Я не нахожу в твоем ушке никакой путеводной нити. И не понимаю, как ты пришиваешь острова к волнам. Почему они не бултыхаются кораблями, не тонут как подлодки? Почему их не съедает вечноголодный горизонт?
Твоя иголка не может колоть вхолостую... Левый бок, правый бок. Камни в почках или камни в сердце? Насколько они драгоценны? А может, я перебрал вечером каменного хлеба? Он всегда засыхает будто кровь, я не успеваю даже отрыть рта.
Игла будит меня утром. Я вспоминаю о тебе, хотя должен вспомнить о работе. Черной как дыра и белой как карлик. Речь не о небе, я не настолько стар. И не о космосе, я перестал читать фантастику. Белый карлик читает мне Лема во сне, он вылезает из черной дыры в светильнике. У него интересные очки и потрепанная книга Бредбери. И он очень боится уколов.
Белый карлик моего сердца. Чем он холоднее, тем сложнее его заметить. Ты пришила его к моей подушке. Его ноги пахнут хлебом, а на щеке мигает красивая родинка. Если нажать на неё, карлик станет желтым или оранжевым. Он продырявит занавес ночи, и все увидят, как зажгутся звезды эстрады.
Сверхновые звезды эстрады. Ты слушаешь их, когда шьешь дело. Твои невидимые нити белы и черны как люди. Они желтые как люди. Красные, словно их кровь. Хоть что-то общее. Тебе известно, куда течет кровь. Ты бродишь по берегу, раздетая ниже пояса. Ты любишь заходить глубоко. Срывать белые и черные лилии. Желтые.
Тухло-сладкий запах лилий. Он в твоем доме, вышитом крестиком. Он во мне, вышитом ноликом. Когда я прихожу, ты запускаешь в меня нос и вынюхиваешь весь запах. Забираешь мой воздух. Я начинаю задыхаться, но ты угрожаешь иголкой. Обещаешь проколоть мне язык. Русский. Подносишь острие к пупу, пугаешь меня пирсингом.
Пуп земли. Пуп воды. Пупсики. Они плещутся в твоих глазах. В них вся кровь, все черное и белое, что есть. Что можно есть до колющей боли в боку. Пупсики с островов чувствуют себя в воде как дома. Они часто попадают в пасть горизонта, поэтому их приходится пришивать.
Ты пришиваешь их ко мне подобно пуговицам. Зачем, если я не люблю застегиваться? Мои пальцы всегда заняты клавишами и носом. Там постоянно растет что-то. Белый карлик из черной дыры питается этим. Говорит, что оно вкуснее сырого сыра. Когда он жует, ему тяжело читать Шекли.
Слишком много фантастики. Я прошу его замолчать. Отдаю ему деньги, руку и ногу, камни в почках и камни в сердце. Предлагаю выбрать любую вещь в доме и убраться прочь - в космос. Ноги карлика уже не пахнут хлебом, а родинка сломалась. Он мне больше не нужен.
Он выбирает иглу. Твое основное оружие. Твою рыбу и твоего зверя. Жало, которым ты защищаешь от мира собранный мед. Обороняешь лилии и пупсиков. От черных и белых, желтых людей. Иначе они разворуют твои склады, а затем разрушат все отношения, чтобы замести следы на воде. Как только ты перестанешь зашивать им глаза. И полоскать ноги в их крови.
Я подписываю соглашение своей кровью. На мятой подушке, к которой пришит карлик, лежит моя подпись. Я принесу ему твою иголку. Так будет лучше для всех, даже для оранжевых. Для карликов и великанов. Я слишком люблю тебя, чтобы наслаждаться твоими подколками.
Твой дом похож на луну. Он расшит золотом по кругу и всегда поворачивается передом. Никто не видит его обратной стороны. Говорят, что там живут люди, которые ходят на руках, а испражняются ртом. Дом стесняется их показывать.
Ты подхватываешь меня под мышки и высасываешь запах лилий. Иголка колет мою грудь, рядом с сердцем. Лучше не рыпаться, если хочу остаться целым. Я смотрю на иглу, ищу, но не нахожу ниток. Ушко пустое. Потом изучаю твое лицо как английский. Смотрю в глубь глаз, там любовь. Там плещутся в море пупсики, и мило скалится горизонт...
Гори мой зонт синим пламенем!
Я дергаюсь - и игла остается в моем соске. Твои руки в крови, а в глазах удивление. Я делаю ноги. Во тьме меня ждет белый карлик с томиком Гаррисона...