Дождь шел третий день, странно как-то шел - снизу. Ровная сеть капель просачивалась сквозь асфальт и неторопливо устремлялась вверх. Дворник Михалыч остановился у шестого подъезда, запрокинул голову, вздохнул - наверху, словно пластилином прилепившись к днищу балкона, хлюпала и мелко подрагивала внушительных размеров лужа.

- Ишь, ты! - еще раз вздохнул Михалыч и перевел взгляд на расположившуюся на балконе хозяйку квартиры - тучную, белокожую женщину. - К чему бы это, а, Снежана Игоревна?

Женщина поправила охватывавшее пышные телеса махровое полотенце, неопределенно повела полными плечами. Кто, мол, его знает.

Дворника такой ответ, похоже, удовлетворил. Неопределенно хмыкнув, он погрозил костлявым пальцем кому-то на небе и исчез в сторожке.

Снежана стянула с пачки сигарет прозрачную оболочку, закурила.

- Ты же говорила, что бросишь!

Внизу, у засохшей клумбы на корточках сидел сутулый мосластый парень в заношенной ватной жилетке на голое тело.

- Ты обещала!

Женщина досадливо отмахнулась и не ответила. Только и осталось - малолетку этого слушать. Это он ей, пятидесятилетней бабе, будет указывать, что делать, а что - нет? Клоун, мать его.

Снежана глянула на растущий столбик пепла на кончике сигареты, сделала шаг, потянулась за пепельницей. Под ногами что-то жестяно загремело и покатилось.

- Чтоб тебя, гаденыш! - Снежала поморщилась, пнула пустой баллончик из-под краски - баллончик мерзопакостно задребезжал о побитый кафель, докатился до угла и замер. - Художник хренов!

Но мосластый не слышал. Он увлеченно опрыскивал из баллончика засохшую розу на мертвом, почерневшем кусте. Красная краска ложилась на хрупкие сухие лепестки, но не оживляла, а лишь добавляла какой-то мрачной торжественности. Идет, как аккуратный гробик почившему дедушке, - как-то заметила Снежана, и, надо сказать, была права.

- Мантилью продал, с-сука, - докуривала третью сигарету Снежана, сверлила ненавидящим взглядом забившиеся в угол балкона пластиковые ящики. Ящиков было шесть. "Карнзелль", - сообщала надпись на ящиках, - лучшие водостойкие краски для вашего дома".

Из соседнего подъезда, безо всякой совести крутя аппетитной попкой в выгоревших джинсовых шортах, вынырнула девица лет двадцати пяти. Продефилировав мимо склонившегося у клумбы мосластого, девица подошла к припаркованному у старой акации пикапу. Пикап был веселого интенсивно-зеленого цвета с бегущими оленями на бортах.

Как же ее звать-то? Вот память, прости господи! Герой, кажется. Или нет... Ааа... какая, в сущности, разница.

- Ге-ра! Ге-роч-кааа! - перегнулась через перила Снежана.

- Что, теть Снежан? - выглянула из пикапа девица.

- Ты сейчас не в город, Герочка?

- Нее, я на рынок - товар сдавать. Привезти чего?

- Нет, детка, не надо. На рынок я сама.

Герочка заглушила мотор, выпрыгнула из машины, что-то неразборчиво застрекотала в серебристую раскладушку мобильника. Через пару минут из-за ворот показались трое: впереди, водрузив на плечо ветвистые рога, важно вышагивал коротышка в кожаном картузе, за ним, пыхтя и отдуваясь, двое дюжих мужиков волокли к пикапу солидных размеров оленя. Олень был мороженый и мужикам не сопротивлялся.

Герочка засуетилась, откинула борт пикапа.

- Не войдет! - категорически покачал головой коротышка. И оказался прав - олень не вошел. Покрутив мороженую живность так и эдак, мужики, наконец, пристроили его прямо на борта - аккурат поперек пикапа. Коротышка бросил рога в кузов и, насвистывая что-то бравурно-маршевое, принялся деловито приматывать оленя широким коричневым скотчем.

- Слышь, ты, художник, - остановилась за спиной мосластого Герочка, - ты б хоть повернулся. Это ведь все-таки наш олень.

- Прям тот самый?

- Прям тот.

- И чё теперь? - потряс баллончик с краской мосластый. Пшикнул еще на одну розу. - Поклоны ему земные бить?

- Ну и сволочь же ты... кх-кх... Он ведь тебя от самого... кх... - Герочка злобно покосилась на немилосердно газующий в паре метров "Жигуленок", махнула рукой и нырнула в пикап.

Снежана раздавила в пепельнице последнюю сигарету, вздохнула и ушла в комнату - собираться.

В квартире было неприбрано: висели, скукожившись, когда-то белые занавески в узорчатую снежинку, на полу у стола возвышались стопки перехваченных бечевкой книг, на широком старом комоде расположился почти собранный паззл. На картинке, носом пробивая сковавший океан лед, рвался вперед белый красавец корабль. Мозаике не хватало всего восьми крошечных квадратов - одного рядом с другим, на правом борту корабля.

"Н", "О", "С", "В", "Е", "Ч" - перебрала Снежана забрызганные чем-то липким кусочки: шесть - еще двух не было вовсе.

* * *

Еще не подойдя к рынку, Снежана заподозрила неладное: гудели и плевались едким дымом ставшие в пробке машины, бранились и размахивали руками торговки в заляпанных белых фартуках, свистели милиционеры, с охотцей делились сплетнями прохожие:

- Так что там?

- Сказывают, нашли!

- Что нашли?

- Воду.

- Что им, из крана воды не хватает?

- Так эта ж - необыкновенная!

- Необыкновенная в ларьке продается, сорок градусов крепость.

- Твои сорок градусов сквозь землю наверх не сочатся.

- Еще б они сочились! Полтинник за поллитру-то!

- Гадость вы пьете, уважаемый.

- Ты кого "уважаемым" обозвал, морда интеллигентская?!

Обогнув толпу и свернув в сторону, Снежана заметила знакомый пикап. Герочка вылезла из машины и, отчаянно жестикулируя, что-то объясняла понурому милиционеру с торчащими неровной щеткой усами.

- Да как вы не понимаете! - тыкала Герочка в мороженого оленя, - он же на жаре пропадет!

- Не пропадет.

- Нет, пропадет!

- Так привяжите покрепче.

- Зачем? - запнулась от неожиданности Герочка.

- Чтоб не пропал, - пожал плечами милиционер, - мало ли кто вокруг шастает.

Герочка безнадежно всплеснула руками и прислонилась к борту пикапа:

- На лед его надо, теть Снежан. Растает ведь к черту.

Но тут в перекрывшей дорогу пробке возникло оживление, машины заурчали и стали подаваться вперед. Герочка юркнула в кабину и повернула ключ.

Сняв окончательно измоченные ненормальным дождем босоножки, Снежана босиком шлепала по почерневшему заплатанному асфальту. "На лед, надо на лед", - крутилась в голове брошенная Герочкой фразочка.

Впереди замаячила зеленоватая, похожая на прижавшуюся к земле лягушку, округлая постройка. "Ледовый дворец" - пробежали по фасаду красные неоновые буквы.

"Закрыто", - извещала косо повешенная у главного входа табличка. Снежана обогнула здание. Металлическая дверь черного входа была не заперта. Положив под голову рыжий клоунский парик, за конторкой дремал старик вахтер. Прошмыгнув мимо него, Снежана свернула в широкий мрачно-серый коридор.

Сырость с улицы пробралась и сюда. На поселившейся в углах паутине блестели жемчужины мелких капель, а просочившаяся из-под пола вода собиралась в маленькие лужицы на размокшем, давно не беленом потолке.

На катке не было никого. Неловко перекинув обрюзгшее тело через высокий борт, Снежана, оскальзываясь, пробралась в центр и легла на живот. Лежать было приятно. Лед медленно подтаивал: чувствовалось, как намокает на животе и груди выцветший серо-голубой сарафан в мелкий горошек. Лед дарил какое-то далекое, родное, давно утерянное ощущение. Хорошо-то как! Снежана перекатилась на спину и прикрыла глаза. Нет, это не просто хорошо! Это... это...

- Эй, мамаша! Чего разлеглась?! - перегнулся через борт мужичок в зеленом комбинезоне. - Не положено! Вставай давай!

Снежана шла домой. Размокшие босоножки немилосердно натирали ноги, болталась в руке пустая хозяйственная сумка. Прохожие косились на мокрый, просвечивающий бельем сарафан и тактично отводили взгляд.

Примостившийся у обочины мужичок с бутылкой пива внимательно оглядел Снежану, ткнул пальцем в расплывшееся по сарафану мокрое пятно, запрокинул голову и театрально заржал.

Снежана нахмурилась: "От, тварь! Тебя б сейчас..."

Бутылка лопнула красиво: прыснул во все стороны фейерверк мелких осколков, ударилось о землю и рассыпалось янтарной мозаикой в миг заледеневшее пиво.

Мужичонка дернулся, выронил уцелевшее бутылочное горлышко и пискляво, по-бабьи завизжал.

- Давненько не получалось, - отметила про себя Снежана и улыбнулась.

* * *

- Что принесла? - мосластый выглянул из комнаты, пшикнул из баллончика на увядающую герань в надтреснутом глиняном горшке. - Я есть хочу.

- Ничего не принесла. Ни-че-го. - Снежана сбросила босоножки, блаженно опустилась на кухонный табурет.

Мосластый подошел к холодильнику, заглянул в морозилку:

- Опяааать рыба...

- Ага. Рыба. Хошь - жарь, хошь - так лопай.

Мосластый обиделся: отвернулся к подоконнику и принялся остервенело пшикать все цветы подряд.

- Хватит. Хватит, я сказала! Да хватит же!!! - вскочила с табурета, тряхнула мосластого за плечи Снежана. - Пацаном был - всё, всё мог! И розы у тебя были настоящие и сердце теплое. И с Геркой - не разлей вода были. А теперь...

Поскрипывал, гнал сырой воздух старенький вентилятор. Закинув ноги на изъеденную молью спинку дивана, лежала Снежана. Возле нее, разложив на полу измочаленную по краям карту, сидел мосластый.

- Ты меня любить должна, - канючил он и крутил охватывавшее безымянный палец тонкое золотое колечко.

- Это еще за что?

- Ну, - мосластый полез под стол, извлек из-под него крошечную модель снегохода, - потому что я тебя увёз!

Он водрузил снегоход куда-то рядом с северным полюсом:

- Тебе было скучно, и я тебя увез! Бррр-д-д-д-брррррр! - озвучил снегоход мосластый и потянул его куда-то вниз, к югу.

Снежана раздраженно отмахнулась, встала с дивана; хлопнув дверью, ушла в спальню.

Прислонившись плечом к раскрытой дверце старого массивного шифоньера, Снежана перебирала вещи. Вот шкодная вязаная шапочка с тремя помпонами, вот длинный полосатый шарф, вот застежка от проданной мантильи, а вот...

Снежана придержала грозящую вывалиться стопку одежды, осторожно достала ослепительно белое, шитое мельчайшим бисером платье. Эх, была ни была!

* * *

Улица вновь истекала дождем, во дворе щеголяла в только что приобретенной мантилье Герочка, за стеной ныл и требовал внимания мосластый, а в старом зеркале отражалась сидящая на колченогом табурете тучная женщина в белом платье. На полу поблескивал рассыпавшийся бисер, молния на спине была расстегнута, а оторвавшаяся бретелька свешивалась маленькой мертвой змейкой.

В одной руке женщина держала зажженную сигарету, в другой - раскрытый паспорт в покоробившейся красной корочке. С черно-белой фотографии смотрела холеная молодая красавица с высокими скулами и жестким взглядом чуть прищуренных глаз - "Хладова Снежана Игоревна, 1956 года рождения".

- Вот оно как... - женщина затянулась сигаретой и посмотрела в зеркало.

- Угу, - мрачно согласилось отражение.

- А ведь раньше, раньше-то Снежной Королевой звали...

Отражение усмехнулось и раздавило сигарету в пепельнице.