В дороге под перестук колес хорошо думается - ведь никуда не надо спешить. Константин Дроздов поглубже засунул руки в карманы куртки, поежился, втянул голову в плечи. Он ехал в гости к своему бывшему начальнику Алексею Михайловичу Романцеву, пятнадцать лет назад ставшему священником.
Подумать только - он ехал в гости к Романцеву, которого когда-то шибко недолюбливал - за излишнюю, как тогда казалось, строгость. А вот теперь, в тяжелую минуту он ехал к нему за советом - как к священнику.
Вообще-то Романцев, особо не конспирируясь, ходил в церковь еще тогда, когда это было не только не модно, но и всерьез мешало карьере.
Блестящий специалист и хороший организатор, Алексей Михайлович вполне мог стать генеральным директором НИИ тонких технологий. Но как же доверить такую должность верующему человеку? Вот и стал Романцев начальником исследовательского сектора. Того самого, в котором работал Дроздов.
Редко в какую семью не приходит беда. Постучалась она и в семью Романцева. Жена и дочь Алексея Михайловича возвращались на машине с дачи. Вечер, сильный туман, лобовое столкновение...
В той страшной аварии погибла жена Романцева, а его семнадцатилетняя дочь Софья в тяжелейшем состоянии попала в больницу.
Никто из врачей не верил в то, что девушка выживет. Алексей Михайлович взял отпуск и три месяца не отходил от постели дочери. Веры своей Романцев никогда не скрывал, хоть и посмеивались втихаря за спиной подчиненные, но когда Софья, к удивлению всех врачей, на своих ногах вышла из больницы, начальник исследовательского сектора, далеко не последний человек в институте, оставил работу.
Из отдела в отдел летела невероятная новость: Романцев в попы ушел!
Алексея Михайловича рукоположили в сан и назначили приходским священником в один из полуразрушенных сельских храмов.
Так пути Романцева и Дроздова разошлись, а встретились они лишь спустя двенадцать лет на православной выставке, куда Константин Аркадьевич зашел чисто случайно - медку купить. Именно тогда Алексей Михайлович дал Дроздову свой адрес и телефон, и сказал на прощанье: "Захочешь - приезжай".
Боковым зрением Дроздов уловил за стеклом какое-то движение, и, оторвавшись от воспоминаний, прильнул к окну. От железнодорожного полотна в сторону леса со всех ног бежал небольшой заяц. Достигнув кромки леса, зайчишка остановился, и, повернувшись к проносящейся мимо электричке, застыл любопытным серым столбиком.
"Ну, натерпелся серый страху"! - подумал Константин Аркадьевич и усмехнулся. Однако, вот и станция. Пора выходить.
Белоснежную, недавно выкрашенную церковь Константин Аркадьевич заметил сразу. Подле нее темнел небольшой домик священника. Все три окна ярко светились: было видно, что гостя здесь ждут.
Алексей Михайлович встретил Дроздова на пороге. За эти годы Романцев слегка похудел и осунулся, но его рукопожатие было по-прежнему твердым и уверенным.
- Пошли чай пить, - хлопая гостя по плечу, предложил хозяин. - Вижу - продрог.
Дроздов выложил на стол нехитрые столичные гостинцы - большую коробку шоколадных конфет, палку колбасы и печенье, и окинул взглядом небольшую, но светлую кухоньку.
В правом углу в оправе вышитого рушника небольшая икона Богородицы. Рядом с ней - маленькая полочка с фотографиями. На столе - льняная скатерть...
Сели чаевничать.
- Как вы тут в глуши живете? Скучно, небось? - мелкими глотками прихлебывая ароматный зеленый чай, спросил Константин Аркадьевич.
Романцев не успел ответить - в дверь позвонили.
Алексей Михайлович извинился и вышел в прихожую, наполовину прикрыв за собой дверь.
- Я к вам на минутку, - услышал Дроздов молодой женский голос. - Варенья вот принесла. Вашего любимого - вишневого. У вас же все вишни в прошлом году засохли, а у нас их полон сад.
Сквозь приоткрытую дверь Дроздов разглядел молодую светловолосую женщину в темном плаще. Рядом с ней стояла такая же белокурая девочка лет трех.
Как Романцев не отнекивался, а тяжелая двухлитровая банка перешла к нему в руки.
Хозяин пригласил гостью к столу, но женщина отказалась: "Да нет, у вас же гости", - и вместе с девочкой исчезла за дверью.
Алексей Михайлович вернулся на кухню с банкой варенья в руках:
- Сейчас мы его и откроем! - усмехнулся хозяин. - Спрашиваешь, как я живу? Не скучно ли?- подсаживаясь к столу, продолжил он. - Не скучно. Первых пять лет церковь отстраивал и с пьянством боролся. С переменным успехом. Борюсь и сейчас. Не скажу, что все в ажуре, но успехи есть.
Алексей Михайлович отхлебнул из чашки и продолжал:
- Та женщина, что принесла варенье, пришла ко мне около четырех лет назад, по сути, за благословением на аборт. Забеременела в девятнадцать лет по глупости. Отца в семье нет, не замужем, специальности тоже нет. Мать прикладывается к бутылке. Ну и что мне было ей сказать?
Я ей говорю: "Инночка, одну ошибку ты уже совершила. Сделаешь другую - возможно, никогда себе не простишь".
"Да кто ж меня с ребенком замуж возьмет? - отвечает сквозь слезы. - Чужие дети никому не нужны".
"Инночка, - говорю я ей. - Бог даст - возьмут и с ребенком. Для нормального человека ребенок не помеха. А шалопаю и собственный ребенок не нужен. Только зачем тебе такой?"
Поплакала она у меня. Напоил я ее чаем, и она ушла. Честно скажу - думал, сделает аборт. Ан нет - Инна ребенка оставила. И знаешь что самое интересное - мать Инны после рождения внучки бросила пить: смысл в жизни появился. Не скажу, что живут они без проблем, но живут.
Романцев замолчал. Молчал и гость.
Они медленно потягивали остывающий чай и смаковали варенье, которое оказалось на редкость вкусным и ароматным.
- Ну, выкладывай. Что там у тебя? - отодвигая чашку, наконец сказал Алексей Михайлович. - Вижу же - не просто так приехал.
- Пятилетнему внуку предстоит тяжелая операция на почке. Врачи не дают никаких гарантий, - тяжело вздохнув, тихо ответил гость.
- Врачи редко дают гарантии, - помолчав, ответил священник. - Вон когда моя Соня после аварии вышла из больницы, все врачи, как один, говорили, что она не сможет родить. А сейчас у меня трое внуков. Старшему, Никите, - уже одиннадцать, Виктору - восемь, а младшей, Арине - четыре. Балуют ее все безбожно, - с этими словами Романцев встал, снял с полки фотографию в темной деревянной рамке и протянул ее Дроздову.
Между двух парней, сидя верхом на огромном плюшевом тигре, лучезарно улыбалась красивая рыжеволосая девочка.
Константин Аркадьевич зачем-то провел пальцами по фотографии, словно проверяя ее на ощупь, усмехнулся и протянул фото Романцеву.
- Я знаю одну хорошую клинику в Германии, - ставя фотографию на полку, добавил священник. - Даст Бог - все хорошо будет. Нужно надеяться на лучшее.
За разговорами засиделись до двух часов ночи, но, несмотря на это, Константин Аркадьевич на удивление хорошо выспался: то ли вечерний разговор на него так подействовал, то ли - обилие икон в спальне, то ли сама успокаивающая и умиротворяющая атмосфера этого дома.
Наутро после завтрака стали прощаться.
- На вот, возьми для внука, - Алексей Михайлович протянул Дроздову небольшой медальон с образом Богоматери на мелкой серебряной цепочке.
Константин Аркадьевич никогда не отличался особой набожностью, но теперь, прежде чем положить образок в карман куртки, прижал его к губам.
- Я вот все спросить хотел, - остановившись на пороге, сказал вдруг гость, - а почему вы тогда в священники ушли?
Романцев перехватил взгляд Дроздова и ответил:
- Я пообещал Богу, что если Софья выживет, оставлю все и пойду нести Его Слово. Всякое бывало, бывали и тяжкие дни, но ни разу о своем решении я не пожалел.
Константин Аркадьевич кивнул, пожал хозяину руку и вышел.
А через несколько часов он надел подаренный священником образок на шею спящего внука, повторяя про себя: "Даст Бог - все хорошо будет. Нужно надеяться на лучшее".
Прикосновение холодного металла разбудило ребенка, он открыл осоловелые ото сна глаза:
- Деда, ты?
- Я, - шепотом ответил Дроздов. - Я медальончик тебе на шею повесил. Ты смотри, его не снимай - он будет тебя оберегать. И спи, спи.
Малыш глубоко вздохнул, перевернулся на другой бок и вновь безмятежно уснул.