Лапушка не жалеет свое. Взял у Мохнатенькой сотню рублей, и принес без отдачи в культурную организацию Дом-с-колоннами. На следующий день еще сотня рублей. На следующий семьдесят пять. Извиняется лапушка. Трудновато с деньгами, черт подери, но я принесу. Вот Мохнатенькая заработает, вот мы устроим в три дня голодовку, а я принесу деньги. Благо, что у меня такая Мохнатенькая.
  Иван Иванович хмурится, но берет деньги. Мысли товарища активировались не на презренный металл. Для любимой русской культуры снизошел до презренного металла величайший поэт всех времен и народов. И не абы как снизошел, но не отрицает лживую версию лапушки Громова. Значится, голодает товарищ лапушка. Значится, целых три дня смотрел в пустую тарелку. Может лучше признаться, что жмот. То есть жмот этот лапушка, и не существует пустая тарелка. Ах, не надо так буйно жестикулировать и махать тряпкой. Я пошутил. То есть поэт пошутил. Великодушный поэт имеет право на шутку. Он это право имеет, как представитель русской культуры. И тебе смешно, и ему, и вон как смеется Марина Михайловна.
  Дальше полегчало. Лапушка опустил тряпку, лапушка забрался в свой угол. А ведь точно, несколько рублей спрятано. Сегодня у Мохнатенькой вид нездоровый, обещал ей хлебца купить, вот и спрятано. Гад этот лапушка. Сами чувствуете, какой мерзавец и гад. Господь неистовствует на небесах. Сегодня прощаю, а завтра... Сам знаешь, что завтра господь не простит, тем более не простит послезавтра.
  Россия это Россия. Культура это культура. При возрождении России пора отказаться от личных амбиций. При возрождении культуры такой же точно порядок. Никакого барахла. Квартиры, особняки, бочонки, карманы, мешки и даже корочка хлеба. Пора отказаться. Россия это культура, культура это Россия. Никто не знает, чего не хватило в конечном итоге для возрождения русской земли образца девяносто второго года. Может, корочки не хватило? Вполне резонный вопрос. Всего остального хватило, а корочки нет. Слишком нахально прятался и сберег свою корочку некий жмотский пацан, зато угробил Россию.
  Лапушка в шоке. Скребет тряпкой, глаза в пол. Марина Михайловна нацепила самую сексуальную кофточку и со всеми деньгами ломанулась за дверь. Товарищ инженер, ты еще дерьмо не убрал, как вернулась Марина Михайловна. Такая чуткая, такая нежная, такая вся сексуальная. Она вернулась с лекарством. Лекарство для поэта. Наш поэт больнее всех больных. Он же единственная надежда России на возрождение, гораздо большая надежда, чем остальные надежды. Чтобы возрождать Россию, необходимо лечиться, необходимо лекарство. Марина Михайловна сие понимает, не даром за плечами Институт культуры. На предприятии Громовых не ценили Марину Михайловну. Зря не ценили. Вы присмотритесь, как она понимает. Оботрем платочком стаканчик. Немного лекарства, ну самую малость, вот только этот стаканчик. Ах, лекарство горькое! Ох, зарекался не пить! Мало ли чего зарекался? Это не для тебя, это для русской культуры и для России стаканчик.
  Иван Иванович пьет. Опять жертва. Морщится, но пьет. Затем закусывает горячими губками Марины Михайловны. Затем зализывает ее горячими грудками. Еще одна жертва. Что дальше, я умолкаю. Там копошится лапушка Громов. Черт подери, не мальчик уже, и всякие жертвы нужны для России.
  
  ***
  Вылечившийся Иван Иванович много лучше больного Ивановича. Он мягкий, что воск, и он само благодушие:
  - А поди сюда парень.
  Как же тут отказать:
  - Ты ведь, парень, такой не один, настоящий и преданный мученик нашей любимой культуры. Я тебя вижу насквозь, ты не один, и культура теперь не одна. Пускай ее бросили и растоптали, она не одна. Всякие правительства не считаются. Для них политическое игрище. Для нас, для людей культуры не игрище, но культура.
  За паршивую сотню, иногда за паршивые семьдесят пять рублей, много хороших и ласковых слов наслушался недоразвитый и недоделанный лапушка Громов. На нечто подобное не стоило и надеяться, но сполна расплатился словами Иван Иванович. Великий русский поэт, президент Государственной организации "Дом-с-колоннами" и просто достойный гражданин снизошел до лапушки Громова, до инженера-уборщика. Как вам это, родные мои? Где вы подобное лапали или щупали в смутное демократическое время? Только у нас, только в Санкт-Петербурге. Президент и поэт встал на одну доску с каким-то там Громовым из позорной мафии Громовых.
  Что такое сто деревянных рублей за отчетный период? Спрашиваю вас, и вы замолчали. Никто не помнит, что оно значит, ибо сто деревянных рублей ничто после лета девяносто второго года. Если бы та же сумма, но в тысячах. Хотя для русской культуры из объединения "Дом-с-колоннами" и сто тысяч рублей это мелочи. бросили, дунули, растворились сто тысяч рублей в русской культуре. А что такое слово поэта?
  Иван Иванович развалился между двух кресел:
  - Хороший ты парень, слушай меня.
  Лапушка Громов шкрябает грязь из-под ножек Ивановича:
  - Оно, слушаю.
  Сладко, умилительно, головы не поднять. Вдруг умилишься. Вдруг эти самые слезки налезут на глазки. Слезки разрешаются только для поэта и президента Ивановича. Для лапушки не разрешаются. Какого черта украл слезки? Ты еще не поэт, ты еще нуль. Сначала отработай свой долг на поэта. Или что-то не так? Все мы должники, у каждого долг. Все мы издевались над поэзией и над поэтами в определенный период. По крайней мере, не замечали истинного поэта Ивана Ивановича. То есть проходили мимо и официально не замечали его. Некоторые товарищи замечали неофициально. Это самые влюбленные в поэзию товарищи. Они приносили поэту цветы, они подкидывали кое-какую мелочь, они любили поэта. Запомни, поэт не такой, как другие товарищи, даже если они некоторые. Поэт выше звезд, облаков или господа бога. Хотя не трогаем господа нашего. Вдруг взбеленится, вдруг забудет поэта. Сегодня не трогаем, черт подери. Радуемся, что официально признали поэта в Москве. Иван Иванович - это поэт! А раз признали в Москве, значит, тебя не забудут, мой ласковый мальчик.
  Оба кресла шатаются под Ивановичем:
  - Ничего не забыл.
  Иванович поднимает ногу, чтобы лапушка обмахнул тряпкой:
  - Все в голове.
  А кресла шатаются:
  - Вместе поголодаем, вместе и наедимся.
  Вот вторую ногу поднимет Иванович:
  - Держись за меня.
  Дело сделано:
  - Культура это я...
  Оба кресла вдребезги, прямо на тощий хребет лапушки Громова.
  
  ***
  Забудь про деньги. Мы жертвы одной идеи. Хочется деньги, забудь про идею. Идея только высасывает источник, но не наполняет его. Когда-нибудь наполнится источник, но до этого не дожить в обновленном государстве Россия. Если подумал, что доживешь, то появляется гаденькое чувство неискренности твоего существования на русской земле. Ты не полностью отдавался русской действительности, ты кое-чего припрятал на черный день (те самые крохи на хлеб), ты халтурщик и в общем-то гад по определению. Другие товарищи полностью отдавались, они ничего не припрятали. Товарищам ничего не жалко, а тебе жалко. Какой же ты гражданин обновленного государства Россия? Все еще маленький-маленький лапушка Громов.
  Бытописатели лапушки Громова не полезли в данную сторону. Им больше нравится нечто возвышенное по слову и букве. Лапушка Громов не есть тряпка, но есть инженер. Вс-таки "инженер" превзошел "тряпку". И не имеет значения, ежели в девяносто втором году почти изничтожили всех инженеров. Слово старомодное, согласен. Слово вне комментариев, согласен опять. Но "инженер" это слово, а "тряпка" это ругательство. И в девяносто втором году, и в девяносто девятом, и лет через двадцать останется нечто возвышенное от инженера, но только грязь от твоей извращенческой тряпки.
  Впрочем, проехали. Юности свойственно ошибаться. Молодой товарищ создает себе мир на песке. Молодость пускается во все тяжкие, чтобы процветала прекрасная жизнь. А что такое прекрасная жизнь? Не знаю, не понимаю, не выяснил до конца. Кажется, ничего прекрасного. Вот сложностей целая куча. Существуют простые ходы. Пришел, отработал, платите. Но для юности слишком простые ходы. И молодежь против этого. Как опять так? Пришел никто, отработал никем, а когда заплатили гроши, значит с тобой квиты. То есть за твою работу, за твое здоровье, за бессмертную душу твою и за твою молодость получите гроши. Более ничего. За грошами пришел, что и требовалось доказать. Ну, товарищи, что не за грошами пришли, зря они так, оттого и проехали.
  Деньги есть фантики. Молодой гражданин никогда не продается за деньги. Хотя проще не придумаешь. Получил деньги, даже гроши, прогулял и сидишь довольный. Разрешается помечтать. На определенной работе не фантиковое место, на неопределенной работе почти фантиковое. Туда сунулся, сюда дернулся, просто эксперимент. Не всегда с первой попытки попадается фантиковое места, иногда оно и с десятой попытки не попадается. Чувствуете, что такое эксперимент? Историки лапушки Громова про это забыли. С их позиции, Громов проскочил по жизни, что на салазках: куда угодно салазки сами везут. По мнению товарищей историков, чертовски везло товарищу лапушке.
  И не спорьте. Есть ребята умные, есть дипломированные, есть силачи и бойцы, опять же изобретательные ребята. Лапушке только везло. Везучий, счастливый, ни одной пули мимо, ни одного патрона без пороха. Ребята пашут, ребята надорвались. В России пахарь что мусор, если ему не везет. Вот про лапушку тишина. Только вверх, только на звезды, только в лучшее лез и пролез лапушка.
  Вы думаете, другие ребята уступят? Никто ничего не уступит добровольно. Блатная ботва вообще не идет на уступки. Особенно если ботва из маромоев, тем более чей-то сынок или дочка. Лапушка Громов вообще ниоткуда, и он получил такенные пряники, что остальным не отдали. Я не понимаю. Как еще так? Никто не отдаст, ни за что не уступит такенные пряники, а он получил. Даже Иванович не получил, даже Марина Михайловна и прочая мафия Громовых. Что-то у нас не то на повестке дня. Хорошие ребята проскочили мимо, неизвестно кто попал в цель. Посмотрите на товарища лапушку. Его юношеский максимализм на максимуме. Его рассвет культуры выше всей прочей культуры. Его господь бог это он сам Господь бог (можно с большой буквы). Вы слыхали чего-нибудь про улыбку Иисуса Христа? Не слыхали, значит есть шанс увидеть воочию эту улыбку. Выдающиеся секретарши, выдающиеся предприниматели, выдающийся поэт... Все забылось, все позади. Улыбается только лапушка Громов.
  Повторяю еще раз, расклад против логики. А что логика? Что она есть? Сначала работаем, сначала отдаемся по полной программе. Может, когда и изменится программа в противоположную сторону. Но без отдачи по полной программе она ни за что не изменится.
  Семена не посеяв,
  Не жди урожая.
  Если вырос плебеем,
  О том не рыдаем.
  Если мордой корявый,
  Не стучи по ногам.
  Не гоняйся за славой
  По вонючим кустам.
  Вот когда сединою
  Обалдеют виски,
  Ты получишь с лихвою
  От удачи куски.
  Только лапушка вне подозрений. Другие товарищи отдаются, как положено. Но этот товарищ в единственном экземпляре: гордый, непримиримый, не попадающий в рамки своих почитателей. Жизнь, чувства, любовь и все остальное, чего не будет у вас никогда, чего не постигните не за какие коврижки, то в достатке имеет, имел, будет иметь дьявольский лапушка Громов.
  
  ***
  Денег не было, наплевать. В организации Ивана Ивановича вместо денег Марина Михайловна. Наша вывеска, если хотите. Наш уставной капитал, если еще не стошнило. Из Москвы приезжали в организацию важные старики, так сказать, богема и светский стиль. Иванович предупредил, на вывеску приезжали. Есть вывеска, существует организация. Нет вывески, черта лысого нет. Театр начинается с гардероба, тюрьма начинается с кэпэпэ, культура, что мусор без вывески.
  Короче, Из Москвы приезжали. не знаю, как оно так, но московским товарищам в некотором роде понравилось. Умеет вывешиваться Марина Михайловна. Институт культуры не шваль подколодная. Книжек там не читают. Кто залез в книжку, тот заработал очки. Для вывески очки это гибель. вы встречали в очках что-нибудь ну такое да растакое? И не придуривайтесь, вы не встречали. Таким образом, Институт против книжек. Нам нужна вывеска. Никаких извращений, только она и нужна. Наши культурные девчонки не американизированное барахло, хотя и там культура есть вывеска. Но наши девчонки культурнее ваших девчонок. Для Америки достаточно кончить ремеселку или колледж какой, а тут один на страну Институт, гдек вывески созидает культура.
  Москва у ног Марины Михайловны. Спасибо Ивану Ивановичу! Вот открыватель талантов. Самое лучшее в Петербурге собирает Иванович. Да растопырьте пошире глаза. Где вам такое попадалось? Только у нас. Поэт с лицом Иисуса моет полы. Мадонна с лицом мадонны бегает за лекарством.
  - Как интересно, - реплика одного высокопоставленного старика из Москвы.
  - Пожалуй, пожалуй, - опус другого высокопоставленного товарища.
  - А потрогать не разрешается? - наконец шутка.
  Все идет скромненько и культурненько, можно отметить, по-питерски. Лекарство для честной компании. Еще поцелуй. Нет, ничего некультурного - культурный и питерский поцелуй. Первый старик получил поцелуй в лобик, он высокопоставленнее прочих товарищей. Второй старик получил поцелуй в щечку, он среднего роста. Третий старик получил поцелуй в сиську. И не скальте зубы. Не настолько крохотный номер три в нашем списке, просто споткнулся и промахнулся товарищ. После лекарства вполне нормальная реакция, а вы не разобрались и устроили революцию.
  Дальше Москва. Высокопоставленные старики дома, некая грусть, можно сказать, ностальгия. Вот не поддержим организацию Ивана Ивановича, то пропала Марина Михайловна. Можно вызвать Маришу в Москву... Но ты чего, совсем сбрендил? И вообще как-то не очень. В Москве найдутся свои Мариши, в Москве погибнет Марина Михайловна. Точнее, не она погибнет, но непередаваемый питерский колорит, который накапливается в Петербурге, но исчезает в Москве. Нет, надо сражаться за питерскую Марину Михайловну. Ибо питерская, как вы решили, она непередаваемая Марину Михайловна, а московская есть еще одна москалиха и надоеда, от которой может вовек не отбиться, и возле которой в руинах культура.
  Старики посоветовались, надо помочь. Иван Иванович их просчитал. Так называемая игра поэтической мысли на фоне высокопоставленной культуры. В Москве свои правила. В Москве каждый шаг высокопоставленного товарища комментируют журналисты, поклонники, прихлебатели и враги. Не успеешь чихнуть, как понеслось по Москве. А в Петербурге не понеслось. Разрешаю чихать и всякое прочее. Петербург это не только культурное место, но отдушина для москаля. Удрал из Москвы, спрятался, не найдете. Какого черта удрал из Москвы? А кто сказал, что удрал? я по делу в Санкт-Петербург. Есть у нас такая дочерняя организация, называется "Дом-с-колоннами". Ах, не слыхали? Ну, зарубите себе между ног, как она называется.
  Иван Иванович все-таки дошлый мужик. Чувствуется, в университетах он не учился, но собственным котелком въехал не только в поэзию. Хотя, возможно, опять помогли москали, попав на такого Ивановича. Ха-ха! Это вам не поганка, это реальный и наиболее реалистический шанс расслабиться в Петербурге. Ясно и просто. Старик устал, старик озверел, жизнь покидает культурное тельце. Очень и очень надо расслабиться. Другие города грязные. Другие города смрадные. Другие города бескультурные. Единственная косточка среди городов есть Петербург. Вот бы расслабиться, а заодно и полакомиться. Вот бы ни шатко ни валко смотать в Петербург. Там организация "Дом-с-колоннами". Президент организации наш мужик. Секретарша - Марина Михайловна.
  Кажется, ничего не упустил из московской карусели лапушка Громов. В средние века произведения искусства использовали для растопки, раскурки и вместо подставки под кружку доброго эля. Эль на губах мадонны это так романтично, эль на ее попке так здорово. Сегодня другие века, не спорит лапушка Громов, они точно другие, но что-то от прежнего времени есть. Наша дерьмовая водка не эль, зато произведения искусства как использовали, так и используют. Черт подери, какое такое искусство, если руками не трогать? Вот именно, что за фигня? Люблю потрогать руками, даже ногами, и еще кое-чем. А за произведение Марина Михайловна.
  Иван Иванович радуется:
  - Мы раскрутились.
  Иван Иванович поглаживает животик:
  - Держитесь за меня.
  Иван Иванович так и стелется за стариками в Москву:
  - Теперь на крючке.
  Московская эпопея в печенках у лапушки Громова. Пей, лапушка! Убирай, лапушка! Сам попил, сам наблевал, сам убрал. Слабые печенки, но сильная желчь. Не отказывай, лапушка. Это для русской земли. Это для отечества русских. Это для любимой твоей молодежи. Ты, возможно, культурный товарищ, но молодежь некультурная. Не будешь блевать, обидятся старики и сбегут. Представляешь, они сбегут обратно в Москву, чтобы поставить на Тверь вместо Питера. Тверь опять же не Питер, но захолустная дырка, однако она под руками. Кататься ближе, культурничать проще. Так что в глотку и пей. А еще, да здравствует наша культура!
  Тут я, кажется, настоящий дурак. Иван Иванович навязывает мне наставничество Марины Михайловны. Быть полотером в должности инженера не выход. Быть Инженером в должности референта уже кое-что. Лапушка молодой, лапушка шустренький. У Мариши забот поприбавилось. Пора приобщать. То есть пора приобщать к настоящей культуре молодого и шустренького товарища. Пускай сбегает и принесет, чего приказала Марина Михайловна. Только на пользу. Чем больше бегаешь, тем крепче ноги. Чем больше приносишь, тем мускулистее руки. Не век Исусиком быть. Прошу тебя исправляйся, мой шустренький. А то не успеешь погавкать, как старость схватила за зад. Больше не молодой, больше не инженер, одна тряпка.
  Но не дошло до товарища:
  - Я бы сбегал, да отчень у нас грязновато.
  Иван Иванович стучит по дереву:
  - В душе твоей грязновато.
  Всюду мерещатся грязные намеки и кривотолки а-ля Марина Михайловна:
  - Не хочешь, мы не насилуем.
  Сказано с яростью, и стоит, что дурак лапушка. Почему, что дурак? Он этот самый и есть, он точно дурак. Предложили наставничество, попробовали исправить и окультурить, а ты футы-нуты через плечо. Послушаем в последний раз, Марина Михайловна кончила Институт культуры, Марина Михайловна дипломированный специалист. Ты ничего не кончал, тебе ничего не кончить, да и это не надо. Иван Иванович не любитель дипломов, Иван Иванович сам ничего не кончал. Однако Марина Михайловна, как нам повезло, она с дипломом, она кончала. И очень здорово повезло. Грех не воспользоваться возможностью, грех не устроить свой институт прямо в подвале. Послушай олух, Марина Михайловна готова тебя окультурить за так. Или снова не понимаешь?
  Хлопает ушами лапушка:
  - А зачем?
  Совершенно идиотский вопрос. Иван Иванович опоздал, чтобы учиться. Иван Иванович вышел из лапушкиного возраста лет двадцать назад. Еще дела. Еще заботы. Еще в Москву каждый день. Примчался, перекантовался, вали обратно. Ну, и черт с ним, с Ивановичем разобрались. Природная культура, русская стать, как-нибудь проживет. Его уровень недостижимый для прочих товарищей, это культура. Другое дело твой уровень, он пока никакой. Повышай уровень, развивай уровень. Сам себя не научишь, научит Марина Михайловна. Примется за твое воспитание, выбьет мусор из глупой башки. Плюс разговорчик медоточивый и гладкий. Плюс поэтический взгляд. Ну, не продолжаю. Марина Михайловна точно научит. И ты получил стократное воздаяние за прошлое, настоящее, будущее и за все свои денежки.
  Не понимаю, какого черта про денежки:
  - Я пока уберу.
  Иван Иванович пальчиком в лоб:
  - Он уберет.
  И ласковый взгляд на Марину Михайловну:
  - Вместо лапушки - Сашечка.
  
  ***
  - Что еще за явление в Доме-с-колоннами? - назревает скандал в маленьком семействе Громовых.
  Ой, простите, я пошутил, никаких скандалов, обычная рабочая обстановка. Переживает Мохнатенькая за своего бестолкового муженька "инженера". Ну, и за культуру немного переживает. Только не говорите, что для Мохнатенькой культура на последнем месте. Снова глупые шутки, не на последнем, а на втором месте культура. После прочих важных вещей и событий в жизни маленького семейства Громовых, после бестолкового лапушки.
  Впрочем, подсказка хорошая. Я попробовал повернуть разговор на культуру:
  - Дом-с-колоннами расширяется.
  Неудачно:
  - Это вселенная расширяется, Дом-с-колоннами в жопе.
  Хотя с другой стороны, Дом-с-колоннами может находиться в центре вселенной, которая расширяется. Или снова не так? Вроде бы вселенная расширяется, вроде бы нет. В телескоп она расширяется. Но что такое сам по себе телескоп? Железяка, не больше. Или стекляшка, не меньше. Кто доказал, что в другой телескоп расширяется по той же схеме вселенная? Теоретически может быть расширение. Но на практике может не быть расширения. Взяли товарищи сконструировали другой телескоп. В другой телескоп не расширяется, но сужается к центру вселенная.
  Мохнатенькая говорит, чепуха. Вселенная бесконечная и не может вообще расширяться. Как это бесконечность становится расширенной бесконечностью? Да что вы, товарищи, что за придурство с маленькой буквы? Наука посходила с ума со своим телескопом. В телескоп вселенная расширяется, вот и пошли научные опусы, статьи, диссертации. Но это обман. Расширяется маленькая частичка вселенной, нечто конечное в бесконечном. Мы не можем увидеть вселенную целиком, ее не дано увидеть ни в какой телескоп, даже если бы линзой стала Земля или Солнце.
  Мохнатенькая вдохновилась. На сон грядущий хорошо что-нибудь раскрутить эдакое. Не сплетни про дураков, но именно эдакое. И здесь подходит вселенная. Ты заглянул в бесконечность, тебе хорошо. Ты насладился неуничтожаемыми величинами, это на пользу. Ты рассуждаешь о вечности, и снова достойный заряд. Человек ничто против вселенной. Человек только часть. Подобных частей в бесконечности бесконечное множество. Если одни части расширяются, то другие сужаются, хотя с таким же успехом могут и расширяться. Вселенная как бесконечный объем, сколько не расширяется, до конца не расшириться, или наоборот. Расширение во вселенной не грозит этой самой вселенной, но и сужение не грозит. Вот мы лежим на кровати, и наша кровать расширяется, потому что так получилось с нашей частью вселенной. Ну и пусть расширяется наша кровать, если это нам не грозит, потому что мы расширяемся как все остальные точки вселенной.
  Уже что-то.
  - Жизнь похожая на цветник, - ляпнул лапушка Громов.
  - Смотря для кого, - в настроении Леночка Громова.
  - И культура похожая на цветник, - упорствует Громов.
  - Смотря какая культура.
  Лучше бы не возвращались назад. Тема вечности и бесконечности она светлая, она радостная, она на много ночей или дней. Каждый раз вроде бы совершаешь открытие. А что такое твой человек? Не представляю, что он такое. Может быть, это новый облик вселенной? Нет, не думаю, хотя вселенная знает, какой еще облик. И так запутаешься, забираясь на большие величины, что не распутаешь самую крохотную ерунду. Эта ерунда не то чтобы против вселенских масштабов, но она существующая величина. Есть большие величины, и есть меньшие величины. Но почему, если большая величина - бесконечность, то меньшая величина - конечность? Мы на глазок определили ерунду за ерунду, а бесконечность за нечто большее. Но кто сказал, у нас безупречный глазок? Мохнатенькая Леночка сомневается, она изучала данный вопрос и не верит в глазок человека.
  Собственно, пусть будет так. Человек придумал свои законы, которые не всегда справедливые для вселенной. Что такое справедливость с точки зрения человека? Набить брюхо - вот и вся справедливость. Если бы человек развивал свои умственные способности или качества, тогда еще ничего. Человеческий разум бесконечнее бесконечной вселенной. Никаких границ для этого разума. Каждый день, каждый час, каждый миг нечто новенькое против старенького происходит внутри твоей головы. Казалось, не может быть новенького, а оно здесь, оно разум.
  Леночка морщит носик:
  - Ненавижу ожиревшего человека.
  Леночка отложила очки:
  - Посмотри-ка сюда.
  Без очков она совсем близорукая:
  - Разве не пробивается интеллект, где отсутствует лишняя масса?
  Лишняя масса у нее точно отсутствует, и интеллект пробивается. Опять не могу возразить. Еще недавно мой разум был сонный, он спал. Мафия Громовых не пробуждала его, но усыпляла. Спал и спи, так куда надежнее для всех нас. Я не знаю, хотел ли разум проснуться. Может лучше не просыпаться? Никаких взлетов, никаких падений, никакого выхода в бесконечное пространство вселенной, никакого исхода на очень конечную землю. Здорово, когда спишь. Спящий человек не есть человек, он просто здоровое животное. Проснувшийся человек есть больное животное. Разум это опухоль в мозгу, или болезнь. Пока ничтожная опухоль, пока человек без разума, он набивает свое брюхо, не больше того. Но разум не набивает, а выворачивает все тоже чертово брюхо. чем более голодный разум, тем более разумное существо представляет собой человек. Чем более сытый разум, тем более животное. Я говорил про обезьяну? Ну, пускай. Обезьяна есть человек, только волей веков отрешенный от разума, что на сытое, что на голодное брюхо.
  Вот мы с Леночкой и договорились:
  - Ничего на самом деле не расширяется и ничего не сужается. Никаких иных вариантов:
  - Все обман.
  Комната у нас маленькая, мебель у нас старенькая, зато друг друга понимаем в полслова:
  - Разве любовь не обман?
  - Это пока существует любовь.
  - А если не существует любовь?
  Культурная программа одна и та же. Ничего не меняется в маленькой комнатке и среди старенькой мебели. Или меняется? Иногда такое чувство, что очень меняется, потому что ничего не меняется. Лапушка громов проснулся, лапушка поумнел, лапушка заглянул дальше, чем мог позволить себе накануне нового дня. Проснулся, и почувствовал пустоту. Снаружи людишки, подпрыгивают и чего-то вымучивают, но все равно пустота. Там не расширяющаяся, но сужающаяся вселенная. Каждый день становишься плоше и уже, если ты там. Но каждый день становишься шире и лучше, если ты здесь. Эта маленькая комнатка компенсирует внешний мир, или внешний мирок обезьяны, которая называется человек. В этой маленькой комнатке, только в ней и нигде существует любовь.
  - Ты дурачок, - на сон грядущий ведет себя скромно Мохнатенькая.
  - Но таким дурачком, - и снова она, - Я полюбила тебя. Да что полюбила? Люблю, люблю и люблю. А еще буду вечно любить и опять же жалеть, потому что ты дурачок и совсем не такой, как вот эта умная сволочь.
  Ей можно верить, недаром она Мохнатенькая:
  - А разве бывает жизнь без любви?
  И ответ:
  - Без любви ничего не бывает.
  Глупый ответ. Но в маленькой комнатке, среди старенькой мебели, он не только ответ, он надежда для расширяющейся вселенной. Стены не давят, ты ощущаешь вселенную, то бишь сквозь стены ее ощущаешь. Вселенная расширяется, расширяется, расширяется... Долой стены! Долой коридоры и двери! Долой прочую дрянь, что стоит на пути! Не становись на пути расширяющейся вселенной. Разумное предложение. Только эта вселенная расширяется. Только эта, которая из любви и сама любовь. Никакая другая вселенная не расширяется. Никакая культурная организация вроде Дома-с-колоннами. Вселенная - да. Организация - нет. Вселенная - это талант. Между прочим, талант одного человека, и вы знаете, кто человек. Организация - это мусор. Собрались любители хорошо побазарить. Вот и вся твоя организация. Ну, вроде игрушечки, которой не место в расширяющейся вселенной, но которую из-за ее ничтожества терпит вселенная.
  - Как же мне повезло!
  Лежу, развиваюсь, мечтаю, в надеждах. Но иногда попадаются мысли про всякую хрень из Дома-с-колоннами. В том числе мысли про Сашечку.
  
  
  ГЛАВА СЕДЬМАЯ
  
  Мысли все равно, что мечты. А мечты имеют последовательную тенденцию последовательно сбываться, или хотя бы стремиться к тому, дабы в дальнейшем нельзя было их упрекнуть в пустозвонстве и пустословие. И это прекрасно. Иной сумасшедший товарищ желает увидеть себя на грани успеха, в облаке славы, в ореоле всемирного благополучия, а еще, чтобы под собственной и откормленной попкой копошилась куча откормленных дураков, повинующихся порыву такого же жирного пальчика. много чего желает товарищ, не получая желаемого. Однако со временем, скажем, когда-нибудь, может за пять минут до твоей смерти происходит непредсказуемый переворот между эфирными слоями или еще какой гадостью, и мечты сбываются.
  Ты больше не сумасшедший, тем более не извратившийся идиотик, погрязший в таких же мечтах. Фантазия, фантасмагория. фантомы, фантастика - оно в прошлом. пришлось потерпеть, наконец, кое-чего вынести из жизненной суеты, и не самое приятное. Массы от тебя отказались. Властьимущие товарищи от тебя отвернулись. Денежный мешок не заметил. Сегодня другого калибра мешок. Но ты сумасшествовал, то есть мечтал, и все это вместе соединило твой разум с миллионом счастливых причин, от которых только окрепли мечты, и они сбываются.
  нет, ничего общего, опять частное. Несколько умных ребят поднимают Россию из пепла. Ты среди умных ребят. Разве этого не достаточно? Я и не спорю, нравится находиться среди умных. Россия попала в дерьмо, по культурному, в пепел. Кто-то обязан вытащить и поднять Россию на более человеческий уровень. Может, ты не обязан, но лучше все-таки ты. Не чужая Россия, не пришлая, не картинная или ублюдочная. она твоя и моя родина. Если вглядеться сквозь призму обязанностей, никто ничего не обязан. Но несколько умных ребят, они вместе собрались опять же ради России.
  Вот тебе направление. Толпа в рев, толпа приветствует, что ей приказали. Если приказали возвысить культуру, значит, приветствуется культура. Если приказали убить, значит, приветствуется смерть. В толпе всегда дураки. Козлиная толпа, обезьянничающая толпа, иаромойская. Повторяю, там дураки. Ни одной умной девчонки, ни одного умного парня. Покуда не выбрался из толпы, сам дурак. Не хочешь, но выбора нет. Попробовал умничать в этой толпе, а теперь тебя нет. Значит, правильно приказали, покуда не выбрался из толпы, и пропади пропадом никому не нужная Россия.
  Но я настырный товарищ:
  - Если несколько умных людей собираются вместе...
  Из начала фразы можно вычленить многое и даже очень. Люди умные, людей несколько, люди вместе. Они не просто так собираются. Выпивка, закуска, групповичок, запретный плод сладок. Это все не для них. Умные люди подобной глупостью не повязаны. Только глупые люди, опричь дураки. Здесь я согласен. Если собираются глупые люди, то не имеет значения, сколько их там. Один глупый, пять глупых, миллион глупых людей. Повторяю, никакого значения. Один глупец наделает кучу, миллион умников не уберет. Так и есть, куча одного глупого товарища, например, одного президента, это гноище на всю Россию.
  Но мы опять не про это. Мечтательная позиция человека гораздо приятнее в массе, чем в одиночку. Я мечтаю, ты мечтаешь, он мечтает, мы мечтаем. Таких мечтателей не шибко много, скорее мало. Но это и хорошо, что их мало. Если бы мечтателей было много, то мечта нереальная, то есть всегда нереальная. Так она очень и очень реальная. Вы понимаете, что значит реальная мечта? Нет, вы не понимаете. Реальность мечты заключается в том, что ты кандидат на мечту, даже если последний из всех кандидатов. Сначала он кандидат, за ним следующий по старшинству кандидат, за ним еще следующий, и наконец ты. Может маленький, может глупенький человечек, но ты среди умных товарищей.
  Я уточняю:
  - Если несколько умных людей обсуждают кого-то...
  И не обязательно огни тебя обсуждают. Вы собрались, вы вместе, вы для общего долга. Этот долг перед Россией. Кто сказал, что ничего не должен? Умный человек всегда должен, тем более для России. Иначе снова дурак. Так и запомни, товарищ дурак. А товарищ суть ты. Ничего не понимаешь в русских вопросах, во-от настолько не разбираешься в русском несчастье, да и в счастье, пожалуй, не разбираешься. Следовательно, настало время среди умных товарищей самого умного кандидата на первую мечту. Это не прихоть, но правило. Пускай самый умный товарищ суть кандидат. С чего-то надо начать. Кривой да горбатый пока отдыхают. Если продолжаем в том же разрезе, следовательно, погибли или исчезли все умные товарищи. Выбор самого умного товарища это не просто слова, это первопричина ума и политика разума.
  Голосовали за старшего кандидата. Прошло большинством голосов. Старший кандидат не обязательно умнее других, он просто старший и дольше страдал за Россию. Может так не считается младшими кандидатами, может страдание не выражается числами, но так проще. Мне двадцать лет, а тебе сорок. Ты вдвое старше меня, ты вдвое больше страдал. Я могу раздобыть справку, что я страдал куда больше в свои двадцать, чем ты в свои сорок, но это не самый умный поступок. И ты можешь принести справку, даже две или три справки. Старшему товарищу справки дают охотнее, а младшему дают без энтузиазма. На младшего товарища никто не посмотрит. Год рождения, и пошел дуралей. Началась глупость.
  Ладно, справка это бумажка, ее можно купить. Привожу свидетелей, вполне транспортабельные ребята с алкогольным прошлым. И свидетелей можно купить. Налил стакан свидетелю номер один, нацедил два стакана свидетелю номер два и поставил бутыль самой красивой девчонке. Свидетелей купить, что обгадить два пальца. Недаром наше правительство их покупает тысячами, а президент миллионами. И это еще не все. Старший товарищ опять впереди младшего. Твоих свидетелей трое, они алкаши и дерьмо. Моих свидетелей сорок, и все почтенные люди.
  Теперь вы понимаете, бывают трения среди умных людей. Собственно хорошо, что они бывают. Чуть только сплошное согласие, как в дальнейшем свара и мордобой. Лучше начать с несогласия. Чего тебе хочется перед ликом России? куда ты опять замахнулся бездарным своим матюгалом? Где твоя честь? Где твоя совесть? Я не просто мальчик на побегушках, я не просто подвинутый старец и узурпатор ума. Чего ты знаешь, паршивый трепач? Да ничего, да вот настолько не знаешь. Треплемся, куксимся, вперед в человеки. Ну, точно не знаешь, чего желает народ и какая поэзия необходима для всех этих транспортабельных ребят с алкогольным прошлым.
  Ну, растрещались, вроде прихватил геморрой. А это не геморрой, это мечта, что ни покупается ни за какие деньги, даже за доллары. Ты старший кандидат, и ты лучший. Я младший товарищ, но я все равно лучший. Тебе повезло, тебя определили в лучшие кандидаты большинством голосов, а меня определили мои собственные мысли и чувства. Кто это орет за окном? Кто это возвеличил тебя, и сколько ему заплатили? не стоит так мучиться. Я моложе, я подожду. Если так важно, будь лучше. Но если это в сложившейся ситуации поможет России.
  Мы умные ребята. Наша Россия вышла на первое место. Мы все по сравнению с ней барахло, даже самый умный из наших товарищ. Мы просто частичка этой России. Выбросили частичку, может погибнуть Россия или, по крайней мере, испортится и превратится в помои. Но это не значит, мы лучше России. Просто наша мечта что-то сделать для столь несчастной земли. Так дураки не мечтают, так мечтают одни умные люди, и для этого собираются умные люди. Разве не ясно, они для России. И не спрашивайте, где собираются умные люди. Подвал это та же Россия. Мы мечтаем в подвале Дома-с-колоннами, мы готовы свой ум положить на нее, на эту Россию, на эту несчастную землю.
  Травка закоснела
  В сырости лесной.
  Приходи на дело
  Милый мой, родной.
  Сто сонетов жухнем
  Для тебя любя.
  И скорей протухнем,
  Не узнав тебя.
  И еще:
  - Все в наличии?
  - Кажется, все.
  - А где, так его мать, Сашечка?
  
  ***
  Александр Борисович Боровик прибился к издательству Дома-с-колоннами по каким-то левым каналам Ивана Ивановича. Вроде бы Иван Иванович попал в одну нехорошую историю, а Александр Борисович его из нехорошей истории выпутал. По крайней мере, рассказ про нехорошую историю со стороны Александра Борисовича выглядел в пользу Александра Борисовича, и совершенно уродски выглядел в данном рассказе Иван Иванович.
  Передаю ту самую нехорошую историю без подробностей. Иван Иванович, Александр Борисович и третье лицо имярек распивали на квартире третьего лица спиртные напитки. Ну, если быть объективным, под спиртными напитками подразумевается "красная шапочка". Почему распивали "красную шапочку" вышеупомянутые товарищи гораздо более интересный вопрос, чем остальная история. Не должны были распивать "красную шапочку" вышеупомянутые товарищи, ибо "красная шапочка" является принадлежностью рабочего класса, а представители культуры пьют водку.
  Э, оставим открытым вопрос, или мы никогда не разберемся с колоритной фигурой Александра Борисовича. Нет, Александр Борисович не идет ни в какое сравнение с Иваном Ивановичем. Три института против незаконченной средней школы чего-нибудь да значили в государстве Советский Союз, и пока не отменяются в обновленном государстве Россия. Примерно такой же контраст в физическом отношении между Александром Борисовичем и Иваном Ивановичем, только наоборот. Импозантный Иван Иванович, морда кровь с молоком. Серенький, словно мышка, и незаметный Александр Борисович. Плюс самая последняя карга не заинтересуется мужским достоинством Александра Борисовича.
  Опять какие-то помехи вкрались в наше повествование. Мы рассказывали о нехорошей истории с "красной шапочкой", тьфу, с третьим лицом имярек, когда на квартире третьего лица распивалась "красная шапочка". Соответственно, шли культурные разговоры, третье лицо хвалилось пачкой зелененьких толщиной в две тонны. Зачем нужна пачка зелененьких? Вы не знаете, зачем нужна пачка зелененьких? Брысь из нашего повествования, и не путайтесь под ногами. Третье лицо имярек собралось издать судьбоносную книгу. Иван Иванович определил стоимость издательской работы в две тонны зелененьких. Александр Борисович выступил экспертом, чтобы никто не пострадал при сделке. "Красная шапочка" выступила гарантией вечной любви и дружбы, что действуют исключительно из любви и дружбы вышеупомянутые товарищи.
  Звонок в дверь. Кто это нам мешает? Позовите, пожалуйста, Ивана Ивановича. Нет здесь никакого Ивана Ивановича. Вы пришли на частную квартиру товарища имярек. Не пудрите нам мозги, в вашей квартире находится некто Иван Иванович, он нам назначил деловую встречу именно здесь, именно в вашей квартире. Шушуканье, хрюканье, есть деловое предложение дверь не открывать и докончить дела с "красной шапочкой". Но завелся Иван Иванович. Я никому деловую встречу не назначал. Все это враки, все это сплошное придурство. Но очень хочется посмотреть единым глазком на ту сволочь, которая рвется на встречу.
  Короче, засучил рукава перевозбужденный Иван Иванович, и отворил дверь в квартиру третьего лица имярек. Бамс, хрясь. Ввалились амбалы количеством две единицы, вырубили Ивана Ивановича, положили на пол Александра Борисовича, выкрутили пальчик третьему лицу имярек и отобрали две тонны баксов. Но самое страшное, они же прихватили с собой недопитую "красную шапочку".
  Очнулся Иван Иванович. Что это было? Очнулся Александр Борисович. Где "красная шапочка"? Третье лицо имярек в истерике. С кем я связался? Какую мерзость согрел на широкой груди? Все, подаю в суд. Всем сукам сразу хана. Попробуйте у меня отвертеться, так называемые культурные товарищи из Дома-с-колоннами, Что никак не причастны к покраже славненьких чудненьких баксов.
  Как вы догадываетесь, дело выходило очень и очень серьезное. Не понимает Иван Иванович, почему его затянуло в подобную мерзость, и кто догадался воспользоваться светлым поэтическим именем Ивана Ивановича. Но все понимает Александр Борисович, или потомственный журналист и величайший знаток человеческой психики.
  Мы еще не представили Александра Борисовича в образе потомственного журналиста? Очень зря. Потомственные качества, повязанные с профессиональными качествами, так просто не уничтожаются даже в период деградации обновленного государства Россия. Александр Борисович окинул профессиональным зраком Ивана Ивановича, и сразу догадался, что пресловутый товарищ не имеет никакой связи с преступной группировкой, похитившей баксы.
  Как же так? Третье лицо имярек едва не укакалось от обиды и злобы. Преступники очень внятно назвали Ивана Ивановича. Преступники явно сговаривались с Иваном Ивановичем на грабеж баксов. Третье лицо имярек к двери не подходит и дверь не открывает ни при каких обстоятельствах. Преступники проследили за третьим лицом, ловить здесь совсем нечего. Следовательно, лучший выход подослать к третьему лицу своего человека, чтобы воочию убедился в наличии баксов, затем открыл дверь и помог изъять баксы.
  Не сходится, уважаемый товарищ имярек. Вот журналистская отповедь Александра Борисовича всяким козлам и придуркам, решившимся поиграть в детектива на фоне покражи баксов. Преступники проникли в квартиру третьего лица, встретив сопротивление со стороны Ивана Ивановича. Именно Иван Иванович встал на пути грязных грабителей к заветным баксам. Именно благодаря мужеству и самоотверженности Ивана Ивановича третье лицо имярек отделался несолидной суммой в две тонны баксов. При других обстоятельствах сумма могла оказаться куда более солидная. Мы же знаем, что у товарища имярек баксы из всех карманов вываливаются. Только товарищ имярек строит из себя бедного несчастного Буратино.
  Кто это строит из себя Буратино? Взбесился товарищ имярек и не вызвал милицию. Первоначальная идея была вызвать милицию. Пока Иван Иванович сидел на полу, держался за шишку на затылке и бессмысленно хлопал глазами. Но убедительная речь Александра Борисовича пресекла какие-либо поползновения в сторону милиции. Иван Иванович отступил в тень. Александр Борисович с трудом уберег собственное здоровье, уклоняясь от тяжелых предметов, направленных со стороны третьего лица имярек в сторону потомственного журналиста Александра Борисовича.
  Нехорошая, скажу вам, история. Но в стиле девяносто второго года. Много сволочи повылезало на белый свет, чтобы не работать на честной работе, но изымать честно заработанные средства, в том числе и зелененькие, у честно работающих граждан. Хотя по большому счету, в девяносто втором году большой редкостью были зелененькие. Александр Борисович, как профессиональный журналист, практически мгновенно определил редкость подобной материи, и перевел стрелки с похитителей на якобы обворованного товарища. Что очень понравилось Ивану Ивановичу.
  - Нам подобные люди нужны, - высказался Иван Иванович на общем собрании культурной организации Дом-с-колоннами.
  - У него жабий взгляд, - дернула плечиком Марина Михайловна.
  - У него потные ладони, - поморщил носик лапушка Громов.
  Общее собрание затянулось, чтобы обсудить жабий взгляд и потные ладони Александра Борисовича.
  - Мы пока что находимся в меньшинстве, - жалобно промямлил Иван Иванович, потирая все ту же пресловутую шишку.
  - А разве нам плохо в таком меньшинстве? - выразительно повела бровью Марина Михайловна.
  - Нам хорошо, - опять всунулся лапушка Громов.
  Тут бы закрыть вопрос по поводу Александра Борисовича и открыть более интересный вопрос по поводу русской культуры. Но не так все просто на русской земле. После нехорошей истории с третьим лицом имярек, подошел Александр Борисович к Ивану Ивановичу, окинул Ивана Ивановича жабьим взглядом и положил ему на плечо потную ладонь:
  - Ничего у вас не получится в Доме-с-колоннами.
  Едва не расплакался Иван Иванович, очень болела шишка:
  - Но почему не получится?
  Ответ можно было предугадать с вероятностью сто процентов:
  - Вы, ребята, молодые, горячие. Легко попадаетесь на крючок всяким уродам и прихлебателям. Вас может подставить любая маленькая девочка и посадить в задницу любой маленький мальчик. Вы растратите уставной капитал и прогорите за первые три месяца издательской работы.
  Теперь уже точно расплакался Иван Иванович:
  - А при чем здесь история с третьим лицом имярек?
  Александр Борисович, как профессиональный журналист, объяснил дремучему непрофессионалу на пальцах:
  - Весьма показательный случай. Третье лицо имярек нанял поддельных грабителей и подстроил историю с поддельными баксами, чтобы издаться бесплатно.
  Как вы думаете, каково было решение Ивана Ивановича в сложившейся ситуации? И почему в Доме-с-колоннами появился странный субъект Сашечка?
  
  ***
  Нет, я не ругаюсь. Наш четвертый товарищ Александр Борисович Боровик на начальном этапе не испортил общую картину культурного возрождения России. Это "громоманы" уничтожили в третьей (или не помню какой) редакции Александра Борисовича, то есть уничтожили под чистую, вроде рухлядь и мелочь. Не раскрывается рядом с Александром Борисовичем характер лапушки Громова. Вот не раскрывается и все. А если не раскрывается нужный характер, кому еще нужен этот Александр Борисович? Сами чувствуете, никому. Я хожу каждый день в магазин, я общаюсь с продавцами булок и тряпок. А что они раскрывают? Конечно же, ничего. Если каждого булочника или тряпичника протолкнуть в историю лапушки Громова, в двадцати томах не уместится вышеупомянутая история. А хочется в тоненькой книжице двести страниц, ибо более толстые книжицы у нас не читают.
  Ладно, обойдемся без сопливых товарищей. "Громоманы" имеют право на собственную версию истории лапушки Громова. Но и лапушка Громов вырос не на помойке, может вообще порвать с "громоманией" и устроить собственный пикничок среди любимых друзей. Приходите, товарищи друзья, располагайтесь, рассказывайте про собственное житье-бытье. Ну, и ты не стесняйся, товарищ Сашечка.
  Чего здесь стесняться? Александр Борисович получил должность главного редактора в Доме-с-колоннами по представлению Ивана Ивановича. Александр Борисович самый опытный из сотрудников Дома-с-колоннами. Александр Борисович владеет не только пером, как профессиональный журналист, но и словом, как профессиональный борец с мафией.
  Дальше наглядная часть. Профессиональный борец с мафией никогда не приходит на работу в свежей рубашке и свежих носках. Профессиональный борец с мафией бреется не чаще одного раза в неделю, а трусы практически никогда не меняет. Профессиональный борец с мафией должен обладать какой-то особенной фишкой, на которой точно стоит клеймо "мафия".
  Вы угадали, особенной фишкой обладает Александр Борисович. Закатал штанину, снял ботинок, снял пресловутый носок, показал правую ступню в шрамах:
  - Это следы мафии.
  Даже заинтересовалась Марина Михайловна после того, как ее вытошнило:
  - Вас что, пытали?
  Загадочная улыбка Александра Борисовича во весь экран:
  - Не совсем.
  Снова Марина Михайловна:
  - Не можете рассказать поподробнее?
  Еще более загадочная улыбка Александра Борисовича:
  - Могу, но скромность не позволяет. Вы как-нибудь в другой раз узнаете подробности у Ивана Ивановича.
  Но так просто не отмажешься от Марины Михайловны:
  - Иван Иванович поэтическая натура, может кое-чего перепутать и рассказать неправильно.
  Жеманится Александр Борисович:
  - Я стесняюсь.
  Не верит Марина Михайловна:
  - Или подробности, или без вас пойдем пить кофе.
  Очень солидный аргумент. Сопротивляться невозможно. На деньги издательства пьют кофе в Доме-с-колоннами. Есть некий фонд у Ивана Ивановича, который называется "кофе". Пожалуйста, не путайте с фондом, который называется "лекарство". Ибо фонд "кофе" ввели исключительно ради Александра Борисовича, а фонд "лекарство" существовал со дня основания Дома-с-колоннами.
  Добилась своего Марина Михайловна. Сдался Александр Борисович, рассказывает про страшные шрамы на правой ступне, про мафию. Дело обстояло так, Александр Борисович выследил мафию и собрал материал для разгромной статьи, чтобы посадить мафию. Но мафия не посадилась, ибо статью задробили все приличные и неприличные издания Санкт-Петербурга. Ответ понятный, мафия предупредила Александра Борисовича и подкупила всех приличных и неприличных издателей. Здесь можно было закончить журналистское расследование, выбросить статью в помойку, и написать что-нибудь нейтральное не про мафию. Например, у Александра Борисовича был такой материал про кошечек и собачек.
  Но не получилось. Мафия потеряла деньги на журналистском расследовании Александра Борисовича. Мафия не сможет вернуть деньги ни при каких обстоятельствах. Но моральное удовлетворение зависит только от мафии. А как морально удовлетворяется мафия? Все знают, как морально удовлетворяется мафия. Труп врага - есть самое лучшее удовлетворение в сложившейся ситуации. Только у Александра Борисовича слишком вонючий труп. Набегут журналисты разных мастей, заинтересуются, почему это очень здоровый и жизнерадостный Александр Борисович превратился в весьма нездоровый труп. Начнется всеобщий ажиотаж, на фоне которого может всплыть судьбоносная статья Александра Борисовича. Тут полный пипец мафии.
  Нет, ребятишки, мафия наша бессмертная, на пипец не договаривалась. Не обязательно для морального удовлетворения оставить врагу его вредную жизнь, но оставить ее в таком качестве, чтобы враг каждый день молился о смерти. О, на подобные штуки давно наструячилась мафия. Александр Борисович человек простой, небогатый, на работу ходит пешком, подстеречь его в подворотне, что обгадить один палец. Вот и подстерегла мафия Александра Борисовича.
  Вытер потные ладони о портьеру борец с мафией:
  - Что я вам скажу, дорогие товарищи, в нашей стране нельзя терять бдительность. Если встал на борьбу с каким-нибудь мерзким явлением, пускай даже с маромойской культурой, будь готов, что тебя размажут по асфальту.
  После стыковки потных ладоней с портьерой, портьера утеряла презентабельный вид, что никак не смутило Александра Борисовича:
  - Борьба не для красивых девушек (взгляд в сторону Марины Михайловны), борьба не для одухотворенных натур (взгляд в сторону Ивана Ивановича) и не для маленьких мальчиков (сами догадались, куда взгляд). Только настоящие бойцы встречают грудью подлых приспешников мафии.
  Дальше финальная часть рассказа про правую ногу Александра Борисовича. В темном переулке, при отсутствии свидетелей, выскочил неизвестно откуда джип с тонированными стеклами и отдавил правую ногу Александру Борисовичу.
  
  ***
  А тут ребята из Москвы понаехали. Прослышали про главного редактора в Доме-с-колоннами. Стало им оченно интересно, потянуло в культурную столицу обновленного государства Россия. Даже старикам интересно посмотреть на выдающегося борца с мафией. В Москве пока еще не научились бороться. Мафия от культуры правит бал. Между прочим, никакая она не мафия, но милая группа милых людей с очень милым культурным прошлым. Зато в Петербурге стопроцентная мафия. Недаром называется Петербург бандитским городом. Пострадать в Петербурге от мафии превеликая честь, ну и определенные бонусы со стороны московских покровителей Дома-с-колоннами.
  Александр Борисович всегда в ударе:
  - Мы в историческом здании.
  Расположились московские гости в ободранных креслах, пьют кофе из того самого фонда "кофе". До более интересных напитков из фонда "лекарство" дело пока не дошло. Александр Борисович настоял на культурной программе, связанной с фондом "кофе", но никак не связанной с фондом "лекарство". Видите ли, дорогие товарищи, по сугубо личным причинам не пьет общечеловеческое "лекарство" (называется "водка") Александр Борисович. Здоровье не позволяет, черт подери. А выставлять московским гостям другого рода "лекарство" (например "красную шапочку") не самый правильный политический ход. Так уже получилось на русской земле, что главный редактор не имеет ничего общего с "красной шапочкой", его курс - "водка".
  Впрочем, никто не спорит насчет "кофе". Александр Борисович замутил более чем забавную историю про Пушкина и декабристов в доме-с-колоннами. Выглядит примерно так. Декабристы предложили Пушкину возглавить восстание. Пушкин задумался, как человек далекий от воинской службы и не обладающий личной храбростью, чтобы устроить резню с правительственными войсками. Тогда декабристы притащили ванну, наполнили ее шампанским, и бросили туда Пушкина. Получилось неплохо, вот только результат оказался отрицательным. Уклюкавшийся Пушкин впал в меланхолию, накропал кучу стихов, и отказался возглавить восстание. Мол, зачем нам восстание, если у нас целая ванна с шампанским. Вот если бы у нас была ванна с водкой.
  - Чувствуете особую ауру? - закатил глаза Александр Борисович, когда московские гости уехали, так и не отведав общечеловеческое "лекарство".
  - Какую такую ауру? - вспыхнула Марина Михайловна, так и не представленная московским гостям.
  - Ауру нашего дома, - поклонился Александр Борисович.
  - Какого еще дома, - переспросила Марина Михайловна, и тут же прикрыла ротик, вроде бы глупость сморозила.
  - С колоннами, моя дорогая, - наконец вставил слово Иван Иванович.
  - Точно так, - выскочил из своего угла лапушка Громов.
  Да чем мы тут занимаемся? Что за ботва перемалывается из пустого в порожнее? Или такая судьба русской культуры, чтобы перемалываться каждый раз, на каждом новом этапе? Дом-с-колоннами не простой особнячок в центре Невского проспекта и не паршивая забегаловка для подгулявших людишек. Александр Борисович доказал, Дом-с-колоннами есть будущий символ Санкт-Петербурга. То есть культурный символ культурного города. Кораблик на Адмиралтействе это не символ. Шпиль Петропавловки опять же не он. Было и сплыло. Многие вещи приходят, многие незаметно уходят. Кораблик и шпиль в очереди на незаметность. Другое дело, культура Санкт-Петербурга.
  - Точно, культура, - не унимается лапушка Громов.
  Всюду вставит свои пять копеек. Что еще за манера такая? Холодная улыбка, а не манера на холодных губах Александра Борисовича. Лапушку придется еще образовывать. Непростая работа образовывать какого-то лапушку, ох непростая. Но главный редактор для того и главный среди неглавных товарищей, чтобы кого-нибудь редактировать, в скобках читай "образовывать". Вот наберется здоровья главный редактор, и образует. Теперь мы все вместе, теперь мы единая плоть. Если один из нас занимается образованием в Доме-с-колоннами, значит, есть кого образовывать. И это правильно. Культурные манеры нужны, то есть просто необходимы образованные манеры для будущего русской культуры.
  Дом-с-колоннами во всех вариантах образовательный факт. Здесь еще витает дух Пушкина. Принюхайтесь. Ну, что, витает? И что вы такие квелые? Неужели мозги набекрень? Да, что-то есть, что-то в мозгах. Вы думали, это так страшно? Чуть больше воображения, чуть меньше организации, не страшно, но просто. Дом-с-колоннами как величайшее достояние нашей многострадальной России. Если хотите, это революционный центр масс. Дух Пушкина почти путь в революцию, и революция не за горами. Хватит принюхиваться, давайте прислушаемся. Ага, прислушались? Так бы в самом начале. Это не троллейбус на Невском проспекте, это грядет революция.
  Или опять Громов:
  - Дедушка моей жены революционер.
  Никак не успокоится недоделанный лапушка:
  - Дедушка брал Зимний Дворец.
  Придется с ним что-то делать. Не сегодня, конечно. Сегодня слишком солнечный день. То есть на улице пасмурно, но день солнечный. Ибо за солнышко в Доме-с-колоннами Александр Борисович. Этот все знает: и про бабушек, и про дедушек, и про Зимний Дворец. Во-первых, ошибаешься, ласковый мой. Ты еще мальчик, твоя жена девочка, и дедушки вашего не существовало в природе, когда началась революция. Ах, все-таки существовал дедушка, приблизительный возраст десять-одиннадцать лет. Во-вторых, Зимний Дворец брала пьяная матросня, а затем туда приписали всякую шваль для количества, в том числе какого-нибудь левого дедушку в возрасте десять-одиннадцать лет. Так называемая, коммунистическая пропаганда. Пришел из деревни сопливый пацан, встал за станок, никакой культуры. Зато очень хочется поиграть с пулеметом и бомбой. А почему очень хочется поиграть с пулеметом и бомбой? Да потому, что работать не хочется. В-третьих, работа требует определенных навыков. Пацан пришел из деревни, где валял дурака и валялся на печке, пока его не попытались пристроить к работе. Например, сено косить. Но и там ему не хотелось работать. Вдруг устанут его сопливые рученьки, вдруг подогнуться его недоразвитые ноженьки. Короче, свалил из деревни пацан и направился в город, чтобы там милостынькой какой перебиться. Но его отловили, встал за станок, и вот революция. Самая настоящая быдляцкая революция, когда пьяная матросня расхренячила к черту культуру России и проложила дорогу для быдла.
  Слава богу, заткнули лапушку Громова. Переваривает информацию своими недоразвитыми мозгами, но успел нагадить паршивец. Основная тема в Доме-с-колоннами: Александр Борисович и революция. В его устах, то бишь в устах Александра Борисовича, братоубийственная революция семнадцатого года не имеет ничего общего с культурным переворотом девяностых годов. Хотя успокойтесь, товарищи, Это в семнадцатом году переворот, а в девяностых годах революция. Ну, конечно, я все перепутал. культурная революция Александра Борисовича она не есть революция нищих, голодных и озверелых товарищей. Нищие уроды устраивают переворот, их задача приобрести рухлядь путем грабежа. Голодные придурки тянутся следом за нищими, их задача нажраться путем разбоя. Озверелое чмо вне задачи. Товарищи озверели и сокрушили, чего им попалось под ноги.
  Александр Борисович доказал отвратительность переворота и его ничтожество. Переворот только переворачивает твои внутренности. был ничтожество и остался ничтожество. Нищие уроды все равно не разбогатеют до и после переворота. Голодные придурки все равно не накушаются. Разве что озверело чмо успело чуть-чуть позвереть, пока не перегрызло себе глотку. Столько усилий, и нулевой результат. Так доказал Александр Борисович. Никогда не связывайтесь с переворотом, дорогие товарищи. Сначала подумайте, кому выгоден этот переворот. Неужели он выгоден нищей прослойке? После переворота всегда нищета. Жилось плохо, жилось гадко, будет еще плоше и гаже. И голод после переворота. Неужели выгоден голод? Вот ни за что не поверю. Как-нибудь пробивался до переворота голодный придурок, по крайней мере, еще не подох. А тут разрешили разок укусить - и до конца жизни всесокрушающий убивающий голод.
  Александр Борисович выражается очень мягко:
  - Культурная революция не такая.
  Мы уважаем Александра Борисовича, мы его любим, и очень согласны с профессиональным мнением профессионала высокого класса. Культура есть нечто высшее, непередаваемое, гипервселенское. Культура не стыкуется с голодом и нищетой. Пролитая кровь за культуру это уже обличитель псевдокультуры. За культуру не проливается кровь даже мерзких и отвратительных граждан. Только самопожертвование, только по доброй воле, только своя проливается кровь. Ты господин собственной жизни и крови. Ты имеешь право пожертвовать. Твое право на жертву!
  Разговор касается Пушкина и Достоевского. Александр Борисович декламирует хорошие стихи, сразу видно, что Пушкин. Александр Борисович декламирует хорошую прозу, сразу понятно, что Достоевский. И главное, это опять революция. В стихах и прозе скрытый намек. Он, пожалуй, до непонимания скрытый, но с интеллектуальной подачи Александра Борисовича это уже не намек. Пушкин предвидел историческую обязанность Дома-с-колоннами. Достоевский не только предвидел, но предсказал. Они оба великие представители русской культуры. Предвидеть или предсказывать на полтора-два века вперед - это фантастика. Ни в одном городе, ни в одном государстве, ни в одной вселенной такого удовольствия нет, и не будет. Да здравствует будущее Дома-с-колоннами!
  Впрочем, последний лозунг Александр Борисович произнес с придыханием, как и прочие лозунги:
  - Дом-с-колоннами это просто мечта!
  Тем временем Иван Иванович принес бутерброды, а Марина Михайловна пиво в бутылках.
  - Дом-с-колоннами это знамя русской культуры!
  Бутерброды для Александра Борисовича и пиво для Александра Борисовича:
  - Дом-с-колоннами спустился с небес.
  Не знаю, как Дом, но пиво и бутерброды, пожалуй, спустились с небес на нашу грешную землю. Вместо возбуждающего кофе у нас протрезвляющее пиво. Не заметил подмену Александр Борисович. Надеваем, поднимаем, закусываем. Чувствуете, как трезво и яростно работает мысль настоящего революционера и ненавистника мафии:
  - Есть историческая правда в том, что мы обратились к Дому-с-колоннами.
  Следующая реплика собственно про подвал, или ту самую историческую часть Дома-с-колоннами, которую занимает организация Ивана Ивановича. Это крысиный подвал, нет вопросов. Это помойка, давайте согласимся в стотысячный раз. Жить в подвале, себя не любить. страдать в подвале, самое подходящее место. Но постойте, это не просто подвал. Через четыре метра Невский проспект. Не нравится соседствовать с крысами, вышел на Невский проспект. Любишь себя вместо культуры, опять-таки вышел. Другие товарищи не так настрадались от русской культуры, от них никаких результатов. Культурная революция еще не созрела, не сформировалась, не вышла на Невский.
  Александр Борисович знает, что говорит. Дайте русскому товарищу пальчик, откусит носик. Пригласите русского товарища в прихожую, вынесет все из комнаты. Посадите русского товарища в подвале... Это культурная революция девяностых годов, но не Октябрьский переворот, тем более не времена Достоевского или Пушкина. Россия готова продвинуть вперед революцию. Россия ждет, не дождется. Где вы, революционеры? Где ваша удаль и мощь? Повторяю вам, где? Чертовски нетерпеливая нынче Россия.
  А подвал находится в Доме-с-колоннами.
  
  ***
  Никаких комментариев. Иногда кажется, мы сами себя раззадорили и околдовали пустой болтовней. Это не какое-то внешнее колдовство, но колдовство внутреннее, которое исходит от каждого из нас. Мы не просто статисты, но прямые участники грядущих событий на русской земле. В первую очередь, Александр Борисович. Этот точно участник. Кажется, муха на такого не клюнет, а только бы какнет. Но что-то в нем есть. Серый голос, серый поток энергии, серая возбужденность и убежденность опять-таки серая. Вам не нравится Александр Борисович? На улице, в подворотне, среди тысяч таких же серых или практически непроходимых петербуржцев он вряд ли понравится. Но здесь что-то не так. Серая энергия представляется за белую энергию. Серая убежденность копирует выход из подпространства вселенной. Серый голос почти что глас божий.
  Согласен, для лапушки Громова одна таблетка дороже конфетки. Подсунул таблетку, назвал конфеткой, радуется лапушка. В двадцать лет с хвостиком радоваться не грех. А после Института культуры? А в сорок лет? Насчет Марины Михайловны опять же согласен. Посмотрела Марина Михайловна на Ивана Ивановича, и радуется. Пришел приказ разделить всеобщую радость. То есть пришел приказ от Ивана Ивановича. Как же не радоваться? Как же, если приказ? Нельзя не радоваться. Сегодня не порадовался, завтра возьмут за пупик и ножкой дадут под задик. Вот и вся история Марины Михайловны и ее радостей.
  Но Иван Иванович? Какого черта сюда затесался Иван Иванович? Сорок лет, поэзия, опыт. Маловато, что ли хлебнул гадостей? Ах, совсем никаких гадостей. Носимся со стаканами и бутербродами. Плюх на коврик, шлеп на стульчик. Вот это в нашем понимании "носимся". И это есть опыт? А если не время, черт подери? Ты понимаешь, культурная революция не приходит, когда тебе захотелось. Тебе захотелось, чтобы культурная революция сегодня, сейчас, вот после пятого пива и третьего бутерброда. А кишка тонкая, и жопа лопнула. Не спешит революция.
  Не убедил. Все посходили с ума в Доме-с-колоннами. Александр Борисович, Марина Михайловна, лапушка Громов. Почему не спешит революция? Мы посходили с ума, мы готовы войти в революцию, бери нас голеньких и пытай нас славненько. Завтра спасуем, готовности нет. Но сегодня не завтра. Дом-с-колоннами в каждом из нас. Пророчество Пушкина стучится в сердце опять-таки каждого правильного товарища. Достоевский, как дополнительный стимул русской культуры, он не предаст Пушкина. Кто за спасение бывшей нерусской или якобы русской культуры, тот предаст. Кто попытался опорочить и отодвинуть грядущую революцию, тот величайший на свете Иуда и мразь, гореть ему тысячу лет, вонять ему двадцать две тысячи поколений и никогда не встречаться с нашей культурой.
  На душе легко и свободно:
  - Мама родная моя!
  Лапушка прыгает на одной ножке по камешкам. Камешки петербургские, а лапушка - петербуржец. Надуховился духовной пищей и прыгает. Что мне американизация русской земли? Долой омерзительных америкашек! Ваша Америка не переломит нашу Россию. Видит господь, не переломит. Дерьмовая Америка, кукольная Америка, насквозь денежная и прогнившая. Вы продаетесь за хлам и покупаетесь за такую же среди прочих парашу. Мы не продаемся и не покупаемся. Мы - Россия, мы - величайшая эпоха на планете Земля. То есть сегодня наша эпоха. Не думайте, что эпоха американских предателей. Сегодня эпоха России.
  Вот и прыгает Громов:
  - Ой-е-ей! Хорошо!
  Никогда так не было хорошо и, возможно, не будет так никогда. Где вы мысли о жрачке? Человек не жрачное животное и вообще не животное. Мыслящий человек на все сто человек. Ненавижу жрачку. Пускай жирные скоты обжираются, затем обсераются, затем у них геморрой. Это им можно, они жирные, они свиньи, они ножки Буша и американский продукт. А мы не жирные, мы не свиньи. Слышите, ни одного жирного петербуржца. Все петербуржцы как на подбор. Стебелечек, цветочек, травинка, тростинка. Разве что жирные старики, подражающие Америке. Среди стариков жир вошел в моду. Сколько раз повторять, там американское бескультурье и американская бездуховщина в полном разгаре. У нас молодой Петербург. Мы не поддаемся на провокацию, но поддаемся на революцию. Оторвался от хлама, выскочил из русской земли, взлет, разгон, правда жизни и смерти, нетерпение духа и просветление воли. Я не удивляюсь, как много хорошего сохранил Петербург. По крайней мере, достаточно положительных факторов, чтобы топтать и отбрасывать всяких скотов, президентов и москалей, америкашек и прочую сволочь.
  На душе райский сад:
  - Повезло, повезло, повезло...
  Зациклился лапушка Громов. Близкая Россия, и далекая Америка. Россия опять первая. Россия никогда не умрет. Пускай обезьяны гоняют толпой по Америке. В Россию не допущу Обезьян. Лапушка так и решил, не допущу. Решительный паренек, настоящий боец и тем более русский товарищ. В нашей стране одни лапушки. Эта страна для культурных девчонок. Эта страна для культурных мальчишек. Обезьянничающие и американизированные старики когда-нибудь сдохнут. Как я их ненавижу! Осталось чуть-чуть потерпеть, они сдохнут, их нет. Культура вытеснит обезьянье дерьмо. Не надо драться, ругаться и портить здоровье свое. Они покойники, они сдохнут. Это правило русской земли. Это будущее русской земли. Это вселенная русской земли. Радуйся, что не старик! Радуйся, что твоя, а не черт ее знает какая вселенная, имя которой Россия.
  Лапушка радуется, лапушка гремит:
  - Еще раз повезло!
  Я бы ему морду набил. Но руки, что плети, не достают из будущего. Одного недоразвитого придурка не тронешь, не задолбаешь, не вывернешь наизнанку. Он самый счастливый, он самый нахальный, он самый удачливый гражданин на планете Земля. Подошел, замахнулся, воздух вокруг. Где твои руки? Где твои мысли? Где твоя ненависть? Где кретинизм и позор? Я повторяю две тысячи "где". Ничего не сделать, ничем не пронять подобную тупость по имени лапушка Громов.
  Пока седина
  Не сжала затылок,
  И чувств глубина
  Не скисла в бутылках.
  Пока пустота
  Не съела идеи,
  Я вырвал с куста
  Мечты-орхидеи.
  Я их посадил
  В малюсенький садик.
  И нежно взрастил
  Не глядя, не глядя.
  Конец поэзии. Вот же мне стихоплет нашелся среди вполне адекватных товарищей. Петербургские улицы, петербургские переулочки, петербургская тучка и дождик из тучки. Стихи полезли. Не просил, не тянул, не надеялся. Сами полезли. Такая у них манера. Это против твоей манеры, которая спонтанная и не такая. Лирика петербуржца как огонек вдалеке. Почему нельзя задушить петербуржца? Почему нельзя испохабить его? Почему никакая мотня или злая энергия не в силах поднять москаля над ничтожнейшим из петербуржцев? И пускай президент это тот же москаль, он не достоин на место дворника в Санкт-Петербурге. Зато ничтожнейший петербуржец за все блага москалей не пойдет в президенты.
  Лапушка не пойдет. Отстаньте, товарищи. Вы там, не знаю чем занимаетесь, вы разворовываете и добиваете нашу Россию. Вы американские прихвостни, вы американские предатели, вы американское дерьмо. В вашей Москве ни черта Русского, в вашем Кремле опять ни черта. Продаетесь, как самая грязная тварь. Покупаетесь, как простигосподи. Мерзко, противно, я вас ненавижу. Да что это я? Вас ненавидит наш Петербург. Не быть петербуржцу рабом москалей, не лежать под американской вонючкой, не пресмыкаться, черт подери. Я повторяю две тысячи "не". Не лезьте, не высовывайтесь, не воняйте. Вы никто и ничто. Это мы настоящее сердце России.
  
  ***
  Был Сашечка, нет Сашечки. Он исчез. Туман, иней, предрассветная мгла. Выглянуло солнышко, и исчез. Теперь уже настоящее солнышко в Доме-с-колоннами. А этого серого, этого петербургского представителя русской культуры, его нет. Последний бутербродик, последний стакан, словно не было ничего, исчез Сашечка.
  Мы в подвале.
  - Кого я к нам заманил, - сегодня поэт чертовски нервный и мокрый.
  - А кого? - несет ахинею инженер Громов.
  - Ах, какой человек! - не поддается на ахинею Марина Михайловна.
  И долго-долго нервные возгласы в воздухе.
  - Удивительный, восхитительный сверхчеловек, - почему-то прорвало поэта.
  - Видимо не спроста, - перевоспитывается лапушка Громов.
  - Что я вам расскажу, мальчики, - и снова Марина Михайловна.
  Но она ничего не расскажет. Да и зачем? Все мы трахнутые, все возбужденные, все потеряли свое прошлое и не приобрели настоящее. Нам казалось, приобрели настоящее, но исчез Александр Борисович, и почти началась паника в Доме-с-колоннами. Вроде бы с Александром Борисовичем приобрелось настоящее. Он сумел убедить настоящее против нашего прошлого. Затем тайм-аут. Испарился запах Александра Борисовича.
  Вы понимаете, что есть запах? Это в воздухе запах. При Александре Борисовиче он есть. Теперь его нет. И солнышко мало-мало попало в подвал, в единственное окошко наружу. А запаха нет. Как принес, так унес специфический запах Александр Борисович.
  - Профессионал, - Ивану Ивановичу необходимо лекарство.
  - Двадцать пять лет в журналистике, - Иванович изнемогает.
  - Журналы, газеты, статьи, - почти без сознание президент и отец современной культуры.
  Лекарства не будет. У лапушки презренного металла даже на метро не осталось. У Марины Михайловны презренного металла вообще никогда не было. Только обаяние, только внутренняя красота, только кое-что неописуемое, что привлекает презренный металл. Может, выглянуть на часок с этим самым кое-что, кое-где покультурничать, и будет лекарство. Марина Михайловна возбуждена. Она не против. Она и раньше ради культуры была согласна на все, а сегодня тем более. Повторяю, Марина Михайловна выдающийся гений. Все мы выдающиеся, но мы не пожертвуем тем, чем готова пожертвовать ради культуры Марина Михайловна. Она более чем готова. Вот выскочу, первый попавшийся лох, и готово лекарство. А кто почешет головку Ивану Ивановичу?
  Отпадает. Давайте так успокоимся. Давайте про Сашечку.
  - Много он написал, - снова Иван Иванович.
  - А чего написал? - по традиции ерепенится Громов.
  - Да шут его знает чего, - и на душе куда легче и мягче.
  - Но кто-то ведь знает...
  Переключились на высокие материи. Журналисты класса Александра Борисовича не размениваются на цветочек и мотылечек. Им подавай криминал, им подавай мафию, им подавай сволочь, что против отчизны твоей и моей. Кто-то должен добить сволочь. Ты не добьешь сволочь, кишка тонкая, геморрой толстый. Подобрался поближе, почувствовал геморрой, заплакал и побежал. Сволочь, представьте себе, дает сдачи. Сволочь, подумайте только, стреляет. Но не расстраивайся, мой геморроидальный товарищ, не ты один побежал. Побежавших товарищей много, побежавших сотни и тысячи. Все побежали и это факт. Остался Александр Борисович.
  Я не преувеличиваю. Четверть века в журналистике - страшное время. Есть такая штуковина, называется журналистское расследование. Это расследование, открою секрет, оно независимое. Только независимый журналист имеет право на это расследование. Зависимый журналист вообще ничего не имеет, то есть никакого права. Зависимый журналист зависит от своих нанимателей. Он рука или нога какого-нибудь обуревшего хозяина из той же мафии. Его оплатили, его подставили, его прикрыли. Ты, конечно, расследуешь проблему, но в определенных рамках. Хозяин устанавливает рамки. Можешь найти выход за рамки и тихо-тихо пробраться наружу, но больше ты не войдешь обратно. не утверждаю, что на следующем этапе пуля в висок. Есть способы понадежнее против твоей независимости, и эти способы - деньги.
  Хотя лапушка настоял на пуле. Недаром такой серый Александр Борисович. Гады пытали товарища. Джип в переулке всего лишь малая часть. За четверть века и запытают, и зубы напрочь, и пополам позвоночник. Короткая жизнь независимого журналиста. Эмоциональное разложение ведет в одну сторону, то есть на кладбище. Посему неэмоциональный Александр Борисович. Все эмоции вышли, все расплескал на борьбу, все растратил среди этих гадов. Еще одна эмоция, еще одна последняя, тогда уже точно на кладбище. Но погодите, мои дорогие. На кладбище рановато. Россия не разрешила. Наша Россия нуждается в независимом журналисте, и в первую очередь, если такой журналист Александр Борисович.
  Не пуля, значит дубина. Отобрали пулю у лапушки, отыскал другие игрушки. Русская интеллигенция ничего не боится. Например, Александр Борисович. Он интеллигенция, на лице клеймо, что интеллигенция, и он не боится. Пускай боятся ублюдки и разорители русской земли. Слишком много сегодня ублюдков. Из автомата не перестреляешь, на танке не передавишь, бомбой не громыхнешь. Вот именно, даже бомба дает нулевой эффект. Даже ядерная бомба. Кто-нибудь да выживет, кто-нибудь да спрячется. Радиация отошла, земля успокоилась, круги улеглись. Спрятавшийся ублюдок выглянул из норы, и опять за сове гадство.
  Очень нужен для России Александр Борисович. Вот один такой культурный и неподкупный, один настоящий товарищ. Я повторяю, больше чем нужен. Всем подкупным и ненастоящим товарищам четыре копейки цена. Это потому четыре копейки, что можно использовать на удобрение подобную нечисть и пустить под картошечку. Но больше не дам, и так расщедрился, и так паршивое удобрение. Другое дело Александр Борисович. Пришел, ударил, слово страшнее бомбы. Ты посмотри, как забегала сволочь. Или послушай, кто там стреляет в висок. Или понюхай, сколько вонючек сегодня на кладбище.
  Лапушка в транс:
  - Побольше подобных ребят.
  Марина Михайловна возится с президентом Поэзии:
  - Оно бы неплохо.
  Иван Иванович слабым голосом под ласковыми пальчиками Марины Михайловны:
  - Будут деньги, будут ребята.
  Опять меркантильная сторона. Деньги, деньги, опять деньги. Александр Борисович прошел живой через деньги. Да что там живой, гордый прошел. Здорово били, на полную катушку ломали, ни одного живого места не осталось, только шрамы и раны. Даже улыбаться не умеет Александр Борисович. Вы представляете, ему не дано улыбаться. Когда-то умел, когда-то как все, теперь не дано. Мафиозная машина не конфетка на палочке. Кто наехал на мафию, того не отпустит машина. Ты боец, и это борьба. Понимаешь, какая борьба? Законов не существует. Правила в параше. Кто победил, тот закон. Кто уступил, тот в параше. Мафия не умеет проигрывать. Раздави ее, словно гадину. Не раздавишь, и ты проиграл. Почему проиграл? Совет дам правильный, самый верный совет. Нет у тебя времени перевоспитывать гадов.
  Марина Михайловна отодвинула юбочку немного дальше, чем следовало, и вдохновила начальника:
  - Вам лучше?
  Иван Иванович вдохновился:
  - Мне лучше, а то совсем помирал.
  Лапушка без вдохновения. Тощий как глиста, но здоровый что бык. Бегает из угла в угол, трясется, падучая на него напала. Так на чем мы остановились? Мафия и Александр Борисович? Ну, конечно, Александр Борисович не поэт, он журналист. В детстве мечтал пробиться в поэты. Тишина, покой, птички, травинки, дачка. Очень здорово, если поэт. Сидит себе на дачке вышеупомянутый товарищ да выслушивает птичек. Никаких претензий со стороны мафии. Тебе разрешается созидать "разрешенное", но "запрещенное" не запрещается. "Разрешенное" на рынок, "запрещенное" в стол. "Разрешенное" оплачивается, "запрещенное" может никто никогда не прочтет, может, и сам не прочтешь. Разжирел, хорошая жизнь, скорая смерть, добрая старость. И на кой мне все это? Главное, что есть дачка, на дачке есть сучка, и она все равно не прочтет "запрещенное".
  Лапушка из угла в угол. Ты поставил на поэта, следовало поставить на журналиста. Сегодня стопроцентное доказательство, куда и на что следовало. Поэт какой-то маленький рядом с Александром Борисовичем. Александр Борисович расширился, вырос, его разнесло. Теперь в курсе, куда следовало. Великий Александр Борисович! Гениальный Александр Борисович! Бесстрашный Александр Борисович! Возбуждение не проходит, но принимает почти параноидальные формы.
  Вот уже пена на губах:
  - Мы побьем негодяев!
  Вот уже корчится лапушка:
  - Мы сделаем нашу культуру воистину нашей!
  Вот уже понесло:
  - И да здравствует Александр Борисович!
  
  ***
  Затем на столе появилась бутылка. Марина Михайловна выполнила свой долг. Кое-чего потерял лапушка, когда пускал пену, и без всякой жертвы бутылка. Бери, наливай и лечись. В бутылке лекарство. Там не найдешь непотребной и ядовитой хреновины. Русская культура требует лекарство, и в этой бутылке оно. Не смотри таким затравленным взглядом. Это в сторону Ивана Ивановича. Точно, смотрит. Точно, взгляд ненормальный. Успокойся и не смотри. Ни в коей степени враг, только бутылка, только лекарство в бутылке.
  Начинаем по новому кругу.
  - Может, не надо, - с мукой во взгляде Иванович.
  - Как же не надо? - с нежностью Марина Михайловна.
  - Я отказываюсь в пользу отечества, - снова Иванович.
  - Зачем же так скоро? - и снова Марина Михайловна.
  Но Иванович отказывается. Он решил не принимать лекарство. Для него значительная потеря. Без лекарства не так поэтизируется, думается, живется и вообще что-то не так. Но Иванович решил. К сожалению, лекарство некачественное. К сожалению, лекарство производит побочный эффект. Во-первых, оно отупляет русского человека. Нет, Ивановича не отупляет лекарство. Как раз исключением из общего правила есть реакция Ивановича на лекарство. Но русского человека все-таки отупляет лекарство. Грустная вещь. Вроде бы я пью лекарство, вроде бы не отупляюсь, но впереди на лихом коне, то есть впереди отупителей русского человека. Во-вторых, так нельзя. Почему нельзя, я ничего не сказал. Просто нельзя, и скривились пухлые губки Ивановича.
  - Ну, мой маленький, - терпеливая Марина Михайловна.
  Даже лапушка остановился:
  - Точно маленький.
  Слава богу, никто не услышал и никто ничего не подумал, а вдруг издевается лапушка.
  - Стаканчик не повредит, - лапушка не издевается.
  - Точно не повредит, - настырная Марина Михайловна.
  - И не уговаривайте, - Иван Иванович отпихивает эту мерзость.
  Но движения его слабые, слабые, слабые... И еще слабее. Трудно бороться с лекарством, дьявольски трудно. Такая штучка, против которой не подкрепившись не выстоять. В-третьих, чем подкрепиться против лекарства? Вот именно, чем? Русские люди подкрепляются опять же лекарством. Бутылок много, этикеток много, содержание почти одинаковое. Перелил из бутылки в бутылку и не заметил, чего еще там поменялось. И не заметишь, черт подери. Так устроено это лекарство, что этикетки для человеческого самолюбия, а содержание для человеческого организма. Очень определенный человеческий организм! Вы понимаете, более чем определенный. В-четвертых, не стоит менять содержание. Перемены ни к чему хорошему не приводят, не приводили, не приведут. Да засунь кое-куда перемены свои. В-пятых, точно засунь. Иван Иванович не борется за перемены. Что-то сегодня нашло на него, и готов уничтожить лекарство.
  Это совсем плохо. Как уничтожить лекарство? Не понимаю, не пора ли проверить товарища? Поэтизировал, и допоэтизировался. Болел за культуру, и заболел. Ломался, после чего едва не откинул копыта. И счастливый день умирает в сумерках! Это не я сказал, но все равно. Счастливый день Ивана Ивановича как-то не так повернул на закат. Нервное перенапряжение, согласен. Слабая головка, согласен опять. Может, кое-чего и ударило? Может, ударило. Тем паче из паховой области в подъязычную, а из геморроидальной в затылок. И тут самое время принять лекарство Ивановичу.
  - Оно не горькое, - уговаривает Марина Михайловна.
  - Оно сладенькое, - себе нацедила и пригубила.
  Молодец, Мариша! Так и действуй, наша путеводная звездочка! Пускай будет стыдно этой расползшейся тряпке. Я приказываю, пускай. Вон девчонка, она не боится принять лекарство. А ты забоялся принять лекарство. Да какой ты мужик после этого? Да чего забоялся? Девчонка нежная, на все готова ради тебя. То есть не ради тебя. Да кто ты такой, если подобной туфты забоялся? Девчонка готова ради искусства.
  - Ради культуры, - поправляет Иванович.
  - Хрен ее так, - это Марина Михайловна.
  Глазки в кучу, черт подери.
  - Хрен не хрен, но жди перемен, - опять же Марина Михайловна.
  Во, девчонка дает. Проскакала белой козочкой, показала белой попочки не один аппетитный кусочек, и опять за стакан.
  - Что ты, Мариша! - с надрывом Иванович.
  - Не хочешь, не пей, - вот тебе и Мариша.
  - Хватит, пожалуйста, - в истоме поэт.
  - Никто и не заставляет, - вот тебе и девчонка.
  Залпом следующий стакан. Половины лекарства как не бывало. Ты побрезговал, ты не вылечился. Ты злодей и мудак. Думали, что мужик, оказался мудак. Убери свои жирные пальцы, не подсовывай свои потные щеки. Не такой ты красивый, когда развалился в соплях. И вообще, сопли не украшают мужчин. Утонченность, окостененность, утомление страсти, половое бессилие. Чего там еще? Успокойся, Мариша! Прошу! Пощади! А я не успокоюсь. Засунь свое утомление страсти, ну понимаешь куда. Ах, не понимаешь! Я не гордая, я культурная, я в один миг покажу. Именно сюда и засунь. Что, не понравилось? Или бессилие пола?
  Лапушка обалдел. Вроде бы парень женатый. Но это не для меня. Вроде бы всякое видел, но это не видел. Уже без юбки Марина Михайловна. А что ты видел? Да что ты видел вообще? Двадцать лет с хвостиком, ха-ха-ха! Смешная цифра. Детская цифра. Ты ничего не знаешь, ты ничего не видел. Вот я знаю, вот я видела. Мне не двадцать лет с хвостиком, и не двадцать пять. Открою секрет, мне двадцать шесть лет. Не ужаснулся еще? Не отрубился с копыт? Да какой же ты недотепа! Точно знаю, что недотепа. Правильно говорят, лапушка то, лапушка се. Так и есть лапушка.
  Ха-ха-ха! Дико смеется Мариша. Сегодня она не Марина Михайловна. Думаете, лекарство подействовало? Черт подери, никак не подействовало. Там еще нечто на дне. Лапкой цап за бутыль и из горлышка. Потрясающее лекарство! Умиляющее лекарство! Такое уважает Марина Михайловна. Она много чего уважает. Она культурная. Она Институт культуры закончила. А вы брехуны. Вы ничего не закончили. В три секунды вам докажу. Что докажу, это не помню. Не все ли равно, чего-нибудь и докажу. Дайте подумать. Хо-хо-хо! Смеется Марина Михайловна. Вот остановилась и вот придумала, сейчас докажу. Но прежде лекарство.
  - Марина Михайловна, - умирающим голосом занудил, сами знаете кто.
  - Да, конечно, согласен, - лапушка лапкой за дверь.
  - А я не Марина Михайловна.
  И лапушку от двери пинком. Хе-хе-хе! Да не бойся, я не кусаюсь. Сейчас уберешься, к чертям уберешься. Ничего я не сделаю, нужен ты мне! Вот сейчас уберешься, я не держу. Лекарство кончилось, зато душа не на месте.
  Дурацкая душа, извращенная душа, культурная, черт подери. Ее бы на место, а она не на месте. Ее бы взорвать. Это еще лучше. Но лекарство кончилось и не взорвать. Да не спеши, я тебя не убью. Я чего-то хотела, не припомню чего, но хотела. Ах, порядочек с головой! Да опять не спеши, я пописать хотела. Раз-два-три, сниму кое-что. Внимание, вот оно кое-что.
  И куда побежал этот маленький Громов?
  
  ***
  Невский проспект, кажется, отрезвил мое буйное личико. Невский проспект все-таки лучший проспект всех времен и народов. Чего только не понаверчено. Реклама, витрины, машины. Но главное, каждый дом это личность. Можно разглядывать часами, можно совсем не разглядывать. Оно помимо твоей воли разглядывается. Идешь, глаза в обе стороны, глаза так и зыркают. Папочка мой! Мама моя! И не замазать эти глаза. Невский проспект не просто частица Санкт-Петербурга. Мы и сами полны чудесами. Ежели погибает весь Петербург, но не скурвился Невский проспект, значит, чего-то осталось еще от России.
  Ладно, проехали:
  - Какое счастье, маленький мой!
  Товарищ, не знающий счастья, суть не способен его выносить. Встреча со счастьем иногда еще более страшная, поелику встреча со злом. Ко злу мы привыкли. Собственно говоря, зло из старых знакомых. Русский товарищ дошел до той точки, где зло не совсем, чтобы зло. Я существую, и ты существуешь. Я набираю проценты, и ты в тот же город. Это зло неуничтожимое. Если оно изгоняется, то оно возвращается и продолжает сожительство с человеком, который есть русский товарищ.
  Вы говорите, встреча. Никакой встречи. Редкое счастье возможно и так, но человеческая жизнь это скорее непросыхающее несчастье между одним и другим счастьем. Или не почувствовали, зло превратилось в несчастье? Так проще. Несчастье обязан терпеть. Ну не повезло, не та карта. Ну обманули, и очередь пронеслась мимо. Нетерпеливый в несчастье товарищ достоин презрения. Да кто ты такой, чтобы открывать пасть на весь мир? И другие ребятишки несчастные, особенно если они русские ребятишки. Зато терпеливые. Их терпение превозмогает границы России, даже границы планеты Земля и вселенной. Все-таки несчастье только период. Некогда, не припомню когда, произошло одно счастье. Теперь осталось дождаться, покуда период пройдет и случится второе счастье.
  Лапушка разорался чуть ли не на весь Невский проспект:
  - Какое чудо, так его так!
  Ну, чего разорался? Все тебе чудо. Всяк на тебя кучами валится, почитай завалило. Не хочу кучами. Русская душа всеобъемлющая, но и она может не выдержать. Русское сердце всеохватывающее, но и оно может взорваться. Не хочу и не собираюсь. Русское зло, оно опять-таки чудо. Хотя и русское добро - чудо. А еще русский характер, русский прорыв над землей, русские мечты, русское понимание действительности, русская жизнь, и вообще остальное дерьмо русское. Кто тут заладил про чудо? Несолидно выходит. Мальчик вроде совсем солидный. Можно сказать, работник культуры, а результат несолидный. Бежишь вприпрыжку, сучишь руками, что крыльями.
  - Я работник культуры.
  Какое приятное откровение! Какая приятная дичь! Откуда сия чепуха? Откуда невинность такая, что затащила невинного мальчика в самые чертовы дебри? Раб или работник. Культурный товарищ или культура. А не все ли равно? Захотелось в дебри, дьявольски захотелось. Да что это я? Застрял, недоразвитое ничто, тряпка, помойка! Нет, не задушишь мое сумасшедшее "я" и не задавишь великого Громова.
  Невский проспект, он точно великий. Но это тебе не Москва. Невский проспект не подавляет, но возвышает. Шаг по Невскому проспекту, и ты возвысился. Возможно, сие есть счастье и чудо. Возможно, это тебе показалось. Но Невский проспект все-таки есть. Приподнимающее начало русской земли, возвышающее начало русской земли, настоящее начало. Не спорьте, пожалуйста, и ничего не доказывайте. Русская земля начинается здесь. Если ты посетил Невский проспект, значит тебе повезло, значит Россия открыла свои сокровенные чувства и тайны.
  Не каждый день такое случается с лапушкой Громовым:
  - Много ли надо для счастья?
  Громов наедине со своим счастьем и со своим чудом. Прошел период несчастья, и это великое чудо. Громов чувствует, насколько оно великое чудо, но сказать не умеет. Человеческий язык заплетающийся. Человеческий язык не более мусоринки или песчинки в подобном случае. Не обойтись без чего-то иного, что больше, чем самый великий язык, что величественнее самых величественных рамок, чему сама бесконечность не помеха.
  Громов чувствует бесконечность. Сегодня нужна бесконечность, только она. Невский проспект в некоторой степени бесконечность, но нужна еще большая линия без конца. Все концы спутались, все они поблекли, все они ничто, когда необходимо выразить единственное нечто. Громов не умеет выражаться, он только лапушка. А лапушка только лапушка, он более ничего не умеет. Не научили, не подтолкнули и не заставили. Теперь такое время, что надо.
  Невский проспект. Первая линия Громова. Русское время для русской вселенной. Хочется жить и любить хочется. Вы понимаете, жить? Насчет любви неужели не понимаете? Хочется, хочется, хочется. Я человек, он человек, всяк человек. Это моя вселенная, это моя земля, это мой город. Вы понимаете, мой город? Или такие придурки, или настолько тупые, что разучились по мелочам понимать? Я не прошу понимать великое нечто, этого и не требуется. Но мелочи вы должны понимать. Должны, должны и должны.
  Синее море,
  Горячие волны,
  Добрая воля
  В сполохах молний.
  Славное мыло
  Из-под корыта.
  Все это было,
  Нынче забыто.
  Что же осталось
  В призрачном свете?
  Этаку малость
  Трудно приметить.
  А великое нечто? Пускай оно остается для лапушки Громова.
  
  
  ГЛАВА ВОСЬМАЯ
  
  Хорошее настроение не достать за огромные денежки. И за малые не достать. Оно не зависит от денежек. Иногда кажется, ни от чего оно не зависит. Налетел ветерок, опустился туман, осела роса - вот тебе настроение. Секунду назад этого не было, теперь это есть. Ты не подготавливал настроение. Как-то не хорошо получается с подготовкой. Всякие подготовленные бяки не радуют душу. За них приходится расплачиваться не только здоровьем, но открывать кошелек. А когда открывается кошелек даже за хорошее настроении, то на душе остается осадок.
  Повторяю, не суйся в осадок. Пускай приходит само собой настроение. Какая милая птичка! Какой дурацкий ребенок! Какое яркое солнышко! Какие спелые яйца! А не все ли равно, откуда к тебе пришло настроение, если оно хорошее? Получил, обрадовался, морда до ушей. Нечего валять дурака. Препараторы и исследователи настроения чертовски скучные люди. Нечего в нашей стране препарировать. Эта страна опять же скука и мука. Кто-то сказал, не гниет коммунизм. Ведь сгнил и подох, кажется, потому что надыбались гады, препарировавшие коммунизм. А как оно действует? Да никак. Радуйся, пока не убили.
  Все мы ребята русские, все без царя в голове, и настроение наше, что вспышка в мякишке. Ротик раскрыли, носик подняли, морщины разгладили... Этого вполне достаточно. Препаратор с тобой не согласен, ему не достаточно. Всякие сложности и заковыристости есть хлеб препаратора. Он не сочиняет книги на общую тему. Берем нечто мелкое, обрезаем и разрываем, что там внутри? Там пустота. Как же так пустота? Вот и книга готовая, там что-то есть. Вы говорите мне, пустота. Я говорю, что-то есть. И испорчено настроение.
  Ну и ладно. Что портится, то возвращается. Чем более порча, тем нужнее возврат. Пять минут хорошего настроения, и ты человек. Десять минут хорошего настроения, и ты полубог. Двадцать минут хорошего настроения, и место твое в сумасшедшем доме. Иногда подумаю, что дерьмо лучше всяких хорошестей. Это не моя идея, это идея бытописателей лапушки Громова. Как вы припоминаете, лапушка все равно, что предтеча зла на земле. Он еще не Антихрист. С ликом Христа не бывает Антихрист, хотя сие не доказано. Просто хочется, чтобы осталось в сохранности нечто от основателя христианства. Христос всеблаженный! Христос вдохновенный! Христос сострадательный, и никакой русской земли! Нет, до подобной нелепости не добрались историки Громова!
  Предтеча это другое дело. Гиперпространственное зло опустилось на русскую землю. Христос номер два не придет. Христос номер один приходил, и его распяли. Или самое время Антихриста? Тем более, все ожидают Антихриста. Иван Грозный, Петр Первый, Ленин, Сталин и нынешний пьяненький президент образца девяносто второго года. Они пришли, они растворились в русской земле. Они имели право назваться Антихристом. Но ничего не случилось. Они пришли, чтобы исчезнуть. Робкая попытка, узурпация права, не представляю чего-то еще. Все по одной причине, они пришли без предтечи.
  Вот вам хорошее настроение лапушки Громова. А еще лучшее настроение историков и препараторов лапушки. Мы откопали краеугольный камень русской земли. Девяностые годы никак не время Антихриста, но время предтечи. Только предтеча ведет за собой Антихриста. Предтеча он человек, но в то же время он не похож на других человеков. Как Иоанн Креститель был одержим богом, так лапушка одержим дьяволом. И не спорьте, родные мои, лапушка на все сто процентов одержимый товарищ, потому что предтеча.
  Или кто-то еще усомнился? Есть шизофреники, путающиеся в исследовательско-препараторский процесс. Шизофреники приписывают божественное начало неклассифицируемой личности Громова. Они обнаглели до крайности. Они против фактов, и главное, против научного аппарата солидных исследователей подобной белиберды, что называется феномен Громова. У них свои факты. Во-первых, божественный лик. Во-вторых, божественная болезнь. В-третьих, божественное незнание, что стало божественным знанием. И это все лапушка Громов.
  Голова может лопнуть. С одной стороны ты предтеча Антихриста, с другой стороны едва ли не предтеча Христа. И какого черта этот "предтеча"? Жил себе лапушка, веселился, влюблялся, настраивался. Смотрю на него, ничего интересного, обыкновеннейший лапушка по две копейки за пуд. Ну не такой, как все остальные товарищи. Да и товарищи разные. Один расточитель, другой жлоб, третий миляга, четвертый ублюдок, пятый садист, шестой тяготит к бичеванию. Повторяю, мы разные. Берешь любого товарища, исследуешь и препарируешь, внутри пустота. Ты разошелся, не может быть пустота. Силы затрачены, деньги уплачены, должно что-то быть. Вот и накручиваем в пустоту свое что-то, чего на самом деле не было, и быть не могло. Но ты разошелся, но ты в непонятках, а значит, так будет.
  Мохнатенькая Леночка Громова любит лапушку Громова. Лапушка Громов любит Мохнатенькую Леночку Громову. Для Леночки лапушка самый необыкновенный, красивый и добрый мальчик. Для лапушки Леночка самая обворожительная, умная или нежная девочка. Они не то чтобы в настроении. Это жизнь. Люблю, любимый, любимая, море любви. Какого черта Христос? В какой параше Антихрист? И вообще, откуда взялся предтеча?
  У одного товарища крыша поехала, он защитил диссертацию. Сегодня нормально копаться в подобных вещах. На водорослях, кошечках и собачках диссертации больше не защищаются. Эато на Антихристе защищаются. Тема новая, выбор почти бесконечный. Например, влияние антихристианства на русское христианство. Для вводной статьи Иван Грозный, Петр Первый и остальные ребята, они подойдут. Но это не диссертация. Это ученическая статья. Любой школьник с Петром и Иваном засадит в парашу профессора.
  Вот и поговорили:
  - Дайте сегодняшний день.
  Вот и настроились:
  - Настоящее против прошлого.
  Наконец, открытие века:
  - Предтеча грядет!
  Черт подери, при чем здесь лапушка Громов?
  
  ***
  Следующий этап в моей жизни есть этап перехода от тряпки к телеге. Вышеупомянутая телега ничуть не лучше, чем тряпка. Такая же вонючая, драная и еле живая. Шестеренки разбалтываются, винтики выскакивают, колеса вылетают к чертям через два или три оборота. Хотя потерпите, товарищи, пока еще ориентируется на вылет правое колесо. Только завтра слетит левое. Но сегодня радуйся мальчик, сегодня держится левое колесо против этого хилого правого.
  Впрочем, не порицаю телегу. Артист Славянов ее хозяин. Хороший мужик Славянов. Иван Иванович мечтал о телеге, было бы культуру на чем развозить. И вот отыскалась телега, а рядом тот же Славянов, который по совместительству артист. Ну, вы доехали, что такое артист? Сие не принадлежность телеги, но образ жизни и внутренний мир высочайшего накала. Телега не внутренний мир, только наружность или насущность. Мир, тем более, внутренний мир, находится с другой стороны. Ты можешь толкать телегу, можешь носить ее на руках, можешь поставить колесами вверх, можешь выбросить. Нет телеги, но остается внутри это самое, что артист Славянов.
  Иван Иванович распорядился как настоящий директор издательства Дом-с-колоннами:
  - Славянов будет за старшего, лапушка будет за младшего.
  Я не возражаю. Целый переворот на культурных дорожках Санкт-Петербурга. Этот переворот не то, чтобы громыхание новоиспеченной телеги. Телега на своих колесах, она разваливается и громыхает. Но ее громыхание не громыхание лапушки Громова. Вполне человеческий грохот. Санкт-Петербург спознался с империей колеса. Машины, пушки и танки. Теперь телега. В девяносто втором году телега ничуть не хуже, но лучше. Она не только новоиспеченная, но временами почти артистическая принадлежность культурного города. В ней отражается всей своей долговязой и нескладушной фигурой Славянов.
  Простите, я не представил Славянова. Даже не могу ответить, то ли фамилия у него такая, то ли артистический псевдоним, то ли образ жизни, выцарапанный у смерти. В нашей стране правили когда-то славяне. Или они не правили, что не имеет значения. Слово "править" относится к государству. Славяне, как утверждает Славянов, они враги государства. И еще как он утверждает, перед нами чертовски свободные люди. Россия, с этим не спорит никто, произошла от славян. Хотя понятие "не спорит" произошло от Славянова. Артист Славянов в ярости, когда спорят. Он первый ненавистник всякого спора. Послушай, мой ласковый, я не дурачусь, а спор есть придурство. И еще послушай, я занят серьезным делом, значит, каждое мое слово куда серьезнее, чем может показаться на первый взгляд такому придурку как ты. Здесь практически весь товарищ Славянов.
  Но что такое практически? Славянская тема не исчерпывается в два или три слова. Славянский вопрос находится ошуюю и одесную с нашей великой землей и нашей великой культурой. Никто не докажет, что не было нашей великой культуры, то есть не было никогда. С позиции Славянова при Пушкине, Лермонтове, Толстом, Достоевском, Тургеневе и других раскрученных товарищах ее не было. Но Россия не зацикливается на Пушкине, Лермонтове, Толстом, Достоевском, Тургеневе. В этом не только уверен, но абсолютно точно знает Славянов. Корни настоящей культуры гораздо глубже русского государства. Россия произошла от славян и культура произошла от славян. Долой варягов, придуманных всякими гадами, дабы опорочить славян. Славянов ненавидит варягов, он полностью исследовал варяжский вопрос и пришел к выводу, что варягов на самом деле не существовало. Варяги суть мифологические существа, выдуманные славянами, чтобы никто не разобрался в тайнах сего замечательного народа планеты Земля. И так утверждает Славянов.
  Лапушка еще рта не открыл. Толкаем телегу с посылочкой из Москвы, и не упрямимся, пока не позвали. За это Славянов готов просветить Лапушку. Ты все-таки неплохой парень. Чувствуется славянская кровь. Может не самая чистая, может среди примесей, но какая-та кровь есть. Нюх на славянство и кровь по сути прерогатива Славянова. Не просто придурок Славянов, не просто фанат. Славяне никогда не отличались параноидальностью и фанатизмом. В первую очередь разум. Славяне есть разум русской земли. Другое дело, какой перед нами разум. Бывает разум холодный или бесстрастный. Не человек, но камень. Не душа, но ледышка. Славянский разум во всех отношениях это душа. Чем становится горячее, тем разумнее истинный славянин. Славянов есть славянин, и на данном вопросе мы кончим.
  Ах, какой прыткий сегодня товарищ лапушка! Все-таки ротик открыл. Зато ничего не сказал. Правильно, что не сказал. Товарищ разгорячился, воображение заработало. Славянские поляны, славянские рощи, славянские костры. Точно встает не в центре Санкт-Петербурга, а где-то там далеко выдающийся разум Славянова. Или снова заткнитесь уроды и разорители дорогого отечества. Кто сказал, не славянский Санкт-Петербург? Он на болотах, он на самой славянской земле, здесь не чухонцы стояли, не всякая шваль, здесь стояли славяне.
  Вот так лучше. Предотвращен еще один спор. Железные аргументы артиста Славянова против извращенных версий нерусских народов и ненавистников истины. Только маромойская морда пойдет против Славянова. Идти против значит навязывать отвратительнейшее маромойство на истинное славянство. От подобной мысли согнуло Славянова, и козлиная бородка его затряслась. Рослый Славянов стал не выше лапушки Громова, известного карлика. А бородка залезла, чуть ли не в самую пасть и мешает Громову править телегой.
  Маромои ненавидят славян. Вот аксиома выше которой нет и не надо. Маромои как чернушное начало вселенной, славяне как белизна без единой крапинки. Два противоположных начала всегда ненавидят друг друга, но белое начало на определенных условиях готово простить чернуху и черную пакость. Белое начало за то, чтобы не было черноты, где существует белизна высочайшего уровня. Как вы догадались, славяне только в России. Вашей нерусской земельки не надо славянам. Они в своей вотчине, они создавали Россию, окультуривали и развили ее. Пускай уползает к чертям чернота и ни единой молекулой не остается в нашей России.
  Для черного начала так не годится. Сие подчеркивает Славянов. Черное начало ненавидит белизну по всему объему вселенной. Черное начало может не находиться в России, но все равно ненавидит. Пускай пустыня. Пускай не белое и не черное, но белому началу не бывать. Черное начало, то есть маромойские твари всех мастей, не успокоится до тех пора, покуда хотя бы один славянин, даже славянский ребенок, останется в нашей России.
  Но потерпите, товарищи, Россия все-таки наша. Славяне не даром здесь правили, как отмечает Славянов. Славяне еще не погибли до последнего славянина. Они существуют, они есть, они свобода русской земли, ее честь, ее совесть, ее любовь и культура. Возражать глупо, еще глупее, чем спорить против Славянова. Славянин никогда не позорил себя в обществе зла. Славянин никогда не марался постыдной и рабской работой. Славянин не ценил саму жизнь. Но Россию он очень ценил. Россия все-таки мама и матушка славянина, хотя она называется не Славенией, что было бы правильно, но все равно она мама, и все равно должна быть свободной, как к этому призывают славяне.
  
  ***
  Кажется, я ничего не сказал о Славянове. Страшный человек для лапушки Громова. Во как кипятится товарищ. Лапушка не против вляпаться в кипяток. Но тут гораздо страшнее. Рот открывается, как услышал Славянова. Эти самые славяне произошли от Ариев. В свою очередь арии произошли из Индии. Славянам надоела Индия. Занудство какое-то, никакой свободы, жиды подпирают.
  Первая версия, в Индии появились жиды. Славяне почувствовали черного человека, но простили его. На первый раз прощается и отпускается черный человек на свободу. Земля большая, нас не так чтобы много. Славяне покинули Индию.
  Вторая версия, Индию покинули не славяне, но арии. Часть Ариев остановилась на месте будущего Санкт-Петербурга, часть пошла дальше. Которые арии пошли дальше, те стали германцами. Которые арии остались на месте, те просто славяне. Санкт-Петербург вообще родина славянизма. То есть не сам Петербург, но место, где Петербург. Здесь остановились славяне, здесь они заложили начало русской земли, здесь они показали вселенной, что есть славянизм. А какого вида эти славяне, можешь справиться у артиста Славянова.
  Третья версия, или еще антиверсия. Поляки не совсем чтобы славяне. Сие узурпация титула. Поляки просто перекрасившиеся жиды, так считает неоспоримый Славянов. Или точнее, жиды придумали свой тип славянина. Польша всегда ненавидела русских товарищей. Польша всегда боролась с Россией, Польша есть гнойный червь или прыщ. Вот в этой Польше берет начало жидославянство. Омерзительнейшее течение по версии артиста Славянова. Даже телега не выдержала и развалилась на два колеса. Артист Славянов харкается, артист в бешенстве. Не буду чинить жидославянскую к черту телегу!
  Но починил. Польша, конечно, нам не указ. В Польше слюнтяи, ростовщики, узурпаторы, трусы. Абы не Польша, вряд ли бы развалилась Россия, то есть сегодняшняя Россия. Мы привыкли, что Польша считается частью России, мы наблюдаем за Польшей, мы опираемся на нее. Оттуда из Польши самые вредные ветры. Кто-то пофукал, ветры пошли, а мы наблюдаем.
  Все равно в бешенстве великий Славянов. Арии никогда не доходили до Польши! До Германии доходили, а до Польши они никогда. Германия есть северное государство вроде России. Арии белой марки есть северные или нордические люди. Арии черной марки постепенно переродились в жидов. Славянов уверен, что в Польше черная марка. Белой марке там никогда не бывать. Черная и только черная марка. Откуда неумеренная заносчивость? Откуда неслыханное нахальство? Откуда ненависть к русским? Вот и я говорю, черная марка. Мы ничего не добьемся, соседствуя с Польшей. Ибо Польшу содержат враги славянизма, по версии которых "истинные славяне" живут исключительно в Польше.
  - Тьфу-тьфу-тьфу, - опять сломалась телега.
  Посылочка из Москвы вся в грязи. Прежде чем предлагать в магазин подобную грязь, придется снимать обертки, и предлагать россыпью. Но магазин не откажется. А если откажется, не обеднеет Славянов. Москва ближе к Польше, чем к Петербургу. В Москве никогда не водились славяне. Можно сказать, промежуточный город. В Москве водились татары и здорово обкорнали ее. Теперь москаль и татарин одной крови. Это не только знает, но утверждает Славянов. Хотя татарин не обязательно маромойская рожа. Но для Москвы своих маромоев с лихвой наберется. Вышел на улицу, вокруг маромои. Или в Москве не бывал никогда? Ах, этот лапушка не бывал! Ладно, Славянов не врет. Побываешь, увидишь, чего там тваорится.
  Телега снова в дерьме. Никак московские книги не могут попасть в магазин. Зато славяне попали в лапушку Громова. И кто еще знает, откуда берутся славяне? Топнул ногой, там в глубине славянин. Топнул другой, и опять славянин. Город на славянских костях. Еще до Рюрика и его шайки-лейки лежали славянские кости. Хотя постойте, не было Рюрика. Ерепенится товарищ Славянов. Никакого не было Рюрика, был Юрик - великий славянский князь. Юрик позарился на Новгородские земли и выступил из Петербургских болот со своей непобедимой дружиной. Так Началось Государство Российское. Хотя опять ерепенится и звереет Славянов.
  Кто мог подумать, что величайшие деяния Юрика так опошлят враги славянизма? И лет немного прошло, еще свежа память народная. Закатись в заброшенную деревеньку, потряси заброшенную старушонку... Знаешь Юрика? Знаю, знаю, как же не знать! Вот вам народ, вот она истина, вот настоящая жизнь. Никакие черные силы не в силах испортить народ. Ибо народ бережет в своей памяти все порывы, победы, события и саму истину славянизма.
  Версия четвертая, русский товарищ не есть славянин. Но тут немного поехал Славянов. То бишь крыша поехала, чтобы добить капризную версию. Сегодня русский товарищ обязан быть славянин. Исторически оно неправильно, но для Росси уступка, может единственный шанс. Если русский товарищ не славянин, значит кто славянин? Неужели поляк? Или маромойская морда? Или американец вонючий? Ну, американец точно не славянин. Маромойская морда и то с претензией, если получилось спрятаться в самом сердце России. Но американец никак не годится. Это последняя, самая крайняя форма воинствующего и омерзительнейшего антиславянства.
  Поправляет телегу Славянов. Мучился, работал, устал. Его теории или версии наконец нашли выход. Правда, не представляю, куда выход, но устал величайший теоретик славянизма. Черное время, черные силы, черное зло и черный рассвет над Россией. А что вместо этого, я не в курсе, мне не дано самостоятельно познать свою милую и горячо любимую родину.
  Если заняты руки -
  Не болит голова,
  Вылезают со скуки
  Из проплешин слова.
  Пусть порадует уши
  Драгоценная муть,
  Что немного задушит,
  Прежде чем обмануть.
  что немного помажет
  По загнившим мозгам
  И кривляться прикажет
  Дуракам, дуракам.
  Над телегой колдует Славянов.
  
  ***
  Леночка не осудила Славянова, но нарисовала еще один малюсенький крестик над нашей кроватью. Культурных товарищей стало больше, и крестиков больше. Вчера четыре крестика, сегодня их пять. Дай-то бог, чтобы был не последний крестик. И еще дай-то бог, чтобы крестик был при деньгах. А то Иван Иванович берет взаймы без отдачи, и Марина Михайловна берет без отдачи, и Александр Борисович берет. Теперь еще новый крестик, который Славянов.
  Лапушка отмахнулся от Леночки. Славянов совсем другой человек. Славянов ни за что не возьмет. Он сама идея, если не возражаешь, порыв и размах давно погибшей славянской души. Сегодня не существует души. То есть славянской души не существует. Другие души они да, они существуют, а этой нет, эта погибла. Как бы там не грозился Славянов, но тысяча лет православия погубила славянскую душу. Очень хочется, чтобы не до конца погубилась душа, но опять же самообман. Православный иудаизм положил стопроцентный конец для славянства.
  Леночка и сегодня покладистая. Все-таки она Мохнатенькая, а Мохнатенькая просто обязана быть покладистой. Ни в коей мере не осуждаю Славянова. Люди на меньшем уродстве сходят с ума. Один недопил, и сошел. Другой перепил, и сошел. Третий принял привычную дозу, и снова сошел. Вчера ни одного нормального сумасшедшего, а сегодня вся троица направляется прямиком в любимый Скворешник. Другое дело Славянов. Все-таки уважительная причина влюбиться в славянство. Все-таки в славянство можно влюбиться, и на следующем этапе сойти. Леночка не отрицает славянство. Красивая легенда, благородная сказка, вымысел для истеричных детей. Оно точно, что истеричные дети обожают легенду, сказку и вымысел, что есть в едином лице славянство.
  Лапушка заинтригован:
  - Кто такие славяне?
  Во дурак, с историей не в ладах лапушка. Хорошо, что Мохнатенькая в ладах. Она описала поля и леса, луговины и рощи, костры и землянки. Короче, простая, нецивилизованная, более чем первобытная жизнь. Ниоткуда не выходили славяне. Узкий круг, грубые обычаи, стадо. Вот именно, стадо. Весь мир в описываемое время переживал упадок и разложение. Цивилизация успела раскрыться, достичь высочайшей точки, потерять свою силу и красоту, наконец, свалиться в навозную яму. Славяне так и не узнали про это. Как пить стадо. Живем, радуемся, плевок на другие народы, которые где-то там далеко, и которых на самом деле не было никогда, ибо вселенная обрывается за границами нашего стада.
  Почти успокоила лапушку Леночка. Чем менее шума и визга, тем проще считать себя русским товарищем. Все-таки русский товарищ не славянин. Русская нация произошла корнями от Рюрика, а славянин от Юрика. Ну, и порядок, если не славянин. Понятие "славянин" к чему-то обязывает, например, возродить славянизм. Понятие "русский" ни к чему не обязывает, кроме как позаботиться о несчастной нашей России.
  Вот Россия, вот это да! Лапушка не отказывается позаботиться, лапушка настроился на Россию. Не хотелось бы мало-мало возвращаться обратно, на каких-то братьев славян. С Россией и проще и легче, Россия как на ладонях для лапушки Громова. А братья они из другого теста. Славянов налетел неожиданно и не вовремя. Его атака повергла в уныние лапушку. Так мы не договаривались. Я уважаю русский народ. Я почитаю русский талант. Я без всяких упреков и в удовольствие жизнь положу за все русское. Ты мне приводишь каких-то славян, которые сам не знаю, откуда попали на русскую землю.
  Мохнатенькая не тушуется:
  - Это возрастное.
  Взгляд ее на Славянова прост и без капли славянства. Детки играют и принимают в конечном итоге игру за нечто более стоящее, чем она есть. Игра не то чтобы на выигрыш, скорее на проигрыш, ибо выигрыш умиляет, а проигрыш ожесточает. Чем больше выигрываешь, тем в большем загоне игра. Как оно скучно, как оно приторно, какая тоска и заноза собачья! Но если проигрываешь, то распаляешься до предела, и очень хочется выиграть.
  Дальше совсем просто. Русский характер не суть славянский характер. Но русских товарищей сто миллионов, это чрезмерная цифра. Вот если бы последняя сотня товарищей, и никаких миллионов. Однако не получается и последняя сотня. Русь у нас немаленькая, за двенадцать-тринадцать веков народ расплодился. Даже отправив подальше нерусских товарищей, останешься при солидном стечении русских товарищей. Где твоя исключительность? Единоличие где? Я чего-то не вижу. Вон пошел русский товарищ, и вон еще русский, и вон. Ей богу не вижу. Может податься нам в православие? Может крест нацепить? Ребятишек с крестом миллионов пяток наплодилось на конец девяносто второго года. К дьяволу крест! Лучше братья-славяне!
  Леночка с нежностью описала Славянова:
  - Изможденный, сутулый, суровый.
  На славянина чертовски похож. Вот такие и никакие другие славяне. Но с подобным успехом можешь описывать неандертальца или питекантропа. Что вымерло, то вымерло. Чего нет, того нет. Короче, славян твоих нет. Это мертворожденные дети русской земли. Иногда они мертворождаются, чтобы поколебать нашу землю. Только поколебать, не обязательно в лучшую сторону. Много больше шансов на худшую сторону. Загорелся, разбежался, заглянул не туда. Даже дурак разберет, зачем для России славянство.
  Мохнатенькая остановилась на слове "артист":
  - Артист изображает.
  Лапушка не согласен:
  - Разве только изображает?
  Но не переспорить Мохнатенькую:
  - Все мы в определенной мере артисты. Ты, я, Иван Иванович, Марина Михайловна и Славянов.
  Лапушка почти уступил:
  - Но не Александр Борисович.
  Несложный вопрос для Мохнатенькой:
  - И этот артист. Однако на первом месте Славянов.
  Обсуждение артистических талантов самая неинтересная вещь во вселенной. Как напарываюсь на "артиста", так отступаю. Если артист на сцене, еще ничего. Сыграл паршиво, тебя освистали. Сыграл нормально, признание масс. Вообще-то чаще паршиво. Паршивая игра есть неуважение к человеку и человечеству, но и артиста можно понять. Играю в стотысячный раз. В первый раз еще выкладывался. Во второй раз какая никакая, но философия. В третий раз для мамы играл, а в четвертый для меценатов и президента. Но раз за разом паршивее выходит игра. Зарплата маленькая, дома детишки орут, жена убежала, что в душу нагадила.
  Нет, не соединяется слово "артист" со словом "Славянов". На сцене так невозможно играть, как играет в жизни Славянов. Может, на сцене он и артист, но в жизни он нечто другое. Не может поверить лапушка Громов. Не соединяется и не может поверить. Невский проспект не сцена. Славянова вытурили из артистов, из тех, что на сцене. Официально он не играет, он не артист. Телега - да, игра - нет. Официально Славянов живет, вот только память артиста осталась. Память она навсегда. Если Громов до гробовой доски останется лапушкой, то почему навсегда не оставить в артистах Славянова?
  Мое возражение:
  - Мы придираемся к прошлому.
  Мохнатенькая не отвечает. Выпучила глаза в потолок, где пауки повели на обед таракана, и ни гу-гу. Что у нее на уме? Черт его знает что. Сразу не разберешься. Всякая славяножидовская и русскославянская история выбила Громова из колеи. Как телега не в силах бежать в колее, так и Громов походит на сломанную телегу. А вы говорили, умненький Громов. Пожалуй, он умненький. Пожалуй, очень и очень, но в данном случае вы говорили зазря. В голове каша, в каше обед с тараканом.
  И снова лапушка Громов:
  - Слова пустячок.
  Дальше без слов. Пальчик ему положила на губки Мохнатенькая.
  
  ***
  Признаюсь честно, я полюбил недотепу Славянова. Может, что-то во мне от Антихриста, может, оно есть. Но я не жалуюсь, я полюбил. Всяк "аморальное" любо носителю зла, а "нормальное" кажется недоделанным мусором. И не напоминаем мне по чертовски моральных или чертовски нормальных товарищей Громовых. Даже не солидно. Громовы с их предприятием далеко. Они там, я здесь. Громовы сделали, что могли для развития и совращения лапушки. Ах, простите, для нормализации лапушки. Но видимо не выполнен долг до конца, и отступил от "нормального" в "аморальное" лапушка.
  Я не доказываю, что артист Славянов нормальный товарищ. Так и быть, он недотепа и маразматик. Фигура недотепы, нос недотепы, поступки недотепы, все остальное такого же класса и уровня. Как сказано, маразматик. Но кто, между прочим, ухватился за неславянское происхождение артиста Славянова? ненормальность доказать еще можно. Вот тебе справка, вот тебе выписка и диагноз Скворешника. Но неславянское происхождение не докажешь, хоть застрелись. Никто не докажет, что непоследний из братьев-славян этот самый Славянов.
  А я полюбил.
  - Что есть человек? - моя шутка.
  - Он есть ничего, - ответная шутка Славянова.
  Хотя уверен, не шутит товарищ артист. Для Славянова человек и впрямь "ничего". Человеческий разум слишком абстрактная величина. Абстрагируем от разума, получаем безумие. Всякая абстракция приводит в безумие. Если бы человек не абстрагировался, тогда его можно простить и поставить в разряд "что-то". Но на самом деле не существует разумного человека. Как мы заметили, нормальные человеки существуют, и даже очень нормальные, но разумного человека нет. Ибо разум это тебе не горшок, куда положил свою норму.
  Зато страдание человека не отвергает Славянов. Артистизм и страдание из одной обоймы. Разрешаю сказать, из одного горшка. Артистический человек по сути человек страдающий. Славяне всегда страдали за русскую землю. Основная тяжесть русской земли легла на плечи славян. Если ты маромой или еще какая неславянская гадина, ты не страдаешь. Сколько повторять, маромой не имеет земли, то есть своей земли не имеет, по крайней мере, в России. Маромойская земля опять же несуществующая земля, а русская земля всегда существующая. Всякими подлянами и махинациями отхватывают маромои кусочек земли, погадят его, продают с выгодой. В этом их маромойская правда.
  Артистичный Славянов в курсе про что разговор. Страдание человека не просто какая фигня. Вся культура, а внутри артистизм, все это соткано из страдания, все это жизнь. Ты не припирайся, мой маленький, оно не поможет. Страдающий славянин на все века человек. Погибла цивилизация, в руинах Россия, подлые суки окопались на русской земле, продают русскую землю. Но страдающий славянин, даже один славянин, он не сука, он восстановит Россию.
  - Не размениваемся на ерунду, - снова Славянов.
  - А на что размениваемся? - глупый лапушка Громов.
  - На страдание размениваемся.
  С моей любовью и его страданием не все пока гладко. Страдание ради одной России не удовлетворяет Славянова. Страдание ради культурной России не удовлетворяет в который раз. Только Россия славянская. Не больше, не меньше, только она. Если Россия другая и не славянская, спрятал лапы Славянов и тележку свою укатил. Какого черта дымится тележка, если поставлен крест на России?
  Ах, этот крест! Отсюда вопли и корчи. Крест есть позорная выдумка маромоев. Только на кресте воссоединил Славянов два более или менее разнородных понятия. Жидовские маромои и маромойствующие жиды. Крест уничтожил саму идею славянства. Под крестом невозможно славянство. Маромойщина в любых формах и извращения в любых сферах. Но славянство никак невозможно. Пока не оплатим должок, не возродится Славянская Русь (с большой буквы) и вообще не увидит рассвета Россия.
  Славянов не то чтобы ненавидит другие народы. Это выше его понимания. Это образ жизни. России не нужен инородный божок. Есть у нас Лада, Ярило, Полкан, и для плаксивых детишек Даждь-бог. Не извращайтесь, товарищи, но поклоняйтесь богам правильным. Красавица Лада отвечает за чувства и мысли. К ней прикоснулся, вроде любовь получил от самой земли. Ты такой крохотный, ты такой славненький, ты такой ребятеночек-славянин, что тебе наплевать на всякую недобитую сволочь. Ярило не любит сволочь. И это Полкан... Хотя погодите, откуда взялся Полкан? Откуда он, мама моя? Мы говорили про Ярило. Ярило всегда на небе. Ярило всегда с тобой. Твой храм это небо. Твоя сила опять-таки небо. Твои мысли и небо опять. А на небе Ярило. Ну, если Ярило решил отдохнуть, Даждь-бог всегда в Петербурге.
  Чуть не плачет Славянов. Даждь-бог его умилил. Давно такой благодати за русской землей не случалось. Теперь случилось, в благословенном дождичке родная земля. Глазам не поверю, плачет Славянов:
  - Боги мои, помогите, прошу!
  Как же так, славянин и слезы? А разве не знаешь, славяне всегда плакали. На подвиг вышли, и плакали. Плачь славянина это его сила, его злоба, его взлет и падение в бездну. Покуда молчит славянин, все нормально и нечего опасаться. Всякие недоделанные кресты, всякие маромойские храмы, всякие разрушители и погубители России пускай отдыхают. Славянин еще не проснулся, еще не заплакал. Но не обольщайтесь, ребятки, опять же прошу. До чего же страшен плачь славянина!
  
  ***
  Странная история взаимоотношений Ивана Ивановича и артиста Славянова так и не выяснилась в деталях. Она и не будет выяснена до конца. Для лапушки Громова артист Славянов есть эпизод, а для историков лапушки Громова его нет, то есть совсем нет в истории лапушки Громова. Не было никогда артиста Славянова. То есть попросту не было. Прошелестел ветерок, какнула птичка, непродолжительная мода на чье-то славянство... Опять же на чье-то, а не на наше славянство. Не думаю, что бытописатели товарища лапушки это славяне. Даже не думаю, что они русские товарищи. Русские товарищи не занимаются подобной мурой. Тем более не занимаются подобной порнушкой славяне.
  И вообще, славяне никогда не писали. Так по версии артиста Славянова. Приходится согласиться, черт подери. Если бы славяне писали, если бы у них была какая-никакая письменность, то до нас дошла бы какая-никакая письменность. Не ссылаемся на крест. Крест уничтожил много прекраснейших произведений человеческой культуры. Однако на всю культуру его не хватило. Культура неуничтожаемая до конца. Греки, римляне, египтяне, шусеры, евреи... Культура осталась в достаточных дозах, чтобы по малому определить целое. Черт подери, даже евреи остались, откуда не пахло культурой.
  Славянство, чувствует бог, оно не осталось. Могилки есть, писулек нет. Записанное слово уже не слово! Так считает Славянов. Кто записывает слово, тот извращает истину. Только произнесенное слово, только уста в уста и глаза в глаза мы почитаем за истину. "Мы" - это снова славяне и снова Славянов во множественном числе. Записанное слово по Славянову есть прямая дорога в обман. Ты записал, ты оставил обман, тебя больше нет. Никто не поверит, что ты записал правду, и никто за обман не накажет. Вот какое оно слово. Но попробуйте слепить то же самое, если уста в уста и глаза в глаза. Улыбается, мать моя мама, Славянов. С обманом сразу возникнут проблемы.
  Вот вам противоречие.
  - Великая книга, - Иван Иванович о своей единственной книге.
  - Дьявольское наваждение, - про то же Славянов.
  - Миллион экземпляров в народ, - Иван Иванович вдохновляется.
  - Только одно слово, - с ехидной улыбкой Славянов.
  И все-таки что-то в них есть. Что-то общее. Иван Иванович благодетель! Иван Иванович не постеснялся поднять нищего славянина! Иван Иванович со своим крестом, но не отбросил славянство! Это не я говорю. Это припевка Славянова. Вы поражены? Признаюсь, и лапушка так же. Что-то попахивает нехорошо. Время у нас тяжелое, славян ненавидят, славяне содержатся в черном теле и каждый славянин готов пострадать на кресте. Вроде бы ничего страшного, но попахивает какой-то гадостью. Зачем пострадать на кресте? память заело после тупых прибабахов с крестом. Может лучше пойти и напиться в хорошей компании.
  Иногда бывает неудержимым Славянов:
  - Кем я был?
  И снова страшные слезы Славянова:
  - Что мой талант?
  И снова дикие вопли в сторону неба и солнца:
  - Что мой народ?
  И снова телега:
  - Что моя настоящая родина?
  Жаль, что не слышит Иван Иванович. Жаль, что ушли слова в пустоту. Такие искренние слезы Славянова! Такая искренняя любовь! Такое искреннее почитание иноверца, что выбрал неправильный путь за крестом вместо правильного пути в славянские дебри, болота и кущи. А с другой стороны хорошо, что не слышит Иванович. Может не разобраться, обидеться и заболеть. Не каждому иноверцу удается пойти по прямой дорожке Славянова. Откажись от креста! Оковы креста есть оковы душевного рабства. Ты по сути своей славянин! Только славянин поднимает сирого и спасает убогого славянина! Только славянин пожертвует всем, ничего не имея! Только славянин за любовь славянина готов совершить подвиг.
  Я и сам обалдел:
  - Да соединятся братья славяне!
  И опять невпопад:
  - Да воскреснет Россия!
  Как всегда не получилось с лозунгами у лапушки Громова. У Славянова получается. Та самая искра в глазах, что славянская искра. Тот самый переворот в голосе, что славянский переворот. Те самые жесты и корчи, что точно славянские. Получалось и получается. А у лапушки нет. Не говорю, что неубедительный лапушка. Он даже более чем убедительный, он тот самый герой нашего времени, которого знает Россия. Он сумел пережить наше время, в котором не задержался и затерялся Славянов.
  Двести раз невпопад:
  - Мы воскресим Россию.
  И что-то заело. Был Славянов убожеством. Мир обошелся жестоко с великой душой, потому и убожество. До того, как великая душа треснула, был Славянов великой величиной, затем превратился в убожество. Мир отбросил и растоптал великую величину, чтобы не путалась под ногами, если не может хватать и тащить и ломать существующий мир на потребу чужеродной машине. Мир наплевал на Славянова. Мир неславянский, и он наплевал. Машина переехала, не стало Славянова. То есть не стало совсем, если бы не один человек. Славянов в курсе, какой человек, и лапушка знает, что в курсе Славянов. То есть знает про одного человека лапушка Громов. Это он, это благодетель русской земли, это спаситель всего славянского велилепия против всей иноземной чернухи. Лапушка знает, черт подери! Нашелся один настоящий гигант, нашелся один человек, да что человек, один человечище. Встаю наперекор, отгоняю скотов и врагов, переделываю судьбу и влеку из когтей нищеты величайшую душу нашего века.
  Вроде все так хорошо, и в то же время так глупо. Ну, какого черта лыбится лапушка?
  
  ***
  Над русской землей благодетель бедных славян. Быть благодетелем здорово. Быть благодетелем бедных славян еще лучше. Это не просто телега. Телега как естественный фактор. Я отмечаю фактор, я вношу его в реестр, я разгоняю его до гиперпространственного уровня. И вот уже в космосе самая обыкновенная телега. Никто ее не катил, но она в космосе. Представляете, что за фактор? Гиперкосмическое пространство, благодеяние для целой планеты, а в результате - телега.
  Лапушка не против, и телегой можно облагодетельствовать. Эй, халдеи, толкайте быстрее! Почему бы и нет? Иван Иванович высунулся в окошко, подобным Макаром подталкивает. То есть простите, он благодетельствует. Деньги нужны! Очень деньги нужны! Чертовски нужны деньги! Всякая галиматья из Москвы распродается хреново. Мы ее отдаем за бесценок, дешевле нигде не найдете. Но деньги наши, даже бесценок. Каждый рубль наш, даже рубль деревянный. А если прибавить рубль на рубль, то получится два рубля в лучшем месте на русской земле, то есть в Доме-с-колоннами. А если толкнуть две телеги?
  Иван Иванович до пояса высунулся в окно. Ниже пояса неприличный вид, поэтому он высунулся в окно и не может выйти к братьям-славянам. Но отчего обязательно выйти? Благодетель и так благодетель, для него в первую очередь благодеяние. Если предпочитаешь пьяные сопли, твоя забота. Можно вместо книги получить пьяные сопли. Выпали пьяные сопли и загадили продукцию Москвы. Иван Иванович не уважает Москву. Он ради принципов готов пожертвовать московский рубль. Жертва почти ритуал. Вытаскиваем книгу из пачки, набираем в ротик слюну и харкаем. Сначала Марина Михайловна, следом Иван Иванович. Харкаем сколько есть мочи. В исключительных случаях можно и помочиться. В неисключительных случаях мордой об пол эту самую книгу и приложить свои барские ножки. Сначала Иван Иванович, следом Марина Михайловна.
  Да вы не расстраивайтесь, дорогие товарищи книголюбы, сие ритуал. Пускай не трещат москали, что накормили Санкт-Петербург. Они никого не накормили. Они никого никогда не накормят. Они просто дерьмовые москали. Вот так обращаются в Петербурге с ихней жрачкой в виде подачки. Петербург в москалях не нуждается. Москалия сама по себе, Петербург сам по себе. Прекрасный город Санкт-Петербург, люди прекрасные. В первую очередь Иван Иванович и Марина Михайловна. Если не надоело, поменяйте местами. В первую очередь Марина Михайловна и Иван Иванович. Москали это дутые индюки, обезьяны, собачки, канавки. Ну, что угодно, только не люди.
  Иван Иванович - профессионал от петербургской культуры. В Москве культура другая. В Москве культура пошлая, ханжеская, лицемерствующая и с душком. Зато у нас она наша культуру. Братья-славяне оценят такую культуру. Начинается борьба, которая не по правилам. Если уступаю на самом первом этапе, то не отыгрываюсь на последующих этапах. После первого этапа только проигрыш, никакого отыгрыша. Братья-славяне сюда въехали и скажут наверняка, нет отыгрышу. Значит, нельзя ставить на проигрыш. Первый этап в любом варианте выигрышная культура. Если выиграл Петербург, то проиграл недобитый москаль. Иван Иванович в три секунды докажет, москаль за копейку удавится. Если москаль что-то дал, значит, удавленник или плетет свою сеть, где застряла копейка.
  Насчет благодеяния глухой номер. Только высочайшая и поэтическая душа, то есть только она за славянство. Все остальные товарищи против. Вредители и разрушители. В Москве не бывало славян, так заметил Славянов. В Москве москали, что не поддается отрицанию и истинная правда. Славян вообще не бывало, там славяне для кошки шестая нога, а для хрюшки второй пятачок. Поэтому приходится бороться. Точнее, самое время устроить небольшую войну. Тащите ваши книжонки, готовьте ваши деньжонки. Все равно, Петербург не заплата на зад москалей. И можно слить воду.
  Иван Иванович в то же окно:
  - Какая телега пошла?
  Артист Славянов:
  - Седьмая.
  Иван Иванович:
  - Маловато.
  Он и облагодетельствовал, и подбодрил, и пожурил. Если тебе тяжело, если ты хилый и слабый, если не тянешь в такой ерунде, так какой ты борец? И вообще, какой ты мужчина? Бери пример с Марины Михайловны. Ей всегда тяжело, она всегда тянет, она всегда до конца, значит, мужчина. А ты верещишь от слабости возле обыкновенной телеги. Неужели еще что-то надо? Неужели хочется выместить слабость свою на чужих и кривых ягодицах? Есть у нас ягодицы. Я не против, тащи свою слабость. Объект для работы найдется. Чертовски достойный объект. Хочешь какого-нибудь москаля? Нет москаля, но есть куда лучше объект. Есть Сашечка.
  - Но только после восьмой телеги.
  И захлопнул окошко Иванович.
  
  ***
  Мы знаем простые и очень понятные истины, состоящие в самых обычных вещах, не представляющие собой ничего из ряда вон выходящего. Первая истина - возлюби человека. Следующая истина - будь человеком. Под номером три - не отказывайся от человека. По большому счету весьма противоречивые истины. Как это будь, возлюби, не отказывайся? Или я лично не человек? Да что вы такое несете? По природе своей человек, родился из человеков, пришел в человеки, достиг высочайшего рубежа человеков. А вы подсовывает номер раз, номер два, номер три. И никакого почтения к человеку.
  Кажется, не туда разворот. Неприятное слово "почтение". Почти "почитание". Неужели так трудно быть человеком? То есть быть и ничего больше. Неужели личностное местоимение это только словесная оболочка, что создается посредством других человеков? Или даже посредством воздуха, исходящего от других человеков через почитание человека. Вот тут начинаю плеваться. Чертово почитание вывернуло наизнанку более простые и человеческие чувства, например, "возлюби". Можешь меня не любить, можешь бояться и ненавидеть, но почитать все равно обязан, сколько в тебе есть энергии против любви и пока не подохнешь.
  Почитание человека в конце концов это страх. Страх человека в конце концов это ненависть. Я ненавижу страх и ненавижу ненависть. Но с другой стороны я не пропагандирую уравниловку. Серенькие людишки, серенькие мыслишки, серенькая компашка на серенькой русской земле среди серенького человечества русских товарищей и против прочего нерусского человечества. Так не пойдет. Необходимо выравниваться, не уравниваться. Выравнивающийся человек есть человек, расправляющий плечи и разгибающий колени. Другое дело уравнивающийся человек. Какие там плечи? Сплошной горб. Какие колени? Чуть ли не морда в грязи и черепок раздолбал, отбивая поклоны своей уравниловке.
  Не повторяю штампованный вздор. Якобы, что дозволено пекарю, то не дозволено лекарю. Или, что откопал из норы морячок, то не отыщет священник. А еще, где развернулся поэт, там конец непоэта. И откуда вышла культура, из какой она вылезла задницы? Ну, дальше забыл, поэтому не повторяю. Парень я ершистый и отвратительный, когда дело коснулось до человека, и уравнивать человека просто смешно. Каждый поэт сгорает в едином порыве души или сжигает в единой строке столько духовной энергии, что способна согреть целый дом, улицу, город. Каждый непоэт изводит десятки страниц, и остается холодным, можно сказать, замерзающим и замораживающим наслоением вещества, отчего способен уравновесить поэта.
  Хотя с другой стороны, моя человеческая любовь она человеческая. Вертится среди человеков культуры и дальше не может пройти ни в какую. Но все-таки это любовь. Оставь свое почитание. Непочтительный человек, отрицающий разум, отвергающий прошлое по сути лапушка Громов. Чтобы судить других человеков, надо любить других человеков. Чтобы любить других человеков, надо отказаться от всяческого суда. Чтобы отказаться, надо во многом себе отказать и возненавидеть себя самого, как источник черной энергии. Но, возненавидев себя самого, разве настроишься на любовный лад и возлюбишь вообще человека?
  Повторяю, никакой уравниловки на русской земле. Но в любви может быть уравниловка. Я в этом не уверен. Просто не уверен и все. Где такая любовь с уравниловкой? Мне нравится всякая девчонка, мне по вкусу всякий мальчишка. Еще мне нравятся старички и старушки, дураки и дурнушки, президент и его парламент. При чем никакой разницы, все мне нравится одинаково. Они так-кие хор-рошие! Они сяк-кие приг-гожие! Дальше что-то от Иисуса Христа. Хотя не думаю, что Иисус дорос до любви человечества, то есть всего человечества. До ничтожнейшей кучки своих почитателей он, несомненно, дорос. Ты меня возлюбил, я тебя возлюблю! Ты поверил, что я бог, я уже точно поверил, что ты поверил.
  Теперь мы договорились. Ежели Иисус не сумел возлюбить человека без всяких причин, то какого черта в ответе за всякое человекоподобное существо лапушка Громов?
  - Хочу возлюбить!
  Оно не вредно, но наша любовь не дальше Дома-с-колоннами.
  
  ***
  Уютно в Доме-с-колоннами. Поэтический мир как бы становится на свои места для всех его обитателей. Повторный приход Александра Борисовича сильно отличается от его бенефиса под первым номером. Следующий приход опять-таки отличается, и не в лучшую сторону. Затем еще и еще следующий. Александр Борисович последнего образца много ниже, чем Александр Борисович первого образца, это почти Сашечка.
  И какого черта пристали товарищи? Бог не должен во множестве приходить. Бог не имеет права наесться и приедается. Приходящий бог, как приевшийся бог, или приевшийся бог как приходящая плесень. Видел, чувствовал, надоело. Тебе надоело. Сашечка приходит, приползает, прилетает чертовски похожий на мрачную птицу. Сашечка прорывается в наш очень скромный, очень культурный подвал. Сырость, горб во весь рост, раздутые фаланги пальцев, впалая грудь, кривые ягодицы и вкрадчивый голос.
  Стоп, давайте, решать вопрос объективно. Мы задумали великое дело. Нас мало, но мы задумали. Наше дело самое нужное, самое великое, самое важное и не только для нашей России. Другие государства ничего не задумывали. Другие народы кислятина. Я хочу сладенькое, а они кислятина. Если ориентироваться на другие государства и другие народы, то делу каюк. Но мы русский народ, то есть все русские товарищи из русского государства. В этом Сашечка никому не отказывает. Отчего наступает кают? Оттого что за дело берутся нерусские товарищи или товарищи, примазавшиеся к русской нации. Вот, например, Славянов. Он какой-то сомнительный товарищ. Сашечка раз-другой намекнул про сомнительного товарища, но все равно не отказывает. Славянов в Доме-с-колоннами по рекомендации Ивана Ивановича. Иван Иванович рекомендовал его за русского товарища. Собственно говоря, солидная рекомендация, или ответственная, черт подери. Но согласен товарищ Сашечка.
  Если говорить точнее, Александр Борисович не согласен. Это его второе я, которое Сашечка, это оно согласилось на компромисс. Александр Борисович человек культурный и осторожный. Лучше четырнадцать раз остеречься, чем один пролететь. Русская культура не имеет права на единственный раз. Поэтому остерегается Александр Борисович. Журналистский опыт против Славянова. Никакой Славянов не уломает настоящего профессионала из журналистов. Профессионал из журналистов чувствует настоящих русских товарищей. Славянов он не настоящий. Славянов с душком. Александр Борисович нос зажал, и почувствовал. Русский нос Александра Борисовича в данном случае самый правильный индикатор на настоящих и правильных русских товарищей. Повторяю, Славянов с гнильцой. Череп у него неправильный, грудь у него неправильная, ягодицы у него неправильные. Все это заметил Александр Борисович.
  Сашечка ничего не заметил. Сашечка прибегает, Сашечка убегает. Короче, хорек в колесе. Пора бы остановиться, подумать, принять ответственное решение, за себя и постепенно деградирующего Александра Борисовича. Нет времени на остановку, тем более для ответственного решения. Сашечка требует деньги, деньги и деньги. Какая культура без денег? Да никакая культура. Просто сортир и халтура вместо культуры. А деньги это ничто. Даешь деньги, начинается процесс, нечто сдвинулось в лучшую сторону, нечто пошло кругами к намеченной цели. Я не перепутал, имея деньги, можешь быть самым культурным перцем на русской земле, и прекрати матюгаться.
  Нормальная работа для Сашечки. В ход пошел блат. Свой человек в Смольном, от которого зависит будущее культуры. Имя не упоминается. Сие противопоказано и для нас лишняя подробность. Свой человек пробивает культуру. Мы обязаны благодарить. На словах не то чтобы благодарность, но гадость. Мы обязаны с любовью относиться к своему человеку. И что такое есть деньги?
  Александр Борисович никогда не рассказывал о деньгах. Ничтожная материя не во вкусе Александра Борисовича. Ничтожная материя для ничтожных скотов, а возвышенная материя для возвышенного сверхчеловека. Коммерческие структуры зациклились на деньгах, то есть на ничтожной материи. Но "структура" не значит "культура", хотя рифмуется хорошо и можно взять на заметку. Возвышенная материя по любому поводу возвышает твое благородное "я" и отвергает любую дешевку. Александр Борисович болт забил на дешевку. Или возвышаемся, или разбежались к собачьим чертям. Добавил чуть грязи, и получилось такое дерьмо, что не хочет думать Александр Борисович.
  Теперь Сашечка. Дом-с-колоннами позади. Сашечка не восхищается Домом-с-колоннами. На первом месте его деловые связи, его коммерческая закваска, его человек в Смольном. А человек в Смольном знаешь какой человек? Или не знаешь? Тогда о чем разговор? Человек в Смольном коммерческий человек. Коммерческий человек любит денежки, наслаждается денежками, и не то что рублем, грошом не побрезгует. Грошик на грошик - вот тебе рублик, рублик на рублик - вот тебе тысячи и миллионы рублей, даже долларов. Прекрасная формула, что есть связи и человек в Смольном.
  Впрочем, Сашечка никогда не убегал без гроша. Ничем не брезгует Сашечка в Доме-с-колоннами. Трехи, пятерки, червонцы, двадцатки. Ничем значит ничем. Сто рублей это праздник, а ежели двести рублей... Но Сашечка не бросается на двести рублей, как Александр Борисович бросается на культуру в Доме-с-колоннами. Александр Борисович это синоним Дома-с-колоннами. Сашечка это синоним человека в Смольном. Ты имеешь право принимать одного или другого товарища раздельно, и имеешь право принимать обоих вместе. Не знаю, что здесь не изменится, что здесь не так. Человек в Смольном берет гроши, Александр Борисович укрепил фундамент под нашей культурой. Сашечка уволок мой пятак на метро, Александр Борисович в самом сердце Дома-с-колоннами.
  И все-таки что-то не так. Не согласен с развивающейся ситуацией один из новых сторонников русской культуры. Чувствуется некая неправильность или брешь в Доме-с-колоннами. Так или примерно так чувствуется артисту Славянову. Чтобы не погибла культура, чтобы развивалась культура, каждый культурный товарищ или сторонник культуры обязан долго и плодотворно работать. Обратили взгляд на товарища Сашечку.
  Какой-то бессильный у нас Сашечка, не может работать, не выполняет самую простую работу. Ибо "работа" по артисту Славянову значит телега с халдейскими книгами. Или не понимаете, эти книги против славянства. Здесь обливается кровавыми слезами Славянов, но он работает. А некто решил сохранить первозданную чистоту, и ни разу не прикоснулся к телеге. Даже Иван Иванович прикоснулся к телеге. Даже Марина Михайловна положила несколько отвратительных книг на телегу. Все замечает артист Славянов. В том числе хитрозадые штучки очень хитрого и нерусского Сашечки:
  - Ненавижу халдеев!
  Опять же телега совсем развалилась:
  - Ненавижу халдейские штучки.
  И козлиная бороденка торчит:
  - Как, Ярило мое, я тут все ненавижу!
  Хотя бы телега вела себя правильно. Но это славянская телега. Славянские вещи реагируют положительно на славян и отрицательно на халдеев и маромоев. Про жидов говорить надоело. Иван Иванович не приведет к нам жида. Артист Славянов уверен в искренности и во вкусе Ивановича. Жида приведет только жид, а Иванович из наших товарищей, следовательно, не приведет позорную накипь. Другое дело, как разобраться с примесью и полукровкой? Сашечка и без славянской проверки есть полукровка, в чем абсолютно уверен Славянов.
  Давайте на компромисс. Книги из Москвы халдейские. Только развернется наша культура, так халдейщине пендель. Пошла ты, халдейщина! Убери свои книги! Для настоящего славянизма, который и есть культура, для него никаких книг. на дудочке поиграем, под деревцем погуляем, на солнышко поулыбаемся и каждого неславянина вышвырнем вон из России. Как придет славянизм, не останется ни одного неславянина, ни одного полукровки. Но сегодня это несбыточная мечта. Сегодня есть инородцы всяких мастей, тем более помесь их с кем-то, о чем говорить не желает Славянов.
  А мне не то чтобы весело:
  - Пусть идет этот Сашечка на три буквы или куда-нибудь в Смольный.
  И не то чтобы грустно:
  - Сами откатим телегу.
  Но осадок он есть. Что-то не то и не так в нашей культурной стране на радость жидов и халдеев.
  
  ***
  Сашечка не замечает Славянова. Припоминаете, Сашечка большой коммерсант и друг человека из Смольного. Человек из Смольного ненасытный на низменную материю и продвигает культуру по миллиметрику вместо того, чтобы ее разогнать со скоростью света. Но такова функция каждого человека из Смольного. Сегодня миллиметрик, завтра миллиметрик, послезавтра миллиметрик. Скажи спасибо, не тормознули твою недоделанную культуру. Или еще интереснее, можно обратный ход. В Смольном такое не запрещается, скорее в порядке вещей. Ну, чтобы некоторые товарищи не разъедались за счет государства.
  Сашечка просто физически избегает Славянова. Труды Славянова, этой маленькой вошки, они ничто в бесконечной вселенной культуры. Славянов и сам ничто. Иван Иванович подобрал, Иван Иванович разрешил, Иван Иванович свалял дурака. Подобных Славяновых в Петербурге десятки, сотни и тысячи. Если каждого подобрать и разрешить тунеядствовать, что тогда получится с нашей бедной культурой? Я не оговорился, культура бедная. Всякие Славяновы есть класс паразитов. На культуре всегда паразиты. Мне не докажешь, оно не так. Оно именно так! Только чуть-чуть оклемалась культура, как на нее наползли паразиты, а паразиты это Славяновы.
  Но ничего. Если Сашечка не замечает и избегает Славянова, то Александр Борисович оченно замечает и избегать подобную тварь не намерен. Александр Борисович как вершина всего интеллекта на русской земле. Интеллект Александра Борисовича опять же не только культура. Культура всего-навсего одна из составляющих Александра Борисовича. А интеллект это больше защита от дурака. И не только от дурака. Русскую землю необходимо любить. Русскую землю необходимо гладить по попке и по головке. И чтобы ни одного дурака. Тем более маромоя, халдея и гада.
  Ничего не сделает с нашей культурой мерзкий Славянов. Александр Борисович не допустит Славянова даже пяточки полизать у культуры. Никакого тебе славянизма. Ты ублюдок, ты гад, ты халдей. Может у культуры грязные пяточки. Но на пяточки принимаем достойного гражданина, а не такого урода, как этот Славянов. Лазутчиков и попутчиков не принимаем. Александр Борисович вырабатывает Устав с большой буквы. Сие его основной документ. Или лучшее орудие против лишних людей. Или поворотная точка в культуре русской земли. Вы не представляете, что такое Устав, особенно Устав с большой буквы. Вы ублюдки и дураки. Александр Борисович не дурак, и мы доказали, что он не ублюдок. Александр Борисович много чего представляет. Поэтому в первую очередь Основной документ, который Устав с большой буквы, а позднее хороший пинок отвратительной шайке Славяновых.
  - Мне не нравится быть на посылках, - тысячу раз говорил Александр Борисович.
  - Мне не нравится быть прихлебателем, - это тысяча первый и более раз.
  - Мне такая культура не нравится...
  Устав Александра Борисовича все равно, что лебединая песня Александра Борисовича. Никак не простая бумажка для подтирки чьей-нибудь задницы. Сегодня Россия наплодила более чем достаточно всяких бумажек и всяких загаженных задниц. А вот настоящего, скажем так, лебединого документа в ней не имеется. Устав Александра Борисовича как вершина всей человеческой мысли. Хотел добавить про уникальную вершину всего накопившегося во вселенной добра. Но поостерегся. Никогда не знаешь, какое добро на вершине. А узнаешь, когда мордочкой грохнешься вниз и придется падать, падать и падать.
  Теперь легче. Мы понимаем, насколько бездарен и малохолен Славянов против Александра Борисовича. За Славянова только телега. Даже братья-славяне находятся дьявольски далеко, и сам Славянов считает их трупики. За Александра Борисовича Устав с большой буквы. Устав опять же с большой буквы поддерживает человек из Смольного. При такой поддержке и при таком оружии Славянов не больше чем трупик. Прощай славянская идеология! Прощай славянский максимализм! Прощай культура братьев-славян! Кто трупик, тот трупик, следовательно, прощай. Александр Борисович сотрет в порошок омерзительный мусор Славянова.
  Или опять неправда?
  - Славяне не сдаются, - вот что русской земле доказала телега.
  - Славяне есть победители, - вот что русская земля докажет обратно.
  Против Александра Борисовича ни одного шанса, но против Сашечки шанс есть и даже не один. Кто такой Сашечка? Откуда подобное дерьмо? Где родился недобитый ублюдок? В Питере небось не родился. В Питере Сашечки не рождаются. В Питере только нормальные ребята. Ах, есть немного ублюдков? Знаю, что есть. В семье не без ублюдка, и в Питере не без него. Но Сашечка не только ублюдок, Сашечка по сути аномалия русской земли. Знает Славянов, чувствует, что аномалия. Ни один Сашечка не прошел еще мимо Славянова и не запорол безнаказанно нашу прекрасную землю.С каждым днем вдохновляется больше и больше товарищ артист. Сашечкин Устав даже с большой буквы не пролезет ни в какие ворота. Сашечкин Устав обломился. Да существует ли этот Устав? Да кто его видел или пощупал Разок? Никто не видел, никто не пощупал. Дерьмовый Устав, точнее, одна надуваловка. Презираю надуваловку, презираю Устав с большой буквы. Хватит держаться за неславянское дерьмо. Если за что и держаться, пусть дерьмо будет наше. Наше дерьмо ничуть не хуже, чем ваше. Въехал какой-то ублюдочный Сашечка, замутил воду, насрал на природу истинного славянина и русского, теперь верещит про Устав.
  Что мне Устав? Славянов, значит, марается в маромойских книжонках. Славянов телегу в негодность привел. Хотелось привести в боеготовность, а получилось в негодность. Хороший парень Славянов, но все-таки он ухайдакал телегу. Хорошая телега у парня, но все-таки она на последнем издыхании. Вот так бы ухайдакалась телега о Сашечкин череп с разбега. Почему бы и нет? Мысль подходящая. Если каждого ублюдка привести телегой в негодность, то вздохнет спокойно Россия.
  Вы еще не устали? Наши ребята пока держатся. По крайней мере, до мордобойства не доходило. Мордобойством можно снести Сашечку. Но Александра Борисовича подобной дрянью не взять. Славянов знает, не взять. Если привести в негодность одного Сашечку, то никаких вопросов. Дайте по этой Морде! Прошу опять, дайте! Славянская рука не может мараться в пресловутом дерьме, но эта морда еще гаже, чем любое дерьмо. Если совсем не мараться, можно подставить славянство. А если разок замараешься не до конца, так ведь вывернется морда. Сашечка будет в дерьме, потому что дерьмо. Другое дело Александр Борисович.
  Сие печалит Славянова:
  - Вляпалась русская культура.
  Сие сокрушает великого славянина и человека:
  - Вляпалась, не отодрать.
  Опять же готов пожертвовать собственным здоровьем Славянов:
  - Но должен быть выход...
  До чего надоел Александр Борисович со своим Сашечкой. Проводит антиславянскую политику по указке москалей. Именно идея подставы под москалей нашла отголосок в сердце Ивана Ивановича. Бедное сердце, поэтическое сердце, обманутое сердце. Как легко мы обманываем поэта! Бедный поэт, несчастный и обездоленный рыцарь русской земли, несчастное существо, окруженное гадами. Поэта ничего не стоит вот так растянуть поперек седла. Это вызнал Славянов. Но не слепец и Александр Борисович со своим Сашечкой.
  Что делать? Я предлагаю не делать вообще ничего. Россия наша, она для всех. То есть для русских, для маромоев и прочей сволочи. Она ей богу для всех. Пускай живет Александр Борисович и наслаждается русской культурой. Пускай бушует Славянов и возрождает свой славянизм. Можно так, можно сяк. Земля наша покладистая. Хватит места для культуры Александра Борисовича, хватит и для телеги Славянова. Неужели никак не разъехаться? Неужели только вот так? Черт подери, это моя Россия! Черт подери, если моя, значит она не твоя! И в который раз подери! Ну, а если никак, то есть никак не разъехаться, можно найти еще вариант. Скажем, какой-нибудь третий или нейтральный вариант, чего не заметил артист, и где не прошел Александр Борисович.
  С пакостной трясиной
  Надоело биться.
  Вот бы к морю синему
  На недельку смыться.
  Полежать на солнышке,
  Накачаться пыли.
  Да в соленых волнышках
  Голову промылить.
  Море очень доброе,
  Море очень классное.
  Прикращаем злобиться,
  Отошла зараза.
  Если ты человек,
  Помни, счастье для всех.
  А почему бы не так? Иногда не мешает позаботиться о своей голове. В грязной голове какой только грязи не водится. С грязной головой ты и сам не совсем чистый. Ну, и мысли там очень низкого уровня. В лучшем варианте, грязные мысли, что-нибудь оскорбительное. Типа, вонючий козел! Оно точно, оно без обманов. Был человек, а сегодня козел. Какого черта козел? Я же человек! Я за Россию душой! Душа моя болезная, но она, как и я за Россию. Вы понимаете, как и я? Или сами болезные, или не понимаете? Или необходимо вас посадить на телегу? Или вам нужен Славянов?
  - Славянов за славянскую землю.
  А может, сойдет Сашечка?
  - Русский товарищ из русской культуры.
  Или оба нужны:
  - Бей маромоев, пока не подохнут!
  Чувствую, оба нужны. Все мои разговорчики про море, про голову или солнышко ушли в пустоту, они просто так. Вы, ребята, серьезные, вы ни в коей степени принимаете пустоту. Дело ваше серьезное. Славянин не сдается, русский не отступает, культура свернула на финишную прямую, телега перевернулась вверх лапками. Да что я вам говорю? Вы и сами готовы на все ради нашей России.
  
  ***
  Наконец, после долгих и весьма изнурительных поисков сформировался в редакторской голове один из ключевых пунктов Устава с большой буквы. Это пункт, касаемый персоны редактора. Как вы догадались, прочие пункты ничто, или просто прелюдия перед ключевым пунктом. Главный редактор уже не прелюдия, но редакция. Один корень, одна цель, одни задачи, один пункт и один ключ. Главный редактор находится не то чтобы возле редакции. Я повторяю, без главного редактора редакция не существует. Нет редактора, нет редакции. А раз нет, значит, необходимо что-то исправить или поставить на место, чтобы чего-то там было.
  Александр Борисович так и сделал. По Уставу Александра Борисовича главный редактор распоряжается всем имуществом подотчетной ему редакции. Только не стоит придираться к слову "подотчетная", если не разбираетесь в тонкостях политической обстановки образца девяносто второго года. Политическая обстановка такова, что вступает в дело отчетность. Или, когда разговор идет об отчитывающем элементе, то точно известно, он выше отчитываемого элемента. Отчитывающий элемент отчитывает, а отчитываемый отчитывается. При чем отчитывается до конца, как внутренним, так и внешним имуществом. То есть бумагой, карандашами, оборудованием, мебелью, компьютерной и другой техникой. А так же продуктом на выходе, помещением, земелькой, на которой стоит помещение, и прочая, прочая, прочая. О чем не знает никто, что есть государственная тайна и стопроцентная прерогатива редактора.
  Вы еще не упали со стула? Тогда держитесь. Главный редактор не только распоряжается, но использует имущество по своему разумению. Как для творческой, так и для коммерческой деятельности. Скажем, для деятельности, связанной с заключением договоров, открытием новых редакторских представительств и филиалов на территории нашего государства и даже в других государствах. Скажем, для представительства в мэрии и неформальных общественных организациях интересов издательства, литературы, культуры и собственного интереса, если это не противоречит Уставу редакции.
  Вы, кажется, не послушались и все-таки упали с кровати. А кровать не совсем чтобы стул. Или совсем? И множество прочего хлама... А что такое "не противоречит"? Информация пошла из сказочки Бабы Яги про Кощея Бессмертного. Совсем не сказочная информация. Главный редактор полностью отвечает за формирование планового хозяйства издательства. Ну и пусть себе отвечает, если ему так приспичило. Лишний ответ не то чтобы лишний вопрос. Другое дело, насколько нужен ответ? Я утопаю в догадках, кажется, вовсе не нужен. Какое еще хозяйство, ежели в каждой клетке Устава главный редактор? Работа с авторами, пожалуйста. Цензура материалов, не возражаю. Издательский приоритет, почему бы и мимо? Все получается по-приятельски, ответственно, здорово, кроме одной заковырочки в бантиках. Главный редактор не отвечает за ошибки директора.
  Да вы успокойтесь, товарищи, что общего между главным редактором и чужими ошибками? На вершине главный редактор, ошибки опять же чужие. Директор избирается, чтобы отвечать за чужие ошибки, но никак не главный редактор. Главный редактор не избирается, он назначается раз и навсегда. Главный редактор есть постоянная величина, его нельзя уничтожить. Зато директора можно. Совершила ошибку уборщица, виноват директор. Прокололась на чем-нибудь секретарша, опять виноват. У бухгалтера недочет, снова директор. И у редактора недочет, все тому же козлу отвечать за ошибки.
  Верное слово "козел". Директор для того избирается, чтобы не перекладывали вину с больной головы на здоровую. В Уставе с большой буквы доказано, больная голова у директора. Если будешь искать виноватых товарищей, работа встанет, культура подохнет. Нечего с Му-му развлекаться! Какого черта искать? В Уставе во всем виноват директор. Выборное лицо на один срок. То бишь выбрали на один срок, не больше чем на год, затем спихнули ошибки и сбросили. В Уставе самая ответственная должность - директор.
  Слышу, кто-то пытается вякнуть парочку слов в защиту директора. Для чего, если директор издательства в Доме-с-колоннами не культурная величина, или величина никакая? Нечего миндальничать с подобной хреновиной. Примазался к культуре, посидел в директорском кресле один срок, отловил кайф, теперь ответственность за свои и чужие ошибки. К сожалению, не такая чистенькая, не такая свеженькая наша культура. К сожалению, культуру делают люди, которым свойственно ошибаться. Если каждый культурный товарищ начнет отвечать за ошибки, с такой культурой мы никуда не придем. А там избрали коллегиально товарища, который более ни на что не способен, как отвечать за свои и чужие ошибки.
  Нет, Александр Борисович не ругает директора. Но культура не мамочкино молочко. Культура обязана развиваться, при чем развиваться сумасшедшими темпами. Александр Борисович любую жопу порвет, но не оставит развивающуюся культуру. Тем более, что обстоятельства сложились в пользу культуры. Есть у нас на начальном этапе вполне подходящий директор. То самое некультурное чмо, которое изображает поэта.
  Вы не ослышались, это некультурное чмо - Иван Иванович Райский, которому на сегодня неплохо сидится в кресле директора, но завтра которого быть не должно по многим и очень многим причинам. Во-первых, это ничтожество. Во-вторых, это неуч семь или восемь классов образования. В-третьих, психопат и духовный кастрат. Мое предприятие! Да как он посмел говорить про "мое предприятие"? культурное предприятие не является собственностью некоей мелкой букашки, но принадлежит всему русскому народу. В России никакой собственнической, только народная культура. Мелкие букашки пытаются присосаться к народной культуре и паразитировать на ней под знаком "мое предприятие". Мелкие букашки просто толпой ползут в мафию. Ан, не получится, дорогие мои. Кто у нас борец с мафией7 Правильно угадали. Опять же для борьбы с мафией долго работал Александр Борисович и выработал Устав с большой буквы.
  
  ***
  Что там еще? Девяносто второй год - и этим все сказано. Время доброе. Жизнь развалилась на тысячу плюсов. Лапушка Громов на вершине блаженства. Другого такого блаженства не будет. То есть его никогда не будет. Ты толкаешь телегу, под ногами лежит Невский проспект, над головой петербургское небо и петербургское солнце. И лучше этого нет, потому что лучше не будет. Лапушка не только толкач на телеге. Лапушка развивается, лапушка поднимается, лапушка вырастает из собственных пеленок и распашонок. Что-то в нем внутреннее, что-то в нем вызрело, что уже не совсем поэзия.
  Хотя потерпите, товарищи, сегодня разговор о культуре. Культура находится в Доме-с-колоннами, и не находится за пределами Дома-с-колоннами. Лапушка Громов вернулся в свою коммуналку. Можно добавить, счастливый, довольный, с ликом Иисуса Христа. Все у него здорово, все у него хорошо, все под контролем. Сажусь за кухонный стол и работаю на соседских детей, на девочку Машу и мальчика Сашу, чтобы знали соседские дети, какой перед ними культурный товарищ:
  - В наше сложное и совершенно непредсказуемое время кажется поразительным сходство между событиями, описанными русской классической литературой, и современной действительностью. "Темное царство" Островского невозможно назвать закостневшим, отжившим и умершим навсегда. Оно изменяется, властвует, извращается до настоящей поры над умами, над чувствами русских товарищей, над простыми неизвращенными душами.
  И дети знают. Эти Маша и Саша немногим младше лапушки Громова. Но все-таки они дети. Их замучила школа, их запытала литература. Они не относятся к культурным товарищам, чтобы высказывать умные вещи в стиле лапушки Громова. Они с трудом горбатятся над школьной программой, где их заставляют высказываться по культуре. Что-то не так. Достала культура. Одно спасение, есть в коммуналке сосед. Он, кажется, совсем мальчик. Но лицо его доброе, душа его светлая. Он никогда не ругнется на Машу и никогда не отделает Сашу. И с другими соседями он ведет себя правильно. Не ругнется за половую тряпку, жирное пятно на стене, грязный унитаз, и соринку под умывальником. Хороший парень этот сосед, просто хороший. Как говорится, в доску он свой. Сразу видно, культурный он в доску, за Сашу и Машу, чего не захочешь, напишет:
  - Если отбросить нагромождение социальных пластов, социальных надстроек и базисов, навешанных критиками на "Темное царство" Островского за долгие годы беспримерного его существования, перед нами окажется драма весьма современной семьи, вполне банальная драма. Сколько нынче Диких И кабаних упражняются на собственных детях, пухнут от собственного ничтожного "я", считают свое государство наилучшей платформой для самодурства, а само самодурство если не благодеянием, то по меньшей мере порядком и нормой жизни. Сколько затюканной молодежи, не научившейся жить по закону скотов, истекает кровавыми ранами от жестокости этих скотов и не может отбиться даже за деньги.
  Я не говорю, что Саше и Маше грозила пятерка за сочинение лапушки Громова. Пятерка им не грозила. Да собственно, что такое пятерка? Ты соприкасаешься с новой идеей, ты попадаешь в атмосферу нового чувства, ты живешь, а не существуешь, как остальные товарищи. Все остальные товарищи, они не ты. Все остальные товарищи предсказуемые и глупенькие товарищи. Они по тысяча могут предсказываться в двух или трех строках. А сочинение лапушки непредсказуемое. И учитель распустит глаза, и школа как-то отреагирует иначе, и родительский комитет... Что опять? Не пора ли к директору на ковер? Что у вас за бесхозная философия? Хотя к директору не получится. Сегодня другое время, сегодня другие порядки, сегодня более смирный директор. Но не все ли равно, если Саша и Маша за лапушку Громова:
  - Милая, нежная, добрая Катерина вполне похожа на современную девушку из мягкой интеллигентной семьи, где родители души не чаяли в собственном детище. Вырванная из интеллектуального гнезда, Катарина оказалась неприспособленной для другого гнезда и беззащитной перед реальным миром. Больше того, не сумела расстаться с иллюзиями счастливого детства, отчего и погибла. Первая настоящая любовь вместо чистоты, вместо счастья и прочего принесла ту же грязь, что вселенная Диких и кабаних. Старшие товарищи непременно могли бы спасти Катерину от фатальных ошибок, однако отвергли ее и отбросили в сторону. Старшине товарищи ничего не делают просто так. Старшие товарищи выбрали курс на бесприкословное подчинение, не замечая живой души, не щадя самой личности жертвы.
  Чувствуете, для школы удар или шок. Даже в девяносто втором году на подобную крамолу накинется школа. Это дети не накинутся. Они, пожалуй, и не поймут, какого черта накинулась школа. Вроде из-за ерунды, вроде по пустякам. Несколько словечек, несколько мыслишек, если подумать, несколько чернильных блямб на бумаге. Просто чернила, просто грязь и вода. Нечего накидываться. Ваши "золотые сочинения" просто мазня перед лапушкой Громовым. Ваши "разрешенные версии" просто мусор, который всем надоел. Выйдет пятерочник, открыл рот. Учитель в коме, класс вытошнило прямо под парты. Выйдут Маша и Саша со своим соседом по кухне. Чего-то пробасил Саша, чего-то взвизгнула Маша. Учитель не спит, класс не рыгает, и вообще интересно.
  - К сожалению, тактика "незамечания" распространена повсеместно в нашем отечестве. Родители обязаны повелевать. Дети, пускай даже взрослые дети, обязаны подчиняться. Старые, отжившие, закоснелые традиции властвуют над развивающейся, новой, прекрасной мечтой, принижают мечту, не дают оробелым росткам распуститься цветами. В конечном итоге "незамечание" вырастает в конфликт, который нередко кончается драмой...
  На этом мы остановимся. Прекрасное время для лапушки Громова, благодатное время для лапушки. Как не подумаешь, время больших перемен и время надежды. Все хорошее развивается, все вселенское поднимается, всякая правда с тобой и существует по правде лапушка Громов. Культура его отвернула в сторону. То есть отвернула с пути очень правильных, очень расчетливых, очень культурных товарищей.
  И вообще, заносит лапушку Громова.
  
  
  ГЛАВА ДЕВЯТАЯ
  
  А теперь насчет унижения после столь потрясающего восхождения по потрясающим вершинам к звездам. Я не говорю, человек унижается, как человек. Он не обязательно унижается, но на определенный момент прекращает свой взлет, чтобы топтаться на гладкой поверхности. Можно опять же проскальзывать. Проскальзывать оно куда интереснее, пускай не совсем для здоровья полезно. Вроде ничего не делал, а потянуло. То в одну сторону, то в другую сторону, то вообще неизвестно куда. Еще как потянуло. Без всяких усилий в голове каша и гвозди.
  Обыкновенный человек не унижается, но свыкается с унижением. Куда-то попал, откуда-то вернули. Это жизнь, то есть жизнь обыкновенного человека, то есть самого обыкновенного из самых обыкновенных человеков, то есть самая обыкновенная жизнь. Здесь не поспоришь. При сложившихся обстоятельствах скользкая поверхность, что дом родной. Скольжу по жизни, живу в скольжении. Так и доскользился до ступеньки обратно.
  Вот именно, ступенька обратно. Я нашел подходящий ответ на всякие унизительные манцы. Ступенька никого не унижает, хотя она вниз. Ступенька почти возврат в прошлое. Ну, подумайте, вполне нормальный возврат. Ничего унизительного в поступках, взглядах, идеях. Человек как всегда. Гордый, заносчивый, ну и так далее. Человек куда-то зашел, посмотрел, не понравилось. Неприятное чувство, что тебя неправильно проинформировали на входе, раз оно не понравилось. Всегда можно сослаться на неправильную информацию, чтобы оформить возврат. Если человек возвращается после получения правильной информации, он самый нормальный товарищ.
  Я не опираюсь на примеры прошлого и настоящего. Жизнь лапушки Громова опять же пример, который не убедит никого кроме лапушки Громова. Хочется, чтобы недаром прошла эта жизнь, чтобы она убеждала и возвышала, ибо возвышенное нечто всегда выше, чем низменное и униженное что-то. Хватит нам унижаться. Бог велел, чтобы мы унижались в надежде возвыситься, а мы возвышаемся, чтобы в конечном итоге унизиться. Не говорю, оно плохо. Ничего вам не говорю. Возврат в униженное состояние зависит от времени. Молодость это всегда возвышенное состояние. Молодость возвышается без перерывов, без отдыха, только вперед и вперед. Для возвышения человеку дана молодость, даже если такой человек из самых из ненормальных товарищей.
  А что такое нормальные товарищи? На сколько процентов семья Громовых относится к нормальным товарищам? Или Иван Иванович? Или артист Славянов и Сашечка? Опять же все остальные русские товарищи, разве они нормальные товарищи? Мне бы хотелось ответить хотя бы на последний вопрос, исходя из привычных примеров и штампов. Ничего не может быть ненормальнее Сашечки. Или опять-таки может? Среди русских товарищей, среди бойцов за культуру, среди возродителей и просветителей русской земли. Думаю, что может. Каждый урод или монстр нормальнее любого из русских товарищей.
  Ладно, мы отдохнули. После дороги вперед дорога назад. Сашечка, артист Славянов, Иван Иванович находится в таком возрасте, когда дорога назад. Тебе этого не понять. Ты все еще рвешься вперед и вперед, ты все еще маленький, настырный осколок вселенной. Ты не упирался в скользкую стену и не кувыркался на скользкой поверхности. Ах, молодые мысли и чувства. Почему-то не хочется думать о скользкой поверхности. Вокруг такие прекрасные ребята, такие светлые головы, такая энергия изнутри. Самое время выстрелить вверх, а с каждым разом получается ниже и ниже, а на каждом витке получается гаже и гаже, точно иссякла энергия.
  - Потомок русских дворян, - представляется Иван Иванович.
  - Отрасль русского купечества, - не уступает артист Славянов.
  - Человек голубой крови и известной фамилии, - тут же высунул нос Сашечка.
  Самое время устроить консилиум и передраться, кому принадлежит основополагающее место на возраждающейся русской земле. Может основополагающее место принадлежит потомку русских дворян по праву первородства. Но и известная фамилия с голубой кровью ничуть не хуже, чем право первородства. Опять же лучших представителей купечества принимали во дворяне. А лучшие представители в свою очередь денно и нощно пахали на русскую землю.
  Тогда предлагаю обмен артефактами. Видите крестик на волосатой груди Ивана Ивановича? Он настоящий, не какая-нибудь дешевая подднлка, ему почти восемьсот лет, может и вся тысяча. Этот крестик переходил от одного дворянина из рода Райских к другому дворянину из того же рода. Да и сама фамилия Райские о чем-нибудь говорит. По преданию, родоначальник Райских спустился из рая на русскую землю. Нет, не какой-нибудь ангел, всего лишь честный служака, которого послали в поддержку русской земле. Родоначальник оправдал высокое доверие и основал род, который по сегодняшний день спасает и поддерживает русскую землю.
  Э, постойте, товарищ Иванович, а чем вам не нравятся другие фамилии? Например, фамилия Славянов или фамилия Боровик. Славяне жили в борах еще задолго до товарища Райского. По сути славяне освоили и возродили на пустом месте русскую землю. Ах, еще не было никакой русской земли, когда шумели боры, и жили в борах все те же славяне. Поэтому успокойтесь товарищ Райский. Ваша легенда про основателя рода Райских очень полезная, очень красивая легенда. Но ответьте, пожалуйста, на простой вопрос, где были Райские, пока не спустился честный служака с небес на русскую землю?
  - Ну, где-нибудь они были, - мычит и телится Иван Иванович.
  Вот наиболее уязвимое место во всей поэтической композиции. Древность рода превратилась в ловушку, из которой не выбраться обычными средствами. Разве что более древний род захирел по причине неправильного пути, который ему навязали.
  Милый папочка - генерал,
  Милый дедушка - сверхученый.
  А ребенок - большой нахал,
  И большой дуралей перченый.
  У сестрицы талант к шитью,
  У брательника волчья хватка.
  У ребенка талант к нытью
  И бездельника все задатки.
  Хоть устрой на горе содом
  И навешай соплей знакомым,
  Но семейный блатной альбом
  Будет только блатным альбомом.
  Так что извините, братья славяне из бора. Основатель рода Славяновых не то же самое, что продолжатель рода Славяновых. Ну и Боровикам следует сидеть тихо и скромно молиться. Голубая кровь рода Боровиков здорово покраснела и пожелтела за предыдущие годы. Что-то такое мы видели в прессе, что Боровик - красный гриб. Следовательно, Боровики участвовали в революции быдла, а Райские не участвовали в революции.
  Отсюда напрашиваются выводы.
  
  ***
  Александр Борисович на скользкой поверхности. Не стоило задевать национальную гордость товарища Райского. Как самый яркий представитель династии Райских, Иван Иванович элементарно обиделся. Голубая кровь в жилах Ивана Ивановича взывает к отмщению. Голубая кровь не приемлет никакого соседства с поддельной или псевдоголубой кровью Александра Борисовича. Не стоило упирать на голубизну крови товарищу Сашечке. Артист Славянов поступил гораздо мудрее, остановившись на крови купечества. Купцы никогда не хвастались голубой кровью, даже во дворянстве. Но Пушкины, Толстые и Достоевские очень любили купцов и понимали их роль для русской культуры.
  Скользит Сашечка, падает Сашечка. Боровики сегодня не в фаворе, их династия не стыкуется с новой политикой быдла. Быдло решило очиститься, то есть смыть кровь после коммунистической вакханалии. Ну и заодно, быдло не слушает оправданий, если ты не подстроился под интересы и вкусы быдляцкой политики. Райские весьма удачно подстроились. Иван Иванович большую часть жизни провел среди быдла. Опять же, организовывая культурное издательство, Иван Иванович привел туда быдло. Очень правильный ход. Но только не для русской культуры, которая и так пострадала от быдла.
  Скользит и сопротивляется Сашечка:
  - Поэзия это нечто большее, чем пьяные вопли толпы.
  Надувает щеки и выпячивает обиженно губки Иван Иванович:
  - Я всегда занимался поэзией высочайшего уровня, вдохновленный самим Пушкиным.
  Очень сильно сопротивляется Сашечка:
  - В поэзии самый последний урод вдохновляется Пушкиным.
  А за такое дело надо наказывать, ибо совсем иначе вошел в поэзию и вдохновлялся Иван Иванович.
  Комментарии от Марины Михайловны Будкиной:
  - Сам Александр Сергеевич часто бывал среди Райских и так же часто пророчествовал. Мол, в роду Райских когда-нибудь родится великий поэт, который превзойдет самого Пушкина. До сего времени в роду Райских было много прекрасных товарищей, но поэт не родился, то есть поэта не было. Райские даже отчаялись, что пошутил Пушкин. И вот родился поэт. Говорил чистую правду, никак не шутил Пушкин.
  Следующая реплика за Иваном Ивановичем:
  - Или я не поэт? Россия признала во мне поэта.
  Губки выпятились до предела. Сейчас потекут слезки. На кровоточащую рану наступил Александр Борисович в подлой битве за первенство своей подлой и опозорившейся фамилии. Подлый Александр Борисович, склочный Александр Борисович, деградирующий Александр Борисович. Не может быть, что ошибся Иван Иванович, помогая русской культуре. Пригрел змею на груди. С поэтом всегда так. Голова его забита поэтическими образами, глаза его поэтические и незрячие. Эх-ма, юх-ма! Жаль, что оно так. Поэт в цветах или змеях не разбирается одинаково. Его цветы не реальные цветы, но только образы. И змеи его поэтические. А необходимо, чтобы была реальность. Ибо реальность может спасти от подобной напасти, как этот чертов Александр Борисович.
  Поздно, дорогие товарищи, Александр Борисович просто халдей! А кто докажет, что это халдей? Привел, полюбил, разрекламировал, назвал человеком. А это халдей. Разрешаю более резкое слово, но не помогает. Даже если отродие дьявола не помогает, то зачем тебе слово? Над словом лишние муки, над словом лишние слезы, и никакого лекарства от человеческой злобы и ужаса нечеловеческой недоброты. Хотя недоброта почти что есть злоба, однако не помогает. Поэтические образы Ивана Ивановича ниже непоэтических образов Александра Борисовича. И снова перешли на фамилию.
  Мол, товарищи Боровики всегда стояли за справедливость. На определенном этапе дворянство переродилось в гонителей русской земли. Всякие там Райские и Славяновы поддержали врагов и ненавистников дорогого отечества. Зато товарищи Боровики поддержали русскую землю. Они никуда не бежали с русской земли, они терпеливо вели свою собственную борьбу. Они разоблачили и уничтожили столько врагов и вредителей, что в конечном итоге спасли и подготовили к новой жизни русскую землю.
  Зубы скрипят:
  - Убить мало.
  А кого убить? А за что? Сам дурак, сам привел, сам пустил, рви теперь волосы. Да не на голове. На голове слишком густые волосы. Рви, где они редкие, чтобы больше они не выросли. Вот так, вот с такой энергией рви. Все это бездоказательно, но заметит господь твои муки и, пожалуй, заступится за тебя, как за обманутого праведника, и покарает мерзкую шайку халдеев.
  Иван Иванович пока в панике:
  - Задача моя трудная и невыносимая.
  Иван Иванович только плачется:
  - Жизнь в страданиях есть мой удел, то есть удел истинного поэта, которого пытаются опорочить как непоэта.
  Иван Иванович за бутылкой:
  - Как я этого не хотел.
  И бутылка всегда под рукой:
  - Как я с этим боролся.
  Сострадательные функции Ивана Ивановича направлены далеко в мир поэзии. Наливаем, опорожняем, опять наливаем. За нашу прекрасную землю! За русский народ! За культуру земли русской! Не только президент за эту культуру, так же Иван Иванович за нее. Хороший парень Иванович. Хороший да невезучий. Страдание перерастающее в сострадание за любой осколочек русской земли - это не лучшее качество для поэта. Только начнешь сострадать, как совершенно погиб. Множество гадиков вылезло и воспользовалось твоим состраданием. Они чувствуют, где сострадание, грех не сделать на сострадании имя, любовь, деньги.
  Ничего не может Иванович, не получается переломить сострадательный русский характер. Подобрал Сашечку на какой-то помойке. Все отказались. Мерзкий Сашечка, занудный Сашечка, просто гавнюк и использованный презерватив. Одно слово "помойка". А Иванович подобрал. Из таких помоешных личностей возрождается родная земля. Опять же товарищ с помойки глубоко соприкасается с состраданием русской земли. И не перечьте, пожалуйста, в свое время прошел через помойку Иванович. Прошел и не замарал славную фамилию Райских, потому что от славной фамилии отскакивает любая помойка. И не просто отскакивает. На помойке своя поэзия, потому что родная земля слишком близко подходит к помойке. Ну и поэты никак не рождаются в пышных хоромах. Клопы и тараканы рождаются в пышных хоромах. А поэты приходят с помойки.
  Тяжело Ивановичу. Лекарство на многие стаканы и литры. Зачем так себя насиловать? Повторяю, зачем? Если поэзия поддерживается лекарством, очень трудно выиграть у самого вшивого Сашечки. Ибо Сашечка не принимает лекарство. Его лекарство есть Александр Борисович. Если один товарищ устал, то другой в деле. Как не различаются между собой товарищи, но Александр Борисович всегда поддерживает Сашечку, а Сашечка все равно, что тень Александра Борисовича. И еще фамилия общая. Вот если бы не фамилия, тогда разрешается притормозить на лекарстве. А так ни покоя, ни отдыха, только временная передышка, только масенькая-масенькая возможность сохранить человеческое достоинство после приема лекарства.
  Вот мы и приехали. Ничего не сделал крамольный Александр Борисович. Кажется, совсем ничего. Не украл, не разбил, не нагрубил и не опорочил светлую память нашей культуры. Лучше бы опорочил. Ан, нет. Товарища оценили правильно, сама интеллектуальность и доброта. Кто ненавидит товарища, тот с тараканами в голове, тот неправильно ненавидит. Разве мало предметов для ненависти в нашем отечестве? Например, коммунизм это очень хороший предмет. Во-вторых, наше правительство. В-третьих, буржуйская сволочь. В-четвертых, глава государства. Никто не осудит за ненависть к четырем упомянутым предметам, вполне человеческая ненависть, даже человеколюбивая. Ты не то чтобы изошел на злобу, но получил удовольствие от своей ненависти, а завтра работа от чистой и удовлетворенной души, за которую деньги не платят.
  И нечего гавкать. Работа от чистой и удовлетворенной души обязана отличаться чистотой и порядочностью. Вот почему организация Ивана Ивановича деньги не платит. Из дома наносили, сколько не жалко, то есть кто рублик, кто два, кто пяток, вот и все деньги. Никаких других денег. Для Ивана Ивановича ноль, для Марины Михайловны пшик, для артиста Славянова кукиш, не добавляю про лапушку Громова. Так положено, так по культурным традициям русской земли. А вы опять про свои денежки, пардон, деньги. Нет этих денежек, нет, и не будет. Что прислала Московия, что собрала халдейская макулатура по крохам и каплям, все на лекарство.
  Другое дело Александр Борисович. Почему ему можно? Нет, ответьте, почему ему можно так приходить и так уходить? Я имею в виду, с такой славой. Его провожают особенные взгляды. При нем стихают неособенные речи. Возле него все неособенное превращается в особенное. Какая несправедливость! Какая дрянь! Ничуть не больше права у Александра Борисовича, чем у любого другого из нас, борцов за культуру земли русской. Неужели не ясно, в Доме-с-колоннами на первом месте поэт? То есть поэт и только поэт. Поэзия выше культуры, поэзия как основное слагаемое и вершина культуры. Поэзия отличает человека от обезьяны, а обезьяна всего-навсего обезьяна, если она против поэзии. Но все не так с Александром Борисовичем.
  Маленький мальчик чувствует, что не так. Этот мальчик лапушка Громов. Маленькая девочка чувствует, что подсунули бяку. Эта девочка Марина Михайловна. Все понимают, все чувствуют в Доме-с-колоннами. А Иван Иванович? Неужели не чувствует? Неужели он превратился в нечувствительное чудовище и зомби? Нет, постойте, он чувствует. Не чудовище и не зомби. Он настоящая эманация русской культуры, он точно поэт, он чувствительнее прочих и всяких товарищей, он этого так не оставит, если он чувствует. Но ответьте, прошу вас, единственный раз, только ответьте, что может сделать Иванович.
  
  ***
  Впрочем, не каждый раз тумаки, бывают и пряники. Ребята немного устали со своей телегой, москальщиной и человеком в Смольном. Ребята еще крепкие и на что-то способные. Сегодня телега, завтра телега, послезавтра телега. Сегодня москаль, завтра москаль, послезавтра москаль. Сегодня Смольный, завтра Смольный, ну и послезавтра та же история. Нет, давайте отмажемся от послезавтра. Хотя бы от этого дня. Все-таки осень за окошком. Осень по большей части дождливая, по меньшей солнечная. Вроде последняя оторопь лета. Зато моргнуть не успеешь, за осенью налетела зима. Вот тебе и закончилась оторопь, вот тебе только дуля от лета.
  А мы говорили про пряники. Чтобы хорошие парни жирели и здоровели. Чтобы милые девчата миловались и красовались. Чтобы культурная Россия культурничала, но ни в коей мере халтурничала. Это мы говорили. На одной культуре выше головы не прыгнешь. Но если культуру чем-то приправить. Вы понимаете, чем? Тебе пряник, ему пряник, ей и прочей компании. Каждый товарищ хапнул по прянику. Расщедрились москали. Это сделано так, чтобы каждый товарищ получил нечто веселое в белые рученьки. А еще чтобы прилюдно, чтобы с поклоном и чтобы другие товарищи видели, как этот пряник до глотки дошел. Не до чужой, но до твоей глотки.
  Расщедрились москали. Кому еще не расщедриться, как не им? Может Петербург и культурная Россия, но Москва есть пряничная столица. В Петербурге сколько не подстраиваешься под культурой, ты нищий и на своих сухарях. Пряники стекаются в Москву. Кстати, из Петербурга опять же стекаются. Москва как высочайший распределитель пряничной материи. Сначала отбираю, затем сортирую, затем возвращаю и распределяю. Но не надейтесь, товарищи петербуржцы, что обратно такая же точно материя. В Москве свои правила. Если "обратно" будет равняться "туда", так какого черта распределитель? А так правила. Пришел пряник, ушел пряник. То есть я не совсем прав. Уходит только десятый пряник, девять десятых остаются в Москве, в самом сердце пряничной России.
  И вот повезло. Десятый пряник ушел в Санкт-Петербург, в Дом-с-колоннами, в лапы поэтов, культурных и литераторов. Ах, простите, он еще не совсем ушел в лапы. Пряник немного засахарился Москвой. Им поманили, но и хорошего помаленьку. Ежели поманили, почему обязательно в рот. Вижу петербургскую наглость, различаю ее. Ничего не хочется делать, только ротик пошире открыть на тот самый пряник. Нет, не выходит. Придется тебе еще задик поднять до открытия ротика. И еще на поклоны. Повторяю, в Москве свои правила. Если ты неподъемный, если не заришься на поклоны, если гордость заела... Что же, найдутся другие товарищи.
  Впрочем, у нас никакой гордости. Артист Славянов в Москву. Славянский дух возмущается, но человеческая воля превозмогает славянский дух. Ни гроша москалям! Умеешь вырвать кое-какие крохи, значит дело стоящее, значит тебя ожидают в Москве. Жирное брюхо у москалей, рекомендуется беспряничная диета. Ну, и вы, товарищи петербуржцы, не хотите ли посидеть на диете. Вот когда разжиреем, товарищи москали, до вашего уровня, тогда посидим на диете. А пока никакой диеты. Этот пряник, читайте, грош - он для каждого, он не просто так, он полит нашей кровью и болью, он родился на наших костях. Я повторяю, он величайшая победа, каким бы он ни был. Значит, он наш. Значит, правильно выехал на добычу Славянов.
  - Еще прихвати Устав, - последнее поручение Сашечки.
  - Оно можно, - и тут не против Славянов.
  - Прихвати и подпиши, - не забыл вставить доброе слово поэт.
  Но глаза у поэта совершенно славянские. Славянов знает такие глаза. Словами можешь ты наклоняться и упиваться, однако славяне не слушают, их индикатор глаза. Если глаза совершенно славянские, то слова совершенно бессмысленные, и это знает Славянов. Разумный мужик, настоящий артист, стопроцентный боец. Никому не навязываю славянство. Да и вы не навязывайте свое барахло. Я за славян, их обычаи, могилы и возрождение. А вы как пить или есть барахло. Но сегодня забыли про барохло, отправляется в гости Славянов.
  Александр Борисович очень покладистый при отъезде:
  - Устав в первую очередь.
  Даже Сашечка без подленькой улыбочки:
  - За ьебя вся Россия.
  Но Славянова не интересует Александр Борисович и тем более не интересует Сашечка. Сегодня он лучший, сегодня он первый, сегодня связующее звено между славянским миром Санкт-Петербурга и бескультурной Москвой. Это от него зависит связать или развязать самые сложные узлы современной культуры. Ни от кого другого, даже от Ивановича не зависит. Все теперь не так просто, как было в начале. Все из маленьких косточек или крапинок. Первая косточка, как возьмется за дело Славянов. Вторая крапинка, как покажет себя перед этой Москвой. Третья, как ответит Москва на Славянова.
  Вы не думайте, что Славянов впервые в Москве. Как человек и артист, Славянов знает Москву не хуже Санкт-Петербурга. Но как представитель культуры, тем более культуры славянской, оно точно впервые. Здесь обязан не сковырнуться Славянов. Все-таки за ним Петербург. Мы уже говорили, Москва на переднем плане. Но Москва гораздо ниже и меньше, чем выдающаяся культура Славянова. Если бы Москва разговаривала на равных, тогда еще можно вытерпеть столичные шутки. Но она не на равных. А со скобарями и маромоями чертовски трудно Славянову. Как вы это представляете, тебя облагодетельствовал скобарь? Или хуже того, маромой? Или не представляете? Вот именно, вам не надо представительствовать в Москве. Не вас туда отправили голяком. На эту бойню поехал Славянов.
  Что еще? Среди всего происходящего непонятна позиция лапушки Громова. Похоже, что лапушка затихорился и выжидает. Но чего выжидает? Пряник для него готов. Москва щедрая, Москва никого не забыла и всякого оценила. Значит пряник готов, можешь не выжидать, товарищ лапушка. Тебе разрешается сделать нечто приятное для Москвы. Запомни, вместо всяких глупостей нечто приятное. Например, письмецо. Благодарю вашу милость! Подобная штучка не очень подходит для старших товарищей. А для лапушки почему бы и нет? Молодой еще, непосредственный, благодарит. В Москве порадовались, и в Петербурге без обиды. Все-таки писал лапушка.
  Но опять не про нас. Приятные мысли о самом прекрасном они есть, насчет письмеца не надейтесь. Артисту Славянову отдуваться на словах и на пальцах. Его послали, его миссия, ему повезло или может не повезло, но вы не надейтесь. Лапушка теперь старший над книгами и телегой. У него куча дел без ваших москальских глупостей, он не способен следить за Москвой потому что это Москва, и не способен Москвой восхищаться по той же причине. Наглеет, черт подери, лапушка.
  В двадцать лет с хвостиком вроде бы рановато. Но хвостик подрос, и уже не двадцать, а двадцать один год. Это окружающим товарищам кажется двадцать лет, на самом деле не так. Больше года, как сбросили коммунизм, и все выростал этот хвостик. Вы представляете, больше года без коммунизма? Или не представляете? Или все еще под впечатлением коммунистических радостей? Кто придумал про коммунизм? Кто нам его описал правдиво и точно? Кто нас в него затащил? И какая роль во всем этом предстояла Москве? Лапушка что-то не самый осведомленный товарищ среди москалей, но среди петербуржцев он все-таки свой, и готов отказаться от пряника.
  
  ***
  Понимаю, лучше бы уехал в Москву Александр Борисович. Было бы правильное решение. Александр Борисович как раз для Москвы. Ничего не испортит, никогда не сорвется. Больше того, он сам предлагал. Мне ничего не жалко! За родную культуру жизнь положу! На вас согласен без денег работать! Вот если бы взаправду без денег... Но в последний момент влез двойник Александра Борисовича, тот самый, вспомнили кто. Влез и попросил деньги. Да что попросил? Нагло потребовал. Москва не деревня, Москва большой город, в Москве в рваных джинсах не выскочишь даже в питейный ларек, а в Министерство Культуры и в смокинге не особенно выскочишь. Вот что значит Москва! Мы должны показать, что мы выше и лучше. Хоть убейся, но мы должны показать! И никакого значения, какие на это расходы. Московский пряник сухой, его хватает едва на зубок, а денег надо вчетверо больше, чем в Петербурге.
  - Откуда деньги? - Иван Иванович сразу заплакал и заболел.
  - Вот последнее, - Марина Михайловна вытащила из копилки двадцать и восемь рублей с незначительными копейками.
  - Ну, просто смешно, - фыркнул Сашечка из-за спины Александра Борисовича.
  - Культура в трауре, - проигнорировал Сашечку Александр Борисович, но без эффекта.
  Никто не услышал Александра Борисовича. Первый случай в нашей практике. Даже двадцать и восемь рублей отправились обратно на свою полку. Только копейки никуда не отправились. Бери, не жалко, вот твоя цена, вот твои услуги, Москва и смокинг. Следовало что-то сделать, не знаю что. Дом-с-колоннами, человек из мэрии, культура русской земли, взлет над вселенной - оно из прошлого, и это не следовало. Ожидаются потрясающие поступки от Александра Борисовича. Несколько мгновений, не больше секунды. Только настоящее, черт подери! Повторяю, пора нагрешную землю, пора чего-нибудь сделать. Вот именно, те самые потрясающие поступки, соответствующие гению Александра Борисовича. Скажем, из кармана деньги на стол! То есть свои деньги. Я поеду! я оплачу! Мне ничего не надо! Москва за мой счет! Да и что такое мой счет? Деньги приходят, деньги уходят. Но русская культура в сегодняшнем состоянии не приходит и не уходит. Она дороже, чем деньги.
  Да накой ты стоишь?
  - До свидания, Александр Борисович.
  Вот уже все отвернулись:
  - Привет семье.
  Стоишь как истукан, как последний дурак:
  - И вам того же желаю.
  Ну, точно дурак из последних:
  - Продолжайте трудиться для нашего общего блага.
  Теперь поздно, сам виноват. Славянская жилка вышла на первое место, и торжествуют братья славяне. Не стоило, между прочим, сбрасывать славян со счетов, очень не стоило. Они ребята обидчивые, а еще больше прилипчивые. Славянизм жив. Славянизм не совсем коммунизм. Вот коммунизм после августа девяносто первого года вроде не существует, тем более в октябре девяносто второго года. Зато славянизм перед вами. Да здраствует славянизм! Он точно такой расцветающий и такой здравствующий. Деньги ему не нужны, он даже не против оставить телегу на общее благо. Кати себе да кати, дорогая телега, я босый, я голый, я по русской земле отправляюсь в Москву. Пускай полюбуется родная земля, до чего довели славянизм. Очень надеюсь, она полюбуется. Для нее это и пряники, и сахарники, и конфетка. Я все равно отправляюсь по нуждам русской земли. Не удержите, и не пытайтесь удерживать славянина с вашей то хилой душонкой.
  Александр Борисович еще не исчез:
  - Не забудь про Устав.
  Какого черта он не исчез из Дома-с-колоннами? С ним попрощались, ему "до свидания", Устав его не больше бумажки. Отвали в свою мэрию, отвали к своему Смольному, может, там просмолишься и перестанешь надоедать настоящим пацанам и девчонкам. Особенно перестанет надоедать Сашечка. Ты его в лапках не держишь, а должен. Все-таки он
  это ты, а ты это он. Кому держать подобное чудо? Повторяю, кому? если тебе не держать, так другие товарищи отказываются. У тебя с гадким Сашечкой одно дело, у нас совершенно другое, мы не имеем здоровья для Сашечки и времени опять-таки не имеем. Ты сначала с ним разберись, затем приходи. Мы готовы принять Александра Борисовича, но одного и без Сашечки.
  Зазвонил телефон.
  - Что такое? - первый у телефона Александр Борисович, другие товарищи замешкались.
  - Зачем вам директор? - все он же, пока чешут репу другие товарищи.
  - Говорите со мной, - и долгий гудок.
  Даже там на конце провода никто ничего не сказал. Что-то не получается у Александра Борисовича. Черный день, мир повернулся, людишки не то чтобы обнаглели, но оборзели, концы с концами не сводятся. Здесь и ангел завоет, а серый волчище будет кудахтать. Если бы серый день, если бы серый цвет, если бы все серое... Но сегодня нет серых оттенков, только чернуха для Александра Борисовича. Почему? Какого черта вы предаете русскую землю? Я к вам обращаюсь, какого черта? Я страдаю за вас. Любите русскую землю, уважайте русскую землю, наслаждайтесь русской землей. А что вы делаете, опять чсерт? Да ничего вы не делаете, кроме как мерзость и грязь под ногами.
  Еще раз:
  - Всего хорошего, Александр Борисович.
  Перед дорогой высказался артист Славянов. Вот же гадина, вот же занесся и чванится со своей бороденкой козлиной и обезумевшей каплей мозгов. Сегодня черный день для России. Сегодня победили жиды. Совершенно точно знает Александр Борисович, откуда взялся Славянов и кто он на самом деле. Жид жида видит издалека. Недаром в Москву уезжает Славянов. Там свои ребята, там примут, там не обидят, там не прибьют. И кто его знает, может, есть план у Славянова. Ну, точно есть план из Москвы. Заранее предложили, заранее подсуетились враги настоящей русской культуры. Приезжайте с Уставом сюда. Мы на Устав насобачим свой план, и подохла Россия.
  - Пожалуйста, не путайтесь под ногами, так называемый товарищ главный редактор.
  Да как ты посмел? Да как оно можно, мальчишка? Нет Александра Борисовича, его нет. Опять Сашечка, он еще среди нас. Александр Борисович испарился, но Сашечка среди нас. Схватил копейки со стола и за дверь - догонять Александра Борисовича.
  
  ***
  Жалко мне этого парня. Знаете, всех очень жалко. Маленьких, стареньких, глупых, убогих. Хотя маленьких жальче других, а стареньких как-то не очень, но все равно жалко. Мы люди, мы человеки, мы вместе живем на земле, даже на русской земле. Так какого черта мы не живем? Спрашиваю вас, какого черта мы так испохабили землю? Во-первых, собственной злобой. Во-вторых, желанием бить и ломать. В-третьих, тебе плохо, а мне хорошо. Какого черта мне хорошо, если тебе плохо?
  Не из такой команды лапушка Громов. Звание "лапушка" обязывает. Только великая душа, только вселенская любовь, только трепетное и нежное отношение, только правда на месте растущей и убивающей лжи. Но что опять-таки правда? не знаю, не интересовался, не замечал. Правда есть правда. Она в то же время добро. Злой товарищ не может дружить, и опираться на правду не может вот столечко и настолько. Добрый товарищ он может. Его добро по сути его жалость и нежность прекрасного, это его правда.
  Но никаких выводов. Послушаем дальше.
  - Вляпался до конца, - говорит Александр Борисович голосом Сашечки, - Хотел для людей, и вляпался. Не те собрались ребята, не та команда, чтобы с ними на что-то рассчитывать или чего-то построить. Культуры нет, совести нет, ветер в голове, дальше никак не заглядываем, там пустота, глядеть страшно. Интеллекта нет, терпения нет, работы никакой не делается на десять копеек. Как я ошибся с командой.
  Еще дальше не могу разобраться, от какого "я" в данном товарище больше, от его первого интеллектуального "я", или от второго, который Сашечка. Иногда кажется, что от первого:
  - Нас полюбила Россия, мы полюбили Россию.
  Но чаще кажется, что от второго:
  - Много ублюдков вокруг. Веришь, надеешься, сил не жалеешь, но набежали засранцы, ублюдки и погань.
  Второе кажется чаще, чем первое. Особенно после отъезда Славянова. Ну, отъехал Славянов, нет его и забыли. Зачем еще трогать Славянова? Может он дутый, может он слабый товарищ, может совсем ничего не умеет, но он отъехал за свои денежки, но дадим ему шанс. Просто шанс, просто дадим. Лучшего варианта у нас не получилось, то есть не получилось при нашей бедности. Но на сегодняшний день Россия с нами. Она нас не бросала, она нас не бросит, она поможет Славянову. И да поможет вам бог! Ну, если бог это снова Россия.
  Сашечка против:
  - Столько усилий и зря.
  Сашечка злится:
  - Пустили козла в огород, а это черный козел и орудие дьявола.
  Что-то с ним не того. Сашечка поборол Александра Борисовича и засыпал обломками Дома-с-колоннами. Сашечка более не скрывается за согбенной спиной Алексан7дра Борисовича. Его направление все тот же Славянов. Никакие поблажки и аргументы не принимаются. Славянов выскочил из сопутствующей ему грязи. Славянов забросил телегу. Сие суетная вошка и грязный фигляр. Недалекие товарищи любят, если фигляр. Наш Иван Иванович недалекий товарищ, и это всем ясно. Только Иванович считает себя очень и очень далеким товарищем, почти ясновидящим и провидцем. Как же, как же, он директор, по штату положено. А все равно недалекий товарищ.
  Надо наставить директора. То есть на путь истинный надо наставить его. Сашечка может. Но сегодня мир денег. Забесплатно никто и пальчиком не подрулит. Только за деньги. Пускай за малые деньги. Никто не потребовал у тебя миллионов. Деньги не обязательно миллионы, но деньги, как символ. Сегодня дашь мало, завтра дашь больше, послезавтра оценишь, как полагается. Сашечка понимает деньги и не собирается их отрицать ради фиглярства директора.
  Хотя постойте, опять же Славянов фигляр, а директор только ничтожнейший и недалекий человечек. Образования нет, ума нет, интеллект на нуле. Сашечка в курсе, каков у него интеллект. Кое-какие стишки, которые дерьмовее навозной кучи. Да у нас в России каждый товарищ умеет состряпать стишок. Просто директору повезло, просто прозрение посетило его, и он между двумя или тремя рифмованными строчками залез куда следует. Сам не думал, что следует, но ему повезло. Хороший директор, славный стакан. Люблю таковое дельце да еще под селедочку и огурчики. Впрочем, грибочки опять же сойдут. Но это на первый присест или раз, после доказывай, какой ты директор.
  Хотя успокойтесь, товарищи, Сашечка не туда заскочил. Мы же обсуждаем артиста Славянова:
  - Мкрзкий хамелион!
  У Сашечки зуб на Славянова:
  - Склочная падаль!
  Сашечка не скрывает, что зуб на критической точке:
  - Удавить его мало!
  Вот такие Славяновы и порочат родную землю. Вероятно их пригуляли где-то на стороне маромоев, жидов и ублюдков. Они не могут быть русскими товарищами, потому что русский товарищ не назовется Славяновым. Слишком наглое прозвище. Сашечка уверен, сие не есть фамилия гада. А если фамилия, тем лучше, еще одно доказательство папы из маромоев или жидов. Сашечка знает, как подобные папы меняли фамилию лет эдак сорок назад. Не хочу в Ивановы, нет, ни за что не хочу. Если приспичило, если меняю любимого Векслера или Рабиновича, так пускай будет только Славянов.
  Даже закашлился:
  - От м-м-меня не у-у-уйдешь.
  И чуть не задохся:
  - У журналиста третий глаз, второй нос и е-е-еще од-д-дно ухо.
  Но выдержал:
  - Журналист много чувствует, слышит и видит, ни за что не обманется падалью.
  А кто тут обманывается? Славянов в Москве, значит уже обманулся. крики бесполезные, наезд бесполезный, литература и ваша культура попали в канаву. Но опоздал, но проморгал Александр Борисович смертельные шашни с культурой, самое время рвать волосы. А если все вырвал, рви волосы у товарища, все равно не поможет. За годы развития коммунистической империи и не такое случалось.
  Что опять же коммунистическая империя? Ее нет. Александр Борисович мог доказать, что она есть. То бишь империя подкрадывается и почти за твоей спиной. Ты на скользкой поверхности, и в любое время можешь споткнуться. Но Александр Борисович убежал, что позорная шавка, и коммунисты его убежали. Зато Сашечка здесь. Настоящий красавчик, мама моя! Горбатый, серый, протухший. Так и липнет, так и вьется вокруг лапушки Громова.
  Ну-ка послушаем:
  - Ты - один человек.
  Ушам своим не верю:
  - Ты - один настоящий товарищ среди подлых тварей.
  Дальше святых выноси, зачем усердствует Сашечка? Для Громова слишком большая честь. Громов до этого не дорос. Громов пока не гремит, тем более не громыхает своими потрясающими талантами. Может, Громов и громыхнет когда-нибудь в будущем, но сегодня он никакой. Вы понимаете, никакой. Покажи конфетку, можешь не давать, но покажи ее, вот и обрадовался крохотный лапушка Громов.
  А Сашечкино средство есть перебор:
  - За годы Советской власти люди привыкли ко лжи. Так привыкли, что не могли говорить правду. Они просто не верили, что правда приносит добро. Другое дело, когда ложь. Чуть напрягся, чуть оболгал, вот тебе ложь. Все-таки какая-никакая работа произведена. Ты напрягся, ты оболгал - отсюда работа, за которую самое время платить. Нет работы, и платы нет. Вот подумайте, что за работа, когда правда.
  На мгновение чувствуется Александр Борисович:
  - Коммунистическая ложь в коммунистической простоте. Значит, учись себе и учись: будешь умненьким мальчиком. Это легкая ложь. Дурак учится и становится умненьким. Якобы от учебы добро. Не важно чему научили, но главное, что учили, и главное, что учился. Все-таки приложено усилие. А что учителя дураки никого не интересует и не волнует. С дураками учиться еще труднее или дороже. Пускай дураки, все равно научили. Новый народ, новая интеллигенция, новая культура, новая жизнь. Все мы учились, всяк под наукой. И как хороша эта ложь, если затем никогда не придет правда.
  Еще Александр Борисович:
  - Первое звено прохудилось в системе всемирного коммунизма. Первое звено неправильное, пора ему быть правильным. На первое звено опираются простые и прочие звенья. Нет коммунистической морали, зато звено говорит есть. Нет коммунистического человека, звено не согласно. Нет коммунистического образа жизни, звено с цепями и тумаками. Ты не поспоришь, тем более ничего не исправишь в сложившейся ситуации. Если первое звено ложь, значит не жди, что когда-нибудь, где-нибудь, по-щучьему велению к тебе придет правда.
  Теперь Сашечка:
  - Ублюдок Славянов!
  Не надолго он выпустил Александра Борисовича. То ли терпение лопнуло, то ли самому захотелось. Хилые методы Александра Борисовича! Гнилой интеллигентишка! Так нельзя. То есть сегодня нельзя. Отбрасываю хилые методы, уничтожаю, кончаю. Я лучше, чем ты. Я вышел из твоего прошлого. А время мчится вперед. Сегодня другое время, сегодня нельзя. Или возьмешь за грудки прошлое, или не знаю что. Вот и торопится Сашечка:
  - Яйца отрежу Славянову!
  Тут мне немного не по себе. Мрачное поле великого человека стальными клешнями наложилось на хлипкое поле невеликого человечка и лапушки. Такое ощущение, что пора по домам. Ты всегда прав. Над тобой надругались. Тебя обманули. Кто обманул, тому не уйти от расплаты. Я уверен, ему не уйти. Никаких поблажек, никаких оговорок. Ты всегда прав, ты всегда правда. А я сегодня не в форме. Ну, конечно, я более слабый боец. Во мне еще любовь человеческая, и вера, и надежда, и всякое такое, не представляю какое. Я не хочу обсуждать Славянова. Бог ему благодетель! Или чего-то не так? Бог для него судья! Вот теперь так, вот теперь правильно. А я не хочу. Солнышко светит ярко, тучки бегут туда и сюда. Люди мы необразованные, институтов мы не кончали, когда-нибудь кончим, но это в другой раз. Сегодня мы не кончали. И пусть себе процветает Славянов.
  Сашечка не слушает:
  - Все-таки мразь!
  И скупая слеза на покрытый паршою костюм:
  - Не спасти свои яйца Славянову.
  
  ***
  Затем была ночь. И еще день. И еще была ночь. И много лозунгов, не самых паршивых и грубых.
  - Культуру сюда! - лозунг Ивана Ивановича.
  - Кроши маромоев! - опять его лозунг.
  - Будь человеком великой души! - дальше включилась Марина Михайловна.
  Вот зажимаю уши, вот прячусь. Голова разболелась, и как оно все надоело. но не помогает, истинный бог, никакой отдушины для маленького, хиленького товарища, переступившего двадцатиоднолетие, но не доступившего до рубежа двадцать два года. ты сначала доступи, после чего зажимаются уши. Но не слушаю, но не могу. Сердце у меня бешенное, душа у меня зверская, лицо Иисуса Христа. Черт подери, зачем такое лицо? Лучше бы оно зверское, а душа чистая и в солнечных зайчиках. Обожаю солнечные зайчики, уважаю я их. Хорошая штука есть зайчики, если внутри, но ни в коем смысле хорошая, если снаружи.
  - Культура на стол! - снова Мариша, простите, Марина Михайловна.
  - За культуру! - снова поэт со своим закадычным стаканом.
  Стакан наливается, поэт улыбается, Марина Михайловна присела задом своим на коленочки. Ну, сами понимаете, чьи это коленочки. Все равно надоело. Скучища, занудство, без паники, но желудок может не выдержать. Желудок и так напряженный, у лапушки Громова. Даже с лицом Иисуса Христа. Убери свои коленочки, перестань ерничать. Ну и что там поэт? Все мы поэты, все гении, все за культуру родимой земли, все мы культура. наконец, каждый товарищ ждет неизвестно чего. Ты, я, Марина Михайловна, И Александр Борисович, который теперь окончательно Сашечка.
  Затем была ночь. И еще день. И еще одна ночь. После чего возвратился Славянов.
  - Можете подтереться, - бросил под ноги Устав.
  - Можете сделать вот так, - харкнул на Устав.
  - Или можете эдак, - вытер ноги об эту падаль.
  Никто не схватился за голову, никто не завыл, не попробовал отдубасить Славянова. Мы знали, мы ожидали, мы в курсе. В Москве не одни дураки. Есть конечно и там дураки. То есть там их великое множество. Но среди дураков попадаются очень даже нормальные люди. Их на кривой не объедешь, тем более не надуешь. Сашечка у нас хитрозадый, зато как его прихватили за зад. И на Сашечку найдется своя палочка, чтобы попасть кое-куда, чтобы протянуть его раком.
  Действия Славянова вызвали смех. Смех не так чтобы злой, скорее наоборот, он добрый и очень счастливый. Он вполне соответствует времени, он вполне отражает положение в нашей редакции. Он что угодно и как отражает. Все мы тут напрягались, все мы чего-то ждали, все мы кричали непереводимую дрянь. Теперь тихо, теперь смех. Дело завершилось ко всеобщему удовольствию. Наконец-то сгорел Сашечка.
  - Этот непогрешимый товарищ сгорел, - выдавил улыбку в стакан Иван Иванович.
  - Этот интеллектуал, - с нежностью проворковала Марина Михайловна.
  - Просто мудак, - в славянском стиле поставил точку Славянов.
  Вот и наша костка пошла. Непогрешимый товарищ погрешил, интеллектуал пернул, и яйца ромбиком встали. Насчет славянского варианта не продолжаю, без слов ясно. Даже как-то взгрустнулось про Сашечку. Вот и он среди прочего мусора. Не высоко, но близко. Не далеко, но низко. Вижу, что за мусор заделался Сашечка. Москва не пропустила. Москве не понравилось. Москва на Устав наложила запрет и прочие санкции. А главное, все оставить в тайне от Сашечки. Можно бы и без тайны, но сам дураком оказался. Какого черта интриговал супротив Москвы? Москва тебе мамка, Москва тебе батька, Москва на прокорм дает свои книжки, что сиськи дает. Москва даже пряник приберегла. Каждому по куску. А вы знаете, что есть пряничный кусок? То-то. Кусок есть кусок. Даже в конце девяносто второго года сие не худшее, чем могла разродиться Москва за заслуги Санкт-Петербургской культуры.
  Ну, просто мерзость какая-та, нашелся революционер в Петербурге. Москва и так революционная, она не любит революционеров со стороны, чертовски не любит. Не гавняйся перед Москвой, или не получишь свой пряник. По крайней мере, Сашечка не получил пряник. Все товарищи получили, а он нет. Всем товарищам отправили, а ему ни за что. До лучших времен, до высочайшего распоряжения и, не представляю по каким государственным бумагам, остался Сашечка без пряника. Ивану Ивановичу кусок, Марине Михайловне кусок, артисту Славянову кусок, а Сашечке разве что хрен собачий. В следующий раз перестанешь портить бумагу, то есть сделаешь, как приказала Москва, и тогда вернем тебе пряник.
  Любопытная ситуация.
  - Давайте поделимся, - сунулся лапушка Громов.
  На него с кулаками.
  - Только попробуй, - выразила общую мысль Марина Михайловна.
  Речь Славянова в данном месте не переводится, не рецензируется, не для печати. Или еще один мудозвон на русской земле, или глупый язык не туда ляпнул. Береги язык, не распускай язык, не умеешь языком работать, так вырви его. Сегодня великий день. Сегодня победа русской культуры над нерусским бескультурьем и славянского народа над неславянскими народами. Помни великий день! Никакой жалости, никакого снисхождения к врагу. Будь жестким, будь честным и помни. Я только удивляюсь позорному вкусу моего боевого товарища. Скажи спасибо, что ты боевой товарищ, что не записали пока во враги. Сегодня ты с нами, сегодня среди лучших товарищей, сегодня спаситель России. А завтра как знать. Или сам себя закопал, или глупый язык превратил в ничто твое счастье.
  Пару раз передернуло Славянова. После Москвы повзрослел и вершка на два приподнялся Славянов. Поэтому передернуло. Не все же время оставаться маленьким мальчиком. Начальный этап позади, а русская культура заждалась. Не утверждаю, заждалась именно этого дня, но и не отрицаю. Русская культура давно в ожидании. Все-таки страдающие и настрадавшитеся братья славяне, все-таки пора расквитаться за прошлое, настоящее, будущее в едином лице. Век славянизма долгий. Век живи, век постись! Хотя это не отсюда, но я никого не неволю. Братья славяне и без того постники в своих капищах. Теперь не выдержал к черту желудок. Хватит! Довольно! Стал разборчивее Славянов.
  Добрая рубашка
  Хоть и въелась в тело,
  С дураками тяжко
  Выходить на дело.
  Как они не воют,
  Как ни пашут круто,
  Все равно гнилое
  Выпестуют Чудо.
  Если мозг дырявый,
  Всякие потуги
  Вместо доброй славы
  Превратятся в муки.
  Затем появился Сашечка:
  - Мать твоя, что за новости?
  Запел свою ежедневную песню:
  - Что с моим гениальным Уставом?
  Ничего не говорим Сашечке. Молчание, терпение, пускай матюгается на нерасторопное московское чмо, которое все читает, читает, читает и никак не прочитает Устав. Сашечке ничего. Ни куска, ни Устава, совсем ничего. Знаете ли... И он знает или догадывается, чего ожидать от Славянова? От настолько позорного губошлепа и болтуна. Москали прихватили, москали обвели вокруг пальца, опять москали... Черта лысого ожидать от Славянова. Ах, вопрос упирается в деньги? Следовало заплатить Александру Борисовичу. Раскошелимся немного, и москали в кошельке. Они ничто против стоящего человека, против борца, против культуры русской земли. А культура вы знаете кто?
  Ходит гоголем Сашечка:
  - Вы еще мне заплатите.
  Рисуется Сашечка:
  - Или придется уйти из Дома-с-колоннами.
  А в ответ кто-то бросит рублишко, другой или третий на бедность.
  
  ***
  Дом-с-колоннами тот же. Пока стоит. И лет через двадцать стоять будет. Лапушка Громов специально его осмотрел лет через двадцать. Может, какие неполадки? Может, валиться собрался? Черта с два, Дом стоит. Колонны крепкие, сволочь пока не добралась, как к прочим домам, и не превратила колонны в металл и стекляшки. Величественный Дом, неприступный, непоколебимый. Стоит и наслаждается. У него прошлое, у него настоящее, и будущее у него, по крайней мере, на двадцать лет. Не так оно много, но самое то для Дома-с-колоннами.
  Вот подумайте, мил человек, есть ли у тебя будущее? Про прошлое и настоящее молчок. Это вопрос слишком сложный, где встретились три ипостаси. Остановимся на одной ипостаси, и пускай она представляет будущее. Как-то легче всмотреться вперед. Никаких неудач, никаких разрушений или болезней. Просто всмотреться вперед, так ли ты представлял будущее. А может никак? Может не представлял? Может нет у тебя даже крохотной надежды на что-то такое, на что надежда обязана быть. Нет и все. Ты ничтожный мусор без будущего.
  Самое время поспорить:
  - Кто это сказал?
  Но с кем поспорить, мама моя? Кроме Александра Борисовича никто не спорит после Млосквы. Ну, и Александр Борисович не частый гость в Доме-с-колоннами, и то только в облике Сашечки.
  - Все такое мелкое, - Сашечка заскочил на минутку.
  - Все такое пошлое, - он же на следующий день.
  - Все обмельчало, - он же в конце недели.
  И точно подумаешь про мелочевку, ежели напоролся на этот скользкий, змеиный взгляд, тем более встретил эти тонкие сальные губы. Не стоит спешить, останьтесь еще на минуту, товарищ Сашечка. Прошу объясниться, отчего бывает змеиный взгляд и какого черта сальные губы? Неужели не достаточно, чтобы взгляд скользил по поверхности? То есть скользил и не попадался. Мне кажется, что достаточно. Я напоролся на вашу поверхность, которая скользкая, я поскользнулся и полетел. Так какого черта еще? Губы тонкие, губы сжатые, они похожи на губы змеи, их почти нет. Так какого лешего сало? Я не разбираюсь в подобных тонкостях, но очень хочется разобраться. Здесь у нас такая чехарда, что не с кем поговорить. Ребята носятся по Дому-с-колоннами, а лапушку посадили на телефое. Сиди, отвечай на звонки, якобы никого нет. ну, как никого нет? такая тоска, точно нет никого. Вот тебе взгляд, вот тебе губы.
  После Москвы чуть ли не революция в Доме-с-колоннами. Снова не понимаю. пряник мелкий, едва хватило на маленькую порцию лекарства. Скинулись, и едва хватило. Марина Михайловна скинулась, Иван Иванович скинулся, артист Славянов и лапушка Громов... Впрочем, артист Славянов не то чтобы пряник отдал. Я с вами ребята, а пряника нет. Еще уничтожил в Москве. Там кое-кого подмазал и кое-кому оставил свой кусочек на карамельки. Но прощаем артиста, и будем пить за него. Все-таки это он привез пряник.
  Александра Борисовича не пригласили. Не скинулся, и не пригласили, сделали вид, ничего не было. Дом-с-колоннами нынче не для Александра Борисовича. Величественный, роскошный, гипервселенский. Оно все-таки Дом победившей культуры на русской земле. А какая культура Александр Борисович? Он мусор, он никакая культура. Я его не замечаю, я его не понимаю, я его не желаю понять и вообще поздно с такими вещами играться. Для спора еще можно, для жизни уже поздно. Первый раз не пригласили Александра Борисовича, и катись в свою келью.
  Собственно говоря, вчетвером как-то проще. Сидят заговорщики и заговариваются:
  - Мы уйдем от некультурной заразы, но уйдем далеко-далеко!
  Иван Иванович заговаривается, у него самый большой стакан, он не назвал еще имя заразы, да и не надо. Заговорщики знают, которое имя:
  - Мы отвернемся от шлюхи поганой, но отвернемся во веки вечные!
  Марина Михайловна заговаривается, простите, Мариша, или как там ее. Она может, ее стакан чуть поменьше стакана Ивана Ивановича:
  - Мы пробьемся к новым мирам!
  - Мы раздвинем пределы искусства!
  - Мы устроим культурную жизнь!
  - Ах, уже устроили? Но все равно будет культурная жизнь в квадрате и кубе.
  Как там заговариваются лапушка и Славянов, не имеет значения. Здесь подшустрил лапушка, там протащил славянское слово Славянов. они без стаканов, тот и другой. Они более шустрые товарищи, чем товарищи со стаканами. Не грех, если отсутствие стакана развивает скоростные качества. Со стаканом практически работаешь на стакан. Язычок сунул, горлышко смочил, там забулькало, забурлило и полный хаос в словах или мыслях.
  Иван Иванович чокается с Мариной Михайловной:
  - Застоялась что ли шпана?
  Марина Михайловна то же самое проделала с Иваном Ивановичем:
  - Кто ответит за нашу духовность?
  Иван Иванович совсем чокнутый:
  - Я отвечу за всех.
  И Марина Михайловна тот же Иван Иванович:
  - А я подпишусь.
  Хорошо пошел пряник. Москва, конечно, из самых тупых, необразованных, некультурных. Но иногда на Москву нападает культура. Славянов считает, так же мысль нападает. Вот послушайте, единожды помыслили москали и вычленили Сашечку. Зачем нам Сашечка? Я уточняю, зачем? Мы притерлись, мы полный порядок, мы русские ребята, как полагает Славянов. А кто опять Сашечка? Ответьте мне, кто. Он ей богу нерусский товарищ, тем более неславянин. Русский товарищ не чванится своей фамилией. Русский товарищ есть простой и даже чертовски простой представитель земли русской. Люблю Россию, уважаю Россию, радуюсь с землей русской. Плевая я на маромойскую мразь. Долой маросойскую мразь, если я русский товарищ.
  Сами услышали, не заплетается язык у Славянова. Иван Иванович своим языком навалял крендели, Марина Михайловна своим языком сварганила бублики. Однако не всякому товарищу подошли бублики после пряника. Славянов прихлебывает кипяток с сахарком. Лапушка прихлебывает какое-то серое пойло без сахара. Пойло - по сути вчерашний чай, и сахар опять же вчерашний. Мы назвали его "сахарком" для удовольствия артиста Славянова. А так немного чая на дне и один кусок сахара. Можете разыграть, кому чай, кому сахар, а можете полюбовно договориться. Все мы семья, все мы команда, все мы нормальные пацаны и девчонки, короче, один организм. Что к тебе в желудок вошло, то и в моем желудке найдет место.
  Сашечка теперь не команда. Да отвали далеко-далеко Сашечка, лучше на три буквы. Пустили подобное чмо на культуру, все сожрал или вылакал. Ивану Ивановичу не хватит, Марине Михайловне не достанется, Для Славянова и для Громова один кипяток. Короче, гад Сашечка. Зато искусство требует жертву. Об этом у нас говорилось всегда, но забывали добавить, какое искусство, какая жертва. А мы ничего не забудем. Требование справедливое, требование праведное, проблем никаких. Мы поставили вопрос более сжато и узко. Есть искусство, есть жертва. Нет жертвы, не будет искусства. А раз поставили вопрос, кто-то обязан его довести до конца.
  Иван Иванович говорит:
  - Наливай.
  Марина Михайловна через нос:
  - Наливай.
  Вот нальемся, и всякий поймет, каков этот кто-то.
  
  ***
  Собственно, о самом издательстве Дом-с-колоннами в двух или трех словах. Нельзя сказать, чтобы организация Ивана Ивановича занимались исключительно уставной деятельностью и обсуждала вопросы культуры. К нам приходили авторы и приносили связки своих обалденных трудов, похоже, что на продажу. Где Александр Борисович? Нас к Александру Борисовичу! Связки аккуратно складывались возле туалета, и не по злобе или с какой задней мыслью. Просто места в издательстве не хватало. Московская макулатура и так занимала чуть ли не девять десятых пространства и что-то еще в подвале Ивана Ивановича.
  Оно, конечно, впечатляет, если автор столкнулся с макулатурой. Вот тебе книги, и вот, или вот. Никто не скажет, что лежит макулатура по щедрости москалей. Это наши книги! Это мы издаем! Не важно, что адрес "Москва", мы в Москве издаем. И каждый автор с разомкнутым ротиком превращается в столбик перед величием организации Ивана Ивановича. Поэтому никаких обид. Слава богу, что не прогнали. Слава богу, что выслушали. Слава богу, нашлось местечко для авторского труда. Не важно, какое местечко. Этот дом воистину храм, его подвал преддверие храма, его работники - служители храма, его туалет - опять же нечто с божественным привкусом.
  Авторов было не так чтобы много, но куча у туалета росла. Та самая куча для Александра Борисовича. Все-таки главный редактор обязан заведовать кучей. Все-таки еще существует, и никто не отменил Александра Борисовича. Он - главный редактор, ему поклоняются авторы. Почему мы должны выпроваживать авторов? Продавцы, грузчики, толкачи, тележные мастера, пьянчуги и шлюшки. Как ты нас еще называешь? Вот именно, как? И почему мы должны? Без образования, если не считать образования Марины Михайловны. Без культуры, если не считать культуру Марины Михайловны. Без опыта, если не считать опыт все той же Марины Михайловны.
  И как оно выглядит:
  - Ваше прекрасное творчество представляет собой интерес для любого издательства, но сегодня издание книги особая стать, ибо ценится слишком и слишком дорого. Крохотная брошюрка в четыре листа достигает размеров японского лимузина, что при нашем издательском дефиците непозволительная роскошь.
  Неужели так оно выглядит? Неужели именно так? Или японский лимузин способен успокоить массу вопящих, беснующихся, гениальных и сверхгениальных товарищей? Рукописи у туалета еще можно сложить. Кто догадается, что сие туалет? Там вода не течет, унитаз давно вдребезги, и вообще, кладовая для знаменитой телеги Славянова. А раз знаменитая телега без воплей и без претензий находится в так называемой кладовой, какого черта вопли подобного рода исходят от авторов? Не хочешь, не занимай место. Или чертовски нравятся вопли?
  Во-первых, гениальность. Во-вторых, гениальность. В-третьих, опять гениальность. Если приходит автор, он просто так не уйдет. Издательство обязано принять автора, выказать ему внимание и отпустить с миром. Никакой пошлятины или грубятины, в издательство приходит сама культура. Запомни, что автор в собственных глазах на сто процентов культура, а ты в глазах автора только ретроград и халдейская морда. Можно надеяться на лучшее, чем ретроград и халдейская морда. Но только удовлетворив автора. А способ один, знаете, способ какой? Это раскрыл рукопись и, не изменяя ни единой буквы, ее напечатал.
  Вот именно, ни единой буквы. Ты же халдей, а автор сама гениальность. Его ошибки суть гениальные ошибки, твои идеи опять же халдейские идеи. Все мы учили в далеком детстве, что гениальность слагается на ошибках, что автор ломает голову ни день и ни два, чтобы было побольше ошибок. Правда, искусственные ошибки уже не совсем проблеск гения, скорее, нечто нарочитое и набор мусора. Но автор работал, но жопу порвал и здоровье свое не сберег, сочиняя ошибки.
  Как здесь справляется Александр Борисович, не скажу. Скоро будет в туалет не попасть и телегу туда не поставить, столько рукописей накопилось нечитанных и неразобранных. А сколько внутри гениальных ошибок? Никак не справляется Александр Борисович. Пускай полежат рукописи. Есть такой способ. Пришел, положил и ушел. Если нетерпеливый товарищ автор, месяца через два можно заглянуть за ответом. Пришел, покопал кучу, достал, что твое и ушел. Самый стоящий способ. Ни одна ошибка не исправлена, ни одна гениальная буква не вычеркнута, мы при своих пряниках. То есть организация ничего не потратила на псевдокультуру, и автор не стал от этого хуже. Скорее, стал лучше. Потому что кое-чему научился подобный дундук, по крайней мере, не каждый раз понесет свой талант к туалету.
  Впрочем, чаще есть неученые, чем ученые авторы. Я пришел по распоряжению Александра Борисовича. Я друг Александра Борисовича. Я дальний родственник Александра Борисовича. Я креатура Александра Борисовича. Я его девушка. Я его мальчик, и черт знает что. Ну, хотя бы один нормальный автор пришел. Ну, хотя бы он с улицы. Но не дождетесь, товарищи. Наш подвал закрыт для нормальных авторов. А кто знает, что здесь создается Культура с большой буквы? А кто допущен сюда кроме шайки-мочалки Александра Борисовича?
  Ну, ты своих дундуков притащил, ты же их растащи на прежнее место. Ничего подобного. Александр Борисович далеко-далеко, считайте, его нет, а Сашечка на подобные вещи не мастер. Сашечка никого не приглашает, не читает, не рецензирует и не печатает. Сашечка вообще не ответчик за какого-то там Александра Борисовича. Сбрасывайте у туалета! пускай макулатура присматривается к реальному месту, где ей реальная попа. Не хочется баловать некультурную и бесталанную шушеру, но таковы особенности петербургской культуры. Пускай дерьмо пропитается запахом нашей культуры! Все-таки мы культура, все-таки мы не дерьмо! так пускай пропитается. Может, некультурные и бесталанные авторы больше никогда не столкнутся с культурой. Я имею в виду, с настоящей культурой. Поэтому не надо прикидываться занудами. пускай для них запах.
  А рецензию можно придумать одну на все случаи авторства. И эту рецензию написал небезызвестный вам лапушка Громов.
  
  ***
  Первое редакторское выступление лапушки Громова почти как песня, почти как взлет. Две ночи подряд он насильничал собственное ничто, и наконец чего-то добился. Я бы сказал, чепуха - насильственный плод интеллекта. Но из любви к лапушке не скажу. Зачем чепуха? Пускай будут первые розы, первая попытка, первое выступление, и чего-нибудь из лирической области. Все-таки приятно себя почувствовать не простым губошлепом и толкачем славянской телеги, не тряпичником и уборщиком, а малой частичкой, ну самой малой частичкой вселенского дела, которое называется "культура", и которым правит "редактор" по имени Громов.
  Нет, ничего нового не сотворил лапушка. В настоящий период культура обязана обладать двумя качествами: оригинальностью и коммерческой глубиной. Не важно, какая культура. Ты можешь представить практически неподъемный роман, или вполне проходимую повесть, или стайку рассказов, или поэмку вершка на четыре, на три, или один анекдотец, и точка. Культура по сути культура без рамок или границ. Только не будь застарелым, заезженным, плоским и глупым уродом из прошлого. Что светилось когда-то в печати, что расхваливали друзья-коммунисты, что вызывало отрыжку вчера... Не стоит дальше зацикливаться. Новая культура ни в коем случае хорошо забытая старая культура. Ибо старая культура совсем не культура. Нам не нужны деревянные шутки про тещу, а так же компотик против склероза трухлявых пеньков. Ничего елейного или банального, к чертям сантименты, долой ханжество, в сортир пошлость. Повторяю, занудой не будь. Никаких закидонов в Брежневском стиле, никакой ностальгии, мама моя. Лет пятнадцать назад или двадцать подобная писулька вообще не имела цены. Сегодня цена ей одна. Глупо и скучно.
  Вот тебе, пусти свинью в огород. Допустили товарища лапушку до редакторского креслом, следом он уже сам допустился. И такой оборот! И еще заковыристее! И вообще через бок! Что у вас за маромойский язык вместо русской культуры. Маромойские методы поют романсы для взбесившейся бабушки. Или они не для бабушки? Но все равно не пахнет русской культурой. Ах, вы говорите, сие рукопись? Да какая вам рукопись, если сплошная клинопись? Но буду с вами на равных. Ребята культурные, ребята нормальные, никого не обижаем. Если нравится рукопись, на том и стоять. Правда ваша рукопись перенасыщена всякой дрянью. Факты и фактики буквально наваливаются лавиной, можно добавить, захлестывают до ушей и куда выше. по крайней мере, выше пояса точно захлестывают. И ты уже не тот, ты сломался над этакой рукописью, как над поганым продуктом. Моешься, устаешь, отвергаешь всяк светлое будущее и принимаешь всяк темное прошлое давно скончавшейся маромойской культуры. Желание только одно, и желание это пожумкать покрытые грязью страницы.
  Впрочем, лапушка ничего не жумкает. Иначе суд, вопли, ненависть, враг за углом, дубина, пуля и черт знает что. Есть еще коммерческая сторона кроме стороны культурной. Коммерческая сторона с точки зрения специалиста по менеджменту, каким на данный момент числится лапушка Громов, так вот эта сторона просто мрак. В культурной области - темень, в коммерческой области - мрак. Никто не прикупит и даром никто не возьмет подобное чудо. А попасться можно на деньги. Если автор из нечистоплотных товарищей, попасться сто шансов из ста. авторское дело тебя подловить, а издательское дело не подловиться. Будем бдительными товарищами, чтобы самый разсамый навороченный автор попал в задницу и получил что положено в подобной ситуации за свою рукопись, но не больше.
  Нет, не думайте, лапушка не коммерсант. Но организация в опасности. Лапушка какой-никакой патриот русской земли, русской культуры, всего русского. Зато авторы точно нерусские. Стоит единственный раз поглядеть, одни маромойские рожи, читать которые вовсе не стоит. Без всякого прочтения чувствуется маромойщина. Любит маромой шальные денежки. Товар у него с гнильцой. Короче, хреновый товар. Этот товар даже в Одессе хреновый, а в Питере и подавно. Одесса может быть улыбнется на маромойскую дурь, зато Питер устроит культурные вопли и слезы. Никому не нужны культурные вопли и слезы. Никому не нужен товар, который хреновый и за самые ничтожные денежки.
  Наконец, третий пункт и последний. Лапушка считает подобную хрень идеологического характера. Креатура Александра Борисовича в основном не из близкого прошлого. Где-нибудь шестидесятые годы, или семидесятые, но не ближе того. Сие накладывает свой идеологический отпечаток на материал, предоставленный в организацию лапушки Громова. Так не пойдет. Какого черта шестидесятые годы, если сегодня девяносто второй год? А какого черта семидесятые годы, опять же не знаю. Или мухлюете на именах? Такое известное имя, такое и очень такое. Мне наплевать на мухлеж с именами. Скучно и грустно, склепом повеяло, вокруг разложение, стариковщина, смерть. Повторяю, сегодня девяносто второй год, сегодня литература нового века и новой России. Лет тридцать восемь назад кое-чего ухватили товарищи шестидесятники, а кое-что упустили. Но упущенное упущено, а ухваченное ухвачено. Хватит торчать над душой, тянуть нашу лямку обратно.
  И последнее, все-таки умеет писать лапушка Громов.
  
  ***
  Зато Александр Борисович в попе. Всюду его протянули и обложили. Устав. Дом-с-колоннами, редакторское кресло, пряник, Москва. Вот подступила беда, так получается попа. Ах, если бы дали чего укусить на единый зубок! Ах, оно если бы! Но Россия все там же. Какая она терпеливая, добрая, нежная, можно расплакаться. Однако устала Россия. Ты, значит, вкалываешь, а кто-то кушает в два или три горла. Даже не кушает, но чавкает эдак позорно чавк-чавк. Пора бы поймать позорную тварь и отправить пинком из России. Любое кушанье, даже самое скромное, следует отработать в двойном и тройном размере, и только затем чавкать.
  С другой стороны попа.
  - Хватит валять дурака! - огрызнулся поэт.
  - Хватит кривляться! - он же после лекарственной дозы.
  Никакой ярости, одна справедливость. Вполне нормальный поэт, вполне справедливый и человечный товарищ. Бегают тут всякие толпы несчастненьких, пасутся под окнами или залезли прямо в подвал. Как они надоели! черт подери, и без них тяжело. Болезнь замучила, дела на среднюю троечку, мысли замучили. А ты еще думай про этих несчастненьких. Что ты отец им и мать? Возможно отец. В некоей степени мать. Великое искусство застряло в тебе. Великая культура возрождается посредством тебя. Да откроются только двери, да откроются они пошире, выйдет оттуда не культура с искусством, а черт знает что. Потому, как отец говорю, этой сволочи хватит.
  Но по линии матери потекли поэтические сопли:
  - Для чего нам редактор?
  Может, потекли не сопли, но слезы:
  - Деньги нужны.
  И сама справедливость глаголет устами Ивановича:
  - Кому нужен бездарный козел, не способный привлечь деньги?
  Дальше истерика. Дальше безумие. не вынести, это страшнее, чем пуля в висок. Слезы, сопли, истерика, непередаваемая вспышка ярости, злобы, нужды. Я не выдержал. Вверх по лестнице, вниз по лестнице. Я не выдержал и убежал, якобы убежал по нужде. Разве такая паршивая жизнь? ну, живем и живем. Солнышко на востоке, звездочки на западе, холодок с севера, жарок с юга. Нормально живем. Россия наша в порядке. Вон ребята несчастнее нас, они точно несчастненькие. В шестидесятые годы много меда срубили с вареньицем, в семидесятые годы был сахарок и конфетки, в восьмидесятые годы появилась надежда на новую жизнь, в девяносто первом году осуществилась надежда. Зачем же так? Недурно живем. Это сказал лапушка Громов.
  Все равно истерика. Дом-с-колоннами не спасает. Два круга по лестницам и по нужде. Однако он не спасает. Когда-нибудь вернешься в подвал, там все та же истерика. Дай бог, еще не пришел Сашечка. А если пришел? То есть пришел и зыркает змеиными глазками. А если подсунул грязные пальчики? То есть пальчики требуют деньги. Нет никаких денег, черт подери! Вот директор, который Иванович, этот есть. И истерика есть. Скорее лекарство! В бутылках лекарство! Откупориваю, мать твою мать! Дергающееся личико, трясущиеся пальчики, жирные губки. Вот именно "губки", они крупный план. Сосущие, жующие, проглатывающие какую-то муть из пакетиков и пузырьков. Плюс лекарство.
  Закидоны милые
  Я похоронил.
  И над той могилою
  Холмик навалил.
  Пусть себе болтается
  В самой глубине,
  И не возвращается
  Никогда ко мне.
  Чтобы жить богато,
  Чтобы жить успешно,
  Никаких возвратов
  На земельку грешную.
  А еще эти губки чертовски похожие на трещину. Черт подери, глубокая трещина.
  
  
  ГЛАВА ДЕСЯТАЯ
  
  Оглядываясь обратно, на прекрасные дни моей бурной и восхитительной молодости, я удивляюсь некоторым фрагментам и фактикам, что проторчали тогда в стороне и не сыграли совсем никакой роли в общем движении жизни. Мама родная, мама моя! Столько всего интересного, непонятного, даже взрывного. Мало что молодость, но настоящий психоз и почти сумасшедшая пляска любимой земли. Земля не движется, она пляшет. И сам за ней пляшешь, опять же неистовый и взрывной. Как не свихнуться?
  Ан нет:
  - Ты еще не свихнулся?
  Пошутила Леночка Громова:
  - Возбужденного и угнетенного товарища подхватит под белые ручки земля.
  Или она серьезно:
  - Должен свихнуться, но не свихнулся.
  На самом деле никаких вариантов. Столько всякой всячины, и хорошего, и плохого, и черт представляет какого, а вариантов нет. Рассудок в порядке. Глупая плоть под контролем лапушки Громова. Лапушка контролирует означенную хреновину. По логике сие невозможно, лапушка контролирует, у него более чем возможно. Мир сумасшедших явления, земля сумасшедших событий, молодость сумасшедших товарищей, опять же гипервселенский психоз. Но в своем уме лапушка Громов, не назвать его сумасшедшим товарищем.
  - Может оно возрастное? - сомневается Леночка Громова.
  - Нет, не оно, - никаких сомнений по данному поводу.
  Что-то изменилось в нашем королевстве. То ли другая судьба, то ли другая земля, то ли врага отловили и выбросили. Вы не думайте, внутренний враг еще злее, чем враг, который снаружи. А для лапушки только внутренний враг. Снаружи нет ничего, снаружи пустота и грязища. Осенью Петербург производит пустоту, тем более слякоть. Хотя не отрицается слякотный Петербург. Осень все-таки осень. Леночке нравится, Леночке хоть куда! На фоне увядших цветов и деревьев, среди наносных тучек и кучек, за естественными лужами она сама не то что увядшая, но скорее цветущая частица земли русской. Точно подмечено, осень как время для Леночки. И любовь ее ярче, и душа ее проще. Наша осенняя Леночка, еще более Мохнатенькая, чем всегда, еще более ласковая. Ах, моя Мохнатенькая в квадрате и кубе Леночка Громова! Ей богу, полный восторг! Ей богу оно здорово! Ей богу...
  И опять никаких сумасшедших товарищей. Я люблю Леночку, она любит лапушку. На фоне редакторской суматохи крохотный факт, опять фактик. Мало ли кто кого любит. Россия устала! Россия в огне! Россия без будущего! Ты представляешь, что значит без будущего? Нет не представляешь, ты идиот. Я сказал, не согласен. Все вокруг идиоты, все вокруг посходили с ума. Деньги и тряпки, тряпки и деньги. Я не совсем идиот. Я маленький осколочек великой России, я ее лучшая часть и может самая лучшая. Не навешивайте на меня ярлыки. Не представляйте из меня нечто худшее, когда вопрос коснулся на лучшее. Все равно не поможет. Я люблю, я любим. Пускай идиот, но, по крайней мере, сие выход для бедной России.
  Леночка почесала очки:
  - Человек устаканился.
  Может мысль ее верная, может нет. Человек по сути неуравновешенная экосистема. Природа уравновешивает человека, как само совершенство. Но совершенства нет, и не будет. Вот психопатия она есть. Или сумасшествие, если так хочется. Я не отрицаю в который раз психоделическую подоплеку моей дорогой родины. Каждый человек сумасшедший. На чем-то стоял, куда-то сошел. Главное, на чем он стоял? Может, не было ничего? Просто придумка, что было, на самом деле черта лысого не было. Если бы было, тогда победил человек, или правильно, что победил человек сумасшедший. А так не было, так победила природа.
  Но Леночка не сдается:
  - Какая такая любовь?
  Это ее мысль против легкого способа за тяжелый. Любовь сама по себе сумасшествие, а ты подумал на столь сомнительном примере успокаивать человека и приводить в равновесие. После подобных опытов человек - сумасшедший в квадрате. А если любовь удачная? Это неудачная любовь почти крах. Зато удачная любовь есть высочайший полет над вселенной. Полетал, понаслаждался, послушал, как лягушки фырчат. Ах, они не фырчат. Зато у нас с Леночкой состоятельный разговор. Все про ту же любовь, про отечество русских, про человеческий кретинизм, про счастье, и даже о лапушке Громове.
  - Я не надеялась на какое-то равновесие, - снова она, - Брала сумасшедшего на всю жизнь, навсегда. Пускай сумасшедшая любовь вместо жирных или довольных ублюдков. От жирных ублюдков воротит живот, от довольного мусора всяк остальное воротит, и непроходимость ужасная. Пускай сумасшедшая и недовольная любовь. Так по-нашему, так по-русски. Люблю наше, люблю русское. Все-таки на Руси еще что-то осталось, что-то прекрасное, что можно любить. Остальное любить нельзя. Именно жирную погань нельзя, что с довольной мордашкой позорит и гадит Россию.
  Она, конечно, все перепутала эта Мохнатенькая, но она мне нравится. В нашей комнатухе, среди нашего хлама в который раз окопалась наша Россия. Я не спорю, я очень согласен, я здесь. Бери, люби, пожалей, если можешь. Если не можешь, то никакой жалости. Какого черта жалнть, когда и так хорошо. Мы сумасшествуем, только со знаком плюс. Со знаком минус не мы сумасшествуем. Может, сегодня Россия пошла на минус, но это не мы. Самое время послать подальше подобную накипь.
  Ах ты, чухна петербургская! Улыбочка, что гримасочка:
  - Мама моя, как хороша любовь не по правилам.
  И гримасочка, что улыбочка:
  - Как же нам повезло!
  Залезаю в свое болотце, обнимаю свою Мохнатенькую, жаркий поцелуй. Можно еще? Почему бы и нет! Губы у нее такие жаркие, сама она такая жаркая, и еще она для тебя, то есть вся для тебя без остатка. А еще можно? Конечно, можно! Нечего кривляться, бери меня всю. То есть бери и люби! Мы устремляемся за жизнью, мы прогоняем смерть. Никаких амбиций, всякое барахло в задницу. Наша жизнь обалденная! Наша смерть пока что не близко! Наша Россия все равно жизнь! Ты понимаешь, всегда жизнь! Мы не попросту существуем на грешной земле, мы здесь живем. Или не понимаешь, как? Слава богу, что разобрался. Мы живые, мы чистые, мы прекрасные. Мы сама молодость той же земли. Если мы молодость, то какого черта мы смерть7 Бери и люби меня всю, я тебя просто так не оставлю.
  Приговор нормальный:
  - Громов вылечился.
  Ах, если бы так! Никогда не мешает вылечиться навсегда. Чтобы болезнь твоя прошла с возрастом. Был недоросок и подхватил дурацкую к черту болезнь. Болезнь не совсем от рождения, но она возростная, пока растешь и не вырос. Теперь вырос, некуда дальше расти. Даже биографы и историки лапушки Громова определили, что некуда. Все-таки двадцать один год это не двадцать лет с хвостиком, а нечто большее. Праведный путь, разумная жизнь, настоящая, то есть вообще настоящая молодость. Почему бы и нет? До означенного момента ненастоящая молодость, пряничная какая-та она. Можно подумать про инкубационный период, можно не думать. Берешь, чего не предложено, и кладешь, куда не положено. Так рождается великий шедевр лапушки Громова.
  И еще:
  - Литература сама по себе, а ты не представляю откуда.
  Мохнатенькая разбирается лучше всех моих историографов:
  - Ты с другой планеты свалился.
  И лучше биографов:
  - Ты не из наших уродов. Запомни, мой мальчик.
  Она умная. Впрочем, ее не за это люблю. Все равно, она умная. Куда умнее Ивана Ивановича, Марины Михайловны, Александра Борисовича, артиста Славянова и лапушки Громова вместе взятых. А может за это? Снова запутался, люблю я Мохнатенькую или нет? Россию точно люблю. Русский народ требует моей пылкой любви. Русская культура без ой же любви способна откинуть ласты. С Мохнатенькой как-то не так. Ее не любить невозможно, но и любить невозможно. Слишком она завораживает и ошеломляет, чтобы любить. Больше того, какая-та она ускользающая и исчезающая. Мой рассудок ко встрече с ней не готов окончательно. Я уважаю Мохнатенькую, и временами уверен, что очень и очень люблю, а временами совсем не уверен.
  Давайте опять разберемся. По большому счету, она божество. То бишь божество для лапушки Громова. Поставили ее в рамку, окутали ее цветочками и лоскуточками, дальше молитва. Ничего особенного, вполне человеческое божество. Человеки на всякую ерунду лезут с молитвой. Например, на маромойского Иисусика. А был ли Иисусик, никто не знает, никто не доказал за последние два тысячелетия. Скорее, его не было никогда. Нужен был Иисусик, чтобы запытывать или запугивать человеков, вот его и выдумали. Мохнатенькая не идол христианства, она есть, она рядом, она божество во плоти. Ее можно слушать, или любить, а можно совсем не любить. Она не обидится, черт подери, как не обидится настоящее божество. Она выше всякой обиды, не абы какой-то там выдуманный и злой Иисусик.
  
  ***
  Теперь совсем здорово. Высказался, выругался товарищ Громов, горлышко почистил, на душе отлегло. Не уважаю, когда на душе много грязи. Вот если бы стопроцентное сумасшествие, приступ за приступом и крутой отходняк. Вот если бы кровища из горла и чертовы квадратики с ромбиками замучили. А так ничего. То есть совсем ничего. Сумасшествие вроде как кончилось. Главное мое преимущество над миром тупых человечков испарилось практически без следа. Был сумасшедший, был шизофреник, дикие бредни и корчи. Ну, хотя бы корчи остались...
  Никто не корчится, очень правильная планета людей. Только некто неправильный корчится, оттеняя всеобщую правильность. Опять же большое подспорье для человечества. Посмотреть не на кого, вокруг исключительно правильные товарищи с исключительно правильным характером. Однако кое-кого достали те самые корчи. Тебе нравится, всем это нравится, и вообще, очень нравится. Есть среди нас кое-кто, мать его, он сумасшедший.
  Затем бред сумасшедшего.
  Вставайте, козлы,
  Начинайте дела.
  Пожрите мослы
  От родного хайла.
  Откройте хайло,
  Начинайте блевать.
  Уже расцвело,
  Не хочется спать.
  А хочется выть
  над душным очком.
  А хочется гнить,
  Метаться козлом.
  Собственно говоря, ничего страшного не произошло. Человечеству нравится бред, особенно бред, который для виду, ибо приходится оправдывать фамилию лапушке Громову. Лапушка может и не желает оправдываться, но приходится. Двадцать один год не двадцать лет с хвостиком, хотя некоторые правильные товарищи доказали, что то же самое. Для некоторых двадцать один год, двадцать два года, двадцать три года и вплоть до двадцати девяти лет все хвостик. Если раскрутился двадцатилетний товарищ, так хотя бы на несколько лет быть ему двадцатилетним товарищем. А ты мне подсовываешь двадцать один, двадцать один без хвостика, двадцать один с хвостиком... То же мне великая цаца. Плюс какие-то странные связи у лапушки Громова.
  С точки зрения профессионального критика история про Дом-с-колоннами сущий бред и что-нибудь в том же духе. Иногда кажется, не было никакого Дома-с-колоннами. Весь мир это я, дальше комплекс моих ощущений. Так сказал один умный мужик, не припомню который, но точно не лапушка Громов. Умный мужик постепенно утратил свой ум, постепенно попал в разряд сумасшедших товарищей. Но посмешище из него так и не сделали, что чертовски похоже на лапушку Громова.
  Стоп, а кто говорит про посмешище в рамках беседы про сумасшествие? Никто не говорит про посмешище. Комплекс ощущений лапушки Громова ничуть не паршивее твоего или даже президентского комплекса. Историки лапушки сие доказали. Лапушка ощущает поинтереснее, чем президент, его парламент, жирные буржуи и прочая сволочь. Президент поставлен, чтобы президентствовать, а не ощущать. Парламент поставлен, чтобы кривляться и матюгаться. Жирные буржуи и сволочь опять же за чем-то поставлены на русской земле, иначе бы их давно придавили. Хотя их и так придавили, а поживи немножко, так доживешь, как придавленных жирных буржуев и сволочь пустят на мясо, мыло и деготь.
  Другое дело, зачем Александр Борисович окопался в истории Дома-с-колоннами. Если лапушка Громов для более острого ощущения всей истории, то это понятно. Русские товарищи любят острое. Они любое свое барахло употребляют с остринкой или перчинкой, вот и готово тебе ощущение. Русскому товарищу нужен лапушка. Не выношу, но люблю. Не уважаю, но обойтись не могу. Не узнаю в двух шагах, но приду на поклон с миллионами прочих товарищей.
  Никаких вопросов, когда начинается разговор про русских товарищей. А что вы скажите про Александра Борисовича?
  - Милый мальчик, - вот его вещее слово для лапушки Громова, - Какой ты талант? Ну, подумай, какой? Разве бывают таланты, похожие на тебя? Ну, подумай, разве бывают? Ты очень милый, ты очень добрый, ты человек с любой буквы. Человечности в тебе больше, чем в нашей культуре, и даже может гордиться этим культура. Но ты не талант. Потратился на дрянные стихи без смысла и рифмы. Кому нужны подобного рода стихи, то есть стихи однобокие, бесперспективные и плюгавые. Потратился на дрянные рассказы. Кому нужны подобного рода рассказы, то есть проза бессюжетная, завиральная и с фантазией. Все прочее, что пошло от тебя не умнее, чем анекдот. Ты даже не знаешь, как пишется анекдот, и очень жаль, что не знаешь.
  - Мой дорогой, - еще одно слово Александра Борисовича, - Нужны годы, чтобы посеять талант, чтобы посевы взошли, чтобы из ничего получился урожай. Пускай ничтожный урожай, но нечто большее, чем пустота и твоя удивительная ничтожность. Лет через десять, пятнадцать и двадцать случается нечто большее. Ты не виноват, что так редко случается. Это судьба, это жизнь, это правило для любого таланта. Возлюби жизнь, разберись в ней, поумней хоть немного. Необходима определенная капля ума, чтобы понимать хорошее и плохое, дурацкое и беспутное, чтобы душа была нараспашку. Пока не научишься, не превзойдешь беспардонность своих ученических книг, пока не перестанешь изрыгать позорные чувства и мысли, до того судьбоносного момента не откроются двери в прекрасное царство культуры.
  Если прикинуть на глазок, неплохо сказано. Но сегодня другое царство, другая культура, и слюны полный рот. По такой причине мало козырей у Александра Борисовича.
  А он не сдается:
  - Ни один из великих писателей так просто не поднимался с нижней площадки на верхнюю. Талант не есть обезьянничанье и подражание чему угодно и как угодно. Талант он единственный в мире, он сам по себе. Жизнь породила талант, жизнь его воспитала, жизнь его загубила. Милый мальчик, отринь не принадлежащий тебе талант, если он случайно появился на твоем горизонте. Не сдавайся, будь просто мальчик. Культура это не только талант, культура есть жизнь. Лучшие люди оставили жизнь для культуры и наслаждаются жизнью в культуре. Не каждый Пушкин или Толстой или чертов талант. бог помечает несчастных и забывает счастливых товарищей. Я желаю добра тебе, мальчик.
  И все-таки опоздал Александр Борисович. На недельку пораньше или на две следовало провести инструктаж с лапушкой Громовым. Тут опоздал Александр Борисович. Ни каких вопросов. Неделькой раньше не получалось общаться на равных с Александром Борисовичем. Только открытый рот.
  - Извинтите, товарищ лапушка, вам разрешается слушать и не разрешается спрашивать. Лучше слушать с открытым ртом на двести процентов, чтобы заклинило челюсть и не получалось никак спрашивать.
  - А мне хочется спрашивать.
  - Нет, никак не разрешается. Чтобы спрашивать, необходимо получить разрешение от самой жизни.
  - И когда жизнь дает разрешение?
  - Ну, когда-нибудь жизнь чего-то дает, но пока она ничего не дает.
  - А можно когда-нибудь обратиться за разрешением?
  - Это можно. У нас есть директор Дома-с-колоннами.
  Вот мы и вернулись в начало пути, где не приобрел свое влияние на лапушку Громова Александр Борисович, а директор Дома-с-колоннами заматерел от лекарства:
  - Не приставайте ко мне с ерундой.
  Да еще поэзия попала не в то горло:
  - Все поэты дерьмо.
  Да еще на подхвате Марина Михайловна:
  - Только один поэт не дерьмо.
  И показывает пальчиками, который поэт не дерьмо. А ты не суйся со своими вопросами к нормальным ребятам.
  
  ***
  Крышка треснула, водичка загадилась. Тесновато стало водичке в нашем подвале, еще как тесновато со всей перечисленной грязью. Иван Иванович невесть откуда притащил трех культурных товарищей девушек. Одну культурную девушку на должность бухгалтера, другую культурную девушку на должность инженера, третью культурную девушку прибирать и грузить книги. Скудновато нас было в подвале, а теперь самый писк, зато тесновато. Но никто не поспорил с Иваном Ивановичем. Чтобы не стало тесновато, можно и разгрузиться. Если треснула крышка, ее выбрасывают. Какого черта старая крышка? Старая крышка собирает новую грязь в свои трещины. Зачем тебе новая грязь? Лучше новая крышка.
  Вот мы и разгрузились. Нескольких дней не прошло, как решили, кому отвечать за трещину. Впрочем, и не было никакого решения, как-то вышло само по инерции. На двери туалета торчал гвоздик. На гвоздике висела побитая молью шуба. Возраст шубы неопределенный, но фасон шестидесятых годов. Шуба Александра Борисовича, его собственность. Гвоздик на двери туалета принадлежит Дому-с-колоннами. Не раз и не два пытался на этот гвоздик свое кургузое пальтишко Славянов. но шуба висела так плотно, что пальтишко соскальзывало и валилось в дерьмо и помои. Новые сотрудники Дома-с-колоннами не нашли никаких других гвоздиков, просто скинули шубу.
  - Что это такое висит? - спросила товарищ бухгалтер.
  - Ну, тряпка висит, - ответил Иван Иванович.
  - И как у нас грязно, - сморщила носик товарищ инженер.
  - Самое время прибраться, - ответила Маргарита Михайловна.
  - Сейчас приберусь, - взялась за дело товарищ под номером три и использовала пресловутую шубу.
  Только не надо показывать на товарища девушку пальцами. После Москвы много чего изменилось в нашем подвале. Москва как есть мерило вещей. Москва подстрекает на самые непредсказуемые поступки самых предсказуемых петербуржцев. От Москвы не всегда пряники. Этому дала, этому дала, а этому не дала. Я не осуждаю светлопристольную. Москва в своем репертуаре, чаще она не дала. А там круги по воде. Почему не дала? Просто так могла бы и дать. Значит, не зря не дала. А там вода грязная, даже дьявольски грязная. Если Москва не Санкт-Петербург, но много паршивее и ниже, то какого черта опять не дала? Обязана дать. Только в исключительных случаях не обязана. Скажем, черная энергия дьявола, измена родине, мрак над Россией. Или были причины, что не дала? Или ничего не было? Так значит чутье. Вот именно, что чутье. Кому дать, кому не дать - выбирается сердцем, но не по списку на кончике туалетной бумаги.
  Вот тебе первый камень в огород Сашечки. Хотя постойте, это второй камень. Первый камень получился с шубой и гвоздиком. Или наоборот, сначала Москва не дала, следом шуба и гвоздик. Кажется так. Справедливость восстановлена, все начинается с Москвы. Москва потащила за собой шубу, шуба потащила за собой гвоздик, при чем впервые туалет перестал источать зловоние, и стало гораздо светлее в Доме-с-колоннами.
  Можно добавить третий этап. Опять же этап опирающийся на зловоние. Никак не источает культуру зловоние, только приятные запахи. Зато отходы человеческой жизнедеятельности источают зловоние. Человек, попавший в полосу зловония, практически мгновенно отдаляется от культуры. Сие есть природная реакция человеческого на запахи. Вроде бы культура никак не связана с такой важной материей, как запахи, однако среди запахов умирает культура. Как вы уже догадались, весьма проблематично подобрать культурные запахи, если человеческий организм в основном выделяет некультурные запахи. Даже организм поэта выделяет некультурные запахи, с которыми можно и нужно бороться. Например, самым привычным путем, списав запахи на другой организм, на того самого Сашечку.
  _ Что за свинья здесь устроила лежку? - спросила товарищ уборщица.
  - Это кабинет главного редактора, - ответил Иван Иванович.
  - А кто такой главный редактор? - спросила товарищ инженер.
  - Вы еще не видели главного редактора, - ответила Марина Михайловна, - И он вам вряд ли понравится.
  - Он нам уже не понравился, - товарищ бухгалтер вышвырнула за дверь шубу, известную как тряпка.
  Дальше голая правда. На начальном этапе вышеназванный "главный редактор" обворожил трудовой коллектив слезоточением и распространением своей безрадостной биографии. А так же шрамами или якобы шрамами на ногах и руках, якобы полученными за правду и за известность, потому что не уклонялся от правды. Но в дальнейшем, то бишь при более близком знакомстве с затравленным гением, ореол правдолюбца угас. Может ты правдолюбец, но только не в нашем подвале. Зато появился обыкновенный, нет, обыкновеннейший оборотень, нечистый весьма на руку. И это опять правда. Как не прячем пакостного червячка в теле литературного гиганта, когда-нибудь не выдержит червячок, когда-нибудь высунет свою пакость. Вот я в полной красе! Тут его и поймали.
  За новых сотрудников Дома-с-колоннами сама правда, считает Иван Иванович. они появились со стороны, на них не распространяется аура Александра Борисовича. Про остальные чары Александра Борисовича даже не говорю. Все видно, все слышно и все понятно.
  Во-первых, означенный Александр Борисович решился на преступление против законной власти. Его ненависть к Ивану Ивановичу, вытащившему из грязи сей зловонный предмет, то есть его истинная ненависть очевидна. Сбросьте Ивана Ивановича! Иван Иванович необразованный деревенщина! Иван Иванович просто развратный козел! Ивану Ивановичу не видать не то, что культуры, но и протухшей душонки своей за бутылкой! А это показатель. Нельзя относиться подобным образом к благодетелю. Не проводи операцию под начальственный стол и не закладывай мину под кресло директора. Не для сопливых ублюдков начальственный стол, не для тебя это кресло. Пользуйся крохами благодеяния. Сегодня директор Иван Иванович. Его определила Москва. Неважно за что определила. Ты утверждаешь, на какой-то бабе лежал и весьма успешно товарищ директор. Какая грязь! Какая наглая ложь! Да за одно за это надо кастрировать и повесить яйца на солнышке, дабы прочим уродам было неповадно кидаться грязью на честное имя директора.
  Во-вторых, есть понятие "вымогательство". Можно поговорить про обман, надуваловку, напаривание, но вымогательство лучше других и точнее передает действия Александра Борисовича. Сие чистой воды вымогатель. Впрочем, понятие связанное с чистотой не подходит к Александру Борисовичу. Он очень и очень грязный, даже вонючий вымогатель. Поэтому ничего кроме вони и грязи к нему не подходит. Но вымогать все-таки его конек. Не умею без вымогательства, не желаю без вымогательства, в который раз не умею и не желаю. Карман организации только первый карман для вымогателя. Есть еще маленькие карманчики. Ивана Ивановича, Марины Михайловны, артиста Славянова и одного мальчишки, ну как там его. Впрочем, не помнится как. Александр Борисович согласен вымогать у ребенка его последние крохи, лишь бы последние крохи (а не ребенок) стали собственностью Александра Борисовича.
  Наконец, коммунизм. Да вы не удивляйтесь, самый что ни на есть коммунизм, самый озверелый и самый оголтелый. Привычка коммунистического идеолога это вам не какашки под маринадом. Кто побывал идеологом двадцать пять лет, того не отмоешь и не отчистишь. Он коммунист, он демагог, он дребедень на колесах. Послушаешь и ужаснешься, неужели подобное чмо есть культура земли русской? Нет, никакой культуры, привычный нам коммунизм. Просто кое-кому хочется сносно пожить после уничтожения коммунизма, не выбрасывая ничего коммунистического нп помойку. Вот Александр Борисович ничего и не выбросил, чуть-чуть перекрасил, и ладно. Ношу за собой коммунизм. Подсовываю всем коммунизм. А вам и не видно.
  Теперь пошли выводы. Трудно сказать, как там с производственной необходимостью и миллионными ассигнованиями добреньких дядюшек, но тем временем бодро и пламенно строилась "гениальная" дача "гениального" Александра Борисовича, что понимаете, требовало некопеечного расхода. Хотя и за чужой забор не заглянешь. Кто сказал, что Александр Борисович обирал только нас, своих благодетелей? Может у него таковых благодетелей тьма? Здесь наврали про чиновника в Смольном, там про хибару с колоннами, где-нибудь о культуре, где-нибудь про родство с президентом. И может фамилия ненастоящая у Александра Борисовича? Кто знает, какая у него настоящая фамилия? Никто не знает, никто ни в чем не уверен. Единый во многих лицах, здорово прячется Александр Борисович.
  И все-таки от судьбы не уйти, особенно от человеческого сглаза, особенно от новых сотрудников. Заметили, раскусили, и слышно, и видно, и знаем всякие пакости про тебя любимого. Лучше бы поступить по-христиански. Покайся, отдай, чего украл, займи свое место. Подвальчик наш тесноватый, но место у туалета все-таки осталось. Выбросим рукописи твоих несчастненьких, утрамбуем несколько пачек, вот тебе стол или стул. Ты же не боишься вони из туалета? Ну, конечно же, не боишься, сам воняешь, как туалет. Но покаяться еще можно. Никуда не бегай, никого не трогай, будь с нами, будь вместе, когда-нибудь да расплатишься за грехи, а пока твой последний шанс, и этот шанс в туалете Дома-с-колоннами.
  Выводы были сделаны на самом высоком уровне. Сначала вывели Александра Борисовича и дали пинка. Нет теперь Александра Борисовича, его нет, и не будет. По крайней мере, в нашей организации не будет его никогда. Культурная организация не для таких Александров Борисовичей. Если оборотень сам оборачивается, мы даже смотреть не будем на подобную пакость. Светит Солнце, поют Птички, бегут тучки. Или осенью, какое солнце, тем более птички? Но все равно. Мы ребята нормальные, и девчата у нас нормальные. Эти девчата, то есть новые сотрудники Дома-с-колоннами, скопом не стоят Марины Михайловны. Даже по имени-отчеству не называют их в Доме-с-колоннами, но опять все равно. Новое пополнение не отторгается Домом-с-колоннами. А кое-кто из Александра Борисовича навсегда и бесповоротно стал Сашечкой.
  - Объявляю войну! - рассвирепел Сашечка.
  Вот же чудило, иначе не скажешь. Посмотри, сколько нас. Потрогай, если не брезгуешь. Или мы брезгуем? Точно, вот мы какие. Даже воевать с тобой неохота. Урочище, клещ, мокрица, тупица, мудак. Одно слово в худшем смысле его "оборотень".
  - Вы у меня попляшете! - опять Сашечка.
  Может и попляшем, может и посмеемся. Иван Иванович чуть ли не каждый день ударяется в слезы, и ничего. Добрые слезы, благодатные слезы, любвеобильные слезы, черт подери. Для нашей России вполне подойдут слезы. Поэзия построена на слезах. По крайней мере, сегодняшняя поэзия. Ты любишь сегодняшнюю поэзию? И я люблю, и прочие товарищи, и много хороших слов про любовь. Так пускай текут слезы, да хоть на серенький череп известного долбака Сашечки.
  - Вы у меня запоете! - и снова он.
  Старая песенка. После плаксы хорошо петь. Поешь, поешь, напелся до грыжи и до отрыжки. Я повторяю, ох хорошо! Все мы любители петь, то есть все до единого. Пой свою песенку, пой соловьем, прославляй нашу жизнь, нашу землю, наши просторы, нашу культуру и прочее, чего тебе в голову не пришло. А если пришло, опять прославляй. Даже новых сотрудников Дома-с-колоннами, которые ни к селу, ни к городу в нашем подвале торчат и устроили свой несанкционированный хаос.
  - Вы, вы, вы... - больше нет слов.
  Сломался Сашечка, озверел Сашечка. Отчего бы не сдаться? Сдайся на милость победителя, сдайся пор правилам, приползи на коленках в свой туалет. Мы незлые, мы разрешаем. Вон он какой туалет! Только ползи и сюда приползи. Ты человек взрослый, человек порядочный, человек нормальный. Многое тебе разрешаем, прежде всего, ползать. Затем, кланяться. На следующем этапе стоять на коленках. Затем, лобызание. Или беспрекословное лобызание, которое плавно переходит в обожание и обоготворение начальства. А сегодня всякий товарищ В Доме-с-колоннами будет начальство. Если ты провинился, если попал в немилость, то возврати назад милость. Кто знает, может Иван Иванович расплачется и простит. Да ладно! Да будя! Хотя не думаю, что расплачется и простит такого гада Славянов.
  
  ***
  - Следите за гадом, - общий приказ.
  Иван Иванович закупил кое-какой сопутствующий инвентарь на шкафчики, тумбочки, полочки. Четыре амбарных замка, два маленьких замка, один контрольный замочек, но с подписью и бумажкой. Сомневается товарищ директор, то бишь Иванович. Случаев оголтелого воровства не было, живем мы не совсем плохо, живем душа в душу. Но случаи могут быть. Это до сегодняшнего дня не было. Ну, представляете, именно до сегодняшнего дня, а завтра чего-нибудь произойдет нехорошее, возможно, даже сегодня. Лучше подстраховаться, когда вокруг ошивается всякое чмо. То есть подстраховаться по полной программе, чтобы в будущем ни на кого не наезжать, и не рвать на попе волосы.
  - Следите во все глаза, - приказ ясный.
  Вы думаете, кто-то отказывается от слежки. Зря это вы, никто не отказывается, все заинтересованные товарищи, опять же следят. Организация почти на грани провала. Телега из ржавчины, книжки покрылись плесенью. Зачем еще книжки? Заче6м нам телега? Кое-что даже крысы покушали. Зачем нам крысы? Хочется кушать, ну и договорились. Московской продукции на крыс хватит. Только не отвлекайте, пожалуйста, от работы. Дом-с-колоннами переживает культурный рассвет. В Доме-с-колоннами невозможно размениваться по мелочам. Сначала культура высокого уровня. Вот добьемся успеха на высоком или самом высоком уровне, тогда пойдут мелочи. Ах, мы пока не добились успеха? Ну, когда-нибудь мы добьемся успеха. Даже если придется навешать кое-какой сопутствующий инвентарь на шкафчики, тумбочки, полочки. Или вам кажется, что не поможет сопутствующий инвентарь?
  Черт подери, всякое сегодня кажется.
  - Не упустите момент, - за директора прочитала инструкции Марина Михайловна.
  Она выражается резче и звонче. Да собственно так и положено, если она настоящий голос директорский.
  - Схватите подонка с поличным, - снова Марина Михайловна.
  Никаких имен, никаких личностей. И так понятно о чем разговор. Без слов понятно. Можно приказывать жестами, или взглядами, или сбросить трусы. Все равно понятно. Разгуливает подонок по русской земле. Приглядывается подонок, где чего или как. Примеривается испортить или ограбить русскую землю. Он не брезгливый этот подонок, только мы глупенькие, только чертовски брезгливые. Так нельзя, так доиграешься до геморроя и до пустых карманов. Точно нельзя. Хватаем ханырика, ловим позорного гадика, стреляем подобную сучку, чтобы не золотил себя грязные руки. И опять никаких имен. Кого коснулось, тот понимает, тот в курсе.
  А от Сашечки гусь с потрохами:
  - Товарищ в Смольном требует деньги.
  Пристал и достал:
  - Будут деньги или не будут?
  Чуть ли не мордой своей в телефон:
  - Я звоню, что не будут.
  Да пошел ты! Да звони куда угодно, хоть в Смольный! Да мы забили толстый болт и еще один крохотный болтик! Сашечка не шутит. Погодите, козявки! Вот я диск повернул, вот еще и еще. Семь оборотов, полная цифра, там взяли трубку. Так что мне сказать? Там уже взяли, настаивают, ожидание не в их правилах. Или деньги, или точно пошел. А за мной всяк пойдете, все как один. Я не злорадный, я добрый, для вас же старался, за вас положил свой хребет и живот на алтарь. Там не люди, там мафия. Сами догадались, какая мафия. Вот сейчас откажусь, всем вам кранты. Схватят за горлышко, вышвырнут из Дома-с-колоннами, раздавят. Или не страшно? Или амбиции разум заели? Или на культуру вам наплевать? Что опять же культура? Для вас она игрушка, для вас же дерьмо. Позаботьтесь о более важных делах, то есть о жопе своей. Бвла жопа голая, останется голая, да еще поддадут, и на крыльях слетите из Дома-с-колоннами.
  - Я подумаю, - Сашечка в телефон.
  Вот видите, какой добренький, сразу не отказался. Последний вам шанс, деньги на стол. Бегайте, занимайте, продавайте нательное белье, можете на панель. У вас нет будущего без Дома-с-колоннами, а Дома-с-колоннами не существует без человека из Смольного. Нечего кривляться, вы у меня в кулаке. На первый раз прощаю, я показал когти и больше не прощу, то есть не намерен больше прощать. Вели вы себя как суки, почувствуйте себя как гниды. Ощущение не из приятных. Лучше голой попкой усесться на сковородку. Но не вечно же с вашей сволочью нянчиться? Вот и я говорю, не вечно. Последнее слово, деньги на стол! Ровно четыреста сорок рублей. Сумма мизерная, но дело принципа. Положите на сто, так и быть, успокоится человек в Смольном.
  Директор уже не заплакал, но рассмеялся:
  - Да что это такое?
  Глядя на Ивана Ивановича, в истерике Марина Михайловна:
  - Да когда это кончится?
  И с поленом подступает Славянов:
  - Дам по башке!
  Где он полено нашел, не представляю, не в курсе. Возможно, это культовое полено из какого-нибудь славянистского капища. Этим поленом славяне утюжили бесноватых и бесов, а Славянов его нашел на всякий пожарный случай. Простым, то есть человеческим способом беса не выгнать. Крепкий бес, свирепый, настоящий зануда. На него накричали, он нейдет. Ладно, ну хватит. Культовое полено славян и не из таких ситуаций выкатывалось. Культовое полено еще послужит Славянову, а заодно всей организации культурных товарищей, а заодно нашей несчастной земле. Славянов без шуток. Какой он шутник? А если бы пошутил, то полено ему не позволило. Культовое полено славян работает в двух случаях. Если не воспользуешься поленом по назначению, береги морду. Второй конец направлен против тебя, то есть против ослушника, гада и маромоя, предающего своих братьев.
  Все-таки удачливее прочих Славянов:
  - Видит бог, зашибу!
  Не помню, какой у него бог, но попятился Сашечка. Телефон свободный, стол свободный, подвал свободный, то есть почти свободный. Остался еще туалет, он еще несвободный. куда ты пятишься? Неужели пятишься в туалет? Неужели на свое законное место? Чувствую, что на свое. Там тебе и сидеть, там тебе и вонять на наш город. Мы не вредные, не безумные, не дурацкие и черти какие товарищи. Мы просто мы. За культуру, за родину, за Россию, за нацию русских. На свой карман ничего, понимаешь, совсем ничего. Зачем нам карман? Вот культура, она в самый раз. И Россия не совсем, чтобы выглядит плохо. Тем более, если Россия - родина. А ты чего зарвался сюда со своим Смольным?
  Сашечка упертый, возле туалета застрял. Что-то там матерится, или вообще занудил не по-русски. Человек из Смольного не простит. Человек из Смольного проинформирован. Финансовая инспекция, налоговая полиция, рэкет. Все вы получите, как заслужили. И штанишки описать еще не судьба, как получите все. Человек из Смольного очень серьезный товарищ. Ваши деньги ему не нужны, но Россия нужна. Он не потерпит в своей России, в своем городе, на подвластной ему территории всякую сволочь. Слышите, он не потерпит. Шестерки москалей уметайтесь в Москву! Среди москалей вам ни жарко, ни холодно, но главное, что не страшно. Это совет. К москалям не пойдет товарищ из Смольного. Принципиально туда не пойдет. А вы выметайтесь. Я предупреждал. Я предупреждаю, как друг. Я пока с вами, и жалко мне ваши дерьмовые морды.
  Ноль внимания. Славянское полено под стол.
  - Начали пить! - нарочито громко гавкнул поэт, наш любимый отец и наш благодетель.
  - За Россию! - не менее громко согласился Славянов, герой и спаситель отечества.
  - Против врагов! - тем же тоном ответила Марина Михайловна, самая раскультурная женщина на планете Земля.
  - И да здравствует культура! - следующий лапушка Громов.
  Что там кричали новые сотрудники, количеством три, об этом не вспомнить, да и не надо. Трудовой коллектив навалился на бледный чай с пирогами, минуя при этом вонючий и грязный стаканчик главного редактора.
  
  ***
  Странное существо человек. Очень странное, очень паршивое существо, находящееся в постоянном движении, да еще неизвестно с какой целью. Вроде цель у него единственная: двигаться, двигаться, двигаться. Вот этого не могу разобрать. Если имеешь цель, если цель благородная, если она для чего-то нужна, тогда можно двигаться. А так никакой цели. Суета, глупость, почти неизбежные и позорные ошибки, выход в ничто из не представляю какого вообще ниоткуда. Вот и весь человек, который странное существо, от которого тошно, и гадко, и жалко.
  Но вы не расстраивайтесь, дорогие товарищи. Разрешаю быть человеком, или не быть человеком. То есть не быть таким человеком, как все, а быть, как тебе захотелось. Это я разрешаю. Делай только наоборот. Все застряли, а ты побежал. Все побежали, а ты остановился. Все со злобой, а ты с похвальбой. Все напились, натрахались, наблевались... Что угодно я разрешаю. Если человеческий образ неконтролируемый, то выходов у человека сто тысяч и миллион. Что сегодня не протиснуть ни в какие ворота, то завтра пролезло до звезд. Что сегодня тюрьма или плаха, то завтра геройство. А если тебе захотелось сегодня, почему бы и нет? Делай наоборот, как это делает лапушка Громов.
  Вот первый способ, или контроль над странностями. Лапушка просто делает, он сумел обломить человека. Никто другой никогда не сумел, даже на копеечку, даже на грошик. Лапушка сумел. Делал как лапушка и получилось, как оно бывает у лапушки. А вы не чувствовали, вы отрицали. Следовало раньше присмотреться, то есть присмотреться к товарищу лапушке, теперь поздно. А вы не заметили. Двадцать лет прошли прахом, все это время кое-кто открещивался от очевидной истины. Какая такая истина? Лапушка изменился за двадцать лет, земля изменилась под лапушкой, и Россия. Ей богу, Россия опять изменилась. Странная Россия, нелепая родина человеков, неконтролируемая сообщница лапушки Громова. Вы думали, она наша сообщница? Вы достали со своей колбасой и своим жирным брюхом. А Россия не ваша, она сообщница Громова. Она за лапушку, она против вас, она чего-то не уразумела, хотя вы кричали, стучали и гневались. Или может, она поступила назло? Это вам-то назло? Стучите, суетитесь, грызитесь, и пусть во веки веков не исчезнут ваши капризы.
  Бедная дурилка
  Плюнула в копилку.
  Да слюну подмыла
  Самым лучшим мылом.
  Да еще подула,
  Что сломала скулу.
  Да кишок взолкала,
  Что вина и сала.
  Да еще хотела
  Завернуть все дело
  Так как надо дури,
  Но словила пулю.
  Дальше никаких истин. Беру веревочку, сматываю в клубок, бросаю. Покатился клубок, раскрутилась веревочка, не так чтобы путанка, но и порядка не будет. Это жизнь, это судьба, это надежда, это прошлое без будущего и будущее без прошлого. Последний совет, выбери для себя одну из веревочек... и на горло.
  
  ***
  Леночка Громова посмеялась над лапушкой Громовым. Еще не успели собраться для доброго дела культурные товарищи из Дома-с-колоннами, а уже драчка и слежка и добрый пинок. Как же общее дело? Оно не урод. Времени и так много, то есть много прошло. Девяносто второй год на исходе. Больше года живут свободные, окрыленные и влюбленные в русскую землю товарищи на русской земле. Ты понимаешь, что больше года? Ну, ты у меня дурачок, ты всегда понимаешь. Это умные товарищи не понимают. Для них, что год, что два, что четыре года, что двадцать. Зачем спешить? Зачем окультуривать русскую землю7 Если земля некультурная, так это ее заботы, по крайней мере, не наши заботы. Путь культуры достаточно тягостный путь, за год ничего не сделать. Точно, за год ничего не получится. И за два года. И за четыре. Но надо когда-то начать. Я повторяю, надо с какого-то места начать. Вот поэтому посмеялась над лапушкой Леночка Громова.
  Я попытался ответить:
  - Разрушение так же необходимо как созидание.
  А она и не слушает:
  - Отрицательный результат то же есть результат.
  Этот отрицательный результат точно ком в глотке. Его повернул, кровь побежала, кровью истек. Почему отрицательный результат? Не хочу отрицательный результат. Я немного поразрушаю прежде чем соберусь созидать. Мое разрушение не страшное разрушение. Это ваше созидание куда страшнее моего разрушения. Нельзя же всякого гада пристраивать к строительству новой России. Леночка согласна, нельзя. Леночка не жалует гадов. Все-таки Россия не гадюшник, иногда самое время подумать о чем-то своем, например, о ребенке.
  Леночка не против:
  - Можно и о ребенке.
  Но какой это ребенок? Для лапушки ребенок опять же Россия. Не говорю, что значит ребенок для Леночки Громовой. Для нее Россия не исключается. Лучшего ребенка не существует, лучшего не найти. Мы любим детей, мы всегда за детей, наши дети всегда лучшие. Мы их папа, мы их мама. Не такие папа и мама, как были наши папа и мама, так называемые хреновые семидесятники. Впрочем, кому-то повезло еще меньше, у них папа и мама шестидесятники. Мы не они. Вот они ненавидят детей, и прежде всего ненавидят Россию. А мы с любовью, мы в гордость, мы за каждого маленького и за каждого славненького ребенка, как за нашу любовь и за нашу Россию.
  Пожалуй, чего-то не понимает товарищ лапушка:
  - Пионерская дружба крепка...
  На товарища можно напялить любые регалии, в том числе пионерский галстук, и выводить на Дворцовую площадь для очередной революции. Зато Леночка Громова все понимает. Ее Россия точно ребенок. Пускай один-одинешенек, но который останется после нас, который не бросит и не оставит в помоях Россию. Хорошо, если есть ребенок. Тут не одна Леночка, тут и лапушка просто обязан сойти с ума от восторга. Прочие заботы они не заботы. Прочие проблемы они не проблемы. Если после себя не оставил ребенка, значит ничего не оставил на русской земле. Вот тебе первая и наиглавнейшая истина. Если ничего не оставил на русской земле, так какого черта родился на русской земле? Я не сопротивляюсь, ежу понятно про черта, лапушке очень подходит ребенок.
  Но все-таки дуралей лапушка:
  - Да откуда ему взяться?
  И чертовски веселая Леночка:
  - Он уже взялся.
  Можешь заехать товарищу Громову по зубам и головешкой его прокатить под комодом, ничего не соображает товарищ.
  - Так скоро и уже?
  Впрочем, разрешается обойтись без кувырков и зуботычин, как-нибудь объяснит Леночка Громова:
  - Во-первых, не скоро. Во-вторых, не уже.
  Только не надо придуриваться, что свалился с неба ребенок. Мысль дурацкая, но почему бы и нет? Существует небо, самое время оттуда свалиться. Существует Россия, самое время свалиться в ее объятия. Существует лапушка Громов, самое время дать лапушке шанс. Или оказалось не самое время? Леночка точно не знает, будет ли этот ребенок. Однако ей кажется, будет. Есть кое-какие признаки на стопроцентный успех. Любой дуралей разобрал, какие есть признаки, только лапушка Громов ушами прохлопал, и чуть ли не ежедневно требует новые признаки. Опять же Леночке слишком много чего кажется.
  Мохнатенькой простительно, она в первый раз старается для любимой России. Не говорю то же самое про товарища Громова. В культурной среде окопался лапушка Громов. Культурная среда так ни чему и не научила товарища. Нет, его учили лучшие представители культуры, истинный факт, учили. Лучшие представители всегда учат элементарным вещам. Сие их первая задача, для того они есть. Другая задача не в счет, ну которая задача не первая. Однако культура самой природой поставлена в учителя. Если учителя бескультурные, тогда получается бескультурие, а если культурные, то по аналогии это культура. Я не против, я за культуру, и чертовски хочется мне такого ребенка.
  Мохнатенькая опять не возражает. Но и она дурочка. Надо же, Громов ее подловил. Вот мы с тобой устроили диалог про Россию, вот на данной кроватке устроили, и так у нас славненько, век бы любовь да союз. Россия - ребенок. Россия - деточка наша. Россия - навек и до самой смерти. А оказалось, что есть еще кое-что или точнее есть кое-кто, подходящий для нас не хуже, но лучше, чем наша Россия.
  Мохнатенькая не отталкивает Громова:
  - Так бы с самого начала.
  Громов есть пионер во всех отношениях и по совместительству лапушка:
  - Скоро будет другой лапушка.
  Мохнатенькая пока сомневается и чего-то стесняется. Ну, конечно, он будет, точнее он есть. Многие признаки за это, что есть, или за то, что он будет. Запуталась Мохнатенькая. Вот так ни туда, ни сюда и запуталась. Ранее не запутывалась, сегодня, что дура набитая. Думала на серьезную тему поговорить. Думала о долге, о работе, о человеческих взаимоотношениях, о всепрощении, наконец. Но не поговорила, но не успела, может, не повезло. Какой шебутной опять лапушка. Наскочил, завертел, глаза это свеклы. Улыбаешься, смеешься, и в голове каша. Да убери поскорее глаза, или вытошнит сию секунду Мохнатенькая. Впрочем, пускай остаются глаза. Разрешается потрогать животик, но только ласково. Здесь тебе не культура моржовая. Это будущее России и возможно это ребенок.
  Теперь потрогал, теперь разговариваем серьезно.
  - Что у вас за дворцовый переворот? - очень серьезная Леночка Громова.
  - Как обычно, - очень рассеянный лапушка.
  - И я чувствую, ничего нового, - Леночка попробовала возмутиться.
  - Наплевать, - не повозмущаешься с товарищем лапушкой.
  Точно, тьфу-тьфу. Всякие интриги или заскоки они на пустой кучке растут. Всякая начальственная слюна или спесь из самых неинтересных, неважных. И что возьмешь среди мусора? А чего мы хотели? Да мы ничего не хотели. Живем, наслаждаешься, радуемся, вперед без оглядки на прошлое. Наша земля русская, наша душа русская, наши мечты русские, да и сама жизнь ради России. А в подвале какая жизнь? Забравшись в подвал, уже не выберешься оттуда. Дом-с-колоннами придавил и расплющил. Дом-с-колоннами все равно что хозяин, а ты раб. Только не следует пререкаться, ты навсегда раб. Леночка знает, что навсегда, покуда не сбросил дурацкий Дом со всеми колоннами.
  Для лапушки сие новость:
  - Я бы попробовал сбрасывать гадов.
  Но не дает говорить Леночка. Мохнгатенькая лапками оплела, голову склонила на животик и не дает. Ничего ты не понимаешь. Всегда тебя обойдут, и ты в западне. Слишком доверчивый, слишком поддающийся, слишком не наш товарищ. Может быть это из будущего. Может, в будущем найдутся такие ребята. На слово поверят, и душу оставят в заклад. Всякое в будущем, то есть всякое там случается и имеет место, а ты оттуда. Почему бы и нет? Попал сюда, чтобы местных уродов немного исправить. Слишком мы озверели, слишком изгадились и перестали быть человеками в нашей России.
  Леночка сегодня совсем мягонькая, и животик ее Мохнатенький:
  - Подождем связываться с гадами.
  Она за то, чтобы ждать. Даже ребенка приходится ждать. Если бы сразу ребенок. Ты узнал, что он есть - и он есть. Вот это здорово! Вот это славно! Ждать оно хуже всего. Ждешь, ждешь, снова ждешь. Конец ушел в бесконечность. До истерики ждешь, до издевательства, до ужаса, черт подери. Зря это так. Знаю, что зря! Ты к Леночке не приставай, она лучше всякого знает. Но ждать тяжело, даже разрушительно ждать. И все-таки Россия заждалась. Не ты заждался, повторяю, заждалась Россия, то есть земля русских и нечто твое, о чем невозможно говорить и думать без восторга. Если Россия согласна на ожидание, то раскакого черта беснуешься ты? Посмотрели на Леночку, она не беснуется. Леночка в ожидании. ее ребенок не просто ее ребенок. Он для русской земли, он для всех русских, он для тебя, и он будущее России.
  Я не сопротивляюсь:
  - Как скажешь.
  И чертовски приятно, что лапушка Громов - он то же из будущего.
  
  ***
  А что мы собственно сделали в нашем подвале? Куда мы залезли, черт подери, со всей недоделанной нашей культурой? И для чего беготня вокруг Александра Борисовича? Лапушка прощает Сашечку, лапушка переводит его обратно в Александры Борисовичи. Все люди братья и сестры, не только братья славяне. Лапушка каждого прощает и приглашает на мировую. Давайте мириться! Давайте влюбляться! Давайте облагораживать русскую землю! Сие не лозунги, но сама жизнь. Каждый из нас человек, в том числе Александр Борисович. Каждый культурный товарищ, как Александр Борисович. Каждый опять-таки за Россию, и Александр Борисович за. Я приглашаю вас в человеческое будущее из вашего подвального настоящего. Давайте любить и прощать! Тепла и ласки нам всем не хватает, в том числе Александру Борисовичу.
  Кажется, повзрослел лапушка. Новый взгляд на серого человека. Какие страшные ладони у серого человека! Какие изуродованные пальцы! Сразу видно, он журналист. Сразу понятно, много страдал. Страдающий человек не может быть светлым. Страдающий человек всегда серый. Ему бы солнышко, а солнышко не дают. Продолжай в том же духе. Нам не нужны страдающие товарищи, мы и сами страдальцы. Это вы-то с вашими жирными рожами? Ну, кто поверит, что Иван Иванович исстрадался. Слишком разжирел, слишком гладкий, слишком ухоженный Иван Иванович. Иногда посмотреть гадко на столь гладкую поверхность. Где человек? Не вижу я человека, один жир. Лучше на серое вещество посмотреть. Глаз возмущается, серый товарищ не то чтобы жирный товарищ. Да накой тебе глаз? Необходимо из центра души посмотреть. Какие страшные ноги у этого человека! Какие ужасные шрамы на ужасных ногах! Я бы не показывал ноги, я бы их никогда не показывал. Но серый человек показывает, он специально показывает, он показывает для лапушки Громова.
  А может и прав, что показывает. Не прячься от жизни, мой лапушка. Шрамы можно убрать и не показывать. Никто не знал, никому никакого дела, каждый1 замкнулся в своей правоте. Серый человек, что дерьмо. Ты про него ничего не знаешь, ты за него не в ответе. Приятно играться в бирюльки. Вроде бы серого человека нет, зато бирюльки есть. Вроде бы никто не страдал, зато официальный страдалец Иванович.
  Вот именно, выбрали в официальные страдальцы поэта. Ему и стихи сочинять не требуентся. Открыл ротик, пустил слезки. Чертовски слезливый поэт, вот оно и страдание. Что пальчики гладкие, почти бабские, что ни одного шрама, даже малого шрамика, так это все ерунда. Страдание про стихи, точнее про слезки. Для чего товарищу голос? тем более, вопли в никуда? Внутреннее страдание не покажешь на пальчиках. Как я страдаю! Как сие тошно! Какая вокруг пустота! И за что мне подобная жизнь? Почему я один? Повторяю, какого я тут закопался? И так две тысячи раз. Не будь гадом, видно что парень страдает.
  А серый человек. Он неофициальный страдалец. Его раны необходимо не замечать. Даже если ткнет в рожу, их якобы нет. Абстракция, не его раны, это на понт. Где-нибудь по пьяному делу попался, где-нибудь под забором, где-то за подлость и воровство ощипали. Вот именно, за воровство. Подходящее слово найдено, чтобы ужучить серого человека или вывести на чистую воду. Всюду, всегда и везде одна песенка. То есть песенка про воровство. Журналисты воруют чужие идеи, чужую совесть, чужое достоинство и имущество. Журналист не поэт, он настоящий ворюга. Во-первых, духовный ворюга. Его любимое занятие красть и украсть что-нибудь от души человека. Был человек нормальный, теперь обворованный и сам серый. Вы подумали просто так. Серый человек не совсем просто так. Пришел за душой ворюга, схватил бессмертную душу, засунул в мешок. Ты сопротивлялся, ты возопил, ты по-человечески упал перед ним на колени. Не уноси, прошу хоть на этот раз. Не помогает, нулевая реакция, и вот в руках палка.
  Все оно правильно, все оно пшик, но сегодня другой лапушка Громов. Эти страшные пальцы Александра Борисовича с огрызками страшных ногтей страшнее кошмарного сна. Они другая вселенная в нашей прекрасной вселенной. Не могу отрицать другую вселенную. Она есть, она существует, она не отрицается. Даже отрицание отрицания здесь не подходит. Самое время признать, самое время помочь. Ну, как-то и чем-то. За все грехи твои, за все твои болести, за прошлую жизнь. Бедный, несчастный, поруганный и оплеванный человечек всегда получает удар. Нет, чего бы хорошего. Но хорошего нет. Только удары, только они, только всегда и везде. Затем кошмары, ненависть, боль, очерствелое сердце, засеревшаяся душа... Господи, как легко перейти человечку в серые человеки.
  И ничем не способен помочь ему лапушка Громов.
  
  ***
  Я не осуждаю наших ребят. Если ослепли ребята, осуждать бесполезно и глупо. Начальник приказал, начальник то да се, начальник в ответе. Мы не в ответе, мы только подотчетный материал, над нами поставлен начальник, чтобы заботиться, воспитывать и управлять. Он наши зубы, он наши уши, он наши чувства и наши глаза. Вот именно, что глаза. Проще некуда, как посмотреть глазами начальника:
  - Говорите, что жертва?
  - Вроде бы жертва.
  - Но дурак.
  - Таких дураков поискать нужна денежка.
  И вы догадались, какие глаза у начальника. Страдающие глаза. В них страдание, то есть самое настоящее, самое предсказуемое, самое праведное страдание. Я пострадал, и ты пострадаешь. Я страдалец, а ты записался в халявщики. Никаких халявщиков, никакой халявы. Иван Иванович Райский - путеводная звезда. Захотелось заняться культурой, проходи сквозь такое страдание. Я тебе приказываю, проходи. Если пройдешь, если вообще натурально, если твое страдание составит десять процентов или десятую часть от того же самого в сердце Ивана Ивановича, тогда можно. Но больше нельзя. Только Иван Иванович имеет право на стопроцентное страдание. Для остальных товарищей нельзя. Десятая часть, и заметано. За десятой частью находятся таковые лесища и кущи, что совсем озверел всестрадающий этот Иванович.
  Сашечка придуривается. Сашечка халявщик. Его подноготная ни какая там тайна. Многие культурные товарищи знают придурковатого Сашечку. Прежде всего в литературных кругах. Двадцать пять лет кувыркался в литературных кругах придурковатый Сашечка. Невозможно спрятаться или скрыть свой характер за двадцать пять лет. Следов много, следы четкие, на них круги держатся. Так оно и есть, что литература всегда явная, тем более журналистика, тем более жизнь и судьба журналиста. Журналист не совсем артистическая натура. Если артистическая натура спряталась за своим образом, то журналист не спрячется, ему не дадут. Скорее наоборот, вытащим журналиста на солнышко, распластаем его на травке. Как это он подъедает за нами, да еще задарма, да еще каждую косточку в свою торбочку? Для собачки подобная косточка? Говоришь, для собачки? На самом деле собачка и есть журналист. Подъедать получилось сегодня, да еще задарма, а запасец это назавтра.
  Иван Иванович знает все или почти все про страдания Сашечки. Вместе работали при коммунизме. Только Иван Иванович грузчиком, он без диплома. А Сашечка журналистом, ибо с дипломом. Но еще не все факты. Сашечка работал как редкость и уникум. Самый грязный, самый вонючий мужик, первое место по вони и грязи. Кто тебе мешает помыться? Ответь мне, какой еще гад и злодей? Неужели страдание снова мешает? Я не очень верю в страдание. Можно и пострадать, но какого черта не мыться? Есть у нас грязные мужики, они пьют. Есть у нас вонючие мужики, они валяются после выпивки. Но таких грязных и одновременно вонючих, таких нет. Если бы на работу ходил каждый день, а то появляешься дважды в месяц за получкой и за авансом. Получается не чаще раза в две недели. Так не грех и помыться.
  Может послушаем Сашечку? Иван Иванович не согласен. Знаю опять-таки Сашечку. Доводы самые извращенные и паршивые. Столько-то покрутил негодяев. Столько-то засадил подлецов. Такого-то гада вывел на чистую воду, зато такого-то засунул мордой в дерьмо. Кто теперь слушает Сашечку? Его список почти бесконечный. Негодяи, подонки, мерзавцы, ублюдки, дерьмо и дерьмо. Послушаешь, обязательно запутаешься. Попробуешь конспектировать судьбоносную речь, так запутался Сашечка. Может, не будем слушать? Иван Иванович в свое время прослушал от начала и до конца все судьбоносные речи товарища и подготовил кучу конспектов. Кто для тебя главнее? Неужели Сашечка главнее? Ты смеешься, ты не дурак, ты и сам разобрался без всякого конспекта, кто есть кто, и так далее. Я говорю, молодец! Я поверил в твой разум. Вот Сашечка не поверил. Истинный журналист, губошлеп и врунишка. Да ты и с этим знаком. Если журналист не врет, значит его закопали. Иначе в гробу соврет журналист, тем более Сашечка.
  Получилось по-нашему. Я доверяю своему начальнику, ты доверяешь своему начальнику, он доверяет своему начальнику, и всяк доверяет. Без доверия жить нельзя. Без страдания можно, если начальник страдает за любого из нас, а без доверия нельзя. Мы распределили функции. Пускай начальник страдает. Он не только страдает за Марину Михайловну, за артиста Славянова, за лапушку Громова. Очень достойный начальник, он страдает за русскую землю, за русский народ и за каждого гада и суку, пускай этот гад кто угодно, пускай эта сука есть Сашечка.
  А ты не поверил, ты сомневался. Ай-ай-ай! И не стыдно тебе? Глазки бегают, значит стыдно. Оно хорошо если так. Уважаю стыдливых товарищей, они еще молодежь, выпрямятся и поправятся. Сегодня ты не поверил, но завтра сам разберешься, что значит страдалец на русской земле, и как отстрадал свое право начальник.
  
  ***
  Черт подери, скучища собачья. Ничего героического, но Россия из дыр и щелей. Как оно похоже на нашу Россию! Чертовски похоже! Вы думали определится чего-нибудь эдакое вместо скучищи. Какого черта вы думали? Каждый раз одно и то же. Каждый век, каждый год, каждый день и каждую минуту, даже каждую секунду. Ничего не определяется в нашей России. Скорее наоборот. Строй меняется, коммунизм меняется. Сегодня один коммунизм, завтра другой коммунизм. Сегодня коммунисты хорошие, завтра гадкие и даже очень. Но что коммунизм для России? Я вас спрашиваю, что? Вот вы задумались, вот вы ответили, вот у вас на все ответы другой коммунизм.
  Сажень в плечах,
  Твердая стать.
  В нем Ильича
  Можно узнать.
  Что над Невой
  Встал на гранит,
  И над толпой
  Гордо царит.
  Это пока
  Не проснулась толпа,
  И не отвесила
  Камню пинка.
  А дальше? Ежу понятно, не существует то самое дальше. Дурацкий вопрос, дурацкий ответ, дурацкое возбуждение и дурацкое отрезвление. Точно сказано, не существует, не может быть дальше. Его просто не может быть. Оно труп, оно мусор, оно смрад. Оно помойка и всяческое извращение человеческого бытия. Вы указали на божеское бытие. Но божеское бытие опять человеческое. Легко докажу, так оно и есть. Или никаких доказательств. Сами докажете, сами разберетесь со временем. Не мусор, не хлам, не бедлам. Это наша Россия.
  И, пожалуйста, не наступаем на мозоль. Быть коммунистом сегодня не означает быть коммунистом вчера. В несуществующем вчера мы все коммунисты: ты, я и она. Даже без красненькой книжицы мы коммунисты. Не каждый товарищ получил книжицу. Четырнадцать миллионов из двухсот семидесяти вполне впечатляющая цифра, но и впечатляющая цифра доказала исключительность книжицы. А если бы для каждого товарища? Только родился, и вот тебе книжица. Ну, так не бывает. Ты можешь родиться, ты имеешь законное право, ты на русской земле, и как есть коммунист, можно добавить, в душе коммунист. Но книжица не для каждого. Не надо кривляться, ее у тебя не было. Но могла быть. Вот именно, могла у тебя. А то чего не было, так опять случай.
  И чего вы хотите от Сашечки?
  - Партийный прилипала, - так говорит Иванович.
  - Партийный функционер, - Так уточняет Михайловна.
  - Партийная сука, - выскочил из засады Славянов.
  Наехали на коммуниста. Посмотрите, вот истинный гад, у него была книжица. У нас не было, а у него была. Точно, она была. Не знаем, куда она подевалась сегодня, но до августа девяносто первого точно была. Сегодня разрешается спрятать и выкинуть книжицу. Хотя "спрятать" вернее, чем "выкинуть". Подобное чмо ничего не выкинет. За копейку продаст родную мать, не то что родную страну и нашу Россию. Россия наша, зато копейка его. Продавайся родная страна, разваливайся по частям, что сегодня не в моде, то спрячем подальше. Книжечку спрячем, пролетарское происхождение долой, голодное детство и непосильный труд через жопу. Когда понадобится, тогда ладно. А сегодня что в моде?
  Наскочили на Сашечку. Никого в тюрьму не сажал. Возле мафии не валялся. Врага не слыхать, не видать, не унюхать. Блат, кабинет, партийная жизнь, заказное вранье. Статус коммуниста, блага коммуниста, парторг, собиратель взносов, стукач, подлипала и сволочь. Я повторяю, наехали так, что не отъехать, а наскочили с куда большей злобой и зверством. Что еще за редактор с ухватками дворника? Что еще за герой и партиец? Хребетик тоненький, кишка хиленькая, цвет лица геморроидальный. Насосется сапожной смазки, вылудит стеклоочиститель, в желудок одеколон и шампунь. Ах, хорошо! Ух, красота! Я герой! И пошел в канавах вонять или хрюкать.
  Вот они раны откуда. Пей в коллективе! Возлюби коллектив! Будь таким как наши ребята и наши девчонки! Тогда ты нормальный товарищ. Партийная книжица одно недоразумение. Партийная мордочка больше чем глупость. За прошлое можно погладить и пожалеть, а девчонка имеет право отдаться. Сие нормально для коллектива. Мы как один. Мы уважаем друг друга, мы любим, мы - помощь в тяжелую ночь, а в легкую - счастье и свет. Тяжелых ночей больше, без помощи никуда. Но если ночь твоя легкая, то все равно никуда. Ибо легко не живется в России.
  А так стеклоочиститель, канава, забор, сраненький коммунист и подлюга, раны, полученные в канаве и под забором, морда врага.
  - Бейте врага!
  Это приказ. Иван Иванович взвыл и швыряется бутылками.
  
  ***
  Черт побери, тривиальная, в общем, история. Человек приходит, человек уходит, оставляя следы, то достаточно светлые, то достаточно грязные. С неба падает времени снег, белый-белый, пушистый-пушистый. С неба валится времени грязь, да на нашу дубовую, грешную землю. Снег и грязь заметают следы до совершенного ничего. Вы понимаете, было нечто, и нет ничего. Абстрактная белизна, абстрактная грязь, абстрактная и никакая поверхность. Грязь и снег покрывают поверхность и покрывают безликим ковром так же безлико, безжалостно и бесстрастно. Вот и следов не осталось. Вот и воспоминания в пустоте. Опять ничего. Человек растворился, человек оскудел, человек уступил свой кусочек земли. Для прочих творений, для тех, кто приходит позднее и кто немного моложе, чем ты. Он из будущего приходит, а ты из прошлого. Не хочется, но обязан и снова обязан ему уступить. Пускай развлекаются твари, пока не попался другой человек, кто моложе и для кого судьба русской земли еще имеет значение.
  Грязь, метель, конец девяносто второго года. Не утверждаю, культуре конец, просто тривиальная история. Так всегда получается под метель или грязь. Спокойно не получается, просто никак, то есть не получается. Чего опять захотел? Да кто ты такой? Да откуда ты умный и гнусный? Или совсем ниоткуда? Уходит один человек, приходит другой человек. Какую матерь уходит? С какой портянки приходит? Все мы человеки, все мы уходящие, все приходящие. Наш жребий, наша судьба, сама бесконечность. Мы не имеем права на нечто иное. Мы завернуты в грязь и замордованы снегом. Нам от этого не оторваться, тем более не сбежать. Никаких оправданий. Глупо и сущая дурь. Ты сглупил, если ты человек, не следовало действовать так глупо. Следовало как-то иначе. Я человек, я не ведаю как, я не могу посоветовать. Я такой же глупый и дурь у самого горла.
  Душит, черт подери! Терзает, мама моя! Сколько не отхаркиваюсь, не пронесло. Дурацкий вопрос! Дурацкая жизнь! Дурацкие коготки всего дурацкого, подлого, человечного. Очень-очень устал. Ничего не могу, совсем ничего. Вокруг да около, по капелькам, по крошкам, сколько сумел, столько могу, но это опять же ничтожная величина, и этого так не хватает. Сердце стучит. Сердце рвется на части. В сердце тоска, перешедшая в дурь. Тоска никогда не уйдет, дурь никуда не исчезнет. Сидишь, сожалеешь и думаешь:
  - Кто же ты, человек?
  И по новому кругу:
  - Может ты - Александр Борисович?
  - Или все-таки - Сашечка?
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список
Сайт - "Художники" .. || .. Доска об'явлений "Книги"