Люсинда сидела на пеньке и курила папироску. Сизый дым растворялся в синих сумерках, почти не создавая побочных колористических эффектов. Воняло, впрочем, преизрядно.
- Люська, а с фильтром уже не продают?
Она увидела меня и заулыбалась.
- Привет-привет. Дивно выглядишь! Кроссовки выбросить лень, ждешь, пока на ногах истлеют?
Добрая девушка, ничего не скажешь...
- На себя посмотри, красавица!
Люсинда послушно оглядела свой растянутый оранжевый свитер, ненадолго задержала взгляд на широченных джинсах с дыркой на колене и пожала плечами.
- А че? Ниче, нормальная рабочая одежда.
- Не боишься, что комар в дырку залетит? Укусит ведь!
- Меня комары игнорируют. Не поверишь, как-то обидно даже. Один раз специально проверяла. Полчаса у болота просидела, так ближе, чем на два метра, ни один не подлетел. Хотя нет, вру. Один летал и плевался.
Я недоверчиво покачала головой. Хотя, с Люськой всегда так. Совершенно уникальная барышня.
Я ее когда в первый раз увидела - натурально остолбенела. Представьте себе: движется вам навстречу курносая блондиночка с неожиданно черными глазами, милейшее субтильное создание, одетое, правда, в какую-то невнятного цвета робу размера на три больше чем надо. Ощущение такое, что подует ветер - и полетит блондиночка в теплые края. Или в любые другие края, куда ветер понесет. А она, между тем, волочет в изящной лапке двадцатилитровую канистру неизвестно с чем. И движется при этом, прошу заметить, бодро и весело.
И вот, значит, стою я, вся остолбеневшая, а блондиночка подходит и очень вежливо просит посторониться. Когда я голос ее услыхала - остолбенела вторично и окончательно. Потому что голосок ее ангельский тембром своим напоминал гудение трансформатора. Где в таком тщедушном организме размещался такой шикарный бас, я понимать решительно отказывалась.
В общем, мне сразу стало понятно: этот персонаж я так просто не отпущу. Ну и познакомились.
С тех пор прошло несколько месяцев. Мы частенько встречались с Люсиндой возле озера, поскольку, как выяснилось, предпочитали одни и те же прогулочные маршруты. Мне у воды легче думалось, Люське, видимо, тоже. А один раз я застала ее за совершенно нетипичным занятием: Люсинда, вооружившись кистью и красками, вольготно расположилась почти у самой кромки воды и что-то вдохновенно малевала. Конечно, я не утерпела и подошла. А когда подошла - застыла в недоумении. Нет, я обошлась без комментариев, поскольку пути творческих личностей неисповедимы и загадочны, однако Люська и в этот раз умудрилась превзойти самые смелые мои представления о том, куда может занести художника в его творчестве. Подробно о картине рассказывать не буду, скажу только, что ни контурами, ни цветовой гаммой на наше озеро ее творение не походило. И, если честно, ни на что не походило.
Но это я так, к слову.
- Ну, рассказывай. Материал сдала?
- Еле успела. Паше компьютер нужен был, а ночами я работать не умею.
- Вот и у меня тоже... - Люсинда тяжело вздохнула. - Кризис жанра, понимаешь? И так неудачно, заказ выгодный срывается. Две заградительные картины, прикинь? И никаких эмоций, понимаешь?
Я не понимала.
- Переведи!
- Как бы тебе объяснить... - Люська задумчиво уставилась в небеса, затянулась, выпустила небольшое дымовое колечко и вдруг рявкнула:
- Брысь отсюда!
Чудом удержавшись в вертикальном положении, я кое-как перевела дыхание и просипела:
- Все-таки тебя слишком мало для такого голоса.
- Да, голос у меня хороший, - разулыбалась Люсинда. - Папин голос. У меня знаешь какой папа был? Огого...
- Слушай, а это ты сейчас на кого орала? Вроде мирно разговаривали... Или я тебя обидела чем-то?
- Ой, да при чем тут ты? - искренне удивилась Люсинда. - Не видишь что ли: летает тут, приставала такой. Я ж им ясно сказала - пастись на соседней полянке, сюда не лезть, мне подумать нужно.
- Кому - им? Объясни толком, чем ты тут вообще занимаешься?
Люсинда снова задумалась, выпустила еще пару дымовых колечек (интересно, как это у нее получается? Ну талантливая девушка, говорила же я...) и меланхолично ответила:
- Пасу я их...
Поглядев по сторонам и не заметив никого - ни коров, ни овец, ни даже козы завалященькой, я нервно поинтересовалась у прекрасной пастушки:
- Кого - их?
Люська ткнула пальцем в небо.
- Неужели не видишь? А ведь должна бы, как мне кажется.
- Если ты сейчас скажешь, что пасешь комаров, я, пожалуй пойду. Мне над материалом работать надо, идей никаких, так что психическое здоровье...
- Здоровью твоему ничего не угрожает. Раз уж ты сейчас в норме - не беспокойся.
Подозреваю, что в этот момент я как никогда была готова к почти преднамеренному убийству. Люська мое состояние просекла и сжалилась.
- Ну ладно, слушай. Только не перебивай и дурацких вопросов сразу не задавай, договорились? Ты думаешь - я просто так по этим буеракам шастаю? Фигушки. Я - человек городской, природу люблю только на картинках, даже это наше так называемое озеро. Но вот - приходится. Работа, что ж поделаешь. У каждого в жизни есть призвание, правильно? Вот, мое призвание, как оказалось - пасти этих мотылей ушастых. К сожалению...
Она снова махнула рукой куда-то вверх и в сторону, я пригляделась и обомлела. На небольшом расстоянии от нас с Люсиндой над зеленеющим кустом малины кружилось несколько странных насекомых...
А насекомых ли?
Я помотала головой. Потом еще раз. Потом ущипнула себя за левую руку. Бесполезно.
Над малинником в уходящем вечернем свете кружила стайка розовых слоников...
- Ага, заметила все-таки? Вот видишь, я в тебе не ошиблась. Ну вот, их-то я и пасу.
- Зачем?
- Как это зачем? Чтоб не напакостили, ясное дело. Ох, трудно с тобой, неподготовленной... Так вот. Знаешь ли ты, от чего люди пьянеют?
- От водки, - уверенно отвечала я. - Ну или от вина.
- Глупости.
- От отсутствия закуски? Или потому что меры не знают?
- Опять глупости. То есть, конечно, кое-что в этом есть, но основная причина - в другом. Вот смотри: одному, чтобы напиться, грамма хватит. А другой цистерну выпьет и не поморщится. Все зависит от индивидуальной реакции на этих вот тварей.
- На розовых слонов?
- Почему только на слонов? Их же много разновидностей. Есть, например, зеленые человечки. Чертики, опять же...
- Ага, и белочка...
- Ну да, она тоже есть. Не знаю почему, не спрашивай, но скапливаются они в местах пьянок. Вот их точно спиртное привлекает. А уж когда они скапливаются - вот тут самое интересное начинается. Они, понимаешь ли, способствуют.
- Чему?
- А это от вида зависит. Мои, например, - Люська мотнула головой в сторону малинника, - могут нагнать эйфорию. И тогда те, кто повышенно реагируют, упиваются в хлам, но при этом счастливы до глубины души. Любят всех, всему умиляются. Ну и так далее.
- А зеленые человечки?
- Эти в депрессию вгоняют.
Я вспомнила своего Пашу. В пьянстве он скучнел, мрачнел и впадал в мизантропию. Видимо, зеленые человечки - это был как раз его случай...
- А чертики?
- Ну сама подумай. Конечно, провоцируют на всякие пакости с членовредительством. Чего еще от них ожидать?
- Так, это более-менее понятно. То есть, люди напиваются не от спиртного, а из-за этих всяких...
- Которые на спиртное слетаются. Правильно понимаешь. А моя задача - их сдерживать. Точнее, не всех, а только розовых слонов. Или еще точнее - популяцию нашего микрорайона. Их у меня тут четырнадцать.
Становилось все любопытственней и любопытственней.
- А зачем их сдерживать?
- Мы, если ты заметила, не в мусульманской стране живем. Пьянство у нас - явление бытовое. Так вот, если их не сдерживать - такой бардак начнется! Совершенно невосприимчивых все-таки очень мало, а теперь представь: сидят трое на лавочке, выпивают. Над ними летает пара слоников, под скамейкой чертики, а на подступах - зеленые человечки. Эти трое, которые пьянствуют, допустим, реагируют слабо. Ну, иммунитет у них. Но вот проходит рядом мамаша с коляской. Которая, заметь, ни в одном глазу. Но реагирующая. И что тогда?
- Вот оно как...
- Именно. Поэтому наша контора этих тварей контролирует. Их ведь, к счастью, не так уж много.
- А как они вообще размножаются?
- Откуда я знаю? Это в мои задачи не входит, я не биолог все-таки. Да, так вот. Свободно шастать мы им не даем, но иногда случаются казусы. Нет-нет, а вырвется кто-то. Или с сопредельной территории залетит. Для этих случаев есть меры радикальные.
- Какие?
- А вот. - Люсинда включила магнитофон и умиротворенный вечерний лес затрясся от грохота. - "Рамштайн", действует безотказно. Во всяком случае, на моих слонов.
И действительно, крылатая стайка грохнулась куда-то в малинник. Моментально.
- Люська, извергиня, выключи! "Гринписа" на тебя нет!
- Таки да, нет его. А мы "Гринпису" не подконтрольны. - Она достала сачок, авоську какую-то и шустро нырнула в кусты.
- Ну вот, почти всех собрала. Двое еще где-то шастают, но тоже скоро будут. Чего смотришь? Интересно?
- Интересно. А чем еще ваша контора занимается?
- Ну, например, обеспечивает спокойные переговоры. Знаешь ведь, как бывает? Встречи важные, конфиденциальные, то-се, нужно сохранять ясность рассудка... Тут никаких случайностей вроде залетных розовых слонов допускать невозможно. Для этого у нас есть заградительные картины. Такую где-нибудь в офисе повесишь - и ни один присутствующий не напьется. Морочливое дело, скажу я тебе. Но прибыльное.
- Это вроде того кошмара, который ты у озера живописала?
- Ага, вроде того. Но то был подмалевок. А законченная заградкартина требует еще специальной обработки.
- Какой же?
- Эмоциональной. Всю технологию я тебе рассказывать не буду, ноу-хау как никак. Но вобщих чертах - после того, как предварительные работы закончены, нужно чтобы в помещении, где эта картина находится, испытывались сильные эмоции. Лучше не слишком позитивные. И лучше, чтобы по отношению к картине.
- В смысле, чтоб ее ругали?
- Примерно так. Без спецобработки только гении могут загранкартины делать. Вот, Мунк например. Ты его "Крик" видела? С такой картиной в одном кабинете сидеть не будешь, не то что напиваться. Но я ж не Мунк. Мне спецобработка позарез нужна. Раньше проблем не было. Мой бывший как видел эту живопись - сразу из себя выходил. Орал как резаный. Все хотел, чтобы я бросила этой фигней заниматься. Знаешь, сколько я тогда заказов брала! А теперь - полный застой.
- Что так?
- Понимаешь, Женька мой - какой-то мямля. Я основу сделаю, посреди комнаты размещу, а он ходит и только умиляется. Типа, чем бы дитя не тешилось. Я ему говорю: ты не стесняйся, скажи! А он: замечательно. Любит он меня, вот в чем дело...
- Да разве это плохо?
- Хорошо, конечно. Только вот в финансовом отношении тяжко. Да брысь ты отсюда, кому говорю!!!!
Я схватилась за сердце.
- Люська, ты меня заикой сделать хочешь?
- А чего он? Ясно ж было сказано - сюда не подлетать. Хорошо хоть ты тоже на них не реагируешь. Ну, Иннокентий, схлопочешь ты у меня!
- Иннокентий? Ты их что - по именам называешь?
- Вообще-то нет. Этот у меня единственный с именем. Остальные послушные более-менее, а Иннокентий вечно лезет. Лентяй каких свет не видел. Как устанет летать - все норовит на плечо мне плюхнуться. Весу в нем конечно нет, но я ж их на себе таскать не нанималась! Ух ты! - Люсинда посмотрела на часы и погасила папироску. - Заболталась я с тобой, а там Женька уже наверное волнуется. Он всегда почему-то волнуется, если я поздно прихожу. Смешной...
- Люська, я о тебе напишу.
- Ты чего? Я ж конфиденциальность подписывала. У нас в конторе афишировать запрещено!
- Странная ты женщина. Думаешь, этому хоть кто-то поверит?
- А и правда, все равно никто не поверит. Ну, тогда пиши. Пока!
Люсинда помахала рукой и легко зашагала к домам. Почти невесомый, но наглый Иннокентий удобно расположился у нее на плече, в такт ходьбе потряхивая лопухастыми ушами.