- Иван Иваныч, можно я вместе с Васькой в Минск поеду?
- Нет нельзя. Вдвоем вам там делать нечего. Слишком странные из парочки вашей гости московские получатся. В момент засветитесь.
- Тогда можно мне поехать вместо нее?
- Это еще почему?
- Там опасно будет. А я без опасности по жизни прямо кушать не могу.
- Понимаю душу твою десантную. Понимаю. Только ведь не в опасности дело, Степ. Совсем не в ней. А в чем?
- Иван Иваныч, я Ваську... Василису... похоже... люблю. Да, черт возьми, люблю! Не хочу ее потерять. А там, в Минске, ведь все возможно... Сами сказали.
- Степа - я тебя не слышал. И ты мне не говорил ничего. Точнее, говорил, но не ты.
- Но...
- Любить будешь того, кого прикажут и тогда, когда прикажут. Не время сейчас и не место для глупостей всяких - страна на пороге войны. Большой войны. Решающей. Ей все силы отдавать надобно, всего себя без остатка. Ты понял меня?
Вздохнул Степа:
- Так точно, понял. Я вам не говорил ничего.
* * *
Хлопнул перед Алькой Хранитель папочки картонные. И еще стопку. И еще.
- Читай девонька. Запоминай. Это - все руководство Наркомата обороны СССР, начиная с Маршала Советского Союза товарища Тимошенко. Это - руководство военных округов. Это - досье на все управления Западного особого округа, на весь его штаб и военный совет. Это - руководство НКВД Белорусской ССР во главе со старшим майором госбезопасности товарищем Матвеевым. А это - НКГБ Белоруссии во главе с комиссаром госбезопасности третьего ранга товарищем Цанавой. Читай. Запоминай.
- Спасибо, Хранитель!
- Погоди еще. Вот тебе блокнотов пачка. Это шифры Западного округа и Западного фронта, который будет образован в случае войны. И еще шифры командующего, начальника штаба и начальника связи. Тебе задача - выучить. Точнее, понять их общие принципы. Шифры сами по себе мы меняем часто, а вот сами основы часто менять не получается. Ты с математикой-то как, дружишь?
- А про теорему об остатках слышала? Или о задаче о школьном ранце?
- Теперь услышала.
- Сиди, учи, - улыбается Хранитель ей, а глаза - как никогда серьезны. - Дня два у тебя есть. Вот командировочное твое - до 23 июня. От Наркомата обороны. Твоя легенда - проверка систем связи Западного округа и Западного фронта в контексте общей мобилизационной готовности перед лицом нарастающей военной угрозы со стороны фашистско-империалистических держав.
- Ясно. Проверю.
- В случае необходимости по нашему сигналу - ты должна будешь нейтрализовать узел связи округа на два-три часа. И для надежности - командование. По ситуации. Как - это твои проблемы. Потому-то тебя и отправляем. На месте решишь. Учили тебя не зря.
- Крайние меры санкционированы?
- Сказал же - по ситуации. Вплоть до крайних мер. Но - чтоб все по серьезному было. Чтоб ни одного звука оттуда не вылетело. Ни одного приказа. Ни одной телефонограммы или радио.
- Ясно. Нейтрализую.
* * *
- Иван Иваныч, уже почти в руках, казалось, тот сундучок был. Был - да сплыл. Выкинули его куда-то. Ищи его теперь по помойкам окрестным...
- Значит, ушел сундучок тот, товарищ Кныш?
- Ушел, зараза! Главное теперь - было ли что там помимо той жрачки протухшей? А если там же и досье было? А если его те грузчики прикарманили?
- Все быть может, товарищ Кныш. Если оно там было - могли и прикарманить. А оно могло там быть?
- Оно могло там быть.
- А как ты думаешь - стал бы Байсаров, будь у него в руках оружие заговорщиков тайное, оставлять его на два дня в камере хранения да с балыками да икрою паюсною?
- Не знаю. Несерьезный тот человек был, майор Байсаров. Потому и до майора только дорос - даже в полковники не выбился.
- Но ведь Рычагов ему доверился?
- Доверился - потому как вместе летали да вместе врагов в подебесьи били. Дружба, скрепленная кровью - самая прочная дружба. Но хороший воин - не всегда и конспиратор хороший. Тут друзей не только кровью, но и тайной великой проверять надобно.
- А что, если то досье железнодорожники все же обнаружили?
- Могли бы, конечно, подтырить. Но зачем? На что оно им? Они бы его сдали, куда следует. Там грифы секретности стоят еще царского режима. Там такие имена упоминаются, что...
- Простым железнодорожникам - ни к чему, конечно. Но вот что занимает меня - случайно ли оно на склад угодило? А что если Байсаров и не собирался ничего никуда везти?
- Как так?
- Просто - положил его в камеру, из камеры оно попало на склад, со склада - железнодорожникам. Железнодорожникам оно, конечно, не нужно, себе бы они его не оставили. Но руководству Наркомата путей сообщения - обязательно бы просигнализировали. Как думаешь, кому они сразу доложили бы о досье, если бы его обнаружили - в органы славные или начальству своему? А вот начальству все это - вполне может пригодиться. Тем более, что товарищ Каганович как член Политбюро вполне мог о том досье знать по своим каналам еще с 1937 года.
- Возможно. Вполне.
- А если досье то изначально вовсе не в Минск должно было ехать, а в Москву, на стол в кабинете одном высоком? Например, в НКПС? Да так, чтобы следы не вели ни к кому конкретно?
- Вы полагаете, Иван Иваныч, что...
- Я ничего не исключаю, товарищ Кныш.
* * *
- Вот подробный план Минска, с пригородами, с окраинами. Изучи всю систему проспектов, улиц, переулков, железнодорожных станций и трамвайных веток. Запомни все проходный дворы. По прибытии проверишь все на месте. Заметишь за собой хвост - не обращай внимания. Не вздумай уходить в отрыв. Ты же не шпион разведки вражеской, а сотрудник центрального аппарата Наркомата обороны СССР, так что бояться тебе нечего. Но все возможные пути отхода тебе знать надобно. На всякий случай. И город Минск знать лучше УНКВД и военной комендатуры - тоже.
- Сделаю. Я люблю по подворотням и дворам проходным гулять, ты знаешь.
* * *
Неулыбчив сегодня Хранитель. Серьезен. И Иван Иваныч хмур тоже.
- Твоя главная задача - на месте определить, есть ли заговор или нет. И у кого в руках досье, если оно в Минске, конечно. Мы тут в Москве многое про все это знаем да такое, что тебе знать не положено. Но ведь и снизу тебе многое-то откроется. Так вот, если откроется - мы еще один сценарий включим. И еще один. И еще.
- Какая система связи меж вами и мною?
- Никакая. Только самая необходимая. Телефон и телеграф. Не каналы ВЧ, а обычные гражданские линии. Правда, шифром. Но - никаких связных. Никаких вторых-третьих рук. Запомни - связь для любого агента самое слабое место. Хотя, кажется, я это уже где-то когда-то тебе говорил. Ничего! Повторение - мать учения. Все провалы, как правило, на связи идут. И потому - будь осторожна предельно. Ни одна ниточка от тебя к нам потянуться не должна. Выходишь на связь через открытые линии только в том случае, если обнаружишь досье или вскроешь заговор. Если нет - молчишь. Будь готова к контактам с чекистами местными, которые тоже, надо думать, досье тем интересуются и за тобой наблюдение установят плотное.
- Так уж и плотное?
- Не стоит их недооценивать. Будут предлагать помощь - не отказывай, но на многое и не расчитывай. О заговоре и досье информировать только нас. Информируешь - и сразу уходишь. Если нет информации - молчи как рыба.
- Ясно!
* * *
- А теперь - внимание. Каждые сутки в 00-00 по Всесоюзному радио, сразу после "Интернационала", будет идти сигнал - набор цифр. Если он означает дату твоего рождения - нужно воздержаться от активных действий. Если иную конкретную дату - приступаешь к операции по нейтрализации штаба округа в 12-00 по Московскому времени указанного дня. Отсутствие сигнала в 00-00 означает то же самое, что и сигнал к операции.
- Понятно. А если приступить к операции нужно будет немедленно, не дожидаясь полудня?
- Могут идти и дополнительные сигналы. На крайний случай. Они будут в директивах из Москвы, за подписью Наркома обороны. Следи. Сигнал предельной готовности - "Никаких других мероприятий без особого распоряжения не проводить". Получив его, из штаба не отлучайся, будь во всеоружии. После этого последует либо сигнал к немедленному осуществлению нейтрализации узла связи и командования округа, либо сигнал полного окончания операции. Первый: "Ввести в действие план прикрытия ПП-41. Объявить всеобщую мобилизацию". Это будет означать, что здесь, в Москве, мы нашли подтверждение своим опасениям, и надо действовать быстро, жестко и радикально. Объявление мобилизации не должно дать в руки заговорщикам дополнительные ресурсы. Второй сигнал, о полном отбое: "В связи с неслыханным по наглости нападением со стороны Германии на Советский Союз приказываю... впредь, до особого распоряжения, наземными войсками границу не переходить". Отбой означает полное и окончательное сворачивание операции. После него ты уходишь из Минска.
- Сразу?
- Не вызывая подозрений и вопросов ненужных. На месте решишь. Можешь уйти даже на следующий день, но не позже. День даю, чтобы концы все зачистить.
- Если сигнал к операции так и не пройдет?
- На нет и суда нет. Крайний срок окончания операции - 00-00 понедельника, 23 июня. После этого объявление мобилизации автоматически перестает быть твоим указанием к действию, а по радио все сигналы прекращаются.
- Сложная система.
- Сложная. Но товарищ Сталин на ней специально настоял. Так и сказал: для подстраховки.
Улыбнулаясь Алька загадочно да глазками стрельнула. Промолчала секунду. И спросила - как ни в чем не бывало:
- Из Минска я сама выбираюсь?
- Сама, без дополнительных указаний. Как станешь из Минска уходить, сразу высылай краткое сообщение телеграфом или телефонограммой на мое имя: "Поздравляю с праздником!". Твоя информация будет означать, что тебя в Минске уже нет, а все концы - зачищены. Ждем тебя в Москве не позднее вечера 23 июня. Или твое сообщение с указанием, где ты находишься. Этот срок - крайний. После - я пошлю на твои поиски человека.
Вспыхнула Алька:
- Зачем? Не справлюсь? Не выберусь?
Серьезен Иван Иваныч:
- Все может произойти. Не всегда у меня будет возможность отсюда тебе помочь, из Москвы. Не всегда будут силы. Помни, что 24-25-го, возможно, грянет "ГРОЗА" - и тогда вообще не до тебя станет. Не сможешь выйти - будем вытаскивать.
- Так для чего мне человек тот ваш?
- Разное может случиться. Хитер и коварен враг. Особенно, если мы не знаем - кто он.
- Понн-ятненко.
И челку со лба сдунула в улыбке.
И еще, и еще.
Все ясно Альке. К ней не должна вести ни она ниточка, ни один след. Не любит Иван Иваныч, как и его хозяин непосредственный, следов-то оставлять.
Ведь дураку понятно - о какой-такой помощи, а точнее - "помощи", речь идет.
Ведь сам же Иван Иваныч спрашивал когда-то: готова ли ты умереть?
* * *
- Поскольку ты в штаб военного округа едешь, то и легенда твоя военной должна быть и по содержанию, и по форме. Кстати, о форме... Вот тебе платье со снаряжением. Все по твоим размерам да лекалам делалось. Так что хорошо сидеть должно. И пальто тоже форменное, летнее. Реглан.
Схватила Алька берет синий краснозвездный, примерила. И платьишко ткани защитной к фигуре - прикинула.
- Ого, здорово! А такие платья в Красной Армии для женщин-военнослужащих разве уже установлены? Ведь обычно гимнастерки с юбками носят.
- Платье экспериментальное. Сейчас испытания в войсках проходит. Но испытания успешные. Так что установят и на снабжение примут его уже скоро совсем, месяца через два. Только твое - совсем особое-особенное. Вот здесь, за кармашком - спецудостоверение за подписью товарища Сталина на шелке парашютном вшито. Это удостоверение - вездеход. С ним тебя везде на территории страны пропустят, с ним тебе каждый военный, милиционер, чекист иль деятель партийно-хозяйственный любую помощь окажет.
- Волшебное то чудо-удостоверение получается.
- Волшебное, ты права. Только им не свети без надобности. Оно тебе на самый случай дано. Оно тебя враз обнаружит силой своей. Оно - на крайний случай, когда сигнал к действию поступит. И еще тебе кое-что на крайний случай тот самый. Или ино какой - коли случай тот будет.
- Что же?
- Смотри - в воротнике, под петлицей, ампула тонкая желатиновая спрятана. Будь осторожна. Достать легко - вот так. А можно и просто - прикусить угол петлицы зубами.
- С чем ампула?
- С ядом мгновенного действия. Такой только у товарища Гитлера есть. Из яда кобры индийской синтезированный химиками германскими умелыми. Ему из Тибета доставили. Из Шамбалы. Ха-ха-ха. Ну - и нам тоже. Из Германии. А мы его еще доработали. И вот - и у тебя есть он теперь. Надкусишь - умрешь сразу. В секунду. Или в три. Без мучений.
Вспомнила Алька факира с кобрами, в цирке. Вспомнила яд на клыках прозрачный.
И прекратила расспросы дальнейшие на тему ту страшную.
* * *
- А присягу мне когда принимать?
- Ты ее уже приняла. Показать твою подпись под текстом?
- Не надо. Верю!
Лег перед ней ТТ новенький в кобуре кожано-жесткой.
- Держи, это тебе. Он за тобой теперь числится и в твое удостоверение красноармейское вписан.
- А можно мне мой "Зауэр" любимый взять, Хранитель?
- Можно, но не нужно. Во-первых, выделяться из общей массы будешь сильно. Кобура уж очень нестандартная. Во-вторых, с патронами может проблема возникнуть. Откуда ты возьмешь патроны к Браунингу на 7,65? А к тетёхе под 7,62 - на любом складе войсковом полно. Хоть в карманы сыпь прямо из цинков. Еще и к ППД, а также к пистолету-пулемету, ППШ, новому нашему, который вот-вот в серию запустят, подойдет. Наконец, в-третьих, если командир Красной Армии с "Зауэром" расхаживает, то его после начала войны первого расстреляют как шпиона и диверсанта вражеского. Ну скажи сама себе - разве может настоящий красный командир с пистолетом немецким ходить?
* * *
- А почему петлицы только младшего воентехника?
- А ты какие хотела?
- Ну, хотя бы младшего лейтенанта инженерно-технического состава.
- А тебе какая разница? Все равно - и там кубик на петлицы, и там.
- Да. Но лейтенанту - петлички еще и в золотой галун окантованы. И на оба рукава - уголки суконные красно-золотые. Красиво!
- Алиса-Василиса! Губу-то бабскую свою закатай! Наша родная власть советская командирскими званиями не разбрасывается.
- Спасибо за информацию, Хранитель. А война все-таки будет?
- Будет. И очень скоро. Счет уже на дни пошел. Так что - облачайся!
* * *
Облачилась Алька в форму военную. Стянула стан гибкий ремнями лаковыми кожаными под пряжками бронзово-блестящими.
Смотрит в зеркало.
Видит себя новою. Вся - в хаки защитном. На ногах - туфельки-лодочки. Платьишко - чуть выше колен. Канты по воротнику, обшлагам да по петлицам - ультрамарин. Горят на петлицах черно-суконных кубики малиновые да эмблемы золочено-технические. Блестит на груди знак "Ворошиловский стрелок" осоавиахимовский - точь-в-точь как у нее на блузке пионерской горел когда-то эмалью да золотом. Сияет на беретике темно-синем над челкою рыжей звезда алая, красноармейская. Обжимает грудь и талию девичью ремень с портупеей комсоставский светло-коричневый с пряжкою звездной медно-сияющей да с кобурою твердою. Оттягивает кобуру книзу пистолет увесистый.
И еще пальто-реглан светло-серое - с петлицами в углах воротника широкого, с кубарями малиновыми, с эмблемами да пуговицами латунно-горящими.
Подмигнула Алька той Альке, военной. Каблуками щелкнула. И ладонь правую к берету синему краснозвездному поднесла.
- Служу Советскому Союзу!
По уставу. Сама себе самой. Глазам своим вольно-распахнутым. Звезде алой на берете. Красоте своей.
Уходят с вокзала в направленьях разных поезда быстрые да в края дальние. Объявляет радио вокзальное отправления и прибытие. Покрикивают носильщики веселые с бляхами медными нагрудными. Мечутся пассажиры с тюками по платформам под навесами крытыми.
А те, кто знают поезда свои - те не мечутся. Те в ресторанчике сидят да винцо да с ликером и коньяком посасывают.
Тут и товарищ Кныш с Алькой - за столиком крайним примостились. Хорошо товарищу Кнышу: все столики-то заняты были, а как товарищ Кныш пришел - вдруг, свободный нарисовался. Чудеса, чесслово. Так что - столик есть. И вино легкое, французское, из Лангедока.
Пьет Алька - легко-смеющаяся.
Пьет товарищ Кныш. Не смеющийся. И не улыбающийся.
* * *
Звякнул второй звонок колокола звонкого. Вышли Алька с товарищем Кнышем на перрон. Нашли путь нужный с составом вдоль перрона вытянувшимся. Подошли к вагону спальному, мягкому. Протянул товарищ Кныш документы проездные проводнику хмурому. Просмотрел проводник документы. И в струночку-то - да и вытянулся:
- Добрый вечер, товарищ командир... Ваше место - пятое, второе купе. Счастливого пути!
Подал ей пальто форменное сукна серого товарищ Кныш. Кивнул:
- Прощай, Василиса! На смерть, считай, посылают.
- Прощай, Кныш. А я смерть - ужас как люблю!
Ухмыльнулся товарищ Кныш недобро.
- Прости Ивана Иваныча. За приказ его будущий, неизбежный.
- Прощаю. Приказ я исполню. Как договаривались. Сама. Человека в помощь присылать не потребуется. Я же все понимаю - товарищ Сталин ничего не забывает. И ничего и никого не оставляет просто так. Без контроля.
И в щеку - чмок!
* * *
Набрал поезд "Москва-Минск" ход быстрый. Прогрохотал стрелками за устьем вокзала, нырнул под мостом Окружной, взмыл над Шелепихой да над рекою Москвою, скользнул гусеницей длинной по Филям, по Кунцеву да по Сетуни, вырвался за пределы Москвы-красавицы на просторы страны великой.
Их в купе мягком здесь - немного. По количеству мест. Четверо всего. Полковник инженерных войск из Академии имени Куйбышева с женой, старшим военфельдшером, проездом через Минск, в Гродно, на строительство новых укрепрайонов. Капитан-артиллерист, моложаво-веселый, в Брест, в свой гаубично-артиллерийский полк из отпуска возвращающийся, тоже с пересадкою. Да и Алька, младший воентехник, - до Минска.
Все молоды.
Все веселы. Все - в форме красноармейской командирской.
Все коньячок пьют - за знакомство. Капитан из чемодана вынул. Бутылочку. КВВК. На поллитра.
И еще - за прекрасных женщин.
Ударил поезд свободно вперед на Одинцово и Голицыно, а уж опосля - взял курс на Можайск и Гжатск да на Вязьму нажал. Тает в окне закат поздний, июньский. Светит тепло лампа-ночник под абажуром зеленым.
Пахнет в купе военными: ремнями кожаными, сукном свежим, сапогами наваксенными.
И еще - коньяком хорошим.
Войной. Победою. Да кровушкой будущей.
* * *
У товарища полковника газета свежая. "Известия". А в газете на второй полосе - Сообщение ТАСС вчерашнее.
Там много чего говорится. Для тех, кто умеет читать.
ТАСС заявляет, что: СССР, как это вытекает из его мирной политики, соблюдал и намерен соблюдать условия советско-германского пакта о ненападении, ввиду чего слухи о том, что СССР готовится к войне с Германией, являются лживыми и провокационными; проводимые сейчас летние сборы запасных Красной Армии и предстоящие маневры имеют своей целью не что иное, как обучение запасных и проверку работы железнодорожного аппарата, осуществляемые, как известно, каждый год, ввиду чего изображать эти мероприятия Красной Армии как враждебные Германии, по меньшей мере, нелепо.
Товарищ Сталин товарища Гитлера успокаивает.
Ласково.
* * *
Собрались в подземелье архивном Иван Иваныч, Степа да товарищ Кныш. Здесь же - и Хранитель в уголке своем чаек попивает привычно. Иван Иваныч - на правах старшего.
- Для начала нам требуется фронт поиска определить. Искать будем по двум основным направлениям. Первое - это сам тайник. Для этого нам придется то подземелье найти. Это сложно, поскольку никто из нас в том подземелье не был, а знаем мы о нем только по твоим, дорогой Степа, рассказам. Точнее, по рассказам твоего дяди. Но дядю твоего мы порасспросить сейчас не можем, поскольку он, как и обещал тебе, застрелился из своего "Маузера" в начале июня 1937 года. Буквально на следующий день после последнего разговора вашего.
Почувствовал Степа, как глазам вдруг жарко стало да горло комом сдавило. А Иван Иваныч продолжает дальше, как ни в чем не бывало.
- Он тебя, Степа, тем самым спасти хотел. И спас. Объем работы тем летом 1937 года у чекистов был такой, что в круговерти общей они про тебя просто забыли. Так у нас и у них тоже бывает. Ну, а если человек застрелился, то труп-то уже к делу не подошьешь. И потому тебе придется теперь самостоятельно еще и еще раз вспомнить то, что дядя тебе про тайник тогда рассказывал.
- А почему, - спросил Степа, - мы думаем, что документы в тайнике, в Москве, а не где-нибудь в Киеве? Или Минске?
- Потому, - подал голос Хранитель, - что переворот не в Киеве или Минске осуществляется, а в Москве. А Киев и Минск всего лишь приказ из Москвы исполнят. Как и вся остальная страна. Переворот должен законный вид иметь. Переворот должен по правилам совершаться. Страна ничего видеть не должна. Проснулись, а власть сменилась. На вполне законных основаниях. Большевики ведь именно так и поступили, а они-то уж толк в этом знали. Иначе это все мятежом назовут. Как в 1917 году с Корниловым случилось.
- Ты давай кончай тут свою агитацию антисоветскую. Хотя, по-сути, все верно. Побеждает тот, кто одним ударом столицу захватывает. И здесь всегда счет идет даже не на дни, а на часы.
- Но для того, чтобы захватить столицу и высшие органы власти, у заговорщиков здесь должны быть свои люди. На самом-самом верху...
Нахмурился Иван Иваныч.
- Степа. Не лезь туда, куда не надо!
* * *
Закончился коньяк быстро. Даже слишком быстро.
Усмехнулся капитан-артиллерист весело, пряча бутылку под столик:
- Есть предложение, товарищи командиры, продолжить банкет. Прошу в ресторан. Приглашаю!
Улыбнулся полковник, смущенно на жену поглядев:
- Ну, если, товарищ капитан, нас приглашает...
- Так точно, товарищ полковник. Приглашаю. И вас, товарищ старший военфельдшер. Товарищ младший воентехник, - а вам я приказываю. Как старший по званию! Как-никак отпускные еще остались.
* * *
В вагоне-ресторане капитан-артиллерист свою веселость и гостеприимство проявил по программе-то по полной. Рекой шампанское льется. Закуски в очередь выстроились. Горячее на подходе дымится. Салфеточки горбом стоят. Скатерти белизной сияют. Пейзаж ночной за окном вдаль уносится огнями быстрыми.
А тут-то и чудеса: почти весь вагон-ресторан - военным оказался. За каждым столиком - гимнастерки коверкотовые, петлицы суконные, кубари-шпалы малиново-эмалевые да портупеи коричневые лаковые.
Произносит тост капитан-артиллерист:
- За нашу родную Красную Армию!
Поднимает стакан, в ответ, товарищ полковник:
- За товарища Сталина!
Жена полковника, военфельдшер, отвечает:
- И чтобы никаких провокаций пограничных. Дадим прикурить зарвавшимся гадам!
Поднимает стакан и Алька:
- Что бы мы живы были!
Лезут к ее стакану еще два, сверхом налитые, спиртно-дрожащие:
- Так точно, товарищ воентехник!
- Чтоб живы!
И все бокалы да стаканы-то подняли, да и песню затянули красивую:
- В далекий край товарищ улета-а-а-ет...
* * *
А после того - капитан запел задорно всесело:
Для защиты свободы и мира
Есть гранаты, готова шрапнель.
Наши пушки и наши мортиры
Бьют без промаха в цель.
Артиллеристы, точней прицел!
Разведчик зорок, наводчик смел.
Врагу мы скажем: "Нашей Родины не тронь!
А то откроем сокрушительный огонь!"
Подхватили задор тот летчики за столиком соседним - те, что в пилотках темно-синих:
Ты лети наша песня все выше,
Через горы, моря, острова!
Чтобы враг за границей услышал
Этой песни простые слова:
"Мы соколы Советские,
Готовы в час любой
За Родину! За Сталина!
В последний грозный бой!"
Чуть правее - кавалеристы в шароварах широких:
По земле грохочут танки, самолеты петли вьют.
О буденновской тачанке в небе летчики поют!
Эх, тачанка-ростовчанка, наша гордость и краса!
Пулеметная тачанка - все четыре колеса!
Танкисты серо-гимнастерочные тоже не отстают:
У наших танкистов особая стать -
Они не привыкли нигде отступать.
Отважные люди, упрямый народ,
Одна им дорога к победе вперёд.
А дальше уж понеслось по всему вагону-ресторану от столика к столику:
Красная Армия - кованый меч
Право трудящихся должен стеречь,
Ведь от тайги до британских морей
Красная Армия всех сильней!
* * *
- Задача поиска досье была поставлена еще в 1937 году, но не выполнена, поскольку, с одной стороны, угроза заговора военных требовала быстрых и решительных действий, с другой, невозможно было требовать поиска напрямую, ибо существовал риск попадания досье в руки Ежова и его людей.
- А, может быть, они-то и нашли его?
- Нет. Во-первых, они так до конца и не поняли, о чем идет речь. Открытым текстом ставить им задачу было нельзя. Они и искали наобум. Главных заговорщиков они уничтожили слишком быстро. Настолько быстро, что даже мы среагировать не успели. Остальная же мелочь была просто не в курсе дела и на допросах вообще ничего по существу сказать не могла, даже с применением спецсредств и спецмер. Риск, однако, был настолько велик, что уже через год пришлось уничтожать в массовом порядке и людей Ежова.
Выходнул Хранитель и бороду огладил ласково:
- Впрочем, есть еще одна гарантия того, что Ежов о досье ничего не знал.
- Какая же?
- Он не сделал никаких попыток им воспользоваться. Как и все его люди. Даже под угрозой гибели. А ведь в такой ситуации человек за жизнь цепляется. Он на все способен бывает.
- А сейчас-то ведь мы видим то же самое. Аресты идут, а заговорщики бездействуют.
- Сейчас время напряженно-предвоенное, и они все это энают прекрасно. И потому они, скорее всего, ждут начала мобилизации. Только это гарантированно даст им возможность быстрого и полного перехвата власти в Москве. Такой выигрышной позиции у Ежова тогда не было. Поэтому товарищ Сталин и опасается провокаций на границе - как искусственного повода для начала мобилизационного развертывания со всеми вытекающими.
* * *
Заснул товарищ полковник. Заснул капитан. Жена полковника заснула тоже - уж час как.
Закрыла Алька дверь купе, отделяя коридор ярко-ламповый от темноты тепло-зашторенной. Присела на полку свою свежезастеленную. Включила ночник неяркий у изголовья.
И почувствовала, что поезд-то тормозит, притормаживает.
Станция! Проплыл в окне вокзал чуть подсвеченный фонарями перронными. Еле-еле можно на фронтоне разобрать напись буквами широкими: "Смоленск".