Аннотация: Удивительные приключения испанца-первооткрывателя в те времена, когда мир был огромным и неизведанным, когда галеоны и бригантины бороздили бушующие океаны, а мужество воителя, фанатизм верующего и алчность мародера шли рука об руку...
Нынешние времена - уже не чета былым. Люди стали мельче, дела их и помыслы - приземленнее, а ведь совсем недавно... Да что говорить, когда за океан плывут уже не за властью, золотом и славой, а чтобы избежать тех опасностей, которые грозят людям в Старом Свете. Подумать только! - за Океаном стало безопаснее, чем здесь, где земля делена-переделена, где все закоулки обшарены тысячу раз, где совсем не осталось тайн, и где я теперь сижу в этом притоне и давлюсь пойлом, которое тут именуют "вином"! Правильно, сбережения мои пошли прахом, но я же не жид-скупщик, не контрабандист - я был солдатом, и неужели эти вот шрамы не стоят бесплатного куска мяса и лишней кружки этой разбавленной пакости? Да, времена не те, а то бы я за хорошие деньги продал те тайны Нового Света, которые знаю, какому нибудь молодому искателю приключений... О, он бы не прогадал, даже выложив мне целое состояние! Но где те искатели... Поэтому я сижу здесь в тщетной надежде напиться и развлекаю своими воспоминаниями босяков и их подружек! И это при том, что в моих жилах течет не простая кровь... Вы и в самом деле хотите услышать эту историю о Ксочипилльки?
Я, Франсиско де Леон, больше полувека назад был не более богат, чем ныне, но при этом - молод, отважен и - что греха таить? - глуп. Уже тогда чувствовалось, что лихорадка Конкисты спадает: богатство следовало поделить, а покоренные земли - привести в порядок. Великие царства индейцев были завоеваны, и на неизведанных землях оставались лишь мелкие нищие племена, таящиеся в дебрях первобытных лесов: в походах на них было легко получить стрелу, но невозможно обрести богатство. Новые экспедиции предпринимали лишь такие родовитые бедняки, как я - предпочитавшие опасность и славу бедности и безвестию. Однако я сумел - о причинах этого я расскажу чуть позже - набрать у себя на Родине достаточное число спутников, чтобы отправиться за океан, причем - при поддержке короля. Без этой поддержки мои замыслы никогда бы не осуществились - ведь все мое имущество состояло к тому времени из двуручного меча, из поколения в поколение передаваемого в нашей семье.
Да, не в пример многим нынешним, я немало могу рассказать о своих предках - о, они были хорошими воинами, в их жилах текла благородная кровь вестготов! Это кровь и сейчас дает себя знать - такие светлые волосы и такие голубые глаза, как у меня, вы редко встретите ныне в Испании даже у знати. Здесь, на землях будущей Кастилии, мы жили еще до мавров, а потом рыцарь из моего рода, изгнанного мусульманами за Пиринеи, участвовал в их разгроме Карлом Молотом при Пуатье. Мои предки ходили воевать за Гроб Господень, и участвовали в Реконкисте со времен Родриго Диаса де Бивара - столь славен и стар мой род! Хотя о его истинной древности я, собираясь в Новый Свет, и не подозревал... Меч же был семейной реликвией, и предания говорили, будто бы мужчины нашего рода сражались только им, неизменно одерживая победы. Он, при всей своей древности, был великолепного качества, и, как я сам убедился, мог легко перерубать вражеские лезвия, не говоря уже о доспехах. Никаких особенных узоров или украшений на нем не было, только на "яблоке", венчавшем рукоять, был с двух сторон выбит двухголовый орел или сокол, державший в лапах круглый венок с каким-то полустертым символом: я могу сказать только, что это не крест. Да, мой родовой герб был также прост и таинственнен одновременно: черный силует льва на ярко-алом фоне, над ним - слово "клятва", под ним - "месть". Смысл же герба еще до моего рождения сгинул во тьме веков.
Мы отправлялись в неизвестность, и нас было всего пятьдесят человек при двадцати лошадях. Целью нашего похода был поиск легендарного святилища язычников, живших в глубине девственных лесов на юго-западе от побережья. Индейцы называли эту святыню "Ксочипилльки" и говорили, что она была построена давным довно, еще до того, как к ним пришел Кетсалькоатль и ниспроверг старых богов, и будто бы этим самым богам и посвящен тот нечестивый храм. Святилище было почитаемым, точнее - его просто боялись, а от темных сил, правящих там, предпочитали откупаться дарами жрецам. Таким образом, поход на Ксочипилльки был возможностью совместить благое дело утверждения истинной веры с обогащением за счет воинских трофеев. У короля и заокеанских губернаторов был свой резон помогать нам. Не раз бывало, что маленькие отряды, подобные нашему, находили верный путь к цели, но не вынуждены были возвращаться, остановленные нехваткой продовольствия, дикарями или непреодолимыми для малого количества людей препятствиями. Разумеется, затем по их следу отправлялись королевские войска, и вся добыча доставалась им.
Мы прибыли в Куману, рассчитывая сразу же продолжить свое путешествие, но не тут то было. Поблизости полыхала война - будто обезумев, индейцы, казалось бы - сломленные и покорные, бежали в леса, к своим нечестивым собратьям, а потом собирались в большие полчища и устраивали набеги на поселения испанцев. Их уже не пугали ни аркебузы, ни пушки, ни тяжелая конница, ни огромные потери, которыми они платили за каждого убитого европейца и за каждый сожженный дом. Местный губернатор, обрадовавшись столь нежданному подкреплению, объяснил мне, что ни о каких экспедициях в глубь континента, пока индейцы не сломлены, не может быть и речи. Я с радостью принял его предложение, и после нескольких месяцев упорных сражений мои соратники из неопытных искателей приключений стали закаленными ветеранами - конкистадорами. Индейцы же почему-то перенесли на мой отряд тот суеверный страх, который прежде испытывали перед лошадьми и огнестрельным оружием. Узнав об этом трепете, я решил, что причина - в том, что при первой же возможности приказывал прекращать огонь и биться врукопашную. Недостаточно подготовленных и слабых духом это обрекало на смерть - но и враг больше не мог отступить, унося на себе раненых! Сражаясь, подобно предкам-крестоносцам, в первых рядах своим древним клинком, я думал, что с кровью рыцарей мне передалось и определенное отвращение к оружию дальнего боя.
Едва оказавшись в Новом Свете, я почему-то ощутил сверхъестественную ненависть к местным жителям. Она усугублялась осознанием того, что их набеги отдаляют меня от заветной цели - Ксочипилльки. И в то же время... в то же время, я чувствовал, что эта земля мне не совсем чужая, с нею связаны какие-то "воспоминания", которые я все никак не мог осознать до конца. По ночам мне снились кошмары - в них я принимал участие в еще более страшных битвах, чем наяву, видел фантастических чудовищ и богохульные обряды, пытки и казни. В этих снах я также был предводителем белокожих воинов, сражавшихся с драконами, морскими дьяволами и ордами дикарей, однако я и мои воины были облачены в необычные доспехи и шлемы с высокими гребнями, а ездили не только на лошадях, но и на единорогах. Во сне я знал, что мы - последние защитники умирающей Империи, которую окружают враги, но стоило мне проснуться, и все знания о мире моих сновидений уходили вслед за сумраком ночи, оставляя лишь ярость, направленную на индейцев.
Оглядываясь назад, я могу сказать о моих тогдашних подвигах только одно: это была кровавая вакханалия. Непокорные язычники и те, кто скрытно сочувствовал им, были поставлены церковью вне закона. Конечно, священники и королевская администрация не поощряли и зверств, потому что им нужна была рабочая сила и паства, однако увидев, что индейцев быстро не успокоишь, а единственная реальная сила против них - это я и мои головорезы, на меня махнули рукой и приказали любой ценою восстановить порядок, используя свой отряд и местные войска. Я согласился, и в этой войне пролилось больше крови, чем за все века до того на алтарях здешних божков! Упорствующих в язычестве пленников чаще всего ждал костер, впрочем - мы стремились действовать быстро и, не тратя время на религиозные судилища или транспортировку пленников в Куману, просто обезглавливали их. Казнь через сожжение становилась участью индейских женщин и детей, которые не участвовали в сражениях, но поддерживали мужчин своего племени. огню предавали мы и их селения, а капища с их столбами-идолами разоряли. Я так возненавидел это племя, что приказал даже раскапывать курганы их почитаемых вождей и жрецов, чтобы демонстрировать бессилие их духов перед конкистадорами. Удивительно ли, что индейцы теперь вообще не сдавались в плен? Однако это им не помогало, я раз за разом одерживал победы, хотя иногда все висело на волоске, и лишь мой личный пример вдохновлял моих солдат, не давая им покинуть поле боя. Однажды, во время боя за переправу, рухнул непрочный мост через реку, отрезав мне и тем, кто был со мною на вражеском берегу, путь назад. Вокруг было кольцо во много раз превосходящего нас противника, и наиболее здравомыслящие соратники подсказывали мне занять оборону с аркебузами в руках, пока остальная часть войска не переправится к нам на лодках. Однако я только рассмеялся и обнажил меч, прекрасно осознавая, как опасно сейчас дать дикарям овладеть инициативой и показать свою слабость. Позабыв про огнестрельное оружие и арбалеты, мы врубились в вижжащую и улюлюкающую массу индейцев и обратили их в бегство прежде, чем переправа была вновь налажена. В этом бою я заработал себе у дикарей прозвище "обезглавливателя", а по их поселениям пополз слух, что я неуязвим для земного оружия...
И что вы думаете? Моя беспощадность дала совершенно неожиданные плоды. Прежде пленные индейцы умирали, сжав зубы, не желая выдать свою главную тайну: кто и во имя чего поднял их на борьбу после стольких лет покорности белым завоевателям? Но однажды ко мне привели уродливого подростка-полуидиота, который, тем не менее, говорил чисто и внятно. По его словам, война, помешавшая мне добраться до Ксочипилльки, и вспыхнула именно из-за того, что еще до моего прибытия жрецам этой святыни стало известно: она может разделить участь всех прочих языческих капищ. На вопрос, что же это такое - Ксочипилльки, парень ответил, что это "большой-большой дом", где живут "старые боги" и "черный человек", который кормит богов жертвенной кровью, и что будто бы этот "дом" построили неведомые существа еще до того, как сюда пришло его племя, а больше он ничего не знает. Я приказал отпустить дурачка - мое сердце переполняла радость! Немедленно пошел я к губернатору и, стуча кулаком по столу, потребовал солдат и провизии, чтобы одним ударом поставить дикарей на колени и добраться до их тайного святилища, наверняка ломящегося от золота. Губернатор не дерзнул со мною спорить - похоже, белые к тому времени боялись меня не меньше, чем индейцы, кроме того, он был бы рад покончить с набегами одним ударом. Я посадил своих головорезов на коней, а самых преданных назначил командовать отрядами пеших солдат - взамен прежних, назначенных губернатором. И мы двинулись в поход.
Мы шли все дальше на юго-запад, преодолевая болота и заросли. Трижды вставали на нашем пути объединенные воинства всех местных племен, раз за разом все больше, и трижды мы обращали их в бегство. По ночам они пытались застать нас врасплох, но мы успешно оборонялись. Я не изменил своим принципам, и при каждом удобном случае прекращал перестрелку и приказывал перейти в рукопашную - теперь я еще и берег боеприпасы, и как выяснилось - не зря.
И вот наше мужество было вознаграждено. Указывая на землю под ногами, один из моих старых соратников позвал меня... да, он обнаружил заросшие, едва различимые среди местной буйной растительности каменные плиты, в совокупности образовывающие настоящую, давным-давно заброшенную, дорогу! Мы нашли даже колеи для колес, что было тем более удивительно, что местные жители никогда колесным транспортом не пользовались. Я ликовал - несомненно, эта дорога ведет в Ксочипилльки, которое станет для меня тем, чем стал для Кортеса Теночтитлан. Мы продолжили свой путь вглубь неизведанных лесов, придерживаясь древней дороги. По сторонам ее время от времени попадались вертикально вкопанные глыбы, на которых, словно в посрамление самого Времени, были навечно выбиты резцом безвестных скульпторов богомерзкие, невероятно искусные образы змееподобных тварей. В некоторых сюжетах шла речь о поклонении и жертвоприношениях этим чудовищам, а на одном из камней было изображено разрушение города огромным гибридом спрута, дракона и летучей мыши. Мне пришло в голову, что здесь свили свое гнездо почитатели не местных языческих богов, но самого Врага Рода Человеческого, и я поделился этими соображениями с нашим капелланом. Он встревоженно ответил, что точно таких же чудовищ когда-то почитали нечестивцы Вавилона и Египта, и призвал нас, "ради всего святого", быть осторожнее. Однако никто не препятствовал нам углубляться в заросли, и хотя мы все время чувствовали поблизости индейских наблюдателей, они не переходили к агрессивным действиям. Понимая, что спокойствие в глубине враждебной территории всегда обманчиво, я, стоило мне услышать отдаленный гул, источник которого я не мог определить, приказал держать оружие наготове, и как выяснилось - не зря.
Древняя дороге неожиданно оборвалась, и я увидел свою мечту, Ксочипилльки. Это была гигантская многоступенчатая пирамида в низине, от которой, как я узнал позднее, во все стороны расходились заброшенные пути, выложенные каменными плитами. Та ее сторона, которая была обращена к нам, нарушала гармонию трех других, типичных для тамошних пирамид - она была не ступенчатой, а гладкой, к ней вела каменная лестница, а в ней самой были проделаны врата, сквозь которые мог спокойно пройти великан. И все пространство внизу, между склоном, по которому нам предстояло спускаться к этому чуду языческих зодчих, и самим Ксочипилльки, было заполнено индейцами. Они, в своих причудливых головных уборах, в боевой раскраске и звериных шкурах, явно ждали нас. Видно было, что здесь, у входа в святилище, они готовились дать последний смертельный бой. Об этом меня шепотом уведомил капеллан, но я лишь усмехнулся и ответил, поглаживая эфес меча: "В таком случае, придется их всех перебить!". Я был спокоен - да, это было самое большое войско индейцев, с каким мы только встречались, но ведь и за мною шел не жалкий отряд искателей приключений, а многочисленные, закаленные в боях ветераны, с оружием, какое и не снилось этим дикарям! Враги были, видимо, охвачены священным трепетом - не было больше видно их обычного неистовства, не звучали гортанные боевые кличи и проклятия, они в молчании стояли, предоставив инициативу нам. И это было их ошибкой.
Уже в начале сражения я поймал Удачу за хвост! Атака верхом, в которой принимал участие я сам и мои самые близкие соратники, позволила оттеснить индейцев и расчистить территорию для стрелков и двух захваченных из Куманы пушек при минимуме потерь. Не давая врагу опомниться, мы выкатили орудия вперед, а сами взялись за аркебузы. Начался ад кромешный - после первых же залпов пороховой дым покрыл все вокруг, мешая нам и индейцам видеть друг друга, и мы продолжали палить наугад, получая в ответ крики боли и ужаса. Мы тоже несли потери, время от времени солдаты падали, убитыми или ранеными вражеской стрелой, но я лишь твердо командовал: "Сомкнуть ряды!".
Почувствовав, что враг рассеян, и желая сберечь боеприпасы на случай чего-то непредвиденного, я наконец приказал прекратить огонь и ударить на врага с клинками в руках. Развернув испанское знамя и непрерывно крича "Сантьяго! Сантьяго!", мы бросились впреред, и на ступенях, при своей огромности словно не предназначенных для людского племени, самые упорные защитники Ксочипилльки встретили свой конец. Кровь залила площадку перед входом в святилище, раненые и умирающие тщетно молили о пощаде - озверевшие от близости победы солдаты и отчаянно сопротивлявшиеся индейцы не оставляли упавшим противникам ни единого шанса выжить. И в этот миг со мною начало происходить нечто странное...
Соратники потом рассказали мне, что я странно изменился еще во время атаки - будто бы я начал что-то кричать на неведомом языке. Я этого, хоть убей, не помню, зато помню странное чувство, будто я уже сражался здесь, на подступах к Ксочипилльки, и, что самое странное - защищал языческую святыню от каких-то врагов. Я шел сквозь кровь и смерть, словно во сне - и перед моими глазами смешались мои солдаты и таинственные воины в шлемах с гребнями из моих ночных видений. Поднявшись к огромному входу в святилище, я ясно услышал, вернее - почувствовал, зов, шедший из глубины Ксочипилльки. Теперь я знал, что этот зов был со мною всегда, но лишь теперь он стал столь громок, что достиг сознания. Опустив меч, я медленно пошел вперед, в полумрак, освящаемый факелами, и продолжающийся бой позади перестал для меня существовать.
Я оказался в зале, который превосходил своими размерами все, что я только видел. По его периметру чадили факелы и святильники, высились статуи, а на стенах были видны барельефы, подобные виденным нами по дороге сюда, но только в десятки раз большие. На них снова были изображены змеи, драконы, крокодилы и такие мерзкие создания, каким даже названия сразу не подобрать. Обнаружил я и источник зова, притягивавшего меня в Ксочипилльки - он был где-то под полом, в глубине, там словно било чье-то гигантское сердце, а через трещины между плитами пола просачивались туманные испарения, усугубляя скудную освещенность зала. В центре высилось что-то вроде ступенчатой пирамиды в миниатюре, должно быть - постамент или пьедестал, а может быть - алтарь для жертвоприношений. Присмотревшись, я вздрогнул - на вершине этого возвышения виднелась человеческая фигура. Я замер, и какое-то время ничто не нарушало покой языческого святилища, а затем человек на постаменте сделал мне повелительный знак рукою приблизиться. Будучи готовым встретиться, быть может, с самим Дьяволом, я подошел к нижней сткпеньке возвышения. Незнакомец так же сделал шаг вперед, выйдя на свет из мрачных клубов подземных испарений - и я вскрикнул, но не от страха, а от удивления.
Это был негр огромного роста и могучего телосложения, облаченный в классические одеяния индейского жреца - украшенный драгоценными камнями и золотом зеленый плащ до самого пола и великолепную тиару. Но как мог чернокожий не только занимать такое высокое положение, но и вовсе быть здесь, где еще не ступала нога даже белого человека и где на протяжении веков не было никого кроме индейцев? Может быть, это индеец, в ритуальных целях разукрасившийся черной краской? Нет, ничего подобного - не только по цвету кожи, но и по всем чертам своего лица это был негр, и лицо его выражало угрюмое торжество. За спиною его висел какой-то предмет, который я в тот момент не сумел рассмотреть, как следует.
-Воин из рода Львов пришел в святилище Великого Змея! - провозгласил чернокожий, поднимая руки к невидимым во мраке сводам. Он говорил на прежде неведомом мне языке, равно отличавшемся от испанского и от индейских диалектов, но почему-то я понимал каждое слово. Я понял, что это он говорит обо мне и, даже не удивишись, на том же языке осведомился:
-Откуда ты знаешь, кто я такой?
Жрец громогласно расхохотался:
-От отца к сыну передавалось Знание, что прежде, чем Повелитель Пустынь восстанет из Холодной Бездны и пожрет море и сушу, потомок антланийской знати придет туда, где потерпели поражение его предки!
-Но здесь никогда не было моих предков! Сюда вообще не доходили белые люди!
Ужасный, торжествующий и презрительный смех вновь прогремел под сводами Ксочипилльки:
-Молчи, неведающий, и не оскорбляй своим неведеньем Того, Кто Ждет! Ибо много лун назад, так много, что целые Империи успели расцвести и пасть, белокожие воины Антлани отступали, теснимые лемурийцами и их союзниками из пустыни Мут, к своим длинным кораблям. И воин из рода Льва пал в этом храме, как за много лун до него пал Черный Жрец Патамара от руки воина из рода Льва! Внемли - Антлань и Лемурия скрылись в волнах океана, но память крови пережила многие годы: и потомок с мечом своих предков вернулся, как и было предсказано! Вернулся - чтобы умереть!
Эти чудовищные завывания обратили меня в камень. Жрец же, распаляясь, продолжал:
-Слушай, белый человек с голубыми глазами - там, под плитами своего Храма, в глубочайшей из бездн, спит твой Ужас и твоя Смерть, которая восстанет, чтобы править миром, как когда-то, до Кетсалькоатля с Востока! Так будет, если долгие века питать его кровью и трепетом жертв. Но прежде, стоило минуть половине срока, приходил воин рода Льва и убивал жреца, прерывая жертвоприношения и обрекая Великого на голод! И каждый раз, когда проходила половина срока, нужная для того, чтобы зачах и обратился в тлен Владыка Подземелий, приходил Черный Жрец и убивал воина из рода Льва, возобновляя жертвоприношения! И каждый из победителей воспитывал в ожидании поединка своего сына, а тот - своего, и знание о поединке переживало народы и страны, и целые континенты. Десять тысяч лет назад здесь пал твой предок, воин из рода Льва - и так же точно здесь ты встретишь свою судьбу, ибо Древнему пришла пора пробудиться. Он жаждет твоей крови! Слава! Слава! Слава Великому Змею!.. Теперь же - пусть говорит оружие.
Он опустил руки, расправил плечи - и сползло с его плеч облачение жреца, упала, жалобно звякнув, золотая тиара. Теперь передо мной стоял не священнослужитель, но варвар - в одной набедренной повязке, мускулистый, покрытый шрамами. В его руках оказался тот предмет, что висел до этого за спиною, и я наконец понял, что это - огромный меч, но не металлический, а словно каменный, которым, тем не менее, чернокожий потрясал так, словно тот был полым внутри. В моей голове тем временем проносились обрывки прежних сновидений и только что сказанные чернокожим слова. Значит я - последняя надежда на то, что где-то в неведомой могиле под Ксочипилльки не пробудится погибель всего живого, змей - Сатана, подобный тем, что изображены на барельефах?
-Зачем ты рассказал мне все это? - угрюмо спросил я, и рука моя сжалась на рукояти меча так, что побелели костяшки пальцев. Чернокожий горделиво вскинул голову:
-Чтобы ты знал, почему ты умрешь.
-О нет! - сквозь зубы ответил ему я, и даже задрожал от переполнявшей меня ненависти. - Для того, чтобы я знал, почему умрешь ТЫ!
Держа древний меч обеими руками, я стремительно взбежал по ступеням и оказался лицом к лицу со своим врагом. Времена слились - теперь во мне пробудился давний предок, который жаждал отомстить за былое поражение. Не ожидавший такого напора чернокожий сделал несколько шагов назад, выставив вперед свое странное и страшное оружие.
-Гррромовержец! - взревел я на неведомом языке, сам не понимая, откуда в моем сознании всплыл этот языческий титул верховного Бога, и обрушил свой меч на врага.
-Сетхи! - гортанно откликнулся он, отбивая мой удар. Наши мечи встретились и высекли искры. Прямо перед собою я видел искаженное злобой лицо чернокожего. И я вновь нанес удар. И еще раз. И еще...
Мы рубились в этом сказочном языческом храме, на возвышении, освещенном факелами, словно гладиаторы, за которыми безмолвно наблюдают призрачные зрители. Больше не было ни испанского дворянина на службе у могущественнейшего христианского короля, ни жреца, посвященного в мудрость тысячелетий. Были два варвара, словно выбравшиеся из первобытных пещер, подобные друг другу, но в то же время - различающиеся во всем, начиная от цвета кожи и заканчивая целью этого смертельного поединка. Мы то обменивались быстрыми ударами, то скрещивали мечи и безмолвно боролись в центре постамента, то бродили кругами, скалясь, как голодные звери, и ожидая вражеского промаха... А потом опять бросались друг на друга.
Мой враг был сильнее, и главное - выносливей меня. Скорее всего, он находился в том опьянении, свойственном фанатикам, когда все, помимо единственной цели, перестает иметь значение. Но я не поддавался, не смотря на усталость. Я рубился с Черным Жрецом так, как бились с галлами и гуннами мои предки - вестготы, как сражались с сарацинами и маврами крестоносцы из рода де Леон! А под каменными плитами Ксочипилльки ворочался Ужас, и каждый мой промах сопровождался его утробным бормотанием, а каждый промах чернокожего - протяжным стоном из бездны. Мой враг, наконец, смекнул, что ему достаточно просто измотать меня, и я окажусь целиком в его власти, поэтому он более почти не предпринимал попыток достать меня своим оружием, но лишь отбивал мои удары. Признаюсь честно - спас меня случай.
Черный Жрец, решив, что я окончательно обессилел, высоко занес над головою свой меч и обрушил его на меня. Я попытался отбить удар, одновременно уходя с его линии, но мне это удалось лишь частично: каменное лезвие прошло слева от меня, и в моей руке остался лишь обломок старинного двуручника. Я потерял равновесие и упал навзничь, однако не ожидавший такого поворота событий чернокожий также не устоял на ногах, и быстрее, чем я смог отреагировать, придавил меня к полу всем своим весом, при этом обломок меча распорол ему горло, упершись в шейные позвонки. Будь рана менее тяжела, он вполне бы сумел задушить меня прежде, чем сам истек бы кровью, но смерть наступила мгновенно. С трудом выбрался я из-под убитого и побрел, почти ничего не соображая, к выходу, туда, где затихал шум боя. Представ перед своими солдатами - шатающийся, покрытый кровью, безоружный - я только пробормотал что-то вроде: "Все нормально, ребята! Я убил их предводителя..." и упал на каменную площадку. Капеллан рассказал мне, что следующие три дня я провел в исступленном бреду, крича о "запертом в подземельях Дьяволе", "перерождении" и "гигантских щупальцах, покрытых слизью".
Те, кто был в Ксочипилльки после меня, уже не видели ядовитых испарений и не слышали страшных звуков из бездны под каменными плитами. Более того, мою экспедицию признали бессмысленной, потому что найденные в небольшом количестве золото и драгоценности даже не окупили затраты на ее организацию. Принимая во внимание, впрочем, то, что волнения индейцев прекратились после нашего похода, губернатор Куманы не взыскивал долг с меня, но в то же время дал понять, что больше никогда не доверит мне возглавлять затеи такого рода. Тогда я подался в Старый Свет, благо там опять полыхали войны...
Вот так вот - пока ты силен, здоров, молод и хорошо владеешь мечом, ты нигде не пропадешь, и впридачу можешь даже совершить какой-нибудь возвышенный подвиг. А когда состаришься - никто и не вспомнит, что был такой Франсиско де Леон! Даже божественного внимания к своей персоне я не видел и не вижу, а ведь выходит, что в Ксочипилльки мне довелось сорвать планы самого Сатаны... Но я не в обиде на Бога. Видимо, у него тоже есть дела поважнее, чем приглядывать за стариком-конкистадором! Хотя... я бы был рад, преврати Господь в память моих старых похождений помои, которые подают в этом притоне, в настоящее вино - хотя бы в одной моей кружке.