- Хороший мальчик, - совершенно седой старик погладил Авирью по голове и неожиданно резко треснул палкой по спине.
Авирье захотелось разрыдаться. Спрашивается, за что? Что он такого сделал? Почему проклятый дед день ото дня оставляет на его спине следы от такой замечательной и узловатой палки, вырезанной из цельного куска дерева Тарсис, что и не водились никогда и нигде в их долине. Нигде, кроме как у шалаша старика.
Мать привела Авирью к Старому Урону еще совсем несмышленышем, зим пять ему было тогда. Родителей его жалели, но перечить рахману не стали. Отдали мальчонку, а что же еще сделаешь? Иначе рахман порчу на скот наведет, или грозу нашлет, или, еще хуже, демонов вызовет да на деревню натравит.
Сам Авирья демонов никогда не видел. Редко, когда удавалось убежать от старика, застывающего каменной глыбой в объятьях дерева Тарсис, Авирья встречался со своим единственным другом - Коирья, и вместе они гуляли по лесам и болотам, и Коирья рассказывал, как в позапрошлую зиму молодой удалец из Лесных Братьев, что в страхе держали всю округу, посмел надерзить Старому Урону. Парня того потом нашли не скоро, да и то, что нашли, человеком уже не было. То ли зверь порвал молодчика, то ли на самом деле демоны забрали мятущуюся душу удальца. Не разберешь теперь.
А потом, когда Авирья возвращался, старик принимался лупцевать его с удвоенной силой, да так, что и душа в пятки уходила.
Одного не мог понять Авирья. Вроде не изверг дед, вроде и глаза туманом грусти застилает, когда тот бьет несчастного Авирью по хребту... Но бьет...
А однажды, когда Старый Урон в очередной раз застыл подобно камню в объятьях дерева Тарсис, Авирья подкрался к дереву с другой стороны, попытался вроде бы как обнять его, но очнулся в трех стадиях от дерева с огромной шишкой на затылке и ухмылкой Старого Урона. И бить его рахман в тот день не стал, и в лес с собой взял. Так то вот.
Так и учился Авирья у старика. Травы там, коренья всякие, рассказы о древностях, да таких, что и душа в землю уходит и кустом прорастает до самых небес. Слова, опять же.
Слова, пожалуй, было то единственное, чего Авирья не понимал. Ну, травы там и коренья понятно - коров и людей пользовать, хлеб зарабатывать. Но Слова? Никто и не говорил на таком языке, тем более не писал и песен не складывал. Нет, совершенно непонятно, для чего Авирье этот язык сдался.
Вскорости уже не один камень стоял в объятьях дерева Тарсис, а два истукана. И душа Авирьи уходила к самым корням великого дерева, и прозревала она будущее и прошлое, и богов встречала на светлых дорогах их. А слова те оказались словами богов, и много боги поведали Авирье, да не все понял он. Ну да это ничего, времени у него было еще много, ибо тот бог, что главный надо всеми, сказал однажды Авирье, что судьба его ждет великая, и жизнь его будет долгой и угодной ему, богу главному.
***
Серый дождь все лил и лил, и тяжело было теперь отличить послушника рахмана от князя Камбии, Эрана Пучеглазого. Умен был Эран, умен и терпелив, и головы братьев его, братьев нетерпеливых и глупых, ложились кирпичами в основу трона его.
Эран довольно пожевал губами и усмехнулся. Боги сильны, и не грех ему, верному рабу богов, на поклон пойти к старому шаману, да и не труд тяжкий. Скажет слово шаман, и вырастет храм посреди Камбии, восславит народ Отца богов и, глядишь, и ему, князю, чаще кланяться будут. Хорошо. Время камни собирать, время разбрасывать. Разбрасывать нужно умело, как тот полк легких пращников, что квартируется на Зеленых выселках. Собирать тоже умело нужно. Что не кучу хлама, а храм сложить. Так то вот.
Авирья усмехнулся. Эх ты, князь, князюшка. Ждешь, молишь богов, да не поторгуешься здесь - не базар. Дорого стоит слово бога, да не дешево заплатишь. А учитель что-то долго стоит, объятья дерева Тарсис не отпускаю его. В чем дело?
Вспомнил Авирья, как дважды видел он Вестника богов, что волю их людям передают. Дважды, и лицо Вестника было лицом учителя его, рахмана древнего, Старого Урона. А вот в третий раз...
Авирья задохнулся от неожиданного знания, затопившего его. В третий раз лицо вестника было его собственным, и рассмеялся тут Авирья, руки широкие раскинул, и вспыхнуло старое дерево вместе со старым учителем. Ибо новое время пришло в этот мир, его время, время Авирьи. Смех его был подобен рыку зверя лесного, и радость затопила Авирью вместе с горечью. Ибо уходил его учитель, хорошо уходил, легко. Дай бог ему, Авирье, так уйти...
Князь смотрел на юродствующего послушника и страх наполнял его.
- Пойдешь в город. Велишь закладывать храм. Храм Мауруса Преходящего. Обо мне не говори, сам объявлюсь, когда время придет.
- Да, Господин, - и князь встал на колено и поцеловал руку Авирьи. - Да будет так, как ты сказал, Господин.
Ай хорошо уходил Старый Урон. Хорошо. Дождь только вот...