- Значит, так. Если ты вступил в игру, тебя не имеет права контролировать никто. Ни НКВД, ни НКГБ, ни Прокуратура. Ты теперь - в номенклатуре ЦК. Но для прикрытия будешь считаться прикомандированным в распоряжение Прокурора СССР генерал-майора товарища Бочкова и наркома юстиции диввоенюриста товарища Рычкова. Вот тебе документы. С этой стороны все чисто будет, поскольку дело возбуждено не только по факту угона, но и по факту злоупотребления служебным положением. То есть, не только 162-я, но и 116-я УК РСФСР. Подследственность - прокуратуры.
- А как же особый порядок рассмотрения? Он ведь только для дел о террористических актах и преступлениях контрреволюционных предусмотрен?
- Молодец, матчасть знаешь. Только не понимаешь пока одного - что именно в настоящий момент к контрреволюции относится, ленинско-сталинский ЦК партии решает. Да и кому решать, как не ему? Тебе или, скажем, мне что ли? Так что контрреволюционным преступлением и угон автомобиля может оказаться, и растрата средств денежных и посиделки в ресторане с девицами неизвестными. Тут комплексно смотреть надобно. Потому в одном лице, выходит, объединишь ты, Степа, и прокуратуру и милицию. Под общим политическим надзором ЦК. Это раз. Такая работа большой ответственности требует. И власти. Поэтому ты с этого дня не сержант, а младший лейтенант милиции. Вот конверт, в нем петлицы новые с тремя кубарями и копия приказа наркома о присвоении тебе внеочередного спецзвания. Это два. Возьми их и положи в дальний карман.
- Служу...
- Вольно. Держи. И - в дальний карман. Надеть их не скоро придется. О форме своей красивой раз и навсегда забудь. Свои доспехи орденоносные сбрасывай. Светиться тебе ни к чему. Только в штатском ходишь теперь - да так, чтобы внимание не привлекать. Это три. И четвертое. Кабинет тебе выделят. Прям в этом здении. И даже на этом этаже. Ты имеешь право по закону затребовать любые документы, заказывать любые экспертизы, проводить любые следственные мероприятия ради нашей общей цели. Если проблемы - сразу обращаешься ко мне.
- Какова же общая цель?
- М-да... Нам истина важна. Истина. Полная и абсолютная.
- А что есть истина?
- Вот ты нам и ответишь. И на остальные вопросы тоже. А чтобы тебе веселее искалось, вот тебе это удостоверение мое специальное, на шелке парашютном. Такое только избранным дается. Так что считай себя избранным. Серьезно. Вопросы?
* * *
- Скажите, а это не вы, случайно, в фильме "Александр Невский" были дублером товарища Черкасова?
Улыбнулся Иван Иваныч - во всю ширь тридцати трех зубов фарфором сияющих.
- Я. Но не только. Был еще и комкор, ныне генерал-майор, товарищ Доватор. Об этом после расскажу как-нибудь. А пока - вот тебе кабинет тут же, на этаже. Правда, телефоны прослушиваются. Ключи и печать лови. Это раз. И вот тебе еще один мой подарок... Это два.
И лег на стол сукна зеленого пистолет "Браунинг" маленький, красы неземной, полированный, - в карман гимнастерочный поместится свободно.
- Это тебе, чтобы застрелиться смог. Мало ли что...
И - не обращая внимания на степино смятение тихое - продолжил голосом ровным:
- А теперь - о способах связи договоримся...
* * *
Вы спросите, друзья мои: а почему же документ тот секретный требует подчинения сперва от партийных, а уж потом от советских органов власти.
Этот вопрос выдает в вас, мои хорошие, людей, никогда в СССР том славном не живших.
Дело в том, что в государстве рабочих и крестьян партийная власть поставлена выше государственной и дублирует ее на всех уровнях. Ибо, как сказано в самой верной и правильной книге на свете, партия большевиков и государство неотделимы в Советской стране.
Вот, например, учитель истории простой. Может он работать в такой же простой школе советской?
Да - скажите вы, и не правы будете. Ошибетесь. Обмишуритесь.
Учитель работать сможет, если первичная парторганизация ему то разрешит. Но учитель истории еще, как правило, и сам секретарь парторганизации низовой. А как его на пост тот назначить, точнее, избрать? А на то есть райком партии. Вот райком и решит. А уж массы потом - изберут.
А если учителя завучем или директором захотят сделать? Тут тоже - райком решает. Как решит, так отделу образования Исполкома Райсовета или Горсовета сразу директива - такого-то назначить! А такого-то - не назначить. И не приказ это никакой, Боже - упаси! Нет! Просто мнение. Мнение компетентных товарищей. Мнение руководства, тесно с массами связанного. Мнение самой партии нашей великой.
А если избрать нужно руководителя области или города? Председателя исполкома. О! Теми делами уже не райком или горком - тут сам обком повелевает. А коль руководителя республики? То уже ЦК партии тогда принимает решение. И так далее. Председателя облисполкома или облсовета, например, все тот же ЦК назначает. А уж наркомов утверждает только само Политбюро ЦК. И товарищ Сталин.
Партия контролирует все. Или почти. Все. Но главное - партия контролирует все назначения на все посты. Директора бани. Директора школы. Ректора вуза. Директора пединститута. Начальника склада. Начальника Главка. Наркома. Председателя Исполкома Моссовета. Командира дивизии или корпуса. Командующего войсками военного округа.
* * *
А как же Советы, именем которых власть наша рабочее-крестьянская зовется-именуется? А в них избирают только тех, кто партией проверен. И выбора на тех выборах советских в обыденном понимании фактически нет. Но это в отсталом смысле. В буржуазно-безыдейно-бездуховном.
Это в буржуазных государствах выборы превращены в игру толстосумов. Это у них победит тот, кто больше газет купит да радиостанций пропагандой забьет. Честно это? Ась? Даже если кандидатов в бюллетене избирательном пять или десять? Может ли рабочий простой в тот списочек кандидатов попасть? Может ли крестьянка простая выборы выиграть? Нет! Вот и сидят у них везде буржуины поганые. Вот и правит везде у них металл презренный.
А у нас - все иначе. У нас - полная и абсолютная справедливость. Выбирают и выдвигают только достойных. В бюллетене - одна кандидатура. Самого-самого достойного. Хочешь - голосуй. Хочешь - нет. Но - голосуй-не-голосуй, все равно получишь подарок. В виде делегата-депутата народного, достойного, передовика-орденоносца, плоти от плоти народа великого да партии ленинской.
* * *
Вся эта система в целом - НОМЕНКЛАТУРОЙ партии нашей родной, ВКП (б), именуется.
Это и правильно. Единственно правильно! И естественно.
Ибо массы легко могут жертвой самой разнузданной пропаганды буржуазной стать. Ибо массы легко на обман поддаются. Массы ведь вести нужно, как наша партия ленинская учит. А кому же еще вести те массы? Кроме партии ленинской?
Потому по Конституции в СССР - власть Советов и органов ими образованных.
А на деле...
На деле тоже. Советская власть у нас в стране советской - истина то абсолютная, правда кристальная. Но не вся. Через Советы власть осуществляет партия - передовой отряд рабочего класса, колхозного крестьянства и трудовой интеллигенции. Если в Советах сидят-заседают по праву самые лучшие - то в партии и ее руководстве самые-самые лучшие, самые-самые ответственные, самые-самые преданные делу мировой революции и мирового социализма.
Или вы в нашей партии родной сомневаетесь?!
* * *
Вышел Степа из кабинета как на крыльях. Кружится голова Степина. Еще бы - задание ему дано высокое партией и правительством. И дядя Яша, царство ему, наверное, небесное, здесь же оказался упомянут. И - букетик тот изумрудно-платиновый, что сейчас ногу сквозь карман царапает. И мозги его, степины, тоже - царапает тот букетик до боли.
Сразу Степа к адъютанту, за столом смирно сидящему, обратился, потому как не к кому больше - пуста приемная:
- А сегодняшняя сводка, товарищ сержант, есть уже?
Согнулся адъютант в полупоклоне. Понимает адъютант, что милиционер с двумя кубарями, из дверей кабинета начальника милиции вышедший, вполне может завтра и самим начальником оказаться. А ромбы ему, начальнику, и потом навесят. Бывали уже случаи. И потому протянул адъютант папочку Степе краснокожую, в которой сводки да доклады только начальнику лишь самому и представляются:
- Так точно. Вот. Сегодняшняя.
Просмотрел Степа сводку взглядом быстрым.
Сфотографировал мысленно.
И папочку адъютанту отдал вежливо.
- Спасибо, товарищ сержант!
Привычка - она ведь нам дана свыше. С ней спорить нельзя. Привык Степа за полгода сводочки те читать да анализировать.
Но вывел его из задумчивости адъютант вышколенный:
- Товарищ следователь, вот вам талоны в нашу столовую.
Очнулся Степа от мыслей своих занимательных.
- Спасибо...
- Вы не поняли. Это в НАШУ столовую талончики... Для высшего начсостава... Как идете - налево от главной лестницы...
- Я все понял, - кивнул ему Степа.
Вот он и стал номенклатурщиком высоким. Карьера сделана.
* * *
Засел Степа в свой кабинет личный. Невелика комната, но стол есть. И сейф. И портрет товарища Дзержинского. И телефоны - городской связи и селектор. И окно, правда, во двор внутренний, но со шторами и фестонами.
Опустился Степа в кресло. Вынул конверт с петлицами новыми. Перекрутил с них себе на петлицы гимнастерочные по кубарю сине-эмалевому. Наощупь - потому как зеркала нет, а гимнастерку снимать Степа побоялся почему-то. Но вроде бы - провел пальцами несколько раз - ровно получилось да симметрично.
Начальником себя Степа почувствовал сразу большим. А что начальник делает обычно? По телефонам звонит да приказы отдает. Потому и снял трубку тяжело-эбонитовую с селектора Степа да номер Секретариата Управления набрал.
Щелкнуло в трубке.
- Секретариат слушает.
Не успел Степа придумать, что ему, собственно, от Секретариата надобно. Но та том конце провода ждали. И потому сказал Степа первое, что в головушку ему пришло в ясную:
- Мне, пожалуйста, сводку сегодняшнюю.
- Пять минут!
И отключились.
А Степу в ногу вновь та брошка царапнула. Вынул он ее из кармана галифе, чертыхнувшись. На стол положил. Из планшета своего комсоставского лупу извлек, на брошь взглянул сквозь линзу выпуклую. Точнее, на клеймо и пробу.
И выдохнул - нет, не та! А, может, и та.
Хрен знает!
Сидит Степа в кресле, стекло увеличительное в руках своих крутит да на брошь на ту смотрит.
И вспоминает - о том, о чем забыть пообещал когда-то строго и накрепко.
* * *
Родителей своих Степа не знал почти. Отец, командир красный, погиб под Каховкой, а мать - утонула, купаясь в Днепре, когда Степе и пяти лет не было. Взял Степу на воспитание дядя. Дядя Яша. Дальний родственник по материнской линии.
Непростой дядя Яша человек совсем, ой - непростой. С тайнами. Живет дядя Яша в самом центре Киева-града славного, на горе, в квартире двухкомнатной в большом просторном доме, который все домом Гинсбурга называют. Окна с видом на Днепр да на парк Мариинский.
Сбегает мимо вниз, к Крещатику бывшему, ныне Воровского улице, улица Двадцать пятого Октября. Напротив - Октябрьский дворец, где НКВД Украинской ССР помещается. Рядом - улица Кирова со стадионом "Динамо" имени славного сталинского наркома внутренних дел УССР комиссара госбезопасности первого ранга товарища Балицкого. И улица Маяковского, с цирком знаменитым. А дальше вверх, направо - улица Орджоникидзе пошла, на которой новое здание штаба Киевского военного округа расположено.
Но не просто так дядя Яша в доме знатном квартиру двухкомнатную занимает. Заслуженно.
Во-первых, он - Гражданской войны герой, воевал в Восьмой армии под командованием товарищей Гиттиса, Любимова и самого Тухачевского, в прорыв мамонтовский получил ранение тяжелое, да чуть от сыпняка возвратного не помер потом в бараке тифозном.
Во-вторых, дядя старый соратник товарищей большевиков и всей славной ленинской партии. Еще до революции была у дяди в Москве ювелирная мастерская, которая для нашей партии родной играла роль простой банальной отмывочной-прачечной. Получал дядя на счета деньги, обналичивал, да товарищам спускал. И наоборот - получал он от товарищей деньги в пачках хрустящих, да на счет свой банковский клал, а потом переводил в банки в Швейцарии да во Франции на прокорм партийцам-эмигрантам прожорливым. Все чисто, все законно.
В-третьих, дядя и по сей день считался в Киеве одним из крупнейших специалистов по драгоценным камням и ювелирным изделиям. И не только в Киеве.
А отсюда следует то, что у дяди в знакомых - почти все руководство Украинской советской социалистической республики. Тут и Председатель Совнаркома УССР товарищ Любченко. Тут и Председатель ВЦИК УССР товарищ Петровский. Тут и Первый секретарь ЦК КПУ товарищ Косиор. Тут тебе и комиссар госбезопасности первого ранга товарищ Балицкий. Тут, наконец, и сам командующий Киевским военным округом, командарм первого ранга товарищ Якир, с которым дядя еще с Гражданской дружил.
* * *
Всем нужны дядины знания. Всем нужны дядины связи. Авторитет дядин тоже пригодится. Ведь у всех больших начальников есть жены капризные. А ведь жены те все - ювелирные изделия качественные любят и ценят. Сильно-сильно. Лучшие друзья жен больших начальников, помимо самих начальников, это рубины, изумруды, бриллианты и драгметаллы оформленные высокохудожественно.
Приносят те начальники броши да серьги, да кольца с браслетами. Иногда и диадемы приносят. Совет профессионального ювелира потомственного всем всегда нужен. Или - сами чего прикупить хотят. Сидят потом в гостиной, коньячок под балычок схарчивают да песни поют революционные.
И все должны мы
Неудержимо
Идти в последний смертный бой!
А для ценностей всяких у дяди - сейф стальной с диском шифрозамка никелевым. В сейфе - деньги во всех валютах и те ценности, которые дядя не продаст и не отдаст никогда. И пистолет "Маузер К96 Боло" в полированном ящике-прикладе. Еще с Гражданской остался - подарок от Реввоенсовета Южного фронта, с табличкой бронзово-полированой на рукоятке.
Спрашивал часто Степа дядю:
- Дядя Яша, а как тебя при царе в Москву-то впустили, с чертой-то оседлости?
- А я, Степа, тупой ты поц, высшее техническое училище окончил с отличием у нас и университет в Базеле. И статус купца первой гильдии себе честно купил.
- А в армию в начале Империалистической войны чего не пошел?
- Ах, Степа. У меня же плоскостопие было и астма.
- А за подпольную деятельность тебя не арестовали и не закрыли почему?
- А потому что дружить надо со всеми. У меня клиентами были все господа губернаторы, в том числе и флигель-адъютант, его превосходительство генерал-майор Джунковский - который потом всеми жандармами России командовал, - да еще и его высокопревосходительство действительный тайный советник, его сиятельство, граф Муравьев. А уж помимо - все обер-полицмейстеры московские, и начальники департамента полиции, и начальники губернского управления жандармского.
- А чего ж ты тогда в революцию пошел, раз дела шли так замечательно?
- А ради тебя, дурака. Ради будущего. Ладно! Ты уроки-то, кстати, сделал, шлемазл ленивый? А теорему Дезарга выучил? А теорему Паскаля? А задания по латыни и греческому? А Джойса и Борхеса дочитал?..
* * *
Окончил Степа школу - и сразу на Киевский Краснознаменный машиностроительный завод Љ393, он же - бывший завод "Арсенал", учеником устроился. И в заводское училище. Хорош завод тем, что здесь все время с оружием имеешь. А если повезет, и мастер допустит - то и с оружием самых разных заграничных систем и марок.
Решил Степа сперва на производстве поработать да себя попробовать, потому что все равно - в армию ему идти скоро, уже этим летом. Да и дядю стеснять не хотелось: переехал Степа, несмотря на протесты дядины, в заводское общежитие на улице Коминтерна, возле вокзала железнодорожного. Но к дяде всегда забегал - по вечерам или по выходным когда, в свободное время от занятий в кружке Осоавиахима, свиданий горячих с девчонками свежими киевскими да прыжков с парашютом в аэроклубе бориспольском.
В тот день, на излете жаркого мая 1937 года, зашел Степа как всегда к дяде Яше, а дядя Яша - весь белый, иссохший. В халате засаленном. Пот холодный на лбу высоком да жилы синие на шее тонкой. Подбородок небритый в щетине сизо-седой. Волосы от пота влажные ко лбу желто-лимонному прилипли. Руки дрожат.
Жара - а в квартире все окна закрыты, зашторены. Духота стоит - аки в бане. Не успел Степа сказать ничего сказать, как дядя Яша его в кресло втолкнул, да выдохнул жестко:
- Сиди и слушай. Вопросы все потом будут. Твой призыв когда?
- Осенью. Мне еще фабзавуч в июне заканчивать...
- Плевать на твой фабзавуч. Иди сейчас. Куда угодно. У тебя фамилия другая, жил ты в последний год не со мной... ты сможешь скрыться. Если, конечно, не будешь стоять как памятник.
- От кого и куда скрываться-то, дядя Яша?
- От...
* * *
- В общем, так. Слушай сюда. Ты знаешь, что я для партии делал очень многое. Очень и очень. Для Московского комитета, прежде всего. И знаю об этом тоже много. Но тайны я хранить умею. И ты хранить ее тоже будешь, тайну великую. Больше некому. Никому про то не рассказывал никогда, а тебе - расскажу.
Налил дядя в стакан большой жидкости коричневой из бутылки прозрачной с заграничной наклейкой. Выпил жадно, кадыком худым двигая.
- Так вот. В сентябре 1918 года многие думали, что нам совсем немного осталось. Казачье на Дону, Комуч на Востоке, немец на Западе, да мятежи по всем городам крупным. Террор белый. В самого Ленина стреляли, суки вражеские. Антанта через послов своих заговор организовала. Руководство республики нашей, советской, тогда всерьез подумывало, что опять уходить в подполье придется. Даже я, грешным делом, себе документы липовые выправил, чтобы из Москвы бежать. Одна надежда была - на Европу. Что там тоже полыхнет, как и у нас, пока война не закончилась.
Замер дядя, воспоминаниями поглощенный. И продолжил тихо, глазами по сторонам зыркая.
- В то время я по своей профессии основной работал, по ювелирной продукции. Реквизировали ее тогда по Москве много, а я при МЧК - за эксперта-оценщика был. Потом мы ценности эти через лиц подставных на черных биржах реализовывали, чтобы золото получить. Золото, оно везде ценится. Революционерами. А мы тогда много средств в Германию закачивали. Германия считалась в плане революции грядущей самой перспективной. А я? Что я... Я... и делал работу свою вполне официально - через органы власти советской. За небольшой гешефт, конечно...
Еще раз опорожнил стакан дядя. Кашлянул. Вновь речь его потекла ласково-грозно.
- А тут ночью одной дождливой, холодной, приезжает ко мне знакомый из Московского комитета, который тогда уже в ЧК работал. Здравствуете, дескать, товарищ Левинсон, нам ваша помощь нужна. И очень срочно. Что же - нужна так нужна. Сели мы в машину, да по Москве темной поехали, сквозь патрули да свозь дождь. А пойми там - патруль это или бандиты в матросской форме и в кожанках. Поэтому у всех у нас - наганы в ладонях, все как на пружинах сидим. Приехали к монастырю Златоустинскому, в то время уже закрытому. Во двор въехали под ворота. В собор пошли, а в соборе - в подклет, а там и дальше вниз по ступенькам, по ходу подземному...
Снова выпил дядя из стакана жадно. Отдышался. Рукавом халатным задышал, сопя.
- Приходим мы в склеп. Большой склеп, в несколько камер. Там - надгробия рядком стоят старые. Мой знакомый поясняет: это, дескать, генерал-адмирал Апраксин, брат царицы Марфы, сподвижник самого Петра Великого, а вот в другой камере - адмирал Муханов, а там... еще кто-то, я уж и не упомню сейчас. По центру - ящик с лампой керосиновой, а на крышке его - сокровища лежат несметные...
- Сокровища?
- Сокровища. Я такое только в алмазном фонде Кремля видел. Россыпи - бриллианты, изумруды, рубины... но главное - украшения. Все качественное, все со вкусом подобранное, все в комплектах... И тут мой провожатый молвит, что, дескать, надо опись составить...
- Ну а ты?
- Я и составил за час с небольшим. Ты мою память знаешь, у тебя самого она наша, потомственная. Все-все я помню. А пока я составлял список тот - мой знакомый с шофером два ящика железных тяжеленных волокут в два-три приема на раз-два. Принесли, поставили, открыли, подсветили. Посмотрели, перешептались тихо... Глянул я краем глаза туда - а там...
- Тоже сокровища?
- Хуже! Да ты дослушай! Закрыли мы те ящики железные вместе со всеми сокровищами в тайник под плиту в том склепе подземном, да наверх, в собор выбрались - а знакомый-то мой в тот проход бомбу-то как швырнет и орет нам: "Ложись, блядь!". Ахнуло так, что на нас сверху штукатурка посыпалась с фресками. Лежим, кашляем - они прямо в проходе, а я за столп отпрыгнуть успел. Смотрю - лаз тот завален-засыпан, свод взрывом обвален. И тут вдруг - от входа еще трое с фонарями. Не успели мой знакомый с шофером подняться - как их тут же и положили, прямо в затылки. А у меня даже нагана нет - в склепе, дурак, выложил да и забыл. Забился я в угол, думаю - найдут, тоже в расход пустят. Но не нашли. Да и не искали особо - ведь в храме темно, а им, судя по всему, сказали, что двое всего там будет. И торопились они сильно. Выбрался я кое-как, как они ушли, - и на вокзал, да в эшелон сразу, который на Южный фронт уходил. А там документов никто не спрашивал. Хочешь воевать - воюй. Вот так я в славной Восьмой армии и очутился...
- И что?
- А то, что в ящиках тех лежали дела из архива Министерства Внутренних Дел, Департамента полиции да охранного отделения Петроградского. Может, и не все важные, но некоторые - наиважнецкие! Эти дела все еще с февраля 1917 года искали. Потому как там про очень многих сказано было всякое интересное. И про вождей современных тоже. И не только про их делишки с Охранкой да Департаментом... Да! Там ведь том феврале в архивах пожар еще был. А суд Окружной так вообще сгорел. Потому некоторые легковерные подумали, что и документы сгорели тоже. Полностью. Их уже Временное правительство отыскать пыталось, но не нашло ничего. И все поверили, что они пеплом стали. А ведь до сих пор они не пепел совсем. Совсем не пепел...
Побледнел дядюшка. Еще коньяка с натугой глотнул.
- Ты что думаешь, что когда летом 1917 года большевиков обвинили в связях с Генеральным штабом кайзера, это их напугало? Нисколько. Подумаешь, у немцев деньги брали. Да в то время все брали. Кто-то у немцев, а кто-то у англичан с французами. Тем более, что все улики косвенные были. А вот если бы те документы обнародовать - большевикам бы кирдык пришел полный уже тогда... И не только большевикам. И Троцкого, думаешь, почему так долго из страны нашей славной не выпускали, почему до сих пор жизнь ему сохраняют? Считают, что архив этот его люди захватили да за кордон переправить успели. Думают, что он их к нему приведет. Только нет у Троцкого ничего. Потому как самые-самые дела из архива того - до сих пор в Москве, в монастыре Златоустинском лежат в склепе, нетронутые.
- Так что же в тех документах такого?
- Много чего. Их читать да разбирать надобно. Но я к некоторым тем историям доступ имел, как ты знаешь. В том числе - и по вопросам денежным. И могу сказать тебе - если это сейчас станет известным, то... - закашлялся дядя, - то никому там, - он поднял выразительно вверх длинный тонкий чувственно-музыкальный палец, - не жить. Это яд, который любого убьет. Даже...
* * *
Пожал Степа плечами, пока дядя еще коньяка во внутрь тела своего принял.
- Так и что с того? Нам с тобой от того беда какая? Ты же сам сказал, что тебя в том соборе не видел никто, а тех знакомых твоих на месте пришлые чекисты - или кто они там - уложили. Вряд ли те, кто их убил, про те документы знали.
- Знали. Про документы, а не про клад, конечно. Мои знакомые ведь именно документы там и прятали. На всякий случай. Мало ли что. Той осенью ведь всякое могло произойти. В том числе - и в партии, и руководстве республики советской. Я так думаю, что сотрудники ЧК стали тайник в склепе организовывать да и на клад тот напоролись. Нежданно-негаданно. Для того и меня вызвали, чтобы понять - настоящий клад или нет.
- А почему же именно этот монастырь?
- Я и сам думал. Потом только понял. Дело в том, что Златоустинский был ближайшим, уже тогда полностью закрытым монастырем, в котором даже формально не обитали всякие монахи и прочие ненужные свидетели. Там чекисты держали все. Он - в двух шагах от Лубянки. Точнее, в одном. Да еще и с древними подземельями. Остальные монастыри - Сретенский, Богоявленский, Заиконоспасский, Ивановский, Рождественский и прочие еще под церковью были, хоть и контролировались, конечно, органами. Там еще монахи жили да паломники ходили разные.
Помолчал пару секунд дядя.
- Тот, кто их архив прятать послал - тот и тех, которые опосля приехали, туда же направил. Чтоб поле зачистили. Следы заметали...
- А кто же их послал?
- А я знаю? Кто-то очень большой. Думаю, что, возможно, сам Дзержинский. Ему нужно было за многое отчитаться-выслужиться еще с эсеровского мятежа июльского. Или Председатель ВЦИК республики товарищ Свердлов. Он весной 1919 года умер - и все концы в воду. А может, и не он. Так вот, Степа, к делу. Времени у нас мало. Почти нет. Тебя никто не видел, как ты ко мне шел?
- Да вроде бы нет.
- Хорошо. Тогда смотри. Смотри внимательно.
Взял дядя со стола брошь. Бриллиантовые цветы. Рубиновые плоды. Изумрудные листики. Основа - платинова. Все вместе - красы неземной.
* * *
- Видишь?
Повертел Степа брошь в пальцах. Посмотрел в стекло увеличительное. Отдал обратно.
- Вижу. И что?
- Она - оттуда. И принес мне ее пару недель назад наш бывший командующий округом товарищ Якир. Жене, дескать, понравилась. Его в Ленинград переводят - хотел подарок сделать с новосельицем. Ты понимаешь, что это значит? Откуда она у Якира? Да не жена, шлемазл, а брошь. А? Это значит, что кто-то нашел тот тайник, да Якиру-то брошь и передал. В последнее время. И этот кто-то - ближайший соратник товарища Якира. Тот, кто продавать эту вещь не стал бы товарищу Якиру ни при каких обстоятельствах, чтобы слухов ненужных не было. Тот, кто товарища Якира хорошо знает и ему доверяет.
- Ну и что? Ну, передал. Ну, нашел архив, ну...
- Ты нукать-то кончай! Не запряг пока! Слушай внимательно! Брошь у Якира оказалась не так давно, значит, скорее всего, и тайник обнаружен недавно. Так вот, тот, кто нашел тайник с кладом да архивом - не должен сидеть на тех бумагах, как собака на сене. И не будет сидеть. Он действовать станет, ибо в последние месяцы, после московских процессов, после волны весенних арестов, счет идет уже не на недели, а на дни. Он должен тот меч-кладенец использовать, иначе его самого сомнут. И я думаю, что некоторые люди, связанные с Якиром, не просто тот архив нашли - они и взаправду готовились его использовать уже на июньском пленуме предстоящем, чтобы совершить coup d"etat. Государственный переворот, то есть. А ближайший друг и соратник Якира, его покровитель, его патрон - Маршал Советского Союза товарищ Тухачевский!
Вот тут-то у Степы все внутри и опустилось. Разом. Все прямо в кишку прямую ушло. Целиком. А дядюшка-то завершил весь разговор, быстро слова глотая да очками блестя:
- Пару месяцев назад Ворошилов заявил, что в Красной Армии есть скрытые враги, которых пока еще не выявили. И тут же пошли значительные перестановки. Тухачевского в мае убрали из центрального аппарата Наркомата обороны в Приволжский округ. Якира из Киева тоже убрали, в Ленинград. На его пост уже назначили командарма второго ранга Федько из Владивостока, из штаба ОКДВА. А там, в штабе том - там только люди Блюхера, ненавидящего новых выскочек и на сегодняшний день преданного Ворошилову целиком и полностью!.. Вот, смотри еще... В газетах написали, что вчера на своей квартире застрелился бывший начальник Политуправления Красной Армии, заместитель наркома обороны, армейский комиссар первого ранга товарищ Гамарник. И прямо указали, что Гамарник был в числе заговорщиков. Со всех постов его сняли и из ЦК выперли. Все ясно. Все понятно. Sapienti sat!
Хлопнул дядя ладонью по столу - да так, что Степа вздрогнул.
- Заговор раскрыт. Их опередили. Якир, думаю, уже арестован. И Тухачевский. Они все уже трупы. И очень многие тоже. Идет такая волна, что сметет тысячи, десятки тысяч. Кто-то и выживет. Но не я. Мне уже - никак не уйти. Про мои связи с Якиром все знают. Не отверчусь.
Помолчал дядя, взгляд в стену уперев. И завершил тихо:
- И живым не дамся, потому как ведаю хорошо про работу их мастеров дел заплечных. У них во всем признаешься и все подпишешь. А мне признаваться нельзя никак, иначе я еще с собой кучу народа могу утащить... Но вот ты уйти еще можешь. И потому - уходи. И обо мне - забудь.
- Куда же я уйду?
- О горе мне! Дал же Бог племянника глупого. Да в армию, конечно. У тебя же призыв! Сейчас же. Сегодня же. Завтра поздно будет. Уходи! Ступай!
* * *
Ушел Степа тогда. Прямо в военкомат. И забыл про все - как дядя велел.
Даже про клад тот узнать подробнее ничего не успел.
И уже в воинской части, в учебной роте, прочитал Степа в газетах о суде быстром и скором над высшими командирами Красной Армии - гражданами Тухачевским, Якиром, Уборевичем, Фельдманом, Корком, Путной, Примаковым, Эйдеманом.
Судило их Специальное Судебное присутствие Верховного Суда СССР в составе армвоенюриста товарища Ульриха, Маршалов Советского Союза товарищей Блюхера и Будённого, командармов первого ранга товарищей Шапошникова и Белова и командармов второго ранга товарищей Алксниса, Дыбенко и Каширина. Военные судили военных. Заседание шло один день. Точнее - полдня. Приговор - ВМН, приведен в исполнение тут же, без всяких обжалований.
Вся страна осудила кровавых преступников, фашистов, заговорщиков, вставших на путь предательства своей социалистической Родины.