Аннотация: О работе политсоветника в президентской гвардии ДРА
КОМАНДИРОВКА В 14-й ВЕК
(ЗАПИСКИ ПОСЛЕДНЕГО ПОЛИТСОВЕТНИКА
ПРЕЗИДЕНТСКОЙ ГВАРДИИ)
Александр Машевский
Кабул - Москва
1998 год.
Вместо предисловия
О том, какой я писатель, судите сами, если дочитаете мои записки до конца. Ни на что не претендую. Записки - они и в Афганистане записки.
Как-то, перетряхивая старые вещи, я обнаружил свой дневник, который вел по непонятным мне причинам. Солнечная активность скорее всего или жара тамошняя в свое время повлияли.
А тут, как на грех, приближалась Дата - четвертая годовщина вывода Ограниченного Контингента советских войск из Афганистана.
Дай, думаю...
* * *
Мои друзья и знакомые, узнав о том, что я именно задумал, единодушно констатировали: "Крыша поехала!".
Лично я в это время был глубоко уверен, что мне просто повезло. Сановный перст Кадров указал на меня!
Военно-врачебная комиссия гарнизонного госпиталя, "зарубившая" было командировку в Афганистан, после наинежнейших уговоров согласилась дать "добро".
Итак, 24 июня 1987 года, я, подполковник Машевский Александр Александрович, как принято говорить в таких случаях, собственной персоной прибыл в Москву, где после месяца подготовки должен получить направление в ДРА советником.
Война шла там, в Афганистане, не первый год и, в принципе, все было понятно. Но только в принципе. "Главное, ввязаться в драку, а там посмотрим..." - так, по-моему.
В общем, мужчине досталось настоящее дело. А почему бы и нет, если меня добрый десяток лет в военных вузах учили "военному делу настоящим образом", не считая той самой нежно-любимой командирской подготовки в войсках.
Нет, руки не чесались. Просто в той сложившейся ситуации считалось чуть ли не доблестным рыцарским "граальством" побывать в Афганистане.
Пресса наперебой информировала о чудесах героизма и мужества наших ребят. Не сомневаюсь - так оно и было. Всегда скромная, как новобранец, газета "Красная Звезда" время от времени и поныне пишет о подвигах "афганцев" на чужбине и их мытарствах на родине. Они сейчас, кстати, заслуживают большего, чем статья в газете, чем потрясающие льготы с "президентского плеча" - бесплатный проезд на городском транспорте...
Мои сослуживцы возвращались в орденах, раненые, а то и совсем не возвращались...
Все это порождало во мне твердую уверенность - побывать "там".
Подготовка проходила в так называемом "лесу", в ближнем Подмосковье. На Лубянке садишься в автобус, и через часок ты прибываешь в изумительное место - в лес, в прямом и переносном смысле.
Где-то рядом шумит наша задушенная выхлопными газами Москва, а тут "Эдем", райская благодать! Трудолюбивыми руками ухоженная территория, чудесные газоны, цветники, огромный пруд с ненасытными подводными обитателями океанских размеров. Легкие многоэтажные здания из стекла и бетона, КПП, охрана, система с колючим забором и недремлющее око сигнализации - все как положено.
Судя по лицам постоянного состава, служилось им тут не в тягость, так что для меня после Карельских болот и знойной заполярной тундры "зависть" было не тем самым словом.
Ничего "спецназовского" и неожиданного в этом "лесу" не было. В соломенное чучело с черной бородой и в чалме ножей не бросали, пропагандистских лозунгов на пашту и дари хором не разучивали.
За этот месяц моя задача сводилась к следующему:
- "пройтись" по начальству;
- заполнить анкеты "инженера-химика", убывающего в ДРА для работы в Аппарате экономического советника;
- получить себе служебный паспорт и купить билет до Кабула;
- кое-что прикупить к длительной загранкомандировке в плане экипировки;
- изучить документы, регламентирующие порядок моей деятельности в Министерстве государственной безопасности ДРА и среди так называемого дружественного народа Афганистана.
На 23 июля 1987 года был назначен день отлета. По "Памятке убывающего в загранкомандировку" мне предписывалось за оставшееся время закупить уйму всякой всячины, которая позволила бы мне чувствовать себя независимым от любой "вооруженной оппозиции" и действовать автономно, по скромным подсчетам, года три. Именно на этот срок я и направлялся.
В перечень товаров первой необходимости в "далекой стране" входили предметы, которые, по моему разумению, еще через "ять" писались военными чиновниками в своих наставлениях для солдат экспедиционного корпуса русско-турецкой кампании прошлого века.
Нехитрые пожитки собирались в многопудовую поклажу: кастрюли, утюги, свечи, сухой спирт, стиральные порошки и прочее...
К изумлению прибывающих в Кабул это "нехитрое" в неимоверных количествах обнаруживалось в гостинице, в квартирах предшественников и, как следствие устоявшихся рыночных "шурави-афган" отношений, в лавках сладкоголосых и предприимчивых дукандоров - торговцев.
Памятка написана - изволь выполнять! А вот если бы вместо утюгов и мыла, да нашей бы "чернушки", да буханочек десять, да селедочки! Вот о чем приходилось впоследствии горевать! Ма-аленький бутербродик такой с легендарной иваси снился по ночам. Ну да Бог с ним.
В "лесу" никаких преподавателей не было. Для новичков был отведен небольшой кабинет со шкафами и сейфами, где хранились огромные папки, содержавшие практически всю информацию о "стране пребывания".
Богатейший материал по истории, традициям и обычаям народов Афганистана, материалы Пленумов ЦК Народно-Демократической партии Афганистана (НДПА) и ЦК Демократической организации молодежи Афганистана (ДОМА), а также различная переписка, дававшая ясное представление о том, что происходило тогда в этой стране за высокими горами.
Естественно, что там были и кое-какие сообщения о боевых действиях частей и подразделений Ограниченного контингента советских войск (ОКСВ), а также правительственных войск и сил МГБ ДРА с отрядами непримиримых врагов Саурской (Апрельской) революции. С тактикой действий душманов ("духов") я был уже знаком. Изучали в стенах академии имени В.И.Ленина. Именно тогда нам пришло печальное известие о том, что наш "однокашник" майор Гурин погиб в Афганистане.
Несколько парадными выглядели отчеты и рапорты о победах над противником, о захваченном оружии и пленении супостата. Война шла уже который год, а черная силища так и не убывала. Более того, сама народная власть сдавала позиции одну за другой. Если точно указывать исторические периоды, то ОКСВ из ХХ века воевал против бандитов из века XIV - века по Восточному календарю. Там шел 1366 год. И бандиты иногда выглядели предпочтительнее.
Так что за американские доллары, на чьей бы стороне люди не сражались, дерутся не на живот, а на смерть. Были бы деньги.
В кабинете нас собралось четверо. Мы быстро сдружились. Народ подобрался замечательный: связист - москвич, технарь - рижанин и "территориал" с Дальнего Востока. Последний-то и стал душой нашей четверки. Он был постарше нас. Старый полковник, как терпеливый отец, учил нас, необстрелянных балбесов, уму-разуму. "Дядя Слава", так мы его величали, был неистощим на анекдоты, шутки и прибаутки, всякие там житейские премудрости. Кстати, ему (за бутылку шампанского научившему меня завязывать замечательнейшим узлом галстук) я был благодарен за то, что в отличие от всех "настоящих" КэГэБэшников, или "пиджаков", как мы их называли, он не куражился над братьями меньшими, то бишь пограничниками.
Многие "чекисты" корчили из себя каких-то суперменов, хранителей тайн и уж очень одаренных личностей, хотя иногда на поверку оказывалось наоборот. На что я лично несколько раз сам и напоролся.
Дни летели быстро. С утра чтение "периодики", вечером - по магазинам за фонарями, кастрюлями, утюгами и прочими концентратами и бытовыми премудростями.
В начале мыслилось, что я поеду в провинцию Фарах политсоветником в погранбригаду вместо убывающего в Союз моего товарища Миши Самойлова. Но вдруг все очень круто переменилось.
Через неделю после моего приезда в Москву меня вызвали в Управление кадров КГБ. Разговор коснулся семейного положения и профессии моей жены. Тут же предложили, как говорится, вариант.
Хотя по моему животику и вечно румяной физиономии и без того можно было догадаться, что она техник-технолог, дипломированная повариха, украинка и, посему, готовит отменно.
Пришлось телеграфировать срочно домой и вызывать мою боевую подругу на аудиенцию. На виллу Представительства в Кабуле очень нужен был повар, а у меня в связи с этим появился шанс поработать не в бригаде, а в самой столице ДРА.
Согласились. Самое тяжелое испытание, стоявшее перед нами - это расставание с детьми. Брать их с собой уже не разрешалось. Сыну, который не очень-то и горевал, было уже 10 лет, а вот моей "чебурашечке" Юленьке только что исполнилось пять. Жалею, что очень жестоко мы с ней поступили. Девчушка проплакала полгода.
23 июля 1987 года самолет со знаками "Аэрофлота" вылетел из аэропорта "Внуково" в назначенное время. Среди пассажиров находилось несколько афганцев, чинов высоких, судя по отношению к ним отдельных товарищей из числа моего будущего руководства. Как сказал "дядя Слава", кивая головой в сторону подвыпившего грузного мужчины лет эдак около шестидесяти: "Вот этот летит к нам секретарем Парткома Представительства".
Надо же, лететь на выборную должность с такой веселой уверенностью. У нас в погранвойсках для него это был бы закат карьеры, последний полет.
По стечению обстоятельств я оказался председателем счетной комиссии той самой партийной конференции, на которой этот толстяк был включен в списки для тайного голосования.
Избрали. Преимущество в два голоса. Ну и ничего. Говорят, что и после Кабула он парткомствовал еще где-то в Представительстве одного из европейских государств.
Ночью были в Ташкенте. Духота. Цикады. Дозаправка. Над Гиндукушем летели в предрассветной мгле. Горы всегда вызывали у меня чувство особого уважения, как к очень умным существам, к седовласым старцам. Впервые я с ними познакомился в 1970 году на стажировке в Хорогском погранотряде Горно-Бадахшанской автономной области. Когда огромное солнце вставало из-за гор, величественнее картины подыскать было невозможно. Будто бы оживали полотна великого Рериха.
А в Кабуле всегда превосходная погода. Не надо было на ночь слушать сообщения Гидрометцентра, чтобы твердо быть уверенным в замечательном рассвете и жарком солнечном дне с феноподобным ветерком.
Изобретенные нами и нашими вероятными противниками средства ПВО наложили своеобразный отпечаток на взлет и посадку самолетов во всем Афганистане. ПЗРК "Стрела", "Стингер" и "Блоупайп" сделали свое черное дело. В основном, конечно, боялись американского "Стингера", и все остальные ракеты называ-лись только этим именем.
Для гражданской авиации, военно-транспортной и даже знаменитых "грачей" - это был бич номер один. Известно, что в Кабуле и других провинциях общественность собирала деньги с целью выкупа этих монстров у душманов. Захватившие у врага пусковые комплексы солдаты и офицеры награждались орденами и большими денежными премиями. Наш Ту-134 с высоты девять тысяч метров, определенной опять же этим пресловутым оружием (если бы стрельба велась по самолету с предгорий), по большой спирали пошел к земле. С интервалом в несколько секунд борт выстреливал осветительные ракеты, как бы заманивая в сторону тепловую головку самонаведения.
Уже потом, когда садились большие транспортные самолеты Ил-76 (с более мощными отстреливающими устройствами), это было даже красиво, если можно назвать такую картину красивой, когда один человек целится в другого из винтовки, а тот, вместо того, чтобы спрятаться, весело размахивает фонариками.