Весной 1940 года Степе, ставшему к этому времени уже помощником командира взвода, светила законная демобилизация. Что ж, свой срок он родине отдал. Отслужил от звонка до звонка. Тем более, война закончилась.
Только вот Родина-мать не очень стремилась Степу от себя отпускать. Батя, ставший после войны с Финляндией полковником, прямо объявил, что указ Президиума Верховного Совета СССР о демобилизации в этом году задерживается, поскольку назревают очень серьезные события.
И потому вместо дембеля у Степы были все те же марш-броски, тренировки, стрельбы, освоение новых пистолетов-пулеметов ППД-40, обучение молодых - и прочие радости службы.
Так в ожиданиях пробежала весна и наступило лето, принесшее очередные новости о радикальном изменении международной обстановки. Что же, хочешь новости узнать - слушай радио. Московское. Радистанцию имени Коминтерна.
А по радио тому передавали о капитуляции Франции и взятии немцами Парижа. Еще сообщали о присоединении к СССР Латвии, Эстонии и Литвы. Прибалтика наконец-то возвратилась в родную гавань.
На очереди была Бессарабия ее трудовой народ, страдающий под игом румынских помещиков и капиталистов, мечтающий вернуться дружную семью советских народов и говорить на своем родном языке, а не убогом румынском суржике.
* * *
Порохом вновь запахло отчетливо. Политрук роты на политзанятиях вещал во всех подробностях о происках белорумынских банд и о том, что в Румынии коммунистов сжигают прямо заживо на стадионах. Горячился товарищ политрук сильно, руками размахивая да слюной в углах рта запекаясь:
- Военщина и буржуазно-капиталистическая клика Румынии, подготавливая провокационные действия против СССР, сосредоточили на границе с СССР крупные войсковые силы, довели численность пограничных пикетов до 100 человек, увеличили численность высылаемых на охрану границы нарядов, форсированным темпом производят оборонительные сооружения по своей границе и в ближайшем тылу...
В помощь политруку ротному - батальонный комиссар из политотдела бригады подъехал:
- Разве не должны мы вернуть нашей стране то, что и так принадлежит ей по праву? Разве не оккупировала Румыния Бессарабию еще в 1918 году, нанеся подлый удар молодой Советской республике, задыхающейся в кольце фронтов Гражданской войны? Разве не румынские бояре до сих пор вынашивают коварные планы создания Великой Румынии с оккупацией всего юга нашей Советской Украины, включая Одессу, Николаев, Запорожье и Днепропетровск? Пора, пора, пора, товарищи бойцы, ответить на подлые вылазки поджигателей войны двойным и даже тройным могучим сталинским ударом!
А дальше - полковой комиссар, лектор из Главного управления политпропаганды Красной Армии старается:
- Да разве может, товарищи красноармейцы, наш великий и могучий Советский Союз мириться с тем, что у его границ какая-то румынская блоха выделывается, как козявка сраная?
* * *
СССР с таким вещей положением мириться не собирался. СССР предъявил серьезные территориальные претензии к боярской Румынии и ее военной клике. В воздухе опять, как и прошлой осенью, перед Финляндией, сильно пахло войной. Войска Киевского особого и Одесского военных округов были приведены в состояние повышенной боеготовности. Были отменены отпуска. Даже семейные командиры перешли на казарменное положение. Политрук рассказывал снова и снова об ужасах румынской жизни для всех крестьян и рабочих. В мареве грозовом летнем носились разряды электрические.
Наконец, 20 июня на базе Киевского особого военного округа был создан Южный фронт под командованием героя Халхин-Гола товарища Жукова.
Натянулись нервы до предела. Войскам округа была объявлена мобилизационная готовность.
* * *
Выдали полный боекомплект и сухпай. Прочитали приказ перед строем. Соснуло под ложечкой вяло от страха. Стукнуло сердце радостно в преддверии войны освободительной, страх тот вялый забивая энергией пролетарской. Захотелось пройти по Бухаресту подошвами сапог новеньких, кожаных.
Война катилась навстречу, как цунами.
Но до войны-то дело так и не дошло. Сдулись румыны, бояре вшивые. 27 июня было передано, что Румыния принимает все условия СССР. Бухарест капитулировал. Война отменялась. Точнее - откладывалась.
* * *
28 июня 1940 года ровно в 11 часов по Московскому времени советские войска получили задачу - занять Бессарабию и Северную Буковину. Огня - не открывать. Вести себя - вежливо. Румынские части - разоружать, но самих военных в плен не брать, а отпускать за установленную дипломатами линию новой Государственной границы.
В ночь на 29 июня командованием было принято решение о десантировании 204-й воздушно-десантной бригады в полном составе в район города Болград. Шифровку Батя получил в два часа ночи - и тут же отдал приказ о начале погрузки личного состава в самолеты.
Никакой особенной чисто военной необходимости, правда, в том десанте не было. Просто Красной Армии нужно было занять Бессарабию и установить новую границу как можно скорее, не позволив проклятым румынам вывезти в тыл имущество и ценности, паровозы и вагоны, заводы и фабрики. И самое главное - оружие. И автомобили. Мотоциклы и велосипеды. А также - электростанции.
* * *
Но вывезти - это ведь еще не самое главное. Капиталисты и помещики все, что не вывезут, то испортят или вообще уничтожат - лишь бы то рабочим и крестьянам не досталось. Или - еще хуже - заминируют, а потом подорвут в нужный момент. Назло Советской власти.
Поэтому первым делом нужно брать под контроль коммуникации, линии связи, мосты. И делать это как можно быстрее, за день, максимум - два.
Пехотные же дивизии и танковые бригады двигаются даже по относительно неплохим румынским дорогам не так быстро, как хотелось бы: проколы, поломки, энтузиазм населения, отставшие тылы с бензовозами и ремонтными службами, переправы через широкие реки - все это задерживает в пути и очень сильно.
Части армии Румынии по обоюдному соглашению могли уходить с территории Бессарабии через границу до определенного момента. Но - категорически без оружия и воинского имущества. Продовольственные и вещевые склады, склады боеприпасов и артиллерийские парки, конюшни и питомники служебных собак должны были быть переданы Красной Армии в целостности и сохранности.
Ведь все это трудовым народом создано. Кровью и потом. А Красная Армия трудовой народ защищает всегда и везде.
Даже если народ тот ее об этом не просил и не просит.
* * *
Взлетают с военного аэродрома Борисполь под Киевом тяжелые бомбардировщики - один за одним. Гул стоит над аэродромом. Дышать тяжело от выхлопов сизых.
Топочут асфальт и бетон ВПП подошвы сапог. Пахнет потом крепким, травой примятой да смазкой оружейной свежей.
Вперед! Вперед! Вперед!
Грузится бригада в самолеты. У всех - новые комбинезоны цвета болота и травы. Всем новые яловые сапоги выдали. У всех в ранцах заплечных - сухпай из расчета трехдневного рациона, русско-румынские разговорники и листовки Бессарабского временного Ревкома для местного населения.
Десантируется бригада поэшелонно. Сначала - рота захвата. Потом - батальон разведки. Потом - все остальные. Батальон разведки - это первый батальон. Первый. Степин. И рота первая - тоже Степина.
Задача перед батальоном поставлена простая и ясная - подавить возможное сопротивление румынских частей и захватить болградский аэродром. После этого на аэродром посадочным способом доставят остальные два батальона, дополнительные боеприпасы и технику. Потом частям бригады надлежит войти в город, плотно блокировать его, установив на выездах посты, и не допустить вывоза материальных ценностей и грабежа населения отступающими румынскими частями.
Главное - при этом обязательно вежливыми быть.
Ведь вежливость - главное оружие воина-освободителя.
* * *
Горит восток зарею новой. Выходят самолеты в контрольные точки для выброски. Сигналит в окно раскрыто-плексигласовое командир группы в головном самолете флажком развернутым. Мигает сигнальная лампа. Машет из люка флажком выпускающий. Всем - вниз, вниз, вниз, на землю чуть утренней дымкой подернутую.
Опорожняют самолеты чрева свои - и уходят вновь на восток, всходящему солнцу навстречу, сверкая крыльями дюралевыми да плексигласом кабин. Прыгают вниз десантники. Покрылось небо куполами парашютов плотно.
Хорошо, что погода ясная, рассвело, и летчикам ориентироваться легко - а вывалили бы в тумане еще сослепу чуть южнее да прямо в озеро Ялпуг, в камыши да осоку. Добирайся потом до берега вплавь, аки утка, с винтовкой и снаряжением.
Приземлилась рота Степина на поле подсолнухов. Вокруг сколько глаз видит - все пестрым пестро от парашютов. Прямо как в фильме "Если завтра война". Мудрено ли - целый батальон с неба падает. Почти пятьсот человек - это вам не шутка.
* * *
По инструкции тут после приземления возможны два варианта - скорый-стремительный встречный бой, если румынские части сопротивление окажут, или же сбор у сигнальных флагов и прием на аэродроме самолетов с остальными частями бригады.
События по второму варианту пошли. Не стреляет по ним никто, по десантникам доблестным. Молчат зенитки. Молчат пулеметы. Тишина утренняя, летняя, свежая. Только гул самолетных моторов с вышины да крики команд отрывистые с родными словами русскими знакомыми ту тишину разрывают. Пахнет вокруг летом, травой, да подсолнухами с навозом. Миром безмятежным пахнет.
Нет частей армии румынской на горизонте, куда ни глянь - все свои братья красноармейцы-десантники. И на земле и - на небе. Дрожит впереди маревом летним поле аэродромное - пустое, безжизненное.
А на краю поля у домов приземистых под крышами камышовыми да у заборов-плетней - крестьяне молдавские стоят, глазеют, рты открыв. Никогда раньше они такого дива дивного не видали, чтоб столько зеленых человечков, чтобы столько здоровых мужиков военных на них сверху свалилось. Мелко крестятся старики да старухи. Смотрят восторженно молодые девки. Смеются босоногие дети. Мужики в рубахах праздничных десантникам машут приветственно.
Машет им в ответ ротный, товарищ старший лейтенант, иронически весело. Листовки Бессарабского временного Ревкома товарищ политрук раздает, в которых Советская власть провозглашается. Хохочет, улыбаясь во весь рот белозубый:
Улыбаются в ответ ему крестьяне. Самый крайний - крынку с молоком подает: отведай, славный воин-освободитель, молочка бессарабского.
Действительно - вежливость, великая вещь!
* * *
К середине дня бригада закончила десантирование, а ее передовые подразделения вошли в Болград сразу с нескольких сторон. На всех дорогах блокпосты возникли, патрули на мосту выставлены через речку Ялпуг Маре.
Отряды десантников отправились в городскую администрацию, на электростанцию местную, на заводы кирпичные, кожевенные, колбасные, сыродельные да салотопенные, на железнодорожную и телефонную станции, почту и телеграф, во все полицейские участки и в воинские части, в городскую тюрьму и управление службы безопасности, "Сигуранцу".
Работает бригада быстро и слажено, как механизм единый цельный, как пистолет "Маузер", хорошо смазанный. Помогают активно воинам-десантникам отряды красногвардейские здешней рабочей милиции, торопливо, с утра, навербованные местными коммунистами из молодых рабочих. Вывешивают на домах флаги алые. Весь город алым кумачом покрыт. Мелькают патрули с повязками красными. Стрекочет над площадью самолет-биплан краснозвездный, листовки разбрасывающий. Бегают девчонки молодые в платьях нарядных, праздничных да в туфельках звонких - красноармейцам-освободителям букетики цветов полевых раздают.
- Спасибо!! Наконец-то! Дождались!
Самое главное - группа политработников направлена на местный завод по производству вина и спирта с категорическим приказом склады и оборудование опечатать, чтоб в город, не дай Бог, ничего не просочилось.
* * *
Уходят из города подразделения румынской армии. Вытягивается колонна хмурая. На блокпосту - всем встать! Один момент, старшего по званию - к командиру блокпоста, быстро! Бегут вдоль колонны офицеры румынские. Торопятся. На десантников поглядывают: а вдруг сейчас не выпустят никого? Спокойно дядя, всех выпустим. Раз слово дали. Слово коммуниста - самое твердое слово на этой планете.
Правда, есть формальности некоторые. Обговорить бы их надобно вежливо. Обсуждают офицеры с командирами Красной Армии маршруты движения дальнейшего. Чтобы им осуждалось веселее - на офицеров ручные пулеметы направлены. И на колонну тоже. Если кто рыпнется - в голове скворечник! Все в порядке, все нормально, господин офицер, можете следовать заданным маршрутом. Счастливого пути! Только вот оружие - всем сдать. И весь боекомплект. И планшеты да сейфы с документами секретными. И весь автотранспорт, и конский состав здесь оставить. И всем личные вещи для досмотра предъявить. Вам что-то не нравится? Есть вопросы какие-то?
Тогда, до свидания. В Бухаресте.
* * *
Развернулся штаб первого батальона на центральной площади в бело-желтом соборе с куполом золоченым да колоннами мощными под фронтоном ампирным. А на площади - имущество навалено, отступающими румынами брошенное.
Бог мой, чего здесь только нет - кавалерийские седла и сбруя, офицерские ремни, подсумки и кобуры, сапоги хромовые сияющие, подштанники с портянками, фуражки да кителя, ящики с патронами и гранатами, велосипеды, планшеты, консервы с галетами в пачках хрустящих, патефоны, бутылки с наклейками заграничными, пестрыми.
Но возле кучи той уже караулы выставлены строгие. Запрещено тех вещей касаться под угрозой трибунала. Все это будет переписано старшиной усатым и сдано фронтовым интендантам по описи. Всем бойцам - особое указание расстреливать мародеров на месте по законам военного времени.
А бойцам-то красным на те трофеи плевать. Бойцы по улицам чистым выметенным ходят. Бойцы в магазины заглядывают. Не все магазины работают, многие, многие ставнями закрылись плотными да засовами крепкими, но некоторые вполне себе открыты. Заходи, выбирай, что хочешь. Все - за наши рубли советские отдадут. Со скидкой как освободителям от гнета румынского, тяжкого.
Всем бойцам и командирам категорическое указание - расплачиваться за все покупки честно, сколько попросят.
Улыбаются продавцы из-за прилавков: что желаете, господа и паны?
* * *
Не самая богатая в Европе страна - Румыния. Даже совсем небогатая. Но и здесь в магазинах в центре города тоже есть на что посмотреть. Ткани шелковые, ткани атласные, костюмы бостона синего, рубашки цвета небесного, как летнее небо над Болградом, радиоприемники, радиолы, патефоны, насосы и звонки велосипедные, сами велосипеды никелево-блестящие в смазке остро-пахнущей, часы женские, часы мужские, часы настенные, часы напольные, комоды и буфеты резные дерева лакированного, мясо на леднике охлажденное, молоко, масло, сыр десяти сортов, папиросы да сигареты, сигары толстобокие, зажигалки блестящие, портсигары с резьбой тонкой на крышках, пирожные с кремом и без, торты шоколадные размеров, конфеты в ярких фантиках, выпечка ароматная да хлеб мягчайший из печки, овощи и фрукты свежайшие - огурцы, виноград, помидоры.
В кофейнях и ресторанчиках - кофе аромат стоит крепчайший, жарится на углях мясо кусками сочными да салат с луком, чесноком и перцем в глиняных плошках готовится. И музыка звучит из-за дверей распахнутых: плачет-плачет скрыпка цыганская о чем-то надрывно.
Ходят воины-десантники по магазинам - как по музеям. Одно плохо: закрыты магазины с вином местным молодым да кагором сладким. И бордели городские закрыты с притонами - с проститутками горячими да стриптизом жарким заграничным.
Правильно закрыты. Потому как надобности в них нет никаких. Разве нужны бойцу Красной Армии эти разврата и порока гнезда паучьи? Ясно, что не нужны. Но чтоб некоторые не очень крепкие духом бойцы не дрогнули - запрещено бойцам по городу поодиночке ходить. Только по трое. А то и побольше - в сопровождении политруков. И только по центральным улицам.
Ведь ясно же любому человеку здравомыслящему, что вся жизнь эта красивая с товарами завлекательными не для простого народа была, а для кучки помещиков да капиталистов, тот простой народ угнетающих всячески. Что все это картинка завлекательная. Элементы сладкой жизни.
Но это еще объяснить да понять умом пролетарским надобно, а тут перед глазами - вот она, заграница загнивающая. Искушает она. Манит душу. Все есть, а очередей нет.
Сложно с той пропагандой наглядной бороться. Но нужно. Только перед той борьбой, почему бы ту заграницу бы и не попробовать? Где еще и когда ты такой хороший костюм заграничный найдешь?
* * *
Правда, наслаждаться той жизнью Степе и его батальону недолго пришлось. Ночью их снова по тревоге подняли, а командиры приказ зачитали Батин: одному батальону остаться в Болграде, одному - выдвинуться на линию новой госграницы по реке Прут, на север, в город Кагул, другому на юг, в местечко Рени.
Задача - захватить и закрыть переправы и мосты. При выполнении задачи использовать автомашины и лошадей, оставленных румынской армией при отступлении.
Первый батальон в Кагул и отправился.
Что же, Кагул так Кагул.
Поехали!
* * *
Покрыл батальон за несколько часов расстояние от Болграда до Кагула, как бык овцу. Проскочили десантники в город стремительно. Тесно в Кагуле от войск румынских. Все напряженные. Все маршами двухдневными измотанные. У всех глаза от недосыпа красные. У всех - оружие на взводе.
Чувствуется, как в воздухе электричеством пахнет. Тут и до беды недалече, если фанатик какой найдется, решивший, что ему уже терять нечего.
Хлопают выстрелы далекие, беспорядочные.
Здесь же и беженцы со всего юга Бессарабии в Румынию уйти спешат - чиновники и учителя, жандармы да помещики, попы да буржуи. Какие-то скрипачи с футлярами скрипичными. Какой-то толстяк с портфелем бумагами набитым. Ругаются мужчины в несвежих костюмах, плащах и галстуках. Скандалят женщины, чернобурками нагруженные да кольцами с браслетами обвешенные. Ревут дети испуганные. Ржут кони, пену с удил роняющие, глазами сливовыми косящие.
Теряются люди в толпе. Находятся. И снова теряются. Волокут баулы да сундуки на телегах, колясках, пролетках. Сигналят автомашины, сквозь толпу пробирающиеся осторожно.
Знают все - закрывается граница ровно в 14-00 3 июля 1940 года.
* * *
Время есть еще - и достаточно много - но боятся не поспеть люди. Боятся, что закроют границу вот-вот. Боятся, что большевики своему слову не хозяева. Оно и понятно, что боятся - ведь бегут через границу в мир наживы и чистогана лишь эксплуататоры трудового народа, помещики да капиталисты. Не бойтесь, власть советская слово держит. Всех выпустит. Если успеете.
Дело еще и тем усложняется, что мост-то через Прут-реку всего один, да и тот не очень широкий. А народу много. Переправляются первыми военнослужащие румынской армии, оцепление внешнее выставив. Много их, военных тех. Но и остальные тоже хотят. Еле-еле их оцепление жиденькое сдерживает. Вот-вот сомнет цепочку солдат испуганных плотная масса людей. Вот-вот все на мост ломанутся.
Не рухнул бы еще мост вниз, в камыши да воду студеную. Ведь тяжелы они все, буржуи толстопузые, крови народной насосавшиеся, да еще и барахлом своим обвешанные.
Встал батальон на дороге к мосту ведущей. Развернулся. Сходятся в месте том несколько улиц сразу, нечто подобие площади образовав. Убегает шоссе на запад, над плавнями прутскими да самим Прутом-рекой к холмам далеким, воздушно-синеющим.
Оттеснили толпу десантники. Выставили пулеметы.
Выхватил комбат из кобуры ТТ да в воздух пальнул пару раз: бах! бах!
Шарахнулись люди, как стадо коней степных пожаром испуганных. Заорал кто-то матом благим. Взвизгнула женщина тонко-пронзительно.
Крикнул комбат, ладони рупором сложив, голосом молодецким, да так, что все замолкли в момент:
- Граждане и гражданки! Внимание. Соблюдайте порядок. Пропустим всех...
Отхлынула толпа, словно крик басистый комбатов раздвинул ее полем невидимым силовым. А комбат продолжает:
- Предупреждаю, оружие и ценности сдать. Добровольно. Не сдадите - не выпустим. Не вынуждайте нас вас обыскивать. Проявляйте сознательность. Не задерживайте себя.
* * *
Осталась рота Степина на мосту, а остальным ротам все та же забота: отделения банков местных, предприятия какие есть, муниципалитет, телефон, телеграф, почта, тюрьма. И еще - в патрули в полной боевой готовности, ибо командование сообщило по радио, что отступающие румынские части начали грабеж населения и организовали где-то за городом полевую оборону.
Стоят десантники. Разгорается день солнечно-жаркий. Льет пот за шиворот. Дрожит воздух маревом знойным. Растет куча барахла отобранного. Правда, не все буржуи с вещами расстаются легко. Кто-то ругается. Кто-то визжит. Кто-то детей своих испуганно плачущих сует.
Какая-то тетка кольца да браслет золотой, мужнин, дескать, подарок, сорвала с руки, да в воду промеж камышей закинула.
Какой-то майор румынский седоусый коня за собой под уздцы ведет. Храпит конь. Ушами прядет. Глазами сливовыми косит. Пугается. Но хорош конь тот, ой хорош. Порода видна за версту. Круп, грива, бабки - все как на картинке. И сбруя. И седло кожаное новенькое.
- Стоять! Коня оставить!
- Да это мой друг! Мой брат! Как его бросить! Каналья! Охренел совсем?!
- Без оскорблений! Сказано - оставить. Не задерживаем, проход освобождаем!
Выругался майор грязно. Пистолет длинноствольный выхватил, и коня в ухо - хлоп! Рухнул конь в пыль тяжело, роняя пену кровавую. Отошел майор чуть в сторону и в висок себе выстрелил, влажно брызнув костями черепа, кровью и мозгами. Запахло требухой свежей. Ахнула толпа от выстрела. Взволновалась. Но успокоилась быстро. Отпихнула труп в кювет - и дальше пошла, обходя тушу конскую.
Тут же мужчина какой-то вида интеллигентного, в шляпе и пенсне, с бородкой и усами, доказывает жарко по-русски, что старинные книги в его чемодане - его священная частная собственность. Понял мужчина минут через десять, что слушать его не будет никто, начал рвать их на куски мелкие, разбрасывая в пыли дорожной обрывки белые:
- Ничего не оставлю вам. Ничего! Ни странички!! Ни буковки!! Мужичье неграмотное!! В двадцатом от вас убежал, так и здесь от вас не укроешься...
И тут гул далекий раздался. Тонкий-тонкий. Приближающийся, нарастающий, накатывающий. Прошли над городом на полете низком, бреющем звенья истребителей краснозвездных.
А в конце улицы - мотоциклы показались ревущие. И запыленных танков колонна.
* * *
Скомандовал комбат всем приготовится.
Перехватили десантники свои винтовки самозарядные да пистолеты-пулеметы удобнее. Развернули пулеметы вороненые.
Шарахнулась толпа с улицы центральной в переулочки, проулочки да подворотни. Отхлынула от моста, словно прибоя волна с пляжа песчаного.
* * *
Промелькнули мотоциклисты мимо стремительно - и дальше по улице унеслись; крайний только рукой махнул приветственно. На всех - форма красноармейская, но это еще не говорит само по себе ничего. Ведь враг хитер - он и форму наденет, и документики достанет, и провокации устроит.
Пронеслись мотоциклы, выхлопом воняя да людей распугивая. Влетел на перекресток танк БТ-7 броней пыльной, крутанулся на месте, тучу пыли подняв. Едва-едва за пылью той тактические знаки разобрать можно да звезды красные. Прикручен на башне танковой к радиоантенне поручневой за древко флажок алый. И еще один танк тормознул с разворотом, дым сизый выдохнув движками мощными. И еще. И еще.
Открылся люк башенный у танка первого. Появилась над люком голова чумазая в шлеме кирзовом. Играют солнцем очки защитные на шлем поднятые. Блестит комбинезон засаленный. Горят на петлицах черных бархатных кубари лейтенантские. Смеется танкист белозубо.
- Привет, пехота крылатая!
Подбежал к танку комбат, козырнул, представился:
- Командир батальона капитан Несносный! Двести четвертая бригада! Пароль...
- Да вы чего, славяне? Солнцем голову напекло?
- Пароль, лейтенант!
Выбрался лейтенант из люка, на руках подтянувшись. Спрыгнул в жаркую пыль. Присвистнул весело да перед комбатом в струнку вытянулся.
- Лейтенант Миронов, командир танкового взвода 30-го танкового полка девятой кавалерийской дивизии пятого кавалерийского корпуса девятой армии Южного фронта. Пароль "Винтовка"! Отзыв, товарищ капитан?
- "Штык". Добро пожаловать в Кагул, чугуночники!
Вздохнул лейтенент-танкист, пожимая руку комбату:
- Эх, жаль - до Бухареста чуть-чуть не доехали!
* * *
В последующие три дня кампания закончилась: в город вошли подразделения внутренних войск, сотрудники госбезопасности НКВД СССР, советская городское и партийное руководство, а также пограничные части, взявшие под контроль госграницу вдоль реки и дорогу на мост.
Сменили десантников на блокпосту погранцы в фуражках зеленых. Поставили шлагбаумы полосатые. Теперь - все строже стало на порядок. Вместо блокпоста - теперь контрольно-пропускной пункт полноценный. С собачками. Теперь не всех через границу пропускают, кто имущество свое сдал. Теперь документы смотрят внимательно. Бывший жандарм? Выйди из колонны в сторону, да в воронок, тут же наготове стоящий, полезай! Редактор буржуазной газеты? В сторону! Владелец заводика свечного? В сторону! Помещик или кулак? В сторону! Белоэмигрант?
- Повежливей, господа офицеры. Я все-таки членом Русского географического общества до 1917 года состоял...
- Член у тебя в штанах состоит до первого допроса. В сторону, контра!
Чтобы работа спорилась, рядом активисты местные трутся и пограничникам, если надо, указывают:
- А вон то, товарищ командир, наш бывший полицейский квартальный. В штатское, гад, переоделся, думаем - не распознаем. Гнида плюгавая, харю нажрал...
- Тилигенция, бля.
- Документы!
- Вы не имеете права! Я подданный короля Румынии... Со мной жена и дочери.
- Жену и дочерей пропустим, а ты - в сторону, сука!
* * *
Отвели части Красной Армии от границы, но батальон степин пока еще в городе Кагуле оставили. Военного положения не сняли, правда, отпуска в город разрешили. И то хорошо - чуть расслабиться можно. Довольны ребята, у всех настроение отличное, приподнятое. Всем им фронтовые надбавки полагаются. Всем им питание идет как на убой - интенданты расстарались. Тушенка, ветчина, мармелад, галеты, бычки в томате. Хлеб пшеничный, хлеб бородинский.
Все по случаю успешных действий всей Красной Армии, всего Южного фронта, всей их бригады и их батальона наград ждут да благодарностей. Кому-то может быть, грамоту Военного совета фронта дадут. Кому-то часики подкинут именные, командирские от самого командующего, генерала армии товарища Жукова, или наркома обороны товарища Тимошенко. Кому-то - оружие трофейное наградное обломится. Ну, а уж кому сильно-сильно повезет - тому медаль или даже орден.
Только никаких изъятий трофеев самостоятельных. Следят за тем особисты бдительные. Следит комсорг роты да политруки с комиссарами. До каждого красноармейца доведено - всякий, кто опорочит высокое звание бойца Красной Армии, будет немедленно отдан под суд трибунала военного.
А утром 3 июля - приходит приказ: в полдень построиться на центральной площади и ждать указаний.
* * *
Пришли на площадь к полудню. Построились поротно. Командиры - на правом фланге. Ради такого случая всем обмундирование новое выдали наглаженное, у всех сапоги вычищены, у всех пряжки ремней надраены так, что смотреть больно. Здесь же, на площади - освобожденный народ Бессарабии: рабочие с городских предприятий да крестьяне с хуторов окрестных. Здесь же баян да аккордеон пиликают. Здесь же скрипка танец веселый наяривает. Здесь же друг друга с праздником поздравляют.
Готовится на площади митинг великий по случаю завершения освобождения Бессарабии от гнета румынского. Впереди, у излета площади - два грузовика красноармейцы незнакомые подогнали: один простой "газон" с бортами откинутыми, а другой - с кунгом металлическим листом обшитым да громкоговорителем сверху. Украшены грузовики кумачом богато. Колышется лозунг белым по красному: "Да здравствует непобедимая Красная Армия - освободительница! Да здравствует пария Ленина-Сталина! Да здравствует славная семья советских народов! Требуем присоединить Бессарабию к СССР!". Здесь же портреты вождей на фанерках устанавливают. Похожие лозунги и в толпе товарищи ответственные раздают.
Чуть в стороне от грузовиков - оркестр духовой геликонами да валторнами солнечные зайчики ловит, барабаном погремывает глухо да тарелками медными позванивает звонко.
А по краям грузовиков - чекисты зоркие толпу оглядывают настороженно, начальство высокое ждут. И еще корреспонденты киевские, одесские, московские - с блокнотами да фотоаппаратами-лейками.
В треске, грохоте, сизом вонючем дыму выхлопов ворвался на площадь мотоциклетный эскорт. За ним - начальство подъехало на нескольких машинах черно-длинных, лакированных, чуть запыленных дорогами местными. Поднимаются на грузовик-трибуну люди в гимнастерках и френчах, вышиванках да пиджаках, фуражках и шляпах соломенных.
А тут запыхавшийся товарищ старший политрук, замполит батальонный, к фронту роты степановой подбегает да в Степана и еще одного бойца пальцами тычет:
- Васнецов! Петренко! Ну все ж, блин, ляха-муха, как всегда, в последний момент вспоминаем! Винтовки сдайте и - на грузовик, а то там ни одного воина-освободителя нет. Быстро! Для фотографии, для истории.
Что ж, приказ есть приказ!
* * *
Загремело над площадью в динамик с крыши грузовика-кунга:
- Митинг, посвященный освобождению Бессарабии считать открытым!..
Грянул "Интернационал" во всю силу труб оркестра духового.
Поднялся Степа на грузовик, когда какой-то высокий, из политуправления фронта, с двумя ромбами на петлицах гимнастерки новенько-коверкотовой, речь на всю площадь толкать начал:
- ...Румынские правящие круги, стремясь выиграть время, пытались втянуть СССР в длительную дискуссию, но последовавшее ультимативное представление Советского правительства заставило их отступить. 28 июня советские войска вошли в Бессарабию и северную часть Буковины. Население встретило Красную Армию с ликованием...
И увидел тут Степа глазом десантника-разведчика опытным, натренированным...
* * *
...помидор, летящий свободно по воздуху. Хороши помидоры бессарабские - толстые, мясистые, как поросята. Чуть сдавишь - кожица тоненькая сама лопается, обнажая плотную красную мякоть с россыпью семечек желтых.
Летит помидор, как ядро в каре во времена чудо-богатырей Суворова. Летит прямо в трибуну, прямо тому оратору, с ромбами, в рот распахнутый.
А откуда известно, что то - помидор? Может быть, и помидор, а может быть - и граната ручная разведками иноземными хитрыми под помидор заделанная.
Но зоркий взгляд Степин не только помидор увидел - он и ту руку, что швырнула его в трибуну, в мозгу зафиксировал.
И того - кому та рука принадлежит: молодого дрища вида студенческого, в пиджачке, худенького, с усиками!
* * *
Рванулся вперед Степа - и ударом поставленным, профессиональным, десантным справа отбил помидор в сторону, прямо как вратарь на киевском стадионе "Динамо". Брызнул помидор соком алым да семечками, взорвался спелостью летнее-знойной. Сгруппировался Степа в прыжке, ударив в брусчатку подошвами сапог новеньких с головками хромовыми. И тут же в новом рывке того дрища интеллигентного достал.
Много народу на площади, потому и не успел дрищ тот сбежать, дело свое черное сделав. Заломил ему руку Степа до хруста за спину, на землю повалил, да в землю мордою сунул - на, вражина! Не рыпайся!
Ахнула площадь разом. Ближайшие к трибуне с лиц, с пиджаков, вышиванок да гимнастерок сок помидорный смахнули. Никто почти ничего не понял. Но расступилась быстро толпа вокруг Степы на пиджачном гражданине сидящем. А в прогал тот промеж люда испуганного сразу несколько бойцов да чекистов кинулось.
Взвизгнул степин клиент от боли и досады, крикнул с сильным акцентом, рот кривя мокро-слюнявый, шмыгнув носом разбитым:
- Долой оккупантов! Долой красную русню! Да здра...
И тут Степа его еще раз лицом вниз приложил. Что еще делать, если человек нехороший слов простых не понимает?
Хрюкнул дрищ, замолк - и всем телом обмяк.
* * *
Набежали тут чекисты, скрутили руки вражеские да куда-то в сторону дрища того потащили сноровисто. А навстречу Степе тот самый, с ромбами. Улыбается весело. Подошел, козырнул небрежно.
- Кто ты, богатырь, такой?
- Помкомвзвода первого батальона двести четвертой воздушно-десантной бригады Степан Васнецов, товарищ дивизионный комиссар!
- Вот товарищи! Перед нами лучшее доказательство, что всегда нам всем нужно быть начеку. Враг затаился, недовольный, забился в половые щели, как таракан-пруссак, но продолжает нам тайно вредить. А врага нам уничтожать надобно! Благодарю, товарищ помкомвзвода, за бдительность!
- Служу Советскому Союзу, - отчеканил Степа.
* * *
На следующий день в штаб округа ушли наградные документы за подписью самого Бати. Степану по ним полагалась за образцовое выполнение приказов командования по борьбе с белорумынской военщиной аж целая медаль "За отвагу", как и всем младшим командирам его роты. Но не судьба была ему в те дни ту медаль получить. Исправил наградной лист на "Красную Звезду" тот дивизионный комиссар, заметив резонно: "Он не меня спас, он честь всей нашей Красной Армии спас".
Как говорится, заслужил - носи! Поздравляют ребята Степана. Сам Батя перед строем через пару недель Указ Президиума Верховного Совета СССР зачитал.
Но ведь тот орден, чтобы носить, еще и получить нужно, ведь так?
А где же ордена в нашей славной Советской стране выдаются?