Мне шестьдесят, я невысок, полноват и если я чуть нахмурюсь и придам лицу солидности, меня вполне можно принять за успешного делягу-бизнесмена. Вот только дело в том, что солидности во мне ни на грош, а хмуриться я вообще не умею - стоит лишь попытаться, и уголки губ уже ползут вниз, брови испуганно складываются домиком, глаза часто-часто моргают, а подбородок опускается и начинает предательски подрагивать.
А все потому, что я робею. Робею всегда и везде. Перед начальством и коллегами, перед соседями по лестничной площадке и мальчишками во дворе, робею перед женой и ее тремя кошками. Да что там - я даже перед собственным портфелем робею. То есть к старому я уже как-то притерпелся, а вот с новым всё никак: уж больно он добротный да солидный.
Словом, как вы уже поняли, боюсь я практически всех и всего на свете. И только одно может вывести меня из себя - терпеть не могу, когда кому-то приходит в голову обратиться ко мне на "ты". Стоит мне услышать "ты", брошенное в мой адрес, как весь мой страх мигом рассеивается. Я багровею лицом, кричу, топаю ногами и ... и вообще: в такие моменты лучше со мной не связываться.
Хотя... хотя, знаете, это я все насочинял. Не для вас. Для себя. Уж постарайтесь меня понять, даже таким нытикам как я иногда хочется почувствовать себя человеком. Обращение на "ты" я и в самом деле не люблю, вот только до крика дело никогда не доходит. Максимум прошиплю что-нибудь невнятное и обратно в хранилище убегаю. Да, кстати, забыл сказать: я библиотекарем работаю - всю жизнь, с самого окончания института. С книгами проще, чем с людьми - они никогда не накричат на вас, никогда не посмотрят свысока и неодобрительно перешептываться за вашей спиной тоже не будут. Хотя теперь даже книги не такие, как раньше.
Вот, помню, был я мальчишкой, в магазин с братом ходил. За обычными, бумажными книгами: странички шелестят, краской типографской пахнет - красота! Теперь таких мало: почти всю бумажную продукцию в архив перенесли, только по специальным разрешениям выдают. А для общего пользования - плёночники: по виду книжка, как книжка, а открываешь - страницы не бумажные, а из тонкой-тонкой пленки. Такая книга и в хранении куда удобнее - не рвется, не истирается, сырости не боится, да и весит куда меньше.
Вот из-за них, из-за книг, я и подставился. Я вообще в хранилище работаю, к людям не выхожу, но иногда начальство кого-нибудь подменить просит. Я эти "подмены" страсть, как не люблю - только деваться всё равно некуда.
Вот так и вчера: приходит к нам в библиотеку паренек один - по виду, вроде бы ничего, приличный - и просит двенадцать книг ему выдать. Я, разумеется, сразу на список правил указываю - а там черным по белому написано, что более десяти книг за один раз мы не выдаем. А он и слушать не хочет, дай ему все двенадцать и всё тут. Я уж и так, и сяк объяснял - ни в какую! Стоит, руки в боки упер, ухмыляется. А под конец и вовсе выдал:
- Принеси-ка, - говорит, - ты мне, папаша, все книжечки, а время мое не трать, оно у меня не резиновое.
Ну, я как это "ты" услышал, так и всё. Зашипел на него, дерзостей каких-то наговорил, кажется, даже "непорядочным" обозвал. А перенек возьми и окажись племянником кого-то важного. И не просто "важного", а совсем-совсем "важного" - такой шишки, что меня даже директор к себе вызвал и прямо при секретарше отчитал как мальчишку. Выговор-то ладно, мне не впервой, а вот то, что премии годовой лишили - это уж совсем неприятно. Я на нее, на премию, ой, как рассчитывал! Подарок жене сделать хотел, а то неправильно это как-то, когда тридцать лет подряд себя виноватым чувствуешь.
Дело, собственно, вот в чем. Мы когда с голубкой моей, Лидией Васильевной, поженились, сразу на Сферекс полетели - есть такая маленькая планетка неподалеку от нас. С новыми технологиями туда добираться - всего ничего, около суток. А славится эта планета своим океаном. Розовый он, как кисель из малины, и вода такая чистая, что дно на много-много метров вглубь видно. А вдоль побережья там вишни растут; как в мае цвет ронять начинают, глаза отвести боязно - такое загляденье: небо высокое, океан розовый до самого горизонта и лепестки с вишен, словно снег - сыплются, сыплются, сыплются. А еще там парусники есть. Самые-пресамые настоящие. Туристов катают.
Эх, душу растравил. Но вы внимания не обращайте, вы дальше слушайте. Приехали мы, значит, с Лидией Васильевной на этот самый курорт, домик маленький сняли. Уютный такой, с верандой. И прямо у самой бухты - обопрешься, бывало, на перила и чаек булкой сдобной кормишь. Красота-а-а...
И такие мы с Лидией Васильевной счастливые были, слов нет: океан, красотища вокруг невиданная, меня на целый месяц с работы отпустили - что еще молодым надо? И вот проходит то ли два, то ли три дня - у меня коммуникатор звенит. Включаю, а на экране директор. Недовольный какой-то, насупленный. "У нас, - говорит, - аврал. По городу простуда какая-то странная гуляет - половина сотрудников по домам сидят, бюллетенят. А отделов-то в библиотеке не поубавилось. Работать кому-то надо. В общем, возвращайся первым рейсом". Ну, я, конечно, попытался свое право отстоять - всё-таки и путевки недешевые, и повод серьезный. А он ни в какую. Пришлось обратно домой лететь. Лидия Васильевна моя тогда, конечно, расстроилась до невозможности. Говорила, что на мне все, кому не лень, ездят. И, чего уж там, права была, ой, как права.
Я ей, правда, сразу пообещал, что в ближайший отпуск опять на Сферекс летим, да только не вышло ничего из этой затеи. Первые два года я вообще без отпусков работал - как-то всё время получалось, что то одного, то другого сотрудника заменить надо, а я ж того, я ж безотказный. А потом у нас Ленька с Борькой родились, не до того стало. Какие уж тут розовые океаны, когда за этими пострелами глаз да глаз нужен. А как ребята подросли, другие дела-проблемы навалились. Словом, так мы с той самой поры на Сферекс и не слетали.
А тут как раз дата круглая подкатывет - тридцать пять лет совместной жизни. Вот и решил я шикануть и на годовую премию супруге подарок сделать - старое обещание выполнить. Уж и турфирму присмотрел приличную, и гостиницу выбрал и даже рейсами на космолеты поинтересовался. И казалось мне, совсем этот розовый океан близко, считай, у самых ног плещется, а вот ведь незадача - нет премии, нет поездки. Что делать? Как быть?
Хотя, одна мыслишка, не скрою, есть. Нашел я в газете объявление интересное. "Высокий доход для всех" называется. И хоть непонятно, сколько там работать надо, чтобы этот "доход" получить, пойду завтра - погляжу, что там за компания. Идти, признаться, боязно. Мало того, что люди незнакомые, так я еще - поверите ли - впервые в жизни жене моей, Лидии Васильевне, соврал. Сказал, что планерка у нас после работы будет, вот я на ней и задержусь. Она-то сразу поверила, а у меня до сих пор кошки на душе скребут.
* * *
Приехал я по адресу, что в газете был, осматриваюсь: особнячок двухэтажный, садик вокруг аккуратный, кустики, цветочки, всё честь по чести. Только вот вывески нет. Одна табличка на двери "Звоните". Ну, я по ступенькам-то поднялся, руку к кнопке звонка протянул, а нажать боюсь. Так и стою, войти не решаюсь. Дверь вон какая шикарная. С одной стороны - она, дверь эта, не кусается, а с другой - кто знает, что за люди там сидят.
Вдруг слышу - шины шуршат. Обернулся - думал, хозяева этой конторы подъехали - ан нет. Стоит перед центральной дорожкой грузовик, а в кузове у него здоровущий железный ящик. И сдается мне, что ящик этот чуток подрагивает. Хотя, чего ему подрагивать, если машина никуда не едет? А тут еще водитель из кабины вылез, машину обошел и на ящик внимательно-внимательно смотрит. Постоял, посмотрел, вздохнул почему-то и прямо ко мне направляется.
- Ну, думаю, - теперь точно в дверь звонить придется.
Но рано я так подумал. Водитель до двери дошел, но по ступенькам подниматься не стал, а привычно, вроде он тут чуть ли не каждый день бывает, налево свернул и по узенькой тропинке вглубь садика потопал. Там, надо думать, служебный вход есть.
А пока я водителя разглядывал, да пытался угадать, что за товар в железном ящике привезли, не заметил, как на стене особняка рядом с моей тенью еще чья-то выросла. Оборачиваюсь и едва сдерживаюсь, чтобы не икнуть - стоит возле меня верзила двухметровый: жвачку жует и недобро так ухмыляется. По виду - пират пиратом: загар на солнце бронзовеет, в ухе серьга золотая покачивается, через всю щеку шрам, а под футболкой мышцы так и бугрятся. Ох, хорошо, что Лидия Васильевна моя этого не видит... А пират, тем временем, постоял, на меня поглядел, еще шире ухмыльнулся и спрашивает:
- На звонок жать будем, или как? А, дядя?
Он спросил, а я молчу - слова из себя выдавить не могу. Пират этот шею поскреб, вздохнул и меня по плечу хлопает:
- Да ты, дядя, видать, глухой!
Ну, я и не выдержал:
- Какой я вам дядя! - шиплю на него. Шиплю, а сам чувствую, как коленки дрожать начинают.
- А раз не дядя, - гаркает на меня верзила, - то давай звони, а то...
Не успел он договорить, как дверь сама открылась. А за ней мужчина. Весь из себя такой импозантный. В костюме, волосы прядочка к прядочке, только галстук какой-то странный - золотой и весь камешками разноцветными переливается. "Входите", - говорит. Ну, мы и вошли. Сначала верзила мой, а уж потом я.
Провели нас по коридору, дверь нужную показали. Заходим. Кабинет большой, окна - до потолка, мебель шикарная. За столом женщина сидит, милая такая, улыбчивая.
- Присаживайтесь! - говорит.
Сели мы с верзилой на диван. Мне-то ничего, а ему низко, коленки едва не выше ушей. Он поерзал-поерзал, встал, подтащил к дивану столик журнальный, сам на диван - хлоп, и ноги на столик уложил. Ковбой, понимаешь.
А женщина, что за столом сидит, на него смотрит, улыбается и что-то себе в книжечку записывает. Потом ручку отложила и на нас смотрит.
- Хотите, - спрашивает, - много денег получить?
- Хотим, - отвечаю я за двоих.
- Тогда, - разглядывает нас женщина, - о себе расскажите. А мы выберем, кто нам больше подходит.
- Меня берите! - хмыкает мой верзила. - Я кем хотите работать могу. Особенно если кого охранять надо или наоборот - мозги вправить.
Сказал и замолчал. Сидит себе, спичкой в зубах ковыряет.
А женщина на меня взгляд перевела и смотрит - пристально так, словно мысли читать пытается. Ну, я ей всё и рассказал: и про работу свою библиотекарскую, и про премию, которой мне теперь как своих ушей не видать, и про океан розовый. Закончил я, и взгляд в пол. Чую, сейчас меня отсюда попросят. Накой им работник, у которого все, не как у людей? И впрямь: покашляла женщина и говорит, что верзилу моего они во второй отборочный тур берут, а вот передо мной извиняются за беспокойство и желают всего хорошего. Ну, я вздохнул и уж уходить собрался, как дверь открывается, а за ней тот мужчина в галстуке, что нас сюда впустил. Подошел он к столу, наклонился и давай женщине что-то вполголоса объяснять.
Я-то, конечно, нарочно не прислушиваюсь, только долетают до меня обрывки фраз, из которых понять можно, что "заказ" уже привезли. Чуть раньше срока вышло, но ждать нельзя. Надо срочно людей добирать и медикам звонить, пусть готовятся. Старт уже завтра.
Какой старт - не понятно, да и не мое это дело.
А потом показывает этот галстучный на меня указывает и говорит, что с таким, как я даже любопытнее получится, и надо меня брать. Смутило меня это "любопытнее". Что означает - непонятно, а раз непонятно, стало быть, и страшно. Но пока я раздумывал, пугаться мне или нет, женщина кончик карандаша покусала, головой качнула и говорит:
- Ну, раз вы, Валерий Игоревич, так считаете, пусть по-вашему будет. Возьмем. Посмотрим, что получится.
А этот галстучный, который теперь еще и Валерий Игоревич, аж в улыбке расплылся.
- Берите, - говорит, - Анна Бертольдовна. Не прогадаете! Вам же зрители потом спасибо скажут.
Не понял я ничего про этих зрителей. Может, думаю, они ведущих для телепрограмм набирают? Или еще кого...
А пока я так думал, галстучный наш еще одну дверь отворил и нас с верзилой за собой манит. Вышли мы из кабинета и давай по коридорам петлять. Особнячок с виду, вроде бы, не такой уж большой, а коридоров столько что на пять таких домов хватило бы. Кружили мы по ним, кружили и к лестнице вышли. А она вниз ведет. Спустились. А там опять коридоры. Иду, а сам думаю, что теперь главное - от галстучного не отстать. А то мне из таких катакомб век не выбраться.
А пока по коридорам топали, у галстучного сотовый зазвенел. Вытаскивает он трубку из кармана:
- Да, - говорит, - только что привезли. Нет, сам еще не смотрел, но старик обещал лучший экземпляр подобрать. Да. Лучший и самый крупный. Конечно. Да. Безусловно. Только роботы. Нет, что вы. Никаких людей. Да. Помню. Нет, за них не бойтесь. Техника не пострадает. У них же корпуса титановые - им никакой, - обернулся галстучный, на нас недовольно посмотрел, сглотнул, словно сказать что-то надо, а нельзя, и продолжает, - им, говорю, никакой "груз" не страшен. Да. Так что не извольте беспокоиться.
Наконец, пришли. Странное какое-то помещение, круглое и низкое - верзила мой едва потолка головой не касается. Вдоль одной стены стеллаж с папками, у другой - стулья рядком выставлены, а на них, еще двое соискателей сидят: дамочка лет тридцати пяти и парнишка молодой, щупленький и рыжий-рыжий.
Сели мы. А наш галстучный, тем временем, подсуетился: из шкафа бокалы достал и бутылку вина - улыбается, вино разливает и каждому подносит. Я свой бокал взял и смотрю на него снизу вверх.
- Не обижайтесь, - говорю, - но я, наверное, пить не буду. Врачи не советуют, да и жена не одобрит.
А галстучный пуще прежнего сияет:
- Надо-надо! За такой повод не выпить - грех! Вас в такой проект взяли!!!
- А что за проект-то? - дамочка, что на диване, голос подает. - Вы нам хоть в двух словах расскажите. А то деньги пообещали, а что делать - непонятно.
- Сейчас, милая, - улыбается галстучный. - Сейчас выпьем, и расскажу.
Глотаю я это вино, а сам на галстучного смотрю: не пьет он. И только я спросить хотел, почему, как чувствую - голова кругом пошла. Вот, думаю, отругает меня Лидия Васильевна, когда домой вернусь. Стыд-то какой: старший смотритель хранилища - и в пьяном виде. И ведь знал, знал, что так будет, а всё равно согласился. А почему? А потому, что слова поперек сказать не могу. Поднял я глаза, гляжу - дамочка бокал выронила и по дивану вниз сползает, а паренек, что рядом с ней, на ноги вскочил, за стенку схватился, но дрожит весь и бледнеет как-то нехорошо. Гляжу я на них, а в комнате все темнее и темнее, словно ночь спускается.
* * *
Очнулся я, моргаю. С потолка свет яркий - аж глаза режет. Только вот сам потолок не такой, как раньше, а высокий-высокий - куполом. И комната другая. Стены полупрозрачные, полы металлом сияют. Где это я?
Попробовал повернуться - все кости скрипят. Такое впечатление, что я неделю с кресла не слазил. А потом головой качнул и едва снова не отключился - такая боль по виску прошла. Ну, я руку-то поднял, висок пощупал, а там выпуклость какая-то непонятная. Ударился я им, что ли? Хотя, как ударился, где ударился? Не помню. Ничего не помню.
Встал. Ноги дрожат. С трудом до двери добрался и к косяку привалился. Стою, отдышаться пытаюсь. Да что ж это такое? Помню, как в контору эту пришел, как вино пил. А дальше - темнота. Объяснил бы кто, что ли.
Не успел я это подумать, как дверь завибрировала и вбок пошла. А за ней тип какой-то. Лет тридцати, вряд ли больше. Невысокий, крепко сбитый, в комбинезоне. У нас в библиотеке такие комбинезоны грузчики носили, которые старый фонд в новое здание переезжал.
Посмотрел он на меня, по-хозяйски за руку взял, пульс пощупал, кивнул и говорит за ним следовать.
Идем мы с ним, идем, и сдается мне, что не особняк это никакой, а совсем даже другое место. Больше на лабораторию секретную похоже. На всех дверях замки, металлические перегородки через каждые десять метров, камеры наблюдения на всех углах.
Наконец пришли мы в кают-компанию. Это ее мой провожатый так назвал. Странно, конечно, комнаты в доме каютами называть, но не мое это дело - в такие дела вмешиваться. Не успел я сесть, как гляжу - в стене проем открывается, а через него один за другим мои старо-новые знакомые заходят. И дамочка, и паренек рыжий и мужчина, который на пирата похож. Только вот вид у них не ахти какой. Бледные они, под глазами круги, пальцы дрожат. Неужели всем четверым так от вина поплохело?
Сели они, на провожатого смотрят. А он на них. Смотрит и пальцами по коленке тарабанит.
- Значит так, - говорит. - Все вы прошли отбор. И находитесь на планете Алли-Хал. Кто знает, где это?
Все плечами пожимают, я тоже молчу, а у самого в голове мысль крутится - а не та ли это планета, что сразу за второй линией пространственного скачка? Маленькая такая, уже лет сто как заброшенная?
Провожатый наш на нас поглядел, удостоверился, что никто ему про Алли-Хал ничего путного не скажет, вздохнул и принялся объяснять.
- Два года назад на Алли-Хал прибыл корабль с Земли. И привез груз. То есть - вас и еще кое-что, но это вас пока не касается. Сейчас мы находимся на космической станции "Сонра-23": вращаемся вокруг планеты и следим за тем, что происходит внизу. А внизу происходит много интересного, в этом вы сами скоро убедитесь. Здесь, на станции вы провели чуть больше двух лет, но ничего из этого не помните. Это нормально, так что можете не беспокоиться. За это время вы практически не постарели - за это скажете спасибо нашим специалистам. Когда вернетесь с того, что вам предстоит пройти в ближайшее время.
- Два года?!! - дамочка наша с диванчика вскакивает. -- Да как... как вы посмели?! Два! Два года!!! У меня же семья на Земле! Сын, муж. Они же волнуются, ищут! Они же...
- Никто вас уже не ищет. - хмыкает провожатый. - Всех давно в "без вести пропавшие" записали. Так что насчет родственничков можете не волноваться. И вообще. Не мельтешите. Сядьте и слушайте. Я два раза повторять не буду. На чем я там остановился? Ага. На Алли-Хале. Завтра вас всех на него высадят - насмотритесь вдоволь. Сейчас планета необитаемая, но раньше на ней оранжереи были - большие такие стеклянные штуки, в них в прошлых веках фрукты-овощи выращивали. А потом, как ускоренное заводское производство растений изобрели, оранжереи забросили. Но кое-что от них и сейчас осталось, так что при желании - найдете, где переночевать. Только правила такие: днем можете делать всё, что вздумается, хоть хороводы водить, а вот на ночь - каждый в свой угол. Ближе, чем на пятьсот метров друг от друга спать запрещается. Делиться тоже нельзя. Ничем и ни с кем. За первое нарушение получаете разряд тока, за второе - отправляетесь на тот свет. Условия на планете далеко не курортные, так что долго вы там все равно не протянете. Сегодня один с голоду помер, завтра второй. Выигрывает то, кто останется.
Замолчал провожатый, нас взглядом окинул и продолжает:
- Но и это еще не всё. Просто выжить мало. По условиям игры надо быть счастливым. Несмотря ни на что. В правый висок каждого из вас вшит чип. Большую его часть составляет источник питания. Он будет передавать информацию на станцию. Меньшая часть представлена индикатором счастья - его вы тоже найдете, но потом.
- А на кой вся эта хрень нужна? - хмыкает наш пират.
Перевожу на него взгляд. Он, пожалуй, единственный из всех, кому тут скорее интересно, чем страшно.
Ухмыляется провожатый:
- А всё это для интереса. Не вашего, конечно. А тех, кто за вами следить будет. Есть такая межгалактическая трансляция: "Заповедник 5" называется. Она, ясное дело, нелегальная. И не для всех предназначенная. А только для тех, кто за удовольствие за вашими метаниями понаблюдать, готов о-о-очень кругленькую сумму выложить. На планете камер наблюдения знаете сколько? Уууу! Не сосчитать! И еще по несколько штук - на ваших комбинезонах. Так что будут клиенты наши за вами наблюдать и ставки делать - кто дольше протянет. И в ваших, подчеркиваю, в ваших же интересах выжить и зрителей не разочаровать. Ведь гонорарчик, на который вы все польстились, из их денежек формируется. Выиграете - и будет вам безбедная жизнь на триста лет вперед. Вы-то, конечно, столько не проживете, зато внукам и правнуках такое наследство достанется, но на Земле любой миллионер от зависти позеленеет.
Эх, стар я, видать, стал. Не для меня такие игры. И логика такая - тоже не для меня. Сидит человек, рассказывает нам, как мы один за другим на этой планете помирать будем, и так это у него легко да залихватски выходит, будто он нас на рыбалку с утречка приглашает или на дачу - шашлычков пожарить и о начальстве посплетничать.
- ... вот такие инструкции. Всё понятно? - спрашивает провожатый. Все кивают, ну, и я с ними. - А раз понятно, расходитесь обратно по каютам, ешьте, пейте и наслаждайтесь жизнью, пока можно. Завтра у вас такой возможности уже не будет. Кстати, пока не забыл - вас в северное полушарие сбросят, а там сейчас зима. Так что имейте в виду.
* * *
Разбудили нас утром, специальные комбинезоны выдали и паек - пакет с печеньем. Говорят, оно какое-то особое, питательное. Это затем, чтобы мы в первые пару дней не окочурились. Ну, и на том спасибо. Отвели нас в дальний отсек станции, на лифте вниз спустили и велели ждать. Ну, мы и ждем. Да и ожидание это, к слову сказать, совсем не скучное: к двери в грузовой отсек тяжеловесный кар подъехал, а на нем ящик, размером как раз с тот, что к особнячку той подозрительной конторы привезли. Ну, который наш галстучный "грузом" называл и к которому охрану из роботов приставить обещался. И уж не знаю, из чего этот ящик изготовлен, а только просвечивает он чуток: видно, как внутри движется что-то. Большое, массивное, только, что конкретно - не разобрать. И я бы на это чудо еще маленько поглядел, да только провожатый вернулся и нам в челнок загружаться велит.
Расселись мы по местам, пристегнулись, на пилотов, что мимо прошли, поглядели. Сидим, ждем. Паренек рыжий ко мне поворачивается и вижу, губами шевелит - говорит что-то, а мне ж через шлем ничего не слышно. Я по ушам стучу и головой из стороны в сторону верть-верть - не понимаю, мол. Он кивнул и пальцем в воздухе буквы рисует. С-А-Ш-А. Тыкаю в него, а он кивает.
Саша, значит. Хорошее имя. Ну, я тоже имя в воздухе рисовать начал. Рисую и на паренька посматриваю - всё ли понял. Только вот не успел я до конца представиться: "Виталий" написал, а на отчество времени не осталось: завибрировал корабль, а потом как рванет с места - у меня аж дух перехватило. Головой-то понимаю, что спускаться на планету медленно, по спирали, будем, а кажется, что ух! - и головой в омут.
Однако омут-омутом, а и часа не прошло, как приземлились. И мягонько так, легко, будто на перину.
Вышли мы из корабля, огляделись. Никакой "периной" тут и не пахнет. Куда ни глянь - одни камни. Холодное все какое-то, неживое. И воздух тут странный. Колючий и кисловатый - будто наждак жуешь и лимоном закусываешь.
Не успел я эту гастрономическую мысль додумать, как повели нас по космодрому, оттуда - в туннель, а из туннеля - наверх, по лестнице. Поднимаемся мы, поднимаемся, а лестница всё не кончается. Тяжело мне, сердце в груди ухает - не мальчик всё-таки - но делать нечего, иду, как все. Вдруг чувствую, толкают меня. Оборачиваюсь, а это пират наш.
- Шевелись, -- говорит, - папаша. А то я тебе сейчас ка-а-ак сапогом дам, вмиг до выхода долетишь!
Сказал, и хохочет, собственной шутке радуется. А мне, дорогие мои, плохо. Так плохо, что и не опишешь. По мне лучше десять раз с лестницы упасть, чем выслушивать, как всякие громилы в лицо хамят. Повернулся я к нему, за скафандр схватил, а самому страаааашно...
- Какое еще, - хриплю на него, - ты?! Не "ты", а... твы!
Сказал я это и замолк. Понял, что оговорился. Только это обычным людям позволено. Они как ошиблись, так и исправятся, а из меня это "твы" весь задор выбило. Руки сами собой разжались. Стою я перед пиратом, голову в плечи втянул, чувствую, несдобровать мне.
А ему только того и надо. За бока схватился и стоит, хохочет:
- Твы! Твы! Ну, ты, папаша, даешь! Твы-ы-ы!!!
Одна радость, что провожатый наш помог. Он вообще-то впереди шел, но как хохот пиратский услышал, так сразу назад. За руку меня цапнул и наверх поволок - на площадку с флаером.
* * *
Задрал голову, стою, вслед улетающему флаеру гляжу. Красивый он все-таки. Гладкий, сияющий, словно из ртути. Вжик - и почти в точку превратился, к космодрому летит. Там сейчас тихо. Стоит один-одинешенек челнок, на котором нас на планету спустили, и всё - людей нет, шума нет. А вот пройдет... (тут я задумался, сколько же пройдет времени, пока из нас четверых останется только один)... ну, пусть будет пара месяцев... и забушует на космодроме зеленое пламя, уйдет в подпространство корабль, быстро-быстро побегут секунды. Не успеешь опомниться, а ты уже недалеко от Земли.
* * *
Ну, что я вам скажу, мои дорогие? Не нравится мне эта планета. Совсем не нравится. Как утром с флаера высадился, так и хожу по ней, как заведенный. Хожу, а пейзаж не меняется: камни, камни и снова камни. Хоть бы деревце какое увидеть. И воды нет. Ни речки, ни ручейка. Одна радость - кое-где снег лежит. Я его, снег этот, и ем. Горсточку соберу, в комок сожму и в рот. Холодно, зубы сводит, а деваться-то все равно некуда: без воды долго не протянешь.
А еще беспокоит меня, что я из наших так никого и не нашел. Один раз только след в снегу видел. Но толку от одного следа, если вокруг голые камни - всё равно не проследишь, куда человек пошел.
А между тем, уже смеркается. И совсем-совсем не жарко. А еще ночевать где-то нужно. Вот говорили, говорили же там, на корабле, про какие-то оранжереи. И где они? Хоть бы одну увидеть! Стеклянная крыша над головой, как ни крути, всё же лучше, чем вообще никакой.
Подождите-подождите! Что это там такое? Надо же: мерцает! Или это мне мерещится? Нет! Точно мерцает!!!
Иду, почти бегу. Туда, на свет. Камешки, пыль из-под ног. Притормозить бы, осмотреться чуток. Нет, несусь. Вниз бегу, под откос. Запыхался, воздух здешний горло дерет, а остановиться не могу - словно боюсь, что огонек тот исчезнет.
Спустился я с откоса, смотрю - вот он, огонек мой. Да не один, а целых четыре. Ближе подхожу и глазам не верю. Стоит посреди площадки валун, а верх у него ровнехонько так срезан - словно ножом прошлись. И получился не валун, а стол. А на этом столе ящик металлический стоит, и мне четырьмя огоньками мигает. Всматриваюсь. Под огоньками цифры выбиты. Вот двойка. Это я. Мне такой номер перед вылетом дали.
Смотрю я на эту штуковину и думаю. И сдается мне, что она сигналы с наших индикаторов счастья улавливает и результаты отображает. Красный огонек - совсем туго, желтый - так-сяк, зеленый - хорошо. Только пока ни красного, ни зеленого нет. Все желтые. То есть борются ребята, не потеряли надежды.
Одного не пойму - зачем прибор этот тут поставили? У них такой на корабле точно есть. А нам зачем? На показатели смотреть и завистью друг к другу истекать?
Поглядел я еще чуток на огоньки и дальше пошел. И надо же - повезло! И получаса не прошло, как я на пещерку наткнулся. Небольшая такая пещерка, уютная. И главное - вход не шибко большой, ветер сильно задувать не будет.
Пробрался я в пещеру, в дальний угол забился и пакет с печеньем достал. Сижу, жую и о моей Лидии Васильевне думаю. Как она там? Ведь волнуется за меня, ночей не спит. И неважно, что два года прошло. Уж я-то знаю. Задумался я, замечтался - всё больше об отпуске нашем тогдашнем, когда к розовому океану ездили.
Мечтал я, мечтал, да за мечтами всё печенье и слопал. Опомнился, а в руках только пакет пустой, да крошки на комбинезоне. Я-то себя, конечно, отругал. Да только толку от этого мало. Съежился я у стенки, повздыхал и не заметил, как уснул.
* * *
Просыпаюсь и слышу - шуршание какое-то непонятное. Головой покрутил и вижу: сидит на пакете из-под печенья какой-то зверек. На хорька похож, только шкурка не темная, а палевая. Смотрит на меня этот зверек и с лапы на лапу переминается. Улыбнулся я ему.
- Доброе утро, - говорю.
Не успел договорить, как хорек мой - шмыг! и пулей из пещеры. "Всё, - думаю, - спугнул". Ан нет. Смотрю, заглядывает хорек в пещеру, мордочкой из стороны в сторону крутит. Постоял на месте, голову поднял и тявкнул: "Пйи-эт!". "Ой, - думаю, - как интересно". А хорек, вроде, того и ждал. Ближе подходит и снова:
- Пйи-эт! Пйи-эт!
Тут мне враз и поплохело: что ж за дела - всего день тут, а уже галлюцинации начались! Где ж это видано, чтобы местные хорьки по-русски разговаривали, да еще на "доброе утро" "привет" отвечали? Да-а-а, дожил ты, Виталий Арсеньевич, докатился...
А хорек, как "пйи-эт" сказал, так из пещеры и сбежал. Посидел я, подумал, да делать нечего, надо вставать. Только шевельнулся - так спину прострелило, что ни вдохнуть, ни выдохнуть. Застудил, видать. Да оно и неудивительно. Комбинезоны нам, конечно, теплые выдали, да только на камнях спать - тоже еще то удовольствие. Да еще ветер. Нет, если нового жилья не найду, надо будет себе дверь какую-нибудь соорудить. Поворчал я еще чуток, из пакета последние крошки от печенья выгреб и в рот забросил.
Ффух! С трудом на ноги встал, а разогнуться все равно сил нет. Так, согнувшись, к выходу и ковыляю.
Первым делом я, конечно, к коробке с индикаторами направился. Так сказать, сравнить себя с соперниками. И что я вам скажу: у паренька огонек как был желтым, так и остался, у меня да у дамочки розоветь начали - стало быть, ей тоже не сладко. А вот у пирата огонек хоть желтенький, но пробивается в нем очевидная зеленца. То ли стоящее место для ночлега нашел, то ли просто настроение хорошее - не поймешь.
Поглядел я на эту зеленеющую лампочку, да и плюнул в сердцах. Мало того, что пират наш - тот еще верзила - как ни крути, ему тут проще всех будет, так он еще и этой лампочкой дразнит, словно издевается. Мол, смотрите, какой я - лучше всех!
Иду я по камням, с холмика на холмик перебираюсь, да назад оглядываюсь: всё боюсь дорогу к пещере потерять. Вдруг вижу, впереди овраг, а в нем деревья. Тоненькие, редкие, без листьев, но всяко лучше, чем камни.
Иду, поторапливаюсь, за поясницу держусь - простреливает, зараза такая, при каждом шаге. А только в овраг мне все равно надо. Наберу веток, постель себе сделаю, а если повезет, и дверь сооружу.
Только я у края оврага остановился, стою - соображаю, как бы мне половчее вниз спуститься - слышу, окликает меня кто-то. Поворачиваюсь - а это дамочка наша. Вот уж не думал, что так обрадуюсь, когда ее увижу. И она, смотрю, тоже рада. Подбежала, как девчонка на шею повесилась, обнимает, смеется.
- Мы, - говорит, - вас всё утро ищем.
- Кто это - мы? - спрашиваю.
- Ну, я и Саша.
Ага, Саша, стало быть, тоже нашелся. Это хорошо. Это, можно сказать, замечательно.
* * *
Пока я по оврагу лазал, да ветки для пещеры собирал, мы с дамочкой и познакомиться успели, и поговорить. Зовут ее Леонида. Видали, имя какое! Она, правда, предлагала ее Лёлей звать, да только не могу я. "Лё" скажу и замолкаю. Аж самому смешно стало - перед именем робею.
Ну, так или иначе, а рассказала мне Леонида, что она в этом самом овраге и ночевала. Холодно, конечно, зато ветер не такой, как наверху. А Сашу она под самый вечер увидела. Точнее, это он ее нашел. Он понапористее нашего оказался. Весь день туда-сюда бегал, а вечером на оранжерею наткнулся. И, если Леониде верить, там целых три стены целы и даже кусок крыши есть. Выходит, и ветер не так сильно дует, снег на голову не сыплется - благодать.
И всё бы хорошо, если бы не одно "но". И Саша, и Леонида, ночью какой-то странный шум слышали. Вроде как, кто-то неподалеку ходит. И шаги мягкие-мягкие. Леонида говорит, что вообще бы ни о чем таком не подумала, если бы не ветки, которыми всё дно оврага устлано. Наступает на них этот ночной гость - вот они и трещат.
А вообще, она, Леонида, смешная. Взрослая женщина, а отчества моего - Арсеньевич - правильно выговорить не может. То на одной букве собьется, то на другой.
Отволок я ветки к себе в пещеру, заодно и Леониде показал, где обитаю. Смотрит она на мое жилище и говорит:
- Уютно у вас тут. Ни дождь, ни снег не страшен. И печенья еще минимум на сутки хватит. Рай.
Рай-то он, рай, да только не знает Леонида, что печенья у меня больше нет. Она не знает, и я ей не говорю - что толку-то, только расстраиваться: она своим поделиться все равно не сможет, да и я бы его не взял. Сам паек слопал - сам и виноват.
А после пещеры мы снова на индикаторы смотреть пошли, а по дороге Сашу встретили. Не выспавшийся он, хмурый, но держится бодрячком. Да оно ему и "по должности" положено - как-никак самый молодой из нас.
Постояли мы возле индикаторов, повздыхали. У нас лампочки желтым горят, а пиратовская - еще зеленее, чем утром была. Не успели о нем вспомнить, смотрим, вот он - собственной персоной: с камня на камень легко шагает, в руке кусок ржавой трубы, а во взгляде какая-то чертовщинка радостная.
Подошел, трубу из руки в руку перекинул, усмехнулся:
- Глазам не верю! Твы! А я уж думал, ты первым загнешься: ночью замерзнешь или навернешься где-нибудь.
- Попрошу обращаться ко мне на "вы"! - говорю, а у самого голос дрожит. - И по имени-отчеству.
А пират наш головой крутит, смеется:
- Нет, папаша. Я тебя Твы назвал, им и будешь.
Сказал это пират, помолчал, убедился, что я перечить не стану, и прямиком к индикаторам. Меня отпихнул и Леониду по-хозяйски за попку - щип! Она, бедная, ойкнула, но тоже молчит, боится.
Стоит пират, на индикаторы смотрит, впечатляется. Помолчал немного, в свой огонек ткнул и спрашивает, знаем ли мы, почему у него одного лампочка зеленым светится.
- Я, - говорит, - такое место нашел! Сказка! Отсюда далековато, зато условия королевские. В скале проход есть, за ним лестница, а еще дальше - коридор. Длинню-ю-ющий! Неделю по нему идти будешь, а до конца все равно не дойдешь. Там, - куражится пират, - даже фонари есть. Только они пока не горят. Но это ничего, раз я коридор отыскал, то какой-никакой генератор тоже найдется.
Сказал он это, усмехнулся и обратно в сторону гор потопал. Шагов двадцать сделал, обернулся, улыбается нам щербато и рукой машет:
- До встречи, неудачники!!! Надумаете помирать, меня на похороны позвать не забудьте!
* * *
Вечереет. Слушаю, как бурчит в пустом животе, и очень надеюсь, что Саше и Леониде этот концерт не слышен.
- Надо за ним идти. Пока следы совсем не замело, - ежится Саша и снежинку с носа стряхивает.
- Даже если мы вход в этот бункер найдем, все равно там остаться нельзя. Правила же.
- Так точно, правила, - хмыкает Саша. - Только они что запрещают? Ночевать всем вместе? Нет. Они запрещают ночевать на расстоянии меньше пятисот метров. А коридор в этом бункере длинный. Вот мы и рассредоточимся.
Что тут скажешь? Слова дельные, да вот только сдается мне, не будет пират нашему визиту рад. Совсем не будет.
Однако, время дорого, раз решили идти, надо пошевеливаться, пока совсем не стемнело.
Идем. Давно поляну с индикаторами миновали, через три холма перебрались, овражек небольшой обогнули - вот уж и скалы недалеко. Только ведь они цепью тянутся - поди разбери, где пират расселину свою нашел. И следы в снегу, как назло, кончились. То есть, это сам снег кончился. Остановились мы, стоим, головами из стороны в сторону крутим. Вдруг слышу, шорох какой-то. Обернулся я: метрах в трех от нас Пират - стоит, трубой ржавой поигрывает, и взгляд у него нехоро-о-оший...
- Чего приперлись?
- Мы это... с предложением.- это Саша повернулся, вперед шагнул. - Поделись своим коридором, а? Тебе одному всё равно столько не надо. А мы тебе мешать не будем. Честно-честно.
- Поделиться, значит, - хмыкнул пират и Саше двинулся. - Поделиться... А вот так не хочешь?!!
Я и моргнуть не успел, как пират трубой замахнулся и Саше по лицу. Хорошо еще, паренек увернуться успел - только порез на скуле алеет. А пират как обезумел: орет, на нас кидается, от скалы гонит. А мы-то что сделать можем? Ничего. В общем, сбежали мы. Как зайцы сбежали. И такого стрекача дали, что только за холмом отдышаться остановились. Стоим, хрипим, друг на друга смотрим. А во взгляде у всех одно - осторожнее с пиратом быть надо. Если он на второй день таким зверем стал, что ж дальше-то будет?
* * *
На следующее утро просыпаюсь - холод такой, что шевельнуться страшно. Подкидывает нам планетка сюрпризы, ничего не скажешь. А я еще и голодный. Однако делать нечего. Надо выбираться. Встал я, к выходу из пещеры топаю. Смотрю, у самого выхода слой снега потолще, чем везде. Хотел я его собрать - пить-то тоже надо, да только рукой коснулся - а из-под снега хорек мой в сторону шмыг! Стало быть, со мной ночевал. Да оно и правильнее. Вдвоем всё веселее. Посидел хорек, усами пошевелил и как вчера:
- Пйи-эт! Пйи-эт!
- И тебе доброго здоровьичка! - улыбаюсь я.
Ерунда это всё, конечно: никакой это не "привет". Ну, тявкает зверек странновато - что с того? А мне всё равно приятно. Как-никак, а живая душа с тобой поздоровалась.
Не успел я из пещеры выбраться, как смотрю, топает ко мне Саша. На бровях иней, сам бледный, как полотно, зато глаза радостные. Улыбается, рукой машет:
- Виталий Арсеньич! Виталий Арсеньич! Идите скорее, посмотрите, что я нашел!
* * *
Трещина в скале. Узкая-узкая - только боком и пройдешь - и ведет куда-то вглубь. Стою я, на нее смотрю, и, признаться, совсем мне не хочется по этой трещине куда-то пробираться. А Саша, словно мысли мои прочел, улыбается.
- Вы, Виталий Арсеньич, не бойтесь, идите. Смотрите, что я внутри отыскал! Вон там, за валуном лежит.
Вглядывась. Пленка там какая-то, в большой рулон скрученная.
- Если ее несколько раз сложить, одеяло получится. - сияет Саша. - Главное - подоткнуть так, чтобы не дуло, а потом - спите себе, сколько влезет! Парник! Да вы не сомневайтесь, лезьте в щель! Может, себе что-нибудь найдете.
Делать нечего. Полез я. Метров тридцать шел, выдохнуть боялся - а ну, как застряну. Дальше, правда, проход расширился чуток и на крошечный пятачок меня вывел. Пространства там - метра полтора - а в стороны еще три щели разбегаются. Нда, однако - задача. Куда податься-то?
А пока я стоял да раздумывал, из левой трещины Леонида выглянула. И в руках у нее такой же рулон, как у Саши, только поменьше чуток.
- Вы идите! - подталкивает она меня. - Может, себе что-нибудь найдете. Тут много разного хлама валяется. Я бы, - смотрит она на рулон, - с вами поделилась. Но правила, сами знаете, какие.
Кивнул я Леониде и в соседнюю трещину нырнул. А она, как назло, совсем узкая, и через каждый десяток метров разветвляется. Я по этим извилинам часа три кряду пролазал, только ничего путного не нашел. Мусор какой-то и вправду частенько попадается, только зачем мне осколки стекла или проводки крошечные? Словом, совсем я на выход собрался, как вижу, банка лежит металлическая. На консервную не шибко похожа, да только кто его знает? Если в ней и впрямь еда, так она, может, и сгодится. Цапнул я банку - и быстрей на выход. Там хоть по-человечески размяться можно будет, а то совсем я заледенел.
* * *
Ночь уже. Темно, Холодно, страшно. Хорошо хоть, у Алли-Хала аж три луны есть, и все три в небе - льют на камни свет. Он хоть и зыбкий, да, по крайней мере, видно, что вокруг происходит.
Забился я в пещеру, на собранные ветки сел, согреться пытаюсь и дурноту унять - нехорошо мне: из стороны в сторону шатает, мутит, и желудок дергает. Да оно и не удивительно - столько времени ничего не есть. И чего мне так не везет? Саша - пленку отыскал, Леонида - и пленку, и кулек какими-то семенами: скорлупка белая, а в ней ядрышко. Она одну такую семечку расколола, попробовала, говорит, ничего, съедобно. Один я - как последний болван с этой банкой. А в ней - ничего съестного. Я над ней два часа колдовал, открыть пытался. А крышка так примерзла - не отдерешь. В общем, только с Сашиной помощью и справился. Только рано мы радовались. Внутри не тушенка и не компот, а краска. Противная такая, ядовито-розовая. Накой она мне?
Только успел об этом подумать, как гляжу - сидит передо мной мой хорек. Голову наклонил, смотрит внимательно-внимательно.
- Есть очень хочется, - жалуюсь я. - Только взять негде.
Услышал это хорек, фыркнул и к выходу из пещеры потрусил. "Вот, - думаю, - и этот меня бросил. И правильно сделал. Кому я, неудачник такой, нужен?". Вздохнул я, на бок улегся, колени поближе к груди подтянул и глаза закрыл. Может, хоть во сне еду какую-нибудь увижу.
Только засыпать начал - чувствую, тычется что-то мне в лицо. Глаза открыл. Ага, хорек вернулся. И что-то с собой притащил. Привстал я. Смотрю - на полу пещеры, прямо перед хорьком веточка толстенькая лежит, и он эту веточку ко мне подталкивает:
- Азьми! Азьми!
-Не "возьми", - автоматически поправляю я, - а "возьми-те".
Сказал - и самому смешно стало. Хорька вежливости учу! Однако делать нечего - надо подарок принимать. Беру я подношение, а это, оказывается и не веточка вовсе, а корешок какой-то. И, надо же, гибкий. И как он только в такую стужу не промерз? А хорек, тем временем, с лапы на лапу переступил и тявкает:
- Еф! Еф!
Надкусил я этот корешок, а он горький-прегорький - у меня аж челюсть свело. Отложил я его, сморщился. А хорек мне таким командирским-прекомандирским тоном:
- Еф!!!
А я бы и рад ослушаться, да с пустым желудком не поспоришь - уж лучше корешками горькими давиться, чем вообще с голоду помереть.
* * *
Ну, что я вам скажу: помог мне хорек. Можно сказать, спас. И продолжает спасать. Каждый день откуда-то эти корешки таскает и в пещере складирует. По чуть-чуть. Корешков пять-шесть за день. А это хоть и пакостная, а всё же еда. Я сейчас в плане провианта даже удачливее Саши с Леонидой оказался. За те три дня, что с похода к расселине прошли, у Саши запас печенья кончился, а у дамы нашей только семена в белых скорлупках остались. Но семенами-то не наешься. Я бы им показал, где корешки добывать, да только сам не знаю - хорек мне своих "грибных" мест не открывает: так шустро каждый раз убегает, что и не проследишь.
Кстати, хоть и холодно тут до невозможности, хоть и есть толком нечего, а Саша с Леонидой, кажется, того, роман закрутили. Я-то, конечно, молчу - не мое это дело, да только разве не видно, как они друг на друга смотрят? Эх, молодежь-молодежь.
А вообще, жизнь тут совсем не сахар. Каждый день одно и то же - подъем, и вперед - на поиски еды или еще чего полезного. А ведь эти, с орбиты, и клиенты их зачем-то за нами следят и деньжищи за это удовольствие платят. Интересно, на кого ставок больше? Я бы, конечно, на Пирата поставил. Он тут покрепче всех остальных окопался - я на индикаторы каждый день хожу смотреть - горит его лампочка зеленым и желтеть, похоже, не собирается.
Да, чуть о главном не забыл. Мы за эти дни так и не поняли, что за зверушка по ночам возле нас гуляет, зато вчера следы на ящике с индикаторами нашли. Интересные такие следы. От когтей. И всё бы ничего, только вот ящик у нас железный, а когти в нем борозды по полсантиметра в глубину пропахали. И, судя по этим бороздам, лапка у нашей живности очень даже внушительная. Добрых сантиметров пятнадцать в диаметре будет. Я с тех пор, как эти следы увидел, ночью вполглаза сплю, всё вслушиваюсь, не идет ли кто, не охотится ли. Хотя, по большому счету, слушай, не слушай - толку всё равно мало. Захочет такой зверь тобой пообедать - всё равно не убежишь.
А еще, тут с каждым днем холоднее и холоднее. А без тепла оно, знаете, как плохо? Мы полдня еду ищем, а потом - на большее-то сил все равно нет - в моей пещере отсиживаемся. Здесь, все-таки не так дует, как снаружи. Поначалу пытали огонь разжечь, только ничего не получается. Очков ни у кого нет - так что вариант с солнцем отпадает, да даже если бы и были - толку мало: облачно тут почти всегда. А искру камнем о камень выбить тоже не выходит. Это только в кино так бывает, щелк - и готово. А тут кроме пыли каменной и сбитых пальцев - никакого результата. Вот и сидим в холодной пещере: друг к другу придвинемся поближе и кажется, что хоть чуточку, а теплее. И всё бы ничего, только Саша каждый день об одном и том же, как заведенный: говорит, что не заберет нас отсюда никто. И даже победителя не заберут. Потому что, если мы на Землю вернемся, сразу на эту организацию настучим, куда следует. А оно им надо?
И не хочется его словам верить, да только с логикой не поспоришь - уж больно всё очевидно.
Вот за такими разговорами мы сегодня в пещере до вечера и просидели. Точнее, это Саша с Леонидой разговаривали. А я больше слушал. И не потому, что сказать нечего, а вот поверите ли - неловко. Головой-то я понимаю, что и разговор - штука обычнее обычного, и что выговориться иногда весьма невредно бывает, и что ближе вот этих ребят у меня сейчас никого нет, а вот же - мнусь, как первоклассник.
А время, между тем, уже к ночи: пора расходится. Вышли мы из пещеры. Вдруг видим - в небе точка ярко-оранжевая плывет. И всё быстрее и быстрее. А потом - вжик - и исчезла. Интересно, конечно, что это было, да только спросить не у кого. Подумал я так, и ошибся. И пары минут не прошло, как со стороны площадки с индикаторами такой вой поднялся, что не услышать и вовсе нельзя. Ну, мы переглянулись - и туда.
Прибежали. Так и есть. Орет наш индикаторный ящик. Орет, а у самого из корпуса тонкая пластиковая ленточка торчит. А на ней буковки. "Станция снята с орбиты по техническим причинам. Победителя заберет челнок".
* * *
Просидел я всю ночь в пещере - глаз не сомкнул. Всё о словах Сашиных думал. Не заберут нас отсюда. А если и заберут, так на Землю точно не вернут, неприятности им не нужны. Отвезут на какую-нибудь планету на окраине галактики, документы новые выдадут - и живи там без права выезда. А ведь домой страсть как хочется. И, стыдно признаться, не столько на Землю хочу, сколько просто в нормальные человеческие условия: чтобы кровать мягкая была, еда вкусная, ну и прочие блага цивилизации. А то ведь страшно подумать - мы тут уже больше недели, а я мало того, что щетиной до безобразия зарос, так ведь даже зубы ни разу не почистил. Бррр! Сказал и самому противно стало. Эх, не считают нас тут за людей. Совсем не считают.
Утро. Холодное - сил нет. Выбрался я из пещеры, потянулся, иней с комбинезона стряхнул. Стою, думаю, куда бы податься. Вроде, на площадку бы сходить не вредно - на индикаторы счастья посмотреть, но, не поверите, лень. Идти туда не шибко близко, а нового все равно ничего не узнаю. У нас лампочки желтенькие, у пирата - зеленая. Кстати, мы его уже несколько дней не видели. Вот с тех самых пор, когда он нас от своих скал отгонял.
А пока я у пещеры топтался да раздумывал, в какую сторону лучше пойти, смотрю, идет со стороны оврага Леонида, а за ней Саша. И прямиком ко мне. Гляжу я на них и стыд меня берет. Я, старый барсук, каждый день корешки лопаю, а они совсем с лица сошли. Тонкие стали, зыбкие. И, по-хорошему, надо бы им о хорьке моем рассказать, а я не могу. Засмеют ведь. Совсем, скажут, старик умом тронулся - с хорьками разговаривает. А ведь если бы они за хорьком проследили (они-то половчее меня будут), узнали бы, где эти корешки съедобные выкопать можно. А можно еще проще сделать - взять и этими самыми корешками поделиться. Нет, честное слово, если бы мне кто на Земле сказал, что я вот так всё под себя подгребу, а с голодными ребятами не поделюсь, в жизни бы не поверил. А теперь - пожалуйста, за милую душу. А всё почему? А потому, что на Землю ужас, как хочется. Хоть и говорит Саша, что не будет этого, а душе-то не объяснишь, душа всё верит, всё надеется, всё ждет.
Подошли ребятки мои, стоят, на меня смотрят и молчат. И так мне это молчание не нравится - словами не выразишь. Вдруг вижу, толкает Леонида Сашу под локоть - легонько так толкает, чтобы я не заметил. Саша помедлил, вздохнул и говорит:
- Витальарсенич, мы это... подумали тут - надо на космодром идти.
* * *
И, не поверите, топаем мы на космодром - взывать к человечности двух оставшихся на планете пилотов. Я-то, признаться, думал, что там народу побольше осталось, но Саша утверждает, что только эти двое и есть - это он еще на станции краем уха чей-то разговор подслушал. Мол, люди только для флаера и челнока нужны, а об остальном роботы и защитная система позаботятся.
А космодром, скажу я вам, совсем не близко. Это только когда с флаера вниз смотришь, кажется что - вжик - и прилетели. А на своих двоих добираться - то еще удовольствие. И ладно, если бы мы по дороге шли, а тут же сплошные камни. Раз за разом валуна на валун - голова кругом идет, спину ломит, а сердце так от этого альпинизма заходится, что подумать страшно. И заметьте - это у меня, который плохо ли, хорошо ли, а корешками питается. А ребяткам моим каково?
И это еще цветочки. Леонида, вон, на зверя нашего жаловалась. Говорит, пока мы вчера к ящику с индикаторами бегали да сообщение о снятии станции с орбиты читали, кто-то в ее овраге похозяйничал. Ветки собранные раскидал и пленку, которую Леонида как одеяло использует, подрал.
А мне от этих новостей совсем нехорошо становится. Раньше-то зверь только по ночам выходил и ни нас, ни жилищ наших не трогал, а теперь не побоялся, похозяйничал в овраге. А что ему завтра в голову придет? А послезавтра?
Весь день мы шли. И только когда сумерки спускаться начали, космодром в долине показался. Метров пятьсот до него, а измотались мы - сил нет. Одна надежда, что пилоты людьми окажутся - отдохнуть пустят, а, может, и накормят чем. Однако сначала самих пилотов разыскать надо. Зданий вокруг космодрома много, поди разбери, какое из них нужное.
Но едва мы с холма спуститься успели, ка-а-ак что-то загудит! Я бы еще час голову ломал, что это за звук такой, а Саша, молодец, сразу догадался - говорит, это защитная система нас засекла: гудит, сообщает, что на космодроме гости незваные объявились.
И точно. Минуты не прошло, как в дальней постройке дверь отворилась, а из нее два человека. Неторопливо идут, уверенно. И с лазерами наперевес.
Подошли они, метрах в пятидесяти остановились и кричат нам, чтобы убирались мы отсюда подобру-поздорову. А нам, сами понимаете, вот так взять и уйти - никакого резона нет. Выходит, зря мы сюда добирались, зря на человечность их надеялись. Пробуем мы до них докричаться, в чем дело, объяснить, да только без толку. Смотрят на нас пилоты, лазерами грозят и снова требуют космодром покинуть. Вдруг вижу, тряхнула Леонила головой, вперед решительно смотрит.
- Я, - говорит, - к ним пойду. По-человечески всё объясню.
Саша-то, конечно, ее удержать пытается, на лазеры указывает. А Леонида головой качает и улыбается:
- Не тронут меня. Они, какие-никакие, а всё-таки люди. В женщину стрелять не станут.
Сказала это, из Сашиных рук вывернулась и вперед пошла. Ровно так идет, не торопится. И такая в ней уверенность, что даже я сомневаться перестал. И в самом деле - не поднимется у них рука на женщину. Тем более - на безоружную.
И в самом деле, стоят пилоты, стрелять, вроде, не собираются. Только громче прежнего кричат, чтобы мы уходили. Ну, и пусть кричат, если им так хочется - от крика большого вреда не будет. А Леонида, между тем, уже до первых зданий почти дошла. Еще чуть-чуть и с камней на ровный бетон переберется. Вдруг вижу, выскакивает из-за валуна мой хорек, под ноги Леониде кидается, кружит, шагу ступить не дает. Только она его замечать не хочет - всего на мгновение приостановилась, в сторону шагнула и дальше пошла.
И тут - шаррах! - вспышка. И такая она, зараза, яркая, что у меня аж слезы из глаз потекли. Едва проморгался, вижу, лежит Леонида на земле, не двигается, а перед ней кусок защитной сетки прямо в воздухе висит, голубым светится и искрит. Вот ведь оно что - знал, знал хорек, что сетка тут есть. Человеческому глазу она не видна, а зверь ее, видать, чует.